Текст книги "Дым и зеркала"

Автор книги: Жюль Бёф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА 7

ГРЕГ КИРШ. ПОКАЗАНИЯ

Там ты свое получишь назначенье,

Приказ и деньги на снабженье войска.

Страна в огне. Высоко враг парит.

Ему иль нам паденье предстоит.

В. Шекспир. «Генрих IV», ч.1, акт 3, сцена 3

«Мое имя – Грегори Натан Кирш, я родился в тысяча девятьсот семидесятом году в бывшем Советском Союзе, службу проходил в воинской части, расположенной на территории бывшей ГДР, в сентябре девяностого года я дезертировал из своей части, нелегально перешел границу и, оказавшись в Западной Германии, обратился в посольство Израиля с заявлением о репатриации.

Я служил в израильской армии с середины девяносто первого года по январь двухтысячного, после чего уволился в запас и поступил на работу в компанию «Сигма», предоставляющую услуги в сфере индивидуальной и корпоративной безопасности.

В две тысячи восьмом году, когда я занимал должность начальника отдела индивидуальной безопасности, я получил письмо от ранее не известного мне мистера Игоря Летова, который пригласил меня приехать к нему в Лондон для обсуждения, как было сказано в письме, профессиональных вопросов, представляющих взаимный интерес. Это письмо пришло по обычной почте на мой служебный адрес и было написано от руки на бланке лондонской гостиницы «Лэйнсборо». Это меня сперва несколько удивило, потому что рукописные послания в деловой переписке уже много лет не используются. Потом, когда я уже познакомился с мистером Летовым, он объяснил, что сам он не пользуется компьютерами, а нанять секретаря у него еще не было времени, потому что вопросы личной безопасности имели первостепенную важность.

К письму прилагался чек из банка «Мидлендс» на сумму десять тысяч фунтов, которые покрывали стоимость авиабилета, проживание в гостинице, мои суточные и вознаграждение за три дня пребывания в Лондоне. Копия чека вместе с оригиналом письма была изъята полицией при обыске в моей квартире после смерти мистера Летова.

Мы встретились с мистером Летовым в офисе его лондонского адвоката мистера Джеймса Деланси, и мистер Летов сказал, что меня ему рекомендовали русские бизнесмены, пользовавшиеся в прошлом услугами «Сигмы», и что он хотел бы, чтобы я организовал его личную охрану в Соединенном Королевстве. Он предложил мне возглавить его службу безопасности, подобрать персонал и принять все необходимые меры для того, чтобы, как он выразился, он мог чувствовать себя комфортно. Мы оба говорили по-русски, но там была Джулия, сотрудница мистера Деланси, которая ему переводила содержание разговора.

Мы обсудили условия моей работы, и я согласился.

Численность созданной мною группы колебалась от пятнадцати до тридцати человек в зависимости от объема работы. Мы обеспечивали охрану лондонской квартиры мистера Летова и его загородного особняка, того самого, в котором он скончался.

Примерно через год мистер Летов предложил мне передать техническое руководство группой Норману Мэю из охранной фирмы «Инленд Секьюрити» с тем, чтобы я мог неотлучно находиться при нем, везде его сопровождать, информировать Мэя о всех его планах и передвижениях и координировать действия сотрудников. Он предложил значительно увеличить мое вознаграждение, мне были выделены комнаты в лондонской квартире мистера Летова и в его особняке, в эти комнаты были выведены сигналы со специально установленных тревожных кнопок и экраны камер видеонаблюдения.

С этого момента я и мистер Летов практически не расставались, за исключением редких случаев, когда он просил меня выполнить какое-либо особо конфиденциальное поручение.

За последние месяцы мистер Летов серьезно изменился. Пока в суде рассматривался его иск к правительству России, он неоднократно говорил мне, что непременно выиграет это дело, после чего Россия будет вынуждена заплатить ему четыре миллиарда долларов. То, что Россия отказалась исполнять решение суда, и ему надо теперь самостоятельно разыскивать и арестовывать российское имущество по всему свету, было для него серьезным и неожиданным ударом. Его финансовое положение сильно пошатнулось, и он уже не мог поддерживать тот стандарт жизни, к которому привык. У него начались нарушения сна, он стал раздражителен, часто впадал в депрессию. Отдаваемые им распоряжения стали противоречивыми, он отказывался выслушивать возражения, я был серьезно озабочен также провалами в его памяти, которые происходили все чаще, причем обратиться к врачам он отказывался категорически.

