Текст книги "Эгоист (СИ)"
Автор книги: Жасмин Майер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 9. Джек
– Джек?
Морщусь и отвожу трубку в сторону. Громко. Больно. Кажется, одно только это слово Алана уже просверлило мне дыру в черепе.
– Эй, Джек?
– Тише, – шепчу я одними губами. – Тише, Господи Боже.
Алан давит тяжелый вздох и молчит, собираясь с мыслями. Собственно, по моему заплетающемуся голосу понятно, что я не просыхаю уже который день, но Алану, в принципе, нечему удивляться. Как только мы приземлились, на его вопрос, какие планы, я честно ответил, что собираюсь нажраться.
Сроки своего запоя я не уточнял.
Все честно с моей стороны.
– Я не поднимусь в небо, – скриплю я, с трудом перекатываясь со спины на бок и сажусь.
Ох. Вот это приход. Трава вчера явно была лишней.
– Это я уже понял, – вздыхает Алан. – Слушай, Джек. Ты бы завязывал. Мы нужны ему.
– Ты такой заботливый, Алан, что я сейчас расплачусь.
– Джек. Завязывай.
– Зачем? – резко спрашиваю я. – Он четко сказал, следующий рейс через два месяца, разве нет? Все это время я могу с чистой совестью делать, что угодно.
Интересно, мне хватит двух месяцев, чтобы забыть?
Должно хватить?
– Амани хороший клиент, Джек, и платит вовремя, остальное не наше дело, – продолжает Алан. – Я не хочу его потерять из-за твоего раздолбайства! Или гребанных принципов. Я хотел поговорить с тобой сразу после, но теперь вижу, что ты не собираешься останавливаться. Честное слово, не ожидал, что ты такой впечатлительный!
– Перевозить стволы мне нравилось куда больше, Алан.
Черт, я в дерьме, если я уже открыто говорю о прошлых заказах.
– А ну прикуси язык, Джек!
Сглатываю. Во рту кисло и мерзко. И в этом виноваты не только трава и виски.
– А что я могу сделать?! – взрывается напарник. – У них на хвосте дядюшка Сэм, Джек! Если уж он напустил свою свору, то «зеленые» не отстанут! Я о нас с тобой думаю, потому и стал искать новые заказы. И вообще, тебе не кажется, что это двойные стандарты, Джек? Мы ведь тоже не эльфами у Санта Клауса подрабатывали до этого, но тебя это никак не напрягало… Фак! Это что за звук?
Это меня выворачивает наизнанку, пока я стою на четвереньках возле кровати.
– Просто шлюха перебрала, – отвечаю я, вытирая губы и приваливаясь к кровати спиной.
– Ты же не спишь со шлюхами.
Черт.
– Люди меняются, – выдыхаю я.
Алан молчит какое-то время, позволяя мне прийти в себя.
– Слушай, тебе надо отвлечься, – тянет он. – Я за тем и звоню.
– И что предложишь? Сходить на арт-терапию? Записаться к психологу?
– Побыть обычным человеком.
Ну да. Сейчас я мало похож на человека.
Закрываю глаза.
– Как же мне из деревянного мальчика стать обычным, фея-крестная? – цитирую я «Пиноккио».
– А вот так, дубина. Жене шейха периодически нужно летать в Дубай: магазины, шопинг и вся эта бабская хрень. Два дня там, потом обратно. Шейх предлагал мне, но, кажется, тебе это важнее.
– Но монстры не берут ванильные рейсы.
– Бля, – кривится Алан, – давай заканчивай с этим, серьезно. Не хочешь, полечу сам. А ты можешь бухать следующие два месяца до рейса, только сам знаешь, что ничем хорошим это не кончится для тебя, Джек.
– Я понял.
Нажимаю на «отбой» и, стараясь не дышать, поднимаюсь. Ноги дрожат. Тело колотит в ознобе.
Допился.
По стеночке отправляюсь в душ, раздеваюсь и долго стою под струями воды. Меня еще тошнит, но уже нечем. Когда я ел в последний раз? Не помню.
Ничего не помню с того серого утра, как самолет приземлился на частном аэродроме шейха. Пульс бился где-то в горле. Голова раскалывалась от криков на незнакомом языке, они просачивались даже через надежно запертую дверь.
