Текст книги "Братство камня"

Автор книги: Жан-Кристоф Гранже

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

17

Отделение Национального института восточных языков и культур находилось на улице де Лилль, прямо за музеем д'Орсе. Большое темное здание вид имело внушительный, даже величественный, как большинство домов VII округа.

Диана пересекла отделанный мрамором вестибюль и углубилась в лабиринт лестниц и аудиторий. На втором этаже она обнаружила отделение языков Юго-Восточной Азии, представилась секретарше журналисткой, сказала, что готовит репортаж: о народностях, населяющих территорию «золотого треугольника», и поинтересовалась, может ли встретиться с Изабель Кондруайе, чье имя она якобы нашла в томе энциклопедии «Плеяд», посвященном этнологии. Изабель Кондруайе считалась лучшим специалистом по народам, населяющим этот регион.

Секретарша улыбнулась в ответ и сообщила, что Диане очень повезло: профессор Кондруайе как раз сейчас читает лекцию и ее можно подождать на первом этаже в аудитории № 138.

Диана немедленно отправилась вниз. Крошечная классная комната располагалась на антресольном этаже: окна из многослойного стекла выходили во внутренний двор на уровне земли. Тесно стоявшие столики, черная доска и запах полированного дерева напомнили Диане студенческие времена. Она села за последнюю парту – сработал давний рефлекс одиночки – и помимо собственной воли погрузилась в воспоминания о студенческой жизни.

Она думала не о часах и днях, проведенных на лекциях и семинарах, а об экспедициях, в которые ездила, учась в аспирантуре. Диана никогда не была усердной ученицей. Не питала страстной любви к аналитической работе и теоретизированию. Ее увлекала только полевая работа. Функциональная морфология. Аутэкология. Топография жизненных пространств. Динамика популяций… Все эти термины и дисциплины давали Диане предлог для бегства на природу, где она могла выслеживать, наблюдать и постигать дикую, первозданную жизнь.

С самого первого похода Диана преследовала единственную цель: постичь жестокость охоты и свирепую, неистовую силу хищников. Она жаждала разгадать тайну: что происходит, когда челюсти хищника с лязгом впиваются в живую плоть. Возможно, тут и понимать-то нечего – нужно просто почувствовать? Наблюдая, как крупные хищники, притаившись в чаще, караулят добычу, как сохраняют неподвижность, сливаясь с кустами и деревьями, и как будто растворяются во времени и пространстве, Диана знала: однажды она научится достигать полной концентрации и сможет превращаться в такого хищника. Не стоит пытаться понять животный инстинкт. Нужно «надеть» его на себя. Превратиться в слепой импульс, в разрушительный порыв, руководствующийся исключительно собственной логикой…

Дверь неожиданно распахнулась.

Высокие скулы украшали лицо Изабель Кондруайе, как туфли на шпильках украшают женские ноги. Светло-каштановые волосы, короткая стрижка, раскосые глаза чайно-зеленого цвета, похожие на два молодых миндальных ореха. Растворенная в крови этой женщины капелька азиатской крови не делала ее похожей на прелестную экзотическую куклу. Изабель выглядела твердой и неприступной, как высокая скала. Диана поднялась ей навстречу. Изабель сразу перешла к делу:

– Секретарша сказала, что меня ждет репортер. На какую газету вы работаете?

Диана машинально отметила, что красная блузка узка Изабель и края расходятся, нескромно обнажая тело. Она заставила себя улыбнуться:

– Вообще-то… Я так сказала, чтобы встретиться с вами.

– Объяснитесь.

– Мне необходимо кое-что узнать. Это очень важно и очень срочно.

– Вы шутите? Полагаете, у меня нет других дел?

На мгновение у Дианы появилось искушение нагрубить Изабель, но она взяла себя в руки. Техника боя в Вин-Чун основывалась на использовании выпада противника против него самого. Чтобы сбить агрессивный настрой собеседницы, она решила сыграть на чувствительности:

– Я только что усыновила ребенка. В Таиланде, в окрестностях Ранонга. Вам этот регион наверняка хорошо известен. Моему сыну может быть шесть или семь лет.

