Текст книги "«Калипсо» и кораллы"

Автор книги: Жак-Ив Кусто

Соавторы: Филипп Диоле
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Фалько и Бонничи, как обычно, занимались отловом образцов с применением снотворного „кинальдин“, рассчитанного как раз на небольших холоднокровных животных. Улов помещали в шаровидные плексигласовые аквариумы, однако здешние груперы не стали играть в футбол нашими шарами, как это делали участники фильма „Мир без солнца“.

Работая к северу от Ассампшена, мы применяли скутеры, и они превращали наши подводные рейды в сплошное удовольствие. Это во многом было похоже на верховую прогулку. Мы спокойно могли осмотреться, наблюдать все окружающее, примечать, как меняется подводный пейзаж, любоваться разнообразием организмов, которое так выгодно отличает подводный мир от наземного. Я обратил внимание на явное преобладание акропор, или „морских вееров“, на грунте и на плавающих впереди меня сине-желтых рыб-бабочек (щетинозубов), которые замедляли ход, когда я шел медленнее, и ускоряли его, когда я прибавлял скорость. Несколько минут я наблюдал большую морскую анемону – расправив все свои щупальца, она искала жертву в окружающей воде. Положил руку на раковину тридакны – она тотчас же с отчетливо слышным щелчком захлопнулась. Любовался морскими червями, столь разительно отличающимися от своих невзрачных наземных собратьев. Особенно бросаются в глаза уже упомянутые мной спирографы —. этакий твердый стебель, увенчанный разноцветным венчиком. Я словно очутился в волшебном саду из „Аравийских ночей“.

Чтобы испытать свое снаряжение в темноте, мы совершили у Ассампшена ночное погружение. Оно состоялось в три часа. В лучах светильников мы видели много рыб, но попытки поймать их не удались, и мы довольствовались прогулкой над грунтом, на глубине около сорока метров,

Кругом, за пределами освещенной зоны, терялись во тьме коралловые джунгли…. Обитатели этих джунглей, застигнутые безжалостным ярким светом, вздрагивали – и тут же замирали, парализованные неожиданным вторжением. Мы видели рыбу-попугая, дремлющую среди жгучих кораллов…»

Странный, чужеродный мир, далекий от нашего разума, дикий мир, бурлящий жизнью, изобилующий красками и формами. Здесь свои законы, свои тайны, отличные от законов и тайн суши.

Когда царит мрак, кораллы особенно активны. Конечно, их активность можно наблюдать и днем, но когда стемнеет, щупальца их лихорадочно ищут корм, миллионы пастей поглощают миниатюрную добычу. Риф ест, риф переваривает… Он сложен из множества живых, растущих организмов, живет одновременно масштабами микромира и Гаргантюа. Трудно вообразить себе все эти миллионы, миллиарды крохотных созданий, эти прикрепленные организмы, замкнутые в собственных наружных скелетах, как они, пользуясь стрекательными клетками, шипами, ядами, ловят, убивают и поедают мельчайшую добычу – ракообразных, личинок, планктон, даже мелких рыбешек. Да, это подлинный «микрокосм».

Мабрепоры и гиброзои поглощают пищу, чтобы сооружать башни и стены, среди которых мы идем на наших скутерах. Но в мире коралла идет еще один важнейший процесс– битва за место в море. Рифовые организмы непрерывно теснят и толкают друг друга, уступают и снова отвоевывают территорию, миллиметр здесь, миллиметр там в попытке занять все море. Битва, битва, в которой воплощены нужды и сила живой. материи, могучей и хрупкой одновременно.

В лучах наших светильников колышатся щупальца кораллов, вспыхивают ореолы вокруг морских вееров и пушистых ветвей мадрепоры. В сумраке вздуваются альционарии, увеличиваясь в объеме втрое, вчетверо, образуя какие-то древовидные вздутия – прозрачные, розовые, с отчетливо видимым ртом.