Через час на смену крикам пришло мычание. Потом всхлипы.
Всего три часа в воздухе, где-то над южной границей Туниса, в четко обозначенном квадрате, потому что иначе нельзя. Рядом Ливия. Возможно, это единственный выход из Преисподней – направить самолет на охраняемую ПВО границу другой страны, не имея разрешения и не отзываясь на позывные. И плевать, что ты будешь на борту не один. За такую компанию мне в Аду даже спасибо скажут.
Да, возить пушки было лучше. Спокойнее. Тише. Автоматы не рыдали, пока их затаскивали на борт. Не умоляли их не трогать. И не смотрели затравлено в одну точку после приземления.
Может быть, Алан прав. Это двойные стандарты. И тот, и тот вариант оба дерьмо, и нельзя делать выбор между двумя красными пилюлями.
Кое-как выбрался из душа. Мой новый номер, который нашел Алан, действительно куда лучше прошлого недоразумения. Пять звезд, халаты и люксе с двумя комнатами. Отель тоже принадлежит шейху. Кажется, он держит за яйца половину Туниса, что не удивительно.
После душа я не стал возвращаться в спальню, пусть сначала уберут.
Опустился на диван в гостиной, ероша мокрые волосы. Нашел аспирин в своем чемодане и воду в мини-баре. Включил телевизор, чтобы был хоть какой-то фон, потому что сна не было ни в одном глазу, а мыслям в пустой черепной коробке и так было тесно.
Уставился в телевизор. И через мгновение разом протрезвел.
Вскочил и сам же сел обратно, потянулся к пульту и сделал звук громче. Бесполезно. Новостной блок был на французском, но кое-какие слова сознание выцепило безошибочно.
«Труп девочки»
«Юнисеф»
И ее фотография на весь экран. С улыбкой, надеждой в глазах и живая. Тут же перед глазами встала она, не такая, как по телевизору. Совсем-совсем не такая. А какая была по приземлению: с пустыми глазами выпотрошенной куклы.
Пустой желудок снова сжался, и я едва успел добежать до ванной. Минус одна таблетка аспирина. Интересно, как долго во мне продержится следующая?
Прополоскав рот, на трясущихся ногах, как циркач на ходулях, приковылял обратно. Рухнул на диван, морщась от громогласной скороговорки французского диктора. Хотел выключить, но студия сменилась репортажем – глава международной организации с каменным лицом отвечал на вопросы журналистов.
Камера в руках оператора метнулась вбок, выхватывая зрителей, и я окаменел с пультом в руках.
С воинствующим видом сжимая в руках бумаги, в первых рядах, среди представителей «Юнисеф», сидела она.
Элен Романова.
Глава 10. Элен
Поль заставил меня прождать в коридоре почти два часа, после чего наконец-то освободился и пригласил внутрь.
– Здравствуй, Хэллен, – сухо обронил он. – Присаживайся.
Вот как? И никакого Бодлера на этот раз и приглашений выпить холодного белого вина? Слишком официально для того, чей язык в последний раз пересчитал коренные зубы в моем рту, ты так не считаешь, Поль?
И все же я прикусила язык и села.
– Разве ты не должна была улететь… – Поль заглянул в документы перед собой, которые я не приносила и не давала. Выходит, он готовился ко встрече со мной настолько, что даже откопал мое личное дело? – Да, все верно, самолет в Россию вернулся еще вчера. А ты почему так и не улетела из Туниса, Хэллен?
Итак, Поль «Умею брать высокие ноты» Анри сидит по ту сторона стола, в костюме-тройке и лицо у него при этом, как у директора, которому не хочется, но нужно отчитать одну из учениц за прогулы. И, по его мнению, сейчас мне должно стать стыдно за неподобающее поведение.
Я прочистила горло.
– Я отменила бронь.
– Правда? – Поль выглядел удивленным. – Но почему?
Серьезно?
– Я не могу сейчас улететь из Туниса.
– Это я уже понял, Хэллен, я спрашиваю, почему? Что тебя держит в этой стране?
