Текст книги "Птички"

Автор книги: Жан Ануй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Акт второй

Освещается комната, где спят Труда и дочери Люси, тринадцати и четырнадцати лет. Полумрак. Девочки в изнеможении лежат на своих кроватях. Приподнимаются на мгновение, прислушиваясь, вновь падают навзничь. Входит Труда. Из открытой в коридор двери просачивается свет.

Девочки (в полумраке). Ох! Ох! Ох! Ох!

Труда. Что у вас болит?

Девочки. Живот… Живот…

Труда. Рвота была?

Девочки (стонут). Всю ночь… Всю ночь…

Труда (раздвигает оконные занавески, комнату заливает свет). Где термометр?

Девочки (вопят). Разбился… Но мы измерили… до того как разбился… Было тридцать девять или, нет, сорок… или даже сорок два! Нет! Идиотка! Так не бывает! Сама кретинка! Почему это не бывает? Когда сильно болеешь, бывает и сорок два.

Труда (заподозрив неладное, стаскивает с них одеяло). А ну-ка посмотрите на меня обе!

Девочки (подскакивают на кровати как бесенята). Это все неправда! Это все неправда! Мы не больные! Это мы чтобы маме насолить!

Труда (выходя из себя). Oh! Eine Pest seid ihr! Jhr haltet mich zum Narren[2]2
  Ох, беда с вами! Вы меня дурачите! (нем.).


[Закрыть]

Девочки (хватают Труду и заставляют ее крутиться волчком). Плевать! Не старайся, мы все равно по-немецки не понимаем! Это чтобы вызвать тебя! Чтобы ты только пришла! (Танцуют дикий индейский танец вокруг Труды, ласкают ее, растрепывают прическу, тормошат, поют, покрывают Труду поцелуями, лохматят ее, волокут на кровать, наваливаются на нее.)

Труда (отбивается, ругаясь по-немецки). Hцrt auf! Blцde Gдnse! Прекратите! Сумасшедшие, глупые, испорченные девчонки! Hцrt auf! Вы заслуживаете порки!

Девочки неожиданно выпускают ее.

Девочки (приближаясь, вкрадчиво). О! Да! Мы это обожаем! Высеки нас, Трудочка! Высеки! По попе! И как можно больнее!

Труда (высвободившись наконец, растрепанная, перестав понимать, что происходит). Зачем вы это сделали? Зачем вы это сделали? Я же вам верю, я всегда верю!

Девочки (подлизываясь). Мы хотели, чтобы ты пришла и поиграла с нами… И еще мы хотели маме навредить. Смылась с утра пораньше, надела перчаточки, шляпку, туфельки, взяла сумочку. Она всегда смывается. У нее всегда другие дела. Она должна заняться детьми зомба. А мы опять сиди одни. Нам уже даже дурачиться не хочется. (Задрав сзади ночные рубашки, изображают демонстрантов с воображаемыми плакатами в руках.) Верните мать детям! Мать – детям! Мать – детям! Мы тоже пойдем на демонстрацию к Бастилии! (С притворной робостью подходят к Труде.) Труда, миленькая Труда, дай нам шоколад в постель…

Труда. Мне некогда. Я здесь для того, чтобы заниматься ребенком вашей тети Розы.

На протяжении всей этот сцены орет ребенок.

Слышите его?

Девочки (бросаются на нее, удерживая). Не пойдешь! И мы, если хочешь, тоже умеем орать. Он всегда орет. Уже настоящий маленький паразит, как все эти мужчины. Не бросишь же ты своих любимых крошек из-за того, что этот свинтус напрудонил в постель? Хочешь, и мы тоже, чтобы ты осталась, написаем в постель? (Вскакивают на кровать и присаживаются на корточки.) Пес! Пес! Пес! Пес! Перестань, идиотка! Или я и на самом деле… Уже полчаса терплю.

Труда (вне себя, стаскивает их на пол вместе с простынями и одеялами). Ferkel seid ihr!.[3]3
  Поросята! (нем.).


[Закрыть] Я ухожу из комнаты! Я закрываю дверь!

Девочки (бросаются к ней и окружают). О нет, любовь моя! Останься еще немножко. Мы будем умненькими! Мы будем паиньки! Ну будто ангелочки! Будто маленькие святые Терезы. Пожалей нас, Труди! Мы такие несчастные! Труди наш грудастенький! Труди наш баранчик кудрявенький! Ну, обними нас! Да покрепче! Чтоб косточки затрещали! Нам так одиноко! Бедные мы сиротки!

