Текст книги "Искатель. 1977. Выпуск №2"

Автор книги: Жорж Сименон

Соавторы: Глеб Голубев,Владимир Рыбин,Вольфганг Ланге
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава седьмая
НОЧЬ С ОМАРОМ

Половина седьмого вечера. Приблизительно в это время Мегрэ садится на велосипед у входа в «Мыс Горн» и оборачивается, чтобы бросить стоящей на пороге Фелиси:

– А я вас обожаю.

В Безье, в комиссариате полиции, где окно широко открыто, раздается телефонный звонок. Кабинет пуст. Арсен Вадибер, секретарь комиссара, который, сняв тужурку, следит за ходом партии в шары, разыгрываемой в тени платанов, поворачивается к зарешеченному окну, за которым злобно продолжает звонить телефон.

– Иду!.. Иду!.. – с сожалением кричит он. Из-за его акцента получается:

– Идью… Идью… Алло!.. Это Париж? А?.. Что?.. Это Безье… Да, Безье, так и произносится… Уголовная полиция?.. Мы получили ваше сообщение… Я говорю: ваше сообщение… Вы что, там, в Париже, не понимаете по-французски?.. Ваше сообщение относительно некой Адели… Так вот, пожалуй, мы сможем вам помочь…

Он немного нагибается, чтобы разглядеть белую рубашку Греле, который готовится нанести классический удар.

– Это произошло на прошлой неделе, в четверг, в доме… (дом, естественно, превращается у него в «домм»)… Что? В каком домме?.. Да в домме же!.. Здесь он называется «Параду»… Некая Адель, брюнеточка… Что?.. Груди в форме груш?.. Ну этого я не знаю, мсье… Я их не видел, ее груддей… Да к тому же она уехала… Если бы вы слушали, что я говорю, вы бы уже знали это… У меня есть и другие дела… Говорю вам, что некая Адель решила уйти и потребовала расчет… Помощница хозяйки позвала хозяина… Оказывается, она не имела права уехать так просто, она должна была оставаться до конца месяца. Словом, он отказался отдать ей деньги. Она побила бутылки, выпустила пух из подушек, перевернула все вверх дном и в конце концов, так как у нее не было ни гроша, одолжила денег у своей приятельницы и все-таки уехала… Отправилась в Париж… Что?.. Про это я ничего не знаю… Вы спрашивали об Адели, я вам о ней и рассказываю… Всего хорошего, коллега…

Шесть часов тридцать пять минут. В «Золотом перстне» в Оржевале. Дверь посреди серовато-белого фасада отворена. По обеим сторонам двери – скамьи. У каждой скамьи, в конце – лавровое дерево в кадке. Скамьи и кадки выкрашены в темно-зеленый цвет. Граница между солнечной и теневой сторонами проходит как раз посредине тротуара. У дверей останавливается грузовичок. Из него выходит мясник; на нем рубашка в мелкую голубую клеточку.

В зале, где свежо и сумрачно, хозяин играет в карты с Форрентеном, Лепапом и шофером такси, который привез Мегрэ. Люка наблюдает за игрой и с безмятежным видом покуривает трубку, подражая комиссару. Хозяйка моет стаканы. Мясник говорит:

– Привет всем!.. Мне кружечку, мадам Жанна… Скажите, вам это доставит удовольствие, если я дам вам хорошего омара… Мне подарили в городе двух, а я дома один ем их, потому что моя хозяйка говорит, что у нее от этого начинается крапивная лихорадка… зуд…

Он выходит, чтобы достать из грузовичка живого омара, и приносит его, держа за клешню. Напротив открывается окно, кто-то машет рукой, чей-то голос зовет:

– Мсье Люка, к телефону…

– Скажите мне, прежде чем идти… Вы любите омаров, мсье Люка?

Любит ли он омаров!

– Жермена! Быстро вскипяти воду с корешками, чтобы сварить омара…

– Алло!.. Да, это Люка… Начальник недалеко отсюда… Как? Из Безье?.. Адель?.. В четверг?..

Мегрэ сходит с велосипеда как раз в тот момент, когда мясник уезжает в своем грузовичке. Пока Люка говорит по телефону, комиссар следит за партией в карты. Омар неуклюже ползает по плитам пола, у прилавка.

