Текст книги "Пещерный лев (Сборник)"
Автор книги: Жозеф Анри Рони-старший
Соавторы: Клод Анэ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Он еще раз обошел камни, пробуя входы, и опять вернулся к тому месту, через который пролезли люди. И снова принялся рыть землю. Новый удар прервал его занятия и заставил его отойти. Он осознал, что вход в убежище недоступен, но все же решил не терять из виду добычу, надеясь, что, будучи близко, она все равно никуда от него не уйдет. Он бросил последний взгляд на камни, понюхал воздух и, казалось, совсем позабыв о существовании людей, направился к лесу.
Радость охватила уламров: их убежище оказалось неприступным! Они в упоении вдыхали ночь; это был один из тех моментов, когда чувства особенно обостряются и в мускулы вливается непобедимая сила.
Столько чувств порождала первобытная красота в этих темных сердцах! Не умея выразить словами своих ощущений, не подозревая даже о том, что ими можно поделиться, они просто смеялись, глядя друг на друга, – заразительная веселость, освещающая только человеческие лица. Уламры не сомневались, что лев-великан еще вернется, но, не имея точного понятия о времени, они ощущали настоящее во всей его полноте. Промежуток между сумерками и рассветом казался им бесконечным.
Нао, как всегда, первым стал на стражу. Ему не спалось. В его сознании, возбужденном зрелищем схватки между тигром и львом-великаном, слагался новый опыт, возникали новые понятия и образы. Уламры уже многое знали о мире. Они знали о круговращении солнца и луны, о чередовании темноты и света, о последовательности холодных и теплых времен, о течении рек и потоков. Знали, что человек рождается, стареет и умирает. Они различали наружность, привычки и силу бесчисленных животных, наблюдали, как растут деревья и травы. Умели делать палицу, топор, скребок и дротик и знали, как надо им пользоваться; знали о направлении ветров и движении облаков, о причудах дождя и жестокости молний. Наконец, они знали огонь – самое страшное и самое приятное во всем мире. Огонь, который один мог победить саванну и лес со всеми их мамонтами, носорогами, львами, зубрами и бизонами.
Жизнь огня всегда очаровывала Нао. Огню, как и животным, нужна добыча: он питается ветками, сухими травами, птичьим пометом; он способен расти и порождать другие огни, но он может и умереть. Рост его беспределен, и в то же время его можно приостановить, каждая его часть в отдельности может жить самостоятельно. Он убывает, как только его лишают пищи: делается маленьким, как пчела, как муха, но может возродиться от одной былинки и стать обширным, как болото. Огонь – это животное, и в то же время он не похож ни на одного из них. У него нет ни ног, ни туловища, но он быстрее антилопы, у него нет крыльев, но он летает в облаках; нет пасти, но он дышит, ревет, рычит; у него нет ни рук, ни ногтей, но он овладевает всем миром. Нао любил его, ненавидел и боялся. Будучи ребенком, он много раз испытывал на себе его укусы. Он знал, что огонь никому не отдает предпочтения и готов пожрать даже тех, кто его питает; он хитрее гиены и кровожадней, чем пантера, но присутствие его – прекрасно, он смягчает жесткость холодных ночей, дает отдых усталым и делает людей сильными.
В полумраке, среди базальтовых камней, Нао со сладким замиранием сердца представлял себе очаг своего кочевья и огни, освещающие лицо Гаммлы. Восходившая луна напоминала ему пламя. Откуда появляется луна и почему она, как солнце, никогда не угасает? Правда, она иногда уменьшается. Бывают ночи, когда она превращается в слабый огонек, вроде того, что бежит вдоль веточки или сучка. Затем она снова оживает. Без сомнения, какие-то люди-невидимки следят за ней и питают ее… Сегодня она во всей своей силе. Вечером она была большой и мутной, затем, поднимаясь выше, стала меньше, но свет от этого не уменьшился, а сделался ярче. Вероятно, люди-невидимки дали ей сегодня много сухого дерева.
Пока сын Леопарда занимается размышлениями, ночные животные один за другим выходят на охоту. Их тени скользят по траве.
