Текст книги "Дым и зеркала"

Автор книги: Жюль Бёф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА 5

ГОВОРИТ БОРИС КЛЕЙНДОРФ, ВРАЧ-ТЕРАПЕВТ

Молчать о Мортимере?

Проклятье! Буду говорить о нем!

Пусть не видать мне рая, если я

Его не поддержу!

В. Шекспир «Генрих IV», ч.1, акт 1, сцена 3

…а у меня почти все пациенты – русские, русскоязычные. Как правило – состоятельные; им удобно про свое здоровье разговаривать на родном языке, и они готовы за это платить, знаете ли. И они не любят ждать: если нужно какое-нибудь исследование или попасть на прием к специалисту, я всегда могу позвонить напрямую и сказать, что дело крайне срочное, и принять надо сегодня, а лучше прямо сейчас. Так что у меня неплохая практика, знаете ли. Есть, конечно, и проблемы: многие тут друг друга сильно недолюбливают, поэтому надо так исхитряться, чтобы они у меня в приемной не встретились…

…Эд Иглет? Игорь Летов – вы имеете в виду? Ну а как же! Да… страшная и неожиданная смерть, очень-очень жаль. Скажите, а что-нибудь прояснилось в конце концов? Писали, что это самоубийство, но мне как-то не верится, знаете ли. Непохоже на него…

…а он-то как раз моим пациентом и не был, так что здесь вам, можно сказать, повезло, потому что иначе я с вами говорить бы не стал, медицинская тайна, знаете ли, если у вас есть судебный ордер, то вы можете получить данные о пациенте, но я бы все равно ничего комментировать не стал, знаете ли. Но он не был моим пациентом. Ну, то-есть, если между нами… у него были кое какие хронические заболевания, и я время от времени выписывал ему соответствующие лекарства. Чисто в профилактических целях. Он звонил, говорил, что ему надо, я отправлял рецепт. А так он несколько раз присылал ко мне своих знакомых девушек, но это между нами, а сам ни разу не обращался…

…нет-нет, я их имен не помню, совершенно не помню, как я уже сказал, вы можете поговорить у нас в регистратуре, но боюсь, что без ордера они вам ничего не скажут. Их было несколько, в разное время, но все не отсюда. Я так понимаю, что они просто приезжали к нему погостить. Из бывшего Союза. Он мне звонил, просил проконсультировать, – я принимал пациентку, а счет отправлял ему. Ничего серьезного, насколько я помню…

…мы с ним встречались, но просто так, поужинать или выпить по бокалу вина. Я у него даже на дне рождения был, на юбилее. Да-да, на том самом, в поместье. Это, знаете ли, было потрясающе – даже не представляю, в какую сумму ему этот праздник влетел: полторы сотни гостей, если не больше…

…а вы знаете, что у него была какая-то странная ненависть к любым компьютерам? Он однажды, когда мы еще только познакомились, зашел ко мне в клинику. Просто так – поболтать. У меня в кабинете стоит компьютер. Он его увидел, как-то даже побледнел и попросил занавесить экран. И сел специально спиной к нему, чтобы не видеть. Я спросил – в чем дело, а он сказал, что совершенно не выносит эту технику, и что дома у него ни одного цифрового устройства нет. И вы знаете – это чистая правда! Я несколько раз был у него в гостях и специально проверил – ни одного! У него дома, там, где все случилось, есть пристройка для прислуги и охраны – вот там компьютер стоит, а в основном здании – нет. У него даже телефон мобильный был совершенно допотопный, по которому можно только звонить и отправлять текстовые сообщения. Или в ресторане, например. Вы замечали, наверное, что когда русские садятся за стол, они всегда выкладывают перед собой мобильные телефоны или планшеты, так вот он этого совершенно не переносил, сразу же просил убрать в карман…

…нет, никаких признаков депрессии я не замечал, хотя я не психиатр, но… нет, ничего такого. Однако же… знаете ли, я вспомнил одну вещь. Возможно мания преследования в какой-то форме. Хотя русские, которые здесь, они все немного, знаете ли, как это сказать… одержимы проблемой личной безопасности, но в его случае это, все же, было как-то уж слишком. Вы слышали про камеры наблюдения? Да нет, не вообще про камеры наблюдения, а у него в поместье? Нет? Ну как же! Он, незадолго до смерти, установил у себя несколько камер. С круглосуточной записью. А территория там не такая уж большая, по русским меркам…

