Текст книги "Присягнувшие Тьме"

Автор книги: Жан-Кристоф Гранже

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

41

 
Девочка в плену.
В доме, где шаги не слышны.
Сосновые иглы, железные иглы,
Девочке больше не петь…
 

Это была считалочка с примитивной мелодией. Речитатив звучал фальшиво. Но особенно противным был голос – какой-то нездоровый. Без тембра, не низкий, не резкий, не женский, не мужской – только режущий ухо и в то же время мягкий.

Я остановил запись. Я прослушал ее уже раз двадцать. Заперся в дортуаре на два оборота, позаимствовав у отца Мариотта магнитофон.

На кассете было три сообщения без дат и комментариев: анонимные звонки, которые Сильви Симонис удалось записать. Я уже скопировал их на свой ноутбук – звук и текст. Никто не говорил мне, что анонимные угрозы имели форму песенок. Сидя на кровати, закрытый со всех сторон бежевым балдахином, я опять нажал на «воспроизведение».

 
Девочка в опасности,
Тем хуже для нее.
Все кончено, час пробил.
Девочке больше не петь…
 

Я попытался представить себе рот, издававший такие звуки, лицо человека, которому принадлежал этот голос. Безобразное звероподобное существо или, может быть, израненное, забинтованное, прикрытое лицо… Я вспомнил тайну преобразования голоса, след, по которому пошли жандармы, в конце концов предъявив обвинение Ришару Моразу. До меня не доходило, как Ламбертон со своими людьми мог так упорно настаивать на этой версии.

Мне уже приходилось слышать голоса, измененные с помощью гелия, вокодера или другого электронного приспособления. Но они звучали совсем иначе, в них не чувствовалось отсутствия тембра, такой бесформенности и в то же время такой естественности. Третье послание:

 
Девочка уже в колодце,
Горе тем, кто не поверил.
Все закончилось там, на дне.
Девочке больше не петь…
 

Я остановил магнитофон. Именно последнее сообщение подсказало жандармам, что девочку следует искать в колодце. У Сильви хватило присутствия духа записать его, хотя она была в больнице. О чем она тогда думала? Почему оставила дочь без защиты, несмотря на предыдущие угрозы?

В поисках магнитофона я наткнулся в библиотеке Мариотта на книгу о местных традициях: «Сказки и легенды Юра». В главе 12 речь шла о знаменитом «доме с часами».

В начале XVIII века, говорилось в книге, семья часовщиков построила на склоне холма дом, чтобы защитить себя от порывов северного ветра и обрести покой для своей кропотливой работы. Но на самом деле они хотели укрыться от любопытных глаз, потому что эти люди были алхимиками. Им удалось изготовить часы с магическими свойствами. Механизм был настолько точным и бесшумным, что часы могли проделывать щели в течении времени. Трещины, которые вели в мир без времени…

Существовали и другие версии легенды. По одной из них, часовщики были колдунами, их жилище стояло на зловонных болотах, а расщелины в их часах вели прямехонько в ад. Эти «двери» открывались в обе стороны, и демоны могли проникать в наш мир между двумя готическими цифрами на циферблате.

Возможно, тут все дело в усталости, но я ясно представил себе беса с головой вампира, вылезающего из часов, чтобы накинуться на Сильви Симонис: он кусал ее, отравлял своим ядом, оставляя на теле свои знаки. Сатана и отрезанный язык. Вельзевул и жужжащие мухи. Люцифер и свет, пробивающийся сквозь ребра…

Я отогнал кошмарное видение и продолжил чтение. В третьем варианте легенды говорилось, что проклятые мастера своими исследованиями навлекали беды на Сартуи. А несчастий в истории города было немало: эпидемии чумы в XVIII веке, холера и пожары в XIX, резня, казни и смертельная ярость во время двух мировых войн, не считая эпидемии гриппа, от которого в 1920 году умер каждый десятый житель города. В окружавших Сартуи долинах все эти несчастья нередко приписывали «дому с часами» с его ядовитыми подземными водами. А уж самые суеверные даже считали его причиной промышленного краха.

Я потер глаза. Два часа ночи. И зачем только я тратил драгоценные часы сна на эту ерунду? Меня неотступно преследовал один вопрос: почему Сильви Симонис осталась в этом чертовом городе, в мрачном склепе, где витал призрак ее дочери?

Перед глазами у меня стоял наклонный рабочий стол и точные инструменты. О чем она думала все эти годы, пока жандармы плутали в потемках? Она сохранила кассету с анонимными звонками и наверняка припрятала в других местах улики, касающиеся гибели Манон. Она не спешила перевернуть страницу. Но почему?

