Текст книги "Птички"

Автор книги: Жан Ануй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Жан Ануй
Птички
Сатирическая комедия в четырех актах

Действующие лица:

Шеф

Артур – его сын

Труда – молодая немка, живущая в доме за стол

Роза-младшая дочь Шефа Кривой

Мария

Люси – старшая дочь Шефа

Арчибальд – супруг Люси

Девочки – дочери Арчибальда и Люси,13 и 14 лет

Мелюзина Мелитта – в прошлом любовница Шефа

Мать Розы

Дюплесси-Морле – супруг Мелюзины Мелитты

Грацциано – издатель Арчибальда, на сцене не появляется

Акт первый

Старый загородный дом. Помещение под крышей типа чердачного, приспособленное под рабочий кабинет Шефа. Легкий беспорядок. В момент поднятия занавеса Шеф стоит у окна. На нем старенький кургузый домашний халат. Вдалеке слышен странный птичий крик вроде павлиньего. Шеф не двигается. Входит Артур.

Артур. Что это ты там разглядываешь?

Шеф. Прохожих.

Артур. Интересно?

Шеф. «Шляпы и плащи, которые я вижу в окно и которые подобны моим собственным, заставляют меня предположить, что там люди…».

Артур. Твое?

Шеф. Нет. Декарта.

Артур. Ты всегда очень любил Декарта. За что, не пойму? Это так старомодно.

Шеф (скептически). Ты его читал?

Артур (уклончиво). Где-то в извлечениях.

Шеф (смотрит на него, подсмеиваясь). Может быть, «Пари-Матч» дал о нем репортаж?

Артур. Может быть.

Шеф. Ты понял, что значит его высказывание.

Артур. Экзамен на бакалавра я три раза заваливал, но тем не менее кое-что все-таки понимаю. Я ведь self-made man – сам себя образовываю. Это высказывание про то, что все на свете одиноки? Твой конек.

Шеф. Да.

Артур. Не ново.

Шеф. Нет, но грустно, когда начинаешь понимать, что дело идет к концу.

Артур. Тебе все представляется в черном свете. Не стоит преувеличивать. Есть же еще кое-какие друзья. Вроде бы надежные.

Шеф. Не следует доверяться впечатлениям.

Артур. Есть семья.

Шеф (спокойно). Не смеши. (Смотрит на Артура. Холодно.) Зачем пожаловал? Ведь не пофилософствовать же ты ко мне на чердак залез? Так, я полагаю?

Артур. Старый крокодил. Ничего от тебя нельзя скрыть. До конца будешь на три метра в землю видеть. В доме больше нет денег.

Шеф (подскакивает). Уже?

Артур. Ты всегда говоришь «уже». Полное отсутствие чувства времени. Папа, тебе необходимо срочно еще что-нибудь сотворить.

Шеф (вздыхает, помолчав). Я уже стольких убил.

Артур. Это дело прошлое. Нужно еще разок. Для твоих дорогих деток. У тебя будут смягчающие вину обстоятельства, и, принимая во внимание твой возраст, тебя, как папашу Доминичи, помилуют.

Шеф. Вот именно. Я уже слишком стар.

Артур. Неправда. Своим оружием ты по-прежнему владеешь прекрасно.

Шеф. А если промахнусь?

Артур. Не кокетничай. Ты всегда очень хорошо продавался. Я из-за тебя достаточно стыда натерпелся у иезуитов. Ты мог бы быть автором и поизысканней. Отпрыск сочинителя полицейских бестселлеров в элитарном гуманитарном коллеже… Уж ты мне поверь. Там учились сыновья одного великого католического поэта и несколько академических внуков. Улавливаешь разницу? Святые отцы не раз давали мне ее почувствовать. Уж что-что, а в искусстве намеков они непревзойденные мастера.