…у него много очень такого было в характере, как вам объяснить… Какой-то патологической тяги к публичности. Любил быть на виду, чтобы о нем все время говорили. Хотя с его капиталами и биографией он и так все время находился в центре внимания, но ему мало было. Поэтому он часто устраивал всякие необычные штуки. На свою лекцию в Чатэм Хаус пришел в тюремной робе. А вы про овечек знаете? Ну как же! Как только ему дали убежище, он сразу начал хлопотать, чтобы стать фрименом Лондонского Сити. Год, наверное, этим занимался, а как только получил грамоту, так сразу же вышел на Лондонский мост и погнал с южного берега Темзы на северный стадо овец. Это одна из привилегий фрименов – им можно гонять овец по Лондонскому мосту. Им еще можно бродить по Сити с обнаженной шпагой – так что вы думаете? В ту же ночь он появился в Сити при шпаге и орал песни, а когда вызвали полицию, предъявил грамоту. Пресса его просто обожала за эти выходки. Во время Хэллоуина на Трафальгарской площади в картонном танке и в маске Путина, представляете? А вот, на том самом юбилее, он устроил одну штуку, но ничего не получилось, и он так расстроился. Знаете про это? Ну как же! Ему очень этот фильм нравился, «Властелин колец». Там в первой серии, знаете ли, день рождения Бильбо Баггинса, он произносит речь и, на глазах у всех, исчезает. Там у него волшебное кольцо было, помните? Так вот, Игорь решил, что раз у него тоже юбилей, то и он исчезнет в самый интересный момент… Он, вообще-то, просил об этом не рассказывать никому, но уж ладно. Идея была такая. Перед десертом все выходят из замка на улицу смотреть фейерверк. Он встает на скамейку – там холмик такой был, маленький, а на нем садовая скамейка, что-то говорит, а с началом фейерверка исчезает. Растворяется в воздухе., как Бильбо. Все бросаются его искать, а его нигде нет. А через час он обнаруживается в совершенно неожиданном месте. Знаете где? За восемьдесят миль от замка, в Стоунхедже! Красивый такой розыгрыш замышлялся, только не вышло ничего. Потому что к началу фейерверка все уже здорово напились, и, когда он исчез – а он ведь и вправду исчез, он мне сам про это говорил и еще смеялся, что случилось чудо, а всем наплевать! – то этого просто никто не заметил. Ну он подумал-подумал и решил обратно материализоваться в том же самом месте, а со Стоунхеджем не связываться…

…нет, я понятия не имею, как он это устроил. Я ведь тоже, знаете ли, немного там выпил, поэтому и не видел, как он исчезал. Да и потом… Залп, вспышки света, музыка – все сразу уставились на эту огненную феерию. Никого же не предупреждали, что он собирается исчезать. А когда фейерверк закончился, – ну нет его и нет, и что? Отошел куда-то или с кем-то. Там, знаете ли, было с кем отойти. Все вернулись в зал, к десерту…

…он мне потом рассказал, где-то через полгода. Не помню, где мы с ним были, но там работал телевизор, и показывали программу с этим американским фокусником… Джейкобом Абрахамсом, знаете? Этот его знаменитый трюк, когда он усадил зрителей перед огромным занавесом с видом на Эйфелеву башню, а когда занавес подняли, то оказалось, что башня исчезла. Потом занавес снова опустили, опять подняли – а она уже стоит на месте. Он смотрел не отрываясь, а потом и говорит – а я так тоже умею, исчезать. Вот тогда он и рассказал мне, как хотел исчезнуть на своем юбилее и появиться уже в Стоунхедже, но исчезновения никто не заметил, поэтому от такого классного фокуса пришлось отказаться. Я спросил, как он собирался исчезать, а он сделал загадочное лицо и сказал что-то вроде – что умеет один, то умеют многие…

…буду рад помочь, чем смогу. Но я и вправду мало что знаю…

ГЛАВА 6

ГРУППА «ХОТСПЕР». РОЖДЕНИЕ

О сэр, вы дерзки и высокомерны,

А государь не может потерпеть,

Чтоб хмурил брови перед ним вассал.

Покиньте ж нас!

