Текст книги "Преступный синдикат"

Автор книги: Жан-Мишель Шарлье

Соавторы: Жан Марсилли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава четвертая. Как полет кречетов…

Инох Джонсон, он же Никки, весь сиял от самодовольства. Никогда еще дела его не шли так хорошо.

Только один человек был сейчас, так же как и он, уверен в удаче своего дерзкого замысла. Именно в удаче!

Лучиано верил в нее столь же сильно, как в то, что цифра «семь» приносит ему счастье. Его планы отличались простотой.

– Неразбериха происходит от того, что число банд перевалило за сотню. Я пришел к единственно приемлемому решению: отныне устанавливать правила о том, кто и сколько будет пить в этой стране, будут только семь организаций. Те, кто не захочет объединиться с нами, хлебнут горя.

И Лучиано назначил его, Никки Джонсона, командовать на южном побережье Нью-Джерси. Он стал одним из семи главарей, одним из семи неприкосновенных. Вотчины других тоже нельзя было считать незначительными: Лански и Сигел получили Нью-Йорк и Нью-Джерси; Джо Адонис – Бруклин; Лонжи Цвиллман и Уилли Моретти – графство Нассо и северные районы штата Нью-Джерси; Розен, Битц и Гордон – Филадельфию; Кинг Соломон из Бостона – Новую Англию. Возглавляли все это, естественно, Лучиано и Торрио. Вито Дженовезе назначили ответственным за исполнение решений, принимаемых всеми ими совместно.

Так или иначе, меньше чем за год объединение бутлегеров осуществилось. Союз семерых диктовал свои законы о производстве, покупке, продаже и распределении спиртного двадцати двум шайкам. Остальные либо исчезли сами, либо их заставили исчезнуть.

Не удивительно, что Никки Джонсон чувствовал, что дела идут как надо. Что касается удачи, то, даже если она и не всегда сопутствовала ему, в его власти было повернуть колесо фортуны, чтобы добиться ее благосклонного расположения. Следует заметить, что Никки полностью контролировал тех, кто занимался политикой в его секторе, и делал это столь же успешно, сколь успешно контролировал всевозможные азартные игры и лотереи… То, что он имел на руках полный набор козырей и располагал ими по своему усмотрению, весьма способствовало тому, что судьба его складывалась так удачно. Более того, Никки никогда не испытывал колебаний, если требовалось проявить инициативу.

Когда alter ego Лучиано, в какой-то степени его финансовый двойник Мейер Лански в первых числах мая 1929 года решил жениться на Анне Ситрон, Никки Джонсон, ни секунды не задумываясь, пригласил его к себе:

– Послушай, Атлантик-Сити, конечно, не Венеция, но по крайней мере это не так далеко. Приезжай провести свой медовый месяц ко мне. Вам здесь вполне хватит солнца, и песок на пляже достаточно хорош. Я беру на себя все расходы и хлопоты по этому делу. Хочу тебя заверить, что тебе не придется потратить ни единого доллара.

Не удивительно, что на Мейера Лански, привыкшего, что все в жизни следует обсчитывать и пересчитывать, именно последняя фраза произвела самое большое впечатление и что в конце концов он принял предложение. Этот незначительный, казалось бы, факт повлек за собой самые серьезные последствия.

Невинное свадебное путешествие, дружеское приглашение явились поводом для события, которое, пройдя относительно незамеченным в те дни, потрясло устои американского общества, события, влияние которого ощущается вплоть до наших дней.

Лански, женившись на Анне Ситрон, молодой еврейской девушке, набожной и скромной, получившей воспитание в добрых старых традициях, сделал это не только из любви, но и по расчету. Папаша Ситрон, который начинал свою коммерческую карьеру, толкая перед собой тележку со свежей зеленью, впоследствии возглавил довольно значительную торговую фирму по продаже фруктов и ранних овощей, нечто вроде центра по мелкооптовой торговле в Хобокене, в Нью-Джерси. В качестве подарка он предложил своему дорогому зятю участие в делах, что-то вроде поста управляющего в своей конторе.

