Текст книги "История гестапо"
Автор книги: Жак Деларю
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
В тот же период Гиммлер сводит знакомство с молодым человеком, тоже родом из зажиточной буржуазной семьи. Его звали Ганс Хорст Вессель, и он вел аналогичное существование в этой берлинской среде. Согласно рапорту комиссара полиции Курта Шиссельмана, он жил на Максимилианштрассе, 45 за счет сутенерства. 4 сентября 1924 года он был осужден берлинским судом к двум годам тюремного заключения за мошенничество. Выйдя из тюрьмы, Хорст Вессель заинтересовался политикой и нашел в национал-социалистической партии своего старого друга Гиммлера, который во время его вынужденных каникул столкнулся с известными нам превратностями судьбы. Это было время, когда НСДАП присматривалась к преступному миру в поисках решительных ребят, которые впоследствии составят костяк штурмовых отрядов.
В 1929 году Хорст Вессель становится членом нацистской партии и вступает в СА. Вместе с группой завзятых бандитов, набранных его стараниями среди друзей с берлинского дна, он сформировал штурмовой отряд («Штурм-5») СА. Ему удалось после нескольких кровавых стычек одержать верх в одном из пользующихся дурной славой кварталов Берлина, до того момента занятого коммунистами. Сие достижение принесло ему звание почетного члена 5, 6 и 7-го берлинских штурмовых отрядов.
Хорст Вессель, однажды развлекаясь, написал проникнутые духом национал-социализма слова на мотив старой морской песенки. Эта песня станет гимном нацистской партии под названием «Песня Хорста Весселя» после смерти автора, погибшего вечером 23 февраля 1930 года в стычке за «право обладания» девицей в одном из притонов Берлина.
После прихода фашистов к власти Хорст Вессель занял свое место в пантеоне нацистских преступников, а его мать и сестра стали почетными участниками пропагандистских собраний.
После этого берлинского периода жизни молодой Гиммлер решает вернуться в отчий дом. В начале 1921 года он снова появляется в Ландсхуте. Отец устраивает его на маленькой ферме, чтобы он смог применить там свой сельскохозяйственный талант в выращивании птицы. Он настоятельно рекомендовал сыну держаться подальше от всяких политических движений. В это время вся Бавария, особенно Мюнхен, буквально бурлила. Гиммлер уже примыкал к молодежному движению, выступавшему за «обновление германского крестьянства», под названием «Артаманс», девиз которого – «Кровь, земля, меч» – представлял собой упрощенную формулу, впоследствии положенную в основу всех принципов СС.
Несмотря на отцовские советы, Гиммлер заинтересовался движениями, требовавшими покончить с веймарским режимом и с «ноябрьскими преступниками», виновными в позорном перемирии. Он примкнул к организации «Знамя империи», одним из руководителей которой был капитан Рем. В начале октября 1923 года в этом движении произошел раскол. Большая его часть последовала за капитаном Хейссом, а группа «ультра», симпатизирующая НСДАП, покинула ряды организации. Гиммлер был одним из 300 экстремистов, которые под руководством капитанов Рема и Зайделя образовали группу диссидентов «Военное знамя империи». Это движение, состоявшее из «непреклонных», приняло участие в путче 9 ноября. Гиммлер находился в головной группе во время знаменитого «марша», закончившегося плачевным образом перед Фельдернхалле. Но ему повезло, и он выбрался из перестрелки без единой царапины.
В период замедления деятельности НСДАП, последовавшего за провалом путча, он продолжал активно работать в различных группах, прикрывавших деятельность нацистов; некоторое время он был секретарем у Грегора Штрассера, занимавшего пост, который унаследовал от него в 1925 году Геббельс.
