Текст книги "Истинный д`Артаньян"

Автор книги: Жан-Кристиан Птифис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава III. Простой дворянин на службе Его Преосвященства

Итак, д'Артаньян и Бемо предстали пред очами нового хозяина Франции «синьора Джулио Мазарини», первого министра регентствующей королевы[40]40
  регентствующей королевы– после смерти отца, Людовика XIII, в 1643 году Людовик XIV стал королем в возрасте менее пяти лет. Его мать Анна Австрийская по завещанию Людовика XIII стала регентшей.


[Закрыть]. Между гасконцами и итальянцем быстро установилось взаимопонимание.

Кардинал оценил достоинства своих новых подчиненных, а два бывших мушкетера вдруг инстинктивно поняли, что кардинал – великий политик.

Вместе с несколькими другими людьми они составили так называемую свиту «простых дворян» Его Преосвященства, или, как их тоже называли современники, свиту его «домашних», причем в этот термин не вкладывалось никакого пренебрежения. Их должность совмещала функции посыльного, которому поручалось доставлять наиболее важные депеши, и политического агента. Это были сторонники, в полной мере преданные службе кардиналу и исполнявшие функцию военных курьеров, объявлявших о передвижениях войск, сообщавших своему начальнику о действиях противника, набиравших пополнение и т.п.

Бемо и д'Артаньян думали, что в материальном плане их новые должности принесут им то, чего они никогда не смогли бы получить в роте мушкетеров или во французской гвардии: богатство в виде тех славных полновесных звонких монет, которыми, как говорили, была полна государственная казна.

Увы! События быстро показали, что эти надежды – чистая иллюзия. Во-первых, государственная казна была не так полна – отнюдь! – как многим хотелось верить. Кроме того, кардинал, неохотно расстававшийся со своими экю, серьезно намеревался сколотить свое личное состояние и ни в коей мере не распространял это намерение на своих подчиненных. Этот Гарпагон[41]41
  Гарпагон– старый скряга, главный герой комедии Мольера «Скупой».


[Закрыть] в красной сутане, вытащив их из безвестности, быстро приучил их к своему образу действий и заставлял, не щадя себя, за ничтожное вознаграждение совершать долгие и опасные поездки.

Всего за несколько месяцев такого образа жизни наши два солдата стали неузнаваемы. На несчастных нельзя было смотреть без жалости: изможденные лица, обвислые поля шляп, потертые кюлоты, основательно заплатанные куртки. В таком виде их не допустили бы даже до службы в передней. Похоже, в иные вечера у них не находилось даже одного су, чтобы поужинать. Их мечта о славе, почестях и деньгах рассеялась, как дым на ветру, оставив в сердце грусть и горечь, вполне понятные у горячих и честолюбивых молодых людей. Они охотно вернулись бы в свою родную Гасконь – в этом нас уверяет Куртиль в Мемуарах графа Рошфора, – «если бы только могли найти кого-нибудь, кто одолжил бы им десять пистолей». Богатство пришло к ним лишь много позже.

Впрочем, какой бы жалкой ни была их судьба, она казалась весьма завидной их бывшим товарищам мушкетерам, чью роту неожиданно распустили.

26 января 1646 года г-н де Тилладе, комиссар и дворянин из свиты Мазарини, объявил г-ну де Тревилю о роспуске его роты. Расформирование этого знаменитого подразделения, подписанное по всей положенной форме юным королем под тем предлогом, что содержание роты представляет собой «значительное бремя» для государственных финансов, на самом деле было вызвано тем, что излишне беспокойные мушкетеры вызывали в государстве немало беспорядков. Их начальник г-н де Тревилъ, с наивностью школьника бросившийся в свое время в заговор Сен-Мара, получил в качестве компенсации место губернатора Фуа, что на деле означало ссылку. Хочешь – бери, хочешь – нет.

Вечером 26 января мушкетеры с разбитым сердцем сдали свое оружие, свои плащи, свои парадные костюмы в королевскую гардеробную. Эпопея Великих Мушкетеров завершилась всеобщей печалью. Даже самые дерзновенные не могли бы в тот момент предположить, что спустя 11 лет мушкетеры вновь двинутся вперед, навстречу новым приключениям, с развевающимися перьями на шляпах.