– Скажите, хозяйка, это ваш омар? Он вам очень нужен?

– Я хотела сварить его для вашего бригадира и шофера.

– Они поедят что-нибудь другое… Если позволите, я его заберу…

Люка пересекает улицу.

– Какую-то Адель разыскали, начальник… В Безье… Она вдруг сорвалась с места и в четверг уехала в Париж…

Игроки то и дело бросают взгляды в их сторону, ловят обрывки фраз.

Без десяти семь. Инспектор Рондонне и комиссар Пиолэ беседуют в одном из кабинетов уголовной полиции, высокие окна которого выходят на Сену, где надрывается, пыхтя изо всех сил, буксир.

– Алло!.. Оржеваль?.. Не будете ли так любезны, мадемуазель, позвать в кабину комиссара Мегрэ?..

В окне кто-то снова машет рукой. Люка опрометью выбегает из зала. Мегрэ, с омаром в руке, как раз собирался снова оседлать свой велосипед.

– Это вас, начальник…

– Алло!.. Пиолэ?.. Есть новости?..

– Рондонне, кажется, кое-что выяснил… Рассыльный кабачка «Санчо», который находится как раз напротив «Пеликана», говорит, что хозяин того заведения прошлой ночью, пока вы были у него, пошел звонить кому-то в бар на углу… Алло… Да… Немного позже подъехало такси… Никто из него не вышел… Хозяин тихонько поговорил с кем-то, кто сидел внутри… Понимаете?.. Здесь что-то нечисто… А кроме того, в субботу вечером произошла драка в табачной лавочке на улице Фонтэн… Трудно узнать в точности… Ее затеял какой-то тип, он не в ладах с полицией.

– Ай… – ворчит Мегрэ.

– Что?

– Ничего… Это омар… Я слушаю…

– Вот, собственно, все… Мы продолжаем их обрабатывать… Некоторые, по-видимому, многое знают…

– Когда я вернусь… Алло… Надо посмотреть в архивах… Было какое-то дело, уж не знаю какое, ограбление или что-то в этом роде, приблизительно с год и месяц тому назад… Узнать, у кого в это время, в районе площади Пигаль, была любовница по имени Адель… Звонить можно в любой час ночи… Люка будет тут, близко от аппарата… Что там такое?

– Минутку… Это Рондонне позвонил по другому аппарату и говорит со мной… Передаю ему трубку…

– Алло, это вы, начальник?.. Не знаю, имеет ли это отношение… Я вдруг вспомнил, потому что время как раз совпадает… В апреле прошлого года… Как раз я этим и занимался… Улицу Бланш помните?.. Помните Педро, содержателя «Горного козла»?..

Так как омар шевелится, Мегрэ осторожно кладет его на пол и грозит ему пальцем:

– Тихо…

– А?

– Да это я омару… Педро… Напомни-ка мне…

– Кабачок вроде «Пеликана», но более злачное место, на улице Бланш… Длинный худой парень, вечно бледный, с единственной седой прядью в черных волосах…

– Припоминаю…

– Было три часа ночи… Он уже собирался запирать дверь… Вдруг подъехала машина, из нее выскочили пять человек; они ворвались в зал, оттолкнув метрдотеля, который уже закрывал ставни…

– Смутно вспоминаю…

– Они втолкнули Педро в каморку за баром… Несколько секунд спустя началась стрельба, зеркала разлетелись вдребезги, они запускали друг другу бутылки в головы, потом вдруг погас свет. Я как раз был а этом районе… Каким-то чудом мы прибыли вовремя и схватили четырех из этих типов, в том числе Руки Вверх, который спрятался на крыше… Педро был мертв, в него всадили четыре или пять пуль… Лишь одному из убийц удалось скрыться, и только через несколько дней мы узнали, что это был музыкант Альбер Бабо… Тот, кого прозвали Маленьким Человеком, потому что он и вправду был маленький и носил обувь на каблуках, чтобы казаться выше… Минутку… Комиссар Пиолэ мне что-то говорит… Нет… Он хочет вам что-то сказать… Передаю ему трубку…

– Алло, Мегрэ… Я тоже помню… Это дело у меня в кабинете… Хотите, я…

– Не стоит… Я теперь вспомнил. Музыканта задержали в Гавре… Через сколько дней?

