Текст книги "Подпись «Пикпюс»"

Автор книги: Жорж Сименон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Входите, господа, – бросает комиссар, отступая в сторону.

– Входите, – вторит ему г-жа Ле Клоаген.

В чем дело? Почему она нервничает? Она вводит посетителей в гостиную и поворачивается к Мегрэ, единственному, с кем знакома:

– Где он?

– Вы о ком? Как вам известно, эти господа приехали, чтобы подвергнуть вашего мужа психиатрическому освидетельствованию. Вы получили извещение, посланное вам присутствующим здесь господином судебным следователем.

– Вот что это было такое!

– Послушайте, сударыня, сегодня около десяти утра, когда господин Ле Клоаген был на прогулке, велосипедист-рассыльный вручил вам официальное письмо.

– Да. Но оно было адресовано моему мужу.

– Вы не вскрыли конверт? Не знаете, что в нем было?

– У меня нет привычки читать чужие письма. Насколько помнится, я положила конверт – желтый такой – вон туда… Да вот же он!

Она распахивает дверь в прихожую и указывает на старинный столик на одной ножке, под которым действительно валяется желтый конверт со штампом прокуратуры. Конверт пуст.

– Что здесь произошло?

– Не знаю. Мой муж, как всегда, вернулся к завтраку.

– Он прочел письмо?

– Думаю, что да, поскольку мы с дочерью конверт не распечатывали. Завтракали мы втроем. Не уверена даже, что со стола убрано… Так и есть… Наша прислуга в отпуске. – Она открывает другую дверь, в столовую, где стоят три прибора, фрукты, остатки сыра. – Вот видите… Потом я решила, что Октав ушел к себе вздремнуть. Он ведь по характеру очень скрытен, очень…

Г-жа Ле Клоаген не боится, что над ней станут иронизировать, вспомнив, что именно она запирала старика на ключ, как шалуна-школьника.

– Разве он не у себя?

– Я только что проверяла – нет. К тому же его пальто на вешалке тоже не оказалось. Он, вероятно, вышел.

– В котором часу вы видели его в последний раз?

– Мы встали из-за стола без четверти час: у нас едят рано. Не объясните ли вы мне, чего эти господа…

Мегрэ с горькой улыбкой смотрит на растерянного следователя. Г-жа Ле Клоаген гнет свое:

– Вам лучше знать, где мой муж, – вы же круглые сутки держите нас под наблюдением.

Комиссар подходит к окну и на тротуаре напротив видит Жанвье, который, ковыряя зубочисткой во рту, поглядывает на дом.

Оба психиатра выказывают признаки нетерпения и, поскольку объект освидетельствования отсутствует, просят разрешения вернуться к своим занятиям.

– Вы уверены, сударыня, что вашего мужа нет дома? – осведомляется озадаченный следователь.

– По-моему, раз дело зашло так далеко, вам никто не мешает обыскать квартиру, – со всей надменностью, на которую только способна женщина столь маленького роста, чеканит она.

Час спустя приходится примириться с очевидным фактом: Октав Ле Клоаген исчез вместе со своей шляпой и зеленоватым пальто.

7. Молчание комиссара

Нет, господин судебный следователь, Мегрэ никому не собирается мстить. Он не хмурится, он не взбешен – он встревожен, на плечах у него груз, и тем не менее ему кажется, что он начинает кое-что понимать. Вот почему он молчит.

Вы-то говорите, безостановочно говорите, чтобы рассеять свое смущение, чтобы вам хоть кто-то сказал, что вы были правы или хоть не совсем не правы.

Мегрэ не сердится на вас за ваше утреннее зазнайство, за несколько ироничное самодовольство, с каким вы объявили о принятых вами мерах.

«Служба в полиции – занятие не для мальчиков из церковного хора».

И уж подавно, расследование уголовного дела не поручают девочкам. А в духовном смысле вы рядом с Мегрэ форменная девчонка. Из книг вы узнали много всякой всячины о природе человека. Вы способны цитировать эти книги наизусть, но от этого мало проку, и доказательство тому – краска смущения и дрожь, которую вы до сих пор не сумели унять.

– Нет, Мегрэ, человек, живший в такой комнате, не мог быть нормальным. Согласитесь…

А почему, собственно, не мог? За тридцать лет службы Мегрэ и не такое видывал. Он-то знаком с запахом страстей, пороков, преступлений, маний, запахом непрерывного брожения людских масс.