Шеф (после паузы, размышляя). Ладно! К тому же мне скучно. Испачкаю руки еще раз. Это в моем-то возрасте!.. И даже секретарши у меня больше нет. Я решил, что хватит, и ликвидировал ее два года назад. (Добавляет.) К тому же она была уродина. Ничуть не жаль. Я диктовал ей с закрытыми глазами. Как поэт. Что было, конечно, немножко чересчур.

Артур. Будешь диктовать немочке. С тех пор как небеса ниспослали нам ее, чтобы заниматься ребенком Розы, она тут делает все. Она прекрасно справится. Уверен, что она умеет стенографировать. Она все умеет. И ей, старый греховодник, ты сможешь диктовать с открытыми глазами!

Шеф (неожиданно мечтательно). Думаешь? Мои романы жестоки. А если я ее напугаю?

Артур (со странным выражением). Нет. Смею тебя уверить, у нее крепкие нервы.

Шеф (помолчав, подозрительно). Ты их испытывал?

Артур. Что?

Шеф. Ее нервы?

Артур (уходя от ответа, с ухмылкой). Ты ведь знаешь, я всегда пробую. А у нее такая быстрая реакция…

Шеф (с неожиданным ликованием). Премного рад!

Артур. За нее?

Шеф. Нет. За тебя. Увернулся от пощечины, малыш?

Артур. Хоть ты и хвалишься, что у тебя у одного изо всей семьи развито чувство чести, позволю себе заметить, что между пощечиной и ударом кулака нет ничего общего. Удар кулаком еще никогда никого не лишил чести. Ничего, я начну сначала.

Шеф. Ты спутал ее с теми замарашками, что здесь служили. Тех ты захватывал врасплох в коридорах. Они и швабру не успевали положить. Бедный мой мальчик. Тебе действительно не хватает знания психологии. С этой-то ты мог постараться для начала хотя бы поговорить.

Артур (со странной улыбкой). Я с ней говорил потом. Долго. Грустно. Кажется, ее это тронуло. Она сама наивность, как все твои Валькирии.

Вдалеке вновь слышится странный птичий крик.

Это павлин?

Шеф. Нет. Твоя мать. У нее виски кончилось. (Внезапно поднимается с софы, на которой лежал.) Надоел ты мне. Оставь меня в покое! Если эту тронешь, всажу заряд дроби в задницу, а ты знаешь, целюсь я еще хорошо… Схлопочешь разом всю науку, которую я тебе задолжал. Хотя, чтобы сделать из тебя приличного человека, нужно было заниматься этим, пока ты был маленький…

Артур. Ты в нее влюблен?

Шеф. Пошел вон!

Артур. Тем лучше. Это тебя вдохновит. Работай как следует. Дело срочное. Фессар третий раз приходил со счетами. Грозит неприятностями. А он первый помощник мэра, и муниципалитет, не забудь, коммунистический. Он сказал, что хочет тебя лично видеть.

Шеф (надменно). Пусть обратится к прислуге. Я не принимаю водопроводчиков.

Артур. Так поступали в твое время, когда мылись в тазу. А теперь повсюду трубы, и с этими людьми приходится считаться. Особенно когда нечего им дать. Вода течь перестанет.

Шеф (кричит). А я не буду больше мыться! В моем возрасте уже на все наплевать.

Артур (выходя, строго). У тебя семья, и она еще моется.

Шеф. Увы! (Оставшись один, на мгновение задумывается, неожиданно молодо.) А! В конце концов! Запах крови меня взбодрит. Это напомнит мне добрые старые времена. Ведь в глубине-то души я очень рад. (Ворча, роется в старом захламленном секретере.) А бумага у меня еще есть? Тем хуже. Буду писать на обороте счетов.

Входит Труда.[1]1
  Труда живет в доме «за стол». Это распространенный на Западе способ изучения языка и культуры страны, при котором молодой человек или девушка живут в семье, исполняя определенные обязанности и получая в качестве компенсации за труд возможность бесплатно столоваться в доме. (Примеч. пер.)


