Текст книги "Мое сердце и другие черные дыры"
Автор книги: Жасмин Варга
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Вдох. Я чувствую, как расходятся ребра. Не-а, мы не нормальные подростки. Черный слизняк все еще здесь и здорово занят: пожирает те немногие счастливые мысли, которые я себе позволила.
– Вечер субботы подходит. Помечу его в календаре как день Размышлений о смерти.
Он ухмыляется – непривычно широко, не обычной полуулыбкой – и достает из кармана мобильник.
– Надо бы телефонами обменяться.
Есть что-то романтическое в том, что первым парнем, попросившим у меня номер, стал тот, с кем я собираюсь умереть. Держу пари, Джон Берримен тут бы развернулся. Хотя, наверное, нет – скорее всего, тема показалась бы ему скучной.
Я даю Роману свой номер и заношу его в контакты под именем Замерзшего Робота. Он косится на мой экран.
– Что?
– Почему ты меня так записала?
– Ну, просто так мне легче.
Он снова качает головой:
– Слушай, прекращай эти свои попытки. Легко не будет.
Я знаю, Замерзший Робот, знаю.
Пятница, 15 марта
Осталось 23 дня
Мистер Скотт постукивает ногой по линолеуму, словно пришел прослушиваться на роль в фильме «В ожидании Годо». Наконец звенит звонок, и он может трепаться без помех.
– Сегодня один из моих самых любимых дней в году.
Я заглядываю в календарь: день числа пи был вчера. Интересно, что еще могло привести нашего физика в такое нездоровое возбуждение?
Внимательно просканировав взглядом класс, он хмурится. Мы все развалились за партами, большинство с трудом скрывают, что непрерывно смотрят на часы.
– Что же, никто не хочет узнать, почему я так взволнован? – вздыхает учитель.
– Я хочу, мистер Скотт! – выскакивает Стейси Дженкинс, откидывая сияющие золотисто-каштановые волосы и одаряя его своей фирменной подхалимской улыбкой.
– А кто еще? – не унимается педагог, и класс, не выдерживая, заходится стоном.
– Приятно видеть столько энтузиазма у юных умов, – Его попытка съязвить с треском проваливается: все так же смотрят на него стеклянными глазами, приоткрыв рты. Думаю, если бы кто-нибудь снял сейчас старшеклассников Лэнгстонской школы и пустил рядом кадры рыб, заглатывающих воздух, сходство оказалось бы поразительным.
– Так что же случилось, мистер Скотт? – продолжает подлизываться Стейси. Не могу отнести себя к ее поклонницам, но надо признать, что не всякий позволит себе разговаривать с учителем, словно это ее ровесник. Хотя, кажется, мистер Скотт не возражает.
– Сегодня я объявляю о начале работ по моему всемирно известному фотопроекту!
По классу снова прокатывается стон. Что может быть хуже проектов!
– У каждого из вас будет партнер.
Новый стон. Зачеркните написанное выше. Что может быть хуже групповых проектов!
– Да ладно, – улыбается физик. – Моим ученикам этот проект всегда нравился.
– А что будем снимать? – спрашивает Стейси, крутя карандаш в пальцах.
– Терпение, Стейси, я как раз собираюсь объяснить. – Впервые в его голосе звучат нотки раздражения.
Интересно, а в нашем возрасте мистер Скотт уже мечтал стать учителем физики? Сомневаюсь. Небось представлял себя сотрудником НАСА или кем-то в этом духе. Бедолага. Трудно найти на свете худшую долю, чем наставлять «юные умы» Лэнгстона в штате Кентукки.
Тем временем педагог продолжает:
– Вы должны сделать пять фотографий – из реального мира, иллюстрирующих закон сохранения энергии. Фотографии надо связать общей темой – выбор за вами.
– Темой? – переспрашивает Тайлер Боуэн.
– Да, общей темой. Однажды мои ученики готовили проект на тему баскетбола. Все снимки сделались во время матчей с участием нашей школьной команды. Другими темами были парки аттракционов, собаки…
– А про шопинг можно? – предлагает Таня Ли.