Это весьма устраивало Лански, обеспечивало «надежную крышу» для его тайных операций. Позднее она станет для него «горячей», но до этого было еще далеко. Известив своих сообщников, что они с женой отправляются на две недели в Атлантик-Сити, молодой супруг был очень удивлен неожиданным предложением Чарли Лучиано:

– Ты отважился на серьезный шаг, женившись на Анне… Я тоже мечтаю о том, чтобы жениться на деньгах… по расчету. Ты прекрасно знаешь, я человек здравомыслящий. Твоя женитьба – хороший предлог, чтобы всем нам встретиться. Запомни то, что я тебе скажу. О женитьбе Мейера Лански будут еще долго говорить, потому что все мы приедем на твою свадьбу, которая будет продолжаться столько, сколько понадобится, поскольку я организую эти празднества и подарки будут падать вам с неба.

Лучиано нашел прекрасный повод для встречи. Однако «с неба» падали не только подарки.

На Восточном побережье Атлантик-Сити слыл самым богатым курортом. Его свободно можно было сравнить с Довилем во Франции.

В городе царило спокойствие: один из его хозяев, Инох Джонсон, бережно охранял его, ибо малейший беспорядок тут же привлек бы к нему внимание и нарушил покой тех, кто доверил ему заботу о своих развлечениях и удовлетворении самых причудливых желаний. Ничто не нарушало порядок, скандалы не допускались, разврат был доступен только людям с положением, чье внешне безупречное поведение заставляло замолкать сплетников.

В Атлантик-Сити каждый знал, как надо себя вести и как надо жить – речь шла не столько о морали, сколько о средствах. Известные политические деятели, прибывая на отдых в свои роскошные владения, вдыхали в этих краях полезный для здоровья воздух океана. Они считали весьма удобным организовывать здесь также свои конгрессы, которые проводились регулярно, с небольшими интервалами, подымая престиж города.

Поэтому Никки Джонсон, чуть ли не первый человек в Атлантик-Сити, играя практически на всех столах, имел веские основания радоваться жизни. Мейер Лански и его жена Анна пришли в восхищение от апартаментов, которые он им предоставил: целый этаж принадлежавшего ему отеля.

– Здесь вас никто не потревожит… Даже друзья, если они вдруг пожалуют сюда.

А друзья уже находились в пути.

Никки считал, что их приезд – один из самых крупных шансов, какие только выпадали ему в жизни. Принимать в своем городе самых влиятельных главарей банд – чем не удача? На эту встречу он возлагал массу надежд, начиная с собственного продвижения и кончая прямыми контактами на всех уровнях и возможностью расширения всех видов операций. Стремясь получше все устроить, Джонсон зарезервировал для многочисленной свиты двадцати выдающихся боссов места в лучшем отеле на берегу океана – в «Брикерсе».

Желание сделать что-либо очень хорошо зачастую приводит к тому, что люди начинают совершать ошибки. Ошибка Никки была очень серьезной. В «Брикерсе» принимали исключительно представителей белой расы и предпочтительно протестантской веры.

Когда перед служащими отеля предстали «особо выдающиеся» гости, у них от неожиданности перехватило дыхание. Подобный парад превосходил самые худшие опасения. Здесь, видно, не ожидали увидеть такое количество людей с явно выраженным оливковым оттенком кожи, полученным в лучшем случае в результате острого расстройства печени, с волнистыми и черными как смоль волосами, угрожающими огоньками огромных сигар, висящих на толстых губах, с позвякивающими на запястьях побрякушками из чистого золота, непристойными жестами коротких рук, на которых сверкали бриллианты.

Служащие, ответственные за поддержание традиций и сохранение престижа, на какой-то момент оторопели. Придя в себя, они постарались оттеснить первую волну неожиданных посетителей к бульвару. Именно в этот момент, в 16 часов 30 минут 12 мая 1929 года, изволил прибыть собственной персоной Аль Капоне на настоящем крейсере на колесах. Восьмицилиндровый автомобиль марки «кадиллак» производства 1928 года под номерным знаком 141–116 весил около трех тонн, причем большую часть его веса составляли листы броневой стали. Специальная система рукояток позволяла опускать в случае необходимости пуленепробиваемые стекла толщиной в два с половиной сантиметра. Между специальными пневматическими шинами и воздушными камерами были установлены емкости с клейкой массой, способной мгновенно наполнить любую пробоину. Заднее стекло можно было откинуть, чтобы позволить сидящим в машине дать в случае необходимости вооруженный отпор или осуществить внезапное нападение.