– Чтобы человек в здравом уме, владелец такой комфортабельной, я сказал бы даже – роскошной квартиры, занимавшийся в прошлом интересным делом, вдруг опустился до…

Мегрэ молчит.

Психиатры давно распрощались и уехали, г-жа Ле Клоаген с дочерью ждут в гостиной, а следователь все никак не успокоится.

Он велел позвать инспектора, дежурящего на бульваре Батиньоль. Самолично осведомился:

– Скажите, друг мой, вы уверены, что не спускали глаз с подъезда этого дома?

– Я отлучался всего минут на пятнадцать между половиной первого и часом. Мне надо было позвонить по телефону – доложить на Набережную.

– Вы совершили ошибку, мой друг. Надо было устроиться по-другому. Как – не знаю, это дело ваше, но пост есть пост, и…

Мегрэ даже не улыбается. Все это пустословие не имеет никакого значения.

– Полагаю, вы уже полюбопытствовали у привратницы, нет ли в доме черного хода?

– Его нет, господин следователь.

– Вот что, Мегрэ, мне тут пришла одна мысль… Нет. Я, конечно, не сомневаюсь, что Ле Клоаген, почуяв опасность, удрал, пока ваш инспектор звонил по телефону. Но в таком важном деле мы не вправе упустить даже малейший шанс. Пусть инспектор обойдет всех жильцов дома и попросит разрешения – нет, не обыскать квартиры, а лишь заглянуть в них. Только очень деликатно, мой друг…

Мегрэ молчит. Руки его засунуты в карманы, трубка – что бывает редко – потухла, и уставился он в плохо натертый пол, не мешая следователю суетиться.

Возвращается Жанвье, обошедший – разумеется, безуспешно – весь дом, и следователь окончательно теряет самообладание.

– Этого человека непременно надо изолировать! Подумайте, Мегрэ, сумасшедший, маньяк, уже совершивший убийство, разгуливает по улицам Парижа!

Он зовет г-жу Ле Клоаген:

– Скажите, сударыня, у вашего мужа были при себе деньги?

– Нет, господин следователь.

– Это точно?

– Совершенно точно.

– Слышите, Мегрэ? У него нет денег! А ведь ему нужно есть. Уже к вечеру он проголодается. Ночевать ему тоже где-то нужно. А деньги откуда взять? Понимаете, что я имею в виду?.. Не угодно ли вам, сударыня, вручить мне портрет вашего мужа?

Мегрэ молчит, и в этом есть нечто многозначительное. Следователь собирается прибегнуть к массовым методам розыска: поместить фотографию в газетах, размножить в тысячах экземпляров, раздать полицейским, жандармам, пограничникам…

– У меня нет мужниной фотографии.

– Полно! Я не прошу у вас ни большого портрета, ни хотя бы недавнего снимка. У вас же есть… ну, скажем, его паспорт.

– Последние тридцать лет мой муж не выезжал из Франции и паспорт не возобновлял. Паспорт наверняка потерян. Если вы не отыщете его в этой комнате, значит, его больше не существует.

Следователь переводит взгляд на Мегрэ. В глазах комиссара блеснул огонек, но чиновник этого не уловил, иначе он сразу же перестал бы суетиться.

– Мегрэ, передайте по телефону приметы Октава Ле Клоагена и немедленно объявите розыск.

Хорошо, хорошо. Мегрэ сделает все, чего от него хотят. Он-то догадывается, что подлинная драма развертывается не на улицах Парижа и не на границе.

Направляясь к телефону, висящему в прихожей, он чувствует на себе пристальный взгляд г-жи Ле Клоаген, замечает за одной из дверей фигуру Жизели и вспоминает… Вспоминает, как в такси блестел пот на лбу старика и капля его упала Ле Клоагену на руку.

Когда же это произошло? Тогда и только тогда, когда машина подъезжала к дому на бульваре Батиньоль.

Рядом с трупом на улице Коленкура, в комнате, еще забрызганной кровью, он не боялся. Был словно раздавлен, да, но не боялся.

И накануне, в кабинете Мегрэ на набережной Орфевр, с явным облегчением отнесся к перспективе ареста!

– Алло! Отдел розыска?.. Вы, Манью?.. Запишите приметы и распространите по обычным каналам… Человека задержать, где бы он ни появился, соблюдать при этом осторожность… Да, следователь настаивает, чтобы вы указали: «Особо опасен».

