Текст книги "Афера в Брунее"
Автор книги: Жерар де Вилье
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Жерар де Вилье
Афера в Брунее
Глава I
Уверенным жестом Пэгги Мей-Линг закончила подкрашивать свой правый глаз, который чуточку удлинился благодаря зеленому штриху; затем она принялась за рот, подрисовав себе губы и сделав их еще более сочными. Благодаря очень светлому цвету кожи и овальному лицу с чуть раскосыми глазами она больше походила на евразийку, чем на китаянку. От своей матери, родом из Маньчжурии, она унаследовала очень большой для азиатки рост. Ее короткие и волнистые волосы не имели ничего общего с жесткими и твердыми прямыми волосами, обычными для женщин ее расы.
Закончив подкрашиваться, Пэгги немного отступила, рассматривая критическим взглядом свой силуэт в зеркале. Туфли-лодочки на двенадцатисантиметровых каблуках еще более удлиняли ее виднеющиеся из-под короткой юбки красивые ноги. Ее грудь не была слишком большой, но очень прямая осанка придавала Пэгги важность. Ее иногда принимали за итальянку, и только разрез глаз выдавал ее происхождение. Благодаря природному высокомерному, почти презрительному выражению лица она сыграла несколько ролей шлюхи в снятых в Гонконге фильмах. Когда, со скрытыми за широкими черными очками глазами, с красным и мясистым, словно персик, ртом, с открытыми до ляжек длинными ногами, она входила своей царственной и одновременно чувственной походкой в холл отеля «Пининсьюла» в Коулуне, у всех присутствующих мужчин появлялась лишь одна мысль: положить ее к себе в постель. Пэгги держалась полгода. Затем, когда однажды жирный, циничный и богатый торговец героином предложил ей за уик-энд столько, сколько она получила за три фильма, Пэгги поняла, где ее будущее.
Эксплуатация этой новой роли роскошной куртизанки привела ее в Бруней – крошечный султанат размером в шесть тысяч квадратных километров, зажатый на северо-западном побережье Борнео между Сараваком и Сабахом (штатами Малайзии), в котором было менее двухсот тысяч жителей, но достаточно нефти и природного газа, чтобы превратить его во вторую (после США) страну в мире по уровню доходов на душу населения. Так как эти богатства были неравномерно распределены между населением и султаном с его семьей в пользу последних, то Пэгги ожидали прекрасные дни. Во время этих эскапад ее агент в Гонконге говорил, что она снимается в Европе, и это спасало ее репутацию. За это он брал пять процентов от суммы, заработанной в постели.
Закончив прихорашиваться, Пэгги, которую в действительности звали Танг, закурила сигарету и, чтобы успокоить нервы, принялась читать свой китайский гороскоп. Это последнее пребывание в Брунее уже принесло ей небольшое состояние, и сегодня она намеревалась еще больше округлить его.
* * *
Джон Сэнборн устремился в кабину и нажал на кнопку шестого этажа. Два лифта «Шератона Утамы», единственного и относительно красивого гостиничного комплекса Бандар-Сери-Бегавана – столицы Брунейского султаната, работали с удручающей медлительностью. Перед этим американец должен был бесконечно долго ждать в вестибюле, к счастью, безлюдном в этот утренний час. Сэнборн не очень любил, когда следят за его действиями. И особенно в этот день. Но несколько его соотечественников проживало в отеле, и это могло объяснить его визиты.
Добравшись до шестого этажа, Сэнборн почти бегом устремился по коридору к 532-му номеру. Он тихо постучал два раза и с бьющимся сердцем замер в ожидании.
С тех пор, как Сэнборн встретился за коктейлем в «Майе» (бар «Шератона») с Пэгги Мей-Линг, он мечтал переспать с ней.
Увы, китаянка разыгрывала недотрогу, и это еще больше бесило Сэнборна, так как он знал истинные причины ее пребывания в Брунее... Но через несколько дней, когда они встретились на краю большого, похожего на наперсток бассейна «Шератона», куда он каждый день приходил окунуться, поведение молодой женщины явно изменилось! Пэгги не противилась, когда после банального разговора Сэнборн проводил ее до номера.