Чем глубже, тем более хрупки прикрепленные форумы. На глубине сорока метров рифообразующие кораллы кончаются, дальше идут куда более нежные существа – пальмовые ветви акропоры, листовидные диски коралла фунгия. Один и тот же вид коралла может выглядеть совсем иначе на разных глубинах, при разном течении. Он может быть ветвистым, вытянутый, шаровидным… Такая приспособляемость, хотя и прибавляет прелести миру кораллов, осложняет жизнь наблюдателю. Например, известно семь разных вариаций мадрепоры кладокора.

Ночные погружения в царство кораллов дают нам очень много, позволяя по-новому взглянуть на то, что мы наблюдаем днем. В ночных часах есть что-то магическое, подводная жизнь развертывается во всем Своем великолепий.

В таких случаях мы мобилизуем все свой ресурсы. Четырнадцать человек одновременно уходят под воду, шесть из них – в наших новейших гидрокостюмах с вмонтированными в шлемы фонарями. Фалько и Бонничи несут по светильнику мощностью в 1000 ватт. Морий Леандри, держась в сторонке, освещает место съемок двумя прожекторами. Доктор Леенхардт и Рене Ле Боско отвечают за провода и кабели. Раймон Коль и Раймон Аммадио сидят в лодке на поверхности и поддерживают связь с «Калипсо». Робер Жиль занимается режиссурой; Делуар вооружен 9-миллиметровой камерой и 350-ваттным светильником, Дюма – фотоаппаратом-широко-угольником, Лабан – фотоаппаратом. Впервые в этой экспедиции киногруппа работала на полную мощность, и разработанные нами схемы вполне выдержали испытание.

Двадцать девятого апреля наше судно бросило якорь у острова Пемба, вблизи Занзибара. С восемнадцатого марта мы хромали на одном моторе, скорость не превышала шести узлов, и мне хотелось проверить, не могут ли наши аквалангисты сами справиться с ремонтом. Конечно, нового требного вала не достать до самой Момбасы, но надо было заранее убедиться, сумеют ли аквалангисты удалить два куска сломавшегося вала, не вызвав при этом течи. Мы трудились целый день и выяснили, что им это не под силу. Однако день этот не был потрачен зря. Трудясь под корпусом, аквалангисты открыли подлинную сокровищницу морской фауны – рогатых рыб, редкий вид морской звезды, вооруженной шипами, которая выглядела так, словно ее вырезали из дерева и окрасили в серый и красный цвета. Они увидели также огромных голотурий и ракообразное длиной около пятнадцати сантиметров, зеленого цвета, очень похожее на богомола. Мало того, что у этой твари глаза делились на четыре доли – на голове еще были два ложных глаза! Омер доставил необычное создание на борт «Калипсо», и Барский снял его в аквариуме.

В этот же день на нашу долю выпал очередной из бесконечного ряда сюрпризов, которым море не устает поражать своих поклонников, – на нас обрушилось целое облако насекомых. Это были громадные, злые черные мухи. Наш врач был поражен. Он в жизни не видел и не слышал ничего подобного.

Пятого мая мы пришли в Момбасу. Близился сезон муссонов, и надо было поскорее уходить в Красное море. У меня были неприятные воспоминания о том, как ведет себя Индийский океан в это время года… Дважды – в 1954 году и в 1955 году – нас крепко помотало, когда мы замешкались у Сейшельских островов. Досталось тогда «Калипсо». А переход до мыса Гвардафуй выдался таким тяжелым, что я ничуть не мечтал снова пережить что-либо подобное.

В два дня нам сменили правый вал. Мы воспользовались задержкой, чтобы посетить один из кенийских заповедников. А затем подняли якорь и взяли курс на Красное море, радуясь тому, что снова можем развивать нормальный ход – десять с половиной узлов. И только теперь, буквально накануне муссонов, мы наконец увидели китов. Фалько удалось пометить одного из них, и мы целый день шли за ним, записывая сигналы, которыми кит обменивался со своими сородичами. Потом он освободился от гарпуна, и мы потеряли его.

