Текст книги "Смерть Беллы"

Автор книги: Жорж Сименон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

III

Они стояли у окна, разделенные только креслом и круглым столиком, и смотрели вслед машине, которая удалялась, оставляя за собой белый пар выхлопа. Теперь Эшби знал, который час. Чуть-чуть больше четверти второго. Последним наконец-то уехал Райен, сопровождаемый секретаршей, и теперь в доме только он да жена.

Они переглянулись – спокойно, без многозначительности. Наедине они вели себя еще сдержаннее, чем на людях. Спенсер был доволен и даже, пожалуй, горд Кристиной. Она, кажется, тоже не сердилась на него за то, как он держался.

– Чего бы ты хотел поесть? Сам понимаешь, в магазин я не ходила.

Она нарочно заговорила о еде. И она права. Им обоим стало как-то проще. С этой же целью она вытряхнула из пепельницы окурок толстой сигары, оставшийся после Района. От этих сигар в доме появился непривычный запах. Райен беспрерывно курил, время от времени вынимал сигару изо рта и удовлетворенно ее разглядывал, а им противно было видеть ее изжеванный липкий конец.

– Открыть банку говядины?

– Лучше сардины или что угодно, только холодное.

– С салатом?

– Можно и с салатом.

На Спенсера навалилась запоздалая усталость. Появилось ощущение, быть может обманчивое, будто он вернулся из далекого путешествия. Разумеется, это еще не конец! Власти наверняка еще будут приезжать и приезжать, многое еще осталось непроясненным. И все же утешительно сознавать, что он с честью выдержал допрос, учиненный Райеном. Не об этом ли думают молча они оба?

Недавно, когда его позвали, он разволновался, увидев, что Кристина притворила за собой дверь кухни. Он принялся ломать себе голову, зачем Кристина ушла из гостиной, как только он вошел; потом по лицу Билла Райена он понял, что она действовала по его указаниям.

Эта пустячная подробность придала всему их разговору некий новый смысл, да это уже был и не разговор. Не зря же Спенсера стали величать «мистером Эшби»! Райен нарочно пустил в ход все уловки, к каким прибегают во время перекрестных допросов: вытаскивал из кармана носовой платок и тщательно его разворачивал, прежде чем погрузить в него нос, или так сосредоточенно затягивался сигарой, словно задумывался над важной уликой.

Присутствие начальника полиции подогревало в нем желание оказаться на высоте, а мисс Меллер, на которую он время от времени косился, служила ему публикой.

– Не буду просить секретаршу перечесть вам то, что вы только что заявили. Полагаю, вы все это помните и не станете отрицать. Вчера вечером вы спустились к себе в кабинет, чтобы проверить работы своих учеников, на вас был в это время коричневый костюм, в который вы одеты и сейчас.

О костюме при Эшби еще разговора не было. Значит, это уточнение внесла жена.

– Окончив проверку, вы вернулись наверх, зашли к себе в спальню и переоделись. Вы надели именно эти брюки?

– Мистер Холлоуэй, будьте добры… – обратился к шефу полиции Райен, глядя поверх головы Спенсера.

Тот приблизился, словно секретарь суда; в руках у него были брюки и рубашка.

– Вы их узнаете, мистер Эшби?

– Да.

– Значит, в этой самой одежде вы спустились вниз и оставались в ней, когда пришла мисс Шерман?

– Когда я заметил ее на пороге моего кабинета, я был в этой одежде.

– Можете идти, мистер Холлоуэй.

Видимо, они обо всем договорились заранее; вместо того чтобы сесть на прежнее место, начальник полиции надел пальто, натянул толстые вязаные перчатки и направился к двери, прихватив с собой одежду, которую только что предъявлял Спенсеру.

– Не обращайте внимания, мистер Эшби. Простая формальность. Теперь я просил бы вас подумать, призвать на помощь память, взвесить все «за» и «против» и отвечать мне чистосердечно, по совести, не упуская из виду, что вам придется повторить свои показания под присягой. – Он был сам доволен этой фразой; Спенсер перевел на Райена взгляд, против его воли упиравшийся в белые ноги секретарши. – Убеждены ли вы, что за прошедшую ночь ни разу не вошли ни в какое иное помещение помимо тех, которые вы нам указали, а именно вашего кабинета, вашей спальни, вашей ванной, кухни и, разумеется, этой гостиной, через которую нам надо было проходить?

