355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жорж Блон » Тихий океан » Текст книги (страница 4)
Тихий океан
  • Текст добавлен: 7 сентября 2016, 21:33

Текст книги "Тихий океан"


Автор книги: Жорж Блон


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

На другой день в море началась очень сильная буря. Один из кораблей, получив серьезные повреждения, должен был вернуться обратно в Ла-Рошель, другой потерпел крушение у берегов Бретани. Оставшиеся два корабля, напрасно и долго прождав их близ Рио-де-Жанейро, подошли к проливу Магеллана только 24 июня 1699 года, через шесть месяцев после отплытия.

Магеллан прошел этот скалистый коридор длиной в семьсот километров за четыре недели, кораблям Бошезна понадобится для этого шесть месяцев.

Записки гидрографа Дюплесси не менее точны и подробны, чем записки Пигафетты об экспедиции Магеллана. Мы видим, как продрогшие от зимней стужи люди пробираются через этот мрачный лабиринт со скоростью три с половиной километра в сутки. Ветер, дувший между высокими стенами, покрытыми обледенелой коркой снега, всегда мчался им навстречу, приходилось постоянно лавировать среди скал и перекрестных течений. Плыть по ночам было невозможно, поэтому к концу каждого дня бросали якорь или, вернее, опасаясь, как бы он не потерялся на скалистом дне, везли его на какой-нибудь островок или полоску пляжа у подножия береговых скал. Матросы шагали по снегу, по воде нулевой температуры. На каждом корабле хирург, вооруженный инструментами, напоминавшими столярные, ампутировал отмороженные конечности, и его виртуозность (скорость хирургического вмешательства в те времена нельзя сравнить с теперешней, да в ней и не было бы проку) часто не предотвращала смерти пациента от кровотечения или гангрены.

Где-то на пути флибустьер-штурман узнал одну из жалких испанских стоянок с названием Голодная Гавань! Изредка в этом коридоре появлялось патагонское судно, длинная изогнутая пирога, всегда с разведенным на ней огнем. Подплывая к кораблю, патагонцы предлагали в обмен на всякие безделицы большую рыбину, присоленную птицу. К счастью, морозы стали со временем слабеть, но на Огненной Земле даже декабрь, самый разгар лета, не отличается от нашей зимы.

Шесть месяцев. 29 декабря 1699 года Гуэн де Бошезн, отчаявшись найти выход, поплыл обратно, собираясь вернуться в Голодную Гавань. И тут – нежданное чудо – ветер вдруг стал дуть с востока. Снова поворот в обратную сторону. Понадобилось только (или еще) три недели, чтобы выйти в открытое море.

Гуэн де Бошезн направился вдоль американского побережья на север, по-прежнему намереваясь открыть для французов торговый путь и основать на берегу колонию. Но подходящих мест не так-то уж много в южной части побережья, на узкой полоске земли, где постоянно громоздятся тучи, которые ветер гонит с Тихого океана к Кордильерам: снег зимой, дожди и туманы летом. Немного к северу отыскалось место получше, там видна была даже густая растительность, но те, кто по неведению первыми приблизились к берегу, попали под меткий ружейный обстрел. Вдобавок в них еще полетели отравленные стрелы. Это испанцы, завидев два французских корабля, призвали на помощь индейцев и стали защищать свои владения, как они думали, от флибустьеров. Береговые братья оставили тут по себе такое воспоминание, что местные жители, пытаясь защититься от них, вступали даже в союз со своими завоевателями.

Точно такое же сопротивление французы встретили и в Перу. Напрасно Гуэн де Бошезн посылал парламентеров, желая сообщить о своих мирных намерениях: «Мы только просим дать нам пресной воды и провизии. В обмен предлагаем добротные ткани». Никакого ответа. Строгий наказ вице-короля запрещал вступать в какую бы то ни было связь с французами. Бошезн послал уведомление, что вынужден будет высадить на берег войска и взять силой все, чего ему не хотят продать или обменять на другие товары. Ответа опять не последовало.

