Текст книги "Булочник, булочница и подмастерье"
Автор книги: Жан Ануй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Адольф. Я искал, но найти не смог.
Элоди. Они там!
Адольф. Как хочешь, но их там не было.
Элоди. Они там, тебе говорю!
Потеряв терпение, Элоди встаёт, идёт в ванную комнату и возвращается с ножницами, бросает их Адольфу на постель.
Возвратившись к одноногому столику, она, как ни в чём не бывало, садиться на место.
А ваша старшая сестра, Норбер? Вы о ней ничего не сказали.
Норбер(высокомерно). Потерял из виду. Она потонула в большом мире. Вышла замуж за одного из той самой семьи Ноайских. Вы же знаете, что я живу, как сыч. Моя трубка, мои книги, море…
Элоди(улыбаясь). Не могу поверить, что вы состаритесь холостяком! Кстати, у вас должны быть романы, любовные приключения, когда вы спускаетесь на берег, у вас, видимо, были любовницы всех цветов… Тото, иди возьми пирожное, спроси там у тёти тарелочку, выбери.
Тото. Я могу взять два?
Элоди. Тото, это нескромно!
Норбер(смеясь). Да нет же! Побудь у прилавка и съешь столько, сколько захочется…
Элоди(несколько коварно, когда Тото отходит). Вы не ответили на мой вопрос, Норбер, у вас было много любовниц?
Норбер. Уверяю вас, Элоди, мне, право, неловко…
Элоди(почти с горечью). Какая доставляет больше удовольствия, чёрная или жёлтая? Воображаю, что когда вы возвращаетесь в Париж, то можете сравнить их и с белыми женщинами. Имеется у вас уютный холостяцкий чердачок?
Норбер. Нехорошо надо мною смеяться, Шарлотта! Я к вам испытываю сильное влечение.
Элоди. Знаю. Я тоже вас хотела.
Норбер. Ваша неожиданная свадьба была для меня, как удар молнии.
Элоди. Знаете, почему я вышла замуж за Адольфа? Потому что отдалась ему в день той страшной грозы, на складе яхт-клуба, где лежали мешки с парусами.
Норбер. Да. Я об этом узнал. Думаете, ему не хватило простодушия сообщить мне об этом?
Элоди. Я никогда не была с ним по-настоящему женщиной. Но изменяла ему только с воображаемыми любовниками, которые всегда немного напоминали вас. И я никогда не изменю ему, даже с вами, потому что я честная женщина. Для меня это важно.
Норбер(после паузы). Ну, так почему же вы тогда это сделали? Пауза).
Адольф(довольный, расправляя простыни). Ну вот! Когда острижёшь ногти, чувствуешь себя значительно лучше. Чем ты там занимаешься? Ты спать-то не ложишься?
Элоди(отвечая Норберу). Потому что выпал тот самый день, когда девушки, которые всегда находятся на высоте, чувствуют, что не смогут дольше сопротивляться, что нужно, чтобы эта неясная мука, наконец, кончилась… выпал тот самый день, когда у любви нет ни лица, ни имени. Мы спрятались в сарае для парусов, чтобы укрыться от грозы, которая застала нас на воде. Руки Адольфа (я их никогда не любила, но находила довольно красивыми), скользнули вокруг моей талии, под юбку… Я, тем не менее, была очень спокойна, и всё это время думала: «В любом случае, Норбер дё Ля Пребанд не женится на дочери коллежского регистратора».
Норбер. Жизнь – это ужасно.
Элоди. Жизнь, да. Когда она у нас есть.
Тото возвращается, бледный.
Тото. Мама, я съел слишком много пирожных. Сейчас меня вырвет.
Элоди(вскакивая в ужасе). Беги в туалет! Потерпи!
Тото. Не могу!
Его начинает нещадно тошнить. Попадает и Норберу на брюки. Хватают салфетки, всё переворачивают. Служанка-официантка бежит с бумажным полотенцем, крича…
Служанка. Ваш сын съел семнадцать заварных с кремом, мадам! Вот уже почти час, как он толчётся один у прилавка! Нельзя бросать ребёнка на произвол!
Свет внезапно гаснет. Потом вновь зажигается. Элоди сидит одна за туалетным столиком в шляпе, смотрится на себя в зеркало.
Адольф(ворчит). Сейчас не время мерить шляпы. Как хочешь, предупреждаю, что я сплю! Я больше не могу!
Он выключает лампу и поворачивается на бок.