Капоне выбрался из автомобиля со стремительностью, удивительной для человека его комплекции. Его сопровождал своего рода административный директор Джек Гузик, он же Замусоленный палец. Прозвище свое он получил за привычку проводить пальцем по волосам, густо смазанным оливковым маслом, чтобы быстрее и надежнее пересчитывать пачки с банкнотами.

Кинг Соломон, прибывший из Бостона, поспешил сообщить Капоне об обиде, которую им только что нанесли в «Брикерсе».

– Пусть сюда приведут этого придурка Никки! Спустя четверть часа прибыл Джонсон, как всегда, в белоснежном костюме и с красной гвоздикой в петлице. Благодаря своим габаритам боксера тяжелого веса он был выше казавшегося круглым как шар Капоне почти на голову. Поэтому Аль Капоне произносил свои ругательства, высоко задрав голову. Никки спокойно отвечал ему, снисходительно улыбаясь. На него репутация Капоне как изобретателя особо изощренных ругательств, способных шокировать любого, не действовала. Тому ничего не оставалось, как выплюнуть сигару и со злостью растоптать ее.

– Я сматываюсь…

– Ну что ты, пойдем, – отозвался Никки. – Мы же здесь для того, чтобы немножко поразвлечься, не так ли?

Джонсону наконец удалось увести Капоне. Гузик пошел за ними. Его примеру последовали и другие.

Вскоре они все оказались в холле отеля «Президент». Никки с десяток минут провел с администрацией отеля. Трудно сказать, о чем и как он договаривался, но только вскоре он вышел сияющий:

– Пусть каждый, получит свои ключи, и добро пожаловать в «Президент». А главное, не забывайте, что вы мои гости.

Не дожидаясь особого приглашения, все потянулись к стойке администратора, за исключением Аль Капоне, который все еще продолжал пыхтеть:

– Не нравится мне твоя конюшня. Я хочу поискать что-нибудь другое…

Никки Джонсон оставался невозмутимым:

– Пусть они устроятся… После этого я займусь тобой. Я знаю, что тебе подойдет, – сказал он.

Аль долго и пристально рассматривал Никки и лишь после этого перевел взгляд на своих приятелей, занятых хлопотами по размещению. Посмотреть было на что. В этот день в отеле «Президент» можно было увидеть весь цвет гангстеров, собравшихся со всех концов страны.

Уэкси Гордон – самый главный торговец алкоголем. Он прибыл из Филадельфии в сопровождении Макса Гоффа, он же Бу-Бу, Сэма Лазара, Чарльза Шварца и Ника Розена.

Лонжи Цвиллман и Уилли Моретти представляли графство Нассо.

Оуни Мадден – признанный король подпольных баров.

Чарльз Полиззи (настоящее имя Лео Беркович) представлял Кливленд, его сопровождали Моэ Далитц и Луи Роткопф.

Эйб Бернштейн – глава грозной банды из Детройта.

Джон Лазиа представлял своего друга Тома Пендергаста из Канзас-Сити.

Как и ожидалось, делегацию из Нью-Йорка возглавлял Чарли Лучиано, человек, давно вынашивавший идею подобного сборища. Рядом с ним можно было увидеть Джонни Торрио, самого элегантного из всех присутствующих, Лепке Бухалтера, Джо Адониса., Фрэнка Костелло, Фрэнка Эриксона. Последний продолжал носить траур по убитому недавно Ротштейну, своему ближайшему другу.

Как всегда, чуть в стороне от всех держался Датч Шульц, подвизавшийся на вторых ролях. По соседству с ним находились Альберт Анастасиа, гроза доков, Фрэнк Скализе и Винсент Мангано, которые проявляли неудовольствие и разговаривали только между собой.