– Ну и?…

– Он произносит всего несколько обрывочных фраз. Я хочу знать, на каком языке или диалекте он говорит.

Этнолог положила портфель на стол. Скрестила руки на груди, продемонстрировав пунцовый лифчик. Диана невозмутимо продолжила:

– Мы только что пережили автомобильную катастрофу. Мой мальчик едва не погиб и все еще не пришел в сознание, но врачи думают, что он выкарабкается.

Теперь женщина смотрела на Диану с новым выражением. Как будто решала, кто перед ней – сумасшедшая или виртуозная выдумщица. А в голове у Дианы уже сложилось безупречное – пусть и не имеющее никакого отношения к истине – объяснение:

– По мнению докторов, когда малыш очнется, будет хорошо, если я смогу поговорить с ним на его родном языке. Он в Париже всего несколько недель, понимаете?

Все это прозвучало очень правдоподобно, и Диана внезапно подумала, что, возможно, сама того не желая, попала в точку. Изабель смягчилась:

– Ваша история… Не знаю… В каком он теперь состоянии?

– Несколько дней назад казалось, что мой сын обречен. Но сегодня врачи настроены более оптимистично. Многие признаки позволяют предположить скорый выход из комы. Хотя опасность осложнений остается.

Изабель Кондруайе села. Лицо ее хранило жесткое выражение, но в нем уже не было враждебности, только сосредоточенность. Она произнесла тихим голосом:

– Но мальчик ведь не говорит, так чего вы от меня хотите…

– Он все время повторял одни и те же слова. Вернее, два слога: лю и сянь…

– Никакой другой информации о его этнической принадлежности у вас нет?

– Нет. Только эти слоги.

Этнолог долго молча смотрела на странную собеседницу. На Диане был забавный пиджак-редингот из неотбеленного полотна, шею украшали бусы из кусков горного хрусталя, серебряная шпилька удерживала волосы в пучке. Наконец Изабель спросила холодным деловым тоном:

– Вам известно, на скольких языках и диалектах говорят в регионе Андаманских островов?

– Точную цифру не назову.

– Их больше двенадцати.

– Я имею в виду строго ограниченный участок, точку на карте. Приют в Ранонге и…

– Если мы примем во внимание процессы, связанные с внутрибирманскими конфликтами, войны наркокартелей и миграцию населения из стран «золотого треугольника» и Индии, таких языков около двадцати. А возможно, и тридцати.

– Повторяю: у меня есть только два этих слога. Но вы должны знать специалистов по каждому из диалектов. Я могу…

Изабель раздражилась:

– Несколько слов нам не помогут! Особенно те, что есть у вас. Только в тайском языке одно и то же слово может иметь несколько значений, и зависит это от того, на каком слоге сделано ударение, или от того, стоит слово в начале или в конце предложения…

На город опускались сумерки. Многослойное стекло сверкало пунцовым светом, как будто гнев Изабель воспламенил его.

– Мне очень жаль, но без произношения поиск не имеет никакого смысла, – отрывистым тоном закончила она. – Я ничем не могу вам помочь.

Диана лучезарно улыбнулась в ответ:

– Я предвидела это.

Она вытащила из сумки ярко-красный магнитофон из установки караоке, на который Люсьен записывал собственные песни. Диана знала, что идентифицировать диалект, не слыша звучания и выговора, невозможно, и вспомнила о существовании этой кассеты.

Она нажала на кнопку «Play». В комнате зазвучал гортанный голос Люсьена. Отрывистые слоги раскатывались по вечернему безмолвию, как стеклянные шарики, которыми так любят играть дети. Изабель Кондруайе выглядела ошеломленной.