Элоди ещё глядится в зеркало, потом снимает шляпу и убирает её. Приближаясь к кровати, она мстительно смотрит на Адольфа, начиная.
Элоди. Как, помню, однажды ты не посмел представить меня президенту Торговой Палаты Каракаса. Он остановил нас на Елисейских полях. Ты пытался острить, а я торчала на тротуаре, как дура.
Адольф. Бред какой-то! Он остановился на секунду и обратился ко мне только из вежливости. И речи не могло быть о том, чтобы представлять кого бы то ни было или поддерживать разговор.
Элоди. Он, должно быть, подумал, что я твоя кокотка! Видела я, как у него глазки-то заблестели. (Ложась, выключает лампу и злопамятно продолжает в темноте.) Тебе меня стыдно. Ты не решаешься признаться, что я твоя жена. В чём ты меня упрекаешь? Я из лучшей семьи, чем ты, деревенщина! Если в двух словах, то моя бабушка по материнской линии была из рода Фессю). Мне удаётся одеваться на те гроши, которые ты мне бросаешь. Все мужчины меня хотят! А твой президент Торговой Палаты, я разглядела это порочное око попугая, мне было достаточно только улыбнуться, чтобы он, бросив тебя на том тротуаре, стал бы со мной говорить!
Адольф(засыпая). Разумеется… все мужчины…
Элоди. В чём ты меня упрекаешь? В том, что у меня слишком короткие ноги? Клевета! Возьми метр, измеряй! Я пропорциональная. У меня романское сложение!
Поднимая рубашку, она в неожиданной ярости встаёт на постели.
Адольф. Я хотел бы поспать. Умоляю тебя, ложись.
Элоди. А мои груди? Самые красивые груди города Шатодана! И, несмотря на детей, они у меня сохранились! (Обнажаясь.) Посмотри! Посмотри на них! Скажи им, в чём ты их упрекаешь? Им лично будет интересно узнать!
Адольф(утомлённый). Закрой грудь и ложись. Это абсурд! Я никогда не говорил, что ты некрасивая.
Элоди. Тогда, почему же ты не испытываешь ко мне никакого влечения? Всякий встречный-поперечный меня хочет, а этот каждый вечер свет выключил и храпит через пять минут без задних ног.
Адольф(которому надоело, засыпая). Не преувеличивай, не каждый же вечер… Нужно признать, что, спустя некоторое время в браке всё представляется не таким, как было вначале… Желание, по большей части, рождается от неожиданности… Если бы ты была менее наивна в этом вопросе, то знала б об этом… Знание друг друга, тесные ежедневные отношения, впрочем, усиливают нежность…
Отяжелённый сном, он мямлит, очевидно засыпая.
Элоди(с горечью, после паузы). Так что ж, я тебя больше не удивляю?
Адольф(мямлит). А?.. Как тебе сказать, ты удивляешь меня по-другому… Ты не перестаёшь меня удивлять, увы… Знаешь, что скоро полночь… нужно бы спать… во всяком случае, мне никогда за тебя стыдно не было… бессмыслица какая-то… о тебе я всегда слышал только одни комплименты… Равашоль, коллега по конторе, говорил мне ещё, недавно говорил мне ещё… ваша, говорит, жена… ваша жена, друг мой… жена ваша…
Адольф больше не может продолжать, голос его пропадает. Он мирно спит. Элоди, бдительно сидя на кровати, после паузы продолжает…
Элоди. Или как в тот день, когда ты не пожелал признаться Фессару-Лёбонзу, что это я написала твой рапорт от начала до конца!
Адольф(внезапно просыпаясь). Что? Телефон? Фессар-Лёбонз! Ты говорила… что ты сказала?
Элоди(непримиримо). Я говорю, что ты не захотел признаться Фессару-Лёбонзу, что это я написала твой рапорт!
Адольф(внезапно проснувшись, поднимается в ярости и включает лампу). Чёрт побери, это недопустимо! Это нелепо! Ты ничего не понимаешь в международной торговле цитрусовыми. Ты не в состоянии дать ни одной цифры, назвать ни одного порта, не знаешь ни один морской маршрут… Я тебе его диктовал, отчасти, этот рапорт…
Элоди. Я исправила все ошибки! Если б не я, этот рапорт нельзя было бы прочесть!
Адольф. Может быть, но у меня не было никакого основания говорить Фессару-Лёбонзу, который является моим начальником и мне платит, что это ты написала рапорт! Что, кстати, неправда, я повторяю!