Естественно, что среди гостей были и дамы. Но даже опытный наблюдатель, близко сталкивающийся с преступными шайками, затруднился бы правильно назвать их имена, так они походили одна на другую. Эти господа, слывшие правоверными католиками или добропорядочными евреями, в большинстве своем женатые, главы семейств, отнюдь не стремились посвящать своих законных жен в профессиональные тайны. Но как бы груба и жестока ни была их жизнь, находилось время и для развлечений. Когда надо было, всегда можно было подыскать какую-нибудь жрицу любви среди огромного числа продажных женщин. Эти нанятые на время дамы не торопясь разошлись по этажам в сопровождении носильщиков, сгибавшихся под тяжестью огромных чемоданов.

Затем все вновь устремились к своим мощным черным лимузинам, сопровождаемые Никки Джонсоном, которого Аль Капоне пригласил с собой в бронированный «кадиллак». В машине возникло небольшое недоразумение, позабавившее присутствующих. За руль сел Фрэнк Нитти, первый стрелок Аль Капоне, а рядом с ним устроился Фрэнки Рио, телохранитель. Это вызвало недовольство хозяина. Он прорычал:

– Ну ты, придурок, что с тобой стряслось? Ты не хочешь сесть сзади и охранять меня?

– Но, хозяин, вы находитесь в хорошей компании…

Присутствовавшие захохотали. Капоне всегда обезоруживало хладнокровие Фрэнки, редкого представителя рода человеческого, которого он ценил, и не только за то, что этот чрезвычайно преданный ему человек уже несколько раз спасал ему жизнь.

Кортеж машин остановился перед отелем «Ритц». Там Никки отвел для Мейера Лански и его молодой супруги особо роскошные апартаменты. Однако Мейер под тем предлогом, что не хочет держаться особняком, настоял на том, чтобы устроиться всем вместе. Этот хитрец опасался, что, оставаясь один в этом отеле, он не сможет своевременно узнавать о происходящих событиях.

Он и его молодая жена стояли в холле, и все подходили к ним с поздравлениями. Женитьба Лански и в самом деле превратилась для гангстеров в отличную ширму. Пожалуй, другой возможности собраться всем вместе так, чтобы это не обратило на себя внимания, у гангстеров не было.

Вдруг в очередном порыве гнева Аль Капоне попытался разбить о голову Никки одну из висевших на стене декоративных тарелок. При этом он вопил:

– Спасибо еще раз за теплую встречу в этом паршивом городе. За кого ты меня принимаешь, меня, Аль Капоне?

Джонсон сделал вид, что ничего не произошло, и все остались на своих местах. Успокоился даже Капоне, который решил перебраться в «Ритц» вместе со своей свитой.

На следующий день, чтобы как-то замять досадные, допущенные при встрече промахи и сгладить неблагоприятное впечатление от слишком шумного расселения, Никки преподнес подругам участников организованного конгресса норковые манто, а в ванные комнаты велел поставить по нескольку ящиков самого лучшего шампанского, которого им должно было хватить не меньше чем на месяц.

Чарли Лучиано возмутился:

– Непонятно, зачем ему понадобилось раздавать это паршивое французское шампанское. Оно пока что не относится к нашим основным товарам…

Но Никки сейчас прежде всего хотел доставить гостям удовольствие, рассчитывая при этом, что доходы не заставят себя ждать.

При этом его беспокоила только одна мысль, которой он решил поделиться с Лучиано:

– Но старые доны не приехали… Чарли сухо ответил:

– Отцы мафии настоящие сектанты. Я, конечно, их уважаю. Но для них человек только тот, кто родом из Сицилии. Я тоже родом из Сицилии, но, по-моему, надо считаться со всеми: с неаполитанцами, с ирландцами, с голландцами и особенно с евреями. Доны не хотят этого признавать. За установление своего порядка они продолжают воевать между собой, чтобы стать капо дей тутти капи, а все остальные расплачиваются за это…

На самом деле, будучи первым лейтенантом Джо Массериа (который, как известно, оспаривал высший титул у Сальваторе Маранзано), молодой Чарли Лучиано не говорил всей правды. Вполне естественно, что он должен был бы пригласить своего хозяина, Джо Босса, широко известного в кругах мафии, на эти первые «генеральные штаты» преступности. Но в этом случае он неизбежно лишился бы своей главенствующей роли, а Лучиано стремился к тому, чтобы после сборища в Атлантик-Сити его принимали только всерьез. Те, у кого голова была на плечах, в этом не сомневались. Кто этого вовремя не понял, в конечном, счете получил свою порцию свинца…

Открытие «конгресса», однако, пришлось задержать из-за соображений безопасности его участников.