Манью на другом конце провода в полной мере оценил иронию этой фразы: он знает точку зрения Мегрэ на вмешательство судейских в уголовное расследование.

– Вы его упустили?

– Выходит, упустил.

Хозяйка квартиры стоит у него за спиной. Он оборачивается и так пристально смотрит женщине в глаза, что той не удается скрыть легкую нервную дрожь.

Даже на улице следователь не унимается:

– Я буквально холодею при мысли, что этот человек бродит где-то рядом, вооруженный и готовый на все, чтобы спасти свою шкуру. Согласитесь, Мегрэ, большое несчастье, что вашего инспектора понесло звонить. Убийца ведь был у нас в руках! Его бегство – признание в преступлении. А теперь… Вы к себе на Набережную?

– Не знаю.

– Что намерены предпринять?

– Тоже пока не знаю.

– Сильно вас это все расстроило, а?

Зачем возражать? Мегрэ молчит. Молчит даже тогда, когда к нему подходит удрученный Жанвье. И только позднее, за кружкой пива на террасе ресторанчика, напротив, буркает:

– Не переживай так, старина!

– Но ведь если будет скандал…

– Если ему суждено быть, он уже начался.

– Вы что-то придумали?

Мегрэ молчит. Набивает трубку, раскуривает, рассматривает догорающую спичку.

– Я все думаю, хватит ли у меня времени… – вздыхает он наконец, устало вытягивая ноги.

– На что, шеф?

– На то, чтобы съездить в Сен-Рафаэль.

– А послать туда никого нельзя?

Совершенно исключено. Инспектору можно доверить конкретное задание. Но как ему втолкуешь… Как прикажешь ему отправиться туда и любой ценой вынюхать там все, и, подобно собаке, роющейся в помойке, отыскать не кость, конечно, а ключ к тайне?

Вдруг Мегрэ оживляется. На одном из окон в доме напротив дрогнула штора. За комиссаром, через весь бульвар, следят женские глаза, и эти глаза, в свой черед, полны страха.

Что за мысль внезапно приходит ему в голову? Лицо в окне, за которым он наблюдал, исчезло, и Мегрэ заволновался.

– Беги в дом, малыш. Встань на лестнице, прямо у двери, и ни в коем случае не уходи. Плевать, что тебя увидят. Понял?

– А если одна из женщин выйдет?

– Пропусти. Но сам – ни с места. Убедившись, что приказ выполнен, Мегрэ проходит в ресторан.

– Телефон у вас есть?

Аппарат висит прямо в зале, поэтому в момент наплыва публики инспектор предпочел позвонить из закрытой кабины в одном из кафе на площади Клиши.

– Это ты, Люкас?.. Что?.. Нет, нет. Не важно, старина… Коль скоро так угодно господам из прокуратуры… Живо в машину… Да… На бульвар Батиньоль… Ресторан напротив… Жду.

Хозяин с любопытством смотрит на комиссара: он догадывается, кто это, и спрашивает себя, что привело полицию в их квартал.

– Алло, дайте мне Сен-Рафаэль… Номер не знаю… Господин Лариньян, адвокат… Это все, что мне известно… Вызов срочный, полиция.

Кружка, еще кружка. Когда дают Сен-Рафаэль, на столике стоят уже четыре блюдца.

– Алло!.. Говорит его прислуга… Нет, сударь… Да, сударь… Хозяина нет… Что?.. Да, сударь, он должен быть на молу – он там всегда занимается живописью… Откуда звонят?.. Из полиции?.. Хорошо, сударь, сейчас же иду.

Мегрэ представляет себе, как она выскакивает из светлой комфортабельной виллы и под солнцем Лазурного берега, вдоль которого сверкают белые пятна парусов, устремляется на поиски адвоката – любителя живописи, чей расставленный на молу мольберт окружен кучкой зевак.

– Что будешь пить, Люкас? Хозяин, две кружки.

Люкас уже сообразил, что сейчас не время задавать вопросы. Проходит около часа, и весь этот час бедный Жанвье мается на лестничной ступеньке, вскакивая на ноги всякий раз, как проходит кто-то из жильцов. Наконец звонит телефон.

