Текст книги "Опасная игра"

Автор книги: Жаклин Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Жаклин Уилсон
Опасная игра

Посвящается

Джесси Аткинсон, Франческе Оутс, Зои, Ли и Саре, Эмме Уокер, всем моим друзьям в школе Редрифф и всем, кому интересно, что было дальше с Трейси Бикер

Читатели очень полюбили «Историю Трейси Бикер». Много лет меня просили написать о Трейси еще. Всем хотелось узнать, что с ней было дальше. В конце первой книги Трейси уверена, что Кэм возьмет ее к себе, но мы не знаем точно, случится ли это, а если да – уживутся ли они друг с другом.

Дети часто присылали мне письма с новыми приключениями Трейси – иногда очень даже интересными, иногда смешными, а иногда совершенно не подходящими для печати! Долгое время я считала – пусть так и остается, пускай читатели сами придумывают истории о Трейси Бикер.

А потом меня попросили написать пьесу для детского театра в Манчестере. Как известно, при слове «Манчестер» люди первым делом вспоминают о футболе – вот я и решила, что в пьесе обязательно должен быть футбольный фанат. Поскольку сцена в театре круглая, я планировала, что актеры и зрители будут перебрасываться мячом и вообще взаимодействовать. Затем я придумала умненького, но хилого мальчика по имени Александр, который даже ради спасения жизни не способен как следует пнуть мяч. Требовался еще и третий персонаж – девочка. Да с характером, чтобы не спасовала перед футболистом. Я начала выписывать ее роль и вдруг чувствую – что-то знакомое… Ну точно, это же Трейси!

Я придумала для пьесы множество подначек. В первой книге Жюстина на слабо́ произносит неприличное слово при священнике, а Трейси голышом выбегает в сад, и обе девочки пытаются съесть живого червяка. Эти сцены особенно полюбились читателям, так что я решила ввести в пьесу еще новые подначки – смешные, не очень приличные, дурацкие, а в кульминационной сцене – опасные для жизни.

Сочинять было ужасно весело. Приятно снова окунуться в жизнь Трейси. На этот раз я постаралась написать по-настоящему счастливый финал. Пока я заканчивала пьесу, театр сгорел. Когда его заново отстроили, там сменилось руководство, и новый директор не захотел ставить мою пьесу.

Тогда я сделала из нее повесть. Добавила подробностей и узнала много нового о каждом из персонажей. Я очень рада, что довела историю Трейси до конца. Только… разве это конец? Скоро выйдет новая повесть, под названием «Трейси Бикер – суперзвезда» – о том времени, когда Трейси еще жила в детском доме, и о том, как они там празднуют Рождество. Возможно, будут и еще книги о Трейси Бикер. Трейси-подросток? Трейси влюбилась? Трейси Бикер – молодая мама? Трейси Бикер – знаменитая писательница, актриса, телезвезда? Поживем – увидим!

Без дома

Помните старый фильм, который всегда показывают по телику на Рождество, – «Волшебник страны Оз»? Я его обожаю, особенно Злую ведьму Запада, с ее зловещим хохотом, и зеленым лицом, и замечательными летучими обезьянами. Я бы все на свете отдала, только бы у меня была ручная злобненькая летучая обезьянка! Она бы носилась по небу, хлопая крыльями, а как учует противный учительский запах мела и растворимого кофе – ка-ак спикирует сверху на миссис Рвоту Мешкли и унесет ее далеко-далеко! И пусть училка визжит во все горло, так ей и надо.

Я всю жизнь сочиняю разные истории, у меня замечательно получается, а с тех пор как перешла в дурацкую новую школу, миссис Р.М. только и пишет на моих сочинениях: «Грязь в тетради» и «Трейси, следи за правописанием!» На той неделе мы писали сочинение про ночь, мне тема жутко понравилась, и я восемь с половиной страниц накатала. Про то, как девочка вышла ночью из дома, кругом темно и страшно, и вдруг на нее бросается маньяк и хочет убить, а она от него удирает, прыгает в реку, а там распухший труп утопленника плавает, а она на берег, а там огонек виднеется, это на кладбище страшные сектанты хотят принести в жертву невинную юную девушку, а тут как раз эта девочка им подвернулась…

В общем, история получилась классная, Кэм никогда в жизни такую не сочинить (я вам про Кэм тоже расскажу). По-моему, такой рассказ хоть сейчас издавать можно. Я его распечатала на компьютере Кэм, получилось аккуратно-аккуратно, и через проверку орфографии прогнала, чтобы ошибок не было. Думала, миссис Р.М. хоть тут расщедрится и напишет: «Очень хорошо, молодец, Трейси! Десять баллов тебе и три золотые звездочки, а на большой перемене я тебе конфеты «Смартис» куплю».