Я приведу пример.

За две недели до смерти мистер Летов распорядился увеличить число камер наблюдения на территории особняка. Раньше там было двенадцать камер – две на подъездных дорогах, четыре – в лесу за оградой, а оставшиеся шесть – по периметру. В самом здании камер наблюдения не было никогда. Мистер Летов приказал установить еще четыре камеры – одну перед крыльцом, и три – около гаражной двери. Места для этих камер и поле обзора для каждой из них он выбирал самостоятельно и мои возражения проигнорировал.

Мне показалось очень странным такое внимание к площадке перед гаражом. С точки зрения безопасности, панорамный обзор бетонированного пятачка площадью в двадцать квадратных метров не имел никакого смысла, о чем я и сказал мистеру Летову. Но, как уже было сказано, он только отмахнулся и настоял на своем. Я полагаю, что это была совершенно неразумная трата денег, сособенно с учетом стесненных обстоятельств, в которых мистер Летов находился.

Еще один пример его странного поведения. Примерно в то же время, когда мистер Летов распорядился установить дополнительные камеры наблюдения, он приказал заменить дверь в ванную комнату, в которой впоследствии было обнаружено его тело. Раньше это была обычная дверь с рычажными ручками с обеих сторон и блокиратором внутри. Мистер Летов приказал заменить ее на новую, в которой вместо внутреннего блокиратора был толстый металлический засов, с дверными ручками никак не связанный. Также он потребовал, чтобы в эту дверь был вставлен банемский замок, но с замочной скважиной только изнутри. Я категорически возражал против этой замены, потому что при такой конструкции открыть дверь из спальни было бы невозможно, и в случае какого-либо инцидента пришлось бы высаживать дверь. Мистер Летов вел себя со мной очень грубо и даже пригрозил увольнением, если я буду продолжать подвергать сомнению его распоряжения. Еще он приказал заложить кирпичами окно, которое вело из ванной комнаты во двор особняка, и дополнительно установить на этом окне толстую металлическую решетку.

Такое поведение мистера Летова было совершенно нерациональным и внушало мне серьезные опасения относительно его психического состояния.

Утром, в день своей смерти, мистер Летов проснулся в половине девятого, позавтракал и приказал мне поехать в Лондон, забрать его знакомую девушку Светлану из гостиницы «Вестбери» и отвезти ее по адресу, который она мне назовет сама. После этого я должен был вернуться в особняк. Это означало, что примерно в течение двух часов мистер Летов будет находиться в особняке один, без охраны, потому что из-за его финансовых затруднений, поддерживать безопасность на том же уровне было невозможно. Обычно я избегал оставлять мистера Летова одного, но он настоял и только попросил меня полностью закрыть дом, потому что он никуда выходить до моего возвращения не собирается. Перед выездом я обошел дом, убедился, что все входные двери заперты, закрыл и запер ставни на окнах первого этажа.

Я выехал в десять утра, а когда уже был на окружной дороге, позвонил Светлане, сказал, что буду через полчаса, и попросил ее ждать меня в лобби гостиницы. Я был чрезвычайно удивлен, когда она сказала, что она вовсе меня не ждет, что у нее с мистером Летовым была другая договоренность, и она уже едет в оплаченном им кэбе к месту встречи. Я спросил, едет ли она в особняк, но она ответила, что нет, и что они встречаются совершенно в другом месте, до которого ей еще добираться около часа. Это было просто невозможно, потому что в поместье ни одной машины больше не было, и ни к какому месту встречи мистер Летов добраться никак не мог. Я спросил, не перепутала ли она что-нибудь, но она ответила, что не перепутала, и что мистера Летова к этому месту отвезти должен был я. Она очень встревожилась, узнав, что я направляюсь в Лондон, и попросила меня срочно связаться с мистером Летовым и уточнить, кто и куда должен ехать.

На мой взгляд, этот пример убедительно показывает, в каком расстроенном состоянии находилась психика мистера Летова перед его смертью.

Я немедленно позвонил мистеру Летову на его мобильный номер, но телефон не отвечал. Тогда я развернул автомобиль и вернулся в особняк.

В холле на первом этаже я увидел мобильный телефон мистера Летова с двумя неотвеченными вызовами. Самого мистера Летова нигде не было, но, поднявшись в его спальню, я обнаружил, что дверь в ванную заперта изнутри. Я позвал его и, не получив ответа, выбил дверь и увидел, что мистер Летов лежит на полу без признаков жизни. Пощупав пульс, я убедился, что он мертв, спустился вниз и вызвал врачей и полицию.

