Текст книги "Принцесса Конде"
Автор книги: Жаклин Санд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
8
Кукла
На какое-то время в карете воцарилось молчание. Анна-Женевьева и Фабьен разглядывали Эме, а Эме сосредоточенно смотрел на пистолет шевалье де Ру.
Де Фобер пытался понять, почему Фабьен (кстати, какое отношение он имел к герцогине де Лонгвиль?) таки привел его к Анне-Женевьеве. Потому что узнал его? Или потому что не знает в лицо настоящего кукольника-связного? Ведь между Эме и убитым сегодня ночью мсье Жеромом не было ни малейшего сходства. Скорее всего, Фабьен ничего не знает о записке. Вчера, во всяком случае, он карету не сопровождал. Но женщина должна знать наверняка. А по ее виду и не скажешь, что она обеспокоена отсутствием Жерома и появлением вместо него какого-то совершенно незнакомого типа. Или может у них(Эме понятия не имел, кто такие эти таинственные они, но испытывал все большее желание это выяснить) целый отряд связных. Черт побери, от этого приключения сплошная головная боль!
«Что-то тут не так, – решил лейтенант. – Попробую выяснить, что именно. В конце концов, чем я рискую, кроме собственной шкуры?»
– Так вы намерены стрелять или нет, шевалье? – наконец, осведомился он, невозмутимо устраиваясь поудобнее.
– Зависит от вас, – холодно откликнулся Фабьен.
– Каким образом? Впрочем, неважно. Отвезите меня на площадь Шатле. Тут недалеко.
Анна-Женевьева слегка опешила от подобного оборота событий.
– Вы, кажется, хотели поговорить со мной, мсье кукольник? – заметила она негромко.
– Да я вроде и не молчу, ваше высочество.
– Вот как.
Девушка невольно отодвинулась в угол кареты, словно желая остаться неузнанной, но тут же сообразила, что это уже бесполезно и ее инкогнито раскрыто. Тогда она подняла вуаль.
– Значит, вы меня знаете? Откуда?
– Странный вопрос для особы королевской крови, сиятельная герцогиня. Я полагаю, вы давно уже привыкли, что вас узнает всякий, будь то дворянин или нищий на паперти.
– В таком случае вам повезло больше, чем мне, – мадам де Лонгвиль нахмурилась. – Потому что я вас не узнаю.
– Таков удел большинства непринцев. Я уверен, что ваш спутник с удовольствием просветит вас на мой счет. Не так ли, шевалье?
– Разумеется, мсье де Фобер, – процедил де Ру, которого начинало не на шутку раздражать нахальство мнимого кукольника.
Что он себе позволяет? И почему? По какому праву? Что в ней такого, в этой мистической кукле?
– Не думал, что наряд простолюдина вам так к лицу. Может, нам стоит просто высадить вас прямо сейчас. Господа гвардейцы, мне кажется, будут рады встрече.
– Вы очень наблюдательны, шевалье. – Эме пожал плечами. – Но в данном случае я беспокоюсь скорее о репутации мадам, чем о своей собственной. Господа гвардейцы не причинят мне ни малейшего вреда. Я – их лейтенант. Но они, разумеется, удивятся, узнав, чем я занимался на площади. И наверняка поинтересуются, что за странная блажь нашла на их любезного господина де Фобера. Штука в том, что вопрос «что я делаю на площади в этом кошмарном «луковом» дуплете?» тесно связан с вопросом «а что герцогиня де Лонгвиль делает на площади в карете без гербов?». А главное, все вместе это связано с одной занятной вещицей. Вот она.
И Эме протянул Анне-Женевьеве пресловутую куклу. Фабьен сделал невольный предостерегающий жест, словно стараясь оградить девушку от возможной угрозы. Маленькая герцогиня отрицательно покачала головой, показывая тем самым начальнику своей охраны, что ему не стоит беспокоиться, и чуть заметно презрительно дернула плечом. Затем взяла куклу и осторожно повертела ее в руках.
– В ней ничего нет, – тихо сказал де Фобер.
– Что значит «ничего»?
– А то и значит. Если вы знаете, что там должно что-то быть, зачем спрашиваете? Если не знаете, тем лучше. Значит, оно спрятано для вас.