– Господин Лариньян?.. Что? Нет, нет, господин Лариньян, с вашей женой ничего не случилось… Я даже не знаю, где ваша жена… Лечит печень в Виши?.. Очень хорошо… Скажите, когда господин Ле Клоаген… Да, ваш клиент господин Ле Клоаген. Я спрашиваю, когда он перестал подписывать расписки в получении сумм, которые вы ему выплачиваете? Да, как видите, я в курсе… Не беспокойтесь… Почему я звоню вам из ресторана, хотя служу в полиции?.. Потому что у меня нет времени вернуться на набережную Орфевр… однако вы осмотрительны, господин Лариньян… Да, слушаю… почти десять лет?.. С тех пор как с ним произошел несчастный случай?.. Именно тогда семья и покинула Сен-Рафаэль?

Мегрэ утирает пот. Его собеседник-южанин – твердый орешек. Каждое слово приходится вытягивать, а это по телефону не так-то просто.

– Как же выдавалась ему пенсия в двести тысяч франков? Понятно… Вы каждый год лично отправлялись в Париж?.. Наличными?.. Не разъединяйте, барышня… Подслушивайте, если хотите, только Бога ради не разъединяйте… Вы слушаете, господин Лариньян? Вы лично вручали деньги господину Ле Клоагену?.. Что? Понимаю… Это было оговорено в акте дарения. Разумеется… Да… Да.

Нет, этот сен-рафаэльский адвокат еще осмотрительней, чем казалось вначале! Как Лариньян говорит, вернее, кричит в трубку, потому что он из тех, кто полагает, что их лучше слышат, когда они орут в аппарат, его обязанность – убедиться, что клиент жив в момент выплаты.

– Значит, вы каждый раз виделись с ним?.. Да, понимаю… Он лежал в постели? Нет?.. Болен, но не в постели… Ясно… Очень исхудалый… Говорите, не бойтесь… Да… любопытно, однако… Еще одно… Вилла, которую они занимали… Продана? Сейчас там никто не живет?.. Американка, наезжающая в Европу раз в несколько лет?.. Ключи у вас? Попрощу вас передать их лицу, которое придет от меня… Ничего не опасайтесь… Вам вручат телеграмму с постановлением прокуратуры… Благодарю, господин Лариньян… Лучше бы не надо… Оставайтесь дома: мне, возможно, придется позвонить снова.

– Хозяин, кружку!

Лицо Мегрэ сразу просветлело. С какой-то особенной улыбкой он садится и бросает терпеливо ждавшему его Люкасу:

– Умора! Угадай, что делал Ле Клоаген в один из дней, когда господин Лариньян привез ему двести тысяч франков наличными… Занимался грамматикой! В гостиной, наедине с супругой, которая сидела с таким видом, словно дает ему урок, и была весьма не в духе.

– Не вижу, что…

– Не торопись. Я буду очень удивлен, если еще до вечера… А теперь мне надо позвонить нашему замечательному следователю, который пошлет меня ко всем чертям.

Ресторанчик для шоферов превратился в нечто вроде командного пункта. Похоже, что Мегрэ не решается упустить из поля зрения этот большой серый дом с воротами, в окне которого время от времени колышется штора.

– Алло! Простите за беспокойство, господин следователь… Нет, все еще ничего существенного… Я попросил бы вас телеграфом направить в Сен-Рафаэль следующее поручение. Получить у господина Лариньяна, адвоката, ключи от известной ему виллы. Обязательно захватить с собой каменщика и одного-двух землекопов… Опасно?.. Да… Знаю…

Разумеется, владелица виллы по приезде наделает много шуму, как вы выражаетесь… Думаю, что это необходимо… Да… Подвалы и все остальное… Сад, если таковой имеется… грот, если таковой имеется… Колодец… Все, решительно все… Результаты пусть сообщат мне сюда по телефону… Благодарю, господин следователь.

Пятая кружка? Или шестая? Мало-помалу Мегрэ становится другим человеком. Он словно набирает обороты, все его способности обостряются, он движется вперед со свойственной уверенностью в своей силе.

– Что мне делать? – спрашивает Люкас.

– Купи-ка газету.

В газетах уже опубликованы приметы Ле Клоагена:

«Опасный безумец, несомненный убийца гадалки с улицы Коленкура, бродит по столице».

Мегрэ пожимает плечами. Коль скоро это нравится следователю – газеты, публика…

– Вы думаете, он удрал?

– Нет.

– Но тогда…

– Да, старина. Может быть, да. Может быть, нет.

– Эти женщины?