До приезда медиков и полиции, а также в течение примерно двух часов после их появления, я постоянно находился в холле на первом этаже. Потом констебль предложил мне подняться вместе с ним в ванную комнату и указал на привязанный к перекладине для душевой занавески обрывок черной материи. Я опознал в этом обрывке кашемировый шарф мистера Летова. Вторая часть шарфа была туго затянута на горле мистера Летова, но на нем была черная водолазка, и поэтому я не заметил шарф, когда проверял пульс.

По требованию полиции я выдал им свой компьютер, оба мобильных телефона – служебный и личный, а также все записи с камер видеонаблюдения. Меня попросили также переодеться, и ту одежду, которая была на мне с утра, полиция изъяла для экспертизы. В протоколе допроса я указал, что считаю случившееся самоубийством, и привел примеры неадекватного поведения мистера Летова в последнее время.

Я полагаю, что самоубийство мистера Летова не было спонтанным актом, но планировалось им заранее. Только так можно объяснить произведенные им переделки в ванной комнате, цель которых теперь совершенно очевидна: забаррикадированное окно и неоткрываемая снаружи дверь ванной должны были исключить возможность постороннего вмешательства в тот момент, когда он решит свести счеты с жизнью. В последний момент он, очевидно, решил дополнительно подстраховаться и именно поэтому отослал меня из особняка под явно надуманным предлогом».

ГЛАВА 8

ГРУППА «ХОТСПЕР». ОПЕРА НИЩИХ

У меня припасены на этот случай клеенчатые плащи:

Они прикроют наше платье, которое им хорошо знакомо.

В. Шекспир «Генрих IV», ч.1, акт 1, сцена 2

– Так ведь он неплохо заработает, не так ли Рори? – поинтересовался Дон, глядя на монитор. – Место бойкое. Я ему немного завидую, Рори. А ты ему завидуешь?

– У меня ревматизм и эмфизема легких, – прокряхтел Рори. – Мне на тротуаре делать нечего. Тем более в такую погоду. И погаси сигарету, Дон. У тебя есть свой офис. А я здесь сплю, и из-за тебя всю ночь мучаюсь от кашля. Даже на улице слышно. Если бы я был лошадью, меня бы уже давно пристрелили.

Дон бросил недокуренную сигарету на пол, придавил подошвой, потом, поймав жалобный взгляд Рори, с трудом нагнулся, поднял окурок, огляделся и наконец засунул его в карман брюк.

– Знаешь, почему тебя еще не пристрелили, Рори?

– Потому что я очень умный?

– Брось! Это как раз лошади обычно бывают умными. А ты старательный. Мешок подготовил?

– Через час будет готов. Шредер паршивый, постоянно забивается. Я туда уже два раза лазил. Еще вот эти три пачки надо обработать.

– Откуда у тебя это? – спросил Дон, поворошив груду бумаги на столе.

– Мэт принес. У него в гараже навалом старых счетов. Осталось еще от прежних владельцев дома. Он их все собирался сжечь, но руки, как он говорит, не доходили. Здорово, когда в команде есть такой лентяй и неряха. Вот у меня в Чичестере все на своем месте, и ничего лишнего. Когда закончим эту историю, заедешь в гости, Дон? Я как раз в прошлом месяце перекрасил гостевую спальню.

– Заеду, – ответил Дон и снова повернулся к монитору. – А этот, вроде как, новенький?

– Я насчитал четверых. Меняются каждые двенадцать часов – в восемь вечера и утром. Один отходит, и через минуту на его место приходит следующий. Одет точно так же, но обувка другая. Я по обувке засек.

– И так уже третий день?

– Третий.

– Хорошая работа у ребят. Ну ладно. Закончишь резать бумагу, сложи все в мешок и отдай Нику. Вчерашний мешок они во сколько забрали?

– Сразу же. Тут у них где-то еще один пост есть. Вчера Ник вынес мешок около девяти, когда все уже расходились. Через пять минут из-за угла вывернул какой-то, забрал мешок и быстренько ушел по Рактон Роуд в сторону подземки. Так что еще один пост – это точно. И сдается мне, что у них рации. А может это все же люди Кроули?

– Нет, – сказал Дон. – Непохоже. Про наши дела Кроули и так все знает, ему ставить топтунов незачем. Тебе как тут спится, Рори? Когда они разберутся, что мы им в мешках подсовываем, могут здорово рассердиться. Знаешь, я попрошу Кроули, чтобы поставили поближе парочку крепких ребят на всякий случай.