– Поль, – вкрадчиво сказала я. – Ты ведь был вчера на пресс-конференции. Они нашли тело одной из девочек. Ее имя было в моем списке, который я передала организации неделю назад.
– Ах да, список, – кивнул он рассеянно, вновь принимаясь перебирать бумаги, словно список мог оказаться там. – Так ты знала ее лично? Эту девочку? – он снова поднял глаза.
– Нет, но…
– Эль, – снова прервал он меня. – Позволь я буду называть тебя так?
Он спрашивает это сейчас? После одного секса и неудачного второго свидания, которое тоже должно было закончиться в горизонтальной плоскости?
– Эээ… Наверное.
Этот разговор нравился мне все меньше.
Поль сцепил руки перед собой на столе и сказал, взвешивая каждое слово:
– Послушай, Эль. Рядом идет война. Мы не можем защитить и спасти всех детей, как бы сильно мы этого не хотели. Я знаю, что тебе больно это слышать…
– Девочка не погибла на войне, Поль, – на этот раз его прервала я. – Ее жестоко изнасиловали и задушили на территории Туниса.
Повисла тишина.
Поль слабо кивнул, печально опустив уголки губ, и помолчал какое-то время, явно желая почтить ее память.
– Так вот… – снова заговорил он. – Ее тело нашли недалеко от границы, Эль. Ты знаешь, что южные границы Туниса то и дело нарушают ливийцы. Знаешь, для чего? Они часто похищают людей или убивают их в своей стране, а после подкидывают трупы в Тунис. Это нервы, Эль. Ты провела в горячей зоне полгода, и тебе нужно вернуться домой, чтобы «не перегореть» на работе.
– Знаешь, что Поль? Мне кажется, что из нас двоих это у тебя есть все шансы «перегореть». Ты спокойно сообщаешь мне, что я должна наплевать на судьбу своей воспитанницы и просто вернуться в свою страну.
Поль посмотрел на меня долгим странным взглядом.
Медленно кивнул.
– Да, именно это я и предлагаю. Тебе – вернуться домой. А специальной комиссии из профессионалов – заняться тем делом, которое они умеют лучше всего. Ты всего лишь детский психолог, Эль. Ты не арабка, не из полиции и даже не мать этой девочки.
Я резко выпрямилась. С таким же успехом он мог просто отвесить мне пощечину.
– Хочешь сказать, что мне не о чем переживать и комиссия из специально обученных людей найдет всех остальных девочек и мою Замиру, в том числе, живыми и невредимыми. А то, что ее имя есть в моем списке пропавших детей, это просто совпадение. Да, Поль?
Поль развел руками.
– О чем я и говорил, Эль. Тебе просто необходимо отдохнуть! Замира Мухаммед – не твоя. Она не принадлежит и никогда не принадлежала тебе, Эль. Послушай, – он коснулся моей руки через стол, – я твой друг и отношусь к тебе как к хорошему другу. Я желаю тебе добра. Ты восприняла слишком близко судьбу этой погибшей девочки и теперь чересчур сильно переживаешь из-за Замиры. Тебе нужно сохранять дистанцию, разделять свою и их жизни, Эль, иначе это непрофессионально с твоей стороны.
– Непрофессионально? – ахнула я.
– Именно так. Послушай, давай я пробью по своим каналам тебе новый билет, хотя его сложно будет найти сейчас, в разгар сезона, но я помогу тебе. Во имя всего, что у нас было.
– Это строчка из Бодлера, Поль?
Он пожал плечами и улыбнулся.
– Может быть.
Я нагнулась ниже к столу, вынуждая его податься ко мне.
– Знаешь, что такое действительно настоящий непрофессионализм, Поль? Это не реагировать на регулярные исчезновения девочек. Это нежелание оторвать свою задницу со стула и поехать туда, на границу, чтобы убедиться, что ее тело слишком далеко от границы, а еще от маршрута автобуса, в который ее предположительно посадили в лагере, но она почему-то так и не доехала до Столицы. Вот что такое непрофессионализм, Поль. Вот, что такое «перегореть». Это сидеть в офисе под кондиционером и перебирать бумажки.
Поль скривился, как будто хлебнул лимонного сока и сжал пальцами переносицу.
