Текст книги "Присягнувшие Тьме"

Автор книги: Жан-Кристоф Гранже

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

33

– Хорошо устроился?

Фуко не скрывал веселого расположения духа. Я посмотрел на свои ноги, свесившиеся с короткой кровати, на фотографии альпинистов на стене, на балдахины в соседнем ряду, похожие на избирательные кабинки.

– Со всеми удобствами, – сказал я в трубку. – Какие новости?

– Сцапали цыгана. По делу ювелирши в Ле-Пере.

– Он признался?

– Едва не благодарил нас за арест. Беднягу преследует призрак жертвы.

– А по Ларфауи?

– Пока ничего. Тут мы на территории Наркотдела, и…

– Забудь об этом.

Я обрисовал ему ситуацию. Расследование, которое Люк вел в Юра; убийство Сильви Симонис; предположение о сатанинском преступлении.

– Что я могу для тебя сделать?

– Поищи аналогичные убийства в департаменте Юра и по всей Франции.

Я уточнил основные подробности ритуала и добавил:

– Мне удалось раздобыть протокол вскрытия. Завтра утром я вышлю его Свендсену. Тебе тоже стоит на него взглянуть – пополнишь свой криминалистический опыт.

– Я могу пропустить его через нашу поисковую систему?

Система анализа насильственных преступлений была новой компьютерной системой баз данных, содержащих сведения об убийствах на территории Франции. Своего рода аналог знаменитой американской системы VICAP, но наше устройство пока еще было несовершенным.

– Да, – сказал я. – Только отправь секретные сообщения во все отделения полиции и жандармерии Франции, кроме Франш-Конте. А по этому району позвони только в отделение судебной полиции в Безансоне. Не хочу, чтобы жандармы пронюхали о нашем вмешательстве.

– О'кей. Это все?

– Нет. Наведи справки обо всех, кто в здешних краях разводит насекомых.

– Каких краях?

Вытянувшись на короткой кровати, я достал путеводитель:

– Во всем Франш-Конте: Верхняя Сона, Юра, Ду, территория Бельфор. Да, и заодно позвони в Швейцарию. Мы ищем энтомолога. Возможно, специалиста по Африке. Включи сюда ученых-любителей и просто любителей…

Пауза. Фуко записывал.

– А потом?

– Составь список химических лабораторий по всему региону. Посмотри, может, найдутся еще и ботаники – специалисты по грибам, мхам и лишайникам. И профессионалы, и любители.

Я искал такого подозреваемого, который соответствовал бы всем этим характеристикам, и надеялся, что собранные сведения сойдутся на одном имени.

– Узнай также, – продолжал я, – все о монастыре, превращенном в приют.

Я по буквам произнес название: Богоматерь Благих дел – и назвал точный адрес.

– А по самому убийству, – снова заговорил Фуко, – нет более точных данных? Протоколов допросов, сведений, собранных у соседей?

– У жандармов все это есть, но скажу тебе честно, мне здесь не рады.

– А ты уверен, что Люк работал именно по этому делу?

Ни один человек пока не узнал его по фотографии. Я не нашел ни единого следа. И все же я ответил:

– Уверен. Работай. И ни слова в Конторе. Завтра созвонимся.

Теперь я набрал номер Свендсена и в нескольких словах изложил ему факты. Казалось, швед весьма скептически отнесся к тому, чтобы Вальре мог профессионально провести вскрытие.

– У меня есть протокол и кое-что для анализа. Я все тебе перешлю завтра утром.

– По почте?

– Поездом.

Я просмотрел расписание скоростных поездов, которое узнал по телефону.

– Я передам папку проводнику скоростного поезда, который отправляется из Безансона в семь пятьдесят три. В двенадцать десять он прибывает на Восточный вокзал. Ты должен быть на платформе и все забрать. Я хочу знать твое мнение. Как, по-твоему, убийца добился такого результата.

Чтобы подбодрить его, я добавил:

– И не стесняйся советоваться.

– Ты что, издеваешься?

– Сначала прочитай протокол. Тебе понадобится энтомолог, а также ботаник. Я посылаю тебе скарабея – хищное насекомое, живущее в Африке, и образчик светящегося лишайника, которым убийца набил грудную клетку жертвы.