В. Шекспир «Генрих IV», ч.1, акт 1, сцена 3

Не то чтобы Дон не доверял Страуту – молодой человек ему скорее нравился, но он правильно понимал, что у Страута есть другой хозяин, и этому хозяину Страут будет служить верой и правдой. А вот с хозяином Страута, хоть именно он создал группу «Хотспер» и вызвал Дона из пенсионного небытия, Дон хотел – до поры до времени – делиться только специально отфильтрованными сведениями.

По всем мыслимым шкалам, по которым может измеряться качество человеческой личности, Дон нигде не выходил за оценку «посредственно»: он не был физически силен, обладал удручающе невзрачной внешностью, да еще к тому же рано облысел и растолстел, был безнадежен как собеседник, скучен как собутыльник, совершенно предсказуем как игрок в покер, равнодушен к футболу, крикету, гольфу и мало привлекателен для женщин. Возвышала и выводила его из ничтожества только профессия, в которой он неожиданным образом преуспел.

Свою карьеру в Скотланд Ярде Дон, как и полагалось, начал с самого низа и очень быстро продвинулся. Не потому что за ним числились какие-то невероятные прозрения, позволявшие ему проникать в самую суть расследуемых преступлений, просто ему несколько раз подряд фантастически повезло. Возможно, что в глубине души он это и признавал, но ни с кем не делился, объясняя свою успешность исключительно собственной работоспособностью и повышенным вниманием к деталям. В разговорах с коллегами, но прежде всего с начальством, он любил ссылаться на некую изобретенную им лично фирменную тактику ведения следствия, как он ее характеризовал сам, – широким фронтом и глубокой вспашкой. За это его даже прозвали «бульдозером». Национальную известность ему принесло дело «риджуэйского мясника», после которого он окончательно уверовал в собственную исключительность.

То, что именно и только в сыскной профессии Дон как-то выделился, преодолев свою незначительность, сыграло роковую роль. Попросту говоря, он зазнался и почуствовал себя гением сыска. Первоначально он давил своей новоприобретенной гениальностью только на подчиненных, но со временем и с начальством стал обращаться совершенно непозволительно. И как-то незаметно сложилось общее мнение, что работать с ним становится все труднее и труднее, а лучше бы и совсем не пересекаться, так что его постепенно стали «оттирать» от новых дел, а со временем просто предложили уйти на пенсию.

Надо сказать, что против пенсии Дон и не возражал, успев к этому времени испортить отношения слишком со многими; он брезгливо выпятил нижнюю губу, рассовал по коробкам немногочисленные личные вещи, на устроенной в его честь вечеринке в «Игрушке и Обруче» выслушал прохладно-неискреннюю речь нового шефа отдела Роберта Кроули и практически сразу же, ни с кем не простившись, покинул собрание.

Квартиру в Патни он продал, купил маленький дом в Барнете, разницу в цене частично положил на депозит под три с половиной процента годовых и с головой ушел в возделывание садика площадью в четыреста квадратных футов. С соседями он практически не общался, ограничиваясь парой вежливых слов при встрече, покупал в местном отделении «Теско» продукты, «Таймс» и «Сан», подолгу гулял в парке, если не было дождя. Знакомств не заводил.

После первых нескольких месяцев на пенсии он затосковал. Не из-за одиночества, оно как раз было для него вполне комфортным, потому что избавляло от ощущения собственной неполноценности, а потому что воспоминания о временах, когда мнение его многое значило, а его дела привлекали всеобщее внимание, – эти воспоминания так резко контрастировали с полной неизвестностью, в которой он оказался, что причиняли ему почти физическую боль. Много раз его посещало искушение раскрыть перед соседями свое инкогнито, заявить прямо или хотя бы намекнуть, что он и есть тот самый знаменитый Доналд Беннет из Скотланд Ярда, ну как же, тот самый, который поймал риджуэйского мясника и еще тройное убийство в Холби, вы же помните, но тут же возникал страх не то перед неизбежной публичностью, не то перед тем, что ни про мясника, ни про Холби никто так и не вспомнит, и после вежливо-безразличного «о! как интересно!» все пойдет, как и раньше. Это его и останавливало. Если бы рядом был кто-то из прошлой жизни, Ник или хотя бы Рори, и этот кто-то, зайдя в местный паб, проронил за кружкой, что вот такой необычный человек живет по соседству, – против этого Дон, наверное, ничего бы не имел, но только чтобы это произошло без его участия.