Мистер Скотт недовольно морщится, но быстро восстанавливает на лице обычное нейтральное выражение:
– В принципе, можете фотографировать и в магазине.
Тайлер Боуэн поднимает руку. Это что-то новенькое: чтобы Тайлер поднял руку, а не просто выпалил первое, что пришло в голову.
– Да, – кивает ему мистер Скотт.
– А мы сами должны снимать или можем просто скачать из Сети?
Физик снова морщится:
– Отличный вопрос! Да, вы должны все снимать сами. Ваша оценка будет складываться в том числе…
– Это нечестно! – возмущается Стейси. – У нас не урок фотографии.
Стейси не достигла таких высот, как Джорджия, в мастерстве выдавать каприз за разумный довод, но я бы все равно поставила ей пятерку за старание.
– Ставить оценки за одно только качество фотографий я не буду, – быстро оправдывается учитель. – Но хочется надеяться, что вы…
Он обрывает себя на полуслове.
– Ладно. Давайте я раздам листы с заданием, которые лучше объяснят суть проекта, чем мои бессвязные комментарии.
Класс наполняется стонами и вздохами. Мистер Скотт краснеет, копаясь в бумагах.
– Кто поможет раздать?
Никто.
– Айсел? – В его голосе слышится просьба.
– А? Да, конечно. – Я встаю из-за парты, хотя предпочла бы съесть коробку скрепок, чем лишний раз приближаться к одноклассникам. Ни на кого не глядя, я прохожу вдоль рядов. На меня, кажется, тоже никто не смотрит. Каждый раз, приближаясь к чьей-то парте, я чувствую, как ее хозяин цепенеет, задерживает дыхание и с нетерпением ждет, когда же я отойду. Часть меня хочет закричать, что им не нужно меня бояться, но другая, большая часть, заставляет помалкивать, потому что я сама не уверена в этом.
Я возвращаюсь на место, и мистер Скотт продолжает свои объяснения. Нам надо наклеить снимки на белую плотную бумагу и сделать что-то вроде буклета. Под каждой фотографией должно быть подробное объяснение соответствующего закона физики, а к нему еще и формулы. Оцениваться будут качество фото и описание. Кроме того, баллы начислят за аккуратное оформление буклета и за творческий подход к выбору темы. Если цифрового фотоаппарата нет, его можно взять в библиотеке. Да, никакие отмазки здесь не прокатят.
– Итак, осталось последнее: выбрать партнера. – Он хлопает в ладоши. – Думаю, самое честное – вытянуть имена из шапки.
Класс предсказуемо начинает скандалить.
– Это уже совсем нечестно! – ноет Стейси.
– Да, – поддакивает Таня. – Мы должны сами выбирать себе партнера. Особенно если от него зависит оценка.
Мистер Скотт чешет в затылке, а глаз у него начинает дергаться.
– Когда я давал ученикам право выбирать партнеров, я получал банальные фотографии на неинтересные темы. Когда же партнеры выбирались по жребию, работы оказывались намного более оригинальными и творческими. Думаю, вас нужно немного вытолкнуть из зоны комфорта.
Класс продолжает спорить, даже когда все пишут имена на листочках и передают их учителю. Он театральным жестом хватает со стола бейсболку с надписью «Цинциннати Редз» и наполняет ее бумажками. Пока физик объявляет пары, стоны и вздохи становятся все громче.
Сжав зубы, я жалею, что не догадалась припрятать свою бумажку. Глядишь, тогда бы делала проект одна. И не пришлось бы выслушивать Лучшую в мире истерику, которую закатит мой партнер, когда услышит свое имя в паре с моим.
– Айсел Серан, – читает мистер Скотт, вытаскивая «меня» из шапки.
Гробовая тишина.
– И… Тайлер Боуэн! – провозглашает он, не обращая никакого внимания на возросшее до предела напряжение в классе.
