Текст книги "Нас обвенчает прилив… [Ромео и Жанетта]"

Автор книги: Жан Ануй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Юлия. Нет! У меня хватит времени для слез. Плакать я буду, когда останусь одна.

Жанетта. Вырви мне глаза! Царапай меня, бей, и я не буду защищаться! Но сделай что-нибудь безобразное ты тоже, чтобы мне не оставаться в одиночестве! Он думает только о тебе. Он слушает в эту минуту только тебя. Сделай что-нибудь гадкое, сделай что-нибудь гадкое, а то я убью тебя, плюну в лицо!

Бросается на Юлию. Фредерик грубо оттаскивает ее от Юлии, отшвыривает в сторону.

Фредерик. Теперь оставьте ее. Я так хочу!

Жанетта. (кричит издалека, торжествующе.) Он ударил меня! Ты видишь, он меня ударил! Это я его жена! он меня побил, как жену!

Фредерик(Юлии, мягко.) Уйди, Юлия. Ты стоишь большего, чем она, я уверен. И она, может быть, делала все, что ты говоришь, но сказала правду: она теперь моя жена.

Юлия(отворачивается и неожиданно убегает на кухню, крича.) На помощь, мама, на помощь!

Жанетта(с закрытыми глазами говорит неожиданно низким голосом). Как вы должны ненавидеть меня в эту минуту!

Фредерик(сурово, не глядя на нее.) Пойдите в свою комнату. Возьмите свои вещи и ждите меня на улице.

Жанетта уходит. Неожиданно появляется Люсьен.

Люсьен. Вы же не сделаете этого?

Фредерик. Сделаю. Немедленно.

Люсьен. Не надо. Это всегда кончается неудачей.

Фредерик. Почему?

Люсьен. Потому что это слишком хорошо. А все, что хорошо, запретно, разве вы этого не знали? (Наливает себе стакан красного вина.) Вот, смотрите, это стакан вина – ничего особенного, но оно немного согревает, пока его пьешь… И что же? Запрещено! Надо пользоваться минутой, пока он не видит. (Залпом выпивает стакан.) Оп-ля! Он еще не заметил этого трюка. Он не любит этого.

Фредерик. Кто?

Люсьен(показывает пальцем на небо.)Тот, наверху. Каждый счастливый человек приводит его в ярость. Он не любит этого.

Фредерик. Вы пьяны.

Люсьен, К несчастью, еще нет. Я бываю пьян значительно позднее, ночью. Скажите, вы не сделаете этого? Верный проигрыш.

Фредерик. Увидим.

Люсьен. Я-то вижу. Я вижу вас обоих через неделю, через месяц, через год. Прокручивается целый фильмик. Кошмарный фильмик! Фильм – «ужас». Еще есть время. Ступайте на кухню за Юлией и мамашей. Скажите им, что вам все приснилось!

Фредерик. Но мне не приснилось!

Люсьен. Посмотрите на меня, старина. Я не сентиментален. Не делайте этого! Хотя бы ради Юлии!

Фредерик. Я больше не могу думать о Юлии.

Люсьен. Любовь – ничто. Нелепость, выдумка, ветер. А она, право же, умрет. Не делайте этого! Это не стоит той боли, которую вы ей причините, это не стоит страданий и, в особенности, того горя, которое причините другим. Любовь – ничто. Она не стоит даже детских слез. Не делайте этого!

Фредерик. Я сам себе все это говорил. Слишком поздно.

Люсьен. Вы не могли сказать себе всего, вы ничего не знаете. А я знаю. Я-то знаю все! Уж я-то образованный! Она мне достаточно дорого обошлась, моя ученость! И я продолжаю расплачиваться. Я должен был бы записать в свой чековой книжке: «Действительно к оплате всю жизнь»… Только теперь я могу говорить о любви. У меня есть патент на любовь! Я ношу звание – доктор-рогоносец! Я – авторитет! Не делайте этого, старина! Проигрыш обеспечен.

Фредерик. Почему?

Люсьен. Потому! Потому что это женщина. Потому что каждый из нас в жизни одинок. Потому что в один прекрасный вечер – через месяц, через год, через десять лет, когда вы будете уверены, что держите в объятиях верного дружка, вы обнаружите. что вы такой же, как и все. Что вы обнимаете только женщину, а значит, вы обнимаете пустоту.

Фредерик. На сегодня довольно. Замолчите и вы.