Диана выиграла сражение. Но она не наслаждалась своей победой. Детский голос захватил и ее. Она не слушала кассету со дня аварии. Модуляции голоса Люсьена заполнили пространство комнаты, она физически ощущала его присутствие, видела лицо сына, его плавные движения, и сердце у нее обливалось кровью. Загнанная куда-то в глубь души, печаль в мгновение ока вырвалась из-под спуда, к глазам подступила обжигающая влага.

Диана опустила голову, прикрыла лоб рукой. Она не хотела плакать. Съежилась, сжалась в клубок, а голос все звучал и звучал, взлетая под потолок залитой алым светом аудитории.

Внезапно наступила тишина.

Диана подняла глаза. Этнолог остановила запись, поняв, что происходит с Дианой. Ее губы разомкнулись, но Изабель уже поднялась и положила руку ей на плечо.

– Оставьте мне кассету. – Ее голос, всего несколько секунд назад звучавший сухо, даже жестко, показался Диане почти нежным. – Посмотрим, что я смогу сделать.

18

Плотно прижатые друг к другу ладони.

Техникой Вин-Чун Диана владела в совершенстве, приемы она выполняла быстрее всех. Наносить удары и уклоняться приходилось в тесном контакте с соперником. Удары кулаком, удары локтем. Удары ребром ладони. Град жестоких ударов, от которых невозможно уклониться или уйти в сторону: противники бьются, слившись воедино.

По логике вещей, многочисленные прикосновения чужого человека должны были вызывать у Дианы отвращение, но речь шла о спортивной схватке, и ее фобия не подавала сигналов мозгу. Больше того – контакт доставлял скрытое удовольствие. Она как будто смаковала извращенность жеста – ласку, превратившуюся в удар.

А еще у Дианы был секрет: из-за близорукости она могла одержать победу только в ближнем бою. Диана обратила слабость в силу, научилась биться на минимальной дистанции, делая ставку на скорость. Рисковала – отчаянно, но расчетливо, сбивая с толку соперниц.

Этим вечером тренировка в зале Мобер-Мютгоалите могла стать идеальной разрядкой. После звонка Терезе и встречи с Изабель Кондруайе Диана поехала прямо в больницу. Люсьен проходил обследование, и ее к нему не пустили. Она разъярилась, но, узнав, что Дагер собирается наутро вынуть дренажные трубки, мгновенно успокоилась.

И все-таки, вернувшись домой, Диана чувствовала себя подавленной. Убийство фон Кейна заставляло забыть обо всем остальном, даже о том, что Люсьен вышел из комы. Она все время думала об убийце, чья рука скрутила внутренности жертвы. О стенах, заплеванных полупереваренной брусникой. О мерцающем экране, на котором они увидели оскверненное чрево иглоукалывателя. В голове у Дианы все смешалось.

Кстати, здание детской больницы теперь охраняли полицейские в форме. Когда Диана поинтересовалась у госпожи Феррер, с чем это связано, та ответила односложно: «Безопасность!» Какая, к черту, безопасность? Больнице Неккер что-то угрожает? По коридорам бродит убийца? Ответов у Дианы все равно не было, и она отправилась потеть в спортзал. Плотно прижатые друг к другу ладони. Не худший способ прогнать страх…

Первым делом Диана приняла обжигающий душ, после чего прослушала автоответчик. Репертуар не изменился. Друзья и знакомые жаждали узнать новости и выразить сочувствие. Мать тоже звонила. Услышав ненавистный голос, Диана каждый раз мгновенно нажимала на «Next».

Щеки у нее пылали, с волос текло, но она отправилась на кухню, заварила себе крепкий черный чай, расставила на подносе чайник, пиалу с «Пальмитос» и йогурты (она питалась в основном молочными продуктами и печеньем), отнесла еду в спальню и устроилась на кровати с купленными во второй половине дня книгами.

У Дианы была одна зацепка – слабая, косвенная, но зацепка! – но она возлагала на нее большие надежды и хотела попытаться понять, какие именно приемы акупунктуры фон Кейн применил к Люсьену. Эта техника была каким-то образом связана с другими событиями той роковой ночи.