– О боже! – Стейси протягивает руку и сочувственно хлопает Тайлера по плечу. – Мои соболезнования, Тай!
Лицо Боуэна мрачнеет, словно кто-то только что убил его маму – хотя, учитывая мои семейные дела, шутка так себе. Мне почти жаль Тайлера. Я прекрасно понимаю, что любые отношения со мной подрывают его авторитет. Но фишка в том, что сдавать проект надо 10 апреля, поэтому, в конечном счете, все это не важно.
Тогда меня уже не будет.
Суббота, 16 марта
Осталось 22 дня
Последние десять минут в «ТМК» тянутся дольше всего. Я подумываю позвонить еще одному человеку из моего списка, но это означало бы, что я хочу быть образцовым сотрудником, а я не хочу. Поэтому развлекаюсь на «Уйти легко»: читаю новые объявления о поиске партнеров по самоубийству. Странно – многие пишут по нескольку раз. Интересно, им что, не подошли те, кто ответил первыми? А вдруг к Роману постучался кто-нибудь еще? Вдруг он выбрал кого-то вместо меня? Желудок сжимается от непривычного для меня беспокойства. Непривычного потому, что еще ни разу в жизни никто, если были другие кандидаты, не отдавал предпочтение мне. Хотя, если честно, у Романа, вероятно, выбора-то и не было. Уиллис штата Кентукки – столица глухомани. Ему повезло, что Лэнгстон всего в пятнадцати километрах к западу.
– Я тебе уже говорила: хватит лазать по сайтам знакомств на работе, – ворчит Лаура.
– Да вам-то какое дело, что я там смотрю? – Я быстро сворачиваю окно, пока она не разглядела как следует, какой это сайт.
Она отколупывает от ногтей чешуйки розового лака.
– Да мне-то наплевать. Но я должна предупредить: там ты найдешь только конченых придурков.
Она и не догадывается, насколько права.
– Спасибо за совет. – Я изо всех сил стараюсь сохранять невозмутимость, но лицо меня выдает. Лаура качает головой.
– Не жалуйся, когда твой комп подцепит вирус! – Она кивает в сторону моего монитора.
– Скажу мистеру Палмеру, что посещала сайт для «конченых придурков» – и это только моя вина. – Подмигнув Лауре, я снимаю трубку и, стараясь не рассмеяться, набираю следующий номер из списка: Эрл Горджес, живет на Роун-Хилл-драйв.
– Алло, – отвечает низкий голос.
– Могу ли я поговорить с мистером Эрлом Горджесом?
– У телефона.
– Здравствуйте, мистер Горджес, меня зовут Айзел Серан, я звоню из «Такерз Маркетинг Концепт» по поручению компании «Активные продукты» и хотела бы задать вам несколько вопросов.
– Идите к черту! – советует мне бас и вешает трубку.
Я поворачиваюсь к Лауре:
– Этот человек только что велел мне пойти к черту.
Теперь расхохоталась и она.
На встречу с Романом я еду кружным путем. Сворачиваю на Тэннер-лейн – и не могу унять дрожь в руках. После того, что случилось с отцом, я всеми способами избегала этой улицы. Тэннер-лейн расположена на окраине города, здесь есть только развлекательный центр и несколько захудалых лавочек. Проезжая по ней, позволяю себе быстро глянуть налево.
Вот он. Бывший папин магазинчик. Обшарпанное бетонное здание не сильно изменилось с тех пор, как наше заведение закрылось, что больше говорит о его прошлом, чем о настоящем. В городе все еще поговаривают о том, что его снесут, вроде бы какой-то застройщик выкупил его и хочет переделать в автозаправку нового типа – где ты можешь, наполнив бак, заодно угоститься ледяными коктейлями всех цветов радуги и съесть горячую пиццу. У отца посетителей ждали только шоколадный батончик, чашечка кофе и газета.