Однако же, ничего такого не случилось, и Дон продолжал прозябать в полной безвестности и в одиночестве. Он растолстел, обрюзг, стал все больше и больше пить. Чтобы соседям это было не так заметно, вступил в винный клуб «Санди Таймс» и еженедельно получал по почте ящик недорогого кларета, «Шато Флит Стрит», – приговаривал он, откупоривая очередную бутылку.

Неудивительно, что на исходе второго года пенсионного существования у него появилась серьезная одышка и начало прыгать давление. По ночам он стал просыпаться от сильного сердцебиения, долго потом ворочался и не мог заснуть. Вероятность того, что в один не столь уже отдаленный день он может не проснуться вовсе, его не пугала. Жить было больше незачем и скучно.

Но вдруг раздался телефонный звонок, и все изменилось.

Когда Кроули, нынешний начальник отдела убийств и тяжких преступлений, предложил пообедать в Королевском Автомобильном Клубе, Дон согласился немедленно.

Он даже и не помнил уже, когда в последний раз выезжал из Барнета, поэтому не рассчитал и оказался на станции Грин Парк без малого за час до назначенной встречи. Надо было как-то убить время, поэтому Дон прошел в парк, устроился на скамейке, огляделся по сторонам, достал из кармана пиджака плоскую фляжку и сделал первый большой глоток. Предстоящая встреча с прошлым будоражила, и надо было успокоить нервы.

Прежде всего, надо было морально подготовиться к встрече с Кроули.

Когда Кроули назначили начальником отдела, это для всех оказалось полной неожиданностью. В особенности – для Дона. Не то, чтобы он сам даже в потаенных мыслях претендовал на эту должность, но ожидалось, что новый начальник будет хоть как-то похож на старика Мидуэя, скончавшегося практически за рабочим столом, однако назначили Кроули, которого никто не знал, и информацию о котором, как только о назначении стало известно, пришлось выуживать в самых неожиданных местах.

В отличие от Мидуэя, Кроули сразу же установил некий барьер, отделявший его от сотрудников отдела: запросто зайти в офис к начальнику, чтобы поболтать о всякой всячине и между делом подписать пару бумаг мгновенно оказалось невозможным, приходилось записываться у секретаря, кратко излагая при этом цель визита к высокому руководству и примерную продолжительность предполагаемой беседы, поэтому Дон, посчитав такой стиль общения неприемлемым и оскорбительным для себя, контакты с начальником свел к самому минимуму, а для получения подписи посылал Рори Кларка.

Если во времена Мидуэя поступавшие от группы Дона отчеты о ходе расследований были подробными и даже цветистыми (Дон никогда не упускал возможность распустить хвост), то теперь они приобрели вызывающе телеграфный стиль. Естественно было бы ожидать, что новый начальник, ознакомившись с первой же подобной шарадой, немедленно призовет Дона для разъяснений, но этого так ни разу и не случилось. Что уж он там понимал про то, как обстоят дела в группе Дона, – неизвестно.

Такое пренебрежение со стороны начальства было просто оскорбительным. Сперва Дон высказывал свое недовольство осторожно и только среди своих, потом стал практически в открытую сеять смуту и за пределами группы – застигнутые в коридоре или выловленные в пабе сотрудники вежливо кивали, но особо критику начальства не поддерживали. Гневные филиппики Дона сотрясали воздух, но на этом все и заканчивалось.

Можно и даже нужно было предполагать, что рано или поздно сведения о пылающем факеле недовольства и мятежа просочатся наверх, и тогда Кроули просто вынужден будет выяснить, почему и с какой целью предпринята атака на его авторитет. Но и этого не произошло.

Просто в один нерадостный день Рори Кларк был письменно извещен о том, что Скотланд Ярд благодарит его за многие и многие годы самоотверженной службы, но не считает возможным далее умножать количество этих лет, в связи с чем с искренним сожалением предлагает ему отправиться на покой.

Тут уж Дон не стерпел и рванулся в кабинет к Кроули, где ни разу за все время его правления так и не побывал, но был остановлен в приемной, опрошен секретарем и отправлен по длинной траектории, закончившейся ничем.

Через пару месяцев пошли слухи про неизбежный и близкий уход Мэта Кризи.