Интересно проследить, как эта стена молчаливого отказа начала давать трещины. Даже в наше время никакой запрет не может долго устоять перед перспективой выгоды. Ни строгие приказы вице-короля, ни воспоминания о налетах флибустьеров не помешали купцам пронюхать, что плававшие у побережья французы толкуют о торговле и обмене товарами. И вот в местечке Арика (теперь на границе Перу и Чили) наступил перелом. Бошезну пришла в голову мысль послать для переговоров судового священника. Облачение послужило ему защитой, и испанцы его выслушали: «Наше плавание преследует совершенно мирные цели и т. д.». Купцы сразу вняли словам священника, заявив, что губернаторские приказы наносят всем вред и на них не стоит обращать внимания.

Гуэн де Бошезн получил пресную воду и продовольствие, а суперкарго[9]9
  Суперкарго – лицо, ведающее на судне приемом и выдачей грузов, а также наблюдающее за состоянием трюмов; обычно второй помощник капитана.


[Закрыть]
начал продавать привезенные из Франции ткани. Груз одного только корабля дал 50000 экю прибыли, хотя часть товара оказалась подмоченной. Не хуже шла торговля в Кальяо и Биско, совсем поблизости от Лимы, где пребывал губернатор. Купцы дали знать Бошезну, что этот правитель снаряжает для преследования французов три судна, но в Перу никакие дела не делаются быстро.

– Нам больше нечего продавать, – ответил Бошезн. – Теперь мы приступим к открытиям.

Повернув решительно от берега, он взял курс прямо на запад, и спустя шесть дней наблюдатель на его корабле закричал: «Земля!» Это был один из Галапагосских островов. Еще и теперь этот вулканический архипелаг числится среди самых неприютных мест на земле. Правительство Эквадора взяло там под охрану чудовищных игуан, гигантских черепах, нелетающих птиц и некоторых других реликтовых животных необычного облика, представляющих большой интерес для науки. Самые решительные участники экспедиции Бошезна, открыв этот музей чудовищ, стремились поскорей его покинуть.

Гуэн де Бошезн хотел уже вернуться в Европу, но для этого недоставало продовольствия, а на Галапагосских островах, разумеется, ничего не было. Пришлось возвратиться в Перу, где губернатор был все так же неуступчив и, слава Богу, все так же бессилен: предназначенные для погони суда, стоявшие в порту Лимы, все еще дожидались своих пушек и команды, а купцы с побережья набросились на корабли французов, словно хищники.

– Не может быть, чтобы у вас не осталось ничего для продажи. Мы купим все что угодно.

Пошарили в трюмах и продали «все полотно вообще порченое или нет, какое еще оставалось на судне, и теперь уж совсем ничего не осталось». Ни малейших затруднений с продовольствием. 5 декабря 1700 года экспедиция вышла из Ило, близ Арики, и прибыла в Рио-де-Жанейро дорогой вокруг мыса Горн, а не через пролив Магеллана. Благодаря преобладающим в тех районах ветрам обогнуть мыс Горн с запада на восток во много раз легче, чем в обратном направлении.

В Рио Бошезн и его спутники узнали, что недавно королем Испании стал герцог Анжуйский, внук Людовика XIV.

– Какое счастье! Теперь для французских судовладельцев нет больше запрета на торговлю с Перу. Все порты будут для нас открыты.

Оптимисты эти абсолютно заблуждались. Испания во что бы то ни стало хотела сохранить за собой торговлю с этими районами, и именно Людовик XIV запретил французским судовладельцам, под страхом самых серьезных наказаний, посылать туда корабли. В 1713 и 1714 годах Бурдас Деламар, купец и судовладелец из Сен-Мало, дважды попадал в тюрьму за нарушение этого запрета. Второй раз его посадили в Бастилию и продержали там больше года. Имущество его было конфисковано.