– Я, наверное, все же прикажу шевалье де Ру вас застрелить, – с чувством произнесла герцогиня.
– Лучше попросите его прокатиться верхом.
– Я не покину карету, – отрезал Фабьен.
– Мне очень жаль, сударь, но тайна, о которой у нас с герцогиней пойдет речь, не предназначена для ваших ушей. Если ее высочество пожелает пересказать вам содержание нашего разговора, она сделает это позже.
Герцогиня нахмурилась. Видно было, что внутри нее происходит борьба между страстным желанием что-то выяснить и дружеской симпатией, которую она, надо полагать, питала к де Ру. Борьба была долгой.
Победило любопытство. Девушка заговорила, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более мягко.
– Фабьен, не волнуйтесь. Я думаю, дворянин не посмеет обидеть слабую женщину. Я прошу оставить нас наедине…
– Даю вам слово, что с мадам де Лонгвиль ничего не случится! – холодно подтвердил де Фобер, глядя в глаза шевалье де Ру.
Ответный взгляд де Ру был не из приятных, но Эме выдержал его с честью.
Тогда Фабьен чуть склонил голову в знак повиновения и дважды резко дернул шнурок, свисавший из окна. Это был приказ остановиться.
Через несколько секунд молодая дама и мнимый кукольник остались тет-а-тет. Герцогиня переложила на освободившееся место свои перчатки.
– Куда прикажете ехать, ваше высочество? – лицо де Ру появилось в окне.
Видно было, что шевалье с трудом сдерживает раздражение, но приказ хозяйки намерен выполнять неукоснительно.
– Вы просили отвезти вас к…
– Куда вам будет угодно, мадам! – де Фобер устроился поудобней и принялся с нарочитым вниманием рассматривать куклу.
– В Люксембургский сад! – распорядилась герцогиня.
Некоторое время в карете царило молчание. Потом герцогиня сказала:
– Я полагаю, что если в деле фигурирует кукла, изображающая Мазарини, то и сам Мазарини как-то в нем задействован!
Герцогиня отняла у де Фобера игрушку и принялась совершенно по-детски поправлять на «кардинале» красную сутану.
– Более того, я догадываюсь, что раз лейтенант гвардейцев его высокопреосвященства разыгрывает из себя площадного шута – простите, шевалье, но это именно так! – то все куда серьезней, чем…
Она запнулась.
– Чем что? – услужливо подсказал Эме, не давая девушке ни секунды на раздумья.
– Чем обычный розыгрыш, направленный против человека, который позволил себе нехорошо посмеяться в приличном обществе! – зло прищурившись, отчеканила герцогиня тоном обманутой девочки.
– Вы со мной откровенны, ваше высочество? Извините, но семья, к которой вы имеете честь принадлежать, не может отнести это качество к своим несомненным добродетелям!
Герцогиня усмехнулась.
– Вы правы, шевалье. Но я вполне откровенна. Можете считать, что этим вы обязаны своему представлению. У вас талант.
– Благодарю, мадам, но вы не сказали, кто над кем хотел посмеяться.
– Нынче утром… – тонкие пальчики Анны-Женевьевы продолжали старательно расправлять складки на кукольной одежде. – Нынче утром мой муж велел мне отправиться на прогулку, но не ради удовольствия, а для дела. Он, видите ли, вчера увидел на одной из площадей бродячего актеришку, который показывал кукольное представление. У актера была кукла, поразительно похожая на кардинала. Он хотел купить эту куклу, но ему помешали… Он уверил меня, что хочет отомстить Мазарини за насмешки, которыми тот осыпал его в присутствии королевы…
– Это все, мадам? – Серые глаза шевалье де Фобера чуть сузились.
– К сожалению, да! – девушка вздохнула. – Что, немного я добавила к тем сведениям, которыми вы наверняка располагаете?
– Я удивлен, что вы сказали мне хотя бы это! – признался Эме, умолчав, конечно, о том, что появление кареты герцогини на площади стало для него откровением.
Немного погодя он добавил:
– Вы понимаете, что у вашего супруга могут быть неприятности?
– Прекрасно понимаю! – Бирюзовые глаза гневно сверкнули. – И даже желаю, чтобы у него были неприятности!