Знаете, что она написала на самом деле?

«Трейси, я вижу, что ты старалась, но стиль чересчур витиеватый. Просто удивительно, где твое воображение блуждает!»

Я посмотрела в словаре, что значит «витиеватый». Там написано: «Слишком изысканный, с замысловатыми выражениями». Ага, вот бы саму миссис Мешкли завить винтом, так, чтобы глаза вылезли на лоб, а руки и ноги обмотались вокруг толстой попы! Вот, кстати – стоит мне хоть одно не совсем приличное словечко написать, миссис Р.М. прямо на стену лезет от злости. Не знаю, что она станет делать, если я напишу по-настоящему нехорошие слова, вроде ****, и ****, и ***** (зачеркнуто цензурой!).

Я еще слово «блуждать» посмотрела. Мне понравилось такое значение: «Странствовать, скитаться». Вот этим я сегодня и занялась – гораздо приятнее, чем сидеть в дурацкой школе. Я удрала и скиталась по городу в свое удовольствие. Зашла в магазин канцтоваров, купила на все карманные деньги толстенький фиолетовый блокнот. Буду в нем записывать свои витиеватые мегапсихоужастики, и пусть мое воображение блуждает себе на просторе. И о себе тоже напишу. Я уже написала «Историю Трейси Бикер». Значит, теперь будет «История Трейси Бикер-два», или «Новые приключения отважной Трейси Бикер», или «Потрясающие новые похождения жутко умной и потрясающей Трейси Бикер», или «Продолжение истории о кошмарной Трейси Бикер, в сто раз ужаснее Злой ведьмы Запада».

Ах да, я же начала рассказывать про «Волшебника страны Оз». Там в фильме есть один очень страшный кусочек. Я его не могу смотреть. Когда в первый раз увидела – чуть не заплакала. (Только я никогда не плачу, потому что я крутая. Круче всех.) Это в самом конце, когда Дороти хочет удрать из страны Оз. Между прочим, я ее понять не могу. Кому это надо – возвращаться в скучный черно-белый Канзас, где ты станешь обычной девчонкой и собаку у тебя заберут, когда можно было и дальше гулять по стране Оз в волшебных башмачках? Ну, Дороти весь фильм тупит. Могла бы сразу сообразить, что достаточно щелкнуть каблучками – и вернешься домой. Вот оно! То самое. Когда она говорит: «Нет ничего лучше дома».

Не могу я это слышать! Потому что у меня дома нет. Совсем нет.

Ну, то есть раньше не было. Детский дом, конечно, не считается. Это не настоящий дом, а свалка для трудных детей. Тупых, злобных, некрасивых – таких, кого никто не хочет взять в приемную семью. Кого уже не надеются сбыть с рук и выбрасывают на помойку. Правда, в нашем детдоме такие противные дети попадались, им только на помойке и место. Особенно эта Жюстина Литтлвуд…

Мы с ней были заклятыми врагами. Потом, правда, помирились. Я даже подарила Жюстине свою чудесную шариковую ручку с Микки-Маусом. На другой день пожалела и попросила вернуть – хотела притвориться, будто я ее только на время отдала, но Жюстине лапшу на уши не навешаешь. Ни спагетти, ни вермишель и вообще никакие макаронные изделия.

Странно вообще-то – я теперь скучаю по Жюстине. Как-то весело было с ней враждовать и подначивать друг друга. Я всю жизнь лучше всех придумываю разные дурацкие подначки и всегда выигрывала, пока не появилась Жюстина. Да я и у нее выигрывала. Почти всегда. Правда! Но Жюстина тоже умела выдумывать такие заковыристые подначки, что – ух!