Люсьен. Женитесь на Юлии. Обзаведитесь детьми, Сделайтесь человеком. Человеком с ремеслом, человеком с деньгами, позднее – человеком с подружками, настоящим человеком, никто вас не осудит. Не мудрствуйте! Так просто быть счастливым! Существуют формулы, и люди потратили века, чтобы провести их в жизнь. Передергивайте, старина, мухлюйте со всеми, с собой особенно. Это единственный способ, чтобы тот, наверху, оставил вас в покое. У него слабость к обманщикам, или он близорук, или спит. (Указывает на отца). Спит, как этот, с открытым ртом, и, если не очень шуметь, он оставит вас в покое. Только нос у него страшно чувствителен, и достаточно запаха, одного только запаха любви, как он ее почует. А он этого не любит, он совсем не любит любовь. Тогда он просыпается и принимается за вас. И приходится прыгать, как в полку на учениях. Полуповорот! Ты со мной не хитри, ловкач! Упрямцев мы не любим! И не таких обламывали! Будешь рогоносцем! Как? Как? Бунтовать? Сдохнете! Это вас научит! Смерть! Смерть! Смерть! Смерть! Вы читали страничку из воинской книжки, где ее обещают под всеми соусами, эту самую смерть, молодым рекрутам? Вот это и есть любовь!

Жанетта(появляется в пальто, берете, с небольшим свертком). Ну, вот…Я готова.

Фредерик. Идемте.

Берет ее под руку, они выходят в ночь. Люсьен не двигается. Он выливает остатки вина в стакан, поднимает его к небу, спрашивает.

Люсьен. За их здоровье! Ты позволишь?

Отец(разбуженный тишиной, не хочет, чтобы догадались, что он спал.). Итак, дети, на чем мы остановились? Скоро ли конец?

Люсьен(смотрит на небо с улыбкой). Скоро, папа. Конец уже начинается.

Третий акт

Пустая сторожка в лесу. В комнате ничего нет, кроме опрокинутого дивана. Окно с выбитыми стеклами прикрыто темной занавеской, которая время от времени вздувается от порывов ветра. В комнате темно. Слышен шум непогоды. Входят Жанетта с Фредериком, промокшие под дождем.

Жанетта. Войдем сюда. (Они входят, закрывают дверь. Наступает неожиданная тишина) Эта сторожка в лесу давно заброшена. Когда меня застигает дождь, я иногда прячусь здесь. (Молчание. Они стоят посреди комнаты в темноте. Шепчет.) Нам лучше дождаться утра здесь, чем на вокзале.

Молчание. Порыв ветра треплет занавеску.

Фредерик. (шепотом). Какая буря!

Жанетта. Да. В окне нет ни одного стекла. (Снова молчание. Она добавляет). Если у вас есть спички, я зажгу лампу. (Он передает ей спички. Она зажигает лампу). Хозяин сторожки весьма учтив. Зная, что я иногда захожу сюда, он оставил здесь эту лампу.

Фредерик. Вы с ним знакомы?

Жанетта, Немного. (Она прижимает доской занавеску, надутую ветром.) Раз уж мы зажгли свет, лучше задернуть занавеску, свет виден далеко в лесу. (Он оглядывается. Жанетта идет к дивану и поднимает его.) Есть только старый сломанный диван, но на нем все-таки можно сидеть.

Фредерик(увидев лестницу, спрашивает). А что там наверху?

Жанетта(чуть помедлив). Наверху что-то вроде чердака. На полу старая подстилка, старые портьеры, изъеденные молью, которые я повесила на стену, и старый сундук вместо стола. Это мое убежище. Я сплю там всегда летом. Я вам после покажу. (Молчание. Они стоят друг против друга, не смея пошевельнуться. она шепчет.) Ну, вот…

Фредерик. Ну, вот…

Молчание. Они не двигаются, не в силах преодолеть смущение. Доносится шум бури, вой и свист ветра.

Жанетта(повторяет). Все-таки лучше дождаться утра здесь, чем на вокзале.

Фредерик. Вы дрожите?

Жанетта. Да.

Фредерик, Вы насквозь промокли. Вам холодно?

Жанетта. Мой плащ промок, но мне не холодно. Вашу куртку надо высушить, снимите ее. Сейчас я найду что-нибудь для вас наверху.

Она легко взбегает по лестнице. Слышно, как она ходит наверху. Фредерик снимает куртку. Жанетта спускается с одеялом, набрасывает его на плечи Фредерика.

Жанетта. Вот! А вам идет. Вы теперь похожи на гордого вождя краснокожих. (Фредерик хочет ее обнять, она увертывается, шепча.) Я боюсь.