Нао различает землероек, тушканчиков, агути, каменную куницу, ласку. Вот идет сохатый, Нао рассматривает его тонкие, сухие ноги, его туловище цвета земли и дуба, рога, которые он закидывает на спину. Следом за сохатым появляются волки с тонкими мордами, быстрыми ногами. Живот у них белесый, спина и бока рыжеватые, а вдоль хребта черная полоска; сильные мускулы вздувают затылок, походка крадущаяся, взгляд предательский. Они учуяли сохатого, но чуткие ноздри давно уже предупредили его об их приближении. Он ускорил свой бег, стараясь выиграть расстояние. Волки преследуют его по саванне, вплоть до зарослей. Гнаться за ним дальше – бесполезно. Волки медленно возвращаются, обманутые в своих ожиданиях. Некоторые из них недовольно урчат и воют. Затем их носы снова начинают исследовать воздух. Поблизости нет никого, кроме мертвого тигра и людей, спрятавшихся среди камней. Но люди – слишком опасные противники, а мясо тигра отвратительно на вкус Тем не менее стая подходит к нему ближе, минуя убежище человека.
Сначала волки бродили вокруг мертвого тигра с большой осторожностью. Затем наиболее нетерпеливые из них стали обнюхивать его тело, полуоткрытую пасть, откуда еще так недавно вырывалось горячее дыхание, и лизать кровь его ран. Однако ни один не решился попробовать это терпкое мясо, пропитанное желчью, которое могли переварить только желудки гиены и ястреба.
Внезапно раздавшиеся стоны и хохот привели волков в замешательство. На поляне, освещенной луной, появились шесть гиен. Они двигались скачущей походкой, – кривоногие, с сильной грудью и короткими мордами. Они то припадали к земле, то скакали, как саранча, испуская ужасное зловоние. Силой своих челюстей они могли состязаться с тигром. Они редко подвергались нападению: животные, питавшиеся падалью, были слабее их, крупные хищники брезговали их зловонием. Хотя гиены и знали свое превосходство над волками, они все же колебались: то подходили, то отступали, издавая время от времени пронзительные крики. Наконец, пошли на приступ всей стаей. Волки не испугались, но и не оказали сопротивления. Уверенные в своей ловкости, они с завыванием кружились около гиен, пускаясь на хитрости, довольные, казалось, тем, что доставляют им беспокойство. Не обращая внимания на выходки волков, гиены с угрюмым ворчанием накинулись на тигра. Конечно, они предпочли бы этому свежему трупу гнилое, кишащее червями мясо, но последняя их трапеза была слишком скудной, а присутствие волков еще больше возбуждало их жадность. Сначала они отведали внутренностей, раздирая бока тигра своими несокрушимыми зубами, вырвали сердце, легкие, печенку, затем – шершавый язык, который в предсмертной агонии вывалился наружу. Это было наслаждением – наполнять живое тело мертвечиной, знать, что оно насыщается и что не надо больше бродить с пустым желудком, думая о добыче. Голодные волки с завистью наблюдали их пиршество. Обманутые в своих ожиданиях, они направились к валунам, под которыми скрывались люди. Один из волков даже просунул голову в отверстие пещеры, но Нао с презрением ткнул его рогатиной, удар пришелся в плечо, животное заскакало на трех лапах, оглашая воздух жалобным воем. В ответ ему завыла вся стая. Силуэты зверей резче обозначились при свете луны, глаза засверкали, на губах показалась пена, жилистые ноги скребли землю. Голод становился нестерпимым, но, зная, что за камнями скрываются существа хитрые и сильные, которых трудно одолеть, волки сняли осаду и собрались на охотничий совет. Некоторые уселись в выжидательной позе, вытянув морды, другие взволнованно терлись друг о друга. Старики требовали внимания, в особенности один – большой волк светлой масти, с желтыми зубами; его слушали, на него смотрели, его обнюхивали с уважением.
Нао не сомневался, что у волков есть свой язык, что они могут договариваться о том, как устроить засаду, вести преследование, как окружать добычу и делить ее между собой. Он рассматривал их с любопытством, стараясь разгадать их планы и намерения.
Часть волков переплыла реку. Остальные разбрелись по зарослям. Слышно было только, как остервенело трудились гиены над тигром.