В конце декабря 1924 года он узнает о возвращении Гитлера в Мюнхен после освобождения из Ландсбергской тюрьмы. 5 февраля 1925 года Гиммлер написал ему письмо, чтобы рассказать, как надеются на него патриоты в их стремлении помочь Германии выйти из хаоса и занять место, которого она заслуживает. Тронутый этим письмом Гитлер, чьи сторонники за время его отсутствия разбрелись кто куда, ответил своему молодому поклоннику и пригласил его к себе. 12 марта Гиммлер постучал в дверь квартиры госпожи Райхтер на Тирштрассе, 41, которую она сдавала фюреру. Гиммлеру был вручен партийный билет № 1345. Гитлер решил тогда все начать сначала, но чтобы пустить пыль в глаза новичкам, нумерацию билетов начал с 500.
Гитлер был обрадован уважительными манерами и дисциплинированностью молодого человека: перед ним Гиммлер приобрел смиренное поведение, которое ему прививал отец. Он с благоговением ловил каждое слово Гитлера, который, как только перед ним оказывались какие-то слушатели, невольно впадал в политическое ораторство. По своему темпераменту Гиммлер был буквально предназначен на роль блестящего второго, верного и необходимого служителя. Амбиции толкали его вперед, однако его склонность к скрытности заставляла выбирать вторые роли. В отличие от многих нацистов, особенно из числа ветеранов, которые постоянно искали возможность устранить Гитлера, Гиммлер никогда не предпринимал попыток перехватить власть в свои руки. Как сказал о нем доктор Гебхардт, один из врачей-нацистов, знавший Гиммлера лучше всех, потому что они были знакомы с детских лет: он был «типичным вторым человеком, который брал на себя выполнение самых отвратительных и жестоких приказов по аналогии с высказыванием: Магомет улыбается, а калиф казнит».
В последующие месяцы у Гитлера появилась возможность оценить все достоинства новобранца. Молодой Гиммлер стал одним из самых примерных нацистов, участвуя в партийных мероприятиях. Он добился, чтобы его включили в число личной охраны Гитлера во время поездок, – прилагались новые усилия по пропаганде деятельности НСДАП, хотя формально она оставалась запрещенной.
28 февраля умер президент республики Эберт, и на президентских выборах 25 марта был выдвинут генерал Людендорф, кандидатуру которого Гитлер намеревался поддержать.
Это было сокрушительное поражение – Людендорф получил всего 1 процент голосов в борьбе со своим основным соперником фельдмаршалом Гинденбургом; но дни веймарского режима были уже сочтены. Во второй половине 1925 года деятельность нацистов активизировалась. Гитлер понял, что нужно поспешить с подготовкой партии к штурму республики законными средствами, поскольку ее строй уже подорван изнутри.
9 ноября 1925 года, в годовщину «славного патриотического марша» в Мюнхене, Гитлер решил создать охранные войска (Schutz Staffel), которые станут впоследствии известны под буквенным обозначением СС.
Эти «войска» возникли не стихийно: у Гитлера всегда была личная охрана. Она появилась из службы порядка, созданная сначала для собраний, чтобы затыкать рот оппонентам. С 1920 года пять человек входят в личную охрану Гитлера: лейтенант Бертольд, часовщик Эмиль Морис, торговец лошадьми Вебер, Герман Эссер и главный «живодер» Ульрих Граф. Последний стал личным телохранителем фюрера.
Тем временем в марте 1923 года шеф СА Клинч предпринял попытку создать для Гитлера личную охрану СА, которая постепенно разрослась и получила название штурмовых отрядов Гитлера. Для воссоздания бывших штурмовых отрядов, распущенных во время тюремного заключения Гитлера, были сформированы силы СС. Командование ими было доверено Юлиусу Шреку, а с начала 1926 года группа была прикреплена к СА, где составила специальное подразделение. СС оказались под руководством начальника штаба СА Франца фон Заломона.
В 1929 году между Гитлером и фон Заломоном возникли серьезные трения. Они привели к тому, что уже в следующем году последний был вынужден уйти.
Гитлеру стало понятно, что главой его охраны должен стать человек, преданный ему душой и телом. Злопыхатели утверждали, что Гитлер строил из себя султана. Этому султану были нужны янычары, и главным из них стал Гиммлер.