Элоди. Ты мог бы вставить приятное слово о нашем сотрудничестве, и я бы сама, разумеется, смогла вовремя отступить в тень и занять своё место… Но ты ревнуешь к моему превосходству! Ты ненавидишь мой ум. Тебя оскорбляет, что у меня диплом по английскому, а у тебя только два аттестата о среднем образовании. Ты любишь только своих подчинённых, чтоб перед ними куражиться. Ты б хотел, чтобы я на курицу мокрую была похожа, чтобы легче было надо мной властвовать.
Адольф(орёт, теряя терпение). Я не хочу над тобой властвовать, я хочу спать! Я выключаю свет!
Он выключает свет и вновь ложится.
Элоди(привязываясь). Только и думаешь, как бы меня отодвинуть в тень, оскорбить и унизить, в то время как другие были бы счастливы представить свою жену в лучшем свете. Ты б хотел, чтобы я провела жизнь на кухне, а мои дети висели у меня на фартуке, чтобы я варила тебе и парила день и ночь, носки твои штопала, как жена твоего друга Пиано! Так вот нет же, дружок! Я не мадам Пиано! Я другого класса женщина! Так что распрощайся с хорошей доброй хозяйкой, которую ублажают тем, что говорят, как вкусно пахнет её стряпня, и задирают ей юбку вечерами, когда она вдруг умиляет. Я принадлежу к породе настоящих женщин, которых горячо любят и, как следует, обслуживают!
Адольф(мямлит, наминая подушку). Горячо любят и обслуживают. Горячо любят и обслуживают. Так что спи. Я всегда старался делать так, чтобы у тебя была Горничная, чтобы облегчить тебе жизнь, и я веду себя с тобой достойно, как любой другой нормальный мужчина после двенадцати лет супружеской жизни.
Элоди. А что ты скажешь, если у меня появится любовник, как у любой другой нормальной женщины после двенадцати лет супружеской жизни?
Адольф(уткнувшись головой в подушку, стараясь заснуть). Я не знаю.
Элоди. Ты не знаешь, дружок мой! Легко хочешь отделаться! Знаешь, что я лично честная, так этим и пользуешься!
Адольф(твёрдо). Я знаю, что ты честная. С этим тебя поздравляю и хочу спать.
Он хлопает по подушке, стараясь уснуть. Элоди напевно говорит в темноте…
Элоди. Тоже, помню, однажды ты не захотел купить мне зелёное платье под тем предлогом, что вырез на нём был слишком глубок, и что в нём
я похожа на шлюху. А все до единой жёны твоих товарищей на балу выпускников лицея Карла Великого были в декольте до пупка! Но у других тебе это нравится! На их вымена в арматуре ты с удовольствием таращишься, постоянно скрывая от одноклассников безукоризненные груди своей собственной жены! Святоша!
Адольф(шепчет без сил в полусне). Святоша! Святоша! Не весть что несёшь! Я сплю.
Решив больше не отвечать, он отворачивается ещё больше.
Момент спокойствия, затем в темноте опять раздаётся навязчивый голос Элоди…
Элоди. Тоже помню, как ты однажды смотрел на ту бабу, американку, которая на протяжении всего путешествия показывала в купе ноги… а вечером слишком усердно для меня занимался со мной любовью!
Адольф не отвечает, начинает громко храпеть.
Вызывая жалость, Элоди смотрит на него из тени со злостью и шепчет…
Тоже помню однажды… (Её усталый голос затихает. С видим зловредной девочки Элоди уточняет.) Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу.
Всхлипывая, она бросается на подушку. Постепенно всхлипывания успокаиваются. Адольф, со своей стороны, прекращает храпеть. Они оба спят. Слышно их попеременное дыхание.
Ведя детей в парк Монсо, в полутьме появляется молодая немка. Держа за руку Кристину, которая катит палочкой обруч-серсо, она неторопливо проходит через сцену. Тото следует за ними с ангельским видом. Они втроём поют…
Alle Vogel sind schon da Alle Vogel, alle Amsel, Drossel, Fink und Star Und die ganze Vogelschar Wunchen dir ein frohes Jahr Lauter Heil und Segen
Адольф медленно поднимается и садится на кровать. Он созерцает грациозное видение, которое движется по сцене, потом с отвращением смотрит на липкую от слёз Элоди, которая спит рядом.
Адольф вскакивает, берёт трость и шляпу, и всё ещё в ночной рубашке, но с триумфальной тростью в руках идёт следом за девушкой и детьми. Исчезает.