Мне ее не хватает. И Луиз тоже. И особенно Питера. Вот тоже странно – поначалу я терпеть не могла Хлюпика Питера, а теперь оказывается, он был моим лучшим другом. Увидеться бы с ним как-нибудь… А лучше – вот прямо сейчас. А то я совсем одна. Конечно, школу прогуливать страшно весело, а еще я нашла самый замечательный тайник на свете, только все равно мне чуточку одиноко.

Друг сейчас не помешал бы. Когда живешь в детском доме, надо стараться заводить побольше друзей, потому что семьи-то у тебя нет.

Ну, у меня семья как раз есть.

У меня чудесная красивая мама, самая лучшая на свете. Она жутко знаменитая кинозвезда, снимается в Голливуде и постоянно занята на съемках. Ей некогда со мной видеться, потому меня и отдали в детский дом…

Кого я обманываю? Ни вас, ни даже себя. Такую ерунду я всем рассказывала, когда была совсем маленькая. Другие малыши слушали, развесив уши, и даже восхищались иногда. А сейчас, если я начинаю болтать про киносъемки, все только губы кривят, а стоит отвернуться – хохотать начинают. Это еще те, кто подобрее. Другие мне прямо в лицо говорят, что я чокнутая. Они вообще не верят, что у меня мама киноактриса. А я точно знаю, она снималась в кино! Мама мне прислала большую глянцевую фотографию, там она в нижнем белье, и теперь все хихикают: «В каких это фильмах, интересно, твоя мама снимается?»

Ну, я им тоже сдачи даю. Иногда в прямом смысле – я кулаками махать здорово умею. А иногда только мысленно представляю. Надо было и миссис Рвоте Мешкли мысленно ответить. Учителя не любят, когда им прямо в лицо говоришь, что о них думаешь. Сегодня Р. М. новое сочинение нам задала – «Моя семья». Считается, так мы учимся писать свою автобиографию, а на самом деле это просто способ учителям разнюхать наши секреты. В общем, велела она всем приступать, а сама ко мне подходит. Еле между партами протиснулась, она же толстая. Нависла надо мной, прямо к самому лицу нагнулась. Я на секундочку даже испугалась, что она меня сейчас поцелует!

– А ты, Трейси, конечно, пиши о своей приемной маме, – прошептала миссис Р.М., щекоча мне ухо мятным от «Тик-така» дыханием.

Это она думала, что тихо шепчет, а в классе все сразу на меня уставились. Я тоже на них уставилась, отодвинулась от Р.М. как можно дальше и говорю:

– Миссис Мешкли, я напишу о своей настоящей маме.

Так и сделала. Кучу страниц исписала. Почерк получился корявым, и не до правописания мне было, и о всяких там точках и заглавных буквах я тоже не задумывалась – только время зря тратить. Зато я написала потрясающее сочинение про маму! Только закончить не успела. Училка снова стала обходить класс, остановилась около меня и давай читать через плечо – жутко отвлекает, между прочим. А потом шмыгнула носом и тяжело вздохнула. Я думала, опять начнет зудеть об аккуратности и правописании – но на этот раз она содержанием была недовольна.

– Ах, Трейси, какое у тебя живое воображение! – сказала она противным снисходительным тоном.

Еще и языком прищелкнула, и головой покачала, все с такой дурацкой усмешечкой.

– В смысле? – спрашиваю я довольно резко.

– Трейси! Не надо грубить, моя дорогая! – У нее в голосе тоже злость прорезалась. – Я же объяснила, что такое «автобиографическая тема». Это значит, что нужно написать о себе и о своей жизни правдиво.

– У меня в сочинении все до последнего слова правда!

– Ах, Трейси!

И она начала читать вслух. Теперь уже в полный голос, чтобы всем было слышно.

– «Моя мама играет главную роль в голливудском фильме с Джорджем Клуни, Томом Крузом и Брэдом Питтом. Они все от нее в восторге и все за ней ухаживают. В следующем фильме роль ее младшего брата будет играть Леонардо Ди Каприо. Они с Леонардо очень подружились на репетициях, мама ему показала мою фотографию, которую она всегда держит при себе в кошельке. Леонардо сказал, что я просто прелесть и он хочет со мной переписываться».

Р.М. все это прочитала, передразнивая меня, противным тоненьким голоском.