Для д'Артаньяна, вблизи наблюдавшего за этими событиями, перевернулась очередная страница жизни. Упрямый капитан де Тревиль, получавший изрядную ренту, мог позволить себе некоторую браваду перед «этим Мазарини» и протянуть более месяца, прежде чем принять в управление предложенный ему Фуа. Однако пока, собравшись вокруг извечного заговорщика герцога Орлеанского, старая гвардия брюзжащих дворян – Руильяки, Фонтреи, Немуры, Тревили – окончательно запутывалась в сложностях рыцарского поведения и трагикомических интригах, что, скажите на милость, мог сделать какой-то д'Артаньян, не имевший ни громкого имени, ни состояния? Уйти от кардинала? Стать деклассированным элементом, клиентом принцев, готовых платить за услуги, но так же легко и бросающих в беде? Нет, Бац-Кастельморам ни к чему было защищать вымирающих феодалов. Они ничем не были им обязаны, но были обязаны всем политике таких деятелей, как Ришелье и Мазарини, политике, нацеленной на унижение великих мира сего в пользу честолюбивого класса буржуазии и мелкого дворянства. Честь бедняка – подчинение. Для него служба не только долг, но и необходимость.

В июне 1646 года победитель при Рокруа герцог Энгиенский[42]42
  победитель при Рокруа герцог Энгиенский– «Месье принц», Людовик IIБурбон, первый принц крови, герцог Энгиенский, принц де Конде, знаменитый полководец, прозванный «Великим Конде» (1622—1686). В 1643 году он одержал победу при Рокруа над превосходящими силами Испании, в результате чего была отведена опасность вторжения испанских войск на территорию Франции. По словам Мазарини, это была «самая крупная победа, каких еще не было».


[Закрыть] вместе с герцогом Орлеанским осаждали Куртре. Д'Артаньян следовал за их огромной армией вплоть до самых границ. Несомненно, Мазарини, который уже опасался силы коалиции этих двух командующих, поручил ему держать его в курсе их передвижений. 28 июня д'Артаньян прискакал радостный ко двору, чтобы сообщить, что крепость вот-вот падет. Спустя два дня Газета Ренодо сообщала: «28 числа г-н д'Артаньян, один из дворян Его Преосвященства, прибыл из нашей Фламандской армии и сообщил, что крепость Куртре находится в таком тяжелом положении, что есть надежда, что Его Королевское Высочество (герцог Орлеанский) овладеет ею в течение ближайших 4 или 5 дней; он также сообщил, что неприятель перешел через реку Лис, желая попытаться ввести в крепость некое подкрепление через то расположение войск Его Высочества, которое неприятель считал менее укрепленным, однако ж был отброшен с большими потерями; о подробностях сего будет сообщено дополнительно».

Спустя два года д'Артаньяну выпала новая военная миссия: он выехал в Перонн, чтобы встретиться с губернатором города Шарлем де Муши, маркизом д'Оккенкуром, и предупредить его о необходимости срочно усилить оборону города в связи с опасностью вторжения в страну неприятеля. 9 июня 1648 года д'Артаньян покинул Париж, имея при себе следующий приказ, обнаруженный в архивах Шарлем Самараном: «Г-н д'Артаньян сообщит г-ну д'Оккенкуру, что имеются данные из Брюсселя о скоплении неприятеля в Генилгау в количестве около трех тысяч человек, которые готовят некое нападение на наши пограничные крепости либо намереваются произвести отвлекающий маневр, проникнув на территорию Франции в каком-либо неизвестном мне месте. Поэтому он объявит упомянутому г-ну д'Оккенкуру, что тот должен быть настороже, и попросит его предупредить других губернаторов (...), дабы они не были захвачены врасплох. Означенный д'Артаньян может даже, если г-н д'Оккенкур сочтет это полезным, отправиться с таким же сообщением в другие ближайшие крепости, такие как Сен-Кантен и Гиз...»

В это время друг д'Артаньяна Бемо служил в армии в Италии. В октябре 1646 года он прибыл ко двору с сообщением от маршалов де Ламейерей и Дюплесси-Пралена о взятии Пьомбино. Год спустя он отличился в битве при Чиви-дале близ Бозоло, отвоеванном испанцами для герцога Модены. 30 июня 1648 года в битве за Кремону, когда он во главе отряда легкой конницы Его Преосвященства преследовал неприятеля, ему выстрелом из карабина раздробило челюсть. Так что Куртиль лгал, когда саркастически насмехался над его храбростью.