И вдруг я понял. Сильви Симонис сама искала убийцу. Все эти четырнадцать лет она вела собственное расследование: кропотливо, терпеливо, упорно. У нее были свои улики, свои подозрения. Вот почему она осталась в этом враждебном городе, где ее преследовали несчастья. Она хотела жить рядом с убийцей, хотела идти по его следу и наконец найти его. Да, такое упорство было свойственно ее стойкой натуре, сильному характеру и терпению часовщицы. Такая от своего не отступится. Она жаждала отмщения.

Добилась ли она своего? Ответ мог скрываться в ее гибели. Так или иначе, летом она вычислила убийцу дочери. Но вместо того чтобы обратиться к властям, она решила поймать его сама, возможно даже, казнить собственными руками. Однако вышло иначе. Тот, кто убил Манон, убил и ее, принеся в жертву своему новому ритуалу. Эту жертву он вынашивал годами, ритуал зрел в глубине его мозга, словно раковая опухоль.

Я погасил сигарету и взглянул на пепельницу, полную окурков. Вокруг меня сгустился настоящий табачный туман, и пришлось раздвинуть полог вокруг кровати. Моя версия казалась правдоподобной, но что толку пережевывать ее всю ночь, не имея возможности чем-то ее подкрепить?

Я приоткрыл окно и погасил свет. Глаза у меня слипались. Мне вдруг представились часы Сильви Симонис: песочные, в виде эллипса, с резными корпусами, с бронзовыми позолоченными фигурками, держащими лук, молоточек, рожок… Я задремал, но часть сознания продолжала бодрствовать. Карманные часы… Циферблаты, окруженные ракушками… Украшения в виде листьев, земных сфер, лир…

И вдруг из-за часовых стрелок надвинулась тень. Черный силуэт в рединготе и шапокляке. Я не мог различить его черты, но знал, что его намерения пагубны. Сразу вспомнился Мефистофель и Дапертутто из оперы «Сказки Гофмана». Тень склонилась надо мной, придвинула губы к моему уху и прошептала: «Я нашел жерло».

Это был не голос с кассеты, а голос Люка. Я выпрямился как раз вовремя, чтобы увидеть его глаза, красные от ярости. Именно эти глаза смотрели на меня из зарослей у монастыря Богоматери Благих дел.

42

– Суеверия. Обычные предрассудки.

– Но эти бедствия поражали ваши края?

– Я не историк, но, по-моему, все это яйца выеденного не стоит. Вы ведь знаете, про легенды говорят, что они рождаются из реальных фактов. А в Сартуи только дым без огня.

Было семь утра, и отец Мариотт сосредоточенно макал в кофе с молоком бутерброд с маслом, словно биолог, готовящий вакцину. Пяти часов отдыха хватило моему телу, но не мозгу.

– А «дом с часами» действительно построен на болотах?

Мариотт досадливо поморщился. Я портил ему весь завтрак.

– Можно посмотреть по гидрографическим картам. Знаю только, что объездная дорога, расположенная немного восточнее, проложена по влажным почвам, которые пришлось осушать и оздоровлять. А дом, о котором вы говорите, или, по крайней мере, его фундамент, был построен около двух веков тому назад. Откуда же мне знать? Вам что, в самом деле нужны все эти сведения? Это для вашего репортажа?

Пожалуй, он был единственным человеком в городе, кто еще верил, что я журналист. Отличный пример оторванности Церкви от мира.

– На самом деле я пишу книгу, и мне хотелось бы поточнее воссоздать окружающую обстановку.

– Книгу? – Он недоверчиво посмотрел на меня. – Книгу? О чем же, Господи?

– Об истории семьи Симонис.

– Уж не знаю, кому это может быть интересно.

– Вернемся к жителям Сартуи. Они-то верят в злой рок, нависший над городом, и в магическую силу дома?

Священник допил кофе с молоком и проворчал:

– Здешние жители готовы верить во что угодно. Что же до других долин, то достаточно там оказаться, чтобы услышать настоящее название Сартуи: долина Дьявола.

– И конечно же, после убийства Манон стало еще хуже?

– Это еще мягко сказано.

– А уж тем более после убийства Сильви.

Он поставил чашку и посмотрел мне прямо в глаза:

– Друг мой, хочу вам дать совет: не лезьте вы во все это.

– Во что?

– В местные предрассудки. Это же бездонная бочка Данаид.

– В первый вечер вы мне сказали, что поставили исповедальню в пристройке для неотложных случаев. Эти случаи связаны с суевериями, так ведь? Прихожане боятся дьявола?