6 января 1929 года, когда Гиммлер возглавил силы СС, в их составе было лишь 280 человек, но это были испытанные люди. С самого назначения Гиммлер приложил все усилия, чтобы эта политика строгого отбора стала основой формирования этих групп. В отличие от Рема, воспринимавшего отряды лишь по их численности, Гиммлер выбрал политику «качества» кандидатов, чтобы превратить СС в элитные войска партии.
Это различие взглядов усилилось, когда Рем, возглавив СА в январе 1931 года, стал, по иерархии, начальником Гиммлера, потому что СС по-прежнему входили в СА. Глухая антипатия возникла между ними. Вскоре она переросла во вражду, а затем в яростное соперничество, что сыграло определяющую роль в решении Гиммлера захватить все полицейские службы.
Предпочтение Гиммлером серьезного и пристального отбора кандидатов стало результатом медленного, особенно вначале, пополнения рядов СС. С 280 человек в ноябре 1929 года численность отрядов СС выросла до 2 тысяч в 1930 году, до 10 тысяч – в 1932 году, до 30 тысяч – на момент взятия власти и до 52 тысяч – к дню, когда Гиммлер стал шефом гестапо. Это были смехотворные числа по сравнению с четырьмя с половиной миллионов штурмовиков, которыми располагал в тот период Рем.
Особо ценные эсэсовцы были расставлены их хозяином на ключевые посты. Изначально, когда Гитлер вошел в состав рейхсканцелярии, Гиммлер отобрал 120 безупречных, высокорослых и испытанных отважных парней, чтобы сформировать из них роту «Лейбштандарте Адольф Гитлер», предназначенную исключительно для охраны канцелярии. Это элитное подразделение просуществовало до последнего дня режима. Кроме того, ближайшее окружение Гитлера также состояло почти из одних эсэсовцев; Гиммлер расставил их повсюду в непосредственном окружении фюрера. Бригадефюрер СС Юлиус Шауб управлял личным имуществом Гитлера, бригадефюрер СС Штрек был его шофером. Личная безопасность фюрера обеспечивалась телохранителями СС под командованием бригадефюрера Раттенхубера и группой полицейских из гестапо, возглавляемой инспектором Хёглем. Эти люди никогда не оставляли Гитлера одного и сопровождали его во всех поездках. Гиммлера немедленно информировали о самом незначительном инциденте, о каждом посетителе, о любом разговоре. Никто отныне не мог приблизиться к фюреру без его ведома. Его охрана также входила в состав гестапо.
Наконец Гиммлер приступил к систематическому нападению на СА и Рема. Воздействуя на Гитлера по плану, аналогичному плану Геринга, он сообщал ему о бесчинствах, совершаемых штурмовиками в концлагерях; указывал на негативные последствия, привести к которым они могут. Отнюдь не методы, применяемые СА, шокировали его, а та беспорядочная манера, которую использовали штурмовики.
В марте 1933 года СС открыли свои собственные лагеря, затем постепенно Гиммлер полностью вытеснил «конкурента» и в начале 1934 года добился, чтобы все концлагеря полностью управлялись силами СС. Для этого он создал новое подразделение СС «Тотенкопф» («Мертвая голова»), сформированное исключительно для охраны концлагерей. Они злодействовали там так же, как их предшественники, превратив впоследствии лагеря в конвейер по уничтожению людей. Расходы на содержание лагерей ложились на плечи земель, и в общем бюджете рейха соответствующие статьи появились лишь в 1936 году.
Создание специальных войск СС «Мертвая голова» показывало, что концлагеря становились национальным учреждением. И ни один судебный или административный орган, ни одно германское должностное лицо, тем более министр юстиции Гюртнер – ни один голос протеста не прозвучал против этого чудовищного беззакония, когда конституция еще действовала. Опираясь на этот механизм, можно было арестовывать и сажать в лагеря тысячи и тысячи людей без предъявления им обвинения, без суда и следствия, держать их в заключении, как выразился Геринг, «до тех пор, пока над ними не сжалится фюрер». Постоянные уступки позволили быстро распространиться нацистским методам.