Де Фобер ожидал всего, но не такого откровенного проявления неприязни по отношению к спутнику жизни. Впрочем, дочь Шарлотты Монморанси могла позволить себе какие угодно выходки. Эме привык, что госпожа Шарлотта ни в чем не знала меры. Логично было предположить, что Анна-Женевьева кое-что унаследовала из характера матери.
– Извините, шевалье! – видя, что Фобер глубоко задумался, герцогиня решила напомнить о своем присутствии. – Но я рассказала вам все, что знаю. Могу я надеяться на ответную откровенность или уже можно пригласить моего спутника вернуться в карету?
– Не стоит. Раз уж речь идет о вашем супруге и его возможных неприятностях. Хотя не мне давать вам советы относительно семейной жизни, сударыня, – Эме едва заметно покачал головой. – Поговорим лучше еще немного о кукольном театре. К сожалению, сегодня ночью скончался некий мсье Жером, настоящий кукольник, тот самый, который вчера давал на площади представление, столь понравившееся герцогу де Лонгвилю. Эта смерть чрезвычайно меня опечалила: вот уж кто мог рассказать о куклах и их кукловодах массу интересного. Но что сделано, то сделано. Я знаю только то, что мсье Жером выступал своего рода посредником. Между кем? С одной стороны, как мы только что выяснили, находится ваш супруг. Возможно, не он один. С другой стороны – кто-то еще. Этот неведомый мне «кто-то», судя по всему, из тех, с кем герцог де Лонгвиль не имеет возможности встретиться и переговорить. Господам приходится писать друг другу записки. Резонный вопрос – почему? Возможно, потому, что им нельзя показать на людях, что они знакомы. Или потому что на людях они враги, а на самом деле – друзья. Я так понимаю, ваш муж недолюбливает моего покровителя, милейшего кардинала Джулио. Напрашивается вывод: кто-то из людей Мазарини шпионит в пользу де Лонгвиля. Или, если вам угодно, в пользу дома Конде.
Де Фобер замолчал, словно ожидая, что скажет на это герцогиня. Анна-Женевьева говорить не спешила.
– Значит, в кукле должна находиться записка? – наконец, задумчиво уточнила она. – Записка для моего мужа?
– Ох уж эти записки, – вздохнул лейтенант, извлекая из кошелька на поясе свернутый в трубочку листок бумаги. – Должна, несомненно, должна, сударыня. Одна беда: ни мне, ни вам ее не прочесть. Взгляните сами.
Молодая женщина осторожно расправила тонкий листок.
– Тут какие-то цифры, – разочарованно нахмурилась она. – Шифр?
– Несложный, насколько я могу судить. Но мне от этого не легче, – пожаловался Эме. – Похоже на шифровку по книге. Каждое слово послания зашифровано тремя цифрами – номером страницы, номером строки и номером слова в строке. Прочесть записку может даже ребенок. Если только у него под рукой нужная книга. Ну а содержание этой бумаги, как вы понимаете, может быть любым: от любовного сонета до известия о втором пришествии Спасителя, от подробного описания того, как Мазарини провел вечер, до сведений, которые могут стоить кардиналу его красной мантии. Даже и не знаю, что мне теперь с этим всем делать. Пресечь «кукольный театр» на корню? Это ничего не даст. Со временем любители зашифрованных записок придумают новый способ их передачи. А лучше, может быть, сделать так: насадить на крючок наживку – вот это послание – и подождать, пока на нее клюнет крупная рыба? Хотите поймать эту самую рыбу вместе со мной, сударыня?
Герцогиня вопросительно приподняла бровь.
– С чего вы взяли, что мои интересы совпадают с вашими, господин лейтенант?
– Я этого не говорил. Всего лишь предположил, что, может быть, вам будет любопытно, чем занят ваш благоверный? Кроме Мазарини есть ведь еще королева. И король, который хоть и выглядит неважно, но все же пока является нашим государем. Ваш муж честолюбив? А ваш отец? А ваши братья? Некоторые вещи, герцогиня, не прощают даже принцам.
Анна-Женевьева брезгливо швырнула куклу на сиденье.
– И что вы предлагаете? Что вы хотите, чтобы я сделала?