Фредерик(тихо.) Я тоже.(небольшая пауза)

Жанетта(улыбается). Это, наверное, я вас пугаю моими мокрыми волосами. Я сейчас похожа на чучело.

Фредерик. Нет.

Жанетта. А говорят, что, когда мои волосы намокнут под дождем, я смахиваю на сумасшедшую.

Фредерик. Кто так говорит?

Жанетта. Другие…(замявшись) люди…

Фредерик. Вы похожи на лесную деву.

Жанетта. Я хотела бы быть настоящей лесной девой. Забиралась бы с нечесанными волосами на самые высокие деревья, и пугала бы людей криком и хохотом… Но на самом деле их не существовало, правда?

Фредерик. Не знаю.

Жанетта(подняв на него глаза, неожиданно серьезно). Вы, наверное, любите девушек с аккуратной прической. Таких, которые долго причесываются по утрам у себя в комнате.

Проводит растопыренными пальцами по волосам, и вдруг бежит к свертку и начинает лихорадочно копаться в нем. Поднимает голову, разочарованная.

Нет, я не взяла с собой гребенки. Завтра куплю щетку. (Неожиданно кричит.) И я буду хорошо причесана, причесана так, как я терпеть не могу, но вы любите, причесана, как Юлия!

Несколько минут они стоят друг против друга, смущенные; наконец, она опускает глаза и говорит покорно.

Жанетта. Простите меня, но мне так бы хотелось быть красивой. Мне бы так хотелось вам нравиться!.. (Снова пауза, затем она восклицает). Подождите! Я не взяла гребенки, но все-таки кое-что захватила в этой коробке. (Берет небрежно завязанную картонку, которая была с ней, когда они вошли, и быстро поднимается наверх. Кричит сверху). Только не подсматривайте! Если вы сделаете хоть одно движение, я спущусь обратно, и вы ничего не увидите! Я буду одеваться долго, потому что здесь темно.

Фредерик. Хотите лампу?

Жанетта. Спасибо, не надо. Не двигайтесь… Скучно ждать?

Фредерик. Нет.

Жанетта. Вы будете вознаграждены…

(Её больше не слышно. Затем она неожиданно появляется в фантастическом свете лампы-молнии наверху лестницы. На ней необыкновенно изящное белое платье и впопыхах оставленные на ногах грубые мальчиковые ботинки. Она стоит неподвижно перед онемевшим Фредериком, и мгновение спустя неожиданно восклицает). Вот! Теперь я умираю от смущения, и сейчас же его сниму!

Фредерик(глухо) Нет. (Она останавливается). Вы принесли это платье в вашем маленьком свертке?

Жанетта. Нет, не в маленьком свертке. В этой большой коробке, которая задевала за все деревья в лесу. Это моя единственная драгоценность.

Фредерик. Но ведь это подвенечное платье…

Жанетта. Нет. Правда, оно белое, но это просто бальное платье… Настоящее бальное платье, как в каталогах… (немного смущенно). Но оно не новое, знаете… Я взяла его у перекупщика. У меня были деньги, потому что я продавала яйца диких уток. Я нахожу их в тростниках. Здесь это большая редкость. Люди подкладывают их к своим домашним уткам, и так выводится другая порода, лучшая. (У нее ощущение, что он все-таки не верит ей, и она торопится добавить). Я продавала яйца весь сезон, и собрала достаточно денег. Ведь не мог же он отдать мне платье просто так. Тем более, что теперь, когда я его почистила, оно выглядит как новое… (ее голос замирает. Он смотрит на нее, ничего не говоря. Она шепчет, поднимаясь). Я сниму его…

Фредерик(глухо). Нет, останьтесь в нем…

Она молча спускается к нему, не отводя от него глаз. В тот момент, когда она останавливается против него, он, чуть помедлив, обнимает её.

Мне все равно – новое оно или старое, или это чей-нибудь подарок.

Жанетта. Почему вы мне никогда не верите? Я уверена, что Юлии вы верите, когда она вам говорит что-нибудь.

Фредерик. Да, я ей верю.

Жанетта. А мне?

Фредерик. Нет.