Все вокруг покатывались со смеху. Некоторые чуть не описались от хохота. Р.М. тоже слегка улыбнулась и говорит:

– Трейси, неужели ты действительно в это веришь?

Ну, я и ответила:

– Я действительно верю, что вы тупая уродина и вам роль могут дать только в фильме о летучих мышах-кровососах.

Я думала, она сейчас и впрямь мне в горло зубами вцепится. Ей хотелось, но она сдержалась, только вывела меня из класса и велела постоять в коридоре, потому что ей надоели мои грубости.

Я ей ответила, что она мне тоже до смерти надоела и что имя у нее очень подходящее. Может, другие ученики думают, что «Р» означает «Ровена» или «Рамона», а я точно знаю, что это «Рвота», и фамилия тоже очень удачная, потому что она и вправду похожа на старый драный мешок с картошкой.

На середине моей речи Р.М. ушла в класс, так что остальное я договаривала уже самой себе, прислонившись к стене и уставившись на свои кроссовки. Я сказала, что просто счастлива пропустить ее урок, потому что она зануда, зануда, зануда, ее хлебом не корми – дай заморить детей своим занудством до смерти. И конфетами не корми, и пирожными, и рахат-лукумом. И вообще я прямо-таки в диком восторге, что могу проторчать весь урок в коридоре!

Тут мимо прошел мистер Хэтеруэй. Он вел мелкого хлюпика-третьеклашку, у которого пошла носом кровь на уроке.

– Сама с собой разговариваешь? – спросил мистер Хэтеруэй.

– Нет, со своими кроссовками, – ответила я со злостью.

Думала, он тоже начнет меня ругать, а он кивнул и утер третьекласснику окровавленный нос.

– Я тоже разговариваю со своими ботинками, когда на душе паршиво. Особенно со старыми разношенными мокасинами хорошо поговорить, очень успокаивает.

Мелкий хлюпик что-то проскулил, и мистер Хэтеруэй еще раз вытер ему нос.

– Идем-ка, приятель, к медсестре, окажем тебе первую помощь.

Мистер Хэтеруэй кивнул мне, и они ушли. До той минуты я была уверена, что новая школа на сто процентов отвратная. А теперь подумала, что на один процент она ничего себе. Мистер Хэтеруэй мне понравился. Жаль только, к нему в класс мне не попасть, разве что меня переведут из шестого класса в начальную школу. А на девяносто девять процентов школа все равно гнусная, так что я решила пойти погулять.

Удрать было очень просто. Легкотня. Я дождалась переменки. Р.М. махнула рукой, что я могу уходить. Еще и сморщилась, как будто от меня чем-то воняет. Я тоже в ответ нос зажала. Она притворилась, что ничего не заметила. Следующий урок у нас музыка, ведет мисс Смит, но я не стала ее дожидаться. Мисс Смит тоже ко мне придирается, а я всего-то один разочек попробовала стукнуть барабанной палочкой не по музыкальному инструменту. В общем, я шмыгнула в дальний конец коридора, как будто в туалет, а сама быстренько завернула за угол, проскочила мимо медкабинета (миссис Людовик меня не заметила, она возилась с тем малышом, у которого кровь шла из носа, там все было в кровище, как на поле боя), выскочила за дверь и бегом через двор к воротам. Хоть их и запирают, но для Супер-Трейси это не проблема. Я в один миг перескочила через ограду. Правда, с той стороны свалилась и коленки немножко разбила, но это для меня пустяки.

Сейчас, вообще-то, коленки здорово болят, хотя кровь уже не течет. И грязные к тому же. Наверное, куча микробов мне в кровь попала, вот-вот температура подскочит и пена изо рта пойдет. Я и на самом деле неважно себя чувствую. А еще голодная, ужас просто. Зря я все деньги на блокнот потратила. Да еще и выбрала фиолетовый – точно того же цвета, как большая плитка шоколада «Кэдбери»! Скоро весь блокнот слюнями закапаю.

