Текст книги "Звездный гамбит (сборник)"

Автор книги: Жерар Клейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– А как они решат проблему бессмертия? Мы уничтожили их лаборатории, а ученых направили по ложным путям.

– Стелло, вы никогда не задумываетесь над тем, почему тайна бессмертия так долго остается тайной? Было время, когда подобные секреты невозможно было сохранить при самой тщательной охране. Это время не так уж удалено от сегодняшнего дня, но знаете, что лежит между тем временем и нашим? Пространство, и более ничего! Мы сумели сохранить тайну, создав космический барьер между мирами. И никто не может преодолеть его без нашего согласия. Поэтому так трудно прилететь на Бетельгейзе и так трудно улететь с нее. Смутные слухи кое-где возникали, но в Освоенной Галактике бродит столько легенд, что люди перестали в них верить.

То пространство, которое сейчас выступает нашим союзником, завтра может обернуться противником. Оно позволяет нам находиться в изоляции, но одновременно изолирует иные миры и может охранять иные тайны. А если пуритане получили обещание помощи извне и все их надежды связаны с ней?

– Внешняя помощь? – удивился Фулн.

– Именно так. Вам ничего не говорит имя Жерг Алган?

– Почти ничего, – ответил Стелло. – Если не ошибаюсь, оно играет важную роль в мифологии пуритан.

– Они сражались с этим именем на устах полвека назад, – сказал Альбранд. – Но мне кажется, он уже лет двести числится среди покойников.

– Хотелось бы получить доказательства его смерти, – вздохнул черноглазый, – ибо пуритане поднимают голову, утверждая, что он вернулся.

– Они ищут опору своим надеждам в легендах, – презрительно бросил Ольриж.

– Вполне вероятно, – согласился черноглазый. – Но не так давно Жерга Алгана видели и на Бетельгейзе.

– У вас пристрастие к поискам рационального зерна в легендах, Ногаро. Вы просто-напросто мифоман, – усмехнулся Ольриж.

Черные глаза Ногаро обежали серые стены подземного зала. На прочнейших плитах крохотными буковками – их не сотрет и время – были выгравированы имена всех бессмертных. Но их имена не покрывали и тысячной части стен. А ведь они отражали историю всей Освоенной Галактики. Будущая история Галактики могла и не состояться.

– Постарайтесь убедить меня в своей правоте, Ольриж, – сказал Ногаро.

Бетельгейзе. Жерг Алган вышел из ледяной тьмы пространства, зажмурился, потом открыл глаза и сразу узнал место, где оказался. Он стоял перед сплошной хрустальной стеной, усеянной математическими символами, позади которой мигали глаза гигантских компьютеров. Он был во Дворце правительства. Над его головой плыл громадный красный шар, символ Бетельгейзе.

Зал был пуст. Когда он посетил его в предыдущий раз, зал кишел народом. Тогда он вошел через главную дверь в толпе визитеров с тысяч разных миров. Они явились поглазеть на Великую Машину, которая распоряжалась их жизнями. Алган прибыл сюда вторично, на этот раз в качестве посланца – ему было поручено добиться решения проблемы у ее истоков.

На единственной обитаемой планете системы, где размещались Дворец правительства и Машина, стояла ночь, ибо только ночью, когда смыкались створки бронзовых врат, величественной копии всех врат, которые открывали доступ в белостенные космопорты, зал пустел.

Датчики могли обнаружить присутствие Алгана в большом зале. «Машина, наверно, уже нашла оптимальный план защиты», – подумал он. Но его это мало заботило. Алган присел на корточки и всмотрелся в плиты пола. Странно, что за долгие века, которые прошли с момента возведения Дворца правительства, никто не удосужился обратить внимание на рисунок, образованный черными и белыми плитами.

Шахматная доска. Шестьдесят четыре громадные клетки.

И на каждой клетке паутинкой вился узор – фигуры, стершиеся от времени и обуви несметных орд посетителей.

Алган не стал их разглядывать. Он рассмотрел их в прошлый раз. У него были иные цели! В его душе кипели ненависть и радость скорого триумфа.