Жанетта(отстраняясь от него). Тогда идите к ней, я тоже хочу, чтобы мне верили! (Возвращается в его объятия). Нет. Не двигайтесь. Я скажу вам. Садитесь. (Усаживает его на диван и садится у его ног). Я, конечно, купила его не только на утиные яйца. Их пришлось бы собрать слишком много. Но относительно части денег это все-таки правда. Об остальных я не хотела вам говорить, потому что боялась, что вам это будет неприятно… Отец давно заложил в ломбарде столовое серебро. Раньше он всегда возобновлял заклад, а тут срок прошел, и оно могло пропасть. Я взяла квитанции и выкупила часть серебра – именно за деньги от продажи утиных яиц. А потом продала серебро, чтобы купить себе это платье. У отца никогда не хватило бы денег, чтобы его выкупить, оно все равно бы пропало, его серебро. Впрочем, у меня ещё кое-что осталось, и я купила ему коробку сигар. Небольшую, потому, что платье дорого стоило. (Пауза. Она добавляет). Теперь, раз вы знаете, как я добыла деньги, я могу сказать про платье. Я купила его в крупном парижском магазине. Выбрала по каталогу, и они выслали мне его по почте. Вот… (Снова пауза. Она спрашивает). Вам грустно?

Фредерик. Нет.

Жанетта. Теперь вы мне верите?

Фредерик. Да.

Жанетта(вздохнув, кладет голову на колени). Так просто говорить правду, но почему-то это никогда не приходит в голову.

Фредерик. Помните об этом, пожалуйста, чтобы не делать мне слишком больно.

Жанетта. Вам больно? Ведь вы только что сказали, что вам безразлично, откуда взялось это платье.

Фредерик. Это была неправда.

Жанетта. И хорошо, я рада. Чудесно… Но если вы только хотите меня, а все остальное вам безразлично, я буду очень несчастна. Надо верить и не требовать от меня слишком многого.

Фредерик. Я всеми силами хочу верить вам, и каждое утро ожидать от вас правды, как ждут хлеба насущного.

Жанетта. Вот как! Каждое утро, проснувшись, я стану отдавать вам правду. Как это будет прекрасно – дарить вам все, что есть во мне. Словно передаешь тяжелый багаж, чтоб вы помогали мне нести его. И тогда я стану легкой… И вечером тоже я буду отдавать вам целый сверток правды, перед тем, как заснуть. Конечно, вечером она будет уже не такая ясная, а более запутанная.

Фредерик. Почему?

Жанетта(вздыхает). Потому, что день так долго тянется! Потому, что я вас так люблю и так боюсь вас огорчить!

Фредерик. Какие же еще могут быть огорчения, кроме лжи?

Жанетта. О! Есть и другие огорчения! Лжи боишься, но она проходит, как тучка, не оставляя следа… Не думайте, что я их всех помню. Если бы я их помнила, если бы они налипли на мне, как мухи, тогда это было бы ужасно. Но тучка прошла, и вот я опять чиста. Это так, как если бы я говорила с другом, и спокойно могла ни в чем не признаваться – да, невинна, а что? Понимаете?

Фредерик(вздыхает). Пробую.

Жанетта. Шажок вправо – хорошо, шажок влево – плохо. Когда я была маленькая, я всегда спрашивала себя, какая рука правильная. (Молчание. Неожиданно спрашивает). Вы мечтали не о такой женщине, как я, не правда ли?

Фредерик. Да, не совсем.

Жанетта. И все-таки это именно я здесь сегодня вечером положила голову вам на колени.

Фредерик. Да, вы.

Жанетта. Это, наверное, называется фатальностью?

Фредерик. Наверное, да.

Жанетта(со вздохом радости.) Как хорошо! Фатальность… Неизбежность…

Фредерик. (после молчания, жестко). Да, это хорошо. Юлия плачет в своей пустой комнате, все рухнуло, надеяться не на что, но все равно хорошо. И то, что сломалось во мне, и всегда теперь будет болеть, тоже хорошо. Все хорошо.

Жанетта. И то, что я такая, какая есть?

Фредерик. Это тоже хорошо. Проще простого понять, что мы не созданы друг для друга, такие мы разные. И мне нужно было полюбить сперва Юлию, чтобы через нее встретить вас, её полную противоположность!

Молчание.

Жанетта. (шепчет). Маленькими мы, наверное, тоже были совсем разными?

Фредерик. Да.

Жанетта. Вы в школе были первым?

Фредерик. Да.

Жанетта. Я так и вижу вас – такой чистенький, с портфельчиком. А я была грязная, нечесаная, платье в пятнах, волосы лезли в глаза. Я вечно прогуливала, чтобы пойти подраться с мальчишками.

Фредерик. (улыбается). Представляю себе!