Давно плюнула бы на все и вернулась к Кэм, но часы только что пробили один раз. Час дня – обеденная перемена. А мне есть нечего. Нельзя возвращаться раньше времени, Кэм сразу насторожится. Можно, конечно, показать ей разбитые коленки и сказать, что меня отпустили с уроков из-за травмы, но тогда Кэм подумает, что я опять с кем-то подралась. А мне и в прошлый раз неприятностей хватило. И вообще, это нечестно! Роксана Грин первая начала. Она стала перед своими подружками высмеивать мою футболку. Сама хвасталась новой футболкой от Донны Каран, поводила плечами и так, и этак – ну, я и передразнила. Все засмеялись, а Роксана говорит:

– А у тебя, Трейси, от какого дизайнера футболка?

Я не успела придумать, что ей ответить, а она:

– Знаю-знаю! Фирма «Благотворительность»!

Все опять засмеялись, только гадко так. Я разозлилась и стала обзывать Роксану разными словами, а она меня. В общем, детский сад, но потом она меня назвала безотцовщиной, потому что у меня папы нет и никогда не было.

Ну я же должна была ее треснуть, правда? Это справедливо! Только Роксана со своими подпевалами так не считали и наябедничали миссис Рвоте Мешкли, а та тоже решила, что это несправедливо, и нажаловалась директору, мистеру Донну. Можете себе представить, он тоже решил, что я была неправа, позвонил Кэм и пригласил ее прийти в школу для Серьезного Разговора. Меня тоже привели в кабинет, и я им много чего сказала, очень даже серьезно, только Кэм меня обняла и шепнула на ухо:

– Трейси, остынь!

Я старалась. Представила себе, что плаваю в большом прохладном озере… Но злость горела во мне с такой силой, что вода вокруг закипела, и я высказала директору все, что думаю о нем, и о его мерзопакостных учителях, и о его зловонных учениках (смотрите, Р.М., какой у меня богатый словарный запас).

Меня чуть не исключили из школы. Глупость вообще-то – я бы только рада была. Не хочу я ходить в эту дурацкую школу!

Так что я сама себя исключила.

И вот сижу здесь.

В своем тайнике. Личном, эксклюзивном. В собственном доме.

Мой родной дом!

Правда, пока в нем не очень уютно. Хорошо бы разик пройтись пылесосом. Или два разика, или три, а то и четыре-пять. И прибраться не помешает, хоть дом и пустой. Во всех комнатах валяются жестянки из-под пива, картонные коробочки из «Макдоналдса» и разные бесплатные рекламные брошюрки. Если войти через парадную дверь – по щиколотку в мусоре увязнешь. Только я не через дверь вошла, потому что дверь заперта, еще и досками заколочена. Я вошла через разбитое окно сзади.

В сад я залезла пописать, а то сил терпеть никаких не было. Бродила-бродила по улицам и наткнулась на пустой дом в тупичке. Сад весь зарос колючими кустами, если за них зайти – с улицы ничего не видно. Там я и сделала все свои дела, только черная кошка вдруг пробежала мимо, я со страху дернулась и чуть кроссовки себе все не залила.

Когда привела себя в порядок, побежала за кошкой. Я придумала, что сад – это понарошку джунгли, а кошка – тигр, я его поймаю и приручу. Но кошка сказала «Извиняусь!» – и ушла, задрав хвост.

Тогда я стала исследовать джунгли в одиночестве, увидела разбитое окно и решила в доме тоже разведать.

Дом оказался замечательным! Правда, почти совсем без удобств. Вода из кранов не течет, свет не включается, и батареи холодные. Зато в гостиной стоит диван, да такой шикарный – обит красным бархатом. Какой-то придурок весь его грязными сапогами измазюкал, но я поскребла ногтем – вроде отчищается.

Можно принести сюда подушку, одеяло… И еды! Еды побольше!

Точно, в следующий раз.

А сейчас мне пора уходить. Возвращаться к Кэм.

Дома у Кэм

Кэм – моя приемная мама. Я ее еле уговорила взять меня к себе. Когда я жила в детском доме, мне жутко хотелось в приемную семью. Просто до безобразия. Обо мне даже объявление поместили в газете, только составили его по-дурацки. Все мои недостатки расписали и школьную фотографию напечатали, где я такая хмурая и смотрю исподлобья. Никто и не захотел меня взять, я даже не удивилась. Хотя расстроилась, конечно. Особенно, когда кто-то газету в школу принес и всем показывал. Тогда я еще в другой школе училась. Тоже не ахти, но все-таки получше этой. Эта вообще полный отстой.