Труда (пытаясь высвободиться). Лжете! У вас есть папа и мама!

Девочки. Ну уж папа-то отпетая сволочь! (Поют и танцуют вокруг Труды.) Папа – сволочь! Папочка – сволочь! Папочка – сволочь!

Труда (пытаясь заставить их замолчать). Frech! Respektlos! So spricht man doch nicht von seinem Vater![4]4
  Это грубо! Невежливо! Нельзя так говорить о папе! (нем.).


[Закрыть] Я вам запрещаю так говорить. Это гадкое слово!

Девочки. Но вчера мамочка так сказала.

Труда. Вы не понимаете, что вы говорите! Вы не знаете точный смысл этого слова! Отправляйтесь в душ! Не смейте говорить слова, которых вы не понимаете! (Хватает их и тащит).

Девочки (визжат). А-а! Уж не думаешь ли ты, несчастная гретхен, учить нас французскому?!

Труда (силой тащит их). В душ! В душ!

Девочки (смягчившись). Хорошо. Только чур ты нас будешь намыливать. Ты ведь всегда будешь нас намыливать, скажи, Труда?

Труда. В вашем возрасте намыливаются уже самостоятельно.

Девочки (стонут). Но это не так приятно.

Труда. Это маленьких детей намыливают.

Девочки. Но что хорошо для маленьких, то хорошо и для больших девочек. Если ты не будешь нас намыливать мочалкой, тогда мы скажем маме, что ты нас намыливала во всех местах и что ты себя плохо вела. Мы скажем маме, что ты нас изнасиловала.

Труда (заливается краской, вне себя). Замолчите! Шлюхи! У вас одни гадости в голове!

Девочки (ликующе визжат). Шлюхи! Она сказала «шлюхи»! Она сказала «шлюхи»! Ха-ха-ха! Мы скажем маме, что она обозвала нас шлюхами!

Труда (в замешательстве). Это тоже гадкое слово? Это вы мне сказали!

Девочки (ангельскими голосами). Нет, оно не гадкое. Мы просто шутили. Это хорошее словечко. Как ты, Трудочка, могла подумать, что мы можем научить тебя нехорошим словам. Мы слишком тебя любим. Мы в тебя просто влюблены, Труди. Мы не спим больше с тех пор, как ты спишь в нашей комнате. Ты с нами можешь делать все, что захочешь. Мы будем тебя слушаться ну как дрессированные собачки… (По-собачьи ластятся к Труде: повизгивают, лижут ее.)

Все выходят из комнаты.

Пауза. По соседству начинает литься вода и слышится пронзительный визг девочек. Входят женщина и мужчина. Начинают уборку.

Женщина (ругается). Дряни! Нормальный человек утром кровать за собой приберет. А эти все на пол пошвыряют, а ты за ними прибирай. О гретхен не скажешь. Всегда, перед тем как вниз сойти, кровать за собой приберет.

Мужчина. Чистоплотная нация. Почище нас будут.

Женщина (скептически). Ноги нужно посмотреть. Иная расфуфырится, футы-нуты, завьется, а ноги!.. Всегда первое дело ноги. По ногам все сразу видно.

Мужчина (посмеивается из своего угла). Ну знаешь, чистые они или грязные – это мне все равно. Меня, знаешь, другие места интересуют.

Женщина. Я то знаю, старый потаскун. Ты на себя-то посмотри. На кого ты похож!

Мужчина (сдаваясь). Да это я просто так, к слову! (Желчно.) Старичка это, между прочим, тоже интересует.

Женщина (как ужаленная). Кто тебе сказал?

Мужчина. Хха! Кто сказал! А его глазки, когда он диктовал свою историю. Расхаживает себе как ни в чем не бывало, а сам из-за плеча поглядывает в вырез кофты. Как будто проверяет, что она там записала. Знаем мы его!

Женщина (неожиданно жалко улыбаясь). Брось! Он уже тоже слишком стар.

Мужчина (злопамятно). А тебе хотелось бы, чтоб твой дорогуша совсем одряхлел? Ты-то его не такой старой жабой помнишь. Все женщины здесь через это прошли. И при старухе, и потом. А гретхен слишком хорошенькая. Ей-то уж точно не миновать.