Я знаю, что должна бы сгорать от нетерпения, ожидая, когда же его снесут, сотрут из памяти. Может, если само место, где произошло убийство, исчезнет с лица земли, люди начнут забывать. Но я знаю, что этого не будет. И даже если так, не хочу видеть, как ломают этот дом. К счастью или к несчастью, он – часть моего детства.
Глядя на него, я вспоминаю, как сидела вместе с отцом за стойкой. Мы ели «Сникерс» и слушали Баха, а папа рассказывал мне, как в молодости любил мечтать о том, что выучится играть на фортепиано. Говорил, как только заработает в магазине достаточно денег – оплатит мне курс уроков музыки, собирался отправить в какой-то летний музыкальный лагерь. Да, порой жизнь идет не так, как мы планируем…
Парковка пуста. Я подкатываю к зданию, выключаю мотор и прикасаюсь к знакомым даже на ощупь бетонным блокам. Балансируя руками, прохожу по бордюру к месту, где оставила отпечатки своих ладошек на незастывшем цементе дорожки. Мне тогда было десять лет.
Когда отец обнаружил, что я натворила, его глаза вспыхнули яростью, а вены на лбу вздулись. Но потом, глядя то на крошечные отпечатки, то снова на меня, он наконец расхохотался. Вскинул меня на плечо и сказал:
– Думаю, это чудесно, Зелли! Теперь каждый будет знать, что хозяйка здесь – ты.
Зажмурившись, я прикладываю ладони к старым следам. Конечно, они уже не помещаются, но в остальной мир я вписываюсь еще хуже. Запрокинув голову, я медленно открываю глаза навстречу серому неподвижному небу, словно бы замершему на вдохе, и тоже задерживаю дыхание. Жду, когда рассосется комок в горле. Но он не исчезает.
– Я скучаю по тебе, папа, – шепчу я, снова повернувшись к бетонной дорожке. – Знаю, что не должна, и все равно скучаю.
Пикает телефон – пришло сообщение от Романа. Ответив, что уже еду, я прыгаю в машину, а подъехав к дому, пишу, чтобы он выходил – еще одна встреча с его мамой мне не нужна. Но вот открывается дверь, и на пороге возникает миссис Франклин. Решительными шагами она направляется ко мне.
Глубоко вздохнув, опускаю стекло.
– Айзел, – натянуто произносит она, – я так рада тебя видеть.
Что-то не заметно. Я киваю, не зная, что должна сказать.
– Вчера Роман не встал утром и отказался идти в школу. А сейчас говорит, что хочет пойти с тобой. Это правда? – Она пристально смотрит на меня, пытаясь понять, что во мне нашел ее сыночек. Бедная женщина. Она понятия не имеет, что ее милый мальчик увлечен не мною, а смертью.
– Ну да. Мы собирались прогуляться, – снова киваю я, стараясь за развязностью скрыть дрожь в голосе, которая могла бы выдать наши истинные планы, настоящую причину «свидания».
– Где? – Она подбоченивается. Я пытаюсь слиться с сиденьем – к допросу с пристрастием я не готовилась.
Пока я мычу, лихорадочно придумывая ответ, подходит Роман и спешит мне помочь:
– Мы поедем на старую площадку.
Обеспокоенный взгляд матери перебегает с сына на меня и обратно, она поджимает губы. Но потом внезапно улыбается, слабо и ненатурально:
– Будете играть в баскетбол?
Я взглядом предлагаю Роману ответить. Он сутулится, словно с трудом удерживает свой вес. Бесплодная попытка, парень, – ты из тех, у кого не получается быть невидимым, как ни старайся.
– Да. Обещал показать Айзел, как забрасывать. – Роман медленно и неуклюже указывает на меня. Видимо, он привык «говорить» руками, но забыл этот язык из-за отсутствия практики. – Перед тобой будущая звезда баскетбола.
Я заставляю себя улыбнуться. Можно лишь догадываться, насколько фальшиво выглядит эта улыбка.
– Роман хвастался, что может научить даже кошку, вот я и решила подобрать ему ученицу потруднее. Себя.