Пока два бывших мушкетера, не вынимая ногу из стремени, скакали по всей стране, в Париже резко изменился политический климат. Ненависть к Мазарини достигла предела. Ему ставили в вину ведение бесполезной войны с Испанией и Империей и растрату общественных денег. Взбунтовались органы управления. Приказ об аресте троих членов Парламента[43]43
  Парламент —судебная палата Франции, осуществлявшая функции обычного суда и суда пэров.


[Закрыть], Шартона, Бланмениля и Брусселя, привел 26 августа 1648 года к выступлению Фронды. Известны этапы этого восстания: день баррикад, затем освобождение главарей из тюрьмы, бегство короля, королевы и кардинала в Сен-Жермен в ночь с 5 на 6 января 1649 года, интриги в Париже кардинала де Реца и герцога де Бофора, высокомерное поведение Парламента, который вместо того, чтобы удалиться в Монтаржи, как ему было приказано королевой-регентшей, поднял знамя восстания, произвел аресты, вооружил войска, искал союза с врагами-испанцами...

Число врагов кардинала росло с каждым днем. Большая часть крупной провинциальной аристократии, обузданной Ришелье, но все еще самодовольно лелеявшей свои феодальные предрассудки, подняла голову, полная решимости восстановить свои забытые права.

Что касается д'Артаньяна, агента кардинала, то он по-прежнему лез из кожи вон, постоянно исполняя то одну миссию, то другую. Почему он проявлял такую упорную преданность стороне, которая, казалось, вот-вот падет, хотя ему было легко встать в ряды сторонников Конде или своих друзей, так называемых «мелких хозяев»? Многие из его бывших товарищей по гвардии и мушкетерскому полку без колебаний отважились на этот шаг. Фронда, ценившая тех, кто мог бешено скакать верхом и наносить верные удары шпагой, была сильным искушением. Какие приключения в стиле Дон Кихота, должно быть, сулили всем этим полным геройского духа храбрым капитанам партии, возглавляемой столь славными именами, как Конде, Конти, Рец, д'Эльбеф, Лонгвиль, Шеврез, Монбазон, Мадемуазель[44]44
  Мадемуазель– Анна-Мария-Луиза Орлеанская, герцогиня де Монпансье, обычно называемая старшей Мадемуазель, была дочерью Гас-тона Орлеанского и двоюродной сестрой Людовика XIV.


[Закрыть] или Бофор! О, сколь упоительна такая активная жизнь!

Конечно, обычный герой романа, чрезвычайно храбрый и отважный, в таких ситуациях не сомневается! Он отправляется в путь с пустым желудком и глазами, сияющими надеждой, со своей длинной шпагой, которая бьет его по икрам, Подобно капитану Фракассу, он отправляется в путь на поиски химерического идеала. Проткнув шпагой предателей, рубя направо и налево своих врагов, он побеждает, он празднует триумф, избежав самых опасных ловушек... Значительная часть нашей романтической литературы жила на этих рассказах плаща и шпаги и питалась мифом о симпатичном скитальце-шевалье или об отважном жестоком воине, высокомерном и великолепном... На деле такой тип человека, конечно, существовал. Смутные периоды, как, например, первая половина XVII века, стоявшая на полпути между религиозными войнами и административной и военной перестройкой государства в Новое время, – такие периоды особенно способствовали появлению людей подобного типа. Необходимо, однако, подчеркнуть, что литература отводит им место в веке Людовика XIV, то есть именно в том периоде, когда этот тип уже исчезал.

Д'Артаньян – Куртиль и Дюма прекрасно это понимали – не относился к такому типу людей. Он всегда оставался человеком, упорным в своей преданности королеве, ненавидимому всеми кардиналу и пошатнувшейся монархии, короче говоря, всему тому, что стоило не меньше, чем вся слава буйных и неудержимых героев Фронды.