Но к ним примешивалась еще и верность данному слову.

В прошлый раз он появился на Бетельгейзе, выбрав пустынную лужайку в глубине одного из парков, окружавших город. Он вынырнул из ночи и вдруг увидел гигантский город. Этот город мог соперничать с черными цитаделями и чудесами мира звезд. Бетельгейзе была апогеем человеческого гения и безумия. Все лучшее, что создала Освоенная Галактика, корабли Правительства доставляли сюда.

Алган расслабился. За два века он научился без труда преодолевать пространство. Он полной грудью вдохнул свежий воздух. Принюхался к запахам травы и влажной земли. Затем бесшумно двинулся в сторону города.

Алган внешне ничем не отличался от обычного человека. Но организм его был более совершенным. Наставники переделали и улучшили его – сердце билось медленнее, резко возросла выносливость. Алган мог менять свой метаболизм, способен был выживать в труднейших условиях, умел зарубцовывать раны. Против него были бессильны микробы и вирусы. Даже смерть забыла о нем. Он стал Бессмертным.

Купола и шпили сверкали в жарких лучах красного солнца. Над головой в утреннем мареве проносились звездолеты – видно, неподалеку находился космопорт. Очертания кораблей почти не изменились. Но это не удивило Алгана, его поразила Бетельгейзе.

Его тело путешествовало и во времени, и в пространстве. Около двух веков миновало с той поры, как он покинул Освоенную Галактику. И почти два века прошло на Бетельгейзе. В этом не было ничего необычного – после создания светолетов многие люди путешествовали во времени. Но мало кто достигал Бетельгейзе. Бетельгейзе, по человеческим меркам, лежала вне времени.

Алган спокойно шел по аллеям безлюдного парка. Его не волновало, что на него обратят внимание. Вероятность того, что его могут узнать, была ничтожно мала.

В парке росли необычные зеленые растения. Вот уже двести лет, как он не видел деревьев.

Он попытался припомнить Дарк, равнины и моря родной планеты, своих друзей, джунгли и лабиринты грязных улочек, теплый металл зажатого в ладони оружия, пот, струящийся по телу в знойный день, и ледяное дыхание зимней ночи.

Все умерло.

«Неужели все это существовало на самом деле? – подумал он. – Сны».

Под сапогами поскрипывал песок. Этот звук когда-то раздражал его – он мешал при беге за ускользающей добычей по песчаному пляжу и в пустыне. За двести лет песок не изменился. На любой планете он был и оставался песком. Песок – все, что остается от дворцов и гор.

Дарк, Эльсинор, пуритане растаяли в густом тумане времени, о котором напоминал скрип влажного песка. Однажды ему захотелось увидеть людей, еще раз пройтись по улицам Дарка, побродить по лавочкам Эльсинора.

И он сделал это. Он понесся из одного конца Галактики в другой. Но любопытство быстро угасло.

Дарк выглядел крысиной норой, а Эльсинор – медвежьей берлогой. Два века изменили и миры, и города, но он все же узнал их.

Изменился и сам Жерг Алган – он стал человеком пространства. Его городами были сверкающие во тьме космической ночи звезды. Он немного жалел людей, которым надо было прятаться на дне океанов из ватного воздуха. На Эльсиноре он узнал, что его имя сделалось священным для пуритан всех десяти планет. Но проблемы обычных людей отныне не волновали его. Он гордился тем, что стал человеком пространства. Но Алган не походил на тех скитальцев космоса, что носятся среди звезд под ненадежной защитой стальных скорлупок. Они слепы, испуганны и бессильны противостоять опасности извне…

Алган освоил свою новую обитель – космос, он мог выбрать любой путь в пространстве, перепрыгнуть с клетки на клетку звездного поля, решить тончайшую задачу расчета траектории. Он готовился поставить мат королю противника – Бетельгейзе. Он сознавал, что является всего лишь пешкой на звездном поле, но эта мысль не унижала его. Напротив, он гордился этим.