Женщина (будто успокаивая себя). Скорее уж Арчибальд потихоньку подкрадется. У него свой фокус: вечно прикидывается несчастненьким. Или мсье Артур: для него все средства хороши. Но, похоже, его уже отшили!

Мужчина (уверенно). Он повторит. Свежатинка в доме – кого хочешь взбудоражит.

При последних словах мужчины в комнату входит Труда, идет к туалетному столику.

Труда. Я вам не помешаю? Девочки меня забрызгали и растрепали.

Женщина (вернувшись к уборке постелей). Эти девки только и думают, какую бы пакость сделать.

Мужчина и женщина занимаются уборкой. Мужчина водит пылесосом рядом с Трудой.

Мужчина (вкрадчиво, Труде). Ну как вам у нас, нравится?

Труда (не оборачиваясь, невозмутимо). Да. Нравится.

Женщина. По условиям найма вы должны заниматься только ребенком Розы.

Труда (причесываясь, благоразумно). Я рада помочь, если могу.

Женщина. Да, но зачем же шляпой-то быть?

Труда не понимает.

Мужчина (женщине). Ты же видишь, она немка. Она про шляпу не понимает. Обвели вокруг пальца! Облапошили нашу лапочку!

Труда (просияв). Лапочка! Да! Девочки такие ласковые!

Женщина (подсмеиваясь). Ну, а Роза с Люси?!

Труда молчит, причесывается.

Мужчина (наставительно). Если у вас со стариком отношения хорошие – ничего здесь не бойтесь. Я так вам скажу. Это только видимость такая, что все им помыкают. Здесь все решает он. И потом, что ни говори, содержит-то всех он. Видимость такая, что кто что хочет, тот то и делает. Кремень – не человек. Его желание – закон. А все остальные пусть хоть к черту катятся. Вот и вся его мораль. Я-то его хорошо знаю.

Женщина (подходит к нему, в ярости). А ты не хочешь ему самому все это выложить? А ну-ка марш наверх, старухину комнату убирать. Здесь всё.

Мужчина, подчиняясь, наклоняет голову, берет пылесос и уходит.

(Труде, которая не решается обернуться.) Старый пьяница, конечно, но он не злой. Он ведь вам добра хочет. Совсем еще молоденькая, да у таких людей, конечно, хочется предостеречь.

Труда (встает, собираясь уйти). Спасибо. Я уже сама достаточно взрослая.

Женщина. Я тоже так думала, когда помоложе была. Но они здесь все развратники. Все девушки, которые здесь служили, через это прошли. На первый взгляд кажется, что они здесь друг с другом как собаки, а на самом деле все они заодно.

Труда. Спасибо. Я умею защищаться.

Женщина. Если бы мсье Артур, это бы еще ничего… Он как молодой кобелек, на всех кидается. А вот Арчибальд, когда прикинется несчастненьким… А-а! Этот кого хочешь растрогает… А вот старик…

Шеф (входя). Что – старик?

Женщина, испугавшись, быстро собирает свои швабры и тряпки и уходит со взглядом побитой собаки.

(Труде.) Я везде вас искал, чтобы продолжить диктовать. Что они вам тут рассказывали?

Труда. По-французски вы, кажется, говорите так: «в одно ухо влетает, в другое – вылетает».

Шеф. Да. Но в промежутке на мгновение застревает. Вот ведь что досадно. Так что она вам сказала?

Труда. Я не слушала.

Шеф. Обо мне?

Труда (немного поколебавшись). О девушках, которые жили в этом доме.

Шеф. А обо мне?

Труда. Еще о мсье Артуре и о мсье Арчибальде.

Шеф. Старая шлюха! (С неожиданным беспокойством.) А о себе?

Труда. Нет. Что значит «взбудораживает»?

Шеф (ворчливо). Вы мне надоели! Я вам не словарь!

Труда. Это тоже бранное слово?

Шеф. Нет!

Труда. Одноглазый мсье в то время, когда я входила в комнату, сказал: «Свежатинка в доме взбудораживает».

Шеф (в ярости). Старая обезьяна! Я ему покажу, как совать нос не в свое дело!

Труда. Но он никуда не совал…

Шеф. Знаю. Это тоже такое выражение, которым вы никогда не научитесь пользоваться. Значит, лезть в такое дело, которое вас не касается.

Труда. (серьезно, с неожиданной прилежностью). Bitte! «Засовывать нос в чужое дело». Он засунул нос в чужое дело. Так можно сказать?