Зимой 1649 года восставшие парижане, вооруженные буржуа и возгордившиеся лавочники поуспокоились и заперлись в своих домах. Казалось, ситуация нормализовалась. Именно тогда Мазарини совершил самую грубую ошибку за весь период своего министерства. Он приказал арестовать троих принцев: Конде, Конти и Лонгвиля. Известие об этом моментально спровоцировало восстания в провинциях. Романтичная герцогиня де Лонгвиль забаррикадировалась в Нормандии. Сам Тюренн, мудрый и многоопытный победитель при Нордлингене[45]45
  победитель при Нордлингене– принц Анри де Латур д'Овернь, виконт де Тюренн (1611 – 1675), был одним из самых известных французских военачальников. В августе 1645 года он при Нордлингене нанес поражение баварским войскам, после чего в 1647 году был назначен Мазарини командующим французской армией в Германии. Впоследствии стал главным маршалом французской армии.


[Закрыть], пустился на поиски приключений ради прекрасных глаз герцогини и закрепился в Стенэ. Бордо вооружился. В Нормандии демонстрировал свою силу граф Таванн.

На этот раз Мазарини, как и д'Артаньяну, выпутаться было нелегко. Пришлось срочно скакать в Нормандию, затем – в Бургундию. Повсюду присутствие юного короля подле кардинала-министра производило желаемое впечатление. Оказавшись в изоляции, восставшие были разбиты при Бельгарде, а Дижон оказал хороший прием регулярной армии графа д'Аркура. Следовало еще отнять Бордо у своенравной и экстравагантной Клер-Клеманс де Мейе-Брезе, супруги Великого Конде. 23 июня 1650 года, находясь в Либурне, король потребовал, чтобы присяжные и жители Сен-Жан-де-Люз и Сибурна срочно прислали свои рыбачьи лодки и военные суда для проведения операций против Бордо:

«Мы поручили г-ну д'Артаньяну довести до вашего сведения суть наших намерений и пишем вам это письмо по совету регентствующей королевы, нашей высокочтимой государыни и матери, дабы подтвердить, что вы должны с полным доверием отнестись к тому, что он вам скажет от нашего имени (...), во всем остальном мы полагаемся на непосредственный рассказ означенного г-на д'Артаньяна, который более подробно сможет убедить вас в том, какую признательность мы будем питать к вам за службу, которую вы нам окажете».

Вопреки тому, что можно было бы подумать, в этом письме имеется в виду вовсе не наш д'Артаньян, а его дядя по материнской линии Анри де Монтескью д'Артаньян, лейтенант короля по управлению Байонной. Документ, подписанный его именем и сохранившийся в архивах этого города, действительно подтверждает, что «в месяце июле или августе 1650 года, в то время, когда король находился в Ли-бурне, направляясь к городу Бордо, эшевены[46]46
  эшевены —изначально судьи, вершившие суд по приказу местного сеньора. В интересующее нас время – городские магистраты, в Бельгии и Нидерландах – помощники бургомистра.


[Закрыть] и присяжные Байонны по приказу короля послали несколько пушек и снарядили для боя два фрегата и 10 рыбачьих судов, на каждом из которых находилось 25-30 человек».

Возможно, дядя и племянник повстречались под стенами Бордо. В любом случае, в сентябре, когда осада затянулась, д'Артаньян – уже наш д'Артаньян – исполнял обязанности курьера между Мазарини и вернувшимся в столицу двором.

Кардинал написал 6 сентября Гюгу де Лионну, главному секретарю королевы: «Я посылаю д'Артаньяна ко двору, дабы получить сведения о здоровье Их Величеств. Кроме того, он сможет более подробно рассказать обо всем, что здесь происходит».

Де Лионн ответил: «Г-н д'Артаньян вручил мне вчера в Два часа вечера два письма, которыми Вашему Преосвященству было угодно оказать мне честь...»

Казалось, королевская армия вновь начала брать верх над противниками. Но тут неожиданно ужесточилось положение на Востоке. Тюренн, проявив полную непоследовательность, в которой ему пришлось позже горько раскаяться, сдал Ретель испанцам. Маршал Дюплесси-Прален был срочно послан туда, чтобы осадить занятый противником город. 1 декабря Мазарини выехал к своей армии в сопровождении верного «Артеньяна». Спустя несколько дней Ретель сдался. Тогда победоносные войска бросились в погоню за восставшим Тюренном и разбили его войско 15 декабря. Это была блистательная победа. Кардинал, страдавший в это время от жестокого приступа подагры, неподвижно лежал в доме капитана гвардии г-на де Праделя. Не имея возможности лично поздравить маршала Дюплесси, находившегося в деревне Сомпюи, он послал туда д'Артаньяна, который в тот же день вернулся со списком пленных.