А все Кэм виновата! Она меня заставила туда перевестись, потому что эта школа к нам ближайшая. А я с первого дня поняла, что буду ее ненавидеть. Школа старая, здание кирпичное, внутри все выкрашено коричневой краской, в гардеробе воняет, и учителя все тоже старые. Разговаривают так, словно все как один ходили на курсы красноречия, где учат говорить таким ужасным ироничным тоном.

Ну, вы знаете: «Очень умно, молодец, Трейси Бикер!» – когда нечаянно прольешь воду, в которой моют кисти (нарочно, прямо на дизайнерскую футболку Роксаны). Или: «Я бы и подумать не могла, что это ты, Трейси Бикер, всю доску исписала разными глупыми словами» (совсем не глупыми, очень даже прекрасными ругательными словами). Или: «Трейси Бикер, а погромче нельзя, а то, боюсь, глухая старушка на соседней улице тебя не расслышала». А мне приходится повышать голос, иначе ученики из моей группы меня не слушают!

Ненавижу, когда нас заставляют работать в группах. Все мигом разбиваются на компашки: Роксана со своими подпевалами, Почти-Алан-Ширер с другими футбольными психами, Бандюга Диксон со своими громилами, Плакса Лиззи и Придурок Дон со своими приятелями, Заучка Ханна и Зубрила Эндрю тоже друг с другом. И еще я.

Р.М. каждый раз пристегивает меня к другой группе. А иногда в группе я одна, сама по себе. Ну и ладно, мне так больше всего нравится. Я их всех ненавижу!

Кэм говорит, что мне надо с кем-нибудь подружиться. А я не хочу дружить с этими тупыми уродами! Я постоянно ною, что школа мерзкая, и прошу Кэм куда-нибудь меня перевести. Но Кэм такая бестолковая! Ну сходила она в управление образования, там ей сказали, что все остальные школы в нашем районе переполнены. Она и смирилась. Не захотела скандалить. В этой жизни, если хочешь чего-нибудь добиться, надо уметь бороться! Я-то знаю.

– Тебя поставили на очередь, – сообщила Кэм, как будто думала, что я обрадуюсь.

Да я всю жизнь в очереди, дожидаюсь нормальной жизни! Когда Кэм пришла к нам в детдом собирать материал для нудной статьи, я решила – вот он, мой великий шанс! Между прочим, она меня в статье едва упомянула, а заплатили ей всего сотню фунтов. Я думала, такая приемная мама мне как раз подойдет, потому что мы с ней обе писательницы.

Правда, пришлось ее долго уговаривать. Но я умею быть целеустремленной, когда мне что-нибудь нужно. А Кэм была мне нужна. Очень.

Так что, когда она наконец сказала: «Ну ладно, Трейси, давай попробуем, хорошо?» – это было не просто хорошо. Я готова была прыгать до луны. Прямо в космос улететь от радости. Дождаться не могла – скорей бы уехать из этого несчастного детдома. Ужасно злилась на своего соцработника, Илень-Мигрень, что она все тянет с оформлением моей новой приемной семьи.

– Трейси, давай не будем торопиться, – говорила она.

А мне хотелось торопиться, а то как бы Кэм не передумала. Ей пришлось ходить на бесконечные собеседования и на какие-то курсы, хотя это совсем не по ее характеру. Она терпеть не может, когда ею командуют и поучают, – совсем как я. Мало ли, вдруг бы ей надоело и она бы решила все это бросить.

Но в конце концов нам разрешили провести вместе выходные. Ой, как было здорово! Кэм хотела провести время тихо-спокойно: прогуляться в парке, посмотреть пару фильмов по видео, заказать пиццу с доставкой… Я ей сказала, что все это у нас и в детдоме бывает – а нельзя ли как-нибудь по-особенному отпраздновать наши первые совместные выходные?

Ну, вы уже знаете, уговаривать я умею. Кэм сводила меня в парк аттракционов, там было просто потрясающе, и даже купила мне громадного игрушечного питона с зелеными блестящими глазами и черным раздвоенным языком. Кэм долго упиралась, говорила, что не хочет подкупать меня подарками, но я заставила питона умильно обмотаться вокруг нее и «попросить», чтобы его обязательно купили, а то продавец очень жестоко с ним обращается, когда он всего-то проголодался немножко и слопал пушистого игрушечного кролика и нескольких заводных мышек.