В той же области нам удалось заснять китовую акулу – очень редкую представительницу акул; до тех пор я видел ее только два раза. Китовая акула – самая крупная изо всех рыб, она достигает в длину около двадцати метров, весит до двадцати тонн. У нее такие же круглые, неподвижные глаза, как у других акул, типичный спинной плавник. В книге «Акула – блистательный варвар морей» мой сын Филипп подробно описал эту встречу; я здесь отмечу только, что при всей грозной внешности этого чудовища оно сравнительно миролюбиво, кормится только планктоном, мелкой рыбешкой и кальмарами. Этакая гора мяса, приводимая в движение таинственными, загадочными импульсами… Несмотря на внушительный вид, китовая акула вела себя вполне дружелюбно, даже позволила Раймону Колю покататься верхом на ее хвосте.

Как ни интересны были эти встречи, из-за них муссон чуть не накрыл нас. Индийский океан стал свинцовым, серые валы тяжело перекатывались под низко нависшими тучами, когда мы вошли в Аденский залив. И увидели еще одно стадо китов.

Но и в заливе погода нам не улыбалась. Зато стоило нам через Баб-эль-Мандебский пролив войти в Красное море, как море кругом снова стало ярко-синим, хотя в небе по-прежнему плыли зловещие желтые тучи. На весь сезон муссонов нам предстояло быть узниками Красного моря. И целый месяц нас здесь терзал хамсин – египетский ветер с песком, который проникает всюду, и ни механизмам, ни человеку нет от него спасения.

Коралловые западни в Красном море

Двадцать шестого мая 1967 года мы вышли из Джибути и, следуя вдоль аравийских берегов, достигли островов Фарасан, которые по обилию морской фауны, наверно, стоят на первом месте во всем мире. Мне хотелось еще раз посетить район Фарасанов, чтобы убедиться, коснулся ли здешних кораллов тот же процесс упадка, какой мы наблюдали на рифах Индийского, океана. Хоть бы не увидеть и здесь кладбища мертвых кораллов, поразившего нас на Мальдивских островах: пустынный грунт, серый песок, над которым тут и там торчат безжизненные ветви мабрепор– словно опустошенный ураганом лес без птиц. Для того, кто любит море, нет более кошмарного зрелища.

Кораллы Красного моря сильно отличаются от формаций Индийского океана. В районах Космоледо, Мальдивских и Сейшельских островов рифы образуют атоллы, острова, архипелаги. В Красном море мабрепоры выступают в другой роли, они встречаются не изолированными блоками, а в виде сложного комплекса, простирающегося вдоль побережья: с севера на юг много километров. Такие образования называют окаймляющим рифом. В Красном море параллельно ему невдалеке тянется еще и барьерный риф.

Ни один нормальный капитан по доброй воле не пойдет между этими двумя коралловыми стенами. Но наша работа в этом и заключается: делать то, чего другие делать не станут. Чтобы исследовать царство кораллов, надо было идти на риск. В данном случае – следовать между коралловыми формациями, способными в любую минуту пропороть борта «Калипсо». Не буду, однако, сгущать краски. Как-никак, за плечами у меня был шестнадцатилетний опыт навигации в таких условиях.

Больше того, мне нравится водить «Калипсо» в лабиринте коралловых коридоров и тупиков. Нравится испытывать себя и маневренность «Калипсо». К сожалению, морские карты тут бесполезны. Белые пятна только внушают тревогу; малейшая ошибка – и «Калипсо» врежется в кораллы. Конечно, наше суденышко крепкое, и все-таки…

Я задумал начало пребывания в Красном море посвятить осмотру затонувших судов. В моем запаснике их много, и мне они никогда не надоедают. Некоторые даже помечены на картах. Для меня самое интересное в них то, что затонувшие суда быстро становятся средоточием морской фауны, в них находят убежище рыбы, и снаружи пристраиваются другие виды. Проблема пищи тут не существует, есть только проблема места. И корпус затонувшего корабля форменный заповедник, это особенно верно для теплых вод, где кораллы, покрывая остов судна, делают его похожим на скелет какого-то сказочного существа.