Итак, Ретель был взят. В свою очередь пал и Шато-Порсьен. Однако продолжать этот победный марш оказалось невозможным, поскольку, по мере того как провинции стали успокаиваться, Мазарини окончательно убедился в том, что власть ускользает из его рук в столице, 20 января 1651 года президент Парламента Матье Моле выступил с суровой обвинительной речью против кардинала. Гастон Орлеанский отказался участвовать в заседаниях Королевского совета, пока итальянец не уберется за границу. Наконец, Парламент потребовал освобождения арестованных принцев и немедленного изгнания Мазарини. Это была вынужденная уступка, на которую королева не могла не пойти.

В лагере сторонников опального министра началась паника. Все чувствовали, что окончательно проиграли. Многие начали осторожно отходить в сторону. Другие, как, например, д'Артаньян, связав свою судьбу с кардиналом, оставались рядом с ним. Следовало смириться с неизбежным. Но – уступить? Ни за что! Этого слова для Мазарини не существовало. Ему нужно было лишь пригнуться, как тростник в бурю, и дожидаться лучших времен.

Глава IV. Двадцать лет спустя

Морозной звездной ночью с 6 на 7 февраля 1651 года кардинал, нацепив на себя серую венгерку и надев шляпу с широкими полями, покинул Пале-Рояль, пробираясь вдоль его стен, совсем как опереточный заговорщик. Однако вместо того чтобы направиться в сторону границы, он решил поставить на свою последнюю карту и поехал в Гавр с тем, чтобы освободить заключенных в крепость принцев. Он надеялся, что этот театральный жест позволит ему привлечь их на свою сторону и единым махом изменить положение дел. Несчастный кардинал глубоко заблуждался. Итальянец мог сколько угодно прощать, требовать, просить, умолять, канючить – старшая Мадемуазель даже утверждала, что он целовал сапоги принца Конде, – однако ничего, кроме самоуничижения перед этими ожесточенными и полными презрения великими сеньорами, из этого не получилось. После такой неудачи Мазарини оставалось только бежать, и как можно быстрее, чтобы не разделить несчастную судьбу своего менее славного соотечественника Кончино Кончини[47]47
  Кончино Кончит(1575—1617) – итальянский авантюрист, прибывший во Францию в 1600 году в свите Марии Медичи, приехавшей для того, чтобы заключить брак с королем Генрихом IV. Стал фаворитом королевы, а после смерти Генриха IV – могущественнейшим лицом в государстве. Молодой Людовик XIII, желая освободиться от влияния его и своей матери, приказал арестовать Кончини. При этом последний был убит.


[Закрыть], убитого бандой молодых глупцов на мосту Лувра.

Итак, в сопровождении только своей охраны и своих «домашних» Мазарини отправился скитаться по провинциям в поисках достойного убежища. Ему приходилось продвигаться по грязным, размытым дорогам, избегая опасных встреч. С печалью в душе и усталостью на лице д'Артаньян скакал рядом, сопровождая своего патрона в его плачевном отступлении. Казалось, время бравурных скачек и героических поручений навсегда ушло. Остались только дежурства по охране, долгие ночные бдения на импровизированных ночлегах, когда развеивали скуку лишь монотонными партиями в бильярд или ландскнехт.

Из Гавра они подались в Дьепп, оттуда в Дуллан, затем в Перонн, Ла Фер, Бар-ле-Дюк, Седан... Убежища не были ни удобными, ни надежными. В них оставались на ночь или Две, а потом опять приходилось уезжать, бежать, бесконечно скитаться, подобно труппе бродячих комедиантов. Мазарини понял, что никто во Франции не желает его слишком компрометирующего присутствия. Только один иностранец, архиепископ Кельнский, соблаговолил разрешить ему провести некоторое время в его Буйонском замке и организовал отъезд в Германию. 19 марта он послал Бемо, бывшего в то время лейтенантом гвардии, в Антверпен к генерал-аншефу императорских войск графу де Фуэнсалданю, чтобы обеспечить свободный проезд по районам, контролируемым этими войсками. Эмиссар эрцгерцога Леопольда дон Антонио Пиментель обещал позаботиться о безопасности Мазарини и попытался соблазнить кардинала преимуществами перехода на службу к его господину. На это опальный чужестранец не без величия ответил: «Я окончу свои дни, служа Франции всеми моими помыслами и стремлениями, раз уж не могу служить ей другим способом».