Мариотт встал и взглянул на часы:

– Семь часов. Я уже опаздываю. Сегодня воскресенье, – он делано рассмеялся. – Для кюре это тяжелый день! Месса утром и матч после полудня!

Как будто в подтверждение его слов в церкви зазвонили колокола. Он поспешно схватил чашку и тарелку. Я предложил:

– Оставьте. Я уберу.

Он благодарно взглянул на меня и исчез, хлопнув дверью. Нет, решительно священник не был со мной до конца откровенен. Все, что он говорил, было правдой, но о чем-то он постоянно умалчивал.

Я убрал со стола и поставил тарелки и приборы в посудомоечную машину. Нет ничего лучше, чтобы поразмыслить. Я по-прежнему чувствовал, что над фактами витает какая-то высшая сила. Зловещие легенды сыграли свою роль в обоих убийствах – в этом я был уверен. Убийца вдохновлялся ими. Возможно, он даже действовал под влиянием всех этих сказок о демонах и часах…

Приняв в раздевалке дортуара ледяной душ, я собрал сумку, засунув туда свои находки – аудиокассету и книгу о легендах Юра, – и положил все это в багажник машины. Я не исключал, что уезжать мне придется в спешке. В самое ближайшее время Стефан Сарразен силой выставит меня отсюда.

8 часов

Рановато, чтобы звонить по телефону, особенно в воскресенье, но выбора у меня не было. Я обошел вокруг дома священника и закурил, прохаживаясь вдоль бейсбольной площадки.

Первый звонок – Фуко. Никто не отвечает. Ни по мобильному, ни по домашнему телефону. Я попытался дозвониться до Свендсена. То же самое. Проклятье! Что же, я так и буду здесь сидеть со своими вопросами и новыми уликами? Я просмотрел записную книжку, стуча зубами от холода, и позвонил старому знакомому. Три гудка, и мне, наконец, ответили. Узнав мой голос, он рассмеялся:

– Дюрей? Сколько лет, сколько зим! Каким ветром тебя надуло?

– Веду расследование. Сверхсрочно.

– В воскресенье? Как всегда, вне графика.

– Ты можешь мне помочь или нет?

Жак Деми (тезка кинематографиста) был моим однокурсником в Полицейской школе и гением Отдела финансовых расследований. У себя в отделе он получил прозвище Счетчик.

– Слушаю тебя.

– Надо проверить счета одной француженки, которая работала в Швейцарии и погибла в июне. Это возможно?

– Все возможно.

– Даже в воскресенье?

– У компьютеров не бывает выходных. Ее банк во Франции или в Швейцарии?

– Смотри сам.

Я назвал ему фамилию и все данные, которые у меня были.

– Что ты ищешь?

– Она могла регулярно пересылать деньги на один и тот же адрес в течение нескольких лет.

– Кому?

– Вот это я и хочу узнать.

– Дай мне хоть какую-нибудь зацепку.

Я высказал свою гипотезу, для которой не было никаких оснований:

– Может быть, детективному агентству. Частному сыщику.

– Результаты нужны были еще вчера. Я правильно понял?

Я подумал о Стефане Сарразене, который уже наверняка ждал меня в своем кабинете в жандармерии, и подтвердил его догадку.

– Постараюсь все выяснить побыстрее и перезвоню, – ответил Счетчик.

Этот разговор придал мне сил. Их даже хватило для более трудного звонка Лоре Субейра.

– Ты не позвонил вчера, – отозвалась она.

Голос был вялый, заспанный.

– Как он?

– Без перемен.

– А ты?

– Так же.

– Что говорят девочки?

– Спрашивают, когда вернется папа.

Я услышал в трубке шелест простыней и треньканье стакана: я ее разбудил. Наверняка она оглушена снотворным и антидепрессантами.

– Ты сегодня с ними куда-нибудь пойдешь? – рискнул я предположить.

– Куда, по-твоему, я могу с ними пойти? Отведу их к родителям и поеду в больницу.

Молчание. Я мог бы попытаться ее утешить, но не хотелось говорить банальности.

– А как ты? – спросила она. – Дело продвигается?

– Я иду по его следам. В Юра.

– Что ты нашел?

– Пока ничего, но я иду по его следу.

– Ты же видел, куда это его привело…

– Клянусь, я найду объяснение.

Снова тишина. Я слышал ее дыхание. Она казалась отупевшей. Не зная, что сказать, и не придумав ничего лучшего, я прошептал:

– Я тебе еще позвоню. Обещаю.

Когда я отключался, в горле стоял комок. Надо что-то делать, надо искать. Я бросился к машине. Оставалось использовать последний шанс, пока Сарразен в меня не вцепился.