– Ничего из ряда вон выходящего. Просто доставьте куклу вашему мужу. Вместе с запиской внутри. А заодно передайте, что кукольник Жером захворал и оставил на своем месте ученика, которому можно доверять. А уж с остальным я разберусь сам. Впрочем, еще вы можете полюбопытствовать, какие книги почитывает на досуге герцог де Лонгвиль…
Фабьен ехал рядом с каретой, скрипя зубами. Ему хотелось распахнуть дверцу, вытащить господина де Фобера за шиворот и оставить его на мостовой. Так долго говорить наедине с герцогиней! И ведь еще неизвестно, что замышляет этот человек! Да, он дворянин, но он служит Мазарини, а кардинал-итальянец не питает особой привязанности к дому Конде. К тому же Фабьена ужасно злило, что ему не позволили участвовать в разговоре. Он не знал, перескажет ли ему герцогиня то, что сообщил ей де Фобер, в конце концов, она имела полное право ничего ему не говорить. Но Фабьена это почему-то задевало. «Исполняй приказ и ни о чем не думай», – внушал он себе.
Наконец они достигли Люксембургского сада. Карета остановилась, Фабьен распахнул дверцу и стал свидетелем удивительной сцены: герцогиня и де Фобер задумчиво смотрели друг на друга.
– Мы приехали, ваше высочество, – объявил де Ру.
– Полагаю, мы договорились? – обратился де Фобер к Анне-Женевьеве.
Та ответила:
– Я подумаю над тем, что вы мне сказали! До свидания, шевалье.
Де Фобер пожал плечами и полез из кареты. Фабьен едва посторонился, так что выходить мнимому кукольнику было довольно неудобно. Он насмешливо поглядел на де Ру.
– Вот видите, с герцогиней ничего не случилось.
– Значит, вам сегодня чертовски повезло, – процедил Фабьен.
– Да, я не жалуюсь, – откликнулся де Фобер.
Он коротко кивнул де Ру, развернулся и пошел прочь. Фабьен неприязненно смотрел ему в спину.
– Шевалье, может быть, вы закроете дверь? Очень холодно. – Герцогиня натянула перчатки.
– Извините, мадам, – Фабьен поклонился и стал закрывать дверцу.
– Но прежде, разумеется, сядьте в карету!
Де Ру выполнил приказ, но на сей раз уселся напротив Анны-Женевьевы. Герцогиня молчала. Карета все еще стояла, потому что никаких указаний, куда дальше ехать, не последовало.
– Мадам? – полувопросительно произнес Фабьен.
– Простите меня, я задумалась. Этот господин де Фобер, он… он сумел озадачить меня.
– Дело касается какой-то интриги, – мрачно спросил де Ру.
– О, да, вопрос в какой. И в ней замешан мой муж. Подумать только: зашифрованные записки в куклах! Бог мой, в детстве мы с Людовиком тоже так играли – прятали письма с ужасными, как нам казалось, тайнами. Но мой муж… Он меня использует.
– Послезавтра вы отправитесь в Беруар, – напомнил Фабьен. – Там вы не будете обязаны участвовать в его интригах.
– Кто сказал, что я в них вообще участвую? – холодно осведомилась Анна-Женевьева. – Но мне не нравится, что мою жизнь пытаются превратить в… в… кукольный театр. – Она отбросила куклу, которую вертела в руках. – Ненавижу быть марионеткой.
«О да, – подумал Фабьен, – с дочерью Шарлотты Монморанси лучше не шутить». Все семейство Конде отличалось буйным нравом. Но вот в глупости их никто упрекнуть не мог.
Судя по всему, давать дальнейшие пояснения герцогиня не собиралась; впрочем, Фабьену и этих было достаточно. Сам он никогда не был замешан в интригах, но хорошо знал, что уничтожить жизнь человека можно одним росчерком пера.
– Будут ли какие-либо распоряжения, мадам?
– Мы едем домой.
– Вы хотели пройтись по лавкам…
– Я уже не хочу. Едем домой, шевалье.
Фабьен кивнул и вышел из кареты. У него было нехорошее предчувствие, да вот только герцогиня не станет его слушать.