В огромном зале отеля «Президент» были накрыты два банкетных стола. Присутствие официантов и персонала, хотя и тщательно отобранных Никки специально для этой цели, стесняло гостей, которым приходилось кричать во весь голос, чтобы быть услышанными на другом конце стола, поставленного в форме подковы. К тому же под влиянием алкоголя некоторые, в частности Сэм Лазар и Ник Розен, начали вспоминать о своих многочисленных подвигах, самый безобидный из которых мог окончиться электрическим стулом для дюжины присутствующих на этой впечатляющей ассамблее.

Произошел еще один инцидент. Анна Ситрон, ставшая госпожой Лански, наконец-то заметила, что друзья ее мужа, должно быть, не слишком часто посещают синагогу, что все их поступки больше напоминают надругательство над Иеговой, а сопровождающие их отнюдь не законные жены походят на чудом уцелевших обитательниц Содома и Гоморры или в лучшем случае на сбежавших из публичных домов особ. Впервые с момента вступления в брак она заплакала, что крайне расстроило Мейера Лански, который с горечью начал жаловаться на испорченный медовый месяц. Чарли Лучиано заметил по этому поводу:

– Это должно тебя научить, что значит быть скупым и пытаться совместить желания и в лодку сесть, и рыбку съесть.

На следующий день гости покинули свои апартаменты около одиннадцати часов утра. По двое они усаживались в пляжные коляски с установленными на них зонтами, которые везли специальные служащие.

Вид растянувшегося кортежа натолкнул Никки Джонсона, который буквально был одержим манией игры, на мысль организовать пари на то, кто первым из главарей гангстеров прибудет на пляж со стороны Челси. Вскоре многие из этих жокеев стали жаловаться на своих «скакунов»:

– Эти проклятые негры еле двигаются. У них уши как антенны, и они всегда знают, где и что замышляется…

А что же на самом деле замышляли эти пирующие господа?

Сколь чудовищным и невероятным это ни кажется, но замышляли они не более не менее как создание самого богатого, самого могущественного и самого жестокого синдиката, когда-либо существовавшего в царстве доллара.

Выйдя из своих колясок, его будущие акционеры разбрелись по пляжу отдельными группами. Сбросив туфли из крокодиловой кожи, сняв нейлоновые носки, закатав до колен брюки, они шлепали по воде вдоль берега в своих белых шляпах с черными лентами, с сигарами во рту, с бриллиантами на пальцах, в ярких галстуках, развевающихся на океанском ветру.

Самые могущественные и крупные хищники преступного мира Соединенных Штатов Америки походили на стаю кречетов, откладывающих в песке яйца, из которых впоследствии выйдет чудовищное образование.

Так зарождалась власть, которая, оставаясь тайной, не становилась от этого менее могущественной. Действуя с крайней жестокостью, она охватила своими щупальцами всю страну. И она существует и в наши дни.

К тому моменту, когда они закончили свое купание, они завершили семейную стирку грязного, часто окровавленного белья, накопившегося за десять лет, прошедших со времени введения «сухого закона».

В результате достигнутых соглашений возникло объединение банд гангстеров различных районов страны и различных ее городов в одну организацию. В нее вошли банды Чикаго, Нью-Йорка, Атлантик-Сити, Сент-Луиса, Буффало, Цицеро, Кливленда, Тампы, Лос-Анджелеса, Ньюарка и многие другие. Поскольку лучшие времена для торговли спиртными напитками прошли, каждый из участников соглашения закрепил за собой ту сферу преступной деятельности, где ему уже удалось преуспеть. Сюда относился рэкет гостиниц, изготовителей готового платья, мелких коммерсантов, владельцев газетных киосков, похоронных бюро, торговцев ранней зеленью. Намечалась подготовка к образованию контролируемых профессиональных союзов в наиболее важных отраслях: среди докеров, водителей автомобилей, металлистов… Сохранялся контроль над азартными играми, над запрещенными лотереями и пари, над скачками и разного рода махинациями. Планировалось совершенствовать систему контрабанды наркотиков и организованной проституции.