43

Школа находилась в северной части города возле супермаркетов – Леклерка или Лидла – и закусочной «Макдоналдс». На домофоне было две кнопки: «Школа» и «Мадам Бон». Директриса или консьержка? Я нажал на кнопку с именем. Через несколько секунд ответил женский голос. Я представился, назвавшись полицейским. Последовало молчание, потом микрофон каркнул:

– Сейчас выйду.

Мадам Бон выкатилась на крыльцо. Именно выкатилась, потому что она скорее перекатывалась, чем шла. Она весила килограммов сто и в своем пальто из плотной шерсти была похожа на чудовищный фетровый колокол. Могу себе представить, какие прозвища ей давали ученики.

– Я директор школы.

Руки спрятаны в рукава, как принято в Тибете, лицо широкое, слишком сильно накрашенное, в ореоле светлых кудряшек, закрепленных лаком.

– Вы по делу Симонис? – добавила она, поджав губы.

– Да, именно так.

– Мне жаль, но я ничем не могу вам помочь. Манон не училась в нашей школе. Вы не первый, кто так ошибается.

– А где же она училась?

– Не знаю. Может быть, в Морто или в частной школе по ту сторону границы.

Ложь была чрезмерной. Все знали хронологию событий в день убийства, но никто не упоминал, будто из школы в поселок Король пришлось добираться на машине. Я, не отрываясь, смотрел в ее светлые, сильно навыкате, глаза. Она хранила молчание. Я откланялся.

– Простите, что побеспокоил.

– Ничего страшного, я привыкла. До свидания, месье.

Она помахала мне пухлой кукольной ручкой и ушла в дом. Я подождал, пока она переступит порог, и шагнул через перегородку. Придется добывать информацию самому. Найти и вскрыть архивы, отыскать табели Манон Симонис. Сколько у меня шансов на успех? Скажем, пятьдесят на пятьдесят.

Когда я пересекал школьный двор, то заметил справа, как раз в том месте, где основное здание соединялось со спортивным залом, кабинки с открытым верхом. Туалеты. У меня мелькнула идея.

Я пошел по центральному проходу, вдоль которого тянулись умывальники. В глубине был садик, заросший бамбуком и тополями. Эта деталь меняла все. Передо мной был уже не обычный школьный туалет, а затененный листвой китайский пейзаж. Я ощупал двери и цементные стены, пытаясь определить степень их ветхости.

Сколько у меня шансов обнаружить здесь то, что я надеялся найти? Я бы поставил один к тысяче. Открыв первую дверь, я внимательно осмотрел стены цвета хаки. Трещины, грязные пятна, надписи. Некоторые сделаны фломастером, другие выцарапаны в штукатурке. «УЧИЛКА – ДУРА», «Я ЛЮБЛЮ КЕВИНА».

Я прошел во вторую кабинку. Звук сочившейся откуда-то воды смешивался с шелестом листьев. Здесь были другие иероглифы: «САБИНА ЦЕЛУЕТСЯ С КАРИМОМ», «ТРАХАТЬСЯ!»… Рисунки членов и женских грудей перекрывали надписи. Очевидно, туалеты, помимо прочего, помогали школьникам избавиться от комплексов.

Третья кабинка. Выходя из нее, я думал, что моя идея была абсурдной. Но, толкнув следующую Дверь, я остолбенел. Между двумя трубами чьей-то неловкой рукой было нацарапано:

МАНОН СИМОНИС, ЗА ТОБОЙ ГОНИТСЯ ДЬЯВОЛ!

Такого я не ожидал. Я надеялся найти хотя бы имя, намек. Я бегом пересек площадку и поднялся на второй этаж. Директриса была в своем кабинете.

– Вы меня за дурака держите?

Она так и подскочила. С опрыскивателем в руках она ухаживала за комнатными растениями.

– Я только что был в туалете во дворе. Там на стене написано имя Манон Симонис.

– Написано? В туалете?

– Почему вы мне солгали?

– Представьте себе, вот уже десять лет я прошу выделить средства на ремонт этих…

– К чему эта ложь?

– Я… Мне позвонили. И предупредили о вашем приходе.

– Кто?

– Жандарм. Сначала я не поняла, но он сказал, что придет полицейский высокого роста и будет спрашивать о Манон. Он велел мне отослать вас как можно решительнее и без разговоров.

Такой ответ меня успокоил. Сарразен, как я и предполагал, предупреждал мои действия.

– Садитесь, – приказал я. – Я отниму у вас всего несколько минут.

– Мне надо полить цветы. Я могу отвечать стоя.