[Закрыть] Маленькая, наивная, в голубой кофточке, в руках блокнот.

(Изумленно.) Уже?

Труда. Мсье Артур меня предупредил. Он мне сказал, что это срочно. Я ждала за затвором.

Шеф (брюзжит). Затвор? Что затворяет? Какой затвор? Замок? Задвижка? Засов? Защелка?

Труда (смущенно). Простите. Дверь. Она. Женского рода. Я перепутала… Род – это для немки трудно.

Шеф (продолжает брюзжать). По-немецки, дверь – он! Луна – он! Смерть – он! Смешной народ! Сплошные иллюзии! Вы всюду видите мужчин. Из-за этого вас всегда военные к рукам и прибирают. Ошибаетесь. Мужчин больше нет. Все женского рода!

Труда (поддерживая разговор, любезно). Зато мы говорим «Die Sonne». Солнце. Она.

Шеф (неожиданно смягчившись). Вот это лучше. Вы увидели в солнце пламенную праматерь, пожирающую и дающую жизнь. Я верю только в матерей. Им мы обязаны всем – и хорошим, и дурным. Даже тогда, когда думаем, что стали взрослыми. (Насмешливо и любезно.) А вам хочется ребеночка? Не краснейте. Чтобы сделать ребеночка, я вам лично себя не предлагаю. Я уже вышел в тираж.

Труда. Через два года, когда я в совершенстве буду знать французский язык, я выйду замуж, и у меня будет четыре ребенка.

Шеф (улыбается). Количество уже решено?

Труда (важно). Да, мсье.

Шeф (смотрит на нее; забавляясь, с симпатией). У вас заранее рассчитано?

Труда. Да, мсье.

Шеф. Скоро уже две недели как вы у нас?

Труда. Да, мсье.

Шеф. Как же вы с вашими железными добродетелями столько выдержали в этом борделе?

Труда (не понимает). Bitte?…

Шеф (невозмутимо). Бордель. Основополагающее слово. Я вижу, французского языка вы еще не знаете.

Труда. Какой точный смысл?

Шеф. Поживите у нас еще немножко, и вам не придется искать его в словаре. Сын сказал, о чем я хотел вас просить?

Труда. Да, мсье.

Шеф. Знаете, мои романы не из области прекрасного. Секс и насилие. Торговцы, которые стали хозяевами мира, сообразили, что на этом можно заработать много денег. (Коротко смеется.) Но будьте уверены, коли мода переменится, что не преминет произойти, торговцы будут торговать господом богом. И это, может быть, будет еще противней. Слава богу, это случится не завтра. Я старый человек и «перековке», как они говорят на своем мерзком жаргоне, не подлежу. Мною к тому времени уже будут питаться одуванчики.

Труда (готовая покраснеть). О-диванчик. Это тоже гадкое слово?

Шеф (смягчившись). Нет. Во французском языке полно ловушек. Это название желтого цветка. Достаточно вульгарного. Листья употребляют в салат. Едят с кусочками смальца.

Труда (радуясь, что поняла). Малец. Знаю. Маленький мальчик. Просторечье.

Шеф (обескураженный). Ну, таскать нам не перетаскать!

Труда (опять не понимает). Таскать?

Шеф (заканчивая разговор). Да, это тоже такое выражение, которое значит совсем не то, что выражает. Эдак мы с вами не выберемся. Оставим французский. Этого языка все равно уже никто не знает. Я смотрю, вы принесли блокнот? А у меня нет бумаги.

Труда. Мне кажется, что для писания…

Шеф. Вот и отлично. Вы помните обо всем. А я – нет. Писатель, а бумаги у меня никогда нет. Садитесь там и прежде всего напишите название. Название – это чудесно. Это коротко, требует небольшого усилия, а впечатление такое, впрочем иллюзорное, что дело уже в шляпе. (Задумывается, ища название.) «Птички гадят всюду».