Свет гаснет.
Кровать и шкаф теряются за тюлевыми занавесками. В полутьме устанавливают секретер.
Вернувшийся свет освещает блондинку, похожую на молодую немку (та же актриса играет), иначе причёсанная, она печатает на машинке. Тишина нарушается характерными звуками пишущей машинки, в то время как в глубине сцены, в спальне спит Элоди.
В ночной рубашке, с тростью, придающей много достоинства, в кабинете появляется Адольф.
Адольф. Как, мадмуазель Жозьян, вы всё ещё тут?
девушка. Пока мадмуазель Тромп печатает отчёт общего собрания, меня тоже попросили остаться…
Адольф. Что хочет, то и творит!
девушка(с любопытством). Он начальник.
Молчание. Она печатает.
Колеблясь, Адольф смотрит на неё немного снизу, говорит…
Адольф. Знаете, вы чем-то похожи на молодую немку, которая ходит за детьми наших друзей?
Девушка(печатая). Она хоть симпатичная?
Адольф. Очень симпатичная. (Устраиваясь, набираясь смелости.) Пум! Пум! Пум! Приятно иметь случай немного побеседовать. Когда этот тут, только здравствуй да до свидания в коридоре друг другу и скажешь. Улыбочка – и кончено. И за обитой дверью исчезла. Никак нельзя больше двух минут с вами поговорить.
Девушка(просто, с неким роковым смирением). Я не люблю, когда меня задерживают.
Адольф(язвительно). Он ревнив? (Она не отвечает, продолжая печатать.) Мне бы тоже хотелось кое-когда подиктовать вам что-нибудь.
Девушка(нежно). Мсье Адольф, у вас мадмуазель Тромп есть.
Адольф(с горечью). Смеётесь!
Девушка. Это очень квалифицированный работник. Уверена, что она печатает быстрее меня.
Адольф. Пусть печатает, как угодно, и, если понравится, всё себе при этом оставит! Она уродина просто!
Девушка. Она несколько непривлекательна, но человек очень хороший.
Адольф(после некоторой паузы, с неожиданной неловкостью). Я знаю, что его задержали сегодня на банкете президентов генеральных директоров в Международной палате по цитрусовым культурам, знаю, что он попросил вас остаться на сверхурочные. Поэтому я и пришёл!
Девушка не отвечает; она продолжает печатать, потом, спохватившись и вымарывая опечатку, спокойно говорит…
Девушка. Я из-за вас ошибки делаю.
Адольф(неожиданно жёстко). Тем лучше! Вы прекрасно знаете, что я вас люблю, что не могу представить себе, что вас запирают один на один с этим гнусным типом, за этой обитой дверью, порог которой переступить никто права не имеет!
Девушка(перестав печатать, смотрит прямо перед собой и спокойно, с некой ласковой претензией говорит). Что вы такое делаете, мсье Адольф? Вы меня делаете ещё несчастней, вот и всё.
Адольф. Как вы смогли согласиться стать его личной секретаршей?
Девушка(спокойно, как нечто само собой разумеющееся). Я даже не мечтала стать секретарём дирекции. Это высшая ступень карьеры.
Адольф(почти болезненно). Вам, тем не менее, известно при каком условии в нашем обществе получают этот пост?
Девушка, не отвечая, печатает. Адольф поднимается и, опрокидывая корзину для бумаг, кричит, стуча тростью куда попало…
Я больше не могу! Я больше не могу! Я больше не могу! Я разгромлю его кабинет!
Девушка(вскакивает и кричит в ужасе). Месье Адольф!
Адольф. Всякий раз, когда он включает красную лампу, все в конторе хихикают, от старшего бухгалтера до курьера! Всякий раз, когда он включает красную лампу, я багровею от гнева! Я знаю, что он вас посадил к себе на колени. Или хуже того! Вы лежите на его омерзительном зелёном диване с задранной юбкой.
Девушка(кричит). Нет! Я никогда здесь этого не позволила! (Короткая пауза.) Что вы хотите, это моя жизнь.
Адольф. Это чудовищно! Я знаю, что вы его не любите!
Девушка. Когда мы одни, он способен на неожиданную деликатность. Этот человек, несмотря на свою власть, по существу, очень одинок.
Адольф(орёт, расхаживая туда-сюда по кабинету). Мне наплевать! Вы его не любите! Вы меня любите. И, кстати сказать, все в этом мире одиноки! Я тоже одинок!
Девушка(в ужасе). Не кричите так. Мадмуазель Тромп может услышать.