3 апреля кардинал написал Гюгу де Лионну: «Я послал д'Артанъяна в Бонн передать мое почтение г-ну Курфюрсту и попросить у него какой-нибудь замок, где я мог бы укрыться, поскольку нунций не советовал мне ни в коем случае ехать в Кельн, население которого отличается исключительной грубостью. Я думаю, что мог бы поселиться в Лейшнике или в Брюле, находящихся в паре лье от города, один, с одной стороны, другой – с другой».

Посольство оказалось удачным, поскольку спустя два или три дня курфюрст Кельнский предоставил в распоряжение кардинала небольшой замок Брюль и при его прибытии велел в его честь произвести артиллерийские залпы, как если бы речь шла о путешествующем высокородном принце или о приехавшем с визитом государе.

Кардинал оставался в Брюле с апреля по октябрь 1651 года. В это время он рассылал эмиссаров по всей Франции, где оставался его интендант Кольбер, в надежде найти поддержку у многих министров (таких, как Сервьен, Лионн, Летелье), и более всего поддержку сердечно привязанной к нему королевы. Однако черт побери! В Париже было небезопасно проявлять чересчур кардиналистские настроения. На Новом мосту был вывешен «Тариф, предусматривающий вознаграждение тем, кто избавит Францию от Мазарини». Уведомление для желающих! «Тому, кто, убив его, отрежет голову и пронесет ее по улицам Парижа, – сто тысяч экю... Камердинеру, который удушит его меж двух перин либо, брея, всадит бритву ему в горло, – семьдесят тысяч экю... Аптекарю, который, ставя ему клистир, отравит наконечник, – двадцать тысяч экю...»

Неутомимый и презирающий опасность д'Артаньян сновал по лотарингским и шампанским землям, из Брюля в Париж и из Парижа в Брюль. Ему требовалась большая изворотливость, чтобы отводить от себя подозрения, получать в надежных местах сменных лошадей, обходить большие дороги и вооруженные отряды, убегать от патрулей, иногда без дороги скакать через поля... Закаленный всадник знал свое дело и вызывал восхищение кардинала. Наконец-то встал вопрос о вознаграждении! 23 апреля 1651 года Мазарини обратился к Лионну, чтобы он в этом деле заручился поддержкой у командира полка французской гвардии маршала де Грамоне:

«Поскольку королева некогда позволила мне надеяться на присвоение Артаньяну чина капитана гвардии, я уверен, что, если он „маршал“ поговорит об этом с Ее Величеством, он увидит, что ее расположение не изменилось».

К сожалению, в настоящий момент не было ни одной вакантной лейтенантской должности, и д'Артаньян получил только новые обещания – единственное, что Мазарини раздавал весьма щедро.

После своей последней поездки д'Артаньян остался в Париже и там вместе с другими тайными агентами – Дальви-лем, Исааком Барте и шевалье Гуго де Терлоном – готовил заговор в пользу кардинала. В политической путанице того времени иметь зародыш партии сторонников при дворе означало иметь шанс, которым не следовало пренебрегать. Аббат Базиль Фуке, серый кардинал изгнанного министра, стал средоточием парижских интриг Мазарини. В декабре 1651 года Мазарини дал ему поручение прощупать настроения влиятельных членов Совета, в особенности же герцога Орлеанского, и привлечь на свою сторону ряд членов Парламента. 26 декабря он написал ему из Седана:

«Если станет ясно, что Его Королевское Высочество не столь ожесточен против меня, и если ему покажется возможным, чтобы некий дворянин, прибывший от моего имени, передал ему письмо, то это можно поручить д'Артаньяну или Дальвилю, которые находятся в Париже. Они могли бы также доставить другие письма, какие дворянами будет сочтено необходимым доставить, например письмо королеве Англии2020
  Генриетта Французская, супруга английского короля Карла I, нашедшая убежище во Франции после английской революции.


[Закрыть], либо другие письма, на которых будет указано, что они посланы с нарочным. Я написал им, чтобы они исполнили все, что Вы им скажете».