– Приблизительно через неделю… Благодаря анонимному письму…

– Сколько ему дали?

– Ну, это надо посмотреть в архивах… Больше всех получил Руки Вверх, потому что в магазине его револьвера не хватало трех пуль… Двадцать лет, я хорошо помню… Остальным дали от одного года до пяти… Говорили, что Педро всегда держит дома большие деньги, но у него ничего не нашли… Вы думаете, мы теперь скоро найдем виновного?.. Скажите, а вы не заскочите сюда?..

Мегрэ колеблется; он натыкается ногой на омара.

– Сейчас не могу… Слушайте… Вот что нужно сделать… Люка всю ночь будет держать с вами связь…

Выходя из кабины, он сообщает кассирше:

– Я уже вас предупреждал, что вам не удастся хорошо поспать сегодня ночью… Теперь я думаю, что вам совсем не придется спать…

Он говорит несколько слов Люка, который угрюмо смотрит на омара.

– Хорошо, начальник… Понял, начальник… Такси не отпускать?

– Так будет надежнее…

И снова, глядя на великолепный закат, Мегрэ совершает тот путь, который он столько раз проделал в эти последние дни. Он с удовлетворением созерцает игрушечные домики Жанневиля, которые скоро уже не будут виднеться на его горизонте и станут только воспоминанием.

От земли поднимается аромат, трава блестит, начинают стрекотать цикады, и нет ничего более невинного и успокоительного, чем овощи в аккуратно разделанных огородах, где безмятежные рантье в соломенных шляпах расхаживают со своими лейками.

– Это я! – объявляет он, входя в коридор «Мыса Горн», наполненный запахом жареной кровяной колбасы. И, держа омара за спиной, говорит:

– Скажите, Фелиси… Важный вопрос…

Она тут же занимает оборонительную позицию.

– Умеете ли вы, по крайней мере, делать майонез?

Она отвечает высокомерной улыбкой.

– Ну так сделайте сейчас же и поставьте варить вот этого господина…

Он доволен. Он потирает руки. Заметив, что дверь в столовую отворена, он входит туда и хмурится, видя, что стол накрыт скатертью в красную клетку, что на него поставлена хрустальная рюмка, лежат серебряные ножи и вилки, стоит красивая корзинка для хлеба, но только один прибор.

Он ничего не говорит. Он ждет. Он, конечно, подозревает, что этим омаром жена будет дразнить его до скончания века. Хотя мадам Мегрэ не ревнива, по крайней мере она так говорит.

– Боже мой, к чему я стала бы его ревновать? – охотно воскликнет она с немного натянутым смешком.

И все-таки, когда в семейном кругу или среди друзей зайдет речь о профессиональной деятельности Мегрэ, она охотно будет повторять:

– Не всегда уж это так ужасно, как воображают… Случается и так, что он ведет следствие, лакомясь омаром в обществе некой Фелиси, а потом проводит возле нее и ночь…

Бедная Фелиси! Видит бог, она совсем не думает о пустяках! Она ходит взад и вперед, а в ее упрямой нормандской голове под выступающим, как у козочки, лбом мечутся мысли, полные страха и отчаяния. Сумерки печалят ее, тревожат. Через открытое окно она следит глазами за Мегрэ, который расхаживает по саду. Что это, он срезает цветы? И сам ставит их в вазу?

– Кстати, Фелиси, где обедал бедняга Лапи?

– На кухне. Почему? Да просто не стоило пачкать столовую для него одного.

– Черт подери!

И вот он переносит прибор, скатерть, накрывает на стол возле газовой плиты, в то время как она так нервничает, что боится испортить майонез.

– Если все пойдет как следует, если вы будете вести себя хорошо, я, может быть, сообщу вам завтра приятную новость…

– Какую новость?

– Да я же вам говорю, что сообщу ее только завтра утром!