Через час она нашла подтверждение многим фактам.

Первое: Эрик Дагер был прав. Физиологически иглоукалыватель не воздействовал на какие-то особые точки. Ни на нервы, ни на мускулы, ни даже на наиболее чувствительные кожные покровы – во всяком случае, не всегда. Никому пока не удалось доказать физическое, материальное существование меридианов внутри человеческого организма. Исследователи выяснили одно: иногда иголка высвобождает эндорфины – гормоны, обладающие обезболивающим эффектом. Были также выявлены электрические свойства некоторых точек. Однако ни один установленный факт не мог получить более широкого толкования, все они были вторичны по сравнению с потрясающими результатами Рольфа фон Кейна.

Немецкий врач объяснил все очень точно: китайская медицина считает, что акупунктура лечит некую загадочную сущность – «жизненную энергию». Анестезиолог сравнил эту энергию со своего рода первобытным порывом, первоисточником всего сущего. А почему нет, в конце-то концов? Диана была рационалисткой и биологом по образованию, но сейчас могла принять все, что угодно: Люсьен выздоравливал, а факты – упрямая вещь. Немецкому врачу удалось воздействовать на физиологические механизмы на уровне, не доступном лекарствам и приемам западной медицины.

Диана продолжила чтение. Теперь ее интересовала география загадочных сил. Немец говорил о «горизонтах грунтовых вод» и о том, что у жизненной энергии внутри человеческого тела есть свои «ручейки»: меридианы, располагающиеся в соответствии с подземной топографией. Диана много часов изучала извилистые потоки и их пересечения.

Ее поразило, что энергия находилась одновременно внутри тела и вне его. Нужно было не только разогреть, успокоить, возбудить тот или другой меридиан, главная задача заключалась том, чтобы привести внутренний ток в равновесие с внешними силами. В конечном итоге иголки действовали как крошечные реле, настроенные на Вселенную и призванные привести организм человека в «соответствие» с гипотетической космической силой. Диана прервалась: эти понятия и эта терминология смущали ее, напоминали спиритуалистический жаргон и разглагольствования, которыми гуру всех мастей смущают заблудшие души. Но она не могла забыть светившиеся живым зеленым светом иголки, которыми было усеяно тело ее ребенка. В тот момент она сама думала о мостках и реле, настроенных на загадочные, непостижимые силы.

Диана погасила свет и задумалась. Книги по китайской медицине навели ее на одну-единствевную мысль: возможно, ее сын в силу своего происхождения более чувствителен к акупунктуре. Возможно, некий накопленный поколениями предков опыт позволил его организму быстрее отреагировать на процедуру. Но что она знает об атавизмах? Ее предположение – не более чем гипотеза. И гипотеза эта никоим образом не приближает ее к разгадке происхождения Люсьена.

Диана еще раз в мельчайших подробностях прокрутила в голове сеанс фон Кейна. В памяти всплыла одна его фраза. В ту тревожную ночь Диана не придала ей значения, но теперь слова немца обрели особый смысл. На прощание врач сказал: «Этот ребенок должен жить, понимаете?» У постели больного целитель говорит такие слова выражая решимость бороться до конца. Но фон Кейн мог иметь в виду, что Люсьен – по какой-то неизвестной Диане причине – должен выжить, во что бы то ни стало.

Немец говорил как человек, причастный тайне. Возможно, он знал нечто особое о происхождении Люсьена, так, во всяком случае, хотелось думать Диане. Или о какой-то его физиологической особенности. Или о предназначении, о миссии которую Люсьен призван будет исполнить, когда подрастет…

Диана снова начала придумывать абсурдные теории. Но она не могла забыть интонацию доктора. В его голосе она уловила предельное напряжение и скрытый страх, который он всеми силами пытался скрыть от нее во время сеанса. Этот врач что-то знал. Люсьен был необычным ребенком. Ланглуа тоже уловил это чутьем сыщика. Потому-то и интересовался так Люсьеном и его происхождением.