Адольф. Наплевать мне на мамзель Тромп! Вы меня любите!
Девушка. Нет!
Адольф. Да!
Девушка. Нет! (Вдруг краснея, спокойно.) Зачем мне вас любить? Вы тоже женаты.
Адольф. Я разведусь!
Девушка(после паузы, спокойно). Я у вас этого никогда не попрошу. Мне было бы слишком страшно посмотреть в глаза вашим детям. (Наступает молчание, во время которого они оба не позволяют себе двинуться с места. Она добавляет ровным слабым голосом.) Некоторым приносят счастье на подносе, как завтрак в постель. А я сама должна, как могу, выскребать мою долю, стараясь при этом не очень-то беспокоить других.
Адольф(неожиданно обнимая её). Жозьян! Девочка моя! Любовь моя!
Девушка(после паузы, во время которой они конвульсивно прижимались друг к другу). Ах, как хорошо! Даже если потом хуже будет!
Адольф(покрывая её короткими поцелуями, как сумасшедший). Да! Не важно! Дай мне съесть тебя! Потом будет, как будет! Заплатим, когда рассчитываться время придёт. (Кричит воображаемым людям.) Оставьте нас в покое! Оставьте нас! Принесёте счёт после!
Он увлекает её нетвёрдой походкой, она стонет.
Девушка. Только не на его зелёном диване!
Адольф. Нет. У тебя! Уйдём.
Девушка. Невозможно, там хозяйка квартиры!
Адольф(кричит). Только не в отеле! Не кое-как! Ты моя девушка! Моя невеста! Больше не хочу знать, что он до тебя дотрагивался! Я сниму квартиру.
Девушка(успокоенная, обвив его шею руками, как лианами). Я буду ждать тебя там и никогда не пожалуюсь. А когда господин мой придёт, двери для него всегда будут открыты. Я буду, молча, варить ему кофе, и, присев, с улыбкой ему служить. Я буду плести ему из цветов ожерелья.
Адольф(теряя голову). Я сниму квартиру на Таити!
Девушка(в его объятьях, спокойно). Для тебя я распущу волосы. Я сброшу мой суровый примерный вид, и мои плохо сшитые платья. Нагая, вот увидишь, я очень красивая. И я никому ещё не отдавалась. Так что сможешь учить меня любви…
Адольф(с энтузиазмом рыча). Я могущественный! Я слишком сильный! Я сломаю всё, до чего дотронусь! Я больше никого не боюсь! Я больше не один! Ах, как забавно жить! Надо было предупредить меня об этом заранее!
Во фраке, цилиндре, с тростью под серебряным набалдашником в руке и с сигарой в зубах появляется грозный Фессар-Лёбонз.
Фессар-Лёбонз. Скажите на милость, мсье Адольф, что вы тут делаете во внеурочное время?
Вскрикнув, девушка вырывается из объятий Адольфа. Оба мужчины, молча, встречаются взглядами. Адольф немного помаргивает.
Адольф. Проходил мимо, господин Фессар-Лёбонз… увидел свет.
Фессар-Лёбонз(сардонически). Что вы говорите! Действительно, проходил? В ночной рубашке по проспекту Мессины, в полночь? Вы подняли голову, увидели свет и решили, что последний ваш рапорт ни к чёрт, пестрит ошибками в цифрах и что нужно немедленно сделать поправки? (Внезапно орёт без всякого перехода.) Я вас, сударь, выгоню вон! Я выгоняю вас вон, увольняю, лишаю работы, я вас ломаю, уничтожаю, я выметаю вас к чёртовой матери! Я вас попросту выставляю за дверь. Начиная с этой минуты, вы больше не служите в Ф.О.З.Р.Ц.
Адольф(неожиданно уничижаясь). Господин Фессар-Лёбонз, у меня двое детей. Я всегда был примерным работником. Я работаю, как собака.
Фессар-Лёбонз(глядя на него и радуясь его смятению, с садизмом). Тогда, лежать!
Адольф. Что это значит… лежать?
Фессар-Лёбонз(сложив тонкие губки в чёрствой улыбке). То и означает, что на колени!
Адольф(подскакивая от гордости). Перед вами?
Фессар-Лёбонз. Нет. Перед этой мамзелью… просите у неё прощенья за то, что позволили себе к ней приставать. В изысканных выражениях умоляйте простить вас за дерзкую самоуверенность, с которой вы производили на неё неприятное впечатление вашим хамством.