– Мне больно слышать такое от тебя, Эль.
– Так сделай что-нибудь. Собери достаточно людей, пусть опросят всех тех беженцев, которых перевозили вместе с другими пропавшими девочками. Не может никто ничего не знать. Не могут дети сесть в автобус, а потом случайно оказаться мертвыми в пустыне! И они не могут делать это с такой регулярной эпизодичностью!
– Я понял тебя, Эль, – холодно отозвался Поль. – Не продолжай.
Ни черта ты не понял, Поль.
Он молча уставился в бумаги перед ним. Пауза затягивалась.
– Я могу идти? – первая произнесла я.
Он поднял глаза. Неужели они всегда были у него такими, как два крохотных голодных клопа, впившихся в лицо?
– Задержись еще на секунду. Есть небольшая загвоздка с твоим номером в отеле, Эль. Его оплачивала миссия, пока ты числилась в ее рядах, но сейчас, учитывая, что ты уже получила свои отпускные и, фактически, не должна быть в Тунисе… Организация больше не может оплачивать комнату в отеле. Тебе нужно съехать, Хэллен.
Я сглотнула.
– Не проблема. Я буду платить за эту дыру сама.
– Боюсь, в отеле не будет свободных номеров, – прожигая меня взглядом, сказал Поль. – Миссия сотрудничает с этим отелем на постоянной основе и скоро в отведенные для них номера поселятся другие люди. Прости за неудобства, но надеюсь, ты войдешь в наше положение. Если передумаешь, и тебе все-таки понадобится помощь с обратными билетами, не стесняйся, обращайся ко мне, Эль.
– Обязательно.
Я медленно поднялась и покинула кабинет. Прощаться со мной Поль не стал.
Я миновала коридоры, никого не встретив, словно все договорились меня избегать, а когда пересекла КПП, то седой охранник попросил мой пропуск и сказал на французском:
– Простите, мисс, но ваш пропуск просрочен. В следующий раз я не смогу впустить вас, если только у вас не будет назначена встреча с кем-то из Организации. Прошу отдайте его мне.
Как сегодня. У Поля. Только что-то подсказывает, что следующая встреча у нас с ним вряд ли состоится, сколько бы я не записывалась к нему на прием.
Я протянула охраннику пропуск. Толку от этого куска пластика все равно больше не было.
А добравшись до номера отеля, нашла под дверью оповещение с требованием освободить его уже завтра до полудня, как и предупреждал меня Поль.
Захлопнула дверь и сползла вниз, подтянув колени к подбородку.
Боже. Что же мне теперь делать?
Глава 11. Джек
Два дня ушло на то, чтобы снова стать похожим на человека. Два дня на полную детоксикацию организма со всеми нелицеприятными вытекающими последствиями, о которых вы не захотите знать. И это наконец-то помогло унять утренний тремор рук, холодный озноб и рвотные позывы и все в таком же духе. Настоящее похмелье это не «ой, что-то голова раскалывается». Настоящее похмелье, как и алкоголизм, это полный отстой и днище, ребята.
И ни один нормальный пилот такого себе не позволяет.
Но я давно перестал быть нормальным пилотом. И даже человеком. Оставался только мужчиной, потому что кровотоку в члене плевать на моральные дилеммы.
А еще нормальные пилоты буквально пылинки сдувают с собственной формы. Помню, как сам с гордостью расправлял плечи, когда стоял среди других выпускников лётной школы. Как боялся первое время лишний раз сесть, чтобы не испортить стрелки на штанах.
Свою нынешнюю форму, в которой я был той ночью, я нашел скомканной и грязной под кроватью, и вонь от нее стояла такая, как будто она тщательно промариновалась в гробу, пока ее не сняли с какого-то окоченевшего бедняги.
Форма отправилась в химчистку. А я снова блевать.
Этим утром я впервые за долгое время надел свежую, только из химчистки форму, вычищенную до блеска, и расправил плечи с той гордостью, как и полагалось тому, кто был пилотом.
Это и имел в виду Алан, когда говорил, что мне нужно почувствовать себя человеком. Пожить нормальной жизнью. Безукоризненно сыграть роль того, кем я уже давно не был, чтобы обмануть самого себя и усыпить голос совести.