В Люксембурском саду почти никого не было, наверное, из-за холодной погоды. Только несколько бродячих собак грелось на солнышке, да влюбленная парочка миловалась в тени старых деревьев. Этим январский мороз не помеха. Эме швырнул ширму прямо на снег и улегся на нее, закинув ногу на ногу и подложив под голову шапку. Над ним во всей красе раскинулся высокий купол голубого парижского неба. Де Фобер любил глядеть в небесную синь: это помогало ему сосредоточиться.
Сейчас мысли Эме, как ни странно, вертелись отнюдь не вокруг сиятельной герцогини де Лонгвиль или даже таинственного автора зашифрованной записки. Фабьен де Ру – вот кто занимал де Фобера. Эме только что наблюдал, как сильно хромает телохранитель Анны-Женевьевы, и припомнил все, что он знает об этом на редкость неприветливом типе.
Что ж, значит, герцог Энгиенский расплатился с де Ру за услугу, оказанную на поле боя, отправив шевалье под крылышко к своей сестрице. Неожиданный выбор. К тому же лейтенанту показалось, что телохранитель слишком уж рьяно относится к своим обязанностям. Тут явно что-то большее, чем простая исполнительность или верность долгу. Колючий взгляд, неприязненный тон, стиснутые зубы.
Эме задумчиво улыбнулся далекой синеве.
Мадам де Лонгвиль – чертовски привлекательная женщина. Немудрено увлечься, особенно если мужчина последние несколько лет видел в своей жизни только смерть, кровь и прочие прелести войны. Похоже, именно это и случилось с беднягой Фабьеном. Надо же, красавица и чудовище. Чем не сюжет для кукольного представления? Хотя этот хромой все же помоложе законного муженька. На любовном ложе хромота не помеха. Хорошенькая женщина всегда может сменить гнев на милость, равнодушие на дружеское расположение. А влюбленный – де Фобер прекрасно знал эту породу людей и даже сам однажды состоял в их числе – будет лезть из кожи вон, чтобы произвести впечатление на красавицу. А значит, будет совать нос в дела герцогини, которые с сегодняшнего дня каким-то образом касались и Эме.
Шевалье вздохнул и невольно провел ладонью по левому боку, на котором сегодня не было шпаги. В свои дела он не позволит влезать никому. Ну а в случае чего – a la guerre comme a la guerre [3]3
На войне как на войне ( фр.)
[Закрыть].
Мазарини вполне мог гордиться своим новым лейтенантом. Вряд ли де Фобер готов был признаться в этом даже самому себе, но ему начинало нравиться происходящее. Политика похожа на увлекательную шахматную партию: пешки отважно прикрывают своими телами кавалерию, а где-то за их спинами прячутся жалкий король и непредсказуемая королева. Фигуры, куклы… А где же на этом шахматном поле место герцога де Бофора, которого опасается Мазарини?
Де Фобер пружинисто вскочил и принялся упаковывать свой «кукольный театр». Рассиживаться некогда. Герцогиня и так увезла его далеко от флигеля господина Нуарэ. Придется протопать пешком порядочное расстояние.
Через час лейтенант гвардейцев его высокопреосвященства, переодетый в привычное дворянское платье, верхом и при шпаге въехал в ворота Пале Кардиналь.
9
Булонский лес
Ночью после посещения «кукольного театра» герцогиня де Лонгвиль спала очень плохо. По правде сказать, не спала совсем.
Накануне, вернувшись с прогулки, девушка не застала супруга дома. Герцог думал, что раньше чем через три-четыре часа жена не вернется, раз он разрешил ей посетить лавку ювелира, – и удалился по своим делам. У Анны-Женевьевы было достаточно времени, чтобы цифра в цифру скопировать таинственную записку.
Теперь клочок бумаги, спрятанный за корсаж домашнего платья, словно жег кожу, и герцогиня постоянно думала о нем. Анна-Женевьева была очень любопытна. Она знала, что все вокруг так или иначе занимались интригами. И только ей до сих пор еще не приходилось участвовать ни в чем подобном. Но после знакомства с лейтенантом гвардейцев его высокопреосвященства девушка твердо решила ему помочь, ведь он отнесся к ней как к равной, а не как к дурочке со смазливым личиком и кукольными глазами.
Нет, она непременно должна прочитать записку! Но к какой книге подойдет указанный в записке шифр? Самый простой способ узнать это – следить за мужем. Но герцогиня не имела возможности наблюдать за ним круглые сутки
Что-то подсказывало герцогине, что искомая книга лежит где-то на виду. Только где?