Он даже вошел вместе с ней в номер и без разговоров наконец поцеловал ее, отважившись даже на некоторые более определенные ласки.
Затем Пэгги заставила его усесться в двух метрах от себя, и они поговорили. Молодая китаянка казалась подавленной: скучное ожидание в номере доброй воли ее «спонсоров», недостаточная свобода, отсутствие развлечений. Их разговор прервал телефонный звонок, и Пэгги предложила:
– Завтра я буду на коктейле вджерудонгском «Кантри Клабе». Если бы вы могли зайти...
Сэнборн облизывался целые сутки, мечтая об этой шикарной восточной шлюхе, которая возбуждала в нем желание. В Джерудонге он нашел ее еще более роскошной в длинном вышитом золотом платье. Между двумя стаканами апельсинового сока она зашла дальше в своих откровениях: приехав на две недели в Бруней, она практически задержана здесь силой! Один из братьев султана, принц Махмуд, более известный по прозвищу «Секс-Машина», не захотел выпустить ее из страны. Американец не удивился этому. Махмуд только и думал, как удовлетворить свои неограниченные сексуальные потребности, и привозил себе с Филиппин целые чартеры, набитые шлюхами. С приплюснутым лицом, выдающейся челюстью, с ниспадающими в уголках рта монгольскими усами и низким лбом, он с успехом восполнял недостающее звено между человеком и обезьяной в дарвиновской цепи, компенсируя свой малопривлекательный образ пачками долларов. Он держал свою добычу в «Шератоне» и использовал ее в своем джерудонгском загородном доме на берегу океана, напичканном зеркалами без амальгам, резиновыми матрасами с водой и камерами и охраняемом неподкупными бородатыми гуркхами.
– Я попыталась уехать, ничего не сказав, – заключила Пэгги. – Меня вернули из аэропорта. Начальник полиции – двоюродный брат султана, и к тому же я – китаянка...
В Брунее китайцы имеют приблизительно те же права, что и евреи в СССР: отсутствие гражданства, а также документов на жительство и высылка при первом же косом взгляде.
Вечер заканчивался, и местный оркестр складывал свои инструменты. Пэгги попросила Сэнборна, который еще не знал, к чему она вела разговор, проводить ее до «Шератона». В этот вечер «Секс-Машина» был занят встречей новой партии филиппинок. В машине она открыла свои карты.
– Кажется, есть способ уехать из Брунея, минуя аэропорт. Между деревушкой Лумапас и Лимбангом в Малайзии проходит неконтролируемая дорога. В Лимбанге есть аэропорт, а мой паспорт у меня. Не могли бы вы найти кого-нибудь, кто бы отвез меня туда? Я хорошо заплачу. Мне надо обязательно улететь в Гонконг, где меня ждет роль в новом фильме.
Сэнборн усмехнулся про себя. Так и есть! Отношения с китайцами – просты и основаны на обмене. Пэгги знала, что он ее хочет и, как каждый брунеец, что он является резидентом ЦРУ. На ее взгляд, выгода очевидна. Шпионы должны хорошо знать, как нелегально переходить границу.
Что касается платы, то это не обязательно должны быть доллары, которых, впрочем, ему не хватит, учитывая тариф китаянки.
– Это не так-то просто, – осторожно сказал американец. – Я подумаю.
Перед тем, как расстаться с ним у входа в «Шератон», Пэгги бросила на него горячий взгляд, от которого его желание вспыхнуло с новой силой.
На следующий же день Сэнборн осторожно навел справки о лумапасском маршруте у одного из своих агентов, который подтвердил наличие дороги. Обычно до Лимбанга добирались по реке Бруней, пройдя паспортный контроль на пристани, расположенной на набережной Макартура. Хотя этот малайский поселок и представлял собой отвратительную дыру на берегу грязной реки в гуще джунглей, Лимбанг был местом разрядки для брунейцев, уставших от исламской строгости султаната. Будучи мусульманином, султан считал необходимым возблагодарить аллаха за свое огромное состояние приверженностью к суровому интегризму. В Лимбанге же рекой лилось пиво, было полно шлюх и официально были разрешены петушиные бои.