Миссис Франклин смеется, но я по-прежнему чувствую, что ее мучают сомнения.
– Ладно, веселитесь, ребята. Но, Роман… – Она кладет руку ему на плечо. Розовый лак на ухоженных ногтях тускло поблескивает в свете фар. – Обещаешь позвонить, если задержишься?
– Да, конечно, мам. – Он слегка приобнимает ее, и я отвожу взгляд, пока она гладит пальцами стриженый ежик его волос.
Помахав нам рукой, женщина уходит в дом, Роман залезает в машину, и мы некоторое время сидим молча.
– Я тоже рада тебя видеть.
– Я просил тебя прекратить эти шуточки.
– Это была не шутка. – Я включаю мотор. – Так что, мы действительно поедем тусоваться на площадке?
Я повторяю его слова, сказанные в четверг. «Тусоваться» звучит не так ненормально, как «Где бы нам обсудить нашу совместную смерть?».
– Конечно. Почему нет? – он глядит в окно и кажется еще более отстраненным и холодным, чем в нашу первую встречу.
Я веду машину по его улице и поворачиваю налево, на Главную.
– Ты забываешь, что я не из Уиллиса, и не знаю, что это за площадка.
Возможно, он из тех людей, у которых в голове ложь превращается в правду. Сказал приятелям, что мы познакомились на старой площадке, и вот Вселенная ответила.
– Езжай прямо и потом сверни направо на Тропу Поссумов.
Только в Уиллисе, штат Кентукки, могли так назвать улицу.
– Я сердце отдала тебе на Поссумов Тропе, – декламирую я.
Роман недоуменно таращится на меня.
– Ладно-ладно, все – я сама серьезность.
– Ты меня бесишь.
– Чем?
– Своими шуточками. Вроде такая решительная с виду, а как откроешь рот – сплошные упражнения в остроумии.
С моих губ срывается смешок. Такой же, как в разговорах с Лаурой: напряженный, ненатуральный.
– Ну вот, опять.
– Извини, я смеюсь, когда нервничаю.
– И отчего же ты сейчас нервничаешь?
Я сворачиваю на Тропу Поссумов.
– От того, что ты расспрашиваешь меня о мотивах. А еще я читала, что у депрессии бывает побочный эффект в виде непреодолимой тяги к глупым шуткам.
Он хмурится.
– Я серьезно.
– Что-то не верится.
– Проверь.
– О’кей, проверю. – Он складывает руки на груди и выглядывает в окно. – Так ты скажешь мне или нет?
– Что скажу? – Машина подскакивает, угодив в выбоину посреди Тропы.
– Почему хочешь это сделать.
Слева показываются баскетбольные щиты с кольцами. Старая площадка представляет собой ржавые качели, потрескавшееся покрытие между двумя корзинами с металлической сеткой и три подгнивших деревянных стола. Кажется, когда-то здесь была и песочница, но от нее сохранилась лишь основа в виде гравия. В грязной с зимы траве разбросаны жестянки и пакетики от чипсов. В каком-то смысле детская площадка больше похожа на кладбище – словно обветшалый памятник угасшим воспоминаниям, лучшим временам. Может быть, потому-то она и нравится Замерзшему Роботу.
Припарковавшись, я поворачиваюсь к нему: ноги едва не в гармошку сложил, упирается в приборную панель, но, кажется, ему это не мешает. Широко распахнул ореховые глаза и жадно оглядывает площадку.
– Ты о своей причине тоже не сказал. И вообще, я не знала, что мы обязаны посвящать друг друга в эти дела.
Легкие сжимаются, словно предупреждая: не выболтай лишнего, о чем потом пожалеешь.
Роман открывает дверь и выходит из машины, я еще несколько секунд сижу, крепко зажмурившись. Понимаю: это противоречит всей сути партнерского самоубийства, но мне так не хочет признаваться Замерзшему Роботу, почему я хочу умереть. Не хочется, чтобы он, как и мои одноклассники, тоже стал смотреть на меня как на тикающую бомбу. Мне нравится, что Роман считает нас похожими. Нравится, что между нами есть какая-то связь. И я не хочу это потерять.