Яркая луна бледнила звезды; мелкие стали совсем невидимыми, крупные потускнели, утопая в волнах лунного света. Оцепенение охватило лес и саванну. Лишь изредка филин бороздил голубой воздух, бесшумный на своих мягких крыльях. Из леса доносилось кваканье древесных лягушек. Летали летучие мыши.
Волчий вой возобновился. Он слышался одновременно у реки и в глубине зарослей. Нао догадался, что волки окружили добычу. На равнине появилось животное, похожее на лошадь, но только с очень узкой грудью и с коричневой полосой вдоль позвоночника. Это был джигетай. За ним гнались три волка. Они бежали медленнее джигетая и как будто вовсе не торопились, то и дело перекликаясь с волками, сидящими в засаде. Вскоре высыпала и остальная стая. Джигетай был окружен со всех сторон. Он остановился, весь дрожа, выбирая дорогу для отступления. Пробраться можно было только на север, где маячил всего-навсего один волк. Затравленный зверь избрал этот путь. Волк с кажущимся безучастием смотрел на его приближение, но едва джигетай сделал движение, чтобы обойти его стороной, волк испустил страшный вой. На холме появились еще три волка.
Джигетай остановился с протяжным стоном. Вокруг него была смерть. Его легкому телу негде было развернуться, чтобы избежать противника. Его хитрость, его быстрые ноги, его сила – все сразу ослабело. Он оглянулся вокруг и жалобно заржал, как бы умоляя о пощаде. Волки ответили ему злобным подвыванием, еще теснее сжимая свой круг. Их глаза горели смертью. Волки старались сбить с толку джигетая, боясь его крепких копыт; те, что были впереди, делали вид, будто хотят напасть на него. Но это была хитрость, они хотели отвлечь его внимание. Круг сузился до нескольких локтей. Джигетай решил сделать последнюю попытку. Со всех ног он ринулся на противника. Опрокинул ближайшего волка, отбросил второго. Путь был свободен. Перед ним открывался опьяняющий простор саванны. Но в это мгновение сбоку на него бросился матерый самец. За ним – еще несколько хищников. В отчаянии джигетай пустил в дело копыта. Один из нападающих отлетел в сторону с переломанной челюстью, но остальные успели уже вцепиться в горло джигетая. Хлынула кровь. Захрустели кости. Джигетай упал под грудой пожиравших его живьем врагов. Нао видел, как тело джигетая, трепеща и стеная, боролось со смертью. С радостным рычанием волки терзали теплое мясо и пили горячую кровь, наполняя свои ненасытные желудки. Старые волки с опаской поглядывали в сторону гиен. Без сомнения, нежное мясо джигетая было привлекательней ядовитых останков тигра, но гиены понимали, что волки будут драться до последнего издыхания и не отдадут добычу, доставшуюся им с таким трудом, поэтому они безропотно довольствовались своей участью.
Луна поднялась высоко. Нао лег спать, вместо него на стражу встал Гав. В наступившей тишине слышался отдаленный шум водопада. И вдруг все вновь всполошилось. В чаще раздался рев. Затрещал кустарник, волки и гиены испуганно подняли свои окровавленные морды. Гав, высунув голову из-за камней, напряг слух, зрение и обоняние…
Чей-то предсмертный крик, короткое рычание. Раздвинулись ветки, и лев-великан вышел из леса, держа в пасти лань. Рядом с ним подобострастно кралась уже покорная прирученная тигрица. Оба направлялись к убежищу людей. Испуганный Гав разбудил Нао. Уламры долго следили за хищниками: лев-великан разрывал добычу привычным широким взмахом, но тигрица боялась к ней прикоснуться, бросая косые взгляды на победителя ее самца. Нао почувствовал, как сильный страх сжал его грудь и остановил дыхание.