Шеф. Да. Запишите его. Таким выражением вы произведете фурор. (Ласково смотрит на нее, неожиданно). Вы у нас уже две недели? Ну как, начинаете понимать, что попались на маленькое безобидное объявление в «Фигаро», как на крючок? А? Ничего себе гадючник?

Труда. Гадюки – это такие животные, которые ползают и кусают?

Шеф. Да… И больно кусают. Скоро в этом убедитесь.

Труда. Девочки – большие проказницы, но я их люблю.

Шеф. Мы здесь все проказники, и вы нас всех полюбите. Во всяком случае, уж вы поверьте, мы все для этого сделаем. Гадюки любят кусать молоденьких. Это Кривой правильно сказал. (Мрачно.) А старый змий не лучше других. Это вам Кривой тоже сказал?

Слышен все тот же, что в первом акте, крик.

Труда. Это павлин?

Шеф (спокойно). Нет. Моя жена.

Труда смотрит на него круглыми глазами. Слышно, как рядом орет грудной ребенок.

Труда (опешив, бормочет). Вы женаты? Wunderbar![5]5
  Чудесно (нем.).


[Закрыть]

Шеф (делает гримасу). Да. Wunderbar, как вы говорите. Здесь все wunderbar. Идите к ребенку. Вы ведь здесь для этого. Пока все, чего он ждет от жизни, – соска да сухие пеленки. А потом, в шесть, приходите ко мне в берлогу, поищем убийцу. Трюк прост как репа. Удивляюсь, как это еще люди верят?! Обычно это самый что ни на есть симпатичный персонаж, тот, о ком ни за что бы не подумал. (Выходит).

Тотчас же появляются девочки. Одетые, причесанные. Понятно, что они подслушивали под дверью.

Девочки. Труда, Трудочка! Мы тебя хотели спросить. Ты читала дедушкины романы?

Труда. Нет. Но я их прочту. Я должна, если я живу в доме.

Девочки (посмеиваясь). Давай-давай. Он их сто двадцать семь штук написал! Один мощней другого! Конечно, нам запрещено их читать, но все, что мы знаем, мы знаем оттуда. Взрослые – у них полно мыслей, правда, они не очень красивые. Но знаешь, нам это нравится. Потому что мы испорченные!

Труда. Вы не понимаете, что вы говорите!

Девочки (ангельскими голосами). Дедушка очень нас любит. Всю жизнь он зарабатывал кучу денег, придумывая, как убивать людей. Как ты думаешь, он на самом деле никого не убил? Конечно, он и виду не показывает, а очень даже может быть. Да так, что никто его никогда и не поймает!

Труда. Вы с ума сошли! Идите лучше завтракать. Сейчас все сядут за стол. Всегда по утрам прохлаждаетесь, как маленькие шлюхи, (Засомневавшись, останавливается). Шлюхи. А вы уверены, что это слово можно говорить?

Девочки (вкрадчиво). Да, Трудочка! Да! Можно! Это очень хорошее слово! Головой ручаемся!

Какое-то время сцена остается пустой. Потом входит Роза.

Роза (кричит). Фрейлейн! Фрейлейн! Золотце! Погладьте мне зеленую кофточку. (Обнаруживает, что в комнате никого нет, идет в ванную, кричит.) Фрейлейн! Фрейлейн!

Люси (входит в свою очередь, держа в руках красную кофточку). Фрейлейн, не могли бы вы помочь мне? (Видит, что никого нет, умолкает.)

В это время из ванной выходит Роза. Меряют друг друга взглядом, несколько раздраженные тем, что застали друг друга за одним и тем же занятием.

Роза. Вот это да! Я думала, ты на демонстрации…

Ребенок рядом опять начинает кричать еще громче, чем раньше, если это только возможно.

Люси. Таксист не захотел нас взять. Ты же раньше нас его пыталась очаровать. (Смотрит на нее, резко.) Слышишь, твой сын кричит?

Роза (принимаясь чистить ногти). Я только его и слышу. Ничего, фрейлейн пошла в атаку. Вюртембергских гренадеров не остановишь. Да ты должна была ее встретить.

Люси (желчно). Своих детей я по крайней мере сама воспитала.

Роза. Положим, при некотором числе нянек и прочих других. Согласна, они менялись. Когда до них наконец доходило, что нужно заниматься и папочкой, они долго не задерживались. Но вот уж стиркой пеленок ты свои ручки не утруждала. Я смотрю, ты перламутром ноготки покрыла, как продавщица из универмага. В народ собралась идти?