– Крутое дело.

– Круче не бывает. Ублюдок обладает всеми этими познаниями. Ты начнешь с нуля. В точности представь себе, что он делал. Каждый этап его ритуала. Мне нужно «Рассуждение о методе» убийцы, усек?

– Хорошо, я…

– Завтра утром будь на вокзале.

Отключая телефон, я обратил внимание на завывания ветра, который задувал в створки окна. Свист был как от кипящего чайника. Я выбрал одну из кроватей в правом ряду и отодвинул полог, чтобы положить туда свою сумку с ее опасным содержимым.

Несмотря на усталость, я решил помолиться. Преклонил колени в изножье кровати возле натянутого занавеса и стал читать «Отче наш» – самую простую и самую светлую из молитв. «Отче наш» – это посох, с которым я прошел весь свой жизненный путь, от первых месс, когда так немели колени и нетерпеливое желание поскорее бежать играть заставляло бормотать молитву скороговоркой. Это великое погружение во времена учебы в Сен-Мишель-де-Сез, когда я осознал, сколь велика моя вера. Это усердная молитва будущего священника, воспламененного перезвоном римских колоколов. А затем страстный призыв там, в Африке, посреди трупной вони и скрежета мачете. И наконец, молитва полицейского, которую я на всякий случай произносил во всякой встречной церкви, чтобы очиститься от совершенных мною злодеяний.

Отче наш, Иже еси на Небесех! Да святится имя Твое…

В коридоре раздался пронзительный звук.

Подскочив от неожиданности, я прислушался. Ничего. Я опустил глаза и только тут заметил, что держу в руках свой пистолет. Рефлекс опередил сознание. Я прислушался снова: ничего. Наверное, сработал сигнал пожарной тревоги.

Но в тот момент, когда мое тело снова начало расслабляться, звук повторился: долгий, скрипучий, настойчивый. Я рванулся к двери. Пока я ее открывал, снова все стихло. Остановившись на пороге, я выглянул в коридор. Никого не видно. Слева – противопожарная дверь дома священника, справа – застекленная дверь пристройки. И никакого движения.

Мое внимание привлекла кабинка в нескольких метрах от запасного выхода. И тут я понял, что это был за звук. Звонок в исповедальне. Занавеска одного из ее отделений покачивалась.

Должно быть, отец Мариотт спал крепким сном. Я спрятал за спину свой «USP Heckler & Koch» и медленно двинулся к кабинке, но, не дойдя метров пять, остановился. Сквозь занавеску пробивался зеленоватый свет. Я хотел было снова взяться за пистолет, но передумал и молча пошел вперед.

Схватившись за край занавески, я резко ее отдернул.

Кабинка была пуста, только на задней стенке виднелась надпись.

Я инстинктивно узнал то, что было прикреплено к черному дереву.

Тот самый светящийся лишайник, которым была набита гниющая плоть Сильви Симонис.

Надпись гласила: «Я ЖДАЛ ТЕБЯ».

34

На поверхности воды качалась наживка. Я проследил глазами за леской и разглядел в листве удочку. Кажется, эту ее заостренную часть называют «шелком», что придавало еще больше легкости всей сцене. Было около десяти часов, и нейлоновая леска весело поблескивала в утреннем воздухе…

В то утро, обнаружив зловещую надпись, я обыскал весь дом и пристройку, но никого не нашел. Тогда я разбудил Мариотта, он предложил самое простое объяснение: «Вандализм. Обыкновенный вандализм». Мне не составило труда убедить его не вызывать жандармов. По его словам, это было уже далеко не первое проявление враждебности к нему и его пастве.

Я предложил свои услуги, чтобы счистить «граффити». Мариотт не возражал. Он ушел спать, а я в одиночестве соскреб совершенно свежий лишайник, предварительно сфотографировав надпись. Когда вспышка цифрового фотоаппарата осветила надпись «Я ЖДАЛ ТЕБЯ», я лишний раз убедился: эта фраза адресована мне.