В течение шести дней, пока продолжался этот «специализированный конгресс», а особенно трех последних дней – с 16 по 19 мая 1929 года, самая важная роль принадлежала Чарли Лучиано, хотя он и выдвигал на первый план тех, кто пользовался неоспоримым авторитетом у присутствовавших, таких, как Джонни Торрио и Фрэнк Костелло, старших по возрасту. Сам же Лучиано выступал как посредник и миротворец, старался сглаживать противоречия, смягчать– обиды, подчеркивая общность интересов и открывающиеся возможности. Именно он произнес речь, которая, несомненно, имела огромное, если не определяющее значение для дальнейшего роста преступности в США. Все участники сборища встретили ее с одобрением. Лучиано сказал:

– Я родился в Сицилии. Я уважаю донов, и вы знаете, кем я являюсь для нашего друга Массериа. Но сегодняшний день отличается от вчерашнего и не будет похож на завтрашний. Мафия всегда была, есть и останется моей семьей, но эту семью отличает замкнутость, и даже, если она способна весьма успешно регулировать свои внутренние проблемы, она пренебрегает проблемами других, истребляет тех, кто ей неугоден. Наша сила будет в нашем единстве: сицилийцы, евреи, ирландцы, немцы, итальянцы – выходцы из всех провинций, – словом, все те, кто до сих пор истреблял друг друга, объединятся в союз. Мафия регулярно пускает себе кровь. Лучшие ее сыны время от времени набрасываются друг на друга ради того, чтобы завладеть верховной властью. Вот урок, который мы никогда не должны забывать. Нам нет необходимости иметь верховного главу, капо дей тутти капи, наоборот, это то, чего мы должны избегать. Никто из нас не должен погибнуть из-за пустяков. Следует образовать такой синдикат, в котором всякая крупная организация, признаваемая нами, будет иметь одного представителя. Важные решения во всех областях деятельности не смогут приниматься иначе, как единогласно всеми делегатами. Никто не будет хозяином синдиката, но сам синдикат будет полновластным хозяином, и все обретут безопасность, привилегии и доходы. И никто из нас не сможет своим поведением, своими действиями вносить ненужный беспорядок, который приведет только к тому, что все будут восстановлены против пас и будут усилены предусмотренные законом меры. Нет необходимости, пользуясь тем, что мы покупаем всех, кто продается, всячески подчеркивать, что мы выше закона.

Таким образом, за исключением случаев непредвиденных осложнений, постараемся избегать огласки, которая может оказаться для нас губительной и настроит против рас всю нацию. В крайних случаях придется идти на жертвы. Это очень хорошо уяснил наш друг Аль Капоне.[30]30
  Еще до создания «генеральных штатов» преступности Аль Капоне встретил, возможно случайно, Мозеса Анненберга (он же Макс), руководившего в Чикаго службой распространения газет, иными словами, все водители автомобильной фирмы «Диффюжен пресс» и заведующие складами хранения газет были у него в руках. Например, в 1928 году «Трибюн» переживала большие трудности. Анненберг уже приобрел такую власть, что газетный магнат Уильям Рандольф Херст вынужден был пойти на соглашение с ним, для того чтобы продажа его изданий оставалась на определенном уровне. Макс распространил свое влияние почти на весь город, начиная с контроля за работой разносчиков газет (подростков, выкрикивающих названия газет и продающих их на улице) вплоть до киосков, расположенных в наиболее оживленных точках города. Возможно, Макс слышал о конгрессе в Атлантик-Сити, но его туда не пригласили. Капоне, рассказав о своей встрече участникам конгресса, содействовал началу переговоров о внедрении оригинальной идеи Анненберга – установлении по всей стране телеграфной сети, предназначенной для передачи участвующим в тотализаторе на скачках зарегистрированных ставок и официальных результатов. Идея привела в восторг одного из участников конгресса, Фрэнка Эриксона, которому и предложили усовершенствовать систему. Это удалось, поскольку в Атлантик-Сити уже была достигнута договоренность о распределении доходов и расходов между букмекерами, контролируемыми преступным синдикатом на национальном уровне. Эриксон приблизил к себе, обласкал и сделал своей правой рукой Анненберга. состояние которого быстро достигло внушительных размеров.