– Ты прямо сейчас к нему едешь?

Дон кивнул.

– Должен появиться юный Страут с отчетом по Ирландии. Пусть дождется меня. Закончу с Кроули и сразу обратно. Как я выгляжу?

Рори придирчиво оглядет Дона и хмыкнул.

– Очень неброско. На фоне любой помойки будешь практически незаметен.

– Вот, – провозгласил Дон, – спокойное достоинство пенсионера. Был бы ты на службе, скорее откусил себе язык, чем сказал подобное начальнику. Пенсия – единственно подходящее состояние для подлинного британца. Только на пенсии мы ощущаем себя достойными потомками Оливера Кромвеля и прочих великих.

*****************************

Сообщение о подозрительных нищих на Рактон Роуд не на шутку встревожило Кроули. Пришлось рассказать во всех подробностях, несколько раз возвращаясь к самому началу. В целом, конспиративная квартира была устроена почти идеально: одна наружная стена выходила на непроезжую Рактон Роуд, а вторая – на уставленный лотками рынок, так что припарковать напротив окон начиненный аппаратурой фургон или микроавтобус было просто невозможно. Короткий путь от калитки до зеленой двери находился под прицелом камеры наблюдения, а несанкционированные манипуляции с находящимся за зеленой дверью кодовым замком немедленно приводили к тому, что у красной лампочки в полицейском участке на Лилли Роуд начинался приступ веселого подмигивания, а от Лилли Роуд до Рактон Роуд не более двух минут.

Первое появление нищего в серой балаклаве, мешковатых черных джинсах и грязно-белых кроссовках Рори немедленно зафиксировал, но доложил только вечером, когда кроссовки волшебным образом поменяли цвет и фасон. С этой минуты все внимание уже было обращено на гостя.

– Не удалось проследить, куда понесли мешок? – спросил Кроули.

– Нет. Но есть одна идея. У тебя на смартфоне есть карта этого места? Можешь ее вызвать, а то я не умею с этими модными штуками обращаться? Смотри. Он ушел по Рактон Роуд. Здесь, в конце улицы, не доходя до Т-образного перекрестка, установлен шлагбаум. Перекрывает въезд. Я думаю, что за шлагбаумом они поставили машину. Вряд ли стали бы таскаться по Лондону с черным мешком для мусора – очень уж бросается в глаза. А раз здесь шлагбаум, то где-то совсем рядом должна быть и камера. Запроси вчерашние картинки с этой камеры, так примерно с половины девятого вечера до десяти. Если камера не работала или еще что-то, мы на сегодня приготовили второй мешок. Хорошо бы для верности чтобы вечером в этом месте покрутился кто-нибудь из твоих плоскостопых.

Кроули кивнул и уставился в окно. Через минуту он сказал:

– Я ни черта не понимаю. Про твою группу знают всего три человека. Ну четыре. Сюрприз, прямо скажем. Я бы еще мог предположить, что вы своими расспросами кого-то сильно потревожили, но… И история давняя, тухлая, да и вы ведь еще не приступали толком, если я правильно понимаю. Или есть что-то, про что я не знаю?

– Про все знаешь.

– А ведь я, – сказал Кроули, – хотел с тобой серьезно поговорить. Три недели как группа вроде как занимается этим делом. Но не только результатов никаких не видно, но и ни про какие действия, направленные на их получение, мне неизвестно. И все же кого-то ты зацепил, хотя, черт побери, не понимаю – кого. Дон, что ты знаешь такое, про что не знаю я?

Дон пожал плечами.

– Ты, скорее всего не знаешь, какую часть твоих файлов мои ребята уже прочли. Так этого и я не знаю, потому что брифинг по файлам у нас не каждый день. А с кем встречались и о чем беседовали, знаешь прекрасно. Юный Страут – мальчик старательный и докладывает, ничего не упуская, так?

– Ты считаешь, что это из-за «Примаверы»?