Жанетта. У нас была банда «Тузы пик». Говорили, будто мы зимним вечером убили одного мальчишку ударами сабо[1]1
  Сабо – грубая обувь (деревянные крестьянские башмаки) — (примечание переводчика).


[Закрыть]. Нас можно было испугаться – все в чернильной татуировке и всамделишных шрамах! У нас был фокус – мы жевали красную бумагу, и считали, что это придает силы. Мы называли это «министафия». Представляю себе вас в таком же возрасте с вашим чистым воротничком!

Фредерик. Я, наверное, сделал бы вид, что не замечаю вас. Я бы вас, должно быть, ненавидел. У нас тоже была команда, – «Бесстрашные», с воинскими званиями. Мы решили разделаться с местным хулиганьем.

Жанетта. (со смешком). Напрасный труд, примерный мальчик! Чего другого, а этого добра всегда будет достаточно.

Фредерик. Они воровали фрукты у наших родителей, показывали голые задницы прохожим, дергали за косы наших сестер.

Жанетта. Ах, хорошенькие девчоночьи косички! Они на то и созданы, чтобы их дергать!

Фредерик. Мы договорились, что с ними надо покончить враз. И назначили битву на 14 июля[2]2
  День взятия Бастилии. Национальный праздник французского народа – (примечание переводчика)


[Закрыть]. На подготовку была неделя. Ах, подлые твари! Они воткнули лезвия ножей в свои палки!

Жанетта. У нас тоже была большая драка, именно тогда и сломали руку Жюлю Демаршу. У нас это было вечером на Иоанна Крестителя[3]3
  Праздник Иоанна Крестителя соответствует русскому ….. – (примечание переводчика).


[Закрыть]. До этого мы плясали, как дикари, у костров. Я сделала себе американский кастет с гвоздями и всадила его в зад помощнику мэра. Потому что они позвали на помощь родителей, подлецы, когда увидели, что их дело плохо.

Фредерик. У «Бесстрашных» были только камни и палки. Мы дрались в открытую честным оружием. И управлялись с ним лучше. Как они вопили в темноте, когда мы попадали в кого-нибудь!

Жанетта. (Тихо). Один раз вы попали камнем в меня. У меня на колене была дырка с орех. Дайте вашу руку. Вот здесь.

Молчание. Его рука лежит на её колене, он говорит серьезно.

Фредерик. Простите.

Жанетта, Всё это пустяки, сели только вы больше не будете делать мне больно. (Снова молчание. Радостно вздыхает). Как мне хорошо от вашей руки. Я – как лошадка, которая знает, что она больше не споткнется… Как вдруг стало тихо. Разве дождь кончился?

Фредерик. Не знаю.

Жанетта. (Еще через некоторое время.) Как будто что-то тихо разрывается во мне. Мне кажется, что я никогда не сделаю вам зла. Как вы думаете, именно это называют нежностью?

Фредерик. Не знаю.

Жанетта. Я тоже не знала. Я только читала в книгах. Мне казалось, что это придет еще нескоро.

Фредерик. Я тоже так думал…

Жанетта. Но это не настоящая, не правда ли? Слишком уж скоро! Я имею право желать вас, быть счастливой в ваших объятиях, но не любить так. Как могу я вас любить? Я даже не знаю вас.

Фредерик. И я вас не знаю, но вот сегодня вы будете моей женой. Женой и преданным другом, все вместе. На всю жизнь, до самой смерти! Такая чужая, непонятная и далекая. Как странно! И как просто!

Жанетта. Для наших сомкнутых рук, для моей головы на вашем плече это просто. Но для наших сердец…

Фредерик. Все не так, как я представлял себе. Я думал: она будет серьезной и одетой в черное, как другие девушки нашей округи. Спокойное лицо с ясными глазами, аккуратно уложенные волосы… Такой верный цыпленочек, бодро, без жалоб несущий свое бремя рядом со мной. Так нет! Ваши глаза, в которые мне страшно погрузиться, растрепанные космы, разбойничий вид, привычка лгать – все то, что я ненавидел – я люблю!

Жанетта. А если я больше не буду врать и гладко причешусь?

Фредерик. (продолжая). Я думал: у нас будет двое детей. Старшего мы назовем Аленом, он вырастет ужасным озорником, а маленькая Мари, которая появится позже, будет нежная, как птичка. И вечером, когда я вернусь домой после работы, мы станем вместе по складам читать книги. Ну и вот, как все просто. Не будет тихих вечеров под лампой, внимательно-доверчивых глаз. Вместо них – пустые комнаты гостиниц, ваша ложь, наши ссоры, наша боль…

Жанетта. Почему вы говорите об этом с такой нежностью?