Резидент ЦРУ недолго колебался. Эта невинная прогулка давала ему возможность переспать с соблазнительной Пэгги, а при возникновении проблем Сэнборн всегда мог объяснить своему начальству, что он искал новый переправочный путь. Это входило в его обязанности.
– Я сам отвезу вас в Лимбанг, – объявил он Пэгги двумя часами позже на борту бассейна в «Шератоне».
– О, замечательно! Вы это делаете для меня? – с показной наивностью воскликнула она.
Затем, переменив тон, она быстро добавила:
– Надо бы уехать во вторник – есть рейс на Кучинг в Малайзии с пересадкой на Сингапур.
Прошло три дня. Время тянулось с раздражающей медлительностью. Сэнборн знал, что как настоящая китаянка Пэгги попытается по возможности не заплатить. Эта мысль сильно портила его настроение.
Теперь все было готово. Вторник, 8 часов утра. Он не видел Пэгги со времени их последней беседы.
Ручка 532-го номера тихо повернулась, и Пэгги открыла дверь. Сексуальная озабоченность Сэнборна улетучилась в один миг. Провокационный макияж китаянки являлся своего рода боевой окраской готовой уступить куртизанки.
– Вы не видели никакого подозрительного субъекта в вестибюле? – спросила она.
Там часто шатались находившиеся на содержании у двора шпики в поисках сплетен для сотрудников Специального отдела – политической полиции султаната. Сэнборн оглядел комнату.
– Нет, не видел, – сказал он. – А где ваши вещи?
– Все горничные работают на Специальный отдел. Я не хотела привлекать внимания и взяла с собой только это, – ответила Пэгги.
Она показала на бледно-голубую дамскую сумочку, лежащую возле телевизора, и на бутылку коньяка «Гастон де Лагранж». Жители Гонконга были большими любителями этого напитка, который для иностранцев стоил в Брунее в три раза дешевле.
– Я готова, – сказала Пэгги, – мы можем ехать...
Ее лицо выражало полнейшее простодушие. Сэнборна забавляла эта высшая форма торговли. Сейчас он выступал с позиции силы, и Пэгги не могла его продинамить.
– У нас есть время, – сказал он.
Сэнборн подошел к ней, положил руки на бедра и нежно, но крепко привлек ее к себе. Китаянка не сопротивлялась. Когда американец почувствовал, что ее живот покорно прижался к нему, кровь заиграла в его жилах. Держась совершенно прямо, она смотрела, как позади него на телеэкране бородач в тюрбане комментировал стих корана. Чтение корана как бы являлось национальным брунейским видом спорта. Сэнборн хотел поцеловать Пэгги, но она отвернула лицо, и ему пришлось довольствоваться тем, что он уткнул свой рот в ее надушенную шею. Его руки перешли с бедер на едва прикрытые блузкой груди. Тем же спокойным голосом Пэгги заметила:
– Мы должны ехать.
Дыхание Сэнборна участилось, его захватывало желание, и напрягшаяся плоть, казалось, приклеилась намертво к животу молодой женщины.
Он не хотел уходить из этой комнаты, не получив того, что хотел. Сэнборн начал обследовать легкое тело китаянки, продвигаясь рукой вдоль черной плотно прилегающей юбки и возвращаясь к торчащим под блузкой соскам, гладя выгнутое и твердое тело. Он вновь принялся искать рот Пэгги, но она снова ускользнула. Одна мысль – дать то, что она обычно продавала, – видимо, приводила ее в негодование. Настаивая, Сэнборн сумел раскрыть ее губы и наконец почувствовал, как кончик ее влажного языка встретился с его. Словно два уставших мотылька, длинные руки с бесконечными ярко-красными ногтями улеглись на его рубашке, нежно массируя грудь Сэнборна...