– Не знаю. Пошли… Хозяин, сколько с меня? Если мне позвонят из Сен-Рафаэля или с набережной Орфевр, немедленно пошлите за мной в дом напротив.

Его подмывает помедлить еще, выждать, сколько потребуется, но если Ле Клоаген жив…

– Добрый день, госпожа привратница… Да, это опять я… Скажите, ваши жильцы располагают каждый своим погребом?.. Не проводите ли нас туда? Лампу?.. Вы очень любезны. Да, захватите лампу.

Они спускаются гуськом. В огромном сводчатом подвале каждому жильцу выделено место, обнесенное решеткой, за которой виднеются уголь и старые ящики.

– Нет, нет, не беспокойте этих дам. Поверьте, замок тут совсем несложный.

И вот подтверждение: Мегрэ справляется с ним за считанные секунды. Пустые мешки из-под картошки. Кучка растопочных кругляков недавнего привоза. Остатки угля с прошлой зимы.

– Лопата найдется?

– Вы же перепачкаетесь!

Не важно! На всякий случай Мегрэ переворошил кучу угля, затем все так же терпеливо обходит погреба остальных жильцов.

– Вот еще какой вопрос, госпожа привратница. Хоть у Ле Клоагенов и нет служанки, у них, судя по размерам квартиры, должна быть комната для прислуги.

– Да, на восьмом. Целых две.

– Не подниметесь ли туда вместе со мной?

– Я только сбегаю убавлю газ, не то у меня рагу пригорит.

Жанвье мрачно встает, уступая им дорогу. Привратница оборачивается: спектакль произвел на нее сильное впечатление.

– Здесь нужен бы лифт, да не получается: лестничная клетка слишком узка.

Наверху декорация меняется. Длинный коридор, стены выкрашены маслом, на дверях номера. Свет проникает только через крошечные окна – скорее, форточки.

– Вот и их комнаты: тринадцатая и четырнадцатая. В прошлом году Ле Клоагены пытались их сдать, но чересчур дорого запросили. Минутку… Мой ключ должен подходить к замку.

Люкас, сопровождающий комиссара, начинает проявлять беспокойство. В первой комнате, где в груди сразу спирает от запаха плесени, стоят только детская кроватка с сеткой, два старых колченогих стула и ящик с разрозненными книгами.

– Ничего не скажешь – запустение, – как бы извиняется привратница.

Такое же разочарование и во второй комнате. Что надеялся здесь найти комиссар? Тут ничего нет, кроме хлама, который скапливается в любой семье: глобус, манекен, снова книги, преимущественно медицинские, и куча анатомических таблиц, заляпанных коричневыми мушиными следами.

– Как видите, пусто.

– Да, пусто, – словно зло вторит Мегрэ. Однако покинуть этот узкий, никуда не ведущий коридор он не решается.

– Еще вопрос, сударыня. Зачем у лестницы стоит стремянка?

– Ее можно бы и унести: ею, в общем, не пользуются. Вон, видите, над тремя последними комнатами есть нечто вроде чердака. Отдельным жильцам разрешается хранить там большие сундуки, которые иначе некуда деть. А чтобы туда забраться, нужна стремянка.

Взгляд на Люкаса.

Тот послушно приносит ее.

– Я слазаю, шеф?

– Нет.

Мегрэ явно намерен лезть сам, и Люкас несколько этим напуган.

– Слушайте, шеф, не стоит ли вам…

Он протягивает свой револьвер, и комиссар, пожав плечами, берет оружие. Потом встает на вторую ступеньку, стремянка трещит, и Мегрэ, передумав, слезает.

– Старик не может быть мертв, – бросает он.

– Почему?

– Потому что по такой лесенке двум женщинам не втащить туда труп.

Он задирает голову, словно для того, чтобы позвать забравшегося на дерево ребенка, и кричит:

– Ле Клоаген! Ле Клоаген!

Молчание. Оробелая привратница, схватившись рукой за грудь, приготовилась к любой неожиданности.

– Слушайте, Ле Клоаген, я терпеть не могу лазать по лестницам, и вы меня очень обяжете, если сами спуститесь по стремянке – для меня она жидковата.

– Значит, мне все-таки лезть?

Шорох. Наверху что-то зашевелилось. Кто-то зацепил на ходу за какой-то предмет – видимо, пустой чемодан. Затем показывается нога, нащупывающая ступеньку, и человек в зеленом пальто соскальзывает вниз по стремянке.