Адольф(поколебавшись). Хорошо. Я встану на колени. (Встав на колени перед девушкой.) Я вас люблю, Жозьян. А он – хам и невежа. Да, я вас люблю, и вы немедленно уйдёте со мной. Мы оба будем искать другую работу.
Фессар-Лёбонз(ухмыляясь, в то время как девушка стоит, как громом поражённая). Ах! Ах! Ах! Ага! Бунтовать, червь? Вы думаете, видимо, что наступил судный день! Социалист! Мамзель дё Вильтанёз, берите блокнот. Я диктую.
Адольф. Нет!
Фессар-Лёбонз. Что значит нет? Кто здесь хозяин?
Адольф. Нет! Она не возьмёт блокнот! Она вам больше не секретарша!
Фессар-Лёбонз(забавляясь, наблюдает за ним). Сколько вам в точности лет, друг мой?
Адольф(всё ещё на коленях). Тридцать семь, 23 июня!
Фессар-Лёбонз(это его весьма забавляет). Тридцать семь, 23 июня! Пора бы начинать разбираться в жизни… И в женщинах! У вас двое детей, так что, думаю, вы не совсем девственник? Девушка, которая, вынув блокнот, с дрожью на нас смотрит, замечу, моя любовница. Или, точнее, замещает её мне в рабочее время. Так как, разумеется, у меня есть и другие любовницы, блестящие… артистки там мюзик-холла, светские женщины… Я некрасив, но деньги всё могут. Такое удобство в жизни, прозрачная тень, готовая между двух писем, написанных на машинке, на любые мои прихоти, всего-навсего покорный и грациозный предмет кабинета.
Адольф(подползая к нему на коленях, гордо кричит). Вы – чудовище! Она вас ненавидит!
Фессар-Лёбонз. Без всякого сомнения. Но она боится потерять место, что в нашем капиталистическом обществе (боюсь, что и в социалистическом тоже) зачатки мудрости в девушках, которые служат. Вот почему, в обмен на минимальные преимущества, я могу потребовать от неё всего, что захочу. За столом ли, во время диктовки корреспонденции или, если другого захочется, на зелёном диванчике, на вот этом. (Спокойно поворачиваясь к Жозьян.) Мадмуазель дё Вильтанёз, послушайте меня внимательно. Можете положить блокнот. Я даже не буду диктовать вам письмо об увольнении этого идиота, просто приказываю дать ему пощёчину за то, что он посмел вас обнять, а потом приказываю пойти и лечь на диван. (Улыбаясь, поворачивается к Адольфу.) Деньги всё могут, вот посмотрите, друг мой.
Тревожное ожидание. Бледная и дрожащая под грозными взглядами Фессара-Лёбонза Жозьян, кладёт блокнот и идёт, как лунатик к Адольфу, который, по-прежнему стоя на коленях, смотрит, как она к нему в ужасе подходит. Она неуверенно останавливается перед ним, потом наклоняется и целует его в губы.
Фессар-Лёбонз(подпрыгивая на одном месте, орёт). Как! (Те, не обращая на него внимания, продолжают целоваться. Орёт.) Прекратите! Я приказываю вам прекратить! (Бледный, свистит, как змея.) Значит, деньги могут не всё? Общественный порядок в опасности! Полночное вторжение в мой кабинет уволенного служащего. Право на самооборону. Вы этого хотели, дурак!
Достав из кармана вечернего пальто никелированный пистолет, он стреляет несколько раз, но промахивается. Адольф, как мушкетёр, обнажая из трости клинок, прокалывает им Фессара-Лёбонза; тот падает.
Адольф(спокойно). Он всё предвидел, однако, не знал, что в трость мою был вправлен клинок, я тоже имею право на самооборону. Идёмте, любовь моя, я вас увожу.
Адольф привлекает к себе девушку; они оба смотрят на Фессара-Лёбонза, который лежит на ковре.
Девушка. Он был неплохой человек, но с комплексом неполноценности. (Вскрикивает.) Ой, он шевелится!
Фессар-Лёбонз(с трудом поворачиваясь, поднимает бескровную руку). Жозьян… ваш блокнот… хотел бы продиктовать вам мою последнюю волю…
Девушка покорно делает шаг, чтобы взять блокнот, но Адольф, удерживая её, кричит…
Адольф. Ах, нет! Легко отделаться хочет! (Звенит, подходя к Фессару-Лёбонзу.) Вы продиктуете её мадмуазель Тромп!
Минута молчания.