Ему показалось, что в его живот налили расплавленного свинца.
Пэгги знала, что делала. Щипая и лаская его соски, незаметно двигая бедрами, она за несколько минут привела американца в состояние экстаза. С ложной неловкостью ее пальцы расстегнули несколько пуговиц на его рубашке, и она беспрепятственно возобновила свои старания. Сэнборн стонал от удовольствия. Он схватил одну из так искусно мучивших его рук и положил ее на свою плоть. С испуганным вскриком Пэгги, казалось, только что открыла для себя то огромное сексуальное напряжение, которое сама же терпеливо вызывала...
Сэнборн внутренне расслабился. Он добился своего. Нет больше необходимости продвигаться вперед на цыпочках... Уверенным жестом он дернул молнию прямой юбки, которая упала к ногам Пэгги, открывая длинные мускулистые бедра и выгнутый живот, едва прикрытый облачком белых кружев.
Китаянка отказалась от своей роли добродетельной девушки. Ее длинные пальцы захватили твердую плоть и начали с ловкостью массировать ее – результат длительной практики. Сэнборн впился ртом в губы Пэгги и засунул свою руку под белое кружево.
– О да! – прошептала Пэгги.
Со слегка раздвинутыми ногами она отвечала на ласки легкими вздохами. Сэнборн почти сорвал с нее бастион кружев и с жадностью мял ее тело. Ее рот постепенно завладел им, демонстрируя всю нежность и восхитительную технику. Чтобы продлить наслаждение, Сэнборн вынужден был оттолкнуть ее.
Он возобновил свои ласки там, где закончил их, и Пэгги внезапно оживилась и изогнулась дугой, невнятно бормоча и постанывая.
– Аах...
С внезапно напрягшимися ногами и закатившимися глазами она закричала во власти, возможно, показного, но очень убедительного оргазма. Сэнборну показалось, что между его ногами лег брусок расплавленной стали. Он с жадностью набросился на китаянку, которая сразу согнула ноги и издала восхищенное восклицание, когда он с маху вошел в нее.
– О, ты большой!
В столбняке от возбуждения, Сэнборн несколько секунд не двигался, пытаясь успокоить пульсацию своей плоти, полностью проникшей в это бархатное вместилище.
Чтобы отключиться, он заинтересовался на несколько мгновений кораном на экране телевизора, затем принялся двигаться, смакуя удовольствие. С момента первой встречи с Пэгги Сэнборн мечтал об этом миге. Туманный взгляд китаянки еще больше возбуждал его. Он хотел продлить удовольствие и начал очень медленно выходить, чтобы обратно войти всей своей массой; он также согнул ей ноги, чтобы лучше трамбовать ее. У него было чувство, что он пронзал ее насквозь, рассекая надвое. Со скрещенными руками и с приоткрытым ртом Пэгги отдавалась, словно покорная рабыня.
Ее руки изогнулись и, ухватив пальцами грудь американца, она возобновила свой дьявольский танец на его сосках – ласка, которая, по ее опыту, сводила мужчин с ума.
Сэнборн издал рычание, словно дикое животное, и задвигался еще быстрее. Новое восхитительное ощущение прибавилось к уже испытываемым. Пэгги начала массировать его своими внутренними мускулами, создавая чрезвычайный эффект. Он видел, как колыхался и надувался его живот, чувствовал, как напряглась его плоть, в то время как она смотрела на него с ангельской улыбкой.
– Остановись! Остановись! Я хочу тебя...
Сэнборн не закончил фразы. Сочетание рук на ее грудях и этой плоти, которая страстно желала ее, привело его к оргазму. Чувствуя себя на десять лет моложе, он с диким криком освободился, давя на прекрасное и хрупкое тело молодой китаянки. С обвившимися вокруг его спины ногами, Пэгги с по-прежнему невинным видом приняла его до последней капли.
Когда он отстранился, она незаметно скрылась в ванной комнате, оставив Сэнборна отходить от своего восхитительного оргазма.