Более того, если Роман знаком с Брайаном Джексоном, вряд ли он с легкостью воспримет историю моего отца. Да, пусть сейчас они и отдалились друг от друга, но все равно – именно из-за моего отца в семье Брайана произошла трагедия. Нет, я не расскажу Роману, почему хочу покончить с собой. Не стану рисковать: чего доброго, он откажется от меня.
Ему достаточно знать, что я готова умереть. И хватит.
Он стучит мне в окно – я выхожу из машины и облокачиваюсь на дверцу.
– Извини, – бормочет Роман. – Я иногда веду себя как психопат. С тех пор, как…
Он замолкает и, прикрыв глаза рукой, смотрит в небо. Солнце уже почти село – не понимаю, чего там прикрывать. Возможно, просто привычка – у кого их только нет, и все одна другой чуднее.
– С тех пор, как?.. – напоминаю я.
Он подходит к столу и садится на него. Я располагаюсь рядом, вдыхаю запах мокрого гниющего дерева, смотрю в грязное небо цвета индиго. Мартовские закаты в Кентукки всегда такие: небо словно еще не просохло с зимы и не может быть иного цвета, кроме разных оттенков синего.
– С тех пор, как она умерла.
– Кто умер? – выпаливаю я, не надев скорбной маски и не выждав положенной паузы. Это, вероятно, невежливо, но, думаю, нормальные правила поведения не распространяются на наши отношения с Замерзшим Роботом.
– Моя сестра. Моя маленькая сестра. Ей было всего девять лет.
Обкусывая кожу около ногтя, я поворачиваюсь к Роману – он сидит, подтянув колени к подбородку. Сложился, будто раскладной стул.
– Такая маленькая. – На мгновение в голову приходит мысль о Майке. Ему тоже девять, почти десять.
– Слишком.
– Семнадцать – тоже немного, – бросаю я.
– Пытаешься меня отговорить?
– Нет. Просто хотела сказать: мне кажется, тебе не нужно умирать из-за того, что ее нет. Это…
Он резко обрывает:
– Она умерла из-за меня.
В его голосе слышится хрип, и я отшатываюсь.
– В каком смысле?
Роман громко выдыхает, его плечи трясутся:
– Я сидел с нею как-то вечером. Но толком не следил, понимаешь?
Я не понимаю, но, конечно, не признаюсь, только киваю, чтобы он продолжал.
– Ко мне пришла подружка, и Мэдисон – так звали мою сестренку… – Роман делает несколько коротких вдохов, и я с ужасом осознаю, что он сейчас заплачет. Я не знаю, что делать, когда люди плачут. Сама я не плакала с десяти лет – наверное, потому, что черный слизняк высасывает все слезы, едва они успевают появиться.
Роман находит в себе силы продолжать:
– Мэдисон хотела пойти в ванную, и я разрешил ей. Но, понимаешь, у Мэдди была эпилепсия, и ей нельзя было купаться одной.
– Угу, – мрачно говорю я, позаимствовав фразу репертуара Лауры.
– Но мне хотелось – ну, ты понимаешь – с Келли.
– Погоди, – прерываю его я. – Келли – это та официантка?
Он мотает головой:
– Нет. Та Сьюзи.
– Но Трэвис намекал, что вы встречались.
– Да, тыщу лет назад.
– У тебя было много девушек. – Мне с трудом удается скрыть изумление.
– Да о чем ты говоришь?! – Он вскидывает руки. – Я рассказываю тебе про сестру, а ты считаешь, сколько у меня было девушек?
Пожав плечами, я возвращаюсь к своему ногтю и ударяю ногой по ножке стола. Он так трясется, что, кажется, сейчас развалится.
– Продолжай.
– Ты не хочешь извиниться?
– А это будет что-то значить? Особенно если ты просишь об этом?