У восточной оконечности острова Джебель-Зукар мы целый день изучали три затонувших судна. Одно из них, самое красивое, совершенно обросло кораллами и стало приютом для множества разноцветных рыб. Тут было что поснимать! Настоящий корабль-призрак… Известковые оболочки кораллов были облеплены моллюсками; мы увидели немало жемчужниц. Аквалангисты выловили несколько штук, но не нашли в них и намека на жемчуг. А с меня довольно одного зрелища некогда величественного корабля, ставшего владением морских организмов.

За тридцать лет мы с моими товарищами повидали немало погибших судов – как в Средиземном море, где они словно окутаны туманом, только металлические ребра торчат, так и в коралловых морях, где их буквально сокрушает жизненная сила океана. Поистине такие корабли продолжают жить после смерти…

Одной из задач нашей экспедиции было исследовать мелководье в двадцати одной миле от вулканического острова Джебель-Теир. Глубина, по описаниям, здесь около тридцати метров, грунт – чуть ли не копия острова, только не сумевшего подняться над поверхностью моря.

Отказ эхолота задержал нас, но Марселей лихорадочно принялся его чинить. Тем временем Жан Филипп Адриен Пле, а попросту «Дядюшка», изучив карты и радарные данные, заявил:

– Обойдемся ручным лотом. Как будет тридцать метров, бросим якорь.

Я не возражал. Вот уже 33 метра выдано, а лот все не коснулся дна. Тут заработал эхолот, и выяснилось, что глубина вокруг «Калипсо» – сорок с лишним, а чуть дальше – больше тысячи метров. Другими словами, мы находились в желанной точке.

Спустили на воду буй, сделали промеры. Вместо отмели на тридцатиметровой отметке оказалось вытянутое узкое плато на глубине сорока метров. Американские моряки называют такие образования «плоская подводная гора». Не исключено, что в какие-то давние времена она выступала над водой. Коралловый риф? Или кратер затонувшего вулкана?

Мы спустили акулоубежище и телевизионную камеру. На экране смутно обозначился-ровный грунт с отдельными буграми… кораллы… и вездесущие акулы. Я решил идти с Фалько под воду в «ныряющем блюдце», чтобы исследовать подводную гору. Тем временем аквалангисты, сменяя друг друга, занимались съемкой из акулоубежища.

И вот «ныряющее блюдце» коснулось дна. Грунт и впрямь был таким ровным, каким его показал телевизор. Очень похоже на снимки, сделанные нами на такой же горе в Атлантике в 1959 году. Кругом ходили акулы, некоторые из них показались мне на редкость крупными и откормленными. Ничего не скажешь, красивые бестии… Мы увидели также стайки помпано и множество прочих рыб, типичных для прибрежных рифов, в том числе и «хирургов».

Сильное течение повлекло нас на восток. Сопротивляться не было смысла, и мы быстро пошли вниз над склоном. А как только перевалили через край, течение прекратилось. Здесь мы сфотографировали два изящных «японских садика».. Один из них поместился в туннеле, который вода выточила в таком хрупком выступе, что казалось – он рассыплется от малейшего толчка. Подозреваю, если бы мы задели его, в пучину заскользила бы двадцатитонная глыба камня.

Я попросил Фалько обойти риф с севера, держась глубины около ста десяти метров. Увлекательная вышла прогулка: за каждым выступом нас подстерегало встречное течение, которое надо было обходить либо верхом, либо низом. Нелегко нам далась такая навигация в трех измерениях.

Долго нам не попадалось ничего, что отличало бы затонувший риф от тех, которые выходили на поверхность. И вдруг грунт резко изменился. Мы очутились над полукруглой впадиной, шириной от двадцати пяти до тридцати метров; дно ее было выстлано черным песком и испещрено мшанками. Какое-то мрачное, потустороннее зрелище… Ну конечно! Под нами кратер, от которого осталась только половина или две трети. Возможно, недостающая часть была разрушена взрывом обычное явление для затонувших вулканов, когда они чересчур быстро охлаждаются.