– Я в этом уверен.

Между прочим, когда тебя так допрашивают, начинаешь и в самом деле сомневаться, так ли ты во всем уверен.

– Быть может, вы предпочитаете получить время на размышления?

– Это излишне.

– В таком случае объясните мне, мистер Эшби, каким образом получилось, что мы располагаем вещественным доказательством вашего присутствия, правда не в спальне мисс Шерман, зато у нее в ванной? Поскольку дом этот – ваш, у меня нет надобности напоминать вам, что проникнуть в эту ванную можно только через ее спальню. Слушаю вас.

В этот момент Спенсер и впрямь оглянулся по сторонам в поисках поддержки, и ему захотелось увидеть такое знакомое, чуточку полнокровное лицо Кристины. Он понимал, почему Райен позаботился о том, чтобы ее спровадить. Их подозрения зашли уже куда дальше, чем он предполагал.

– Я не входил к ней в спальню, – пробормотал он, утирая лоб.

– Ив ванную?

– В ванную – тем более.

– Простите за настойчивость, но у меня есть веские основания предполагать противное.

– К сожалению, вынужден повторить: я не был у нее в спальне.

Эшби повысил голос, чувствуя, что вот-вот заговорит еще громче и, того гляди, перестанет держать себя в руках. Тут он снова подумал о Кристине и справился с собой. Подлец Райен – теперь Спенсеру было ясно, что он подлец, – напустил на себя покровительственный вид.

– Говоря с таким человеком, как вы, Эшби, я могу обойтись без долгих объяснений. Приезжали эксперты.

В углу ванной, в довольно широкой щели между двух плиток, они нашли следы опилок, по всей видимости идентичных тем, что обнаружены у вас в мастерской и на ваших фланелевых брюках.

Райен замолчал и нарочито внимательно уставился на свою сигару. Следующие пять минут были для Эшби ужасны. Не то чтобы ему стало страшно в буквальном смысле слова. Он знал, что невиновен, убежден был, что сумеет это доказать. Но коронеру он должен был ответить сразу, и это вынуждало, просто обязывало его сразу найти решение задачи. А задача, хочешь не хочешь, и впрямь стояла перед ним. Он же не лунатик. Он уверен, что за весь вечер, за всю ночь ноги его не было в комнате У Беллы.

– Вы можете возразить, что, когда она заходила попрощаться с вами, на ее одежду попали частицы дерева от станка. Лейтенант Эверелл только что спустился с вами в мастерскую, постоял на том же месте, где вчера вечером находилась мисс Шерман, и попросил вас включить станок. Когда он вернулся, опилок на нем не было.

Позиция Эверелла разочаровала Спенсера; он заподозрил, что Райен нарочно затеял все это, чтобы отнять у него возможного союзника.

– Вы по-прежнему ничего не помните?

– Нет.

– В вашем распоряжении сколько угодно времени.

Эшби сидел в кресле у окна; размышляя, он поднял глаза. И опять заметил в доме напротив розовый пеньюар, который на этот раз не исчез. Более того, голова в окне слегка наклонилась, и на Спенсера пристально глянули два черных глаза. Он удивился: такого еще не бывало. Они с женой не поддерживали никаких отношений с Кацами. А сейчас он мог бы поклясться, что соседка словно пытается передать ему взглядом какую-то весть, объяснить что-то при помощи неуловимого знака.

Нет, скорее всего, ему показалось. Просто он перенапряжен. Негодяй Райен вытащил из кармана часы и держит их перед собой, словно на соревнованиях.

– Я забыл вам напомнить, мистер Эшби, что в любом случае, привлекут вас в качестве свидетеля или в качестве обвиняемого, ваше право – отвечать на вопросы не иначе как в присутствии адвоката.

– А кто я сейчас?

– Свидетель.

Спенсер усмехнулся: ему было противно. Потом глянул еще раз на окно Кацев и, словно стыдясь клянчить помощь у посторонних, пересел в другое кресло.

– Вспомнили?

– Нет.

– Признаете, что входили в ванную к девушке?

– Я не входил.

– Можете предложить какое-либо объяснение?

Внезапно Эшби чуть не расхохотался, охваченный чувством злобного торжества: он вспомнил, действительно вспомнил в тот самый миг, когда уже готов был оставить всякие попытки. Все оказалось до глупости просто!