Все-таки Кэм его купила, хоть и твердила, что она с ума сошла и теперь до получки ей придется питаться одними бутербродами с сыром, потому что входные билеты и гамбургеры с жареной картошкой и без того стоили кучу денег.

Надо было мне уже тогда сообразить, что она жадная, но мне так хотелось, чтобы Кэм взяла меня к себе! Я совсем не замечала ее недостатков.

Может, моих недостатков она тоже не замечала?

Мы обе, в общем, как будто надели розовые очки, и улыбались друг другу, и все в мире было прекрасно, а в воскресенье вечером Кэм обняла меня на прощание почти так же крепко, как я ее, и сказала, что очень хочет довести дело до конца и взять меня к себе насовсем.

Так она и сделала. На этом моя история должна бы и закончиться. Жили они долго и счастливо… Только я не все время так уж счастлива. И подозреваю, Кэм тоже.

Вначале все было хорошо. Илень говорит – это у нас был медовый месяц. Понимаете теперь, почему я ее прозвала «Мигрень»? Как ляпнет иногда… Хотя на самом деле правда – чем-то мы с Кэм были похожи на новобрачных. Всюду ходили вместе, иногда и за руки держались, а когда мне чего-нибудь хотелось, Кэм все мне покупала, если хорошенько попросить. И я старалась не слишком буянить, а то вдруг еще Кэм разозлится и отправит меня обратно в детдом. Но прошло время…

Не знаю, в чем дело. Все изменилось. Кэм иногда отказывается водить меня в «Макдоналдс» и покупать мне разные вещи. Нужные, прямо-таки необходимые вещи – дизайнерскую одежду, например, чтобы меня не дразнили вредные девчонки вроде Роксаны. Кэм говорит, что не может себе позволить такие покупки. Неправда! Я же знаю, государство ей кучу денег платит за то, что она обо мне заботится. Это просто надувательство! И плюс еще то, что ей платят за книги.

Кэм говорит, что за писательство платят не много. Семечки, так она выразилась. Ну, сама виновата! Сочиняла бы что-нибудь захватывающее, чем тратить время на нудные газетные статьи, даже без картинок. А книжки у нее еще хуже. Тоскливые истории о бедных девушках с кучей проблем. Кто станет это читать? Лучше бы любовные романы писала! Я ей говорю, пусть пишет такие шикарные книги в глянцевых обложках, которые все всегда берут с собой в отпуск. Где красавицы в роскошных нарядах, а мужчины все занимаются интересной работой, все такие сильные и решительные и все постоянно то сходятся, то расходятся, и поэтому там очень много неприличных страниц.

Кэм только смеется и говорит, что такие книги терпеть не может. Она говорит, что ее не волнует писательская слава.

А меня волнует! Я хочу такую приемную маму, которой можно хвастаться. А Кэм разве похвастаешься? О ее книгах никто и не слышал никогда. И сама она не особенно красивая, не гламурная и совсем не секси. Не красится, а волосы стрижет так коротко, что их даже уложить невозможно, так и торчат дыбом. А одевается вообще ужасно: джинсы и футболки, и уж конечно не от какого-нибудь известного дизайнера.

И жилье у нее такое же невзрачное. Я-то мечтала жить в большом, роскошно обставленном доме, а у Кэм крохотная тесная квартирка. Даже ковра нормального нет, всего лишь несколько самодельных ковриков на полу. Кататься на них весело, но вид-то убогий! А видели бы вы ее диван… Кожа вся потрескалась, так что приходится ее прикрывать лоскутным одеялом и пухлыми подушками – Кэм их сама вышивала крестиком. Она и меня пробовала научить вышиванию, но у меня на это терпения не хватает, сразу начинаю злиться и бросаю.

У меня своя комната, но ее не сравнишь с моей комнатой в детском доме. По размеру – просто чуланчик. А Кэм такая вредная! Говорила, что свою комнату я могу обставить как захочу. У меня было столько идей! Я хотела громадную кровать с белым атласным покрывалом, и туалетный столик с лампочками вокруг зеркала, как у кинозвезд, и белый ковер, пушистый, как кошачий мех, и собственный компьютер, чтобы печатать мои истории, и стереосистему, и большущий белый телевизор, и видеомагнитофон, и трапецию, на которой можно разучивать цирковые трюки, и отдельную ванную, чтобы целыми днями плескаться в джакузи.