Хотя бы на время.
Знаете, есть огромная разница между тем, когда заходишь в грязный ангар заброшенного аэродрома с заросшими взлетно-посадочными полосами, и тем, когда частный водитель подвозит тебя на отпидорашенной машине прямо к трапу красивого, как конфетка, самолета на глазах у всего международного аэропорта. Тебя провожают восхищенные взгляды женщин всех возрастов, а мужчины вокруг – это безобидные заплывшие семьянины, а не вооруженные до зубов убийцы.
У меня было еще два месяца до следующего вылета с тщательно охраняемого аэродрома в какой-то тунисской заднице. Еще куча времени. И кто знает, что, может, случится за это время?
Пресса стояла на ушах, и международные организации были подняты на ноги. А у меня перед глазами все время стояло бледное лицо русской, с каким она сидела на той пресс-конференции, сжимая в руках бумаги.
Я не собирался искать ее или еще что-то. Просто перекатывал в голове мысль, что эта женщина, которой не все равно, живет в том же дерьмовом мире, что и я.
Миллионы других мужчин и женщин меня при этом совершенно не волновали, а именно она – да. Три секунды видео, которые переломили хребет такого толстокожего верблюда, как я, надвое.
Она еще здесь, в Тунисе, и пусть мне уже сегодня нужно вылететь в Дубай, она здесь. И она – и ее организация, – знают о том, что произошло. Пусть и не всю правду.
Может быть, эгоистично перекладывать эту миссию на ее плечи, ведь силы не равны, но как иначе? Раз уж Небеса оказались всего лишь атмосферой, пора людям самим разгрести это безнаказанное дерьмо, которое творят остальные.
Стоя у трапа, как истукан, я приветствовал легким кивком жену шейха, замотанную в хиджаб с головы до ног и которая, не поднимая глаз, прошмыгнула в самолет. Тунис в этом смысле более светское государство, но в Арабских Эмиратах законы шариата жестче.
При виде этой скромницы, мне так и хотелось спросить, знает ли она о том, чем занимается ее муж? Куда исчезает ночами и с какими людьми здоровается за руку? Наверное, нет.
А каким было бы ее лицо, если бы узнала?
Это опасные мысли, потому что одно случайное слово – и я труп. А я эгоист и хочу досмотреть это шоу до конца. Хочу увидеть, чего добьется упрямая русская с ее идеальными щиколотками.
Только на взлете и посадке я выбрасывал из головы все лишнее, сосредотачиваясь на приборах, диспетчере и штурвале. Только тогда. Все остальное время она оставалась в моей голове. Проникла мне под кожу, как чернила моих татуировок, надежно скрытых рубашкой с длинными рукавами.
Дубай был тем же Тунисом только выше, богаче, на первый вид скромнее из-за женщин, укутанных с головы до ног платками. А в остальном все та же жара и пустыня, безликая череда шикарных отелей.
Я всего лишь сменил один отель на другой. Для меня вот и вся разница.
Ну ладно. Еще я не нажрался в первый же вечер до поросячьего визга.
Вот никогда не считал себя патриотом, но все чаще ловил себя на мысли, что мне не хватает сумрачного климата Британии, с ее туманами, дождями, коротким прохладным летом и затяжной грязной зимой. Интересно, а русская, глядя на пустыню, скучает по снегу так же сильно, как и я?
Я специально избегал называть ее по имени даже в мыслях. Может, по-русски оно и звучало иначе, для меня на английском оно больше походило на стон. На мой собственный стон, когда я впервые попробовал ее на вкус, и на ее хриплое «Ох», когда мой язык оказался глубоко в ней.
Я так и не трахнул ее, и теперь она моя неизменная спутница во время ностальгических моментов в душе.
Она запретная, потому что я не сплю с одной и той же женщиной во второй раз. И недостижимая, потому что я, в отличие от нее, на темной стороне, и однажды она узнает об этом. И не то слово, как пожалеет.
Жаркий Дубай не отпустил нас сразу, закатил прощальную вечеринку с песчаной бурей и нулевой видимостью. Даже когда небо отчистилось, пришлось долго ждать разрешение на взлет из-за очередей. Я вышел в салон, чтобы объяснить жене шейха причину задержки. И запнулся при виде незнакомой женщины, лица которой я так и не видел до этого.