Когда-то он был просто человеком.

Теперь стал послом наставников.

Сквозь кроны деревьев блестели купола и шпили города. Но их подавляла громада Дворца правительства. Алган прошел парк, не встретив ни единой души. В городе он смешался с толпой, теснившейся на движущихся дорогах. На лицах людей отражались их радости, печали, отвращение, страхи. Он пожалел этих людей.

Скоро все изменится.

Он думал о городах, которым суждено умереть, о звездолетах, чьи двигатели стихнут навсегда, о людях, которые обретут бессмертие. Время городов, звездолетов и обычных людей миновало. Он вдруг понял, что всегда желал этого, предчувствуя эпоху, когда потеряют смысл города, корабли, космопорты, громоздкая и дорогостоящая организация людской власти, быстро текущее время и смерть. Было странно видеть это кипение жизни и знать, что его окружают мертвые реалии; смерть их диктовалась суровой необходимостью.

Такое уже случалось. В других районах Галактики и в других галактиках. Время космических провинций и обычных людей истекало. Они считали себя хозяевами жизни, хотя сознавали собственные недостатки и ограниченные возможности. Люди всегда утверждали, что были венцом развития жизни, но они ошибались…

Вместе с толпой он двигался в сторону Дворца правительства. Вокруг высились прекрасные здания. Он ощущал их красоту, как палеонтолог, восхищающийся могуществом исчезнувших видов и совершенными сочленениями их конечностей, которые все же не спасли животных от гибели.

Гигантская площадь перед дворцом была одним из чудес Вселенной, сравнимым разве что со звездами и черными цитаделями. Подвижные дороги серебряными реками текли в металлических берегах. На хрустальных цоколях высились исполинские статуи, отлитые из той же неразрушимой бронзы, что и врата космопортов, их лица были обращены в небо и, казалось, следили за молниями звездолетов. Ростом они соперничали с горами, а руки, воздетые к светилу, могли удержать звездолет средних размеров. Позади них вздымались странные скульптуры, абстрактные переплетения кривых со световыми лучами – так человек представлял себе Вселенную, сложнейшую систему, которую не в силах была описать даже математика. Система не имела ничего общего с реальностью, но поражала своим изощренным многоцветьем. Алган открывал для себя отлитую в стекло и металл символику освоения космоса человеком. Здесь были уравнения, описывающие рождение, жизнь и смерть звезд, уравнения бесконечной пляски частиц и столкновения волн. Восхищение человека окружающим миром сливалось с его пониманием, а искусство рождалось из науки.

Алган миновал гигантский портик и невольно зажмурился – под хрустальным куполом нестерпимо ярко сверкал символ Бетельгейзе – громадный пурпурно-огненный шар. Блеск его был таков, что Алгану показалось, будто шар несется прямо на него. Приглядевшись к сверкающему солнцу-карлику, он заметил под ним белый эллипсоид – макет Галактики.

Алган усмехнулся. Человек так долго считал себя властелином Галактики, что свыкся с мыслью об окончательной победе над ней.

Движущиеся дороги кончались у входа в главный зал. По белым и черным плитам, на каждой из которых мог разместиться звездолет, Алган устремился к хрустальной стене, отделявшей посетителей от Машины.

Зал был рассчитан на то, чтобы поразить воображение посетителя. Здесь хранились архивы Освоенной Галактики, а Машина жонглировала миллионами данных.

В главном зале побывало множество путешественников – он был местом паломничества. Представители покоренных миров встречались здесь с таинственной Машиной, здесь сталкивались прошлое и будущее, бесчисленные визитеры – варвары окраинных миров, грамотеи древних систем, моряки, бороздящие пространство из края в край, солдаты Бетельгейзе, пришедшие взглянуть на охраняемое ими святилище, архитекторы, восхищенные чистотой линий гигантского хрустального купола, торговцы, явившиеся на поклон к Машине, которая обеспечивала порядок, люди всех рас и цветов, самого разного роста и ума, носившие самые изысканные и самые простые одежды. Они пожирали взглядом гигантские металлические колонны, толкались и, словно муравьи, стремились к Машине, чтобы спросить ее и выслушать ответ.