Так уж совпало, что как раз в это время группа Дона закончила расследование загадочной смерти банкира итальянской мафии, информация об этом прошла в печать, и «Дейли Мейл» опубликовала большую статью с взятым у Дона интервью, на целую полосу. Вообще говоря, в этом никакого криминала не было, хотя на беседу с журналистом следовало бы получить санкцию руководства, но Дон, разъяренный потерей одного из лучших своих сотрудников и грядущей потерей еще одного, отнесся к этому сугубо формально – он просто оставил в секретариате Кроули соответствующую служебную записку, выждал два дня и, не получив никакого ответа, встретился с журналистом.

И это могло бы сойти с рук, но оказалось, что неделю назад тот же самый журналист говорил с Кроули по телефону, и тот сообщил ему, что следствие все еще продолжается, и о результатах ранее чем через месяц-другой говорить преждевременно.

Так что даже при не очень внимательном прочтении статьи в «Мейл» становилось совершенно очевидно, что руководство отдела мало что понимает в сыскной работе, в делах не особо разбирается и только вставляет палки в колеса и надувает щеки.

В результате Дон вылетел на пенсию сразу же после Мэта. Провожать его в паб «Игрушка и обруч» пришло неожиданно много народу, и именно там Кроули нанес Дону последний удар, когда, после слов о великолепных логических способностях Дона, преподнес ему от имени сотрудников и руководства отдела кубик Рубика.

Спустя полгода уволился и Ник Сторк.

********************************

Опустошив фляжку, Дон пересек Грин Парк и, мимо Сент-Джеймского дворца вышел на Пэлл Мэлл. Войдя в клуб, обогнул выставленный в холле Мазерати, какое-то время поизучал пловцов, передвигающихся по дорожкам бассейна за стеклом, после чего взглянул на часы и решительно подошел к облаченному в смокинг портеру. Тот заглянул в фолиант в кожаном переплете и направил Дона в ресторан на втором этаже.

Когда появился Кроули, Дон уже сидел за столиком и вертел в руке звякающий льдинками стакан джина с тоником.

– Рад тебя видеть, Дон, – скороговоркой произнес Кроули, кивнув официанту, – давно не виделись, ты совсем не изменился, прекрасно выглядишь…

Про себя он подумал: «обрюзг и опустился, сукин сын».

Промелькнувшее в его глазах выражение изумления и жалости Дон тут же поймал. «Ну и черт с ним» – подумал он с неожиданной злостью, – «черт с ними со всеми… в зеркало на самого себя посмотри – красить волосы начал…» Еще он отметил, что Кроули – совершенно неожиданно – вознамерился обращаться к нему по имени, ну ладно, тогда и он будет просто… кто? Роберт? Нет уж, ответом на «Дон» вместо «Дональда» будет просто «Боб».

За десертом Кроули перешел к делу.

– Есть несколько неожиданное предложение, Дон, я бы хотел, чтобы ты подумал, прежде чем отвечать. Ты что-нибудь знаешь про дело Эда Иглета?

Дон задумался. Имя не было незнакомым, что-то он читал в газетах – когда? год назад? раньше? – кажется, какой-то русский толстосум… нет, не помню…

– Впрочем, это не так важно сейчас, – прервал Кроули его размышления. – Если ты согласишься, то получишь всю информацию.

– А на что я должен согласиться? – спросил Дон, почувствовав, как заколотилось сердце: «позовут обратно? прямо сейчас? вспомнили?»

– Это дело не закрыто, – сказал Кроули. – Мы им довольно долго занимались, пришли к выводу, что был суицид, но коронер вынес открытый вердикт. Родных у покойного не было, так что на возобновлении расследования никто не настаивал, и дело просто повисло. Начинать снова возиться… мы и так сделали вполне приличную работу плюс обычные проблемы с ресурсами, ну, ты все это прекрасно знаешь. А сейчас есть такое мнение, что надо к этому делу вернуться.

– Появились новые данные?

Кроули нахмурился, вытащил из внутреннего кармана смартфон и стал совершать с ним какие-то манипуляции. Потом убрал аппарат и очень отчетливо произнес, глядя Дону прямо в глаза:

– Не появились.

Дон кивнул. Там, где русские, рано или поздно всегда вылезает политика.

– Предложение такое, Дон. Я хочу создать очень компактную группу, которая провела бы расследование практически заново…

– Приглашаешь вернуться в Ярд? – эта мысль мелькала у Дона несколько раз, но он отбрасывал ее как совершенно невероятную, так не бывает, но вдруг?