– Вчера вечером я не входил в ванную к Белле, а вот позавчера входил. И на мне действительно были серые фланелевые брюки, потому что я работал у себя в мастерской, а в это время пришла жена и напомнила мне, что опять упала вешалка для полотенец. – Только теперь, задним числом, его прошиб холодный пот. – Она уже падала несколько раз. Я взял инструмент, сходил наверх и прибил ее на место.

– У вас есть подтверждения?

– Жена подтвердит.

Райен только покосился на дверь кухни, и Эшби, сразу все поняв, опять чуть не поддался растерянности. Взгляд Райена означал, что Кристина вполне могла слышать их разговор и не станет опровергать мужа. Кроме того, коронер мог бы возразить, что жена по закону имеет права не давать показания против мужа.

– Погодите, – начал Эшби, лихорадочно вскочив на ноги, словно школьник, который чувствует, как правильный ответ вертится у него на кончике языка. – Какой сегодня день? Среда. – Он заметался по комнате. – По средам, если не ошибаюсь, миссис Стерджис работает у миссис Кларк.

– Вы о чем?

– Я говорю о нашей прислуге. Она приходит к нам дважды в неделю, по понедельникам и пятницам. Я прибил вешалку на место позавчера, то есть в понедельник вечером. Миссис Стерджис наверняка заметила днем, что она упала. – Он снял трубку, набрал номер Кларков. – Простите за беспокойство, миссис Кларк. Элиза у вас? Не могли бы вы на минутку попросить ее к телефону?

Он передал трубку Райену, и тому ничего не оставалось, как взять ее и поговорить. Повесив трубку, он уже ни намеком не вернулся к ванной комнате Беллы. Для проформы задал еще несколько вопросов, чтобы загладить промах. Например, как это Эшби не заметил перед сном, был ли свет под дверью у девушки? Перед тем он погасил свет в гостиной и коридоре. Поскольку лампу в спальне он еще не зажег, малейший свет должен был броситься ему в глаза, не так ли? И он действительно не слышал в доме ни малейшего шума? Кстати, сколько виски он выпил?

– Два стаканчика.

Должно быть, за вопросом о виски что-то крылось.

– Вы уверены, что выпили не больше двух? И вам этого хватило, чтобы заснуть так крепко, что вы даже не услышали, как вернулась жена и легла в постель рядом с вами?

– Вполне возможно, что я не услышал бы этого и без спиртного.

Это правда. Если уж он уснул, то не проснется до утра.

– Какой сорт виски вы пьете?

Спенсер сказал. Райен попросил его сходить в кабинет за бутылкой.

– Вот как! Вы всегда покупаете такие плоские поллитровые бутылки?

– Как правило.

Старая привычка: так повелось еще с тех времен, когда покупать больше, чем по пол-литра, было ему не по карману.

– Мисс Шерман пила шотландское виски?

Его раздражало, что они называют ее мисс Шерман: для него она всегда была просто Беллой.

– При мне никогда.

– Не приходилось ли вам пить виски вместе с ней?

– Разумеется нет.

– Ни у вас в кабинете, ни у нее в спальне? – Из кожаного портфеля, стоявшего на ковре около кресла, Райен извлек такую же плоскую бутылку, как та, что по-прежнему держал в руках Эшби. – Вы человек опытный, и я уверен, что если вы пользовались этой бутылкой в тех обстоятельствах, в каких ею пользовались вчера, то не преминули стереть с нее отпечатки пальцев, не правда ли?

– Не понимаю.

– Эту бутылку мы нашли в спальне у мисс Шерман, недалеко от трупа, за креслом. Как видите, она пуста. Ее содержимое не вылили на пол, а выпили. Стакана в комнате не было. Стаканчиком для чистки зубов из ванной комнаты не пользовались.

– И это она…

Спенсер не хотел верить; он был почти убежден – ему скажут, что это не она.

– Да, она пила прямо из бутылки, как это ни прискорбно. Значит, пила, не разбавляя. Через несколько минут мы узнаем, какое количество алкоголя обнаружено у нее в желудке. Но уже сейчас по запаху изо рта можно утверждать, что она выпила изрядную дозу спиртного.

Вы этого не заметили, когда она приходила к вам попрощаться?

– Нет.

– Не почувствовали, как пахло у нее изо рта?