Вся ночь прошла в беспокойных раздумьях.
После завтрака Анну-Женевьеву начало немного знобить. Она было хотела лечь в постель и наконец-то забыться сном, но в тот самый момент, когда она уже собиралась встать и направиться в спальню, герцог, вытерев губы салфеткой, ласково предложил девушке прогуляться. Если она, конечно, этого желает.
Анна-Женевьева желала. Не столько прогулки, сколько возможности без помех поговорить с де Ру, которому она еще вечером рассказала все подробности дела.
Фабьену затея с запиской не нравилась. Вернее, ему не нравилось то, что тут кроется какая-то опасная тайна. Но с герцогиней он спорить не стал: действительно, нужно выяснить, что же такое важное написано на этом клочке бумаги, если из-за него лейтенант гвардейцев переодевается кукольником, настоящий кукольник отправляется на небеса, а этот старый хрыч де Лонгвиль дарит своей жене колье и прогулки в обществе начальника охраны.
– В Булонский лес, – приказала Анна-Женевьева, усаживаясь в карету.
В лес, так в лес. Фабьен захлопнул дверцу кареты, а сам сел верхом. Он уже не питал никаких иллюзий насчет того, кому на самом деле служит: у него не было никакого желания беспрекословно повиноваться герцогу и жертвовать ему своей жизнью. Но что касается герцогини, тут дело другое… Нет, свой долг де Ру выполнит в любом случае. Но если Анна-Женевьева и герцог отдадут ему прямо противоположные приказы, то он скорее всего выполнит распоряжение герцогини.
В Булонском лесу Анна-Женевьева вышла из кареты и поманила за собой Фабьена – так и есть, желает побеседовать наедине. Кивнув своим людям, де Ру отправился по тропинке вслед за герцогиней.
Девушка молчала, пока они не вышли к озеру, где Анна-Женевьева нашла подходящий пенек и, смахнув с него снег, присела. Фабьен оперся плечом о ближайшее дерево. Анна достала из-за корсажа записку (Фабьен судорожно выдохнул) и задумчиво уставилась на цифры, никак не поддающиеся расшифровке.
– Это безнадежно! – сказала она печальным голосом. – У мужа на столе столько книг! А сколько еще хранится в домашней библиотеке!
– Он наверняка держит эту книгу под рукой, поэтому можно предположить, что она все-таки находится на столе, – возразил де Ру. – Но найти ее среди остальных…
– Я бы проверила все книги подряд, но это займет слишком много времени.
– Да, так мы далеко не уйдем.
Де Ру с большим удовольствием произнес слово «мы», которое словно сближало их с герцогиней, делало их сообщниками, интересно, чего?
– Герцог часто запирается в кабинете, – продолжал говорить де Ру, – проследить за ним нет никакой возможности. Мы должны сами догадаться.
– Да, но как? – вздохнула Анна-Женевьева. – Следует признать, что нам далеко до господина де Фобера, он проделал большую работу, так много узнал… А мы даже не можем догадаться, какая книга на столе моего мужа дороже ему всех остальных!
Нет, не хотелось Фабьену быть хуже господина де Фобера.
– Это не может быть Библия. Было бы слишком просто.
– Да и муж мой не так набожен, – усмехнулась герцогиня.
– Я… – начал Фабьен и умолк, уловив движение в кустах. Шевалье стремительно и бесшумно развернулся, загородив собой герцогиню и молниеносно обнажив шпагу.
– Мяу, – недовольно сказал потенциальный враг, высовывая из кустов грязную мордочку.
Герцогиня с любопытством выглянула из-за спины своего излишне бдительного телохранителя.
– Тьфу, – с чувством плюнул Фабьен, опуская шпагу. – Это обычная кошка.
– Вы едва не закололи бедного зверя, шевалье! – весело ахнула герцогиня. – Я начинаю вас бояться!
– Что вы, мадам, меня бояться вы не должны! – Шевалье вложил шпагу в ножны и присел на корточки. – Кис-кис, иди сюда!