Если бы даже он и хотел быть с ней помягче, у него это не получилось бы. Хоть и чувствует, что она расстроена, что ее нервы натянуты до предела, он не может удержаться от того, чтобы не дразнить ее, как будто испытывает потребность отомстить за что-то. Может быть, он немного смущен тем, что находится здесь, вместо того, чтобы руководить операциями широкого масштаба, которые начинают разворачиваться вокруг площади Пигаль? Место генерала не в самой гуще схватки…

Пусть! Но он ведь так далеко, что приходится организовывать целую систему эстафет, мобилизовать кассиршу на почте и заставлять славного Люка ездить из Оржеваля в Жанневиль и из Жанневиля в Оржеваль, как простого деревенского почтальона. Разве это необходимо?

Человек, который ищет клад, может догадаться о том, что мебель переставляли, он, возможно, вздумает вернуться, и, кто знает, удовольствуется ли он тем, чтобы оглушить Фелиси ударом кулака?

Все, разумеется, логично, однако же дело не в этом. На самом деле Мегрэ испытывает известное удовлетворение оттого, что пребывает здесь, в этой спокойной, почти нереальной обстановке игрушечной деревни, и в то же время думает о другом, гораздо более реальном и жестоком мире.

– Зачем вы принесли сюда ваш прибор?

– Потому что я хочу обедать вместе с вами. Я вам объявил об этом, когда просил вас пригласить меня… Это наш с вами первый и, вероятно, последний обед… Если только…

Он улыбается. Она допытывается:

– Если только?..

– Ничего… Завтра утром, детка, мы поговорим обо всем и, если у нас будет время, пересчитаем, сколько раз вы говорили мне неправду… Возьмите эту клешню… Нет, возьмите…

И пока они ели при свете лампы, он вдруг невольно подумал: «А все-таки ведь Деревянную Ногу убили!»

Бедная Деревянная Нога! Любопытная у него судьба! Он так боялся всяких приключений, что отказался даже от самого обычного – от женитьбы. Что не помешало ему отправиться на край света и там потерять ногу!

Его стремление к покою привело его в этот Жанневиль, куда, казалось бы, нет доступа человеческим страстям, где дома похожи на игрушки, а деревья на деревца из раскрашенной фанеры, которые дети расставляют возле своей игрушечной овчарни.

Однако же приключение настигло его и здесь, оно угрожало ему, явившись из таких мест, где он никогда не бывал, с этой площади Пигаль, об ужасах которой он, вероятно, едва ли подозревал, из этого совершенно обособленного мира, из этих парижских джунглей, где у тигров напомаженные волосы, а в кармане револьверы.

Однажды утром, так похожим на другие, утром, словно написанным акварелью, он работал в саду с соломенной шляпой на голове. Он сажал невинные томаты, возможно, уже представляя себе их тяжелыми, сочными и красными, с тонкой кожей, лопающейся под солнцем, а несколько минут спустя уже лежал мертвый в своей спальне, приятно пахнущей воском и деревней.

Как это бывало и раньше, Фелиси ест на уголке стола, поминутно отрываясь от еды, чтобы посмотреть за кастрюлей, стоящей на газовой плите, или налить кипящей воды в кофейник.

Окно открыто в синеву ночи, похожую на бархат, усеянный звездами; перекликаются невидимые кузнечики, и в их концерт вступают лягушки; в долине проходит поезд, в «Золотом перстне» играют в карты, а верный Люка ест котлеты вместо омара.

– Что вы делаете?

– Мою посуду…

– Сегодня не надо, детка… Вы и так замучились… Доставьте мне удовольствие, ложитесь спать… Конечно же, вы закроете свою дверь на ключ…

– Мне не хочется спать…

– Правда? Ну так я дам вам кое-что, и вы заснете… Налейте-ка полстакана воды… Две таблетки… Вот… Теперь запейте… Не бойтесь… Я вовсе не намерен вас отравить…

Она пьет, чтобы показать ему, что не боится. Отеческий вид Мегрэ вызывает в ней потребность повторить еще раз:

– А все-таки я вас ненавижу… Когда-нибудь вы пожалеете о том, что наделали столько зла… А впрочем, завтра я уйду…

– Куда?

– Куда глаза глядят… Не хочу вас больше видеть… Не хочу больше оставаться в этом доме, где вы теперь сможете делать все, что захотите…

– Договорились. Завтра…

– Куда вы идете?