Гиммлер уже имел большую власть, когда воцарился на Принц-Альбрехт-штрассе, 8, откуда, как из центра гигантской паутины, он присматривал за всей Германией.
1 января он обратился к членам СС с недвусмысленным сообщением: «Одна из неотложных задач, выпавших на нашу долю, состоит в том, чтобы раскрыть всех тайных и явных врагов фюрера и национал-социализма, разгромить и уничтожить их. Чтобы выполнить эту задачу, мы готовы пролить не только свою кровь, но и кровь других людей».
«Тело несет на себе печать внутреннего содержания, которое им движет», – писал в начале XVIII века ясновидец-теософ Якоб Бёме. Эта кристальная краткость весьма убедительна. Да, убийцы часто отмечены печатью зверства. Многие из нацистских руководителей соответствуют этому правилу: у Рема была голова маньяка, физиономия Бормана внушала ужас, у Кальтенбруннера и Гейдриха на лицах было написано, что они убийцы. Гиммлер явил нам лицо гладкое, но безнадежно банальное.
Это был человек среднего, даже скорее высокого роста, достаточно хорошо сложенный. Лицо его было округлым, виски и лоб уже начали лысеть, когда ему еще не было тридцати трех лет – в этом возрасте началась его карьера полицейского. У него была внешность маленького клерка, скромного счетовода или мелкого торговца: крошечный безвольный подбородок указывал на отсутствие силы духа. Это невыразительное, обрамленное торчащими ушами лицо перечеркивали небольшие усики, а извечная улыбка придавала ему торгашеский вид.
И только две черты Гиммлера вызывали смутную тревогу: очень тонкие, бескровные губы и серо-голубые глаза, взгляд которых, удивительно цепкий, стальной, немного скрывало пенсне в круглой оправе. Он знал, что этот взгляд его выдает, и поэтому всегда держал голову слегка склоненной к правому плечу, чтобы сверкание стекол его пенсне скрыло пронзительный взгляд от собеседника, который мог стать жертвой. Его шея поражала людей – кожа на ней была дряблой и морщинистой, как у старика. Руки Гиммлера были тонкими и изящными, почти женственными, с белой прозрачной кожей, сквозь которую проступали голубые вены. Когда он говорил или слушал, то клал их на стол в странной неподвижности.
Эти невыразительные руки сочетались с выражением лица, которое он придавал себе, – неподвижным и необъяснимым.
Позже все его подчиненные подтвердят, что Гиммлер никогда никого не хвалил и не ругал. Его приказания были в большинстве своем нечеткими. Он любил, чтобы люди сами догадывались о том, как удовлетворить желания своего шефа, чьи планы становились им ясны лишь со временем. Он любил таинственность; все его замыслы были проникнуты ею. Она представляла собой неукоснительное правило, нарушители которого карались с исключительной суровостью, иногда смертью.
Он обладал редкой работоспособностью. Рабочий день его начинался в восемь утра и заканчивался поздней ночью, нередко в два часа. Он работал везде и без передышек. В поездках его повсюду сопровождал секретарь, записывавший под диктовку письма и другие тексты. Он постоянно поддерживал радиосвязь с центральной службой гестапо и требовал, чтобы аппаратура всегда содержалась в идеальном порядке. О любых сообщениях, обо всей важной корреспонденции ему обязаны были докладывать. Каждый документ Гиммлер тщательно изучал и делал на полях заметки зеленым, цвета молодой растительности, карандашом. Со свойственной ему педантичностью на каждом прошедшем через его руки документе он ставил буквы GEL,[3]3
Сокращение от слова Gelesen – прочтено.