Кэм все это восприняла как шутку! А когда заметила, что я не смеюсь, сказала:

– Ну послушай, Трейс, разве все это влезет в твою комнату?

Ага, точно. А почему я должна жить в чулане? Я что, коробка с каким-нибудь старьем? Почему нельзя поменяться комнатами? У Кэм все равно вещей почти нет, только книжки и узенькая кровать. Она в чуланчике отлично поместится!

Я ее уговаривала как могла. Ныла и клянчила, а она уперлась – и ни в какую. Так меня и запихнула в крошечную комнатенку. Считается, это благо великое, что мне позволили самой решить, в какой цвет покрасить стены, и выбрать новые занавески да покрывало на кровать. Я выбрала черное – под настроение.

Думала, Кэм и тут отмахнется, а она сделала как я сказала. Черные стены, черный потолок… Она предложила все это украсить серебряными светящимися звездами. Вообще-то, идея хорошая, а то я темноту не очень люблю. Не боюсь, конечно. Я ничего не боюсь! Просто приятно – смотришь вверх, а там звезды поблескивают.

Кэм разыскала где-то черное постельное белье с серебряными звездами и занавески такие же сделала. Шить она не умеет, нижний край подогнула криво, но по крайней мере старалась. Кэм называет мою комнату «пещерой летучих мышей». И даже купила несколько игрушечных бархатных черных летучих мышей – подвесила к потолку. Вообще-то они довольно милые. А питон лежит на полу у двери – сквозняк из щели заслоняет, а заодно охраняет комнату, чтобы никто посторонний не совался.

Например, Джейн и Лиз. Терпеть их не могу! Это подруги Кэм. Постоянно приходят и во все суют свой нос. Поначалу они мне вроде понравились. Джейн большая (видели бы вы, какая у нее толстая попа!), а Лиз маленькая и шустрая. Джейн однажды взяла меня с собой в бассейн. Джейн в купальнике – жуткое зрелище, а вообще-то было весело. Можно съезжать с горки прямо в воду, а еще специальная установка делает волны, а Джейн катала меня на плечах и не обижалась, когда я играла в то, что она кит. Даже фонтанчик изо рта пускала ради меня. А потом она как-то зашла к нам, когда мы с Кэм немножко поругались… Точнее, ругались по-страшному, я орала разные гадости, а потом обиделась и ушла к себе в пещеру и оттуда слышала, как Джейн говорила, что зря Кэм терпит мои капризы и что она, мол, понимает, у меня было трудное детство, но это не дает мне права быть такой кошмарной занозой в заднице. В ее-то громадной заднице занозу и не заметишь!

Я думала, хотя бы Лиз ничего себе. Сначала я ее побаивалась, потому что она учительница, но Лиз совсем не такая, как наша Р. М. Она знает кучу неприличных анекдотов и вообще веселая. Она мне свои ролики дала покататься, так здорово было! Я носилась с дикой скоростью и не упала ни разу, но потом я стала клянчить, чтобы Кэм купила мне собственные роликовые коньки, раз у меня так хорошо получается, и тогда Лиз слегка рассердилась и сказала мне, что Кэм деньги не печатает.

А жаль!

Потом Лиз целую речь задвинула о том, что любовь не измеряется деньгами и так далее. Прямо как будто в миссис Рвоту Мешкли превратилась у меня на глазах!

Я все равно ее немножко уважала, но однажды вечером я лежала в кровати у себя в пещере, а Кэм, наверное, плакала в гостиной, потому что мы с ней опять из-за чего-то поссорились… Не помню уже из-за чего. Ну, вообще-то помню. Так получилось, что я у нее взяла взаймы десять фунтов из кошелька – я же не украла! И вообще, если она моя приемная мама, должна давать мне карманные деньги, а она такая жадина – дает какие-то гроши. И взяла-то я всего лишь несчастную десятку, могла бы и двадцать спереть. И нечего разбрасывать сумочку где попало, если ей так денег жалко. Совсем жизни не знает эта Кэм, у нас в детдоме пяти минут бы не продержалась.