– Поднимаюсь вместе с вами… Хочу проверить, удобно ли вам у вас в комнате… Так… Ставни закрыты… Доброй ночи, Фелиси…

Когда он снова спускается в кухню, панцирь омара все еще на столе на фаянсовой тарелке; там он и останется на всю ночь.

Будильник на черной каминной полочке показывает девять часов тридцать минут. Он снимает башмаки, бесшумно поднимается по лестнице, слушает у двери и убеждается, что Фелиси, сраженная гарденалом, спокойно спит.

Без четверти десять. Мегрэ сидит в плетеном кресле Деревянной Ноги. Он курит трубку, глаза его полузакрыты. Слышится гул мотора, хлопает дверца машины. В темноте коридора Люка натолкнулся на вешалку и выругался.

– Только что звонили, начальник…

– Тш… Тише… Она спит…

Люка чуть-чуть обиженно смотрит на омара.

– У Музыканта была любовница, известная под именем Адель. Ее досье разыскали. Ее настоящее имя Жанна Гробуа. Она родилась где-то около Мулэна…

– Дальше…

– Когда произошел налет на «Горного козла», она работала в пивной «Тиволи», в Руане… Она уехала оттуда на следующий день после смерти Педро…

– Должно быть, поехала за Музыкантом в Гавр… А потом?

– Несколько месяцев пробыла в Тулоне, во «Флорали», за тем в Безье… Она не скрывала, что ее любовник в тюрьме Сантэ…

– А теперь ее снова видели в Париже?

– В воскресенье… Одна из ее прежних подружек встретила ее на площади Клиши… Адель сообщила, что скоро уезжает в Бразилию…

– Это все?

– Нет… Музыканта освободили в прошлую пятницу…

Все это еще подготовительная работа, как говорит Мегрэ. В тот же час полицейские автобусы стоят наготове в укромных уголках пустынных улиц вокруг площади Пигаль. На набережной продолжают допрашивать все тех же господ, которые проявляют нетерпение и уже почуяли, что это дело плохо пахнет.

– Позвони, чтобы тебе сейчас же прислали фото Музыканта… Оно должно быть у них в архиве… Или лучше так… Позвони и пошли такси…

– Больше ничего, начальник?

– Нет, вот еще что… Когда шофер вернется с фотографией, ты заскочишь в Пуасси… Там возле моста есть кабачок… Он будет закрыт. Разбудишь хозяина… Это бывший «отпетый»… Сунешь ему под нос фото Музыканта и спросишь его, тот ли это тип, который в воскресенье вечером повздорил у него в кабачке с Фелиси…

Машина отъезжает. Снова тишина, ночь без происшествий. Мегрэ согревает в руке рюмку спиртного, которую он себе налил, и потягивает из нее, время от времени поглядывая на потолок.

Фелиси повернулась во сне, и ее матрац заскрипел. Что может ей сниться? Интересно, ночью у нее такое же богатое воображение, как и днем?

Одиннадцать часов. Сотрудник в серой спецовке в архиве Дворца правосудия достает из папки две фотографии с чересчур четкими линиями, одна анфас, другая в профиль. Он отдает снимки шоферу, который должен передать их Люка.

На улицах, прилегающих к площади Пигаль, люди выходят из монмартрских кино; светящиеся крылья Мулен-Руж вращаются над толпой, через которую с трудом прокладывают себе путь автобусы; швейцары в синих, красных, зеленых ливреях, казачки и вышибалы-негры занимают свои посты у дверей ночных кабачков в то время, как комиссар Пиолэ с середины площади наблюдает за невидимой операцией.

Жанвье занял место в баре, в тускло освещенном зале «Пеликана», где музыканты снимают чехлы с инструментов. От него не ускользает, что один из официантов выходит на улицу, возвращается оттуда с растерянным видом и уводит хозяина в туалет.

Честные люди, которые хорошо провели вечер, присаживаются на террасах пивных, чтобы выпить пива, прежде чем пойти спать. А в это время на другом Монмартре, на том, который еще только начинает жить, слышатся разные звуки, шепот, в воздухе чувствуется какая-то нервозность. Хозяин возвращается из туалета, улыбается Жанвье, тихо говорит что-то одной из женщин, сидящих в углу.

– Я думаю, что сегодня уйду пораньше… Я устала! – заявляет она.