Фредерик. Потому что это хорошо. Не так хорошо, как я мечтал, но хорошо. Хорошо, когда дойдешь до чего-нибудь, хотя бы до предела отчаяния, и можно сказать: «Ах, так вот оно. Значит, я уже пришел».

Жанетта. И вы думаете, что мы пришли?

Фредерик. Теперь уже да. Это тянулось неимоверно долго, шли мы странным путем. Но я чувствую ваше тепло рядом со мной, и у этих последних минут перед тем, как мы полностью соединимся друг с другом, привкус помолвки. Именно так!

Жанетта. Вы уверены, что это помолвка со мной?

Фредерик(улыбаясь). Надо думать.

Жанетта(настаивает). И несмотря на то, что вам хотелось другого? И вы принимаете на себя всю ответственность? И если мне будет плохо, то станет плохо и вам, и если ко мне придет горе, то половину, так или иначе, вы берете на себя?

Фредерик. Так или иначе.

Жанетта(говорит после минутного молчания). Я понимаю, почему они серьезны.

Фредерик. Кто?

Жанетта. Настоящие невесты (Встает). Но чего я не понимаю, как после они… они лгут. Как после шепотом рассказывают друг другу на кухне о своих похождениях. Если бы я однажды поклялась вся в белом, с букетом, в церкви, и сказала тому, кто стоит рядом со мной перед алтарем: «С этой минуты я твоя жена, и добро и зло – все наше общее, все пополам – это было бы, как солдатская присяга перед знаменем, и я бы скорее дала себе отрубить руку, чем нарушила ее»! (Поворачивается, кричит). Почему вы все время думаете о Юлии? Почему вы все время говорите о Юлии?

Фредерик. О Юлии? Разве я что-нибудь сказал о ней?

Жанетта. Разве вы себя не слышите? Каждый раз, когда вы умолкаете, вы кричите: «Юлия!»… Каждый раз, когда ваши глаза останавливаются на мне, вы смотрите на нее, и я невольно оборачиваюсь. Ведь вы же знаете, что я её противоположность. Взгляните на меня, это я здесь, я, а не другая, со всем, что во мне есть плохого и хорошего, связанного в запутанный узелок. И берите меня, не распутывая…

Фредерик. Замолчите!

Жанетта. Что вы делаете вдали от неё, вдали от вашей матери, вдали от конторы, от улиц вашей деревни, вдали от всего, что хорошо и незыблемо в этом мире? Почему вы очутились здесь вместе с лживой, растрепанной, орущей девкой, за которую вам стыдно и которая не принесет вам добра? Вы хотите её, так берите скорее – сегодня вечером она уступит вам, она ваша! А утром, удовлетворив свое желание, бегите скорее к своей Юлии. В вашем сердце она, а не я!

Фредерик(взяв её за руку). Перестаньте. Мы причинили друг другу уже достаточно боли.

Жанетта(сопротивляется, вырывает руку). Валяйте, делайте мне больно! Скрутите мне руки, как тогда, когда защищали её! Вы ведь веки-вечные будете пай-мальчиком! И там, в деревне, если бы у неё хватило пороху драться, рискуя своим чистым передничком и аккуратно обернутыми книжечками, она наверняка бы пристроилась к примерным детям из команды «Бесстрашных»!

Фредерик. Сумасшедшая!

Жанетта. И уж точно, вы заслонили бы её собой, сели бы я бросала в неё камни – чтобы ей не было больно, чтобы она не получила ни царапинки! Вы ведь заслонили бы её собой, как сегодня, когда я хотела её ударить, да?

Фредерик(глядя прямо ей в лицо, сурово). Думаю, что да.

Жанетта(кричит совсем по-детски). А я бы натравила на вас всю свою шпану! Вас бы привязали к дереву, и я на ваших глазах сделала бы скальп из хорошеньких причесанных кудельков Юлии!.. Ах! Почему мы уже не дети? Почему больше нельзя драться? (Неожиданно бросается к Фредерику, прижимается к нему и кричит в тоске). Ах, если бы вы могли взять нож, разрезать мое сердце пополам и увидеть, какое оно внутри чистое и алое!