Если он примется опровергать все намеки, которые подпускает Райен в своих вопросах, тот все равно не уймется. А странно: об этом Райене никто худого слова не скажет, он производит, скорее, впечатление добродушного человека, и у него нет никакой причины таить зло на Эшби, да и поводов для подозрений Эшби ему не давал.

– Я не почувствовал, чтобы от нее пахло.

– И не заметили ничего необычного у нее в глазах?

– Нет.

Лучше отвечать сухо, без пояснений.

– Ничего в ее словах не навело вас на мысль, что она пьяна?

– Нет.

– Вы слышали, что она сказала?

– Нет.

– Мне так и помнилось. Значит, вы склонились над своей поделкой и так увлеклись, что, будь состояние мисс Шерман не вполне нормальным, вы бы, вероятно, этого не заметили?

– Возможно. Я по-прежнему убежден, что она не пила.

Почему он это сказал? Не гак уж он и убежден. До сих пор ему это в голову не приходило, вот и все. А теперь он выгораживал Беллу, скорее, из верности Кристине – эту верность он распространял и на ее подруг. Разве он не обратил внимания, что Белла бледна, что вид у нее удрученный: не то чем-то встревожена, не то больна?

– В настоящий момент я не имею к вам больше вопросов, и мне было бы бесконечно жаль, если бы вы, дорогой Спенсер, заподозрили меня в недобрых чувствах к вам. Видите ли, подобных преступлений в нашем округе не было уже двадцать три года, с точностью до месяца.

Естественно, поднимется шум. Очень скоро ждите в гости господ журналистов, и, если вам будет угодно прислушаться к моему совету, примите их как можно любезнее.

Знаю я их. В сущности, безобидный народ, но если вы им не угодите и откажете в информации…

Когда зазвонил телефон, он протянул руку прежде, чем Эшби успел подойти. Должно быть, этого звонка он ждал: заранее поставил телефон рядом со своим креслом.

– Да… Да… Понимаю… Но у вас есть в запасе контрдовод… Нет! Обнаружилось, что обстоятельства не совсем таковы, как я себе представлял… Любопытно… Да…

Я проверил… Разве что предположить тщательную подготовку, а это априори… – Райен явно старался говорить так, чтобы Эшби не понял. – Это мы сейчас обсудим.

Мне придется вернуться в Личфилд, там меня ждут… На мой взгляд, лучше, если бы приехали именно вы… Да… – Он слегка улыбнулся. – Миссис Эшби! У меня к вам один вопрос. – Все это было сказано игривым тоном, как бы в шутку, словно Райен хотел загладить свою вину. – Когда вы в последний раз видели мужа в комнате мисс Шерман?

Бедная Кристина! Побледнев, она изумленным взглядом обвела по очереди каждого из присутствующих.

– Не знаю… Погодите…

– Довольно. Не ломайте себе голову. Это всего лишь небольшой эксперимент. Если бы вы сразу ответили: в понедельник вечером, я сделал бы вывод, что вы условились с мужем заранее или подслушивали у дверей.

– Но это и впрямь было в понедельник вечером, потому что…

– Потому что упала вешалка, знаю! Благодарю вас, миссис Эшби. До скорого свидания. Спенсер. Вы идете, мисс Меллер?

Ну вот! Первый экзамен он выдержал. В ожидании следующих улик можно перевести дух. Словно понимая, что в доме нескоро еще все пойдет заведенным порядком, Кристина стала накрывать на стол не в столовой, а на кухне. Пусть в это г день все будет не так, как всегда.

– Зачем приедет доктор?

– Уилберн обнаружил под ногтями у Беллы следы крови. И хочет удостовериться, что…

Он почувствовал, что на Кристину это произвело впечатление. Ему захотелось мягко положить руку на плечо жене и так же мягко спросить: «Ты же веришь, что я ни при чем, правда?» Он знает, так оно и есть. Просто тогда можно было бы ее поблагодарить. Жена нечасто вызывает у него чувство умиления. Разговоров по душам у них и в заводе нет. Они, скорее, добрые друзья-товарищи, и именно как друга он хотел ее поблагодарить.

Держалась она прекрасно, он ею доволен. Он уселся за стол, улыбнулся ей чуть заметной улыбкой, не слишком-то красноречивой, но жена должна была понять.