Люси. Чем хочу, тем и покрываю. Я ведь не интересуюсь, какого цвета кожа у твоих любовников.

Роза. Ты что, расисткой стала? Похоже, левая мысль эволюционирует.

Люси. Чем ты занимаешься с этим негром? Вчера тебя видели на художественной выставке.

Роза. Тем же, чем и ты со своими бледнокожими любовниками. Рассказать? Правда, ты принадлежишь к тому поколению, когда в школьной программе еще не было полового воспитания. Кое-какая практика у тебя есть, но теоретически ты совсем не подкована.

Люси (визжит, подскочив к сестре). Девочка, мои любовники касаются только меня!

Роза (холодно). Какое-то время. Довольно короткое. Потом они очень быстро начинают посматривать по сторонам. Твои неудачи все-таки симптоматичны, не правда ли? Не очень-то ты, наверное, интересна в постели. Со Штерманом все?

Люси (дает ей пощечину). На. Получай!

Роза. А-а! Ведьма! Ну держись! (Дает Люси пощечину и вцепляется ей в прическу.)

Вопят. Дерутся.

Люси. Потаскушка! Мерзавка! Не трогай шиньон! Я только что причесалась! Не трогай шиньон! О! Мерзавка! Мерзавка! Грязная тварь!

Входит Труда, держа на руках ребенка.

Труда (вне себя). Если вы будете так шуметь, я никогда не уложу ребенка!

Роза (продолжая драться). Какого ребенка?!

Арчибальд (входит, как всегда, немного торжественный, в халате разводами, с бутылкой виски и стаканом в руках). Ради бога, что происходит? Теперь вы с утра пораньше начинаете? Всего полчаса как полдень пробило! Бог мой, ведь вам уже не по пятнадцать лет, чтобы драться. (Кое-как разнимает их.)

Роза (приводит себя в порядок в углу). Нет, нам уже не по пятнадцать. Особенно ей. И уже давно. Арчибальд, ваша женушка здорово поистаскалась. Посмотрите-ка на нее непричесанную! Да, при утреннем свете не смотрится, разве что при электричестве. Наверное, вы из-за этого по ночам и шляетесь?

Арчибальд. Милая Роза, у вас несносная манера лезть не в свои дела. Мы с Люси не интересуемся, во сколько вы возвращаетесь домой. (Замечает Труду, неожиданно приходит в веселое расположение духа.) Что это у вас там за прелесть, фрейлейн? Бог мой, какое очарование! Можно потрогать?

Роза. Ох! Какой прелестный малыш! С удовольствием поцеловал бы его няню! Achtung,[6]6
  Осторожно! (нем.).


[Закрыть] фрейлейн, ему не ребенка хочется потрогать! (Выходит.)

Арчибальд. Она стала невыносимой. Не принимайте ее всерьез, мадемуазель. Это просто плохо воспитанный ребенок. Известно, что я обожаю младенцев. В прелести маленьких голеньких тел есть нечто, что возвращает нас к первоистокам. Обнаженные руки молодой матери, погружающие голое детское тельце в воду! Миф крещения! Это и тебя очищает! Как стакан свежей воды после ночной попойки. (Подавляет отрыжку.) Слишком поздно легли. Возносимся в мечтах, как ангелы, а живем – как свиньи! Нужно будет посмотреть, как вы будете его вечером купать. Прошу вас, дайте мне знать. Не лишайте меня этого столь чистого и столь большого удовольствия…

Труда, не говоря ни слова, выходит с ребенком.

(Констатирует.) Эта малышка восхитительна! Ее чуть деревенская наивность! Как нимб! Как Эдипова аура! Богоматерь с младенцем. Сплошной Фрейд! Ведь по-настоящему у меня не было матери. Вот и расплачиваюсь.

Люси (холодно). Ты собираешься перед ней выступать со своим цирковым номером? Прошу тебя, не надо, в доме и так неразбериха. Эдипов комплекс у тебя, а расплачиваться другим.

Арчибальд. Что ты придираешься? Эта девка и этот ребенок затрагивают самые глубины моего существа. Все очень просто. Я никогда не скрывал, что меня всегда потрясает вид молодой матери с ребенком. Я заброшенный мальчик.

Люси. Что не помешало тебе благодаря этому трогательному объяснению перепробовать энное количество молодых матерей.