Труда (несколько удивленно). Это название?

Шеф. Да. Это название. Знаете, в полицейских романах, как в кино. Клюют на название. Связь с сюжетом не имеет никакого значения. Глава первая. Это тоже легко. Когда вверху страницы написано «глава первая», кажется, что начало уже есть. Глава первая.

За стеной шаги и крик: «Папа!»

Да!

В комнату вихрем влетает Роза, ровесница Труды.

Роза. Папа! Так дальше продолжаться не может!

Шеф (спокойно). Это кричат больше пяти тысяч лет, а тем не менее все продолжается. А что не может продолжаться?

Роза. Артур взял машину и прикатил назад вчера вечером, конечно, как обычно, пьяный. Правая передняя фара в лепешку и бензина ни капли. А у меня в двенадцать массаж.

Шеф. Вызови по телефону такси.

Роза. В городе всего два таксиста, и мы должны обоим. Они не хотят сюда больше приезжать…

Шеф (спокойно). Ситуация осложняется. Поезжай поездом.

Роза. До вокзала целый километр. А потом, когда поезд?

Шеф. Ну так останешься сегодня без массажа.

Роза. А моя спина? Ты-то ее не чувствуешь. Тебя никогда особенно не интересовало здоровье детей.

Шеф (надменно). Они сами так им озабочены, что это было бы излишне. Суеты бы много вышло.

Роза. Как всегда, строишь из себя шута и циника. Только и умеешь что зубоскалить. Если встречу твоего сына, влеплю ему хорошую пару оплеух… Ту самую, которую ты не удосужился ему дать, когда еще было время помешать ему стать паразитом. О господи, ну и семейка! (Идет к двери, замечает Труду, бросает ей на ходу.) Малыш здоров?

Труда. Да, мадам.

Роза. Выпил молочко?

Труда. Высосал свои двести грамм. Сыпь прошла. Беспокойство было напрасное.

Роза. Прекрасно! Если я вечером вернусь вовремя, приду на него взглянуть. (Возвращается, изменив тон, неожиданно ласково.) О! Не могли бы вы мне, душенька, помочь вымыть перед обедом голову. Я приглашена в гости. Надеть решительно нечего. Хоть причесаться! (Целует Труду, не дожидаясь ответа.) Спасибо, душенька! Вы просто ангел! Какой славненький шарфик! Вы мне его одолжите? (Выходя, бросает Шефу.) Я скажу таксисту, что это ты его вызываешь, что тебе срочно нужно к врачу, что завтра расплатишься. Он тебя так давно знает, что не посмеет отказать. А когда он будет здесь, ему придется меня взять! (Выходит так же стремительно, как и вошла.)

Шеф (возвращаясь к работе). «Птички гадят повсюду». (Пауза.) Это могла бы быть история… ммм… скажем, о гуано. На острове. В Ирландии… Старый дом. Старый тип. Живет совсем один. Агент секретной службы или что-нибудь в этом роде. Там посмотрим. И вот в один прекрасный день на острове высаживается вся его семья. И, конечно, будет какой-нибудь покойник. И, конечно, покойник – это он. Начали. Там дальше видно будет. Никогда не нужно знать заранее, что собираешься рассказывать… Это скучно. (Начинает, расхаживая, диктовать.) «Над маленьким островом, покрытым гуано, садилось солнце. Птицы одна за другой тяжело опускались на песчаный пляж и усаживались плотными рядами. На вершине голой скалы на фоне красного неба черным силуэтом вырисовывался высокий дом Мак-Грегора. Вот уже двенадцать лет старик жил там в одиночестве. Ему прислуживала супружеская чета, привезенная им в Дублин. Возраст супругов не поддавался определению. В округе поговаривали, что муж, наполовину садовник, наполовину прислуга, а в прошлом содержатель кафе, потерял левый глаз и четыре пальца на левой руке в результате взрыва самодельной бомбы во время национально-освободительной войны. Жена, накрашенная, усталая матрона с двусмысленной улыбкой на губах, в прошлом наверняка подвизалась в другой роли. Говорили, что не один английский солдат, привлеченный в комнату хозяйки ее тяжеловесными прелестями, простился там с жизнью. Супруги все еще возбуждали беспокойство, хотя их уже ни в чем нельзя было упрекнуть».