Может быть, кое-кто у них за спиной потешается над ними? Во всяком случае, когда они неожиданно для всех поженились, рты у сплетников, наверно, не закрывались ни на минуту. Было это десять лет назад. Ему тогда стукнуло тридцать, Кристине тридцать два. Жила она с матерью, и все вокруг были уверены, что она никогда на выйдет замуж. Никто не замечал, чтобы Спенсер за ней ухаживал, они ни разу не танцевали вместе, и единственным местом их встреч была «Крествью скул»: с тех пор как умер отец Кристины, она состояла в опекунском совете школы. Другими словами, виделись они то на футбольном поле, то на бейсбольной площадке, то на школьных пикниках. Долгое время они оба были убеждены, что не созданы для брака. Кристина с матерью располагали средствами, Эшби жил на холме в домике под зеленой крышей вместе с другими холостяками и летом путешествовал в одиночку то во Флориду, то в Мексику, то на Кубу или еще куда-нибудь. Не все ли равно, как это получилось? Ни он, ни она не могли бы ответить, что подвигло их на это решение. Они не заводили речь о свадьбе, пока не умерла мать Кристины: у нее был рак, и ей трудно было бы притерпеться к новому человеку в доме. А вошло ли у них на самом деле в привычку спать в одной постели и раздеваться друг при друге?

– Мне кажется, лейтенант Эверелл появится у нас снова в самое ближайшее время, – сказала она.

– Я тоже так думаю.

– Я ходила в школу с его сестрой. Они из Шэрона.

Так у них всегда. Как всем на свете, им случается расчувствоваться, и между ними протягивается ниточка нежности – тонкая, непрочная, вот-вот оборвется, но они сразу же, точно устыдясь, заговаривают о знакомых или о покупках. Тем не менее они все понимают, и все равно им хорошо. Сейчас Спенсер ломал себе голову, не рассказать ли жене, как странно смотрела на него недавно м-с Кац из окна. Он до сих пор не оправился от удивления и все думает: неужели она действительно хотела передать ему какую-то весть? Это было бы любопытно: между двумя их домами, разделенными только лужайкой, не существует никаких связей. Эшби никогда не разговаривают с Кацами. Не здороваются. Кацы в этом не виноваты. Эшби на первый взгляд – тоже. Дело в том, что Эшби принадлежат к местному обществу, а Кацы – нет: они другой породы. Двадцатью годами раньше им бы и в голову не пришло здесь поселиться. Теперь в округе появилось несколько таких семейств, как они, но те еще не вполне освоились; большей частью это Нью-Йоркцы, бывают здесь только летом; они выстроили себе дома у озер и разъезжают в огромных автомобилях. Миниатюрная м-с Кац, одна из немногих, проводит в доме всю зиму, почти всегда в одиночестве. Она совсем молоденькая, внешность у нее подлинно восточная, яркие черты лица, огромные, с поволокой, глаза, и когда видишь, как она расхаживает по просторному дому, да еще ей прислуживают две служанки, на ум приходит гарем. Сам Кац лет на тридцать старше, низенький, очень толстый. Может быть, он запер ее здесь, в деревне, из ревности? Он торгует дешевой бижутерией, и повсюду у него филиалы.

Иногда он приезжает в черном кадиллаке с шофером в ливрее и тогда по несколько дней подряд возвращается домой каждый вечер, а потом снова исчезает на неделю или две. Эшби никогда не судачат о соседях, делают вид, будто не смотрят на этот дом, самый близкий к их дому, и не подозревают о существовании этой молоденькой женщины, хотя волей-неволей досконально изучили ее образ жизни, как и она – их. Иногда м-с Кац похожа на ребенка, которому до смерти хочется поиграть с другими детьми; бывает, она для собственного удовольствия по пять-шесть раз в день меняет платья, хотя смотреть на нее некому. Уж не ради ли Спенсера она наряжается? Не для него ли усаживается вечерами за рояль и принимает такие же позы, как артисты на концертах?

– Райен предупредил, что к нам будут ездить журналисты.

– Боюсь, этого не миновать. Ты поел?

Вокруг них словно образовалась пустота. Как бы они ни вели себя, в доме что-то изменилось; они избегали встречаться взглядами, и это не случайно, и обычная их сдержанность здесь тоже ни при чем. Это пройдет. Сейчас они в таком состоянии, что еще не отдают себе отчета в силе удара – словно сразу после падения. Поднимаешься, думаешь, что все обошлось, а назавтра…

– Машина Уилберна!

– Иду! Это ко мне!