Едва ли кому-нибудь под силу представить себе ликование Мегрэ в эту минуту. Впрочем, такой человек есть – это Люкас, который смотрит на своего начальника и поклясться готов, что у того слезы на глазах.

Комиссар распутал весь клубок сам, не располагая никакими данными, если не считать таких, на которые никто не обратил внимания, распутал благодаря своей феноменальной интуиции и устрашающему умению вживаться в ближних своих.

– Вам повезло, Ле Клоаген.

Старик не выказывает больше страха. Он бесстрастен, как человек, боровшийся до конца, а теперь покорившийся судьбе. Вся его реакция сводится к вздоху, который в конечном счете можно счесть вздохом облегчения.

– Если бы мы не подоспели, вы бы, того гляди, с голоду померли.

Ле Клоаген, видимо, неправильно толкует эти слова, потому что, поколебавшись, спрашивает:

– Вы их арестовали?

Он весь в пыли. Наверху тесно – мужчине там не разогнуться.

– Вы их арестовали?

После того, что сказал Мегрэ, этот вопрос может означать одно: «Раз вы говорите, что я помер бы с голоду, выходит, что моей жены и дочери нет дома. Они должны были принести мне поесть».

Так, по крайней мере, думает за старика Люкас, с восхищением взирая на своего начальника.

– Нет, еще не арестовал.

Старик окончательно сбит с толку.

– Сейчас все увидите. Пошли. Они спускаются по лестнице. На четвертом этаже, у двери, навстречу им вскакивает со ступеньки Жанвье.

– Теперь понятно, Ле Клоаген? Они не посмели бы принести вам поесть. Вот почему пришлось действовать уже сегодня. А жаль: я предпочел бы еще подождать.

За дверью тихие шажки, словно мышь пробежала. Мегрэ звонит.

– Можете возвращаться в привратницкую, сударыня. Благодарю вас. Как видите, все прошло нормально.

Дверь приоткрывается. Острый носик. Острое личико и глазки-буравчики г-жи Ле Клоаген.

– Вы его нашли? Где он был?

– Входи, Люкас. Входи, Жанвье. Вы тоже, старина.

Ле Клоаген вздрагивает при этом фамильярном обращении, которое комиссар позволяет себе впервые. Чувствуется, что оно приятно старику, доставляет ему облегчение.

– Заметьте, я не требую от вас даже повторить мне правило согласования причастий.

На этот раз вздрагивает женщина, которая поворачивается к комиссару с таким видом, словно ее укусил зверь.

– Что вы хотите сказать?

– Только то, что сказал, сударыня. Люкас, следи за ней. Жанвье, сходи за барышней и тоже не спускай с нее глаз. Со стариком это не нужно… Теперь вы будете умницей, дружище, верно?

Удивительнее всего, что Ле Клоаген отвечает ему признательным взглядом.

– Можно мне снять пальто? – осведомляется он.

– Конечно, конечно. Это больше не имеет значения.

Тем не менее Мегрэ проявляет живой интерес к происходящему. Вчуже может показаться, что он ждет какого-то открытия, но оно оказывается менее важным, чем он рассчитывал. Как только Ле Клоаген стаскивает с себя тяжелое пальто, в левой пройме обнаруживается толстый подплечник, потому что одно плечо у старика выше другого.

Люкасу и Жанвье невдомек, почему так ликует шеф, вытряхивая пепел из трубки прямо на ковер и тут же набивая запасную, которую всегда носит в кармане.

Они сидят вшестером в гостиной с темной мебелью и зелеными бархатными шторами, куда сквозь окна проникает шум Парижа. Они неподвижны, как восковые фигуры в музее Гревен. Только у г-жи Ле Клоаген конвульсивно подрагивают унизанные перстнями руки.

Тяжелые, но быстрые шаги на лестнице. Кто-то в нерешительности останавливается у двери. Мегрэ невозмутимо распахивает ее.

– Телефон, господин комиссар. Сен-Рафаэль.

Хозяин ресторанчика, что напротив, сбит с толку видом присутствующих: они взирают на него, оцепенев от изумления. Мегрэ провожает ресторатора до двери.

– Вот что, ребята… – Он делает паузу, смотря прямо в глаза г-же Ле Клоаген. – Первую, кто попробует удрать… – И, похлопав себя по револьверному карману, весело прощается: – До скорого!