Кошка осторожно выбралась из кустов. Она была грязная, как может быть грязным зверек, которого окатили водой из лужи, да и пахла она не лучшим образом. Впрочем, в Париже быстро привыкаешь к неприятным запахам. Кошка обнюхала перчатку Фабьена, не сочла ее съедобной и с разочарованным видом уселась тощим задом в снег.
Де Ру встал, украдкой посмотрел на герцогиню – та жалостливо глядела на кошку. Делать нечего: Фабьен поднял с земли приблудного зверя. Он знал, что женщины любят, когда мужчины хорошо относятся к животным. К тому же он и сам любил кошек.
– Наша встреча с этим зверем – это судьба, – торжественно изрек шевалье, держа кошку в вытянутой руке и внимательно рассматривая ее. – Похоже, ей с нами по пути.
Анна-Женевьева рассмеялась:
– Я не верю в судьбу, но действительно, давайте заберем эту кошку с собой, она заслуживает лучшей участи, чем умереть от голода в Булонском лесу.
– Да, мадам. Я слышал, многие погибли в Булонском лесу, но вряд ли от голода.
– Дуэлянтов здесь и правда хватает, – вздохнула герцогиня.
Кошка отчаянно перебирала висящими в воздухе лапами, пытаясь как-нибудь извернуться и оцарапать Фабьена. Де Ру чувствовал, как колотится ее сердечко.
– Как мы ее назовем? – Герцогиня бесстрашно взяла найденыша и принялась разглаживать свалявшуюся шерстку.
Судя по всему, кошка красивая, надо только ее отмыть.
– Осторожно, мадам! – предупредил де Ру, следя за манипуляциями герцогини. – Она совсем дикая. И к тому же у нее могут быть блохи…
Герцогиня рассмеялась.
– Господи, Фабьен, а у кого их не бывает? Позавчера Ла Порт обнаружил на голове дофина восемь штук и устроил скандал! А господин де Нуайе нещадно чесался во время утреннего приема у королевы!
Де Ру вспомнил про армейские будни и согласно кивнул. Для него было странным, что парижская знать так мало времени уделяет гигиеническим процедурам. Мылись парижане редко, а запах грязного тела заглушали духами. Сам же он, поселившись в доме Лонгвилей, часто и с удовольствием принимал ванну. Девушка, сидевшая перед ним на пеньке, также была большой любительницей поплескаться: что ни вечер, служанки сбивались с ног, таская в ванную комнату госпожи по несколько ведер подогретой воды… Религия учила, что мыться не очень-то полезно для здоровья, однако некоторые пренебрегали подобными запретами.
Зверек настороженно поводил ушами, испытывая уже было забытое ощущение, когда кто-то гладит шерстку и чешет за ухом. Видимо, кошке это понравилось, потому что спустя некоторое время де Ру услышал мурлыканье. Кошка вытягивала шею и старалась потереться головой о кружевную манжету платья герцогини.
– Смотрите, Фабьен, – Анна провела пальцами по шее животного, – на ней ошейник! Значит, эта кошка когда-то была домашней?
– Вполне возможно. Ее могли выбросить на улицу, или она могла сбежать.
Кошки не настолько интересовали Фабьена, чтобы говорить о них долго, но с герцогиней он часами мог беседовать о чем угодно.
– Бедолага! – Анна-Женевьева нежно улыбалась, глядя на кошку. – И как мне тебя назвать?..
– Полисон! – предложил де Ру. – Поверьте мне, у этой красотки будет весьма озорной нрав. Пока она боится, что ее оставят здесь, и скромничает. Но потом все в доме натерпятся от нее. Особенно те, кто на кухне!
Мадам де Лонгвиль хихикнула.
– Полисон? О, нет! Хотя это имя мне нравится… Но ведь она будет очень хорошей! Да, киска? Давай-ка я назову тебя…
Девушка наморщила лоб.
– Труве! [4]4
От французского trouvée – найденная.
[Закрыть]Мы ведь нашли ее – пусть имя напоминает об этом!
– Отличная идея, ваше высочество! – одобрил де Ру.
Анна-Женевьева просияла. Кошка ворочалась у нее на руках, играя с манжетой.
– Вы грустны, ваше высочество? – осмелился спросить де Ру. – Вас так сильно заботит эта записка?