Министр финансов Поншартрен приказал осматривать и обыскивать все уходившие из Сен-Мало суда, проверять все подозрительное, что, по его словам, можно было увезти для продажи в Перу. И действительно, многие корабли увозили подобный груз, и никакие меры не могли противостоять смелости и изобретательности судовладельцев и моряков Сен-Мало, навострившихся в этой так называемой контрабандной торговле. Элегантные испанки Южной Америки не хотели обходиться без бретонского полотна, без парижских украшений, и корабли Сен-Мало увозили из Перу серебряные слитки и золотой песок. Прибыль в десять раз превышала штрафы, взимаемые с нарушителей, и даже тюрьма их не останавливала.

Экспедиция Бошезна, несмотря на свою убыточность и неудачу с колонизацией, проложила в конечном итоге дорогу для других. Защитники торговли с испанскими колониями на Тихоокеанском побережье приводили неоспоримые по понятиям того времени доводы:

– Торговля наша самая выгодная, выгоднее даже торговли с Ост-Индией и Китаем. Мы не собираемся обменивать одни товары на другие, ввоз их нанес бы только вред отечественному производству. Мы будем черпать прямо из самого источника сокровищ. Разгружать нашу страну от товаров и привозить золото и серебро – вот наш девиз, вот каким образом мы служим своему государству.

В книге «Путешествие вокруг света» английского капитана Вудса Роджерса, напечатанной в Лондоне в 1712 году, рассказано об одном происшествии, случившемся 31 января 1709 года.

«В семь часов утра мы подошли к острову Хуан-Фернандес. Вместе с огромным количеством раков наша шлюпка доставила на корабль человека в козьих шкурах, которые имели более дикий вид, чем их подлинные владелицы. Он прожил на острове четыре года и четыре месяца. Это был шотландец по имени Александр Селкерк. За неимением практики он настолько забыл свой язык, что мы с трудом его понимали, слова он произносил как будто наполовину. Мы предложили ему вина, но он до него не дотронулся, так как, живя на острове, пил одну только воду».

Остров Хуан-Фернандес, названный так по имени его открывателя, лежит в Тихом океане, в 600 километрах к западу от Вальпараисо. В 1709 году никто не мог и предположить, что спасение неизвестного моряка ляжет в основу одного из самых крупных литературных событий и что приключения Селкерка, литературно обработанные и дополненные, будут увлекать многие поколения читателей «Робинзона Крузо».

У писателя Андре Мальро есть такое высказывание: для всех, кто жил и страдал, только три книги «не теряют своей правды»: «Дон-Кихот» Сервантеса, «Идиот» Достоевского и «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо.

Даниель Дефо задумал написать свой роман, прочитав рассказ капитана Вудса Роджерса и интервью, опубликованное журналистом Стилем в газете «Инглишмен» от 1 декабря 1713 года. Роман появился в 1719 году, и он сразу же и надолго завоевал успех. Во всех французских семьях, по крайней мере до первой мировой войны, «Робинзон Крузо» был неизменно одной из первых книг, какие давали ребенку, как только он научится бегло читать.

Александр Селкерк (сам он иногда писал свое имя Selcraig) родился в графстве Файф, смежном с Селкеркширом, около 1680 года. Его карьера добросовестного моряка теряется в тумане океанов, где он плавал. И только в 1704 году появляется вдруг его след – он боцман на корабле «Пять портов», которым командует некто Страдлинг. Во время плавания у берегов Чили на судне обнаружилась течь. Самой близкой землей был один из островков архипелага Хуан-Фернандес.

– Капитан, – предложил Селкерк, – нужно сделать там остановку и исправить повреждение.

– Нет, – отвечал Страдлинг. – Нам необходим хорошо оборудованный порт.

– Мы не доберемся до него. Надо идти к островам Хуан-Фернандес.

– Ни в коем случае!

Оба стали горячиться, и под конец боцман назвал Страдлинга чертовым капитаном и сказал, что он, Селкерк, чувствовал бы себя на любом островке в гораздо большей безопасности, чем на судне под таким ужасным командованием, как «Пять портов». Страдлинг поймал его на слове и высадил на остров.

Оказавшись один на берегу, Селкерк пожалел о своем упрямстве и сделал баркасу знак вернуться, но старшина получил строгий приказ и не хотел замечать сигналов. Вскоре корабль поднял паруса и скрылся из виду. В списке экипажа против имени Селкерка капитан Страдлинг сделал пометку: «пропал без вести».