Осада
Вплоть до рассвета лев-великан и тигрица оставались на прежних местах. Они дремали возле остова лани, освещенные первым солнечным лучом. И три человека, укрывшиеся под защитой камней, не могли отвести глаз от ужасных соседей. Счастливая радость спускалась на лес, на саванну и реку. Цапли вели своих детенышей на рыбную ловлю, перламутром отсвечивали нырки, погружаясь в воду; всюду, в траве, в ветвях, порхали птички, внезапный отсвет оповещал о том, что пролетел зимородок, сойка расстилала в воздухе свое серебристо-голубое с рыжим платье, насмешница-сорока, болтая на ветке, раскачивала свой хвост. Вороны долго каркали на скелетах джигетая и тигра, пока, разочарованные, не улетели к останкам лани. Там им преградили дорогу два жирных пепельных ястреба. Не осмеливаясь в присутствии льва воспользоваться его добычей, они подолгу кружились над ней, прежде чем оторвать от нее кусочек мяса, после чего немедленно взмывали и застывали в воздухе, пока промелькнувшая в листве белка не заставила их сделать резкое движение в ее сторону.
Кругом не было видно никого из млекопитающих – запах льва удерживал их в надежных логовах.
Нао полагал, что лев-великан вернулся в эти места, чтобы отомстить за удары рогатиной. Молодой уламр пожалел об этом бесполезном поступке. Он не сомневался, что звери умеют сговариваться и что каждый из них по очереди будет сторожить людское убежище. В его уме промелькнули воспоминания о рассказах, в которых говорилось о хитрости и упорстве животных, оскорбленных человеком. Временами, в порыве гнева, он вскакивал, хватая палицу или топор. Но осторожность брала верх; несмотря на победу над серым медведем, Нао признавал свою слабость. Хитрость, к которой он прибегнул в полумраке пещеры, к сожалению, была неприменима по отношению ко льву-великану и тигрице. Тем не менее он не предвидел иного конца, кроме схватки. Придется или умереть с голоду под камнями, или выждать момента, когда тигрица будет одна. Мог ли он рассчитывать на Нама и Гава?
Нао съежился будто от холода, увидев устремленные на него глаза молодых воинов. Он почувствовал необходимость подбодрить их:
– Нам и Гав избежали зубов медведя: они ускользнут от когтей льва-великана!
Молодые уламры повернули головы в сторону страшной пары. Нао ответил на их мысли:
– Лев-великан и тигрица не всегда будут вместе. Голод разъединит их. Когда лев уйдет в лес, мы сразимся с тигрицей. Нам и Гав должны слушаться моих приказаний.
Слова вождя наполнили надеждой сердца молодых воинов, сама смерть казалась им менее страшной, если они будут сражаться бок о бок с Нао.
Сын Тополя воскликнул:
– Нам будет подчиняться Нао до самой смерти!
Другой воин поднял обе руки:
– Гав ничего не боится с Нао!
Вождь посмотрел на них с признательностью. Они почувствовали прилив новых сил и, не умея выразить свои чувства словами, издали воинственный крик, размахивая топорами. От их крика звери проснулись и вздрогнули. Уламры закричали еще громче в знак вызова; звери ответили рычанием. И снова наступила тишина. Солнце повернуло к лесу. Пользуясь сном хищников, мелкие животные тайком пробирались к реке; ястребы смело клевали остатки лани. Венчики цветов тянулись к солнцу. Земля была полна могучей, разнообразной жизнью, которая, казалось, должна охватить небеса.
Три человека терпеливо ждали. Нам и Гав время of времени засыпали. Нао строил планы побега. У них имелся еще небольшой запас пищи, но их начинала уже мучить жажда; впрочем, она станет невыносимой лишь через несколько дней.
В сумерки лев-великан проснулся и встал на ноги. Бросив взгляд на валуны, он убедился, что враг не ушел. Знакомый запах людей возбудил в нем инстинкт мести; он гневно засопел, обошел людское убежище, высматривая щели. Вспомнив, что пещера неприступна и что оттуда высовываются когти, он оставил пещеру и остановился возле трупа лани, уже расклеванного коршунами. Тигрица была уже там. Они вместе доели остатки. Насытившись, лев повернул к тигрице свою большую красноватую голову. В его взгляде светилась нежность. Тигрица ответила мяуканьем, растянув свое гибкое тело в траве. Лев терся мордой о спину своей подруги, лизал ее своим гибким шершавым языком. Она отдавалась его ласкам, полузакрыв глаза, затем сделала внезапный скачок и приняла угрожающую позу. Самец зарычал приглушенно, но ласково. Тигрица резвилась: она извивалась в траве, словно огромная змея, пряталась в кустах и снова появлялась, делая огромные прыжки. Рыжеватые отсветы делали ее похожей на танцующее пламя. Лев, вначале неподвижный, стал подкрадываться к ней на своих могучих лапах; его глаза вспыхнули точно от солнца. Тигрица скользнула в заросли, лев последовал за ней, расстилаясь по земле.