Он сдвигает брови, словно действительно размышляет, нужно ли ему мое извинение. На мгновение я чувствую легкое раскаяние и выдавливаю:
– Ты прав, извини.
– Ладно, проехали. – Он возвращается к позе сложенного стула. – Короче, я разрешил Мэдди пойти в ванную, поскольку был идиотом и думал только о том, что, пока она моется, у нас с Келли будет пятнадцать минут. Мы пошли ко мне в комнату, я врубил музыку на всю громкость, чтобы Мэдди нас не услышала, понимаешь?
На самом деле нет. Но я впечатлена, что Замерзший Робот, кажется, считает, что и у меня «было»…
– В общем, мы с Келли… – От смущения он расцепляет руки, и они бессильно падают вниз. Я киваю: «догадалась».
– А потом я вышел из комнаты проверить, как там Мэдди, и… – Его голос ломается, я слышу подавленный всхлип. – Сестра лежала мертвая в ванне. Захлебнулась во время приступа. Если она и звала на помощь, я не услышал – слишком занят был, кувыркался со своей дурацкой подружкой.
Я чувствую, словно меня ткнули в грудь лопатой. С усилием втягиваю в себя воздух, пытаясь «переварить» его признание. Понимаю, что должна как-то посочувствовать, утешить, оправдать. Но черный слизняк внутри меня успевает поглотить все теплые, или утешительные, или сочувственные слова до того, как я успеваю их найти. И я выпаливаю:
– Ну и как это относится к вождению? Я-то подумала, ты устроил жуткую аварию или что-то в этом роде.
Он вскидывает голову, соскакивает со стола, и я замечаю, что глаза у него красные.
– Знаешь что? Хватит! Я думал, что сделаю это вместе с тобой, какой бы чокнутой ты ни была, но теперь передумал.
– Роман, послушай! – Я встаю на скамейке рядом со столом, глядя на него сверху. – Это нечестно. Не пойму, чего ты от меня хочешь!
Он теребит свои коротко стриженные волосы, не поднимая на меня взгляда, уставившись в грязь под ногами.
– Хочу, чтобы ты не насмехалась надо мной.
– Насмехалась над тобой? Как я над тобой насмехаюсь? Тут кое-кто только что назвал меня чокнутой, или мне показалось?
– Ты себя такой не считаешь?
– Я знаю, что я чокнутая.
Он с растяжкой аплодирует.
– Благодарю вас, леди и джентльмены. Мы наконец-то сошлись хотя бы в одном.
Я спрыгиваю на землю и оказываюсь перед ним, подавляя желание схватить его за руку:
– Слушай, мы все равно можем это сделать. Я просто не знала, что сказать. Я же не психотерапевт.
– Да уж, – соглашается он, мотая головой. Постепенно на его лице появляется кривая ухмылка.
– Хочешь, чтобы я тебя пожалела? – Я иду к качелям, хватаюсь за отполированные до блеска цепи и опускаюсь на ободранное металлическое сиденье. Отталкиваюсь и вытягиваю ноги изо всей силы, чтобы оказаться как можно выше. А вдруг, если как следует раскачаться, я взлечу и кинетическая энергия выбросит меня за пределы этой Вселенной? Маловероятно, конечно, но что, девушке уже и помечтать нельзя?
Робот не отвечает, и я продолжаю:
– Я никого не жалею.
– Почему? Считаешь, никому не может быть хреновее, чем тебе? – Он садится на соседние качели, но ногами не двигает, и сиденье лишь слегка раскачивается под его тяжестью.
– Нет, – отвечаю я. – Просто поняла, что весь мир и так жалеет тебя. А ты явно ищешь не того, кто поведет себя так, как все.
Я несусь к небу, все выше и выше, опоры начинают скрипеть.
– Осторожно! – предупреждает Роман.
– Почему? – Я не думаю об осторожности. Я думаю о последнем толчке, об освобождении, полете. И падении.
– Ты не должна умирать без меня, – шепчет он.