Для того чтобы выжить, Селкерку не пришлось, подобно Робинзону, вылавливать обломки кораблекрушения. Вместе с его постелью баркас доставил на остров хорошее кремневое ружье, фунт пороху и достаточное количество патронов. В его матросском сундуке была одежда, кремневая зажигалка, табак, топорик, тесак, чайник и Библия. Корабельный кок добавил к этому еще продовольствия на несколько дней. Одним словом, там было все необходимое, чтобы просуществовать какое-то время в ожидании корабля. Но острова Хуан-Фернандес лежат в стороне от обычных морских путей, так что Селкерку пришлось прождать своих спасителей четыре с половиной года.

На острове Селкерк сразу же обнаружил любопытные следы: сложенные кучками камни, кусочек ржавого железа, согнутый в форме крючка. Он внимательно осмотрел остров: ни души. Человек, оставивший по себе память на острове, покинул его двадцать лет назад. Это был индеец из племени москито, прибывший туда с английскими флибустьерами и «забытый» ими при поспешном отплытии. В 1684 году его снял с острова знаменитый английский флибустьер Дэмпир.

По словам Селкерка, одиночество его отнюдь не угнетало. Больше всего он страдал от обилия крыс. По ночам они грызли на нем одежду и даже кусали за пальцы ног. К счастью, с испанских и английских кораблей на остров перекочевали не только крысы. Кошки тоже оказались на берегу и тоже сильно расплодились. Со временем Селкерку удалось приручить несколько кошек, и тем самым проблема с крысами была решена.

Добывание же пищи не было для него проблемой. Еще до того как иссяк запас пороха и пуль, у него появилось стадо коз с козлятами. Козы водились на острове в диком состоянии, и Селкерк, ранив нескольких животных в ноги, выходил их затем и создал таким образом свое хромоногое стадо. Теперь он мог по мере надобности забивать намеченное животное, обходясь без огнестрельного оружия. Козлята, появившиеся на свет от покалеченных родителей, были нежно привязаны к своему хозяину, они ходили за ним, лизали ему руки и ноги, а когда подросли, стали давать молоко, которое он разделял со своими кошками.

У Селкерка уже не хватало духу убивать таких доверчивых животных. Он мог свободно обходиться без мяса, так как повсюду в изобилии росла репа и капустная пальма, а огромные раки, черепахи и съедобные моллюски водились в таком количестве, что только успевай собирать. Но вся одежда Селкерка превратилась в лохмотья, и только козьи шкуры могли заменить ему рубашку, брюки и одеяло. Только шкуры можно было натянуть над примитивной хижиной, чтобы иметь надежную защиту от ливней и от лучей слишком жаркого солнца. И вот Селкерк стал усиленно тренироваться. Вскоре он уже мог прыгать, как козленок, и на ходу убивать старых диких козлов. Хорошо наточенный тесак довершал остальное.

Рыба вызывала у него крапивную лихорадку. Он попробовал однажды изжарить похожие на дораду рыбешки в пламени душистого костра из поленьев перечного дерева. Огонь он высекал трением двух чурок одна о другую между коленями (кремневая зажигалка давно уже вышла из строя). Но завтрак не пошел ему впрок. В дальнейшем он оставлял рыбу только для кошек.

Здоровая жизнь на свежем воздухе, нежирная пища без капли алкоголя, постоянный физический труд развили мускулатуру молодого моряка, и он превратился в настоящего атлета. Одиночество оживило в Селкерке набожность, каждый день он произносил вслух молитвы, распевал псалмы, читал Библию, предавался размышлениям, вырезая на коре деревьев пришедшие ему на ум глубокие мысли.

Два раза к острову приставали испанские суда, привлеченные дымом костра или просто намереваясь взять там пресной воды. Верный шотландец не хотел иметь никакого дела с врагами своей родины, к тому же очень недоброжелательными. Однажды они стреляли в него, но он сумел скрыться и провел всю ночь на дереве, под которым расположились испанские моряки.