– «Примавера», – ответил Дон, – это просто первая очевидная дыра в полицейском расследовании. Совершенно, как мне казалось, несущественная. И пойми, Боб, я никого не собираюсь упрекать, такие вещи случаются сплошь и рядом. Счет из ресторана был изъят только на третий день, в понедельник, приобщили к делу и забыли. И если бы не статья Баскета, про счет никогда бы и не вспомнили. Ты запись беседы с ним хорошо помнишь? Если речь идет о самоубийстве, то первым делом надо внимательно изучить все, что происходило с жертвой в последние дни и часы перед смертью. Просто Баскет когда-то читал учебник по криминалистике. А твои молодцы взяли показания у этого охранника, Кирша, поломали голову над дверью в ванную и ушли довольными. Я бы тоже ушел довольным, Боб, вместе с ними, но когда расследование открывается заново, тут уж мелочей не бывает. Поэтому я и отправил Ника Сторка и юного Страута сперва поговорить с Баскетом, а потом в «Примаверу». И тут уж всего два объяснения есть, почему нами вдруг так заинтересовались – либо кто-то из твоих начальников почему-то знает про это дело сильно больше, чем положено…

– Исключено, – перебил его Кроули. – Про группу знают только три человека. Ну, четыре, считая человека из казначейства. Про место вашей дислокации – только я и Страут.

– А люди из участка на Лилли Роуд?

– Они вообще ничего не знают, только адрес, по которому нужно срочно выезжать, если срабатывает сигнализация. У них этих адресов – несколько десятков. Ваша точка ничем не выделяется.

– Тогда, Боб, у меня для тебя две новости. Первая такая. Мы случайно напали на золотую жилу. В этой «Примавере» что-то сильно неладно. И достаточно оказаться где-то поблизости, чтобы тобой заинтересовались…

– Ты не слишком?…

– Смотри сам. Проходит год после смерти Иглета. Крис Мартин, журналист, приходит в «Примаверу» и долго разговаривает с официантом Паоло Брачини. На следующий же день Брачини бросает свою лондонскую квартиру, работу, и исчезает без объяснения причин. Ходят слухи, что он в Милане, только вот найти его никак не удается. В это же время Мартин отказывается продолжать работу над статьей про Иглета, тоже бросает вполне приличную работу и переезжает в Северную Ирландию. Сторк и Страут посещают «Примаверу» – за нами тут же устанавливают наблюдение.

– Однако Баскет тоже был в «Примавере», но он в Лондоне, и с ним все в порядке.

– Потому что ему ни с кем в «Примавере» поговорить так и не удалось, кроме босса, а тот ничего интересного ему не сообщил. И второй официант, которого раскручивал Страут, – ты видел его показания? Ему Брачини строго-настрого запретил с кем-либо разговаривать про Иглета, припоминаешь? Он в кофейне отсиживался, пока Баскет находился в ресторане.

– Предположим, – согласился Кроули. – Вполне вероятно. А другая новость какая?

– А другая новость вот какая, – объявил Дон. – Никакое это не самоубийство. Вокруг самоубийц такой активности не происходит. Самоубийцы – клиенты тихие. Это, бьюсь об заклад, чистое убийство, хотя я и не представляю себе, как оно могло произойти.

– Я могу доложить наверх о твоих соображениях?

– Не надо пока. Помочь мне оттуда вряд ли смогут.

– Какие у тебя сейчас планы? Что будем делать с Брачини и Мартином?

– Если честно, то понятия не имею, – признался Дон. – Ну с Мартином все более или менее понятно – попроси в Белфасте, чтобы за ним как следует присмотрели, но не в открытую. Нам здесь про него временно придется забыть. А Брачини… Лучше всего будет, если ты просто предупредишь своего итальянского приятеля из прокуратуры, что Брачини нам больше не интересен. Только это надо делать немедленно.

– По-прежнему не веришь итальянцам?

Дон кивнул.

– Не особенно. Очень уж разговорчивы.

*************************************

Вернувшись на Рактон Роуд, Дон остановился около нищего. Тот сидел на расстеленном на тротуаре рваном спальном мешке, поджав ноги и опустив голову на грудь. Перед ним стоял бумажный стакан из Макдональдса с мелочью. Когда брошенный Доном двухпенсовик звякнул об асфальт, нищий поднял голову. Низко надвинутая балаклава продолжала скрывать его лицо, но Дону вдруг стало не по себе. Нищий пристально рассматривал его из-под капюшона.

– Не отморозь задницу, придурок, – посоветовал Дон и направился к калитке, но тут нищий его окликнул:

– Старикан, подойди сюда.

Дон повернул голову.

– Много подаешь, – сказал нищий. – Не скупишься. Возьми сдачу, – и он вытянул ладонь, на которой блестела однопенсовая монета. – Возьми. Тебе пригодится. А то ведь скоро тоже окажешься на тротуаре.