Теперь она была без хиджаба, в цветастом легком платье с глубокими вырезами в стратегических местах, ведь мы возвращались в свободный Тунис. Она улыбнулась мне ярко-красными полными губами и пригласила сесть напротив. Как оказалось, она хорошо говорила по-английски, так как я не знал французского.
Слово за слово, взгляд из-под полуопущенных ресниц, рука, скользнувшая по голому бедру. Потом была лямка платья, случайно упавшая с плеча, и верхняя часть ее груди без бюстгальтера. Я слепым не был, а еще испытывал перманентный стояк из-за другой, но женщина в кресле напротив этого не знала.
Все сложилось. Задержанный рейс. Запертая кабина и отлучившийся, словно по волшебству, остальной персонал самолета. Неловкий комплимент, вроде: «Вам так идет форма, капитан». И вот она уже стоит на коленях передо мной, приспустив до талии платье, обнажая крупную тугую грудь, ни разу не настоящую, но это волновало меня примерно первые тридцать секунд до того, как я коснулся ее.
Хищно облизав ярко-красные губы, она сделала это быстро, глубоко и качественно.
Потом поправила платье, вернулась в свое кресло. Глядя в распахнутую пудреницу, провела красной помадой по припухшим губам и сказала, что вот теперь мы можем возвращаться.
Глава 12. Элен
Неожиданный звонок Андрея раздался в момент, когда я тащила сумки и рюкзаки по грязной лестнице на третий этаж. Радостным голосом брат сообщил мне о том, что поменялся с кем-то маршрутом и теперь может навестить меня в Тунисе.
Я даже выронила сумки от неожиданности.
– Ты не рада, что ли? – тут же понял он по воцарившейся в трубке тишине.
– Что ты! – тут же отозвалась, хотя телефон при этом аж выпрыгивал из дрожащих рук. – Просто… Это очень неожиданно! Давай я перезвоню?
– Что? Перезвоню? Впервые за полгода я сообщаю, что вырвался к тебе, а ты хочешь положить трубку? Что происходит, Лена? Ты живешь не одна? Зажигаешь что ли, с пилотом этим своим?! Лена, скажи мне немедленно правду!
Я снова выронила свои вещи, которые только-только удалось собрать обратно. Пилот? Это он о Джеке Картере, что ли? Боже.
– Ох, не мели ерунды, Андрюх, конечно, я рада. Да-да, очень рада. Честно. Просто… руки заняты, не могу говорить нормально.
Нехотя, брат все-таки положил трубку, а я кое-как зашла в квартиру, с трудом попав в замочную скважину ожившим в моих руках ключом.
Нет, я очень рада, да. Все-таки давно брата не видела.
Но одновременно с этим я была в ужасе. Я не знала, что скажу ему при встрече. Не знала, как вообще приведу его в эту убогую однокомнатную квартиру, которую сняла в срочном порядке в не самом благоустроенном районе. Это было дешево, и на тот момент меня волновало только это. Я еще не была на мели, но и жить на широкую ногу было уже не по карману.
К тому же, я не знала, насколько вообще задержусь в Тунисе и пока все, к сожалению, указывало только на то, что мои дела затянутся. А сбережения имели свойство таять на глазах, особенно, когда ты в отпуске. А по документам я была в отпуске, черт бы побрал эту бюрократию! И вернуться на работу я могла только через три месяца! После визита к Полю было ясно, как день, что никто мне навстречу не пойдет и сокращать мой отпуск без явных причин не будут.
Ведь оказалось, что даже исчезновение и убийство несовершеннолетней девочки таковой не считается.
Невероятным усилием воли я избегала скоропалительных выводов о том, почему меня буквально выставили из организации, которая, как я считала, как раз и создана для того, чтобы защищать детей. Чертова презумпция невиновности, верно? А еще полное отсутствие каких бы то ни было доказательств, кроме длинного списка, в котором официально подтвердилось только одно имя.
Пока только одно.