Кроули снова потянулся за смартфоном, но передумал.

– Мы еще сможем это обсудить, Дон, ты же понимаешь, что это не такой простой вопрос, но обещаю тебе, что мы к нему вернемся. Ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку, Дон…

«Ну да, особенно после того, как ты же меня и вышвырнул за дверь…»

– Я полагаю, о твоем возвращении будет легче говорить, если ты согласишься на мое предложение; если все хорошо сложится, я обещаю тебе, что мы это обсудим.

– А в чем предложение?

– Эта группа… она формально никакого отношения к Ярду не должна иметь. Человека три. Четыре, на крайний случай. Самостоятельный бюджет. В пределах разумного, само собой разумеется, но самостоятельный. И ты во главе.

– Вот это и есть самое интересное. Четыре почти года никто обо мне и не вспоминал, будто я уже на том свете – и вдруг! Почему я?

Кроули удивился, похоже, что вполне чистосердечно.

– Так ведь то дело итальянского банкира ты вел! Неужели не помнишь? Банкир мафии?

Ах вот они о чем! Да, Рикардо… Рикардо… как же его? черт с ним, впрочем; найден повесившимся под мостом через Темзу, все считали, что самоубийство, и только он заметил, что костюм покойника был совершенно мокрым, а дождь в ту ночь начался лишь к утру и намного позже установленного времени смерти.

– Значит, вас перестала устраивать версия самоубийства?

Кроули сделал вид, что обиделся.

– Мы просто решили провести расследование заново.

– А если я снова приду к выводу, что это суицид?

– Возобновим коронерские слушания. Попробуешь убедить в этом коронера. Надеюсь, что на этот раз получится. Ну как? Больше двух дней на раздумья я тебе дать не могу.

– Кто войдет в группу?

– Это ты решишь сам. Три человека. Максимум четыре. И еще одного мы к тебе откомандируем, для официального прикрытия. Базироваться будете в надежном месте, там есть все, что может понадобиться для работы.

Дон задумался.

– Скажи своим, чтобы нашли Ника Сторка, Мэта Кризи и Рори Кларка. Надеюсь, что они еще живы и не в параличе. Что я могу им обещать?

– Это из твоей старой группы? Которая как раз и занималась делом итальянца? Ну что ж, неплохо. Можешь предложить им те же деньги, которые им платили перед выходом на пенсию.

– Это было давно, еще до того, как ушел я. Надо добавить процентов десять. Инфляция, Боб, инфляция.

– Хорошо, – сказал Кроули, – я посоветуюсь. Думаю, что проблем не будет. Значит, можно считать, что договорились? Будет одно условие, Дон.

Дон вопросительно поднял брови.

– Я постоянно должен быть в курсе всего, что происходит. Давай условимся, что будем встречаться… ну, примерно раз в неделю. Но не в Ярде. Скажем будем вместе обедать или ужинать, и ты мне будешь рассказывать, как идут дела. Без всяких там рапортов, формальностей и всего такого. Ты ведь не против?

– Понятно, – сказал Дон, отметив про себя, что его способность писать отчеты Кроули, хоть и с опозданием в несколько лет, но все же оценил правильно, – Примерно раз в неделю. А этот твой парень, которого ты мне даешь для официального прикрытия, это не он сидит слева от нас? Что за игра в прятки, Боб? Позови его сюда.

– Я всегда считал тебя отличным полицейским, Дон, – Кроули растянул губы в улыбке, в которой чувствовалась некоторая напряженность. – Открой профессиональный секрет – как ты догадался?

– Закажи-ка мне стаканчик манзаниллы, Боб. Сейчас обеденное время, и ресторан, как ты замечаешь, полон. Свободен ровно один стол между нами и им, и бьюсь об заклад, что он так и будет свободен, пока мы не уйдем. Так что он – единственный человек здесь, которому видно нас обоих. Свой салат он съел еще полчаса назад, с тех пор заказал уже три чашки кофе и не торопится уходить, хотя расплатился. И скажи ему, чтобы никогда не держал служебное удостоверение в одном кармане с бумажником. Официант его тоже засек, если это тебе интересно.

Кроули вздохнул.

– Пойдем в бар, там получишь свою манзаниллу. Его зовут Майкл Страут. Между прочим, он твой большой поклонник. Я вас в баре познакомлю.