Заснуть снова я не смог, поэтому включил ноутбук и стал подробно записывать все, что произошло после моего приезда. Хороший способ отвлечься от мыслей о том, кто написал те слова в исповедальне.

Я объединил имеющиеся изображения с новыми снимками и отсканировал документы: протокол Вальре, план региона, где я теперь пометил все места и всех людей, которых я посетил, а также заметки Плинка.

В шесть часов утра я разыскал в кабинете священника ксерокс и сделал две копии протокола вскрытия: один для Фуко, а другой для Свендсена, потом приготовил для шведа посылку – образцы светящегося лишайника из исповедальни, скарабея и лишайник, найденный в теле Сильви.

Я колебался, отсылать ли распятие – самое обычное и скорее низкого качества. В конце концов решил оставить его у себя. Отпечатки пальцев я попытался снять сам, но конечно, ничего не обнаружил. Запекшуюся кровь я положил в пакетик – для анализа.

В полседьмого утра я уже ехал в сторону Безансона. В голове неотступно крутились вопросы, ответа на которые пока не было. В семь часов, наглотавшись пыли, я добрался до вокзала Безансона и стал ждать проводника нужного мне поезда. Такой способ пересылки я перенял у репортеров, которых встречал в Руанде: они отдавали свои пленки летчикам или стюардам регулярных рейсов.

Отдав посылку, я выпил кофе в привокзальной закусочной. Мне стало лучше – свежий воздух, холод и дневной свет сделали свое дело. Потом я направился к горам на поиски Жан-Клода Шопара, корреспондента газеты «Курье де Юра». Мне не терпелось заняться убийством Манон Симонис, случившимся четырнадцать лет назад, которое я считал неотъемлемой частью своего расследования.

– Месье Шопар?

Трава закачалась, из нее показался человек в камуфляже, стоящий по колено в воде. На нем были оливкового цвета болотные сапоги и такого же цвета комбинезон на лямках; лицо закрывала бейсболка цвета хаки. Соседи предупредили меня, что с утра по субботам «Шопар щупает форель». Пригнувшись, чтобы меня не было видно из-за листвы, я подошел ближе.

– Месье Шопар? – повторил я шепотом.

Рыбак бросил на меня гневный взгляд. Он зажал удочку под мышкой и, освободив руку, задвигал пальцами: сначала изобразил ножницы большим и указательным пальцами, потом прижал кулак ко рту. Я ничего не понял.

– Вы месье Шопар?

Свободной рукой он помахал в воздухе. Жест, видимо, означал: «Ладно уж». Затем он поднял удочку, отряхнул ее и направился к берегу, раздвигая ветки. Я хотел было ему помочь, но он даже не взглянул на мою протянутую руку и, цепляясь за камыши, выбрался на твердую почву. На поясе у него висели две металлические корзинки для рыбы, обе пустые. Вода текла с него ручьями.

– Вы что, не знаете языка глухонемых? – спросил он густым низким голосом.

– Нет.

– А я его выучил в центре для глухонемых. Готовил репортаж неподалеку от Бельфора. – Он откашлялся и вздохнул: – Если я вам скажу «ловить рыбу», что вы мне ответите по ассоциации?

– Утром. В одиночестве.

– Вот-вот. И еще в тишине. – Он отцепил корзины от пояса. – Ясно, куда я клоню?

– Прошу прощения.

Он пробормотал что-то неразборчивое, отогнул голенища сапог и скинул их одним махом, затем отстегнул на лямках пряжки и выбрался из комбинезона, словно гигантская бабочка из кокона. Под комбинезоном на нем была гавайская рубашка и холщовые брюки, на ногах – новехонькие кроссовки фирмы «Найк».

Я закурил. Он неодобрительно покосился на меня:

– Тебе не говорили, что это вредно для здоровья?

– Неужели? Ни разу не слышал.

Он зажал в уголке рта «житан»:

– Вот и я тоже.

Я дал ему прикурить и присмотрелся к нему: лет шестьдесят, массивный, волосы с проседью торчат из-под бейсболки, словно солома, трехдневная щетина напоминала железные опилки, даже из ушей торчали волоски. Настоящий дикобраз, зарывшийся в собственные иголки. На квадратном лице очки в толстой оправе. Выступающий подбородок придавал ему сходство с морячком Папаем.

– Так вы действительно Жан-Клод Шопар?

Он снял бейсболку и отвесил мне церемонный поклон:

– К твоим услугам. А ты кто такой?

– Матье Дюрей, журналист.

Он захохотал. Вытащив из кустов железный сундучок, он убрал туда сапоги и комбинезон.

– Мальчик мой, если хочешь, чтобы твоим россказням поверили, придумай байку получше.

– Не понял!

– Я тридцать лет проработал в разделе происшествий. Это тебе о чем-нибудь говорит? Легавого я чую за версту! В общем, если хочешь получить ответы на свои вопросы, будем играть в открытую, усек?

Выговор у него был не такой, как у Мариотта: те же рубленые гортанные звуки, но без тягучести, присущей речи священника. Я уже забеспокоился, не утратил ли я свой талант к перевоплощению.

– Ладно, – признался я, – я из парижской уголовки.

– Так-то оно лучше. Ты здесь по делу Симонис?

Я кивнул.

– Официальная командировка?

– Скорее полуофициальная.

– Тогда тебе здесь нечего делать.

Он нырнул в свой сундучок и извлек оттуда желтоватую бутылку:

– Отведаешь моего «десертного винца»?

– Что-то я не вижу здесь десерта.

Он снова засмеялся. В другой руке он держал два стакана, постукивая ими, будто кастаньетами.

– Слушаю тебя, – сказал он и наполнил поставленные на траву стаканы.

Я вкратце рассказал ему о расследовании Люка, о его самоубийстве, об уликах, которые привели меня сюда, изложил свою гипотезу о том, что существует связь между делом Симонис и этим актом отчаяния. В конце рассказа я показал ему фотографию Люка, ожидая в очередной раз услышать: «Никогда его не видел». В ярких солнечных лучах жужжали насекомые. День обещал быть великолепным.

– Насчет смерти Сильви, – сказал он, отхлебнув вина, – я толком ничего не знаю. Этим делом я не занимался.

– Почему?

– Досрочный уход на пенсию. В «Курье» решили, что я выдохся. А тут как раз подвернулось это дело. Отличный предлог, чтобы списать Шопара в архив.

– Но почему именно из-за этого дела?

– Они вспомнили, как я увлекся первым делом. И сказали, что я слишком пристрастен. Вот и послали другого репортера. Совсем зеленого. Он-то не станет воду мутить.

– Они хотели избежать лишней шумихи?

– Вот-вот. Тут дело политическое. Не стоит бросать тень на репутацию нашего края. Ну я и решил откланяться.

Я поднес стакан к губам – местное желтое вино. Кстати, отличное, но у меня не было настроения для дегустации.

– Но ведь вы наверняка провели собственное расследование?

– Это не так-то просто. Из жандармов ничего не вытянешь.

– Даже у вас не получается?

– Особенно у меня. Старые офицеры, мои приятели, уже вышли в отставку. Из Безансона прибыла новая команда. Полные придурки!

– Такие, как Стефан Сарразен?

– А он самый главный придурок.

– А родня Сильви? Их вы не расспрашивали?

– У Сильви никого не было.

– А муж у нее когда-нибудь был?

– Сильви давно овдовела. Она уже была вдовой, когда убили Манон.

– Отчего он умер?

Шопар ответил не сразу. Он поставил пустой стакан, аккуратно разложил поплавки, крючки и лески по отделениям сундучка. И снова взглянул на меня:

– Тебе нужна вся история с начала до конца, так ведь?

– За этим я сюда и приехал.

Журналист положил набор крючков в одно из отделений:

– Фредерик Симонис разбился на машине в 1987 году.

– Несчастный случай?

– Какое там! Пьян был в стельку.

Ничего себе семейный портрет: муж-пьяница погиб в автокатастрофе, малолетнюю дочь утопили в колодце. А теперь и сама часовщица убита самым зверским образом. Все эти случаи связывал только сам факт смерти. Казалось, Шопар почувствовал, что мне не по себе.

– Фредерик и Сильви познакомились, когда учились в Политехническом институте в Бьенне, в кантоне Берн. Самый прославленный институт часового дела в Швейцарии. Они были совсем не похожи. Он папочкин сынок из богатой безансонской семьи. Она дочь вдовца, часовщика из Нанси, который умер, когда ей было тринадцать лет. И талантом они были не равны. Он как специалист никуда не годился, хотя родители и помогали его карьере. Она получала государственную стипендию. Упорная и очень одаренная. Руки у нее были золотые, как говорят в наших краях. В часах она разбиралась как никто.

– И они были счастливы в браке?

Рыбак захлопнул сундучок:

– Да, как ни странно. По крайней мере, поначалу. Поженились они в восьмидесятом году. Потом родилась Манон. И все пошло наперекосяк. Фредерик спивался, а Сильви горбатилась в одной мастерской, работала на такие фирмы, как «Ролекс», «Картье», «Жеже Ле Культр» – в общем, самые известные. Собирала драгоценные часы для арабских принцев и банкиров. Единственным, что их связывало, была дочь. Они в ней души не чаяли. А камнем преткновения стали родители мужа. Сильви они никогда на дух не переносили. После смерти Фредерика они даже попытались отнять у нее Манон. Но только зубы обломали. Со всем своим богатством они ничего не могли поделать. У матери была безупречная репутация.

– А почему после гибели Манон Сильви не уехала из этих мест? Расследование, слухи, обвинения, воспоминания… Почему она не попыталась укрыться от всего этого? Ведь теперь ее ничто не удерживало в Сартуи.

Шопар снова наполнил свой стакан:

– Все этого и ждали, но никто не мог на нее повлиять. К тому же она только что купила старый дом, очень известный в наших местах: «Дом с часами». Его строили несколько поколений знаменитых часовых мастеров. Для Сильви это была настоящая победа: она открыла собственное дело, заперлась в доме и копалась в своих механизмах. Дела ее шли в гору, несмотря на постигшее ее несчастье, несмотря на враждебное отношение окружающих.

– Враждебное?

– В Сартуи Сильви никогда не любили. Жесткая, одаренная, высокомерная. А главное, чужая. Она приехала сюда из Лотарингии. Когда в 80-х здесь был экономический спад, она нашла работу по ту сторону границы. Окружающие сочли это изменой. Не говоря уже о том, что после смерти девочки полгорода считали ее убийцей. Даже несмотря на алиби.

– Что за алиби?

– Когда произошло убийство, ей в больнице Сартуи удаляли кисту на яичнике.

Шопар поднялся, прихватил свои удочки и сундучок. Я предложил свою помощь. И он сунул мне в руки обе корзинки для рыбы. Я пошел по тропинке следом за ним.

– По-вашему, оба убийства как-то связаны между собой?

– Нет, это одно дело. И убийца один и тот же.

– Но насколько мне известно, они были убиты по-разному…

– Между двумя убийствами прошло почти четырнадцать лет. За это время вполне можно усовершенствоваться, не так ли?

Я пошел быстрее, чтобы идти рядом с ним.

– Но какой у него был мотив? За что он так ненавидел семью Симонис?

– В этом, сынок, и состоит ключ к разгадке. В любом случае нельзя раскрыть убийство Сильви, не разобравшись в обстоятельствах убийства Манон.

– Вы можете мне в этом помочь?

– Спрашиваешь. Целый год я каждую неделю писал об этом убийстве. У меня все сохранилось.

– Можно мне взглянуть?

– Считай, что ты уже начал, сынок!

35

«Курье де Юра», 13 ноября 1988

СМЕРТЬ В САРТУИ

Жуткая трагедия потрясла прославленный город часовщиков, расположенный в верховьях реки Ду. Вчера, 12 ноября 1988 года, около семи часов вечера в канализационном колодце рядом с городской станцией очистных сооружений было найдено тело восьмилетней Манон Симонис. По мнению прокурора города Безансона, речь, несомненно, идет об убийстве.

В 16.30, как обычно, Мартина Скотто к концу занятий пришла за Манон в школу. Девочка с няней дошли пешком до поселка Король, на окраине Сартуи, где живет мадам Скотто. Было 17 часов. Съев полдник, Манон пошла на детскую площадку, расположенную под окнами квартиры няни. Через несколько минут Мартина Скотто решила проверить, как там девочка играет с друзьями. Но Манон на площадке не оказалось, и никто ее там не видел.

Женщина бросилась на поиски: искала на лестницах, в подвалах, потом на стоянке машин, расположенной в ста метрах выше по склону холма. Безрезультатно. В 17.30 Мартина Скотто обратилась в жандармерию.

Поиски продолжались уже в сумерках. Вначале жандармы прочесали район радиусом пятьсот метров. 18.30 – из Морто прибыли еще две бригады, и район поиска расширился до километра. К жандармам присоединились добровольцы из местных жителей.

В 19.20 под проливным дождем тело Манон было наконец обнаружено в одном из колодцев очистной станции, расположенной в северной части города у придорожного холма Роз с распятием наверху. Это место находится всего в семистах метрах от поселка Король. Предварительное обследование показало, что глубина колодца составляет пять метров и вода заполняет шахту только наполовину. Однако у девочки не было ни малейших шансов спастись, поскольку колодец слишком узкий, чтобы плавать, а вода ледяная. Когда спасатели подняли тело Манон на поверхность, зрачки у нее уже не реагировали, а сердце не билось. Температура тела опустилась ниже 25 градусов. Все было кончено.

Окружной прокурор отказался давать какие-либо комментарии. Нам известно, что в ту же ночь жандармы допросили Мартину Скотто. Сегодня утром следственная группа жандармерии продолжила осмотр места преступления.

Вся область переживает случившееся. Все вспоминают о другом, столь же гнусном убийстве, совершенном недалеко от Юра четыре года назад: о деле Грегори Вильмена. Преступление так и не было раскрыто. Можно ли смириться с тем, что столь чудовищное деяние вновь совершилось в наших краях? Несмотря на молчание прокуратуры, создается впечатление, что у жандармов уже есть весомые улики. Судебный следователь обещал в ближайшие часы сделать новое заявление. Нам остается надеяться на быстрые результаты. И хотя уже ничего не исправишь, столь гнусная жестокость должна, по крайней мере, быть наказана!

Я оторвал глаза от экрана – Шопар пронумеровал все свои статьи. Их было около сотни, и они охватывали период с ноября 1988 до декабря 1989 года. Я уже все бегло проглядел и теперь сосредоточился на основных поворотах расследования.

Я закурил свой «кэмел». Журналист разрешил мне курить в его берлоге, расположенной на втором этаже. Кабинет, обшитый пихтой, книжный шкаф, заваленный грудами коробок, стопками книг и газет. Был еще подсвеченный столик, едва видный из-под слайдов. Настоящее логово репортера отдела происшествий, который вечно с опозданием дописывает книгу или материал.

Я встал и открыл окно, чтобы комната окончательно не пропахла табаком. Шопар жил в бетонном флигеле без каких-либо украшений. Терраса, крытая рубероидом, слева нависала над дорогой, а справа выходила в запущенный сад. В траве валялся сдутый пластиковый бассейн, дырявые шины и складные стулья.

Я оставил окно открытым и снова погрузился в чтение.

«Курье де Юра», 14 ноября 1988

ДЕЛО СИМОНИС: ВЕДЕТСЯ РАССЛЕДОВАНИЕ

Столкнувшись с жестокостью, с которой было совершено убийство Манон Симонис, Сартуи за несколько часов превратился в военную крепость. Вчера, 13 ноября, из Безансона и Понтарлье прибыли еще три бригады жандармов. Во второй половине дня прокурор объявил, что судебным следователем назначен Жильбер де Витт, а расследование поручено майору Жан-Пьеру Ламбертону из Отдела оперативных расследований Морто. «Два опытных специалиста, уже давно и успешно работающие в нашем районе», – добавил он.

Однако его коммюнике было кратким, ничего нового о ходе расследования сообщено не было. Ни слова о протоколе вскрытия и показаниях свидетелей. Прокурор также не назвал основные версии, выдвинутые жандармами. Подобная секретность, конечно, похвальна, однако жители Сартуи имеют право на информацию.

В «Курье де Юра» проводится собственное расследование. Удалось узнать, что Сильви Симонис перенесла операцию и вчера утром покинула больницу. Никто не знает, где она с тех пор находится: в доме пусто.

Показания Мартины Скотто ничего не дали. Все окутано тайной: почему никто не видел Манон на игровой площадке? Возможно, она вышла через другой выход? Почему и, главное, с кем она отправилась к очистным сооружениям? Манон была нелюдима и никогда не пошла бы с незнакомцем. Вот почему жандармы сузили круг подозреваемых до ближайшего окружения девочки.

Существуют и другие загадки. В частности, отсутствие следов обуви или шин возле очистных сооружений, равно как и точная причина смерти Манон. По мнению спасателей, смерть наступила скорее от переохлаждения, чем от утопления. Но почему местные власти не сообщают нам ничего конкретного? И почему протокол вскрытия окутан молчанием? Жандармерия и суд должны отказаться от излишней секретности!

В следующих своих статьях Шопар выступал от имени взволнованных сограждан. Следственные органы продолжали хранить молчание, так что Шопару едва удавалось наскрести материал для своих еженедельных сообщений. Он полагал, что властям просто нечего сказать. Убийство оставалось настоящей тайной, без логики и объяснения, без единого прокола или видимого мотива.

Однако 22 ноября, через десять дней после трагических событий, Шопар раздобыл сенсационную новость.

АНОНИМНЫЕ ЗВОНКИ В ДЕЛЕ СИМОНИС

Несмотря на молчание следователей, нам удалось обнаружить важнейший факт в деле Симонис: незадолго до убийства семья получала анонимные угрозы! С начала расследования было непонятно, как жандармы догадались осмотреть колодец, который, как выяснилось, был закрыт металлической решеткой. Все очень просто: их предупредили. В тот день в 18 часов кто-то позвонил в больницу Сильви Симонис и родителям ее мужа в Безансон. Неизвестный сообщил о колодце, в котором может быть найдено тело Манон. Этот звонок, как нам удалось выяснить, был далеко не первым. В течение месяца неизвестный осаждал Сильви и родителей ее мужа анонимными звонками.

По нашим данным, голос говорившего был изменен, несомненно с помощью приспособления, которое позволяет искажать тембр. Многие местные предприятия производят такие игрушки. Жандармы опросили работников трех заводов, выпускающих подобную продукцию. По неизвестной нам причине лица, ведущие расследование, склонны думать, что анонимщик не приобрел такое приспособление, а получил из собственного источника или у одного из оптовиков.

Таким образом, версия о бродяге или случайном убийце должна быть окончательно отброшена, так как убийству предшествовали угрозы. Преступление совершено умышленно, и его целью было нанести вред семье Симонис. Теперь жандармы еще пристальней изучают окружение Сильви и ее дочери. Быть может, кто-то из их близких работает на одном из этих предприятий? Попытаются ли следователи опознать измененный голос, чтобы разоблачить убийцу? Это направление расследования представляется на сегодняшний день наиболее перспективным.

Я закурил очередную сигарету. Сходство с делом Грегори было разительным. Можно подумать, что убийца из Сартуи вдохновлялся преступлением, совершенным в Лепанже.

Я представил себе ход расследования. Жандармы сосредоточили все внимание на способах изменения голоса. Они испробовали различные приспособления, провели запись голосов всех людей, близких семейству Симонис, эти записи дали прослушать Сильви и родителям ее мужа. Но ни один из голосов не напоминал голос анонимщика.

Однако в начале декабря наметился сдвиг.

«Курье де Юра», 3 декабря 1988

ПО ДЕЛУ СИМОНИС АРЕСТОВАН ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ!

В следствии по делу Симонис вчера произошло событие, вызвавшее эффект разорвавшейся бомбы. Мы узнали об этом только сегодня ночью, так как события разворачивались в Швейцарии. 1 декабря в 19 часов швейцарской полицией в своем доме был задержан Ришар Мораз, 42 лет, часовщик, работающий у Мотеля в Ле-Локле, в кантоне Невшатель.

По имеющимся у нас данным, подозрение пало на часовщика уже две недели назад, но его задержание на территории Швейцарии создавало определенные юридические трудности. Однако оба государства договорились предъявить ему обвинение, и судебный следователь Жильбер де Витт вместе с жандармами из Сартуи приступил к допросу по ту сторону границы.

Кто же такой Ришар Мораз? Коллега Сильви Симонис, который не мог смириться с тем, что в сентябре прошлого года она получила повышение, на которое он рассчитывал. Именно тогда начались анонимные звонки. Конечно, профессиональная зависть кажется недостаточно веским мотивом для убийства, но есть еще одно обстоятельство: Дельфина Мораз, жена Ришара, работает на одном из предприятий Ламмери, где выпускают приспособления, изменяющие голос.

Сотрудники «Курье де Юра» обнаружили еще два факта. Во-первых, Ришар Мораз известен федеральной полиции Швейцарии. В 1983 году, когда он преподавал в профессиональном лицее в Лозанне, его обвинили в совращении несовершеннолетней. Во-вторых, у Мораза нет алиби на момент совершения убийства. 12 ноября в 17 часов он ехал домой на своей машине.

Однако эти факты еще не доказывают вину часовщика. Кроме того, Мораз не был вхож в семейство Симонис, так что вряд ли ему бы удалось убедить Манон пойти с ним к очистным сооружениям. Это человек огромного роста, весом более ста килограммов, способный скорее напугать ребенка. Кое-кто поговаривает, что, возможно, ему помогала его жена. Неужели «убийца» – супружеская чета?

Если Жильбер де Витт не добьется признания, он будет вынужден освободить подозреваемого. Как бы то ни было, судье и майору Ламбертону следовало бы поднять завесу молчания над этим делом. Дав правдивую информацию, они могли бы успокоить страсти и умерить подозрения. А страсти в Сартуи накаляются с каждым днем.

Вскоре Ришар Мораз был освобожден. Собранные против него улики были столь легковесны, что разлетелись бы от любого сквозняка. По городу часовщиков снова поползли слухи. У каждого было свое мнение. А Шопар, вращаясь в этой тлетворной атмосфере, писал свои статьи…

Ближе к Рождеству волнение в городе стало стихать. Местные газеты все реже публиковали статьи на эту тему. И самому Шопару надоела его летопись. Страсти вокруг дела Симонис понемногу улеглись.

Однако вскоре после Рождества они разгорелись с новой силой. Я перечитал статью от 14 января 1989 года.

ДЕЛО СИМОНИС: УБИЙЦА СОЗНАЛСЯ!

Об этой новости стало известно вчера вечером. Жители Сартуи вновь испытали потрясение. Позавчера, 12 января 1989 года, во второй половине дня жандармы задержали очередного подозреваемого. Он сознался в убийстве Манон Симонис.

Патрик Казвьель, 31 года, уроженец окрестностей города Метца, хорошо известен полиции. Он уже отсидел два тюремных срока, по три и четыре года, за ограбление и насильственные действия. Как жандармам удалось выйти на этого буйного человека с дурной репутацией? Все очень просто: Казвьель – друг детства Сильви Симонис.

Круглый сирота, он некоторое время жил в приюте в Нанси и там познакомился с Сильви, которая была младше его на три года. Несмотря на различие в характерах и стремлениях, подростки были неразлучны. Вероятно, Казвьель не мог забыть свою детскую любовь. Когда Сильви получила стипендию и начала учиться в институте, Казвьеля впервые арестовали. Тогда и разошлись их пути. Сильви вышла замуж за Фредерика Симониса и родила дочь.

Не исключено, что причиной этого чудовищного преступления стала давняя любовь. Что же произошло прошлой осенью? Встретились ли снова Сильви Симонис и Патрик Казвьель? Быть может, она его оттолкнула и он захотел отомстить, уничтожив плод ее любви к другому? Возможно, это он досаждал семье анонимными звонками?

До сих пор судебный следователь и жандармы отказываются от комментариев, ограничиваясь тем, что объявили об аресте Казвьеля и занесли его признания в протокол. Вскоре он будет помещен в следственный изолятор в Безансоне. В Сартуи все молятся о том, чтобы на этом кошмар закончился.