Я прикинул, что дно кратера находится на глубине 160–180 метров. В этой чаще ходило множество крупных рыб, преимущественно акул и тунцов. Внушительная картина, жаль только, что фильм не способен ее передать. И площадь чересчур велика, и вода недостаточно прозрачна, а тут еще заело камеру.

Перед тем как всплывать, мы связались по телефону с «Калипсо». Нам сообщили, что аквалангисты уже завершили первую вылазку. Мы сбросили балласт и через несколько минут ступили на мостик нашего судна.

Как всегда в таких случаях, я особенно остро ощущал своеобразие нашей роли подводных первопроходцев. Поистине, мы, привилегированные существа, каким-то чудом оказываемся в состоянии наблюдать огромный, драматичный, таинственный мир, сокрытый в глубинах морей, под поверхностью, которая кажется непроницаемым барьером, поблескивающим в лучах тропического солнца… Но я всегда помню: сколько бы мы ни пробыли под водой, какую бы площадь ни охватили, нам доступна лишь исчезающе малая часть океана. Это прекрасно, что мы получили возможность видеть происходящее на глубине двухсот метров, но что это перед всей толщей океанов! До чего ограничен человек в своих возможностях.

В понедельник, 29 мая, мы исследовали остров Маф-Зубер. Похоже было, что его единственные обитатели– крабы. Быстроногие крабы – привидения, поражающие и пугающие Своей многочисленностью, непрестанной активностью и агрессивностью. Они вели себя как завоеватели, как некие высшие существа, совершенно пренебрегая нами. Весь остров – полоска песка и камня принадлежал им, и они сновали туда и обратно в поисках пищи. Чем они кормятся, как выживают? Очевидно, добывают себе корм в воде.

К югу от Маф-Зубера лежит еще один остров, который мне хотелось навестить. Я не знаю другого такого своеобразного клочка суши во всем Красном море. На плоском рифе нагромождена груда камней, мертвый коралл – и никакой растительности, этакое олицетворение безжизненной пустыни. Но и этому островку нашлось применение: он покрыт могилами, выложенными в форме лодки. Могилы, среди которых есть и детские, соединены между собой песчаными тропинками с каменным бордюром.

В этом коралловом городе, мертвых воздух буквально насыщен мрачной тайной. Волны бегут чередой, воет ветер, Солнце нещадно палит битый коралл и пустые раковины. Мечутся чайки, издавая короткие сердитые крики; нетерпеливо ждут, когда мы удалимся.

Был ли этот остров когда-то обитаем? Кто на нем захоронен? Жертвы моря? Паломники, умершие на пути к священной Мекке? Или местные рыбаки?

…В час дня мы бросили якорь метрах в 650 от северной оконечности острова Map-Map. Знакомое место, мы бывали тут в 1951 и 1955 годах. Ив Омер, Бернар Делемотт и мой сын, Филипп, сошли на берег; им предстояло провести – здесь пять дней, снимая типичный для Красного моря необитаемый остров. Кроме съемок, они погрузились вдоль береговой линии и установили, что кораллы, обрываются отвесной стенкой на глубину до пятнадцати метров словно вертикальные борозды спадают к туманно-голубому дну. В стенке были норы, занятые песчаными акулами. Омер и Делемотт пытались выманить акул, чтобы снять их. Ничто не помогало, тогда они принялись вытаскивать рыбин за хвост, но акулы тотчас прятались в другие норы, по соседству. Так и не смогли они снять грозных на вид, но столь робких бестий.

Около южной оконечности острова ребята обнаружив ли грот длиной больше десяти метров. И обследовали его, ощущая на себе холодный взгляд других, более смелых акул…

К юго-западу от Map-Мара на глубине около двадцати пяти метров простиралась небольшая площадка; здесь аквалангисты застали чуть не сотню скатов, которые быстро зарылись в песок при виде людей. Подводники не дали скатам покоя, заставили их «взлететь», и плавники заколыхались в воде, будто крылья, подбрасывая золотые крупинки песка.