Как-то раз он преследовал дикую козу и, не заметив за кустарником глубокой лощины, куда прыгнуло животное, полетел вниз и целых три дня пролежал без сознания (время ему удалось потом определить по величине лунного полумесяца). Селкерк упал прямо на мертвую козу, это ослабило удар и спасло ему жизнь. Предстояло еще выбраться из лощины и больше километра ползти до хижины. А там, в окружении своих ласковых кошек, облизанный козами, молоко которых он сосал прямо из вымени, Селкерк дней через десять совсем поправился, а вскоре стал еще сильнее и проворнее, чем прежде.

Его не тревожило быстрое течение дней, счет которым он вел с большой аккуратностью, делая каждое утро зарубку на стволе дерева. В общем Селкерк был вполне счастлив на своем пустынном острове. Вернувшись в Англию, он мог признаться журналисту Стилу: «Никогда я еще не чувствовал себя таким добрым христианином, как на Хуан-Фернандес». Он даже сожалел, что вернулся в общество людей. «Несмотря на все удовольствия, оно не может вернуть мне покоя моего одиночества».

В завершение истории «настоящего Робинзона Крузо» следует добавить, что через несколько месяцев после первой беседы тот же Стил, встретив Александра Селкерка на улице, едва узнал его: «настолько повседневное общение с жителями этого города стерло с его облика все следы одиночества и совершенно изменило выражение лица». Стил очень удивился и в то же время порадовался благополучию этого хорошо одетого человека. В ответ он услышал полные печали слова:

– Теперь у меня капитал в восемьсот фунтов стерлингов, но никогда больше не буду я так счастлив, как в те дни, когда не имел ни гроша.

Говорил ли Александр Селкерк искренне? Даниелю Дефо во всяком случае хотелось этому верить, и он вкладывает в уста своего Робинзона аналогичную фразу:

«Теперь наконец я ясно ощущал, насколько моя теперешняя жизнь, со всеми ее страданиями и невзгодами, счастливее той позорной, исполненной греха, омерзительной жизни, какую я вел прежде». Увы, не каждый из тех, кто, подобно Робинзону, оказался на острове в Тихом океане, мог произнести такие слова. Судьба их бывала порой жестокой и трагичной.

«На острове царит такая скудость, что говорить о переходе от первобытного состояния к нашей цивилизации невозможно. Остров Пасхи не пришел в упадок, он просто медленно тлеет среди безысходной нужды». Эти строки написаны в 1934 году этнологом Альфредом Метро после его пребывания на острове Пасхи с научной экспедицией...

Название острова Пасхи (о нем было упомянуто в начале этой книги, когда говорилось о заселении островов Тихого океана) широко известно. Все слышали о нем, видели фотоснимки его гигантских загадочных статуй (некоторые высотой более десяти метров и весом до двадцати тонн). Кем они были созданы, кто их перемещал из каменоломен туда, где они теперь стоят, кто и каким образом, без подъемных орудий, установил их вертикально на этом унылом маленьком острове, удаленном на 3000 километров от Американского материка? Именно эта загадка и привлекает, притягивает к себе внимание: таинственный остров Пасхи, где нам мерещится исчезнувшая раса гигантов, воздвигнувших гигантские статуи. Мрачная история острова Пасхи со времени его открытия европейцами почти темна для нас, лишь изредка в ней появляются просветы: свидетельства Альфреда Метро, свидетельства Франсиса Мазьера, который, как я уже говорил, жил на острове среди паскуанцев и знал их язык.

История эта охватывает время с 1722 года (Селкерк-Робинзон был еще жив тогда) до наших дней. Чтобы не омрачать все последующие главы, расскажем ее здесь целиком, не задерживаясь на самых тягостных подробностях. Совсем обойти их молчанием невозможно.

1722 год. Три голландских парусника под командованием капитана Роггевена отплывают из Чили и берут курс на запад, следуя примерно по 26-й параллели. Якоб Роггевен считался официально путешественником, но все путешественники в те времена надеялись на какую-то выгоду. Роггевен собирался искать золото на южных островах. В ту пору люди еще не отказались от поисков богатого Южного континента.