В январе 1652 года Мазарини, встав во главе 5 тысяч спешно набранных солдат, решил, что положение дел позволяет ему вновь вернуться на сцену. Он отправился в путь, твердо решив, что на этот раз вернет себе место первого министра, представ перед королем и двором в Пуатье. Тогда он опять почувствовал, что необходимо иметь при себе д'Артаньяна, и это доказывает, сколь высоко он ценил своего замечательного офицера.

«Прошу Вас, – написал он 11 февраля из Пон-сюр-Ионна Базилю Фуке, – скажите д'Артаньяну, чтобы он возвращался ко мне и принял бы все предосторожности, дабы с ним не случилось какого-нибудь несчастья. Во имя Бога, будьте осторожны и Вы, ибо, если бы все знали, до какой степени Вы сторонник Мазарини, думаю, Ваши дела пошли бы очень плохо».

«Все», должно быть, об этом узнали, потому что в апреле Базиль, молодой галантный аббат и «почтовый ящик» кардинала в Париже, был взят под стражу людьми Конде. Более хитрому д'Артаньяну удалось благополучно достичь лагеря Его Преосвященства, где он вновь принялся ездить туда-сюда, играя роль доверенного эмиссара. Более тщательно, чем когда-либо, он готовил остановки на пути следования кардинала, привозя многочисленные инструкции губернаторам провинций.

И вот холодным мартовским днем Бюсси-Рабютен, знаменитый кузен мадам де Севинье, состоявший в то время губернатором Нивернэ, увидел, как д'Артаньян въезжает на полузагнанном коне в Ла-Шаритэ-сюр-Луар; он вез с собой множество срочных писем: депешу короля, которую нельзя было послать обычным курьером, письма от Летелье и де Лавриера, оба из которых были государственными секретарями, а их письма содержали приказ об изъятии зерна в районе Невера, поскольку через эти земли должны были проходить войска Тюренна, раскаявшегося сторонника Фронды, возглавлявшего нынче королевскую армию.

Ситуация еще далеко не была спокойной. Несмотря на постоянную серьезную угрозу нашим границам со стороны испанской армии, присутствие Мазарини рядом с королем все еще до такой степени не устраивало окружающих, что кардиналу вновь пришлось удалиться в сопровождении своих верных людей. Но на этот раз он уехал уверенный в том, что вернется с триумфом.

Д'Артаньян не сразу последовал за своим господином в его отступлении к Буйону, поскольку весной 1652 года ему было пожаловано место лейтенанта в гвардейском полку, в роте Витремона. Он заменил на этом посту погибшего при Гравелине шевалье де Пасси. После стольких лет отсутствия полк принял его крайне холодно. В рукописи История гвардии за упоминанием о его назначении следует загадочный комментарий:

«Со стороны полка возник ряд трудностей, произошедших из-за привязанности всех офицеров к Картгрэ, который служил старшим знаменосцем».

Кто же был этот Картгрэ и какое отношение он имел к повышению в чине д'Артаньяна? Вот в двух словах вся эта история, насколько ее сейчас можно восстановить.

Знаменосец Картгрэ был храбрым солдатом и пользовался большим авторитетом в полку после того, как при осаде Армантьера в 1647 году он в отсутствие других офицеров по собственному побуждению принял командование шестью ротами гвардии, оказавшимися в тяжелом положении. Впечатленные героическим поступком, его командиры пообещали дать ему первое же вакантное место капитана. Однако эти щедрые обещания, сделанные под властью эмоций, были скоро забыты, и в 1652 году Картгрэ стал лишь старшим знаменосцем. Тогда он напомнил о полученном обещании и дал понять, что удовлетворится нашивками лейтенанта. И вот в апреле того же года лейтенант полка г-на де Витремона шевалье де Пасси погиб при обороне осажденного испанцами Гравелина. Картгрэ посчитал, что имеет право на его место. Однако Мазарини, уже давно пообещавший повышение д'Артаньяну, решил сделать ему перед отъездом подарок, не беспокоясь об обязательствах, взятых на себя командованием полка и особенно полковником д'Эперноном, имевшим право назначать людей на посты офицеров, погибших в сражении. Отсюда и то ощутимое недовольство в войсках, за которое пришлось расплачиваться д'Артаньяну. Все, несомненно, рассуждали следующим образом: «Какой-то агент кардинала, интриган благодаря слепому покровительству занял место, которое при нормальном течении дел должно было перейти к одному из наших!» Недовольство переросло в ярость после того, как 4 мая 1652 года неудачник Картгрэ погиб в битве за Этамп, которую Тюренн вел против войск Конде.