Чудо Машины состояло в том, что она знала всех и каждого и отвечала на любой вопрос. И хотя это было повседневное чудо, которое обеспечивали логические цепи, способности Машины обрастали легендами и подкрепляли древнюю веру в справедливость ее власти над миром.

Историки заявляли, что с древнейших времен существовали машины, которые помогали людям принимать решения. Машина Бетельгейзе была логическим завершением в длинной цепи запоминающих и счетных устройств, которые создал человек. Историки утверждали, что эту Машину сотворили не столько в помощь человеку, сколько ради его замены в сложном деле управления Освоенной Галактикой, беспрерывности которого нельзя добиться по причине смертности человека.

За хрустальной стеной, делившей громадный зал надвое, виднелась небольшая часть Машины.

Большинство посетителей считали, что эти гигантские мигающие лампы, магнитная память, вращающиеся цилиндры, искрящиеся и пульсирующие экраны, соединенные медными нервами, и были Машиной. Но не столь наивные и более образованные посетители понимали, что Машина занимает куда большее пространство, чем огромный зал дворца, что ее знания хранятся в сумрачных глубинах, а решения принимаются вдали от нескромных людских взглядов.

Сюда поступала информация из всей Галактики. Она одновременно занималась прошлым, настоящим и будущим.

И только редкий человек понимал, что Машина была гигантской ширмой, декорацией, предназначенной для сокрытия чьей-то необъятной власти, но об этом никто не решался говорить вслух. Особенно Машине.

Алган рассек толпу, топтавшуюся на черных и белых плитах, и, подойдя вплотную к прозрачной стене, увидел кабинки, откуда можно было обратиться к Машине. О них знала вся Освоенная Галактика. И не было ни одного ребенка на самых отдаленных мирах, который бы не мечтал войти в кабинку, чтобы задать решающий вопрос и получить исчерпывающий ответ. Но в большинстве своем люди вырастали, взрослели, старились и умирали, так и не осуществив своей мечты.

В хрустальной стене размещались сотни кабинок. Алган вошел в одну из них и оказался лицом к лицу со своим отражением. Он вгляделся в глаза двойника. «Ищите ответ в глубине своей души», – таков был девиз Машины.

Все шумы разом исчезли. Он стоял наедине с самим собой – отражением в глубине светящегося пространства. Удлиненное худое лицо с заострившимися чертами и горящие холодным огнем глаза. Таким себя он еще не видел. И никогда еще так быстро не билось его сердце и не вздымалась грудь. Он облизнул пересохшие губы и хотел было заговорить, но решил подождать, надеясь, что Машина нарушит молчание первой. И вдруг понял, что Машины нет, что ее не существует вообще, что есть лишь его отражение и что именно оно будет отвечать на его вопросы.

– Итак, – осведомилась Машина, – что вы желаете знать?

У нее был безликий голос.

Алган задумался и решил задать ритуальный вопрос, вопрос, который срывался с уст миллионов еще живых или уже умерших людей, хотя каждый, кто задавал этот вопрос, исподволь чувствовал, что унижает оракула.

– Какое препятствие я должен преодолеть? – спросил он.

– Одиночество, – без промедления ответила Машина.

«Интересно, она отвечает так всем или только мне?» – подумал Алган.

Одиночество. Он уже два века не размышлял над этим. Почти два века.

– Мое имя Жерг Алган, – произнес он. – Ты знаешь меня?

– Да, – ответила Машина спустя секунду. – Вы родились двести лет назад. Вы не должны находиться здесь в данный момент.

– Да? А почему? – спросил Алган. – Можешь ли ты сказать, откуда я прибыл?

Он знал, что этим вопросом посеет панику и растерянность на Бетельгейзе. И терпеливо ждал ответа.

– Нет, – ответила Машина. – Не знаю. Но могу навести справки.

– Не делай этого, – успокоил ее Алган. – Лучше попробуй догадаться, куда я направляюсь.