Входит пара, на удивление похожая на описанную Шефом. У мужчины черная повязка и металлический крючок вместо руки. Они молча начинают вытирать пыль, водить по комнате пылесосом.

Шеф (внезапно). Нельзя ли было подождать с уборкой? Ведь видите же, что я занят.

Мужчина (продолжая убирать, надменно). Уже неделю не убирали.

Шеф (орет). Я работаю!

Женщина (ворчит, вытирая мебель). Опять двадцать пять!

Мужчина. Вы сказали, чтоб через неделю. Чтоб мы не подчинялись, даже если будете выгонять. Чтоб остались и все вычистили, Шеф.

Шеф (ворчит). Наверное, я был пьян.

Мужчина. Может быть, Шеф. Но приказ есть приказ… Вот и убираемся…

Шеф (покорившись судьбе, не обращая на них внимания). Они убираются… Продолжим… «Редкие посетители большого мрачного дома с всегда закрытыми ставнями могли заметить, что странные слуги вели себя в доме хозяина как у себя дома и обходились со стариком очень фамильярно… Какое дело, какая тайна объединяла в прошлом этих троих столь разных людей? Вот уже десять лет, как задавался этот вопрос, но никто не мог найти на него удовлетворительного ответа».

Женщина (внезапно, мужчине). Пыль я вытерла. Спускайся вниз и опорожни ему корзинку. Знаешь ведь, он не любит старых бумаг.

Мужчина выходит.

Шеф. «Злые языки утверждали, что женщина, красавица в молодости, в прошлом была любовницей старика…».

Продолжая уборку, женщина проходит рядом с Шефом, и он шлепает ее по заду. Женщина оборачивается. Улыбается ему ласково и двусмысленно, продолжает убирать.

(Не обращая внимания на круглые глаза Труды.) «Видя, во что она превратилась, в это трудно было поверить. Спускаясь в поселок за скудными покупками, мужчина и женщина разговаривали мало, не давая пищи злым языкам…».

Закончив водить по мебели тряпкой, женщина выходит, провожаемая испуганным взглядом Труды.

(Повторяет.) Не давая пищи. Злые языки! Какая тарабарщина! Но это ничего. Они это обожают. Я вам сейчас расскажу, в чем секрет успеха. Нужно быть глупым и не ставить себе высоких целей. А так как я очень умен и сообразил это, будучи еще совсем молодым, я стал зарабатывать много денег. (Таинственно). И погубил свою жизнь… (Улыбается в ответ на удивленный взгляд Труды.) Вы этого не находите? Вы здесь уже две недели? У нас приходится обшаривать все ящики, когда нужно купить десяток яиц. И это потому, что я всегда жил беспорядочно, а беспорядок стоит очень дорого. Это единственная вещь, которая стоит по-настоящему дорого.

Кто-то кричит за дверью: «Папа!»

Шеф. Не пугайтесь. У каждого будет свой выход. И так каждое утро! (Кричит.) Что случилось?

Входит Люси. Ей тридцать пять. Элегантна. В шляпе. Натягивает перчатки.

Люси. Папа, я вышла замуж за ничтожество и сволочь!

Шеф (спокойно). Позволю тебе заметить, что не я лично сделал этот выбор. Тебе было восемнадцать, когда ты пришла ко мне и объявила: «Папа, я беременна от гения, которого встретила шесть недель тому назад в кафе «Флора». Через две недели я выхожу за него замуж. Он властитель дум современной интеллигенции!» Слово «интеллект» я несколько раз встречал, но слова «интеллигенция» во французском языке никогда не было! Я тогда и подумал, что вот и представился случай познакомиться.