Этот отряд сообщил мне новость, которой я больше всего опасался: кораллы острова Map-Map погибают. Нет того изобилия, нет тех красок, что восхищали нас во время прежних визитов. Я захотел сам убедиться, в этом, ушел под воду и увидел, что кораллы на больших площадях умерли. Похоже было, что гибель грозит всему рифу. Причина – во всяком случае, здесь, на Фарасанах – очевидна. Идя к этим необитаемым островам, лежащим в стороне от морских путей, встречаешь огромное количество плавающего на поверхности мусора.

Бутылки, канистры, пластиковые сосуды – и почти все покрыто пленкой нефти. Человек превратил море в мусорный ящик. Но в этом ящике мусор не застаивается, все что выбрасывается за борт с танкеров, грузовых и пассажирских пароходов, подхватывается течением и кончает свой путь у коралловых островов. Это – смерть для кораллов, нуждающихся в чистой, прозрачной воде. Красное море – закрытый бассейн, отбросы цивилизации не выносятся из него на просторы океана.

В эти дни никто из нас не сидел сложа руки. Пока шло исследование Map-Мара, наши кинооператоры снимали на другом рифе, не подвергшемся такому опустошению, рыб-попугаев. Эти крупные сине-зеленые рыбы (их называют еще скарами) отличаются шишкой на голове и попугаячьим клювом. Они пасутся на кораллах– для того им и нужен клюв, – выделяя мелкий-мелкий песок. Два дня Фалько, Бонничи и Коль снимали эту процедуру. И скары, как говорится, быстро вошли в роль. По природе они достаточно робкие, однако смирились с присутствием аквалангистов и продолжали пастись как ни в чем не бывало. Знай себе ходят туда и обратно перед камерой, будто отлично понимают, что происходит. Мне иногда кажется, что рыбы знают о нас гораздо больше, чем мы знаем о них…

Закончив съемки, мы приготовились уходить, но я захотел напоследок еще раз понаблюдать вплотную, Как в этом районе загрязнение действует на кораллы. Мы спустили на воду «ныряющее блюдце» у северо-северо-восточной оконечности острова и пошли на глубину около 120 метров. В характерной для этого района впадине, достигшей в глубину 25–30 метров, я осмотрелся. Песок на дне был такой белый, что буквально светился. Мадрепоры вдоль стен ложбины были хилые, потускневшие. Зато обильно разрослись черные кораллы; можно подумать, что они переносят загрязнение воды лучше, чем мадрепоры.

Под водой черный коралл кажется скорее красно-бурым. Растет он кустиками, самые толстые ветки достигают трех-пяти сантиметров, их только пилой возьмешь. В арабских странах черный коралл ценится очень высоко как талисман против болезней и прочих бед. Из него делают четки и другие амулеты. Аквалангистов он привлекает прежде всего своей относительной редкостью. Интересно также, что черный коралл может вас острекать. Был случай, когда Коль подержался рукой, защищенной перчаткой, за черный коралл. Руке, понятно, ничего не сделалось, но на поверхности он, забывшись, снял маску и протер перчаткой глаза. На другой день Коль ничего не видел; прошло несколько дней, прежде чем зрение, полностью восстановилось.

Расставшись с Мар-Маром, мы отметили: чем дальше на север, тем хуже состояние кораллов. Это бедствие буквально бросалось в глаза. Ведь Суэцкий залив – тупик, и хотя ветер и течение непрерывно колышат воду, они не уносят мусора. Его прибивает к Фарасанским островам вместе с мазутом. Кораллы купаются в мутной воде, на них откладывается отвратительная зеленоватая слизь. Их полная гибель только вопрос времени.

Хуже всего пострадали воды у Джидды, служащей портом для Мекки. Тогда Суэцкий канал еще действовал, и через Красное море шло множество пароходов и танкеров. Теперь танкеры вынуждены делать круг, огибать мыс Доброй Надежды, и, возможно, в другой раз мы увидим воды здесь очистившимися, кораллы – возрожденными, хотя бы на время. Весь вопрос в том, способны ли кораллы к обновлению и возрождению. Существование их зыбко, зависит от благоприятного стечения обстоятельств. Многие годы наблюдения и изучения кораллов научили меня быть скептиком.