Когда впередсмотрящий на его корабле заметил землю, Роггевен отдал приказ взять на нее курс и послал за своей подзорной трубой. Небо почти сплошь было покрыто облаками, видимость хорошая, при свежем восточном ветре, волнение не очень сильное. Был первый день Пасхи.

Очень скоро Роггевен разглядел, что это остров, сильно изрезанный, местами с обрывистым берегом или подводными скалами. Видны буровато-серые довольно высокие горы, на глаз до нескольких сот метров. Судя по форме и вершинам, это потухшие вулканы. По мере приближения становятся заметны каменистые россыпи, откосы с невысокой травой, отдельные редкие деревья. Больше никакой зелени нет. Роггевен объезжает вокруг острова. На склонах западного берега высятся какие-то странные статуи невероятной величины. «Несомненно, из глины», – запишет голландец. Они не вызвали у него большого интереса. Склонившись над своей картой, Роггевен ставит на ней точку и сбоку делает надпись: остров Пасхи. Пригодна ли эта скудная земля для стоянки?

Одно обстоятельство все же привлекает внимание капитана. Еще до появления острова он заметил, что стрелки обоих компасов на его корабле стали ненормально отклоняться, поворачиваясь временами на четверть окружности, затем успокаивались и опять начинали прыгать. Вскоре Роггевен узнает, что такое же явление отметили и штурманы двух других кораблей. Оно продолжало наблюдаться и в тот день, когда показался остров. Не это ли заставило Роггевена бросить якорь с западной стороны острова, укрытой от зыби? Возможно. С якорной стоянки можно было рассмотреть несколько убогих хижин и собравшихся около них туземцев. Давно им уже не приходилось видеть кораблей. От берега отошла пирога.

В ней всего лишь один человек в набедренной повязке, не очень темнокожий, среднего роста. Он улыбается, что-то быстро произносит на своем непонятном языке и, что самое забавное, простодушно трогает пальцами все предметы, щупает одежду голландцев, а когда получает в подарок несколько ниток стеклянных бус, радостно смеется и танцует. Чудесное начало.

Туземец уплывает со своим подарком к острову. Больше в тот день никто не появился. Корабли проводят ночь на якорной стоянке, а наутро голландцы видят вокруг себя десятка два пирог, откуда несутся радостные крики и дружественные приветствия.

– Пусть они поднимутся на корабль, – говорит Роггевен.

И тогда возникает то же самое недоразумение, какое привело к столкновению между Магелланом и жителями острова Гуам. Пропасть разделяет общественное сознание европейцев и этих людей. Их понятие о собственности не совпадает с нашим: в общем брать можно все, что не табу, а ведь яснее ясного, что эти необычные вещи на кораблях не охраняются никаким табу. Как утверждали голландцы, «произошли кой-какие кражи».

Общественные нравы Европы той поры были прямы и жестоки: наказания отбивали всякую охоту приниматься за прежнее. Через несколько часов после «краж» к берегу подошла лодка с отрядом голландцев. Привлеченные любопытством островитяне вышли им навстречу. Команда, ружейный залп, несколько человек падает на землю.

Оказалось ли это недоразумение роковым? Нет, конечно, поскольку в дальнейшем были и другие посещения, не закончившиеся трагически. В 1770 году вице-король Перу посылает на остров Пасхи военный корабль, чтобы вступить во владение этой землей, но неприятностей местным жителям не чинили: их даже просят скрепить официальный акт своей подписью. И они начертали любопытную литеру в виде птицы, подобную надписям на плитках этого острова, пока не поддающимся расшифровке. В 1771 и 1772 годах еще две перуанские картографические экспедиции прошли совсем мирно. Следует заметить, что во время всех этих визитов туземцы на борт кораблей не допускались.