Многие подобные ей, как только появятся полицейские автобусы, теряют желание долго оставаться в опасном секторе… Но на бульваре Рошешуар, на улице Дуэ, на улице Нотр-Дам-де-Лоретт, у всех выходов из квартала перед этими дамами и господами вдруг из темноты появляются незаметные до тех пор люди.

– Ваши документы…

Остальное уж зависит от того, какое у этих людей настроение.

– Проходите…

Или, чаще всего:

– Садитесь в автобус…

В полицейский автобус, фонари которого поблескивают вдоль тротуара!

Ну а Музыкант и Адель, они все еще в мышеловке? Проскользнут ли они сквозь петли расставленной сети? Во всяком случае, они знают об опасности. Даже если они прячутся где-нибудь на чердаке – нашлась, конечно, добрая душа, которая их предупредила.

Без четверти двенадцать. Люка коротает часы, играя в домино с хозяином «Золотого перстня» в пустом зале, где потушены все лампы, кроме одной. Услышав, что подъехало такси, он встает.

– Я всего на полчаса, – говорит он. – Только доеду до Пуасси, а потом еще скажу два слова комиссару…

В кабачке темно; Люка стучит в дверь, и стук гулко раздается в тишине ночи. Прежде всего в окне показывается голова женщины с бигуди в волосах.

– Фернан… Это к тебе…

Зажигается свет, слышны шаги, ворчание, дверь приотворяется.

– А?.. Что вы говорите?.. Я так и думал, что у меня будут из-за этого неприятности… Я же плачу за патент!.. У меня расходы… Я вовсе не собираюсь впутываться в темные дела…

Стоя возле прилавка, в полумраке зала, с подтяжками, болтающимися на бедрах, с растрепанными волосами, он рассматривает оба снимка.

– Понял… Ну? Так что же вы хотите знать?

– Вот об этом типе говорила Фелиси?

– Ну и что с того?

– Ничего… Этого достаточно… Вы его знали раньше?

– Больше всего он вертелся здесь как раз в тот вечер… А что он натворил?

Полночь. Люка выходит из машины, а Мегрэ подскакивает в кресле, как задремавший и внезапно разбуженный человек. Он почти безучастно слушает то, что ему рассказывает бригадир.

– Я так и думал…

С этими молодчиками, какими бы «отпетыми» они себя ни считали, все получается очень просто. Их уже знаешь, можно заранее сказать, что они сейчас выкинут. Не то что этот экземпляр, Фелиси, с которой ему пришлось повозиться гораздо дольше.

– Что мне делать, начальник?

– Вернешься в Оржеваль… Будешь играть в домино, пока тебя не позовут к телефону…

– Кто вам сказал, что я там играю в домино?

– Да ведь в бистро вас только двое, хозяин да ты, а в карты ты играть не умеешь…

– Вы думаете, здесь что-нибудь произойдет?

Мегрэ пожимает плечами. Он не знает. Да это и неважно. Тогда до свидания…

Час ночи. Фелиси что-то говорит во сне. Мегрэ, стоя за дверью, пытается расслышать ее слова, но ему это не удается. Он машинально повернул ручку, и дверь приотворилась.

Он улыбается. Это мило с ее стороны! Значит, Фелиси все-таки ему доверяет, раз она не заперла дверь на ключ. С минуту он слушает ее дыхание, неясные слова, которые она шепчет, как ребенок, он видит молочно-белое пятно постели, черные волосы на подушке и потихоньку закрывает дверь, на цыпочках спускается с лестницы.

Пронзительный свисток на площади Пигаль. Это сигнал. Все выходы закрыты. Полицейские в форме шагают сплошной шеренгой, хватают на ходу мужчин и женщин, появляющихся отовсюду и стремящихся перейти за линию ограждения. Одного полицейского жестоко укусила за палец рыжая толстуха в вечернем платье. Машины полны задержанными.

Хозяин «Пеликана», стоя на пороге, нервно потягивает сигарету, пытается протестовать:

– Уверяю вас, господа, у меня никого нет. Несколько под выпивших американцев…

Кто-то потянул за тужурку молодого инспектора Дюнана, того, который принимал Мегрэ в отеле «Уют». А! Это коридорный отеля. Наверно, он пришел сюда из любопытства?