Люси. На самом деле Арчибальд был посредственностью. Теперь я в этом убедилась.

Шеф (нежно). Девочка моя, я это сразу заметил. Но ведь он был один из кумиров левой молодежи. Если бы я позволил себе хоть малейшее сомнение, меня бы за фашиста сочли!

Люси (стонет). Но, папа, то, что он говорил, было так красиво!

Шеф (нежно). Ну, тут нужно отдать ему справедливость. То, что он говорит, всегда красиво.

Люси (вне себя). Я вышла замуж за сволочь! За негодяя! Он погубил мою молодость! У меня от него двое детей!

Шеф. Детей мы всегда заводим невесть от кого. Вам понравился его зад и проникновенность взгляда… К этому вопросу серьезно относятся только коннозаводчики.

Люси. Но должна же я и о себе подумать, папа!

Шеф (нежно). У меня такое впечатление, девочка моя, что ты всегда думала только о себе.

Люси (взрывается). Как?! Ты смеешь говорить это мне? Считаешь, что я недостаточно дала вам всем? Сиделка, кормилица, нянька, половая тряпка. Муж, дети! Дети, муж, отец! А я? Я существую?

Шеф (холодно). Это обсуждению не подлежит. Девочка моя, я работаю. Может быть, ты заметила, когда входила, что здесь фрейлейн Труда. Она была так любезна, что согласилась стенографировать мой новый роман.

Люси (сухо). Здравствуйте, мадемуазель. Я думала, вы здесь для того, чтобы заниматься ребенком Розы. Вы поменяли ребеночка?

Шеф (улыбается). Ты же знаешь, что она у нас на все руки, и мы этим пользуемся. Сейчас она будет помогать мне.

Люси. Наводнять вокзальные киоски продукцией твоего неистощимого вдохновения? Мы с Арчибальдом не знаем, куда деваться на литературных коктейлях. Стоит выйти твоей очередной книжонке, и нам хохочут вслед. Я думала, ты уже оставил писательство.

Шеф. Да, но неосторожно продолжал подписывать чеки. В доме нет больше денег.

Люси. И ты это заметил только сейчас? Я знаю, ты любишь терпеть лишения. Это напоминает тебе молодость, когда на Монпарнасе была такая мода. Это у тебя поза. Но о вкусах не спорят. Так вот, ставлю тебя в известность: я и Арчибальд совсем обносились. Что же до девочек, так тем просто нечем прикрыть зад.

Шеф (вкрадчиво). Меня всегда удивляло, что при тех средствах, которыми располагает левая мысль, она не в состоянии прокормить своего человека. Ведь, судя по количеству цветной рекламы, которую она у себя публикует, денежки у них водятся.

Люси (натянуто). Каким бы Арчибальд ни был, он свободный человек и не хочет никаких компромиссов с обществом потребления.

Шеф (тихо). Да, но так как он все же потребляет, как и все, пачкать руки приходится мне.

Люси (усмехнувшись). Но для тебя это уже не имеет значения! Ты, мой бедный папочка, уже так давно барахтаешься в этой грязи! Будь так добр! Ну сляпай один томик! Утомительно сидеть без гроша! (Неожиданно ласково.) А как будет называться твой новый бестселлер, папочка?

Шеф. «Птички гадят повсюду».

Люси (натянуто). Как деликатно! Как всегда, намек на нас?

Шеф. Там видно будет. Пока есть только заглавие.

Пожав плечами, Люси идет к дверям.

(Кричит Люси). Ты так и не сказала, почему твой муж, по последним данным, сволочь?

Люси (с порога, чопорно). Когда мы будем наедине, если угодно. Моя личная жизнь никого не касается. И потом, мне некогда. Я опаздываю. Меня ждет Арчибальд. Очень важная демонстрация в защиту детей зомба. Там будет весь Париж. Сначала марш босиком от Бастилии до площади Нации, а потом голодная забастовка. Успеть бы такси вызвать. Мы вернемся к обеду. (Выходит.)