Все трое, глядя друг на друга, отдают себе отчёт в трагичности ситуации. Затем на пороге появляется мадмуазель Тромп, схожая с уже нарисованным портретом. Оцепенев, она созерцает эту сцену.
Адольф(отчётливо). Мадмуазель Тромп, потрудитесь взять блокнот. Господин Президент генеральный директор продиктует вам свою последнюю волю. Срочно. Затем вызовите скорую помощь и полицию. Я только что его убил.
Адольф берёт шляпу, трость и, уводя с собой Жозьян, наиблагороднейшим образом выходит. Фессар-Лёбонз, с ужасом и ухмылкой агонии на лице смотрит, как мадмуазель Тромп приближается к нему с блокнотом в руке.
Свет гаснет.
Тело Фессара-Лёбонза, за которым безжалостно следует мадмуазель Тромп, волокут в кулисы; письменный стол выносят.
Когда свет вновь зажигается, сцена почти пуста, только в глубине до сих пор находится спальная комната, завуалированная тюлем. Адольф и Жозьян, обнявшись, идут по воображаемому ночному Парижу.
Жозьян(продолжая разговор). А наш ребёнок… если это девочка, я бы хотела назвать её Шарлоттой!
Адольф(торопливо). Нет-нет! Только не Шарлотта!
Жозьян. Тогда Полина! Мне нравится Полина. Это нежное имя для девочки. Девочка должна быть нежной.
Адольф(глуповато). Да, любовь моя… девочки должны быть нежными. Когда прикасаешься к ним, когда с ними живёшь…
Жозьян(продолжая). А для мальчика?
Адольф. А у нас будет ещё и мальчик?
Жозьян. Сразу после девочки. Лучше, чтобы девочка была старше мальчика, девочки сообразительней. Для мальчика я обожаю имя Шарль! Он будет высокий красивый, подготовим его в школу Сан-Сир). И ещё я хочу эмалированный кастрюли! Это всегда было моей мечтой!
Адольф(соглашаясь). Договорились! Мальчика будут звать Шарль, он будет учиться в Сан-Сире, и у нас будут эмалированные кастрюли.
Жозьян. Я всегда жила одна, поэтому мне будет так весело воспитывать моего сына! Я буду готовить блюда, которым меня научила мама. Соусы, соусы, вот увидишь! Ты пальчики просто будешь облизывать! Предупреждаю, ты у меня растолстеешь!
Адольф(обеспокоенный). Надеюсь, не очень…
Жозьян(бунтуя). Сколько захочу, сударь! Что поделаешь, если я люблю тебя именно таким? Тебе больше не нужно будет нравиться другим женщинам, у тебя буду я. Предупреждаю, я очень ревнива. (После паузы, во время которой он избегает ответа.) Одно расстройство – мама. Она обязательно почувствует себя немного одинокой. Видимо, нужно будет, чтобы она жила с нами.
Адольф(обеспокоенный). Ты так думаешь?
Жозьян. Это такая скромная женщина. А какая смешная! Анекдотам её просто нету конца. Уверяю тебя, с ней не соскучишься! Слово вставить нельзя. Уверена, что ты её очень полюбишь.
Адольф(смущённо). Несомненно.
Жозьян. Знаешь, она осталась такой молодой… и она ещё очень даже ничего. После смерти отца мама не захотела выходить замуж, чтобы лучше меня воспитывать, но теперь, естественно (у неё же, как и у всех, есть чувства), так что она завела себе приятеля. Он испанец, немного, должна сказать, ограниченный… но тоже очень добрый. Только не подумай! Они не вместе живут! Мама бы никогда из-за соседей не согласилась… Он только приходит на обеды кое-когда. Он парикмахер. Тебе неприятно? Ведь глупых профессий не бывает.
Адольф. Нет, бывают только глупые люди. Но, к сожалению, их слишком много. Может, не стоит уж так часто его приглашать.
Жозьян(уступая). Нет-нет, разумеется… только два-три раза в неделю. И потом, знаешь, они после обеда нас быстро в покое оставят. Тут же запрутся в своей комнате. В их-то возрасте! Такое впечатления, что это просто-таки два голубка. Прям, как мы…
Адольф(прижимая её к себе). Больше не будем говорить о твоей матери! Поговорим лучше о нас… Посмотри, как Париж пуст и красив. Только парижане его портят. Вечером Париж – наш. Город опустел, чтобы оставить нашей любви место для прогулки… Она одна достойна самой стройной и чудной декорации в мире. Посмотреть на неё съезжаются со всего света… площадь Согласия, Королевский Мост, Сена с куполом Института Франции, за островом колокольни Собора Парижской Богоматери…
Они останавливаются, обнимаясь, смотрят.