Он улыбнулся своему отражению и исчез.

И вот он снова стоял перед Машиной. Она, казалось, спала. Хрустальная стена была почти черной, в ее глубине мигало всего несколько огоньков. Мягко светились математические символы.

Ненависть и предвкушение победы переполняли его душу, ибо близилось последнее сражение. Он поспешно направился к одной из кабинок.

10. ЗА ХРУСТАЛЬНОЙ СТЕНОЙ

– Двести лет, – пробормотал Стелло.

– Да, двести лет, – повторил Ногаро.

Его лицо посуровело. Он положил руки на стол и обвел взглядом присутствующих.

– Значит, он бессмертен, – сказал Стелло.

– Думаю, да, – подтвердил Ногаро.

И снова все замолчали. Они вдруг ощутили страх. Страх перед безоружным незнакомцем, вдруг возникшем из пространства.

– Может, он совершил долгое путешествие на светолете? – неуверенно спросил Альбранд. – Несколько лет полета со скоростью света…

– Нет, – отрезал Ногаро. – Машина утверждает – он исчез около двухсот лет назад в районе Глании, крохотной планетки на окраине центральных провинций.

– И больше его никто не видел?

– Никто. Но полвека назад некоторые из попавших в плен эльсинорцев – именно тогда завершился разгром пуритан – сообщили, что встречали его. Но их слова не нашли подтверждения.

– Быть может, пуритане погрузили его в анабиоз, чтобы использовать в подходящий момент? – осведомился Ольриж.

Ногаро отрицательно покачал головой.

– Как он прибыл на Бетельгейзе? – спросил Вольтан, один из самых старых по возрасту членов совета. Он был старше Ногаро. – Машина знает это?

– Нет, – ответил Ногаро. – Она утверждает, что он прибыл не на корабле.

Они снова замолчали. Пропала уверенность в своей правоте. Все то, чего они добились за несколько веков, испарялось, растворялось, обращалось в дым, и будущее представлялось смутным и неясным. Они впервые испугались надвигающихся событий.

– Помощь извне, – проворчал Ольриж. – Вы о ней только что говорили.

– Единственный логический выход, – холодно ответил Ногаро. – Кроме меня, никто из присутствующих с Жергом Алганом не встречался. Двести лет назад он был человеком со странностями. Остался ли он человеком сегодня? После двух веков отсутствия.

Он поджал губы. Страха он не испытывал, но его терзало неутоленное любопытство. Он знал, почему скрылся Алган, и знал, что поиск Алгана завершился успехом.

«Что же он нашел в Центре Галактики?» – спрашивал себя Ногаро.

– Сообщите нам все, что вы знаете, Ногаро, – потребовал Стелло.

Ногаро повернул голову и в упор посмотрел на него.

«Стоит ли им говорить? – думал он. – Стоит ли признаваться, что я действовал на собственный страх и риск и тем самым, быть может, поставил под угрозу Освоенную Галактику. Стоит ли доказывать, что есть более важные проблемы, чем спасение Галактики? А если промолчать? Пусть думают что хотят. Знает ли Машина о моих делах? Впрочем, промолчу ли я или нет, история Галактики от этого не изменится. Кто-то должен был решиться на подобный шаг. Не ясно только, что открыл и кем стал Жерг Алган».

– А не мог он передать тайну бессмертия пуританам? – спросил Стелло.

– Не знаю, – ответил Ногаро. Лицо его осунулось от усталости. Долгая жизнь была приятна, она позволяла осмотреться, выяснить неизвестное, принять верное решение, познать новое. Но одновременно в человеке копилась усталость, усталость от бесконечной череды лет. Жить было бы прекрасно, если бы человека окружал простой, ясный и безмятежный мир.

Он вдруг осознал, что из глубин его существа поднимается ужас.

«Неужели я так стар? – спросил он себя. – Может, мы виновны в том, что заставили человека топтаться на месте, а Галактику обрекли на застой?».