Арчибальд (уязвлен). «Перепробовать»! Ты умышленно вульгарна! С каждым днем становишься все ограниченней. Где ты воспитывалась? Интеллигентная женщина. А ведь ты рисуешься своей интеллигентностью. Должна была бы понять. Что ты хочешь? Я ищу самого себя. Ищу…

Люси. В твоем почтенном возрасте пора было бы уж и найти себя.

Арчибальд (взволнованно). Кого? Что? Вот в чем вопрос. Кто мы? Ты можешь мне это сказать? Кто я?

Люси (жестко). Тартюф. Говорю это вполне ответственно. А я одна из дурочек, когда-то тебе поверивших.

Арчибальд (с отвращением). Напрасны были все твои усилия. Знаешь, кем ты осталась? Неисправимой мещанкой! Вот и все!

Люси. А ты?

Арчибальд. Разумеется, наследственность у меня плохая. Отец – судья. Мать – председательница благотворительного общества. Плесень! Но я смог этому противостоять! И знаешь, что меня спасло? Моя повышенная чувствительность. Я весь вибрирую. Я страдаю. Я в состоянии вечного беспокойства. (Наливает себе виски. Удобно устраивается в кресле.) При моей чувствительности в этом обществе, построенном на угнетении, жизнь у меня собачья! Евреи – с ними явно дело пошло получше, но я страдаю за всех угнетенных: ты это прекрасно знаешь. Когда я читаю в газете, как в Иоганнесбурге какого-то черного не пустили в автобус, я положительно делаюсь болен. Мне нужно два дня, чтобы прийти в себя. А когда шла война в Алжире! Ты свидетель – мне шесть лет понадобилось, чтобы прийти в себя! Положительно! Их пытали электричеством, а я испытывал боль в детородных органах.

Люси (холодно смотрит на него). Вот где, может быть, причина.

Арчибальд (уязвленный). Твои намеки никогда не были смешными! А иногда они просто отвратительны. Я и знать не хочу, на что ты намекаешь. (Наливает себе. Взрывается.) Бог мой, супружеская жизнь не стоит на месте! Ты рассуждаешь как какая-нибудь портниха! Портниха в климаксе. Все эволюционирует! Мир – это непрекращающаяся эволюция! Я выпиваю этот стакан виски, и вот я уже не тот человек, который его налил, думая, что испытывает жажду. Вчера я слишком много выпил, и виски вызывает во мне отвращение. Отвращение. (Опустошает стакан.) И тем не менее через полчаса я опять возжажду.

Люси (холодно). Я в этом уверена. Эволюционирует все. Только не твоя ненасытность.

Арчибальд (вздыхает). В мире столько голодающих!.. Я испытываю чувство голода и за индусов и за бенгальцев! Знаю, что пользы от этого никакой, но при мысли, что эти люди подыхают с голоду, у меня начинается приступ булимии. Это сильнее меня. Я – это они. Ты понимаешь? Я ем, но все впустую. В нашем прогнившем западном обществе я вою от голода. Я голодаю за весь третий мир. А все моя повышенная чувствительность.

Люси (холодно обрывает его). Нет. Это не для меня.

Арчибальд. Что не для тебя?

Люси. Твой номер. Вот уже двенадцать лет как твоя не знающая границ чувствительность на моих глазах выходит из всех границ. Какая-то бочка Данаид. Только наоборот. А внутри ничего, кроме твоего «я». Ты и впрямь не меняешься. Приклеился к своему ничтожному «я», как грудной младенец к собственным запачканным пеленкам.

Арчибальд (холодно смотрит на нее, важно). Знаешь, что я тебе скажу, радость моя? Ты просто-напросто становишься фашисткой. Ты явно меняешься. (Непринужденно.) Может быть, ты взяла себе любовника из правых?

Люси (внезапно, жестко). Слушай, почему бы нам не развестись?

Арчибальд. Зачем разводиться? В этом смысла не больше, чем в женитьбе… Постель – это еще не весь дом! Есть стол – в столовой. Есть кресла – в гостиной. Иногда у нас с тобой бывали очень интересные разговоры.

Люси. Ты имеешь в виду собственные монологи? Когда-то у тебя был идеальный собеседник. Я слушала тебя разинув рот. Ты не заметил, что теперь декламируешь в пустоте? (Неожиданно, жестко.) Штерман зовет меня к себе. Думаю, как поступить.

Арчибальд (подскакивает). Этот еврейчик? Этот никчемный левачок? Этот вшивый? Этот болтун?