Фредерик(побежденный, прижимает ее к себе, шепчет). Как оно бьется…

Жанетта. Слышите его? Ах, если я еще когда-нибудь солгу, если снова запутаюсь и не смогу распутать паутину, стянувшую меня, сделаю вам больно, буду зла – постарайтесь вспомнить о нем в его темнице. Потому что это говорю я, или мое коварство, или злоба, или гордыня – ведь я женщина во всем, что сделала или могу натворить! А сердце умеет только биться, чтобы заставить понять себя. И оно прыгает и рвется к вам, как собачонка! Оно живет само по себе, понимаете? Даже если я дразню вас, издеваюсь, если вам покажется, что я хочу вам зла – слушайте только его, а не меня! (Прижимается к Фредерику). А теперь обнимите меня крепко-крепко…

Идет к окну, отдергивает занавеску, настежь открывает дверь в ночь. В комнату врывается ветер, трепещет пламя лампы.

Фредерик. Что вы делаете?

Жанетта. Хочу, чтобы этот свет был виден далеко в лесу.

Фредерик. Зачем?

Жанетта. Пусть никто не скажет, что я жертвую меньшим, чем настоящие невесты. Вот мы и соединяемся на радость и на горе, как говорят при венчании. Мы ведь сейчас обвенчаемся, не правда ли?… Это как праздничный заплыв 14 июля – всегда найдутся отставшие. Но ведь тот, кто не в форме, и не должен соваться.

Стоит в открытой двери восторженная, овеваемая порывами ветра.

Фредерик. Закройте дверь. Лампа погаснет.

Жанетта. Мы ее опять зажжем. Мы будем зажигать ее до тех пор, пока человек, который бродит сейчас по лесу, как унылый, одинокий филин, не увидит свет среди ветвей и не придет постучаться сюда. (Фредерик отступает от неё. Она продолжает). Он знает, что потерял меня. Он ищет меня, я уверена. Может быть, ему станет совестно, и он не посмеет войти. Я буду благодарна ему, если он не войдет. Но я должна сделать все для того, чтобы он пришел. Это как Суд Божий. Помните, в школьных учебниках? И виновный, и невинный должны были взять в руки раскаленное железо, и дело решали только удача и мужество… Это стоит больше любого другого суда…

Фредерик. Зачем вы хотите, чтобы я увидел этого человека?

Жанетта. Это как операция, Фредерик. И если я не потеряю слишком много крови и не буду слишком обезображена, есть некоторая надежда, что я выживу. (Добавляет серьезно). Только я хочу, чтобы потом вы любили меня, как Юлию…

Фредерик неожиданно идет к двери, захлопывает ее и поворачивается.

Фредерик. Может быть, если я увижу этого человека, я вас разлюблю.

Жанетта. Я знаю. С раскаленным железом тоже заранее не знаешь, умрешь или нет от ожога. И все-таки надо брать его голой рукой.

Фредерик. Разве того, что мы решились, недостаточно? Разве мало её горя?

Жанетта. Нет. Каждый должен оплатить свою долю.

Фредерик. Я вас люблю, и мы, наконец, одни после долгого дня. Давайте не будет дольше ждать! Ночь уходит. Я все принял – преступление, душевные раны и вас, в ком столько чуждого мне, только бы добраться сюда… Ах, умоляю вас, не требуйте большего (задергивает занавеску), не ищите лишних мучений. Видите, я не прошу ничего больше. Мужчины сражаются и умирают во имя мечты, но приходит минута, когда им необходимо остановиться, обнять своих жен и получить хоть немного счастья.

Делает к ней шаг, она отступает.

Жанетта. Нет, Фредерик. Я думала, что мы никогда не дойдем до этого леса, так сильно я вас желала, но теперь, если вы до меня дотронетесь, я закричу!

Фредерик. Я вас не узнаю. Кто вы теперь – настороженная, бледная, готовая защищаться!

Жанетта. Я их сестра.

Фредерик. Чья сестра?

Жанетта. Всех ваших женщин, всех этих тетушек, бабушек, двоюродных сестер, которые стоят на страже добродетели испокон века. И Юлии тоже. Я их теперь не боюсь – я стала такой же, как они. Это нетрудно: стоит только полюбить.

Дверь неожиданно распахивается, появляется мокрый от дождя Люсьен.

Люсьен. Простите, я помешал. Мы все сегодня вечером слишком много гуляли под дождем. Неподходящая погода для идиллии. (Закрывает дверь). Меня послал Азариас. Он не решается войти, он застенчив. Но он неплохой парень, и можно поверить, что он тебя любит. Он велел передать, что ты можешь оставить платье себе.

Жанетта застывает. Фредерик молча поворачивается к ней. Люсьен открывает коробку, которую держал в руках и добавляет.