Что же, одна безумная идея стоит другой. Диана представила себе иную возможность.

У одного человека была причина спасти ребенка, но та же самая причина могла заставить другого человека убить… А что, если фон Кейна уничтожили именно за то, что он вывел малыша из комы?

Неужели Люсьену грозит опасность?

У Дианы перехватило дыхание.

А что, если угроза уже материализовалась?

И авария на бульваре не была случайностью?

II
Стражи

19

Понедельник, 11 октября.

Диана огибала гору Валерьен в Сюрене.

Она проехала американское кладбище с белыми крестами, пересекла нависающие над Булонским лесом зеленые склоны. В районе моста Сен-Клу она ошиблась дорогой и теперь спускалась по улице Ба-Роже. Под дождем парижский пригород казался еще скучнее, проспекты и улицы выглядели серыми и унылыми.

Диана с головой погрузилась в расследование. За уик-энд ей удалось кое-что выяснить, но главное начиналось здесь и сейчас. Она миновала гранитный акведук, обогнула круглую площадь на въезде в квартал Бельведер и по правой стороне отыскала улицу Гамбетты, над которой проходила железная дорога. Вытянувшиеся в тесный ряд старые дома, похоже, стояли тут целую вечность.

Дом № 58 оказался трехэтажным кирпичным строением с черными железными балконами, грязным и обветшалым. Диана без труда припарковалась и вошла в подъезд: грязные почтовые ящики, выкрашенные в бурый цвет стены. Даже запах от стоявших под лестницей мусорных баков вписывался в общую картину – затхлый, прогорклый, он лучше всяких слов мог поведать историю этого жилища.

Свет не горел – и уже никогда не загорится. На самом верху заплесневелой картонки со списком жильцов Диана нашла нужную ей фамилию – она вытянула ее из Патрика Ланглуа, позвонив ему домой накануне вечером.

Ступени скрипели, рука липла к перилам. На Диане был сине-зеленый дождевик, поскрипывавший при каждом ее шаге. На плечах блестели дождевые капельки, что по непонятной причине успокаивало ее. Диана добралась до площадки третьего этажа и позвонила в левую дверь.

Реакции не последовало.

Она позвонила снова.

Прошла еще минута. Диана собралась уходить, но тут в квартире спустили воду.

Дверь наконец открылась.

На пороге стоял молодой человек в линялой бесформенной куртке с капюшоном. Лицо парня Диана различала с трудом, но заметила, что он моложе, чем ей помнилось. Лет тридцати, не больше, и ужасно тощий. В приоткрытую дверь тянуло анашой, она явно сломала парню кайф. Отсюда и шум спускаемой в унитазе воды.

– Вы Марк Вулович? – спросила Диана.

Лицо под капюшоном не дрогнуло. Затем раздался гнусавый голос:

– Что нужно?

Диана поправила очки. Подтверждались ее худшие предположения: водитель баловался не только коноплей.

– Меня зовут Диана Тиберж.

Мужчина не отреагировал, и она добавила:

– Знаете, кто я?

– Нет.

– В ночь аварии я была за рулем внедорожника.

Наступила минутная пауза. Впрочем, возможно, прошло всего несколько секунд – Диана слишком нервничала и ни в чем не была уверена.

– Входите, – наконец буркнул он.

Вдоль узкого коридора стояли стеллажи с дисками и видеокассетами, на полу в кухне лежал линолеум, мебель была дешевая, пластиковая.

Сквозь грязно-серые тюлевые занавески в помещение вливался тусклый свет. Раковина с водонагревателем была забита грязной посудой. В воздухе висел густой запах наркотиков. Диана заметила стул у приоткрытого окна и поспешила сесть, заскрипев плащом.

Хозяин дома занял табурет по другую сторону стола. У него было длинное сухое лицо, выглядывавшее из-под капюшона как желтоватая картофелина. Белокурые волосы он забирал в конский хвост, курчавая бородка напоминала кукурузный початок. Бинты и пластырь ему сняли, и об аварии напоминали только засохшие коричневые корки на лбу и надбровных дугах.