– Не знаю, – повторил он. – Вы придаете этому значение? О пуританах я вспомнил лишь для того, чтобы обострить ваше восприятие. Их активность в настоящий момент совсем сошла на нет. Главное не это – инициатива ускользает из наших рук, а корабли становятся бесполезными! На наших границах объявился другой разум, другая цивилизация, и она владеет тайной бессмертия. Ее представители способны бесконтрольно перемещаться в нашем пространстве. Благо это или крах? Вот почему я требую бессмертия для всего человечества.

– Я по-прежнему против, – сказал Ольриж. – Наше могущество пока неколебимо. Мы пока еще здесь хозяева.

– Кто такой этот Жерг Алган? – спросил Вольтан.

– Лет двести назад, – заговорил Ногаро, – я еще не входил в Совет, а был посланцем, одним из тех миллионов бессмертных, которые обеспечивают власть Бетельгейзе над самыми отдаленными мирами. Я был из тех, кто слушает и передает. Тогда я и встретил Жерга Алгана. Это случилось незадолго до его исчезновения. Мы сдружились. Ему тогда было лет тридцать, и всю свою молодость он провел на родной планете, на Даркии. Его обманом завербовали в экипаж корабля, летевшего на Эльсинор. Алган произвел на меня хорошее впечатление своей энергией, волей, умом. Мне хотелось, чтобы он стал одним из нас, но он ненавидел Бетельгейзе, поскольку придавал большее значение прошлому, чем настоящему. Он все называл своими именами и отождествлял власть Бетельгейзе с тиранией.

Я подыскивал человека, способного заняться одной деликатной проблемой, которая не давала мне покоя. Я изучил дело Алгана и счел его кандидатуру подходящей. Те проблемы, которые мы решаем сегодня, стояли и тогда, но все виделось нам в ином свете. Мы искали следы другой цивилизации. По некоторым сведениям, интересующая нас зона лежала в Центре Галактики. Я горел желанием снарядить туда экспедицию, это мое желание не угасло и по сей день. Но за нами следили пуритане Эльсинора, они боялись, что мы найдем средство подорвать их экономику. Они располагали некоторой неизвестной нам информацией. Я подстроил все так, что Алгана послали как бы обе стороны, совместно, потому-то торговцы Эльсинора и десяти планет пуритан хвастали его помощью.

Мы неоднократно отправляли экспедиции к Центру Галактики, но все они закончились провалом. Пропали бесследно. По Галактике ходили самые невероятные легенды. Мне казалось, что настало время заняться их серьезной проверкой.

Но я был всего лишь посланцем и не имел полномочий доверить руководство экспедицией Жергу Алгану. Времени на получение согласия Совета и Машины не было. Я решил помочь Алгану угнать корабль. У меня была возможность привлечь к сотрудничеству власти космопортов. Когда мы сели в Эльсиноре, я подготовил операцию.

Однажды ночью Алган бежал из отеля, оглушил техника, угнал звездолет и был таков. Вначале он отправился на Гланию, где надеялся напасть на след погибшей экспедиции. Он подобрался к центральным областям Галактики и вдруг исчез.

– При каких обстоятельствах? – спросил Стелло.

– Никто толком не знает, что произошло, – ответил Ногаро. – Он разбил корабль при посадке на Гланию, по-видимому, из-за ошибки в управлении и отправился в космопорт пешком. Он добрался до него – тут показания всех свидетелей сходятся – и долго беседовал с капитаном порта, но никто не видел, чтобы он покинул его апартаменты. Если он вышел, то не известно как. Также не известно, куда он направился.

– Что сообщил капитан по поводу этой встречи? – осведомился Ольриж.

– Ничего, он покончил с собой, ибо упустил беглого преступника.

– Может, Алган умер в тюремном тайнике на Глании? – предположил Альбранд.

– Нет, – ответил Ногаро. – Я провел тщательное расследование. На планете Алгана не было. Обнаружены были лишь отпечатки его пальцев на пустом стакане из-под зотла.

– Где нашли стакан?