В 1774 году сюда прибыл Джеймс Кук. В принципе он тоже преследовал научные цели, но – мы это вскоре увидим – превыше всего он ставил интересы Британской империи и охотно прибегал к решительным мерам. Паскуанцы, сыновья и внуки тех, что когда-то добросердечно встретили голландцев Роггевена, выказали теперь такое же радушие англичанам Кука. Но могла ли всего лишь за полстолетия измениться их прежняя психология, если они только четыре раза встречались с белыми людьми? Снова кражи на кораблях, снова гремят выстрелы и падают люди. Как видно из документов, кражи были совсем пустячные: кое-какая одежда, матросские шапки. Вновь возникает трагическое недоразумение.

Но вот у одного француза хватило ума и человечности разбить эти злые чары. Когда Жан-Франсуа Лаперуз пристал к острову Пасхи (1786 год), туземцы снова унесли кое-какие вещи с корабля. Не последовало ни стрельбы, ни иных карательных мер. Наоборот. Лаперуз велел раздать жителям острова растения и семена, домашнюю птицу и коз. Мораль: залив, где стояли корабли этого благородного человека, до сих пор носит его имя. Так пожелали местные жители.

Я уже упоминал о китобоях, о промысловых охотниках на тюленей, которые в XVI веке начинают переплывать Тихий океан с востока на запад на своих зловонных суденышках. Неустрашимые моряки, но есть среди них и настоящие висельники. Подобный сорт людей существовал еще в начале XIX века. Все дальше и дальше уходили скитальцы морей в необъятный океан на все более мощных кораблях, и всегда среди них оказывались темные личности и даже закоренелые преступники.

Именно такими и оказались американские охотники за тюленями, приставшие к острову Пасхи в 1805 году. Прибыли они из Нью-Лондона, штат Коннектикут, на шхуне «Нанси» и, решив, что для охоты за тюленями у них мало людей, похитили на острове двенадцать мужчин и насильно посадили их на свои суда закованными в кандалы. Похитили они также с десяток женщин, надругались сначала над ними и тоже заковали в кандалы. После этого «Нанси» вышла в море.

– Через три дня, – сказал капитан, – мы снимем с дикарей оковы. Тогда они уже будут далеко от своего острова и не вздумают убегать.

Этот мерзавец ошибался. Едва с пленников были сняты оковы, как все они, и мужчины и женщины, как бы одним махом выпрыгнули за борт. Никакой земли поблизости не было. «Одни поплыли на юг, другие на север». Смерть, конечно, им казалась лучше того, что они уже пережили.

Китобои американского трехмачтового судна «Пиндос», бросившего якорь близ острова Пасхи в 1811 году, собирались действовать умнее. На воду было спущено три баркаса, и капитан приказал привезти воды и свежих овощей. Когда лодки стали отходить, второй лейтенант добавил:

– И женщин!

Баркасы привезли продовольствие и «столько молодых девушек, сколько было на борту моряков». О подробностях их похищения никто не распространялся. Веселье на «Пиндосе» продолжалось всю ночь. Утром девушек снова посадили в баркасы, но до берега не довезли.

– Прыгайте в воду и добирайтесь вплавь!

Тех, кто не понимал, сталкивали в море. До берега было довольно далеко, но девушки хорошо умели плавать. С палубы «Пиндоса» за ними наблюдал второй лейтенант. Вдруг его осенила мысль. Он сходил за ружьем и начал стрелять по плывущим. Стрелок он был отменный. Головы с длинными темными волосами исчезали под водой и больше на поверхности не появлялись. Китобои громко хохотали. Второй лейтенант давно умер и сгнил в своей могиле, но имя его навек запечатлено в списке садистов: Ваден.

Есть города и поселения, как бы обреченные на гибель, и причины нам почти никогда не известны. Какой злой рок преследует гигантские статуи острова Пасхи? И что знаменует собой магнетизм, вызвавший внезапное отклонение стрелки компасов?

В течение полувека после появления «Пиндоса» на острове Пасхи все шло спокойно, там побывали даже миссионеры. Паскуанцы не знали никаких страданий помимо превратностей жизни на этой почти бесплодной земле, обдуваемой ветрами.