– Я хотел прийти в больницу, но… – пробормотал он, не поднимая головы, помолчал и наконец взглянул на Диану. Его зеленые глаза напоминали глядящие на ледяное море иллюминаторы.

– Он… ваш малыш… ну, он… – Вулович не решался задать вопрос.

Диана поняла, что никто не сообщил водителю новости.

– Ему лучше, – тихо сказала она. – Мы не надеялись, но он поправляется. Так что не будем о нем, ладно?

Вулович покачал головой, с опаской глядя на Диану. Он сидел скособочившись, приподняв плечи. Наркоман, пленник пагубного пристрастия.

– Чего вы хотите?

– Вернуться вместе с вами к обстоятельствам аварии. Понять, что произошло с вами за рулем.

Водитель дернулся и с подозрением взглянул на Диану. Она поспешила продолжить:

– Вы говорили, что в тот вечер ехали со стоянки на авеню Порт-д'Отей. Что вы там делали? Отдыхали?

Он похотливо осклабился:

– Вы там никогда не были? Вечерком?

Диана представила проспект, зажатый между кольцевым бульваром и стадионом Ролан-Гаррос, и сообразила, что он ведет прямиком к Булонскому лесу. Ее собственные страхи помешали ей сразу понять, о чем говорит Вулович: он просто-напросто снял там проститутку.

Мужчина понял, что гостья догадалась, и кивнул:

– Обычное дело перед дорогой. Я должен был ехать в Голландию. В Хильверсум. Туда и обратно. Сутки в пути.

– Ясно. Но я смотрела статистику. Двадцать четыре процента несчастных случаев с грузовиками происходит между одиннадцатью вечера и часом ночи из-за того, что человек засыпает за рулем. Но на кольцевом бульваре таких аварий никогда не бывает. Близость столицы пробуждает водителей. Если вы были с…

– Вы что, расследование затеяли? – Вулович перебил Диану, и в его голосе прозвучала агрессия.

– Я просто хочу разобраться. Понять, как вы могли заснуть в полночь сразу после встречи с проституткой, когда вы собирались провести сутки за баранкой.

Вулович задергался. Руки у него затряслись. Диана укротила нервы и резко сменила тему:

– Что вам помогает не спать за рулем?

– Кофе. Мы все возим с собой термосы.

– Вы курите, так ведь?

– Как все.

– Я говорю о травке. Он не ответил.

– Вы никогда не думали, что можете сломаться из-за косяка? – не отступалась Диана. – Заснуть за рулем?

Вулович напрягся, на бычьей шее выступили вены:

– Все водилы употребляют. Иначе не продержишься. У каждого свой рецепт. Ясно?

Он пытался изображать крутого, но на Диану такие приемчики не действовали. Она перегнулась к нему через стол и перешла на «ты».

– Ты-то сам ничего больше не принимаешь?

Он упрямо молчал, и она продолжила «допрос»:

– Амфетамины, коку, героин?

Он посмотрел на нее – расстрелял взглядом стальных, блестящих, как пули, глаз – и лениво ухмыльнулся:

– Ну ясно. Решили меня совсем достать? Вам мало, что я лишился работы, что у меня отняли права и могут посадить. Хотите закатать меня в каталажку прямо сейчас. На много лет.

Диана жестом заставила Вуловича замолчать:

– Я просто ищу правду.

Он взорвался:

– А правду легавые черным по белому записали в протоколе! Я прошел тест на алкоголь. Меня осмотрели в больничке. И ничего не нашли. Я был чист как стекло. Клянусь, что был чист во время аварии!

Он не врал – Диане показали его анализы.

– Ладно, допустим, – согласилась она. – Так почему же ты той ночью уснул за рулем.

– Не знаю. Я ничего не помню.

– Как это так? – вскинулась Диана.