Жозьян(растроганная, положив голову ему на плечо). Красиво! Я тебя люблю.
Адольф(после паузы). Я тоже тебя люблю.
Жозьян(подумав, проникновенно). Мы любим друг друга.
Адольф(смягчаясь). Хотел тебе сказать… замечаешь, как мы неустанно и безостановочно спрягаем глаголы… Я тебя люблю, ты меня любишь, мы любим друг друга… Постовой, который наблюдает за нами оттуда, спрашивая себя, станут ли они целоваться в общественном месте или нет, и, вместе с тем, думает: они любят друг друга.
Жозьян. Я люблю тебя, ты любишь меня, мы любим друг друга!
Адольф. Чтоб я полюбил бы, ты б полюбила, мы бы любили друг друга!
Жозьян(нежно). Противный! Ты специально выбрал такое глупое время! Я просто люблю… я тебя люблю). В настоящем времени.
Адольф. Да, но оно так скоротечно! Только оно такое, заметила? А, вместе с тем, как прошедшее бывает разнообразно…
Жозьян(кричит, протестуя). А – люби меня! Это что?
Адольф(двусмысленно). Повелительное наклонение!
Свет разом гаснет.
Он зажигается за тюлевой вуалью, в спальной комнате, которая едет в сторону, там по-прежнему спит Элоди. Антуан возвращается туда из глубины сцены. Он принимается, ища что-то, лихорадочно рыться в комнате, потом в шкафу, наводя беспорядок повсюду, вытаскивает вещи из коробок, но не может никак разыскать того, что ищет.
Элоди, просыпаясь, садиться на кровати и, включив лампу, которая делает всё реалистичным, спрашивает…
Элоди. Что ты делаешь в шкафу в ночной рубашке?
Адольф(как ни в чём не бывало). Ищу фрак и цилиндр. Я намереваюсь жениться.
Элоди. Ты бредишь? (Вставая, в ярости.) Думаешь, очень приятно убираться среди ночи только потому, что мужу снятся кошмары? Полюбуйтесь на этот беспорядок! Давай, ложись и спи!
Адольф(медлительно, несколько удивлённый тем, что он в ночной рубашке роется в шкафу). Сколько сейчас времени?
Элоди. Час ночи.
Адольф. Да? Мне казалось, позднее.
Адольф послушно ложиться в кровать.
Элоди, убрав большую часть основных вещей, в ярости укладывается и выключает свет, ворча…
Элоди. Есть женщины, которым всю ночь не дают спать по приятным причинам. А меня будят только для того, чтобы я рылась в старом тряпье!
Она мстительно поворачивается к нему спиной. Он ещё лежит, уставившись открытыми глазами в потолок, шепчет…
Адольф. Мы бы любили друг друга…
Элоди. Что ты там бормочешь?
Адольф(нежно). Заканчиваю спрягать один глагол.
Элоди. Спи лучше. Завтра наспрягаешься).
Он, в свою очередь, поворачивается к ней спиной. Слышно их попеременное дыхание. Минута молчания. Они оба переворачиваются на спину, лежат распростёртые. Адольф шепчет в темноте…
Адольф. Я люблю.
Элоди. Всё спрягаешь?
Адольф(спокойно). Нет. Мне нужно сказать тебе кое-что, Шарлотта. Я люблю одну девушку.
Элоди(спокойно, после паузы). Что ты говоришь! Я её знаю?
Адольф. Личная секретарша Фессара-Лёбонза, в конторе.
Элоди. А, эта бледновитая?
Адольф. Я тебе запрещаю!
Элоди. Белобрысая, если тебе больше нравится. Ты с ней переспал?
Адольф. Пока нет. Почти.
Элоди. Тебе бы хотелось?
Адольф. Да.
Элоди. Не стесняйся, дружок. Секретарша ли – Горничная ли!
Адольф. Ошибаешься. Это не одно и то же. Я не хочу, чтобы она стала моей любовницей, ни на два часа, ни два раза в неделю, прячась от всех. Я хочу с ней жить.
Элоди(после паузы, спокойно). Почему?
Адольф(расстроенный). Что значит, почему?
Элоди. Ты говоришь, что хочешь с ней жить, я тебя спрашиваю, почему? Она, что – хорошо готовит?