Похоже, именно по этим причинам д'Артаньяну объявили бойкот.

В начале 1653 года наш лейтенант гвардии вернулся к Мазарини и вновь разделил с ним его скитания. Для защиты от последних отрядов Фронды их сопровождало небольшое войско. В районе Ретеля дожди опустошили местность и сделали труднопроходимыми все пути и дороги. После взятия Шато-Порсьена дела пошли еще хуже. Реки, разлившись бурными потоками, затопили поля. Остановившись в Балане, кардинал счел, что благодаря непогоде он находится в достаточной безопасности для того, чтобы отправить войска на зимние квартиры и распустить артиллерию. Заведовавший интендантством г-н де Шамфор остался на месте, чтобы проконтролировать сдачу артиллерийских орудий, пушечных ядер и запасов шрапнели. К несчастью, никто не предвидел, что все мосты через Эну снесены. Именно тогда, согласно тому, что пишет в своих мемуарах Сувиньи, д'Артаньян явился к Шамфору и потребовал, чтобы тот срочно построил деревянный мост на высоте Понтавера.

– Мост! Мост! – воскликнул интендант, воздевая руки к небесам. – Каким же образом вы хотите, чтобы я его построил? У кардинала больше нет войска, и все артиллерийские офицеры уже отсюда уехали. У вас что, есть дерево? Или плотники?

Поскольку д'Артаньян не знал, что ответить, Шамфор пошел за инструкциями к Мазарини. Кардинал был не в лучшем расположении духа. Он был неприятно удивлен при виде Шамфора, сопровождающего его посланника, которого он «сурово отчитал» за то, что тот не смог толком передать его приказ.

Следовало приложить всю возможную изобретательность и в рекордное время починить уже существующий мост, две арки которого были разрушены. Спустя несколько дней д'Артаньян смог наконец сообщить Шамфору, что Мазарини доволен, но и тут несчастный эмиссар получил достаточно наглый ответ.

– Можете сказать Его Преосвященству, – заявил разозленный интендант, – что я сделал это исключительно во имя службы королю. Что до вознаграждения, то я жду его только от Бога!

Шамфор по крайней мере не тешил себя иллюзиями. Можно побиться об заклад, что д'Артаньян поостерегся передать эти нелестные слова тому, кому они предназначались! Тем не менее наконец-то маленький эскорт кардинала смог перебраться через мост и направиться в сторону Вервена.

Однако из-за ничуть не улучшившейся погоды дорога оказалась длиннее, чем предполагали. Повозки на каждом шагу увязали в рытвинах. Бранясь на чем свет стоит, Его Преосвященство не раз выходил из своего экипажа. Что до г-на д'Артаньяна, то он надвинул поглубже шляпу и скакал в насквозь промокшей куртке, не произнося ни слова и заботясь только о том, чтобы его лошадь двигалась вперед по вязкой грязи Тьераша. Возможно, его гордость была уязвлена тем, что его господин высказал неудовольствие и сурово отчитал его. Однако вот Креси, Лан, Вилле-Коттре... Его глаза опять засверкали: он вновь был на том пути, по которому уже ездил тысячи раз; он приветствовал знакомые пейзажи. Впереди был Париж, башни Нотр-Дам... и в первую очередь добрая постель!

Подле Даммартена маршалы де Ламотт и де Вильруа приехали оказать почетную встречу кардиналу. По мере приближения к столице все более и более плотная толпа собиралась у дороги и громко поздравляла итальянца с возвращением. После тяжелых лет Фронды это был апофеоз. 2 февраля улицы Парижа были так полны народа (несмотря на проливной дождь), что было непонятно, как кортеж проложит себе дорогу сквозь это людское море. Вокруг был тот самый непостоянный и эмоциональный народ, который всего за несколько месяцев до этого выкрикивал лозунги против Мазарини, сжигал его изображения и освистывал его сторонников! Даже те, кто, как пишет камердинер короля Пьер де Лапорт, «раньше были его первыми врагами, поторопились явиться и склониться перед ним». Какой триумф в награду за терпение Джулио и д'Артаньяна!