– В кабинете капитана. Уже после его самоубийства. Там установили, что отпечатки принадлежат человеку по имени Жерг Алган, но выводов сделать не сумели. Даже я узнал об этом много позже.

– Странная история, – протянул Вольтан. – Не люблю странных историй. Они никогда не кончаются добром. А может, все это ровным счетом ничего не значит и мы волнуемся понапрасну? Не верю, чтобы один человек мог поставить под угрозу существование Освоенной Галактики, даже будь он трижды бессмертным. Времена одиночек давно миновали. Когда-то я встречал опасных людей, очень опасных, но не теперь… Их порода вывелась, да и времена изменились.

– Что еще вам надо, чтобы вы поверили в опасность и затряслись от страха?! – вне себя крикнул Ногаро. – Мы все слишком стары, вот отчего нас уже ничто не пугает.

«Пусть случится то, что должно случиться, – подумал он. – Я сделал все, что мог. Пусть люди сами занимаются своими делами. Знать бы, что их ждет».

Его мысли вернулись к Алгану. Человек, затерявшийся среди звезд и обретший бессмертие, мог быть очень опасен.

– Мне больше нечего добавить, – сказал он. – Я требую в кратчайшие сроки разработать план, который станет основой нашей дальнейшей деятельности. Бессмертие для всех. Надеюсь, еще не поздно.

Члены Совета переглянулись, на их лицах, отмеченных патиной лет, он прочел усталость, привычную скуку и страх.

– Вам известно мое мнение, – жестко сказал Ольриж.

– Я против, – едва слышно промолвил Стелло.

– Нет, – сказал Фулн.

– Нет, – одновременно произнесли Альбранд, Вольтан и Люран. Они говорили редко, предпочитая мысль действию. Годы давили им на плечи.

– Может, вы и правы, – подвел итог Ногаро. – Надеюсь, вы не совершили ошибки.

– Повестка заседания исчерпана? – спросил Ольриж. – Можно его закрывать?

– Вам действительно лучше остановиться на принятом решении, пока вы не придумали чего-нибудь похуже, – с горькой иронией сказал Ногаро.

Альбранд шевельнулся.

– Наверно, следует заняться поисками этого Жерга Алгана.

– Он вне пределов нашей досягаемости, – возразил Ногаро.

– А Машина?

– Машина ничего не знает. Вы думаете, меня самого не интересует, что находится за пределами Освоенной Галактики?

– Оставьте этот тон, Ногаро, – вмешался Вольтан. – В конце концов, у истоков угрожающей нам опасности стояли вы.

– Кто-то должен был взять ответственность на себя, – парировал Ногаро.

– Не все ли равно, – воскликнул Ольриж. – Голосование закончилось.

Вольтан повернулся к нему.

– Не спешите, Ольриж. Перед нами целая вечность. Мне хотелось бы кое-что спросить у Ногаро.

– Слушаю вас.

– Что это за легенды, о которых вы упоминали?

– Уместно ли здесь говорить о них? – с сомнением в голосе сказал Ногаро. – Легенды есть легенды.

– Говорите.

– В них упоминались гигантские цитадели на планетах у наших границ. Говорилось о таинственной разумной расе, которой никто никогда не видел, о шахматной доске. Но все это легенды. Я долго изучал их и в какие-то частности поверил. Однако ничего путного из этого не вышло.

– Ничего путного? – удивился Вольтан. – А бессмертие Алгана?

– В легендах много внимания уделялось тому, что было до человека и что будет после него. Они изобиловали странными предсказаниями. В них утверждалось, что человечество избрало ложный путь. Они намекали на наличие цивилизации в Центре Галактики.

– Какой? – усмехнулся Ольриж.

– Той, что способствует эволюции человека, – ответил Ногаро. – Я отправил Алгана на поиски этой цивилизации. Если он вернулся, то, скорее всего, будет говорить от ее имени.

– Кто я? – спросил он.

– Жерг Алган, – ответила Машина.

– Да будет так.