Когда, снова накрасившись, она появилась вновь, Сэнборн уже принял достойный вид. Колыхание ее бедер было такое чувственное, что он опять захотел ее. Она это прочла в его взгляде и обратилась к нему с обезоруживающей улыбкой.
– Идите. Я встречусь с вами внизу на паркинге.
Сэнборн слегка коснулся ее губ, думая про себя, что у него еще, возможно, будет время воспользоваться ими в Лимбанге: малайские самолеты часто опаздывали. Он вышел из номера, чуть не сбив с ног крошечную горничную-сингапурку, которая сообщнически улыбнулась ему. Сэнборн уже неоднократно покупал ее расположение.
Вестибюль был по-прежнему пустым. Делая улицы необитаемыми, над Бандар-Сери-Бегаваном шел проливной дождь. С огромным зонтом в руках, портье поспешил проводить Сэнборна до его «рейнджровера». С оглушительным шумом дождь барабанил по крыше. Расположенному на границе южного и северного муссонов, Брунею часто доставалось от них обоих... Дождь шел почти круглый год...
Вместе с машиной американец укрылся на стороне «Шератона», прямо напротив наружной пожарной лестницы, так, чтобы его не было видно от главного входа.
Спустя десять минут на площадке шестого этажа появилась Пэгги с дамской сумочкой и «Гастон де Лагранжем» в руках. Вновь обуреваемый желанием, Сэнборн полюбовался сквозь завесу дождя ее длинными ногами, открытыми сверхкороткой юбкой.
Он вышел, чтобы открыть дверцу. Игриво улыбаясь, китаянка уселась рядом с ним.
– У нас в Китае говорят, что дождь приносит счастье.
Сэнборн уже поехал по Сунгай Кьянггчу – большому проходящему мимо «Шератона» проспекту. Немного дальше он повернул налево, чтобы выехать на Джалан Тутонг. Под дождем Бандар-Сери-Бегаван с малопривлекательными официальными зданиями и с влажной растительностью казался еще более унылым. Маленький тропический провинциальный город.
Держа очень прямо свою голову, Пэгги, казалось, превратилась в статую. Сэнборн положил руку на ее голое бедро и оставил ее там. От прикосновения к ее коже у него пошли мурашки по телу. До сих пор все шло хорошо. Он надеялся, что никто не видел, как китаянка выходила из «Шератона». Слева от него показался золотой купол мечети дворца Нурал Имана – странного полуазиатского-полуарабского сооружения, высившегося на вершине холма к северу от реки Бруней и окруженного зеленой лужайкой. Султан почти никогда из него не выходил. Там также размещались два основных министерства: обороны и внутренних дел. Два пестро разодетых охранника дежурили перед позолоченными решетками этого тропического Диснейлэнда.
Сэнборн посмотрел на часы.
– Через полчаса мы будем в Лумапасе, – сказал он. – И если все пойдет хорошо, через два часа – в Лимбанге.
По прямой до Лумапаса было всего с десяток километров. Но чтобы до него добраться, надо было спуститься к юго-западу вдоль реки Бруней, которая на самом деле представляла собой морской пролив, не имеющий ни одного моста. Довольно значительный крюк.
Брунейское государство состояло из двух анклавов, между которыми вклинивался край Саравака – малайской провинции с небольшим городом Лимбангом на берегу одного из многочисленных проливов, омывающих северную часть Борнео. Несмотря на свои миллиарды долларов, султану Брунея никак не удавалось купить у Малайзии этот небольшой кусок джунглей, который позволил бы ему иметь цельную страну...
Снова пошел дождь, и Сэнборн включил дворники. Он был несколько обеспокоен. В Лимбанг вела плохая, сильно размокшая и труднопроходимая дорога. Надо было также преодолеть два брода. Четыре ведущих колеса «рейнджровера» не были лишними... Жилье попадалось все реже и постепенно уступало место джунглям, стоящим по обе стороны дороги, которую иногда пересекало рисовое поле. Спустя двадцать минут он был в Масине, где повернул налево. Движение становилось все менее оживленным, так как эта дорога вела в тупик. Огромные черные тучи, казалось, были готовы обрушить свой груз на зеленеющую листву. Было жарко, как в сауне.