– Признаться, не записка… То есть не только записка. Меня волнует то, что происходит у меня за спиной. Время неспокойное, согласитесь. Я понимаю, что-то затевается. Нехорошее. Опасное. И в этом принимает участие мой муж. Поскольку заговоры против власти не составляются в одиночку, то можно предположить, что у него есть сообщники. Тем, что Мазарини приобретает все большее влияние, недовольны многие… А король совсем плох, и надежды на то, что он поправится, почти нет… Фабьен, я боюсь, что кто-то может использовать моего брата в своих интересах. Все же Луи командует армией… Любому правительству нужна военная поддержка. А кто сейчас, кроме Тюренна и Луи, может обеспечить ее? Скажите, что вы думаете по этому поводу? Ведь офицеры, как правило, разделяют точку зрения своего начальства. Я знаю, что вы – в числе тех, кому брат полностью доверяет…
Герцогиня не сказала слова «были», и де Ру это заметил.
– Что думаю я? – пожал плечами шевалье. – Я думаю, что вашего брата непросто заставить делать то, чего он не хочет делать. Им сложно манипулировать. – Фабьен помолчал. – Герцог очень умен, но… у него, как у всех, есть свои слабости. Он чрезвычайно гордый человек. Умелый игрок может воспользоваться этим. Ваш брат еще молод, он может поддаться на провокацию. Что касается Тюренна, я его почти не знаю, но говорят, он весьма вспыльчив. Никто не берется предсказать, как он поступит в той или иной ситуации. К тому же между этими двумя выдающимися полководцами витает дух соперничества.
Фабьен не раз слышал от герцога Энгиенского резкие и ядовитые высказывания в адрес некоторых военачальников и политических деятелей, но передавать их Анне-Женевьеве не стал. Наверняка брат писал и говорил ей о своих взглядах. Не под его ли влиянием она так не любит Мазарини?.. Редкостное взаимопонимание в семье королевской крови. Обычно дворяне с радостью топили друг друга, невзирая на кровные узы.
– В наше время от политики никуда не спрячешься, – сказала Анна-Женевьева, поглаживая разомлевшую кошку. – Мы должны найти эту книгу, шевалье.
– Значит, мы найдем ее, мадам.
Доверие герцогини чрезвычайно льстило Фабьену.
– Но как? Лишь ночью можно как следует осмотреть кабинет, а ключа у меня нет. Я могу попытаться незаметно утащить его, я знаю, куда Генрих его кладет…
– Гм, – сказал Фабьен, устремив глаза к небу.
– Что, шевалье?
– Если вы найдете мне стилет, ключ нам не понадобится, – признался Фабьен, не глядя на герцогиню. – Я умею открывать двери.
Анна-Женевьева рассмеялась.
– Вы просто сокровище! Но где вы научились?
– В юности меня научил этому один мой приятель. Я гордо продемонстрировал свои познания отцу, за что был нещадно бит. Но наука не забылась.
– Чем больше я узнаю вас, – восхищенно призналась девушка, – тем больше радуюсь, что вы мой друг, а не враг! Я не пожелала бы видеть вас в числе своих врагов…
– Вы мне льстите! – серьезно сказал де Ру.
– Я говорю сущую правду. Но хватит. Становится холодно, а я слишком легко оделась. Не думала, что в лесу может быть такой ветер.
В самом деле, верхушки деревьев гнулись под мощными порывами ветра.
– Это зима сопротивляется пришествию весны, ваше высочество.
Герцогиня задумчиво кивнула. Кошка успела заснуть у нее на руках.
– Пока мы одни, я хочу с вами посоветоваться, шевалье. Думаю, что вылазку в кабинет мужа мы с вами предпримем сегодня или завтра ближе к ночи. Хорошо бы герцог куда-нибудь уехал. Но скорее всего он будет дома, в синей гостиной. Это, как вы знаете, достаточно далеко от кабинета. Надеюсь, что и сегодня, и завтра у него соберутся гости, и они будут, по своему обыкновению, играть в карты. Сегодня, как мне кажется, стоит попробовать. Ваши люди не помешают нам?
– Я прикажу им быть глухими и немыми! – пообещал де Ру.
Рассудительность молодой герцогини ему нравилась. У этой девушки есть голова на плечах. Достойная сестра своего брата. А может быть, наоборот – брат, достойный сестры?