Скоро или появятся новые, или погибшая девочка останется действительно случайной жертвой. Расследование, как меня уверил Поль, шло полным ходом. Но если оно шло с такой же скоростью, какой вообще принято работать в Тунисе, то есть два часа работы, а три – отводятся на перекус, то дело плохо.
Я не хотела врать брату, но одновременно с этим очень боялась, что Андрей встанет на сторону Поля, как только я расскажу ему о своих опасениях.
И я не знала, что буду делать, если мой самый близкий человек тоже решит, что я «перегорела».
Времени на поиски адекватного жилья у меня не хватило еще и потому, что я провела много часов, изучая карты южного региона, сверяя между собой и с картой маршруты автобусов, которые вывозили беженцев из лагеря на границе с Ливией. Попутно отмечала нужные города, поселки и села на карте и выясняла расписание рейсовых автобусов, которые могли бы меня доставить в эту местность.
Да, это было даже большей загвоздкой и могло стать огроменным камнем преткновения между мной и братом. Даже если Андрей поддержит мои опасения, вряд ли он поддержит меня в таком путешествии. Ведь я в одиночестве собиралась исколесить юг арабской страны, чтобы лично пройти по маршруту, где пропадали дети.
Шатаясь по аэропорту в ожидании рейса Андрея, я чувствовала себя загнанной в угол. Чем больше я распутывала этот клубок, тем больше понимала, что ложь – мой единственный выход.
И вот после часа нервного хождения по аэропорту, я решила, что просто не расскажу брату о девочках. Нет. Только о том, что мне настолько сильно приглянулся Тунис, что я решила его исколесить сверху донизу.
Он будет отговаривать, конечно, но я же в отпуске, верно? Самое время заняться туризмом!
Тогда и недорогому жилью, больше похожим на пещеру, есть вполне логичное объяснение – нет смысла держаться за что-то дороже. И билеты на автобус у меня настоящие и уже на руках. Да и картам на стенах моей квартиры тоже есть логичное объяснение. Видишь, Андрюх, я подготовилась.
Туризм – отличная отмазка, да.
Тем более что я просто не могу выкинуть это из головы и как ни в чем не бывало вернуться в Питер, как предложил Поль.
Конечно, паршиво, что я собираюсь уехать к черту на кулички и при этом никто не будет знать, где я и с кем… Но я буду звонить тому же Андрею. И уж точно он будет звонить мне, а если я вдруг – ВДРУГ – перестану выходить на связь, то он… сделает все, чтобы найти меня.
Живую. Или не очень.
Мда.
Совершенно погрузившись в собственные безрадостные мысли, я шла по аэропорту туда, куда меня несли ноги, и при этом не смотрела по сторонам.
Вот почему уже в следующую секунду я налетела на какое-то препятствие, которое спружинило, как батут, и меня отбросило назад. Каблуки, надетые по случаю прилета брата, запутались между собой, ноги вдруг стали непослушными, как две макаронины.
Одним словом, миг позора и вот я уже сижу на полу посреди аэропорта, с задранной юбкой.
– Неужели это становится традицией? – раздалось откуда-то сверху.
Я уставилась на начищенные до блеска черные туфли, прошлась взглядом вверх по отутюженным острым стрелкам на темно-синих брюках, по-щегольски застегнутому на одну пуговицу пиджаку и строгой белой рубашке.
В первое мгновение я его даже не узнала. В форме и при исполнении это был совершенно другой человек – с уложенными непослушными вихрами, с легкой почти незаметной щетиной, с фуражкой на сгибе локтя.
Только пылающий взгляд и высокомерная ухмылка на тонких губах выдавали его с головой.
Это был капитан, мать его, Картер. Собственной персоной.
* * *
Своим привычкам толстокожий эгоист не изменял. И на этот раз он тоже не стал утруждать себя ни малейшим проявлением помощи. Картер так и не протянул мне руку, оставшись стоять со странным выражением на лице, словно опасался подхватить какую-то заразу, всего лишь коснувшись меня. И, разумеется, он не стал рассыпаться в извинениях за то, что снова сбил меня с ног.
Подниматься на ноги и сдувать пыль с рухнувшего ниже плинтуса чувства собственного достоинства пришлось самостоятельно, но под его пристальным разглядыванием. Вот уж в чем он себя не ограничивал так в этом.