Шеф. Продолжим, пока не явился следующий. На чем мы там остановились?

Труда (перечитывает.) «Спускаясь в поселок за скудными покупками, мужчина и женщина разговаривали мало, не давая пищи злым языкам…».

Шеф (юмористически вздыхает). Вам не следовало мне это перечитывать. Как все-таки точен французский язык! Впрочем, тем хуже. (Продолжает, расхаживая.) «И вот, в один прекрасный летний вечер из роскошной спортивной машины вышла элегантная пара, оживив своим присутствием задремавшее было любопытство жителей поселка. Мужчине было около сорока, у него было красивое, утомленное лицо интеллектуала, любящего выпить. Глубокий, проникновенный взгляд с небрежностью скользил по лицам людей и неодушевленным предметам, свидетельствуя об уме и знании человеческой природы. Правда, более пристальное наблюдение обнаруживало в этом прекрасном взгляде нечто апатичное, странно равнодушное, создавая леденящее впечатление полной самоизоляции. На самом деле – и это быстро становилось понятно – взгляд мужчины был совершенно пустым».

На пороге неуверенно показывается соответствующий описанию мужчина сорока лет.

Шеф (увидев его). Вы что-то ищете, Арчибальд?

Арчибальд. Люси. Я всегда ищу Люси. У меня такая жена, что ее никогда не оказывается в том месте, где рассчитываешь ее найти.

Шеф. Она пошла вызвать такси.

Арчибальд (выходя). А! Ну хорошо. Спасибо.

Шеф. А что, ваша прекрасная машина неисправна?

Арчибальд. Мне пришлось ее продать.

Шеф. Жаль. Хорошая была машина.

Арчибальд. Да. (Уходит, возвращается.) Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?

Шеф. Очень хорошо. Вот видите, работаю.

Арчибальд (вежливо). Как всегда, в детективном жанре?

Шеф (спокойно). Не имею возможности заниматься чем-нибудь более глубоким. Нужно делать быстро и рентабельно.

Арчибальд (вздыхает). Жизнь сурова! Я бы не смог.

Шеф. Я знаю. Хорошо, что я могу.

Арчибальд (рассмеявшись, любезно). Какой вы забавный! Я вас очень люблю. (Выходит легкой походкой.)

Шеф (кричит ему вслед.) Я вас тоже! (Труде, доверительно.) Самое забавное то, что это правда. Этот мыслитель скорее глуп, нежели зол. На словах готов мир взорвать, а на деле мухи не обидит. Для того, чтобы делать зло, он слишком эгоистичен и вял.

Вдали слышен странный птичий крик.

(Делает раздраженный жест и продолжает диктовать.) «Его сопровождала жена, маленькая, нервная, подвижная особа, элегантная и еще очень хорошенькая. Лицо ее, на котором застыло тоскливое и недоверчивое выражение, говорило о постоянной агрессивности и неудовлетворенности».

Замечает Люси, которая вошла и, уязвленная, слушает конец фразы.

(Грубо кричит ей.) Чего еще тебе надо?

Люси (неожиданно язвительно). Это обо мне? Не так ли?

Шеф (в сердцах). Ну что тебе нужно? Это моя история. Низкопробный полицейский роман. Чтоб дрожала от страха модисточка в пригородной электричке. Вот и все. Чего тебе надо? Я думал, ты опаздываешь.

Люси. У девочек всю ночь была рвота. У них температура. Вчера вечером наелись неизвестно чего, – вечно шарят в холодильнике! Может быть, врача нужно вызвать? Рыдают, боятся, что умрут, а я не могу пропустить эту демонстрацию в защиту детей зомба. И через пять минут такси приедет.

Труда (вставая). Идите, мадам, я сейчас пойду успокою их и полечу.