12 декабря 1862 года. Шесть перуанских кораблей бросают якорь в заливе Ханкароа с западной стороны острова. На этот раз прибывшие думают не о развлечениях. Их замыслы стали известны нам благодаря множеству сведений о последующих событиях. Это были невольничьи корабли. В Перу не хватало людей для разработки залежей гуано на островах Чинча (или Чинчос) вблизи побережья на широте Писко. Невольничьи суда были посланы на остров Пасхи «за рабочей силой», и вот как проводился ее набор.

Отряд из восьмидесяти человек с ружьями окружил не менее тысячи паскуанцев, которые могли обороняться лишь деревянными копьями с наконечником из обсидиана[10]10
  Обсидиан – однородная стекловатая вулканическая горная порода (обычно темных тонов), с раковистым, режущим изломом. Употребляется в качестве поделочного камня. Обсидиан применялся еще первобытным человеком для изготовления наконечников стрел, скребков и т. п.


[Закрыть]
, среди них король острова Маврата со своей семьей. Но женщины и дети не интересуют похитителей, они отгоняют их ударами прикладов, а так как многие не хотят уходить, цепляясь за ноги перуанцев, женщин бьют по голове или стреляют в них. Слышны и другие выстрелы – это работорговцы преследуют мужчин, убегающих в глубь острова. Потом при воцарившемся жутком безмолвии пленников ведут на корабли. Через три дня флотилия покидает остров.

Но работорговцы допустили одну оплошность: сразу после острова Пасхи они сделали нападение на остров Рапа в архипелаге Туамоту французской Полинезии. Жители острова упорно сопротивлялись и, захватив один корабль, доставили его на Таити, где экипаж был заключен в тюрьму, и все дело получило международную огласку.

Однако большая часть паскуанцев уже была на острове Чинча, работая там под охраной надсмотрщиков с дубинками. Когда под напором мирового общественного мнения перуанское правительство отдало приказ об освобождении пленников, восьмидесяти процентов людей уже не было в живых. Только сто человек отправились обратно на родину. Во время плавания (в каких условиях?) восемьдесят пять из них погибло от оспы, и лишь последние пятнадцать оставшихся в живых (из тысячи захваченных) были встречены на острове со слезами и объятиями. Вместе с трагическими воспоминаниями они принесли на остров фильтрующийся вирус: в несколько месяцев от оспы погибла половина населения острова. В свои лучшие дни остров Пасхи насчитывал пять тысяч жителей, после всего случившегося и эпидемии – шестьсот.

В 1872 году на борту корвета «Флора» на остров Пасхи прибыл Пьер Лоти. Десять лет минуло с тех пор, как пятнадцать человек, уцелевшие от перуанского налета, вернулись домой. «Тропы были усеяны костями, – писал Лоти, – в траве еще валялись целые скелеты». В Музее человека в Париже можно видеть исполинскую голову, привезенную с острова Пасхи писателем-моряком.

С того времени на этой скудной земле побывали миссионеры, географы и другие ученые. В 1888 году правительство Чили отдало остров в аренду английской компании, и она завезла туда овец. Эти кроткие животные оказались оккупантами, которым паскуанцы вынуждены были уступить почти всю свою землю. В 1904 году на острове насчитывалось: 47000 овец, 1000 голов рогатого скота, 1000 лошадей, 50 чилийских военнослужащих и 1000 коренных жителей. С тех пор, насколько мне известно, перепись больше не проводилась, но паскуанцы, очевидно, продолжают жить и теперь в такой же бедности, как и прежде. Этим несчастным людям запрещают покидать остров и даже ограничивают (из-за овец) передвижение по его территории. На смену древним табу пришла нищета. Не так давно паскуанцы с удивлением и страхом разглядывали пароход «Франция», который высился невообразимой громадой перед их островом и роскошь которого, если бы они ее увидели, свела бы их с ума. Пассажиры парохода, тратившие в день столько же (в расчете на одного человека), сколько тратит паскуанская семья за всю свою жизнь, купили у них кое-какие редкости. Единственную надежду увидеть улучшение, а может быть изменения в судьбе паскуанцев могло бы дать растущее с каждым годом число прибывающих на остров туристов. Гигантские статуи приносили бы тогда реальный доход.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю