Текст книги "Мизерере"

Автор книги: Жан-Кристоф Гранже

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

18

– Как тебя звать?

– Кевин.

– Дед Мороз скоро принесет тебе крутую приставку Wii?

– Дед Мороз – мой папа. Мы с ним уже ходили в «Score Games».

– Верняк? Ты в списке?

– В первых рядах, – улыбнулся подросток. – Еще в сентябре записался.

– «Zelda», «Need for Speed Саrbоn», «Splinter Call Double Agent» – тебе какая игра по кайфу?

– «Need for Speed Саrbon» для Wii – самая клёвая.

– А ты в курсе, что выходит футбольный симулятор для Wii?

– А то.

Разговор продолжался все на том же непонятном Касдану языке. Но в одном он был уверен: контакт налажен. Тон. Голоса. Теперь все по-другому. Касдан стоял в стороне. Прислонился спиной к стене в пустом классе, в нескольких шагах от собеседников.

Они добрались до лицея Элен-Буше в половине двенадцатого. Время обеда в школьной столовой. Чтобы поговорить с мальчиком наедине, лучше не придумаешь. Директриса не возражала. Родители Кевина Дадаяна упоминали об убийстве, когда привели сына в школу, а Верну пока не объявлялся. Официальное расследование продвигается по накатанной дороге. Для них, свободных электронов, притяжения не существует…

Волокин перешел к главному:

– Гетц был прикольный?

– Ну да. Ничего себе.

– Что бы ты сказал о нем в двух словах?

Касдан оставил напарника наедине с мальчиком. Пошел вверх по коридору. Он сомневался, что Воло вытянет из мальчика больше, чем он сам, даже говоря на его языке. Но он, возможно, заметит какую-то нестыковку, мелочь, которая выдаст маленького свидетеля или маленького убийцу…

Он спустился по лестнице – допрос проходил на втором этаже. Здание лицея впечатляло. Огромный дом красного кирпича с высокими, величественными помещениями, напоминавший городские строения Южной Америки, способные соперничать с прериями и горами за их стенами.

Касдан вынул мобильный. Сигнала не было. Он направился к дверям. Все здесь подавляло: бронза, мрамор, кирпич. Мобильный по-прежнему не работал. Переступив порог, он вышел на Кур-де-Венсен.

Наконец на экране появились полоски. Он набрал номер бывшего коллеги и попросил его заглянуть в кое-какие базы данных.

Если он принимает всерьез версию о ребенке-убийце, ему есть чем заняться. Паренек, способный сотворить подобное, не так прост. Вероятно, у него есть прошлое: психологические, юридические прецеденты. Надо проверить каждую фамилию в списке.

Коллега упирался. Все запросы регистрируются программой, действующей как всеобщий надсмотрщик: она способна выдать день, час и регистрационный номер легавого, который входил в систему. Ничто не теряется. И не забывается. Касдан еще поторговался и в конце концов уговорил собеседника, решив про себя, что эти «заходы в базу» по телефону не займут много времени.

Спустя полчаса он так ничего и не нашел. Ни намека на правонарушение, совершенное одним из мальчишек, или хотя бы на пребывание в психиатрическом отделении. Убрав очки, Касдан поблагодарил коллегу, услышав в ответ:

– Уж не знаю, что ты там затеял, Дудук. Но я помогаю тебе в последний раз.

Касдан вернулся в вестибюль. Волокин шел ему навстречу.

– Ну как?

– Да никак. Ничего он не знает, и мне трудно представить его в роли убийцы органиста.

Армянин не сдержал улыбки. Сумасброд продолжал:

– Кто следующий?

– Перебираемся на Левый берег. Давид Симонян. Десять лет. Лицей Монтеня в Шестом округе.

От площади Насьон по бульвару Дидро они доехали до Аустерлицкого моста. На Левом берегу по набережным двинулись в сторону Нотр-Дам. Каменные здания сливались с хмурым небом, выхлопные газы серой дымкой окутывали все вокруг. В такие минуты кажется, будто Париж построен из одного материала – скуки.

Касдан свернул налево. Поднялся по улице Сен-Жак. В конце вырулил направо, на улочку Аббе-де-л'Эпе, пересек бульвар Сен-Мишель и въехал на улицу Огюст-Конт, оказавшись прямо перед лицеем Монтеня. Волокин и словом не обмолвился о его умении ездить по городу. Как и Касдан, он знал, что любой легавый к концу карьеры запросто переплюнет водителя такси.

В лицее они использовали прежнюю схему. Касдан предъявил просроченное удостоверение. Упомянул об официальном расследовании. Один-единственный звонок директора родителям или в судебную полицию разоблачил бы их. Вместо этого Давида Симоняна забрали с обеда и пересадили в угол столовой.

Когда Касдан увидел его в полный рост, с растрепанными стрижеными волосами, ему тут же бросилась в глаза их общность с Воло. Словно они были из одной рок-группы. И на этот раз он вышел. Хотел проверить одну свою задумку. Если Гетц действительно был педофилом и совершил что бы то ни было, способное травмировать ребенка и довести его до мести, то эту мысль надо развить до конца. Маленький убийца мог быть и из другого хора. Например, из Нотр-Дам-дю-Розер.

Он вернулся к началу и перезвонил отцу Станисласу. Касдан твердо решил навестить его лично, но ему не хотелось оставлять Воло одного. Там видно будет. Священник послушно продиктовал ему список своих хористов. Поломав голову, Касдан с трудом нашел еще одного легавого, который согласился проверить фамилии по базам данных.

Водрузив на нос очки, армянин называл одну за другой фамилии и ждал ответа, меряя шагами вестибюль лицея. Попутно сравнивал архитектуру двух лицеев. Здесь царил тесаный камень. Светлый. Вечный. Заведению не меньше трех столетий, и его полностью отреставрировали. Белые камни. Ухоженные сады. Просторные помещения, в которых шаги отдаются, будто похоронный марш.

За полчаса он так ничего и не выловил, и, судя по каменному лицу появившегося Волокина, тому повезло не больше.

В 14.00 они высадились у коллежа имени Виктора Дюруи на бульваре Инвалидов. Бенжамен Зирекян.

Волокин попросил Касдана смотаться за сэндвичами, пока он будет разговаривать с мальчишкой. Касдан вышел, скрывая досаду на то, что оказался у щенка на побегушках. К его возвращению Волокин уже освободился. Опять ничего. В душе Касдана радовали его неудачи. Волокин не ловчее, чем он.

14.45. Бриан Зараслян.

Лицей Жака Декура, авеню Трюден, Девятый округ.

Облом.

15.30. Арут Захарьян.

Школа Жана Жореса, улица Каве, Восемнадцатый округ.

Ни черта.

Теперь Касдан присутствовал при каждом разговоре. Из их болтовни о видеоиграх, героях телесериалов и новейших способах связи он не понимал ни слова. Как видно, это обязательный ритуал перед нормальным общением взрослого с ребенком. И все равно доверительная обстановка ни к чему не привела. Ни тени смущения. Ни единого слова, за которым бы что-то крылось.

16.45. Элиас Кареян.

Лицей Кондорсе, улица Гавр.

В центре квартала у вокзала Сен-Лазар уличное движение становилось все более плотным. Чем ближе к вечеру, тем труднее было протиснуться в потоке машин. И на этот раз впустую.

18.00. Им осталось допросить еще одного мальчишку.

Тимоте Аветикян, тринадцать лет, коммуна Баньоле.

Решились они не сразу. Уже стемнело. Из-за уличных пробок они сегодня больше никуда не успеют.

И все же они поехали. Если не дойти до конца списка, не стоило и затевать расследование.

Волокин не раскрывал рта. Или бесплодный день нагнал на него хандру, или это ломка, пришло в голову Касдану.

У Порт-де-Баньоле Касдан решился сунуть голову в пасть ко льву.

– Ну что скажешь?

– Ничего. Они непробиваемы. Или невиновны. Просто-напросто.

Теперь они ехали по Баньоле. Унылый пригород. Черный пригород. Словно обмазанный смолой. Тимоте Аветикяна в школе они уже не застали. Касдан знал его адрес. Разыскали дом на улице Поль-Вайян-Кутюрье. Покончив с ритуалом представлений, Волокин занялся мальчишкой.

Армянин устроился в саду, на старых расшатанных качелях, опасаясь, что родители пристанут к нему с расспросами. Ему передалось дурное настроение Волокина. А главное, в нем вскипал гнев. Как он здесь оказался? Он убил целый день в погоне за призраком. Слишком доверился чутью молодого полицейского-нарика и потратил драгоценные часы, а ведь время и так работает против него.

Злости способствовало то обстоятельство, что у Касдана был другой след – политический. Вильгельма Гетца прослушивали. Органистом интересовались и контрразведка, и служба госбезопасности. Этим стоило заняться. Следовало потрясти тех и других, добыть информацию о политическом прошлом чилийца. Ему бы порыться в телефонных счетах Гетца и отыскать номер адвоката, к которому тот обращался. А еще обзвонить все семьи, в которых Гетц давал уроки музыки. Всем этим сейчас занимается Верну, а он, опытный полицейский, даром убил день на наркомана, помешанного на педофилии.

В глубине души он знал, почему прислушался к мальчишке. Его направляла та рана, с которой он жил. Рана, нанесенная ему отъездом сына. И вот небо послало ему в напарники ровесника Давида. Еще более близкого, чем Давид. Легавого, работавшего на улице. Касдан никогда не забывал: истинным камнем преткновения для них с сыном, кремниевым ножом, рассекшим их привязанность, стало его ремесло.

Не то чтобы Давид ненавидел фараонов. Он их попусту презирал. Однажды он сказал ему с досадой и иронией: «Легавый – это бандюга, которому не удалось преуспеть». Он и вправду так думал. Мальчишка, принадлежавший к поколению, опьяненному мгновенным успехом, новейшими технологиями и легкими деньгами, не понимал, как его отец мог сорок лет таскаться по улицам за нищенскую зарплату.

Так что ему нетрудно было убедить себя объединиться с Волокиным. Хотелось побыть рядом с парнем, который нравился ему, напоминал о его лучших годах и помогал забыть о неудаче с собственным сыном. Он был ослеплен. Он… Нет, и это не вся правда. Волокин не околдовал его до такой степени. Он привез русского и решил заново допросить ребятишек вместе с легавым ненамного старше их самих, нутром чуя, что наркоман нащупал в этом деле что-то важное. Мальчишка, оставивший на галерее собора свой отпечаток, не просто свидетель. Теперь он готов в этом поклясться.

Позади послышались шаги.

Это был Волокин в своем дешевом костюме и куртке. Опустив голову, он заправлял галстук.

– И что?

– Опять ничего.

– Может, пора пересмотреть твою теорию?

– Нет. Не мог я ошибиться. Не настолько.

– Упрямство – худший враг легавого…

Русский поднял глаза и уставился на Касдана. В полумраке его глаза блеснули как светлячки. Он вытащил свой «крейвен». Закурил. Челюсти его напряглись и тут же расслабились, чтобы затянуться.

– Я всегда доверял своему чутью, – сказал он, резко выдыхая дым. – И оно меня не подводило.

– Тебе всего тридцать. Рановато делать выводы на всю жизнь.

Волокин круто повернулся, окутав себя облачком светлого дыма.

– Идемте. Я кое-что придумал.

Касдан с трудом поднялся с ржавых качелей. Он догнал Волокина уже на улице. Рядом с ним он чувствовал себя шестеркой в следственной группе. Тем, кто опрашивает свидетелей, которые наверняка ничего не видели, и осматривает окрестности за километр от места преступления.

– Ты о чем?

– Едем к Гетцу.

– Я там уже все обыскал. Пусто.

– А в его компьютер вы влезали?

– Нет, в этом я ничего не смыслю.

– Тогда едем.

Касдан преградил ему дорогу:

– Послушай, Гетц был скрытным человеком. Настоящим параноиком. Никогда бы он не оставил ничего компрометирующего. Ни в компьютере, ни в любом другом месте.

Впервые за всю вторую половину дня Волокин улыбнулся:

– Педофилы как слизни. Как ни стараются, всегда оставляют за собой след. И этот след – в их компьютерах.

19

– Мак «Power PC G4», – прошептал Волокин, выглядев компьютер в темной квартире. – Более известный как «G4». Устаревшая модель. – Он опустил ставни и включил компьютер. – Пусть загрузится.

– Справишься с макинтошем?

– Справлюсь. «Пи-си» или «мак» – мне без разницы. Кому что нравится. Но шансов нет ни у кого. Ни у компьютера, ни у пользователя.

– Ты так хорошо сечешь в компьютерах?

Волокин кивнул. Свет от компьютера выгодно оттенял его черты, подсвечивая глаза снизу, словно две перламутровые капли. Пират, нашедший свой клад.

– Я прошел выучку в Германии, у лучших хакеров Европы. У ребят из «Хаос Компьютер Клаб».

– Что за ребята?

– Компьютерные гении. Они называют себя «галактической общиной» и борются за свободу информации. Стараются показать обществу уязвимость высоких технологий. В Германии они много раз взламывали банковские сети. Но всегда возвращали деньги на следующий же день.

– Как ты с ними познакомился?

– Они помогли нам в одном расследовании. Искали нескольких педофилов и вышли на Берлин. С их помощью мы выследили подонков в Сети. Я же вам говорил: ахиллесова пята извращенцев – их компы. В них сохраняются все следы поисков и контактов. Я ночами отслеживал фотографии и видеозаписи в Интернете через децентрализованные сети. Киберохота – лучшее оружие против педофилов.

Касдан встал у него за спиной. Он чувствовал, что ему все это уже не по зубам. Картинка на рабочем столе у Гетца изображала соляную пустыню, белую и бескрайнюю. Наверное, чилийский пейзаж.

– Вход в компьютер не запаролен. Уже неплохо. Иначе нам бы туго пришлось. Пришлось бы везти его в мастерскую, чтобы покопаться в потрохах.

Касдан недоумевал. На экране как раз открылось окно, требующее пароля. Волокин понял его замешательство:

– Пароль, который он запрашивает, нужен для работы в системе, чтобы просмотреть папки Гетца. А это совсем другое дело. Его я могу обойти.

Он скинул куртку и застучал по клавишам. В своем черном костюмчике, слишком плотной рубашке и ложном галстуке он смахивал на брокера, который понятия не имеет о непреложных правилах своего круга, в частности о дресс-коде. А больше всего он походил на молодого принарядившегося крестьянина, сошедшего со страниц новеллы Мопассана.

Касдан наблюдал за ним. Выйдя на пенсию, он было увлекся Интернетом и заранее радовался всему, что сможет извлечь из своего нового знания. Но вскоре разочаровался. Виртуальный мир оказался подобием информационного фастфуда: поверхностным, лишенным каких бы то ни было оттенков и глубины. «Отчуждающая машина», как говорят марксисты. Теперь он использовал Интернет как старый добрый Минитель: заказывал через него книги и DVD.

– Что ты сейчас делаешь? – спросил Касдан.

– Перехожу в режим «shell».

– Пожалуйста, по-французски.

– Язык программирования. Для компьютера человеческий язык – всего лишь набор символов. Кажется, будто он понимает французский, он запрограммирован, чтобы создавать такую иллюзию, но он считывает только цифры, да и те в двоичной системе исчисления…

Касдан смотрел, как по экрану бегут строки, написанные шрифтом «курьер». Сами буквы выглядели более тонкими и хрупкими, чем в обычных шрифтах. Вспомнился фильм «Матрица». Братьям Вачовски удалось обыграть сходство между языком информатики и восточной каллиграфией.

– Ну и как?

– Я создал конфигурационный файл. Что-то вроде «суперпользователя», который обойдет обычных пользователей, чтобы получить доступ к списку файлов.

Воло перезагрузил компьютер. Снова зашумел кулер, и на экране всплыла табличка с требованием пароля. На этот раз русский набрал несколько букв. Компьютер послушно выдал список иконок.

– Теперь я перехожу к корню программы. Компьютеры похожи на генеалогические древа. Надо пройти по цепочке поддиректорий, вставленных одна в другую: система, программное обеспечение, файлы…

Замелькали, множась на глазах, колонки файловых имен.

– Документы, созданные и сохраненные Гетцем. Тексты, картинки, звуки…

С безумной скоростью по экрану проносились аббревиатуры, цифры, буквы. Строчки изгибались и вертелись, как сорняки на ветру.

– Как ты можешь это понимать?

– Я и не пытаюсь понять. Я фильтрую. Пропускаю через программу, которую скачал из Интернета. Это как сеть, которая находит ключевые слова, даже зашифрованные, используемые педофилами.

По экрану все еще бежали символы. Время от времени Волокин останавливал список и открывал какой-нибудь документ. Затем мельтешение продолжалось с новой силой.

– Твою мать, – прошептал он. – Пусто. Этот мак – комп примерного чилийского музыканта. Даже мейлы выглядят чистыми. Говнюк был чрезвычайно осторожен.

– Напоминаю, что пока Вильгельм Гетц считается жертвой. Пожилым шестидесятитрехлетним человеком, которому прокололи барабанные перепонки.

– Вы забываете, что он был под прослушкой. Вы же сами сказали.

– Мы даже не знаем, кто и почему его прослушивал. Ты сам вдруг взял и решил, что Гетц был сексуальным извращенцем.

Волокин снова застучал по клавишам:

– А теперь займемся его обращениями в Интернет. Как правило, это настоящая золотая жила.

– Допустим, Гетц посещал сайты педофилов. В таком случае он ведь сразу бы стер все следы своих манипуляций?

– Ну конечно. Да только в компе ничего не сотрешь. Это просто невозможно, понимаете?

– Нет.

– Предоставить эту функцию пользователям значило бы косвенно дать им доступ к фундаментальным основам системы. К исходному коду. Тому, на котором работает жесткий диск. Так вот, этот код – одна из самых охраняемых в мире тайн. Иначе кто угодно создаст собственный диск, и рынок информационных услуг рухнет. В компьютере все происходит лишь на поверхности. Для пользователя создается видимость, будто он стирает свои данные, но это простая уступка ограниченной человеческой логике. В мире алгоритмов, в глубинных слоях бинарных структур все сохраняется. Навсегда.

– Это касается даже мгновенных соединений? Не дольше одного клика мыши?

Волокин улыбнулся и развернул монитор к армянину:

– Какого угодно. При любом соединении компьютер создает то, что мы называем временным файлом. Он сохраняет и выводит на экран каждую страницу, к которой обращается пользователь. Вам кажется, что вы заходите на сервер, а на самом деле машина уже сохранила копию, и вы видите только ее.

Он снова защелкал клавишами.

– Эти временные файлы архивируются в ячейке памяти, и их всегда можно извлечь, зная волшебное слово.

– Язык «shell»?

– Нет. На этом этапе с компьютером разговаривают с помощью особого алфавита – аски-кода. Это уже другой уровень. Кажется сложным, но на самом деле во все эти операции легко врубиться. Касдан, чтобы разговаривать с железом, надо говорить на его языке. И следовать его логике.

Стук клавиш. Новые символы на экране.

– Временные файлы. Сохраненные в порядке посещаемости. Сайты, на которые вы заходите чаще всего, в верхней части списка и готовы к использованию. Я пропущу эти файлы через свою поисковую программу. Тысячи педофильских сайтов опознаны и сохранены. Нам известны их адреса, их коды и ключевые слова… Проклятье.

– Что?

– Я снова ничего не нахожу. Ни сайтов для геев, ни даже заказа на «виагру». Быть того не может.

– Почему не может?

– Вы что, никогда не заходили на порносайты?

Касдан не ответил. У него в мозгу замелькали названия сайтов: «Big Natural Tits», «Big Boobies Heaven». He хотелось бы ему, чтобы Волокин вздумал покопаться в его «макинтоше».

– У меня есть кое-что в запасе, – сказал Волокин. – Иноды.

– Что-что?

– Компьютер – словно город. Каждый файл – как дом со своим уникальным адресом. Это и называют инодом. Я расшифрую документы через их инод, а не через имя, которое всего лишь фасад. Как правило, чтобы спутать следы, те, кому есть что скрывать, создают несколько документов с одним и тем же именем. Пустые скорлупки оставляют на виду, а настоящий, компрометирующий файл – в недрах памяти компьютера.

Волокин напечатал несколько строк одних цифр. На экране появился очередной список. Касдан попытался урезонить парня:

– Воло, мы же говорим о безобидном престарелом музыканте. Трудно представить, чтобы он создавал виртуальные обманки…

– Повторяю: педофил – зверь сверхосторожный. Он чувствует себя изгоем. И знает, что большинство людей мечтают об одном: отрезать ему яйца. Тут поневоле станешь компьютерным гением.

По экрану все еще бежали символы. Касдану мерещилось, что он пытается продраться сквозь непроходимые джунгли. Зато Воло явно оказался в своей стихии. Со сдержанной яростью он стучал по клавишам. В нем чувствовалось напряжение охотника, знающего, что зверь неподалеку, но боящегося его вспугнуть.

– К чертям собачьим!

– Ничего?

– Да какое там. Гетц наверняка учился у специалистов. Он неуловим.

– А ты не преувеличиваешь?

– Педофилы всегда заодно. Держатся друг за друга. Один специалист обучает других, и дальше по цепочке. Доверьтесь моему опыту.

Он наклонился и засунул руку в свою сумку.

– Остается последнее средство.

Волокин высоко поднял блестящий диск и тут же сунул его в дисковод.

– Программа восстановления. Нечто вроде зонда, который погружается в самые глубины компьютера. Те, что называются нижним уровнем. Она сканирует нутро компьютера и восстанавливает все, что считалось стертым. Это скоростная программа, ее применяют при задержаниях.

Компьютер урчал, словно мотор. Казалось, дуновение вентилятора гонится за ним, стараясь охладить его и не дать взорваться. Выскочили новые списки. Каждая строчка в них начиналась вопросительным знаком:

?uyteu§(876786"oan;tnierpuygf

?hgdf654!"a)89789789?(Ovjhgjhv

?kjhgfjhgdg5435434345

?iuytiuyY64565465RC

?yutuytyutzftvcuytuyw

Волокин прошептал, словно исподтишка заглядывая в сокровенную жизнь спящего чудовища:

– Компьютер никогда не стирает. Он просто освобождает место для новой информации. Чтобы расчистить пространство, он отодвигает предыдущий файл, скрывая его первую букву, отсюда и вопросительные знаки. Остальная часть заглавия не меняется, и нам нетрудно их распознать.

Касдан уставился на строчки, все как одна начинавшиеся вопросительным знаком. Он не представлял, что можно отыскать в подобной тарабарщине. Но парень, похоже, знает, что делает. Под звуки вентилятора текли секунды.

Армянин спросил, также понизив голос:

– Что ты нашел?

– Все то же безобидное дерьмо. Гетц просто святой.

– Может, так оно и есть? Что, если он просто коротал время между музыкой и воспоминаниями о родине? Пусть даже он предавался необычным утехам со своим любовником.

– Касдан, вы старше меня. Вам известна человеческая натура. Вильгельм Гетц был гомосексуалистом. Насер у него не первый и не единственный. Педики горячие, как печка. А здесь ни следа его контактов. Я нахожу только одно объяснение: он пользовался другой машиной. В другом месте.

Волокин извлек свой диск и коротко выдохнул:

– Или же Гетц предпочитал излюбленный террористами метод: личный контакт. Ни технологий, ни следов. Если так, то его тайны умерли вместе с ним.

Пальцы молодого легавого порхали над клавишами. Касдан догадывался, что он стирает следы своего вмешательства.

Наконец Волокин выключил компьютер.

– За что вы так ненавидите педофилов? – спросил наконец Касдан.

– Вижу, к чему вы клоните, – улыбнулся русский. – Раз я преследую мерзавцев, значит, у меня с ними личные счеты. Сиротка, которого изнасиловали в детстве…

– А это не так?

– Нет. Жаль вас разочаровывать. У святых отцов мне жилось несладко, но до этого не доходило.

Волокин застегнул сумку и встал.

– Я готов сказать вам, какие травмы меня так потрясли. Те, что называются «изнасилованиями», «анальными разрывами», «пытками», «инфекциями», «убийствами», «самоубийствами». Архивы отдела защиты прав несовершеннолетних забиты всем этим под завязку. Мои травмы – те неизвестные мне детишки на всех широтах, которых принуждают к подобным мерзостям. К мерзостям, которых они не понимают. К мерзостям, разрушающим их детский мир. Которые их калечат, если не убивают. Чтобы гоняться за извращенцами, сотворившими с ними такое, необязательно пережить это самому. Мне достаточно подумать об этих ребятах.

Касдан хранил молчание. Все это так, но по собственному опыту он знал, что если человек готов наизнанку вывернуться, значит, у него есть личный мотив.

Он поднял штору и указал на входную дверь:

– А не потолковать ли нам с его дружком, Насером? По старинке, с глазу на глаз? С человеком нужно говорить по-человечески, а если понадобится, то и пара человеческих затрещин не повредит.