Алган разглядывал свое изображение, плывущее в глубине едва освещенного пространства, словно мираж. Руки его дрожали, и он никак не мог унять дрожь. Он достиг конечной цели своих поисков. Он видел звезды, покорил пространство и время и, наконец, добрался до Бетельгейзе.

Поиск был долгим. И сейчас, как и предсказывала ему в прошлый раз Машина, одиночество хищной птицей обрушилось на него. Прошло много лет. Он переступил границы времени, и ему удалось выжить. Вселенная навсегда сохранит для него привкус пепла и прошлого. Как бы ни сияли звезды, их лучам не пронзить плотный туман утекших мгновений.

«Человеческое существо, – сказал он сам себе, – в моем лице завершило долгий древний поиск, и через несколько часов или дней все люди ощутят привкус пепла, вспоминая о проделанном пути.

Что станет с Машиной? А с дворцом на Бетельгейзе, с гигантскими статуями вдоль эспланады, с изящными звездолетами в портах?»

– Вы хотите задать мне еще один вопрос? – спросила Машина.

Алган ответил не сразу. Он разглядывал свое отражение. Продолговатое мрачное лицо, тонкие губы, темные, сверкающие глаза. «Интересно, считает ли Машина себя красивой, вложили ли в нее конструкторы чувство прекрасного»? – неожиданно подумал он, а потом задал вопрос.

– Кто твои хозяева, Машина?

Этот вопрос давно жег ему губы, но задать его он мог, лишь обретя душевный покой.

– Люди, Алган, – без промедления ответила Машина.

«Может ли Машина быть неискренней? Может ли она лгать?» – подумал он и сам же себе ответил, что лгать умели только люди.

– Послушай, Машина. Я сообщу тебе истину. Ты – пустое место, нуль. Ты всего лишь декорация. Понимаешь ли ты это? Я хочу видеть твоих хозяев, Машина. Скажи им обо мне.

– Я не могу вам ответить, – произнесла Машина.

Голос ее был по-прежнему невозмутим, ровен и безличен.

«Любопытный опыт – допрашивать Машину и уличать ее в невежестве. А может, Машина умеет лгать? Ее не собьешь с толку и не проверишь на детекторе лжи».

Машина была и лучше, и хуже людей. Если она умела лицемерить, то такой ее сделали люди, но ее лицемерие было конструктивным качеством. Моральная оценка исключалась.

«А как обстоит дело с людьми? – задумался Алган. – Разницы не может не быть. Машина лжет не ради собственных интересов; она лжет, поскольку ее построили для сокрытия некоторых аспектов истины. Люди же лгут, преследуя собственные цели.

Может ли Машина солгать? Сомнительно. Но вероятно. Может ли Машина оказаться в конфликтной ситуации и перестать следовать определенным правилам, обычно обязательным под страхом разрушения?

Может ли Машина разрушить сама себя? Или допустит конфликтную ситуацию и разрешит ее, выбрав поведение, не соответствующее логике? К примеру, невротического характера».

Люди находились в конфликтных ситуациях постоянно. Они стремились к определенной цели, но путь их был усеян помехами. Одни, столкнувшись с непреодолимым конфликтом, кончали с собой. Не срабатывал инстинкт самосохранения. Другие становились жертвами невроза. Каждый человек жил под угрозой потери душевного равновесия.

Говоря машинным языком, в поведении людей наблюдались сбои.

– Поберегись, Машина, – сказал он, – будет лучше, если ты ответишь мне.

Алган не мог заставить себя говорить с ней, как с человеком. Он ткнул кулаком в холодную зеркальную поверхность. Послышался легкий звон, и все стихло. Так он справиться с Машиной не сумеет.

– Я не могу вам ответить, – повторила Машина.

– У меня послание к твоим хозяевам, Машина, – начал он. – Скажи им об этом. Скажи, что я хочу с ними говорить. Скажи, что я явился из Центра Галактики. Скажи, что меня послал Ногаро, если это имя им что-нибудь говорит.

– Мои хозяева – люди, – повторила Машина.

«А если Машина откровенна со мной? Может, ее построили так, чтобы она никогда не знала тех, кто управляет ею?»