– Скорее… Вон она…

Он показывает на застекленную дверь бара, где уже нет никого, кроме хозяина за стойкой. В глубине кто-то захлопнул дверь, но инспектор все-таки успел заметить женский силуэт.

– Та, что приходила в отель с мужчиной…

Адель… Инспектор подзывает двух полицейских. Они бросаются к двери, бегут через пустые туалеты, спускаются по узкой лестнице, где пахнет сыростью, спиртом и мочой.

– Отворите…

Перед ними подвал. Дверь заперта на ключ. Один из полицейских нажимает на нее плечом.

– Эй, кто там, руки вверх…

Электрический фонарь освещает бочонки, клетки с бутылками, ящики с аперитивом. Тишина. Или, вернее, если стоять неподвижно, как приказал инспектор, можно угадать чье-то учащенное дыхание, можно даже поклясться, что слышен трепет чьего-то загнанного сердца.

– Встаньте, Адель…

Она в бешенстве вскочила из-за груды ящиков, она безнадежно отбивается, несмотря ни на что, хочет вырваться из рук полицейских, которым едва-едва удается надеть ей наручники.

– Где твой любовник?

– Не знаю…

– Что ты делала на улице?

– Не знаю…

Она усмехается.

– Легче напасть на беззащитную женщину, чем на Музыканта, а?

У нее из рук вырвали сумку. В баре ее открывают: там только профессиональная карточка, не очень-то почетная, немного мелочи и письма, написанные карандашом, – наверное, письма, которые Музыкант переправлял своей любовнице из тюрьмы, потому что адресованы они в Безье.

Первый полицейский автобус, наполненный до отказа, направляется в участок, где сегодня ночью будет тесно. Много джентльменов в смокингах, много вечерних платьев, забрали даже официантов и швейцаров.

– Ну вот, привели, не его, так хоть его подружку, господин комиссар…

Комиссар Пиолэ допрашивает ее, не очень надеясь на результат:

– Ты уверена, что не хочешь выложить все? Где он?

– Вы его не найдете…

– Забирайте ее… Нет, не в автобус… Пошлите ее к Рондонне…

В меблированных отелях стучат во все двери, проверяют документы, и господам в одних рубашках очень неприятно, что их застали здесь, да еще и не одних.

– Я прошу вас только сделать так, чтобы моя жена…

– Ну, разумеется, разумеется!

– Алло! Это вы, Люка? Скажите, пожалуйста, Мегрэ, что Адель здесь… Да… Она, конечно, молчит… Нет, о Музыканте ничего нового… Ее допрашивают, да… За районом по-прежнему ведется наблюдение…

Теперь, когда самое главное сделано, в окрестностях площади Пигаль все успокоилось, словно наступил мертвый штиль после бури. На улицах тише, чем обычно, и полуночники, приезжающие из центра города, удивляются, что в кабачках так уныло, что даже зазывалы окликают их неуверенно.

Четыре часа утра. Люка уже в третий раз возвращается в «Мыс Горн». Мегрэ снял воротничок, галстук.

– У тебя случайно нет табака? Вот уже полчаса, как я вы курил последнюю трубку…

– Адель забрали…

– А его?

Он боится, что ошибается, и все-таки… У Музыканта нет ни гроша, это можно сказать почти наверняка… За день до того, как он вышел из тюрьмы, Адели пришлось уехать из Безье без копейки… Он приезжает в Пуасси… Воскресенье… Может быть, он побывал и в Жанневиле? Он заходит в кабачок вслед за Фелиси… Если бы ему удалось соблазнить эту служаночку, одетую как какаду, это ведь было бы проще всего?.. Он легко мог бы попасть к ней в дом… Но она награждает его пощечиной!

А на следующий день, в понедельник, старик Лапи был убит в своей спальне. Музыканту пришлось убежать без пакета с деньгами.

– В котором часу задержали Адель?

– Полчаса тому назад… Они нам сразу же позвонили…

– Поезжай… Возьми такси…

– Вы думаете, он…

– Поторопись… Поезжай, говорят тебе…

Мегрэ тщательно запирает дверь, снова садится а кухне у окна, потушив свет и еще раз взглянув на красный панцирь омара, оставшийся на столе.