Люси (собираясь уходить, нервно). Голосят: «Мама! мама!» Невыносимо! Ни минуты покоя!

Труда. Я их успокою. Я хорошо это умею делать!

Люси. Право, не знаю, могу ли я вас об этом просить, мадемуазель, и ребенок Розы тоже орет. Наверное, пеленки мокрые. Настоящий бордель!

Шеф (Труде). Бордель. Начинаете понимать? Это и есть французский язык!

Труда. Я сейчас всех успокою. Не беспокойтесь. Я очень хорошо умею это делать. (Быстро выходит.)

Люси (дождавшись, когда Труда выйдет, холодно). Девчонка просто клад. Идиотка, но сокровище! (Посмотрев на себя в зеркало.) Ну конечно! Шиньон сбился! Перчатки черт знает кому отдали чистить. Сели. Жмут. Хороша я буду на этой демонстрации. И туфли жмут.

Шеф. Но ведь вы демонстрируете босиком.

Люси. Вначале. Для фотографов. Но потом ведь их придется надеть снова. (Стуча высокими каблуками, вихрем вылетает из комнаты.)

Шеф берет листки, оставленные Трудой. Задумывается над заглавием.

Шеф (один). «Птички гадят повсюду». Нужно будет обыграть гуано. Хотя бы для алиби. Все такие мнительные.

Артур (входя, смущенно). Папа.

Шеф. Да.

Артур. Я тебе не сказал. Вчера ночью, когда я разбил фару, похоже, я немножко толкнул велосипедиста. Он меня нашел. Он внизу. Жутко скандалит. Так. Всего лишь ушиб. Но ты ведь знаешь эту публику. Попытка скрыться – это чревато неприятностями. (Изображает из Себя маленького трогательного мальчика. Неуклюже добавляет.) Мне очень жаль. Я тебя опять отвлекаю.

Шеф (смотрит на него спокойно). Вот уже двадцать три года.

Артур (вяло зубоскаля). Ты преувеличиваешь! Двадцать два с половиной. У меня день рождения в октябре. (Неожиданно.) Знаешь, какой бы мне хотелось подарок? Правда, немножко дороговато, но зато доставило бы мне настоящее удовольствие.

Шеф (спокойно). Не все сразу. А не то лошадь может откинуть копыта, и вам придется двигаться дальше на своих двоих.

Артур (с исказившимся лицом). О! Вечные твои словечки! Думаешь, нам от тебя одни радости? Об этом ты себя никогда не спрашивал?

Шеф (твердо). Никогда. Потому-то и чувствую себя почти хорошо. (Уходит.)

Артур (оставшись один, пожимает плечами). Какая тьма эгоистов на планете. Почти четыре миллиарда, а к кому обратиться не знаешь. (Слоняется по комнате, подбирает сигарету на столе Шефа, роется в бумагах.) А! Старый пират! Порядочно уже надиктовал. Малышка его вдохновляет… «Птички гадят повсюду». Потрясающее название, но что бы это могло значить?

Входят Люси и Арчибальд. Они в отчаянии.

Арчибальд (падая в кресло). Просто плакать впору! Ну и бордель.

Артур. Что так?

Люси. Таксист не захотел нас везти.

Арчибальд (мрачно). Денег у нас, изволите ли видеть, нет.

Артур. Нужно было сказать, что машина нужна отцу. Не знаю, что уж у них там такое было в молодости, но таксисты его обожают.

Арчибальд. Этот трюк до нас уже проделала Роза.

Люси. Потаскушка!

Арчибальд. Остается утешаться тем, что ее он тоже не взял. (Горько.) Это общество решительно невыносимо! Ни шагу нельзя ступить без денег!

Артур (мягко, серьезно). А если поездом поехать?

Арчибальд презрительно на него смотрит. Люси пожимает плечами. Раздается странный птичий крик. Никто не обращает на него внимания. Затемнение.