Вулович колебался:

– Клянусь, это правда. Сам ломаю голову… Помню, проехал Отей, а потом как отрезало. А я в тот день ни разу даже не затянулся. Устал, видно, как собака. Что было до столкновения – темный лес…

Диана почувствовала, что ей вот-вот откроется страшная истина, и спросила:

– Твой термос никто не трогал?

– Вы бредите или как?! Кому нужен мой термос?

– Ты с кем-нибудь общался на стоянке?

Парень покачал головой. Он нервничал, и от него все сильнее пахло потом:

– Ничего мы не выяснили, дамочка. Я ничего не помню, черт бы все это побрал! Это был несчастный случай. И хорош копать, даже если мне самому все это непонятно.

Диана подвинула свой стул ближе к Вуловичу. С волос на шею стекала вода, но лицо горело.

– Ты что, и правда не понимаешь, как это для меня важно? Постарайся вспомнить.

Вулович достал из ящика кухонного стола джентльменский набор курильщика травки и начал сворачивать косяк, бросив Диане через губу:

– Дверь у вас за спиной.

Одним молниеносным движением она смахнула все на пол, Вулович вскочил и замахнулся на нее кулаком:

– Поберегись, женщина.

Диана прижала его к стене. Она была выше и в тысячу раз опасней. Хорошо, что все складывается именно так: пусть этот тип вступит с ней в драку, пусть окажется мерзавцем, которого наняли для убийства ее сына. Она отчеканила:

– Слушай меня внимательно, придурок. Девять дней мозг моего сына разрывался, задыхаясь от собственной крови. Девять дней я наблюдала за этими приливами смерти. Сегодня врачи не знают, каким будет Люсьен, когда придет в себя. Возможно, он останется нормальным. Или будет замедленным. Но может превратиться в овощ. Только представь, какая у нас с ним наступит жизнь.

Шофер обмяк, опустил голову. Диана разжала пальцы, и он рухнул на табурет. Она наклонилась к нему и продолжала с тем же угрожающим спокойствием:

– Если думаешь, что перед аварией случилось что-то подозрительное, если у тебя есть хоть малейшее подозрение, самое время расколоться, черт бы тебя побрал.

Парень прошептал, растирая по лицу пот и слезы:

– Не знаю… Ничего я не знаю… Наверно, со мной что-то сделали…

– Что именно?

– Говорю же – не знаю! Я просто взял и заснул… Как будто…

– Как будто что?

– Как будто кто скомандовал… Мне так показалось.

Диана затаила дыхание. Перед ней разверзлась бездна, но из этой бездны исходил свет: тем или иным способом на этого человека воздействовали. В голову пришла мысль о гипнозе. Она не знала, возможно ли в принципе столь масштабное воздействие, но если да, то запустить программу должен был какой-то сигнал.

– Ты слушал радио?

– Нет.

– Плеер у тебя есть?

– Нет.

– Ты что-то видел на обочине?

– Да не видел я ничего!

Диана ослабила напор. Бывает полезно сдать назад, чтобы потом ужесточить давление.

– Ты говорил легавым?

– Нет. Я ни в чем не уверен. Зачем кому-то такое со мной проделывать? Зачем подстраивать такое?

Вулович чего-то не договаривал. Глубоко в душе у него бился испуг. Наконец он процедил сквозь зубы:

– Когда думаю обо всем об этом, только одно и вижу.

– Что именно?

– Зеленое.

– Зеленый цвет?

– Хаки. Как у военных.

Диана задумалась. Она не знала, как использовать эту ниточку, но чувствовала, что нащупала истину. Вулович причитал, зажав ладонями виски:

– Боже мой… Ваш малыш, я его каждую ночь вспоминаю… Простите меня. Черт, простите!

– Мне не за что тебя прощать, – просто ответила Диана.

– Я православный и молюсь за него святому Савве, я…

– Еще раз говорю: ты ни в чем не виноват.

Водитель поднял на нее полные слез глаза:

– Что… что вы такое говорите?

– Сама не знаю, что говорю, – пробормотала Диана. – Пока не знаю.