Через четверть часа они подъехали к маленькой деревушке, стоящей вокруг единственной прямолинейной улицы.
Дождь немного утих. Сэнборн поехал медленнее. На краю деревни асфальтированное шоссе внезапно кончалось и уступало месте узкой и ухабистой дороге. Никакого шлагбаума или особого знака, и тем не менее это была граница между Брунеем и Малайзией. Американец остановился и включил кулачковую передачу. Семеня под дождем, их обогнал крестьянин с канистрой бензина на плече. Малайцы и жители пограничной зоны делали свои покупки в Брунее, где бензин стоил гораздо дешевле.
Перед ними была Малайзия. Между ананасовыми полями и несколькими деревянными домишками на сваях дорога углублялась в джунгли.
– Едем! – сказал Сэнборн.
Пэгги непроизвольно вскрикнула, когда «рейнджровер» заехал в огромную выбоину, в которой мог бы поместиться маленький слоненок. Мотор завывал. Щедро открывая свои бедра, китаянка каталась на сиденье. Сэнборн подумал, что раз они оказались в джунглях, он всегда может сделать небольшой привал...
– Через час будем в Лимбанге.
Если только дожди не сделали непроходимыми оба брода... Теперь, когда он позволил себе эту затею, Сэнборн был немного обеспокоен. Попытка вывезти из страны гостью двора – в случае возникновения проблем – грозила ему хорошеньким дипломатическим инцидентом и концом карьеры в ЦРУ... Он спешил вернуться.
Дорога перед ними, казалось, растворялась в непроходимом тропическом лесу с пышно разросшейся растительностью. Около миллиона квадратных километров джунглей... По краям было немного цивилизации. Им встретилось несколько небольших ананасовых полей. Они обогнали трех малайцев с согнутыми под дождем плечами, толкающими тяжело нагруженные велосипеды. Они увидели еще несколько стоящих на сваях домов, а затем дорогу поглотили джунгли.
Сэнборн сосредоточился на управлении машиной. «Рейнджровер» скакал от ямы к яме, и прыгающий руль без конца задевал лицо американца. С завыванием мотора, треском кулачковой передачи и дождем, который резкими порывами ударял в ветровое стекло, его эротические мечты улетучивались. Это даже не было дорогой! Самое большее – тропа, которая делала зигзаги в зарослях джунглей. Неожиданно «рейнджровер» яростно заревел – его задние колеса застряли в зеленоватом месиве.
Сантиметр за сантиметром Сэнборну удалось вытащить машину из болотистой рытвины. Грязь заляпала стекла, и макияж Пэгги потек. От испарины ее блузка приклеилась к телу, плотно облегая остро торчащие груди. Внезапно Сэнборн подумал, добьются ли они удачи. Их скорость не превышала пяти километров в час. Они даже еще не преодолели первый брод. От удара большой лианы раскололось ветровое стекло. Испуганно вскрикнув, Пэгги инстинктивно откинулась назад.
– Скоро подъедем к броду, – пообещал Сэнборн.
Это превращалось в кошмар. Дождь кончился, и сразу же от земли пошли испарения... Дорога раздваивалась. Почти наугад Сэнборн поехал направо.
Через сто метров тропа расширилась, и они увидели ручей с грязной водой, быстро текущей между заросшими клюзией берегами. Брод! Впереди, прямо у воды, стоял другой «рейнджровер».
* * *
Сэнборн вышел из машины. Невозможно развернуться, так как тропа была слишком узкой. На Сэнборна обрушилась влажная жара. Заинтригованный, он подумал, кто эти безумные люди, приехавшие, чтобы затеряться в этом заброшенном месте. Они не охотились; и вокруг не было ни одной деревни. Что касается контрабанды, то ею занимались в основном местные жители... Шлепая по грязи, Сэнборн подошел к машине.