[Закрыть] Мы еще частенько будем иметь повод благодарить его за это и ставить его в пример.

Спустя три месяца слова, сказанные Лучиано в адрес Аль Капоне, позволят понять подлинное значение этих удивительных «генеральных штатов»; события покажут, какое необыкновенное влияние стал оказывать синдикат даже на наиболее могущественных его членов.

Капоне на протяжении ряда лет полностью контролировал преступный мир Чикаго, превратив этот город в самый коррумпированный город Соединенных Штатов. Члены городского муниципалитета, судьи, полицейские, журналисты постоянно получали взятки и все больше бесчестили себя, способствуя сокрытий» убийств, вымогательств, всевозможных махинаций, совершаемых с благословения Капоне» Наступил, естественно, момент, когда американские граждане не смогли больше сдерживать негодования по поводу огромного числа нераскрытых убийств, безнаказанного существования сотен убийц, уверовавших в свое всесилие, систематического попрания моральных устоев общества. Капоне превратился в человека, который мог все себе позволить, и действительно позволял себе все. Его поведение, наглые заявления во время интервью радиорепортерам и журналистам вызывали такую волну возмущения, что хроникер из «Нью-Йорк геральд трибюн» однажды вопросил: «Не наступит ли такой день, когда управлять нами будут гангстеры?»

Резкий тон выступлений прессы вызвал беспокойство, у таких главарей, как Джонни Торрио, Фрэнк Костелло, Лучиано. Они понимали, что всеобщее осуждение могло сделать невозможным дальнейшее продолжение их незаконной деятельности.

С этой точки прения наибольшую опасность представлял Аль Капоне – самый могущественный, самый циничный и жестокий главарь гангстеров, столь всесильный, что ему удавалось успешно избегать не только пуль убийц из соперничающих банд, но и возмездия со стороны представителей власти.

Именно Лучиано выступил против «черного бешеного быка» из Чикаго и заставил его подчиняться правилам только что созданного синдиката, напомнив, что, когда бьешь посуду, следует не забывать о том, что за нее придется платить…

О чем говорили эти двое? Этого никто не знает. Но тот исключительный в истории гангстеризма случай, когда Капоне пришлось играть не самую подходящую для него роль – роль козла отпущения, – представляется почти невероятным.

Значение состоявшегося конгресса преступного мира и создания преступного синдиката заключается еще и в том, что мафия навсегда потеряла свое привилегированное положение, до тех пор неоспоримое. Изолированная, скованная предрассудками, она все еще оставалась могущественной, хотя влияние ее было уже сильно ограничено. Она могла иметь свой голос в синдикате, только соблюдая установленные им правила и признавая, что самыми важными персонами становятся «молодые сицилийские волки», успевшие испить в начале своей преступной деятельности кровавого молока.

Более того, с момента организации преступного синдиката мафии приписывали все совершаемые преступления, все виды махинаций, все мерзости. Стоило только однажды приписать ей чудовищное преступление, как руку мафии стали видеть во всем. Это относится и к нашим дням.

На самом деле мафия напоминала собой одиноко стоящее дерево со старыми, глубоко уходящими корнями, в кроне которого с каждым днем все более разрастались ветви преступного синдиката.

Значение сборища в Атлантик-Сити еще больше возросло, когда стал известен сценарий, сочиненный Лучиано и Аль Капоне с целью внести некоторое умиротворение.

События разворачивались следующим образом. Еще задолго до этого Аль Капоне завязал приятельские отношения с одним полицейским в Филадельфии, Джеймсом Мэлоном (он же Джеймс Башмачник). Сейчас он пожелал встретиться с ним.

– Я хочу сделать тебе подарок, он поможет тебе обратить на себя внимание и продвинуться по службе. Подбери себе толкового полицейского для прикрытия и делай вот что…

Вероятно, на какое-то мгновение Мэлону все это показалось неуместной шуткой, но Капоне настаивал, и он вынужден был подчиниться, решив, что лучше стерпеть насмешки, чем получить свинцовую пулю.