Царство кораллов с его вычурными башенками и лабиринтами, с гротами и лепными стенами – обитель несметного множества «оседлых» рыб. Коллективное бытие этих рыб определяет законы рифовых джунглей, с ним связаны торжества и трагедии. Это словно замысловатый балет, где исполнители на каждом пируэте смотрят смерти в глаза.

Вот как Делуар рассказал об одном из своих погружений:

– Уступ высотой около двадцати пяти метров опирался на ровную площадку. Стенка представляла собой волшебное зрелище, а над площадкой скопилось множество всяких рыб – рыбы-бабочки, занклы, скары… Откуда ни возьмись справа появилась акула и с разинутой пастью буквально вонзилась в стаю скумбрии. Я в жизни не видел ничего подобного. И акула двигалась так стремительно, что я даже не успел рассмотреть, поймала она что-нибудь или нет.

Многие рифовые рыбы ходят стаями – это способ самозащиты, И неплохой способ, ведь обычно хищнику надо отбить жертву от стаи, чтобы схватить ее. Большое скопление сбивает его с толку.

Коралловые массивы – надежный бастион для самых разных рыб, которые больше нигде не водятся. Они специально приспособлены для жизни среди рифов. Тело плоское, нередко круглое, очень подвижные плавники, позволяющие быстро повернуть в любом направлении и тотчас скрыться в кораллах. От маневренности зависит их существование.

Яркие краски и чудесные узоры делают коралловых рыб самыми поразительными среди обитателей моря. Многие из них меняют окраску с возрастом и по временам года. Пол тоже влияет на окраску. Рыба-попугай может трижды изменить расцветку за свою жизнь, причем самец и самка часто отличаются друг от друга. Понятно, это затрудняет ихтиологу определение вида, и часто одну и ту же рыбу принимали за разные виды. Так, еще недавно список видов скара насчитывал около трехсот наименований – теперь он сокращен втрое.

Яркие краски и узоры не случайны. Окраска тоже играет защитную роль, полосы и пятна озадачивают хищника и позволяют рыбке «раствориться» среди кораллов. Впрочем, такое объяснение не всегда кажется вполне удовлетворительным. Возьмите императорскую рыбу-ангела – синие и золотые полосы делают ее очень заметной, и такая окраска даже в красочном мире коралла не может служить камуфляжем.

Словом, на мой взгляд, яркие краски и узоры в царстве коралловой фауны служат разным целям. Несомненно, есть рыбы, окраска которых призвана отпугнуть агрессора. Скажем, крылатка при угрозе расправляет плавники и выставляет шипы. Надо думать, это производит впечатление на других рыб…

Назовем окраску, узоры и другие приметы «сигналами», обращенными к представителям своего и других видов. Они призваны привлечь рыбу другого пола, но в то же время отвратить соперника, дать ему понять, что данная территория – или самка – уже занята.

Общественная жизнь в царстве кораллов мало изучена, и понять ее можно, только изучая весь комплекс в целом. Окраска, территория, иерархия, соперничество – все это подчинено и вплетено в систему очень зыбкого равновесия, выработанную за миллионы лет.

Особый вид рыбы-звезды

Самка рыбы-попугая среди кораллов.

Маленькие цветные рыбки среди морских зарослей.

Одна из наиболее опасных коралловых рыб – рыба-еж.

Морская анемона.

Встреча на дне: «Морское блюдце» для исследования подводных глубин.

Именно большая сложность делает ее такой увлекательной. Но человек только-только начинает постигать тонкости этой системы.

1 июня мы пришли в Порт-Судан, который вполне можно назвать африканской столицей коралловых вод.