Дверца со стороны водителя открылась, и мужчина спрыгнул на землю. Малаец, одетый в защитную форму. Американец улыбнулся ему.
– Застряли?
Тот утвердительно кивнул головой. В машине Сэнборн заметил еще трех человек. Белых. Тот, кто был рядом с водителем, вышел и обошел машину. Американец был сильно удивлен. Он его знал! Это был Майкл Ходжис, начальник службы личной безопасности султана – английский наемник, завербованный местным резидентом МИ-6[1]1
Британская разведывательная служба.
[Закрыть], старшим полицейским офицером Гаем Гамильтоном. Огромный, с голубыми глазами, тонкими губами и орлиным носом, он воевал в Северном Йемене и не пользовался доброй репутацией...
Было бы неприятно, если бы Ходжис увидел китаянку... Он непременно скажет об этом своему шефу. Скрывая свою досаду, американец протянул ему руку.
Англичанин взял ее с несколько застывшей улыбкой. У него были невероятно широкие плечи.
Сэнборн почувствовал, что пальцы наемника сжали его руку с силой, необычной для простого рукопожатия. Словно делая символический жест политика перед фотографами, Ходжис держал его пальцы в своей руке. Затем, не отпуская пальцев американца, он вдруг нагнулся, засунул левую руку в сапог, потом вытащил ее, и когда он выпрямился, у него был в руках кинжал с огромным лезвием.
– Э!
Сэнборн хотел сделать шаг назад, но его удержала страшная хватка наемника. Словно в кошмаре, он увидел, как Ходжис отвел свою левую руку назад. Через долю секунды кинжал ударил прямо горизонтально ему в живот. Лезвие погрузилось приблизительно на двадцать сантиметров под грудную клетку. В бесполезном жесте защиты Сэнборн попытался левой рукой оттолкнуть кинжал убийцы. Налегая всем телом, Ходжис нанес удар снизу вверх, подобно мяснику, вспарывающему говяжью тушу. Ослепительная боль пронзила американца. Он почувствовал, как взорвалась его грудь, и его взгляд затуманился. Острие кинжала достигло сердца, и это было как электрический разряд в сто тысяч вольт.
Под ним подогнулись ноги, но он остался стоять, насаженный на острие оружия, которое его убило. С раздвинутыми ногами Ходжис слегка повернул лезвие справа налево, чтобы окончательно рассечь аорту, и затем резким движением вытащил кинжал.
Сотрясаемый еще судорогами, Сэнборн рухнул на землю. Перешагнув через тело, убийца направился к «рейнджроверу» и открыл правую дверцу. Пэгги уже повернулась, чтобы выйти, и Ходжис вежливо помог ей ступить на землю. Китаянка спокойно положила на капот свою сумочку и вынула оттуда платок, которым начала вытирать смесь пота и пыли, покрывавшую ее лицо. Ее отсутствующий взгляд остановился на лежащем в нескольких метрах теле Сэнборна, как на трупе пешехода, попавшего под машину.
Малаец и второй белый быстро обыскали тело Сэнборна, потом оттащили его к реке. За ними следовал третий, таща цементный куб, из которого виднелась цепь с наручником на конце. Они прикрепили его к одной из лодыжек убитого и затем начали перетягивать труп железной проволокой.
С почти комическими гримасами Пэгги энергично работала над своим макияжем. От жары накладываемая тушь для ресниц стекала. Поэтому ей стоило большого труда сделать себе глаза, как ей нравилось: с черными тенями и стрелками зеленого цвета. Это их удлиняло. Подошел Ходжис.
– Мы уезжаем, – объявил он.
Так как, занятая подрисовкой толстых губ, она не ответила, то он добавил, особо нажимая на слово «пожалуйста».
Китаянка вновь заняла свое место в «рейнджровере». Взобравшись на место Сэнборна, малаец дал задний ход. Через сто метров он смог развернуться. Ходжис снова сел за руль первого «рейнджровера». Из своей машины Пэгги видела, как два человека сбросили тело Сэнборна в реку, и коричневая вода сразу поглотила его.