– Я не осуждаю капитана Сарразена, – сказал я. – Дело Симонис – деликатное дело.

– Вы приехали из Парижа?

Я чувствовал, что она готова поверить тем небылицам, которые я уже испробовал на Марилине Розариас.

– К нам обращаются, если расследование приобретает религиозный оттенок. Секты, ритуальные убийства. Обычные следователи не любят, когда мы вмешиваемся в их работу. У нас свои методы.

– Понимаю. Так Сильви Симонис была убита? Это официальное заключение?

– Ее гибель привлекла внимание к первому расследованию, – уклонился я от прямого ответа. – Когда Манон здесь училась, вы уже руководили этой школой?

Мадам Бон нажала на ручку опрыскивателя и выпустила целое облако водяных брызг. Я повторил свой вопрос.

– В то время я работала здесь простой учительницей, – сказала она. – Манон даже училась в моем классе.

– Какой она была?

– Живой, озорной. Даже слишком. Ее характер никак не сочетался с ангельским личиком.

– А я считал, что это была застенчивая, замкнутая девочка.

– Так все думали. А на самом деле она была легкомысленной. Всегда готова выкинуть шалость. Иногда даже опасную.

– Вы говорите – опасную?

– Она не знала удержу. Настоящая сорвиголова.

Такое откровение меняло всю картину похищения.

– Она могла пойти с незнакомым человеком?

– Этого я не говорила. Вместе с тем она была пугливой.

– Как бы вы охарактеризовали ее отношения с Тома Лонгини?

– Они были неразлучны.

– Но ведь он был старше ее на пять лет!

– Дети из начальной школы и коллежа играли в одном дворе. А потом они встречались на игровой площадке в Короле.

– Следователи считали, что в тот вечер Манон могла уйти только с Тома. Вы с этим согласны?

Она замялась, потом снова принялась за опрыскивание. От растений поднимался запах влажной земли, одновременно свежий и зловещий. Я подумал о кладбищенской земле, в которую когда-нибудь ляжет каждый из нас.

– Они были не разлей вода, что правда, то правда. С Тома Манон пошла бы без колебаний.

– Вы придерживаетесь этой гипотезы?

– Они могли пойти на очистные сооружения, затеять игру, которая плохо кончилась…

Я должен найти этого Тома Лонгини во что бы то ни стало!

– Если предположить несчастный случай, – продолжал я, – то как объяснить анонимные угрозы?

– Может, совпадение. У Сильви Симонис было много врагов. Только к чему ворошить все это четырнадцать лет спустя?

– А здесь, в школе, вы не получали странных звонков?

– Да, однажды. Звонил мужчина. И сказал, что у него самый большой в мире член и он мне его засунет глубже некуда.

Я чуть язык не проглотил: мадам Бон произнесла это совершенно нейтральным тоном. И добавила с явным разочарованием:

– Но что-то он не торопится.

Я опешил. Она взглянула на меня исподтишка и улыбнулась:

– Простите меня. Это была шутка.

Я сменил тему:

– Вы знаете «дом с часами»?

– Конечно. Сильви тогда туда только переехала.

– А вам известна его история? Легенда, которую о нем рассказывают?

– Да, как и всем.

– В школьном туалете на стене вырезана надпись: «Манон Симонис, за тобой гонится дьявол!» Как вы считаете, почему?

– Среди учеников ходили слухи.

– Какого рода?

– Поговаривали, что дьявол преследует Манон.

– Какой дьявол?

– Понятия не имею.

– А почему так говорили?

– Детские россказни. Не знаю, ни с чего это началось, ни что это значило.

Она сконфуженно улыбнулась. Я догадался, что эта женщина, как и все, кто так или иначе сталкивался с Манон, жила с постоянным чувством вины. Можно ли было предотвратить убийство? Избежать его? Она прошептала:

– Задним числом судить легко, не так ли?

Я вспомнил коттедж «Сирень» и допущенную мною ошибку, которая стоила жизни двум девочкам, а третью сделала сиротой. Но в жизни, полной событий, нет места сожалениям. И вместо того чтобы по-христиански выразить ей сочувствие, я просто поблагодарил ее и удалился.

На лестнице я первым делом проверил автоответчик мобильного. Ни одного сообщения. Чем там занимаются Фуко, Свендсен и Счетчик? О чем они только думают?

11 часов

Стефан Сарразен и не ждал меня на пороге школы, но я шкурой чувствовал его незримое присутствие в городе: казалось, он того и гляди вышвырнет меня прямо на шоссе. Я бросился к своей машине и с места рванул в направлении Короля.