16 сентября 1929 года в Филадельфии, при выходе из кинотеатра, Мэлон – его сопровождал инспектор Джон Кридон – окликнул, как и было договорено, Аль Капоне, рядом с которым находился один из самых преданных телохранителей – Фрэнки Рио.

– Ваше имя Капоне? – спросил Мэлон.

– Нет, меня зовут Аль Браун.[31]31
  Капоне долгое время пользовался именем Аль Браун, которое ему больше нравилось, так как звучало чисто поамерикански.


[Закрыть] А кто вы такой, чтобы называть меня Капоне?

В руках у них сверкнули бляхи полицейских.

– Полицейские? О! Я вижу… Сдаюсь. Делать нечего.

Подчеркнуто медленно Скарфас вытащил из-за пазухи пистолет 9-го калибра. Этот жест заставил отпрянуть собравшихся ротозеев и позволил предъявить ему обвинение в незаконном ношении огнестрельного оружия.

Хотя Фрэнки Рио и не был посвящен в это темное дело, он также согласился сдать свое «орудие труда». Обоих доставили в ближайший полицейский участок. В то время как Капоне, сидя на скамейке, зубоскалил, Фрэнки Рио в отличие от него скандалил, требуя, чтобы их немедленно освободили, и утверждал, что у пего есть связи и он им еще покажет…

– Заткнись, а то в конце концов тебе поверят, – посмеивался весьма довольный собой Капоне.

О последовавших событиях рассказал Джон Кохлер, и этому нетрудно поверить:

– В полночь или чуть позднее оба гангстера предстали перед судьей полицейского суда, который определил каждому залог в размере тридцати пяти тысяч долларов. При себе у них нашлось всего несколько тысяч. Капоне пригласил двух адвокатов, Бернарда Лемиша и Корнелиуса Хаггерти, которые обвинили полицию в превышении власти. Однако Капоне потребовал, чтобы его отправили в тюрьму.

Лемюэль Б. Шофельд, директор службы общественной безопасности Филадельфии, горячо приветствовал этот арест, отнеся его за счет бдительности своих подчиненных, и с гордостью принимал поступавшие по этому случаю поздравления. Сгорая от любопытства, он той же ночью приказал привести задержанных. Капоне спокойно и вежливо отвечал на его вопросы, но Рио, который плохо переносил заключение, продолжал кричать, что нарушают его гражданские права, и поднял такой шум, что Капоне наконец не выдержал:

– Послушай, мой мальчик, ты мой друг, и ты всегда был мне верным помощником, но сегодня говорить буду только я…

Лишь после этого телохранитель немного успокоился.

– Были ли вы знакомы с заместителем атторнея Соединенных Штатов, которого убили около двух лет тому назад в Чикаго?

– Да, – ответил Аль Капоне, – малыш Мак был очень симпатичным парнем. Он был одним из моих друзей, всегда готовым оказать услугу любому. Я с ним разговаривал незадолго до того, как его убили…

Речь зашла о конференции, которая состоялась в Атлантик-Сити. Представитель официальных властей слушал очень внимательно. Капоне разошелся:

– Я устал от преступлений банд и перестрелок между ними, – заявил он с пафосом. – Я хочу жить сам и дать жить другим. У меня есть жена и сын, которому одиннадцать лет и которого я обожаю. Мне принадлежит прекрасный дом во Флориде. Если бы я мог отправиться туда и все забыть, я был бы самым счастливым человеком на свете. Я провел целую неделю в Атлантик-Сити, чтобы установить мир между гангстерами. И все главари банд дали мне слово, что они больше не будут устраивать резню.

– На какие средства вы сейчас живете?

– Я живу на свой капитал и хочу уйти от дел.

Спустя шестнадцать часов с момента его задержания Аль Капоне предстал перед судьей Джоном Е. Уолшем, который определил ему максимальное наказание, предусмотренное законом, – год тюремного заключения.

Капоне с трудом сдерживал свое негодование: его адвокаты посоветовали ему признать свою вину, уверяя, что он будет справлять рождество дома.

– Теперь я буду знать, как верить в Санта-Клауса, – ворчал Скарфас.