Увидев, что звери исчезли, Нам сказал:
– Они ушли, надо перейти реку.
– Нам потерял слух и чутье? – возразил Нао. – Или он думает, что может прыгать быстрее льва-великана?
Нам опустил голову. Приглушенный стон раздался среди ясеневых зарослей. Молодой воин понял, что опасность теперь так же близка, как и днем, когда животные спали рядом с убежищем людей. Тем не менее какая-то надежда жила в сердце уламров. Лев-великан и тигрица, соединившись, почувствуют еще больше необходимость в логовище. Хищники редко ночуют под открытым небом, особенно в период дождей.
Когда солнечный костер опустился во мрак, людьми овладела та непонятная тоска, которая охватывает в сумерки всех травоядных животных. Она возросла с появлением врагов. Поступь льва была степенна, почти тяжела; тигрица резвилась возле него в грозной веселости. С наступлением сумерек голодный рев зверей поднялся над равниной. Они кружили вокруг пещеры уламров, показывая им свои свирепые морды с зелеными глазами. Лев-великан сторожил пещеру, присев на задние лапы. Его подруга ушла к реке, подстерегая животных, идущих на водопой.
В небесах зажглись огромные звезды. Вслед за ними показался архипелаг Млечного пути с его заливами, проливами и островами. Гав и Нам никогда не интересовались небесными светилами, но Нао рассматривал их с большим вниманием. Его темная душа черпала в них ощущение ночи, темноты, пространства. Он был уверен, что большинство звезд являлось искрами большого костра, меняющимися каждую ночь, кроме немногих, которые возвращались с необычным постоянством. Бездеятельность, в которой жил Нао со вчерашнего дня, вернула ему утраченную силу. Он размечтался, глядя на маленькие небесные огоньки и черную массу растений, и что-то восторженное рождалось в его сердце, что крепче соединяло его с землей.
Луна струила свой свет по веткам деревьев. Она освещала льва-великана, лежавшего среди высоких трав, и тигрицу, блуждавшую по саванне в поисках добычи.
Тигрица ушла далеко, можно было начать бой с львом-великаном, но Нао не был уверен в отваге своих спутников. Кроме того, его мучила жажда. Нам страдал еще больше: он не мог даже уснуть и лежал во мраке пещеры с широко раскрытыми глазами. Нао был грустен. Никогда еще расстояние, отделяющее его от племени, не казалось ему таким огромным, никогда он еще не чувствовал так остро свое одиночество. Образ Гаммлы вставал перед ним.
В своих мечтаниях Нао уснул тем тревожным сном, который обрывается от малейшего шороха. Время проходило под звездами. Нао проснулся, когда вернулась тигрица. Она пришла без добычи и казалась усталой. Лев-великан, встав, долго ее обнюхивал и, в свою очередь, ушел на охоту. Он тоже пошел вдоль реки, по направлению к лесу. Нао жадно следил за ним. Несколько раз он порывался разбудить товарищей, но каждый раз откладывал: лев находился еще поблизости. Наконец, он тронул за плечо молодых воинов и, когда те встали, прошептал:
– Нам и Гав готовы к бою? Те ответили:
– Сын Сайги последует за Нао!
– Нам будет сражаться дротиком и палицей.
Уламры рассматривали тигрицу. Она лежала неподалеку, спиной к пещере, но не спала. Нао потихоньку освободил от камней выход. Один человек, а то и двое успеют выйти из убежища раньше, чем тигрица обратит на них внимание. Осмотрев оружие, Нао просунул наружу дротик и палицу, затем с величайшей осторожностью вылез сам. Случай ему благоприятствовал: вой волков, крик лесной совы заглушали легкий шум, производимый телом, ползущим по земле. Нао очутился на поляне; голова Гава просунулась в отверстие пещеры. Вылезая, молодой воин сделал неосторожное движение, тигрица повернулась и пристально посмотрела на уламров. От удивления она замедлила с нападением, и Нам успел встать на ноги. Тогда только тигрица с призывным мяуканьем стала приближаться к людям, не спеша, уверенная в том, что они не ускользнут. Уламры схватились за дротики. Нам и Гав целили в лапы тигрицы. Сын Тополя выжидал удачный момент.