А 2 июня в четыре утра взяли курс на Шаб-Руми, к огромной прекрасной лагуне, где проходил наш эксперимент с подводными домами станции «Коншельф-II». В 6.45 мы были на месте. В толще этих голубых вод ребята жили полтора месяца. Я вспоминал наши рабочие будни, наши достижения, наши схватки с огромными свинцовыми чушками, которые служили балластом для подводных конструкций. Здесь был снят фильм «Мир без солнца». Коралловый риф Шаб-Руми со всех сторон окружен морем и лишь местами выступает над водой.

На этот раз мы пришли сюда одни, кроме нас – ни одного судна. И на первый взгляд никаких следов нашего предыдущего визита. Сооруженный нами на рифе металлический мостик (мы, конечно, назвали его «Мост через реку Квай») исчез. Почему-то меня ничуть не огорчала мысль о том, что море стерло следы нашего пребывания.

Впрочем, не совсем стерло. Вместе с Фалько и Делуаром я погрузился на дно там, где в 1963 году размещался наш подводный поселок, и хотя он теперь отнюдь не был пригоден для обитания, кое-какие конструкции сохранились. Вот ангар для «ныряющего блюдца» в полном порядке, даже желтая краска держится. Вот инструментальный сарай. Жилой дом океанавтов мы, разумеется, демонтировали и подняли, когда кончился эксперимент.

Но что за печальное зрелище на грунте… Всюду валяется мусор – провода, железные балки, куски железного листа, ловушки для рыб. Будто свалка на окраине города. И рыб, естественно, стало куда меньше. Только стайка спинорогов невозмутимо созерцала нас. Куда подевались окуни, груперы, луцианы? Очевидно, сюда наведываются аквалангисты из Порт-Судана. И, очевидно, они берут с собой ружья для подводной охоты…

Кораллы – кораллы на всем. На проводах, на балках, на ловушках – наросты розового коралла с кулак величиной, образовавшиеся всего за четыре года. (Скары особенно любят этот розовый коралл.) Все железные предметы преобразились до неузнаваемости, больше всего кораллов наросло вокруг иллюминаторов, из которых мы вынули стекла. Наши ангары стали обителью морских вееров, мабрепор и альционарий разных расцветок.

Подходящий случай собрать данные к вопросу, вызывающему немало разнотолков: скорость роста кораллов. На одной цепи, сброшенной с «Росальдо», Гастон нашел акропору, которая за четыре года достигла в толщину почти двадцати сантиметров.

У Шаб-Руми мы сняли лучшие кадры о рифах Красного моря. Я начертил для операторов карту-схему и показал места, где мы будем погружаться. В южном секторе рыбы было нисколько не меньше, чем во время наших предыдущих визитов. На редкость плотными косячками кружили барракуды и скумбрии; барракуды ходили буквально стеной, и торчащие острые зубы придавали им сходство с войском, ощетинившимся пиками. Не помню, чтобы я когда-либо прежде наблюдал такое скопление барракуд. Стена за стеной, стена за стеной… А иногда две такие стены встречались, что называется, нос к носу – и расходились, не обращая внимания друг на друга. В одном месте я в самой гуще такого косячка увидел полутораметровую акулу, которая словно и не замечала своего окружения.

Всюду нам попадались небольшие груперы, а ночью, откуда ни возьмись, вдруг явились шеренги рыб-хирургов, с белым пятнышком вблизи хвоста, где находится их «скальпель» – защитный шип.

«Калипсо» стояла на якоре в защищенном месте, внутри атолла, и мы могли одновременно выполнять несколько задач. Так, группа, в которую вошли Фалько, Делуар и Коль, оборудовала подводную киностудию, чтобы снимать крабов-«бульдозеров». Нам хотелось снять их в действии, а также внутри логова. Мы попробовали отсасывать песок над норами, но убедились, что речь идет не просто о норах или туннелях, а о бесконечном лабиринте переходов – нечто вроде римских катакомб. С нашими приспособлениями обнажить всю эту систему было невозможно.

«Бульдозерами» мы называем этих крабов потому, что они неустанно расчищают подходы к своим логовам, выкладывая бордюры из коралловой крошки и ракушек.