Можно ли требовать от Спенсера, чтобы в голосе у него не сквозила горечь? И чтобы общество доктора, который только что делал вскрытие, не стесняло его?

Руки у Уилберна белые и ледяные: он их недавно мыл с мылом и чистил щеточкой ногти.

– Надеюсь, Райен вас предупредил? Я пройду сразу к вам в спальню?

Он привез с собой чемоданчик с инструментами, словно явился по вызову к больному. Эшби заметил желтое пятно у него на верхней губе и вспомнил, как доктор рассказывал, что при вскрытиях курит сигарету за сигаретой ради дезинфекции.

Как заставить себя не думать о Белле? Из-за этих мыслей Спенсеру представлялись определенные картины, которые он рад был бы прогнать, особенно теперь, когда ему среди бела дня пришлось раздеться догола под ироническим взглядом Уилберна. Каких-нибудь десять минут назад доктор склонялся над телом девушки. А теперь…

– Никаких царапин, никаких болячек?

Его ледяные пальцы скользили по коже Спенсера, медлили, двигались дальше.

– Откройте рот. Еще. Так. Повернитесь.

Эшби чуть не плакал: все это было унизительней, чем недавние, весьма прозрачные обвинения Райена.

– Это что у вас за шрам?

– Ему уже лет пятнадцать. Я и забыл.

– Ожог?

– Походная спиртовка взорвалась.

– Можете одеваться. Ничего у вас нет, разумеется.

– А если бы случайно оказалась царапина? Если бы я сегодня порезался во время бритья?

– Анализ показал бы, совпадает ли ваша группа крови с той.

– А если бы совпала?

– Не волнуйтесь, никто бы вас так сразу не повесил.

Все гораздо сложнее, чем вам кажется: подобного преступления кто попало не совершит.

Уилберн взял свой чемоданчик, открыл рот с таким видом, словно сейчас сообщит важную тайну, но ограничился тем, что сказал:

– Новости будут, очевидно, очень скоро. – Он поколебался. – В сущности, вы ведь очень мало знакомы с этой девчонкой, не правда ли?

– Она жила у нас около месяца.

– Ваша жена ее знала?

– Раньше ни разу не видела.

– И вы, разумеется, никогда ничего не замечали?

– Вы насчет виски?

– Райен вам сказал? Она выхлебала добрую треть бутылки, поэтому приходится отказаться от предположения, что спиртное насильно влили ей в рот или внезапно заставили выпить.

– Мы никогда не видели, чтобы она пила.

В глазах у врача блеснул насмешливый огонек; он понизил голос, словно решив посекретничать, и с непонятной настойчивостью задал следующий вопрос:

– А лично вас ничего не поразило в ее поведении?

Почему этот вопрос напомнил Эшби Вермонт, пакостную фотографию и ухмылку Брюса? Старый доктор тоже, казалось, пытается вырвать у него Бог знает какое признание, добиться от него соучастия Бог знает в чем.

– Не понимаете?

– Боюсь, нет.

Уилберн не поверил, но без колебаний двинулся дальше; положение становилось тягостным.

– Для вас это была обычная девушка, как все?

– Да, пожалуй. Дочь подруги моей жены.

– Она никогда не пыталась поверять вам свои секреты?

– Нет конечно.

– А вы никогда не задавали ей вопросы – просто из любопытства?

– Тоже нет.

– Она не старалась заглянуть к вам в кабинет, когда вашей жены не бывало дома?

– Нет, – ответил Эшби еще суше.

– И ей никогда не случалось раздеваться при вас?

– Смею вас уверить – нет.

– Я не хотел вас обидеть. Благодарю вас, я вам верю. К тому же это все не мое дело.

Уходя, Уилберн поклонился Кристине, которая в это время закрывала холодильник. Доктор назвал ее по имени. Он знает ее с детства. Наверно, она и на свет появилась при нем.

– Возвращаю вам вашего мужа в наилучшем виде.

Она тоже не ценит подобных шуток; наконец доктор вышел, улыбаясь, но на его улыбку никто не ответил. А все же, с умыслом или нет, он заронил в них зерно беспокойства. Не случайно Эшби уже принялся гадать, что крылось за тем или иным его вопросом. То ему казалось, что он понял, то он убеждал себя, что ошибся; то собирался обсудить это с Кристиной, то хмурился и умолкал. В конце концов он погрузился в неотступные размышления над вопросами, которые никогда раньше его не интересовали.