Люси. Он. Его по крайней мере избивали в полицейском участке.

Арчибальд (смеется). Рассказывай! Провел три дня в полицейском участке. Тоже мне – Верден! Дерьмо! Дерьмо, моя милочка! Пожалуйста, имей любовников. Мы современные люди. Жизнь есть жизнь. Но все-таки будь поразборчивей. Не делай меня смешным! Дерьмо! Полукровка! Разобрать-то невозможно, что он говорит! Немецкий еврей!

Люси (кричит). Мы в каком-то смысле все немецкие евреи!

Арчибальд (несколько сконфуженно). Разумеется… Но есть нюансы. (Взрывается, искренне.) Сексуальная свобода – это, разумеется, свято. Но ведь есть же приличия! (Смотрит на часы, нервно.) Черт возьми, будут когда-нибудь в этом борделе вовремя завтракать? Разумеется, с точки зрения социальной дом моей матери был омерзителен, но там вас по крайней мере обслуживали!

Люси (холодно наблюдая, как он нервничает). Я должна тебе еще кое-что сказать. Я узнала это только вчера вечером от Джульетты. Грацциано сказал, что он тебя убьет.

Арчибальд (пытаясь засмеяться). Мой издатель? Лучший друг? Хотел бы я на это посмотреть!

Люси (нежно). Дочь ему рассказала. Вчера.

Пауза. Внезапно струсив, Арчибальд, подавленный, падает в кресло.

Арчибальд. Черт побери. Тем хуже! Налью себе третий стакан виски. (Наливает себе виски. Рука немного дрожит.)

Люси. Ей пятнадцать лет.

Арчибальд (мрачно, не отрываясь от стакана). Знаю. А на вид все восемнадцать.

Люси. Грацциано издает тебя двенадцать лет. Ты ей приносил кубики. Потом кукол… Добрый дяденька!

Арчибальд. Кровь в голову ударила. Ты не знаешь, что это такое, эти маленькие шлюхи. Ты читала «Лолиту» Набокова?

Люси (холодно). Да. А ты?

Арчибальд. Попробуй разберись, что вокруг делается. Теперь эти девчонки предлагают себя как кулек с конфетами.

Люси (холодно). И ты не отказался. Она беременна.

Арчибальд. Черт! (Встает. Идет к Люси. Жалкий. Путается в словах.) Люси, нужно мне помочь. Нужно мне помочь. Ты моя жена. В конце концов, это что-нибудь да значит. Ты сейчас пойдешь к Грацциано. Все-таки мы как-никак супруги. У нас дети… Грацциано – скотина. Лучше тебе с ним поговорить. Он товарищ по борьбе. Это я посоветовал ему издавать порнографическую серию, это я объяснил ему, что секс – оружие революции. Оранжевая книжечка для детей. Перевод с голландского. Это невозможно было переводить… Но я ему ее сделал. Он на этом заработал бешеные деньги. А что тогда в лицеях творилось! Да! Нельзя забыть того, что мы вдвоем сделали для общего дела. Как братья! Революция – это вам не что-нибудь! Вот только когда речь заходит о его дочери, он, собака, становится дремучим сицилийцем. Вот ведь в чем подлость-то. Тебе надо к нему пойти, Люси. Он тебя очень любит.

Люси (отчужденно). Даже слишком. И ты об этом знаешь.

Арчибальд (отводя глаза). Вот-вот. Он тебя послушает. Ты скажешь все как есть, опишешь мое отчаяние. Пойми, ведь чувствуешь себя таким одиноким… А тут эта малышка вдруг предлагает свою любовь. Она же в меня влюблена! Она как глоток свежей воды посреди всего этого дерьма! Ты не можешь понять, а она почувствовала, как я несчастен. Потерян. Обречен. Она обвила мою голову своими ручонками. Она утешала меня, как маленькая мама. Тебе не понять! Женщины не могут этого понять!

Люси (холодно). Нет.

В комнату с визгом врываются девочки.

Девочки. Папа! Папа! Сегодня Праздник отцов![7]7
  Праздник отцов – светский праздник в июне в современной Франции. (Примеч. пер.)


[Закрыть] Мы пришли попросить у тебя денег тебе на подарок! Чего бы тебе хотелось на Праздник отцов?

Люси. Девчоночку. (Выходит, хлопнув дверью.)