Зеленые глаза бесцеремонно прошлись по моему телу, новой стрижке, короткой юбке, но за какую-то секунду превратились в два бездонных провала, на дне которых бушевало пламя, когда добрались до ремешков босоножек на щиколотках.
– Еще и каблуки, – хрипло подытожил он с какой-то глухой ненавистью.
Не ожидал, что они вообще есть у такой замарашки, как я? Что происходит вообще? Что не так?
Перед выходом я не особо долго крутилась перед зеркалом, мне было не до того, но кажется, одежда, обувь и легкая косметика на лице прекрасно сочетались. Но, похоже, у знатока женской моды Джека Картера на все имелось свое мнение.
А не пошел бы он в задницу, а? Вот прямо такой весь отутюженный, затянутый в свою великолепную форму, из-за которой коленки становятся как желе, а организм начинает с удвоенным рвением вырабатывать слюну и прочие жидкости!
Я лихо развернулась на пятках, одновременно с этим ненавидя себя за то, что стараюсь двигаться рядом с ним так, чтобы это выглядело эффектно.
Мне.
Плевать.
На то, какого мнения обо мне Джек Картер. Вот.
И так понятно, что в его глазах мой уровень – легкодоступная подстилка, которая сгодится на ночь.
И вот я уже развернулась к нему спиной, чтобы, цокая каблуками, красиво упорхнуть в закат, а он остался бы умываться слезами, оплакивая, какую женщину упустил, но что-то пошло не так.
Прямо перед моим носом оказалась груженная чемоданами тележка, которая явно неслась с превышением скоростей, установленных для гужевого транспорта в пределах залов ожиданий. Я же от шока, злости, удивления и прочего коктейля из чувств замерла перед ней с глазами перепуганного Бэмби.
В голове при этом стучала только одна мысль. Надеюсь, Джек Картер благополучно свалил и не увидит моего очередного позора.
Но он не ушел.
Он выдернул меня прямо из-под колес тележки, обхватив стальными тисками меня за талию.
Прижал к себе, и сначала я ощутила, как всколыхнулись ветром волосы из-за пронесшейся мимо опасности. А после на меня обрушились все последствия этой неожиданной близости. Джек Картер прижимал меня к своей груди крепко, уверенно, и на каблуках я была выше, чем в прошлую нашу с ним встречу. Теперь его манящие губы были прямо на уровне моих глаз, а неизменный порочный запах, как будто он буквально только что занимался сексом, проникал в легкие, вынуждая дышать чаще.
А вот его моя близость явно тяготила. Поджав губы, Картер всем телом отодвинулся от меня в сторону.
Я вспыхнула от корней волос до самых пальцев на ногах, и уже набрала воздуха в легкие, чтобы раз и навсегда высказать ему все, что я думаю о нем, но тогда же за моей спиной мужской голос произнес на чистом русском:
– Вот лучше бы ты так брата встречала.
Андрей! Проклятье!
Я отпрыгнула от Картера, но не так резво, как хотелось бы. А еще я, кажется, слишком долго не носила каблуки. Потеряла сноровку. Меня опять качнуло, и надо же! Джек Картер опять поймал меня.
– Я понимаю, что это сложно, когда я рядом, – проворчал Картер, щекоча мне ухо дыханием. – Но ты уж постарайся сделать так, чтобы твои ноги перестали каждый раз разъезжаться в разные стороны.
ЧТО?! О боже. Это конец.
– ЧТО? – тут же отреагировал мой брат, который, разумеется, отлично знал английский.
Пусть Андрей и говорил секунду назад на русском, но Картер не был настолько туп, чтобы не понять, что мужчина напротив нас прекрасно знает английский. Ведь Андрей Романов стоял перед нами в летной форме, мать вашу!
Но раньше, чем я опомнилась, Картер обвил мою талию левой рукой, а правую протянул Андрею.
– Капитан Джек Картер.
– Капитан Андрей Романов, – отозвался тот эхом, пожимая, впрочем, руку. И добавил, явно надеясь на то, что Картер в свою очередь тоже прояснит положение дел: – Я брат, Лены.