Люсьен. Он посылает тебе фату, ты ее забыла… (Невозмутимо кладет на диван огромную фату из белого тюля).

Жанетта(тихо). Да. Это подвенечное платье.

Фредерик. И его вам подарил он?

Жанетта. Да, вчера.

Фредерик. Почему вы взяли с собой это платье?

Жанетта(по-детски). Это единственное, что у меня было красивого.

Они стоят друг против друга безмолвные, неподвижные.

Люсьен(улыбаясь). Это выше вашего разумения, молодой человек? Будьте справедливы. Она ушла с вами во имя большой любви и навсегда. Признайтесь, что это подходящая минута, чтобы немного принарядиться. Это чисто мужская логика – интересоваться тем, кто купил это платье… Впрочем, из большой деликатности, заметьте это, фату она оставила. Эту фату из неменьшей деликатности мы решили ей доставить.

Жанетта(мягко). Я ненавижу тебя, Люсьен!

Люсьен. Да, я играю скверную роль. Признаюсь, все это не слишком тактично (Смотрит на них, молчаливых, осунувшихся, посмеивается). Бедные овечки! Вы вызываете жалость! Вам хочется правды, только правды, всей правды, но когда она предстает перед вами во всей наготе, вы молчите, и вам хочется плакать. Надо быть таким битым-перебитым, как я, чтобы приветствовать её, эту даму!

Фредерик(неожиданно). Почему вы мне солгали?

Жанетта. Вы увидели, что оно новое. И я поняла, что никогда не смогу вам сказать.

Фредерик(кричит). Что сказать? Кто вам подарил его накануне?

Жанетта. Да.

Фредерик. Но вы все-таки взяли его с собой?

Жанетта. Да.

Фредерик. Я ничего не мог вам дать, кроме бегства и нищеты, и вы знали это. Вы пошли за мной тут же, в чем были. Вы все сломали, все оставили, как и я, и наше преступление было возможно только потому, что мы оба теряли все. Мне хочется разорвать, вывалять в грязи это платье!..

Делает шаг к ней, она, вскрикнув, отступает, прижимая платье к себе.

Жанетта. Нет!

Этот крик останавливает Фредерика.

Люсьен(мягко). Нехорошо портить вещи! Кроме того, девочка любит это платье. Не так, как вас, наверное, но все же очень. Если вы потребуете выбирать между вами, она его снимет. Но мы месяцами плакали над каталогами, мы так долго мечтали об этом платье в нашем убогом рванье. Подумайте, может быть, она и замуж-то соглашалась выйти за Азариаса только из-за этого?

Фредерик(кричит). Неправда!

Люсьен. Нет, правда! Из чего же, вы воображаете, сделаны женщины? Из стали, платины, алмазов? В нотариальных конторах об этом не ведают. Они стоят из вздохов, тумана, хорошего и плохого, все это смешивается, и, смотря по обстоятельствам, соединятся в колбе химика или взрывается. Это иногда принимает такие божественные формы, что хочется тут же умереть, так это прекрасно; и вдруг, в какое-то утро все оказывается отвратительным, чудовищным, и ускользает у вас сквозь пальцы. Азариас богат и любит ее. И она покидает его сегодня вечером ради вас, ни о чем не жалея. И не думайте, что она ходила к нему из-за денег – моя сестра не шлюха. Она ходила к нему потому, что ее это забавляло; она уходит с вами потому, что это забавляет ее еще больше, только она прихватывает с собой платье. Вот и все!

Фредерик. Замолчите!

Люсьен. Вы не очень много выиграете, если придется убеждаться во всем на практике! Это меня утешает.

Фредерик(неожиданно кричит). Вы лгали, вы лгали снова. Вы все время лгали. Когда теперь я снова смогу поверить вам?

Люсьен. Завтра! Сейчас! Немедленно! Вам только надо уехать с ней, во всем положиться на нее, и с завтрашнего дня вы ей будете верить. Это такое же мудрое решение, как не верить и страдать.

Фредерик. Я не смогу!

Люсьен. Я тоже не смог! Это вариант для более сильных или более глупых.

Фредерик. Я пытаюсь понять.

Люсьен. Что понять? Что происходит в данный момент в этих хрупких оболочках? Никто никогда не поймет, даже они сами. А впрочем, зачем и понимать? Это, должно быть, не так уж прекрасно. Как хотите, а надо приспосабливаться. Ведь существуют же болезни, глупость, нищета, война, смерть. Мы все – малые дети перед этим.