Дротик просвистел и вонзился в предплечье зверя. Тигрица, казалось, даже не почувствовала боли: она только зарычала и ускорила шаг. Гав в свою очередь бросил дротик, но животное метнулось в сторону, и дротик воткнулся в землю. Теперь была очередь Нао. Он выждал, когда тигрица приблизилась на расстояние двадцати локтей. Дротик вонзился ей в затылок. Но и эта рана не остановила ее. Она обрушилась на людей, как лавина. Гав упал, раненый в грудь. Тяжелая палица Нао опустилась на зверя; тигрица зарычала, одна ее лапа была сломана, в это время сын Тополя ударил ее рогатиной; она увернулась с необычайной быстротой, повергла Нама на землю и, встав на задние лапы, готовилась броситься на Нао. Он уже чувствовал над собой ее горячее, зловонное дыхание, ее когти уже касались его тела. Палица еще раз мелькнула в воздухе. Удар ошеломил зверя. Пользуясь этим, Нао перебил вторую лапу; тигрица завертелась на месте, теряя равновесие. Удары падали один за другим, пока животное не свалилось на землю. Нао мог бы тут же прикончить врага, но его беспокоили раны его спутников. Гав уже встал, кровь струилась по его груди из трех длинных ран. Нам лежал оглушенный; он не был ранен, но не мог подняться от боли в пояснице. Он с трудом ответил на вопрос Нао.
– Гав может дойти до реки?
– Гав пойдет к реке, – прошептал молодой уламр.
Нао лег и приложил ухо к земле, потом долго принюхивался к воздуху. Ничто не обнаруживало присутствие льва. После боя жажда стала невыносимой. Вождь поднял на руки Нама и отнес его на берег реки. Там он сам напился вволю и напоил Нама, вливая ему с ладони воду между губ. Затем вернулся к валунам, неся на руках Нама и поддерживая Гава, который то и дело спотыкался.
Уламры не умели врачевать ран; они просто покрывали их ароматными листьями, следуя инстинкту животных. Нао отыскал листья ивы и мяты, размял их в ладонях и приложил к груди Гава. Кровь приостановилась, по-видимому, раны не были смертельны. Нам пришел в себя, хотя его ноги все еще оставались неподвижными. Желая ободрить товарищей, Нао сказал:
– Нам и Гав хорошо сражались… Сыновья уламров прославят их храбрость…
Щеки молодых воинов зарделись от радости: еще раз их вождь одержал победу!
– Нао победил тигрицу, – прошептал сын Сайги глухим голосом. – Нао победил серого медведя.
– Нет воина сильнее Нао, – простонал Нам.
– Мы вернем огонь! – воскликнул сын Леопарда. И добавил:
– Лев еще далеко… Нао пойдет отыскивать добычу.
Проходя мимо тигрицы, Нао поглядел на нее. Она была еще жива. Глаза ее с ненавистью следили за победителем. Раны в боку и на спине были легкие, но лапы – совсем изуродованы и срастутся еще не скоро.
Нао остановился и, думая, что тигрица его поймет, крикнул ей:
– Нао переломал лапы тигрице… Он сделал ее слабее волка. Когда воин приблизился, животное привстало с угрожающим рычанием. Уламр поднял палицу.
– Нао может убить тигрицу. Тигрица не может причинить вреда Нао.
Послышался какой-то неясный шум; воин прилег в траву. Это стадо ланей убегало от собак, которых еще не было видно, слышен был только их отдаленный лай. Лани прыгнули в воду, и в тот же миг одна из них упала, раненная в бок дротиком Нао. Нао настиг ее и прикончил ударом палицы. Потом взвалил ее на плечо и понес к убежищу, ускоряя шаг, ибо почуял близкую опасность… Едва он успел проскользнуть между камнями, как из лесу появился лев-великан.