Девочки (испуганно). Это правда, папа, что ты хотел бы еще одного ребенка? К черту! И Розин-то до смерти надоел.

Арчибальд. Ваша мать пошутила. Вы же знаете, она говорит невесть что. (Вздыхает.) Бедные мои дети! Жаль мне вас, если вам придется с ней одним остаться!

Девочки (с интересом). Ты хочешь ее бросить, папа?

Арчибальд. Нет. Просто я только что узнал одну вещь, которая меня очень тревожит. (Вздыхает, нервно зажигая сигарету.) Жизнь, бедные мои дети, иногда оказывается короткой.

Девочки (с любопытством). Что случилось, папа? У тебя рак? Ты приговорен? Неудивительно. Ты столько куришь!

Арчибальд (бросает сигарету, нервно). Нет. Нет. Я уж не так много курю. Во-первых, я не докуриваю их до конца. Три затяжки – и выбрасываю. Это нервное.

Девочки. Может быть, нервное. Но так неприятно пахнет, когда приходишь к тебе утром здороваться! Фу!

Арчибальд. Пахнет неприятно? Я курю дешевые «Голуаз»![8]8
  Один из самых распространенных во Франции крепких сортов сигарет. (Примеч. пер.)


[Закрыть]

Девочки. Вот именно. На розы непохоже. Ну, так ты нам дашь, папочка, денег? Ты как хочешь? Чтоб мы тебе купили что-нибудь?

Арчибальд (роясь в карманах). Как вы надоели! Выбрали момент! У меня нет денег… А-а, тем хуже… Это уж слишком. Вечно вы попрошайничаете!

Девочки. Но ведь это же для тебя! Ну так что бы тебе, папочка, в самом деле доставило удовольствие? А? Скажи, чтобы мы знали!

Арчибальд (с беспокойством рассматривает себя в зеркале). Может быть, фальшивую бороду. (Вздыхает.) Ах! Бедные мои дети, бедные мои дети!

Девочки. Не очень-то ты, папочка, весел в Праздник отцов.

Арчибальд (вздыхает мрачно). Еще и Праздник отцов к тому же! Бедные мои дети! Разве этот зверь подумает о вас? Плевал он на детей. Идите, я буду бриться. Зарос как старый филин. Хоть умереть-то бритым!

Девочки (идут к дверям вместе с ним, останавливаются, гримасничая). Папочка, мы тебе хотели рассказать. Нет! Ведь договорились же не рассказывать! Нет! Потом передоговорились, чтобы все-таки рассказать!

Арчибальд. Ну что еще? Ведь видите же, что я опаздываю.

Девочки. Не знаем, как тебе сказать, папа. Мы стесняемся. Разумеется, мы маленькие девочки… но порою мы знаем вещи, выходящие за рамки нашего возраста.

Арчибальд (смотрит на них, обеспокоенно). Что вы там еще придумали?

Девочки. Мы? Ничего. Но вот фрейлейн… Она тебе, папа, нравится, фрейлейн?

Арчибальд. Очаровательная девушка.

Девочки. А какая у нее грудь! И вообще! Но ты знаешь, папочка, она немножко странная…

Арчибальд. Почему?

Девочки. Ты знаешь, что она спит с нами, в нашей комнате. Чтобы быть рядом с этим крикуном. Другого местечка не смогли найти.

Арчибальд. Ну и?…

Девочки. А по ночам она видит сны.

Арчибальд. Как все…

Девочки. Да. Но она, она во сне разговаривает. Она сомнамбула. И ты знаешь, папочка, что она бормочет каждую ночь?

Арчибальд. Какие вы надоедливые! Нет, я не знаю.

Девочки (изображают, с томным видом). «Арчибальд!.. Мсье Арчибальд!.. О! О! Мсье Арчибальд!» Вот так-то! Это мы тебе дословно повторяем! Если бы ты только это слышал! (Умолкают, ожидая, какой эффект произведет их разоблачение.)

Арчибальд. Да ну?! (Пристально смотрит на себя в зеркало, трет подбородок рукой, восклицает.) Скорее, дети, скорее а то мы опоздаем к завтраку. Я еще не брился. Специально для демонстрации не брился. Но не могу же я в таком виде показаться за столом! Брр! Бегу навести красоту!.. И, конечно, вы уже большие. И вам незачем говорить, что не имеет смысла повторять это маме. Она может неправильно понять!

Все выходят. Девочки за спиной у Арчибальда давятся от смеха. Затемнение.