[Закрыть] сопровождаемые датой и подписью – двумя буквами «Г», связанными между собой и перечеркнутыми горизонтальной чертой. В выборе серо-зеленого карандаша отражается суть его личности. Геринг, честолюбивый и хвастливый человек, помечал свою корреспонденцию ярко-красным цветом. Маленькие, но красноречивые детали!
Когда Гиммлер не находился в частых разъездах (включавших инспекционные поездки, проводимые им без предупреждения), его долгий рабочий день прерывался только на прием пищи. Ел он почти всегда в офицерской столовой СС или гестапо, а иногда в ресторане. Ему случалось приглашать позавтракать очередного посетителя, довольно часто он предлагал пообедать вместе руководителям служб. Он показал себя гостеприимным хозяином, красноречивым и веселым собеседником. Даже находясь на вершине славы, исполняя бесчисленные важные функции, он оставался весьма непритязательным в своих потребностях, будучи одним из самых могущественных людей нацистского режима.
У него были добрые и верные друзья, многие из которых были друзьями детства, продолжавшие называть его Гейни, как в те времена, когда они вместе ходили в школу его отца. Эсэсовцы уважительно и с любовью называли его Рейхс-Гейни. Это было одним из самых поразительных моментов: убийцы, на чьих руках была кровь тысяч детей, взращивали цветы дружбы, называя друг друга уменьшительно-ласкательными именами, вспоминая запахи фиолетовых чернил и мела, которыми они вместе дышали в стенах старой баварской школы. Гиммлер вовлек в свое дело многих старых товарищей. Его друг детства врач Гебхардт станет одним из ответственных руководителей научных опытов; баварские функционеры, знакомые ему по работе в мюнхенской полиции, также последовали за ним в берлинское гестапо. Все они верили в его звезду: у него был бесспорный дар убеждения. «Когда он говорил, то верил своим словам, и им верили все, кто его слушал», – скажет позднее Гебхардт.
Гиммлер почти не жил дома; казалось, что у него не было личной жизни: все его существование полностью проходило в рамках СС и гестапо. Было похоже, что он существовал только ради этих двух чудовищных детищ. Тайная боль скрывалась за его спокойной внешностью. Гиммлеру не везло в семейной жизни. Он женился на медсестре Марге Куцерцевой, уроженке Бромбсрга, которая была старше его на семь лет. Она работала в одной крупной берлинской клинике в период, когда разложение столичного общества достигло крайних пределов. Ей пришлось наблюдать столько подпольных операций, столько воровства и спекуляций, что она прониклась глубокой неприязнью к врачам. Но она возлагала большие надежды на лечение травами и эту веру передала своему мужу. На деньги своей жены Гиммлер обзавелся фермой по разведению кур в местечке Трудеринг близ Мюнхена. Дело не пошло, и по совету жены он занялся выращиванием лекарственных трав. Со всей страстью он окунулся в изучение средневековых трактатов о лекарственных травах, но коммерческого успеха не добился. Этот факт не отбил его страсти к целебным травам; позднее он заставил выращивать их узников концлагерей.
Возможно, эти неудачи стали причиной разногласий между супругами. Жена презирала Гиммлера. Даже рождение дочери Гудрун в 1928 году ничего не поправило. По словам доктора Гебхардта, Гиммлер страдал частичным половым бессилием и «никогда не мог превозмочь этого внутреннего конфликта». Он всегда был против развода – из-за дочери, как он говорил, хотя, несомненно, причиной было строгое религиозное воспитание, полученное в детстве.
Позднее он познакомился с другой женщиной и жил с ней. У них было двое детей, мальчик и девочка, воспитанных кормилицей в Хохенлихене, где они появились на свет.
Эта двойная жизнь часто создавала для Гиммлера финансовые трудности и заставляла его делать долги. Он был, пожалуй, единственным из высших нацистских руководителей, чьи полномочия не обогатили его, несмотря на его могущество и возможность взяточничества, которое процветало в партийном аппарате. Он презирал Геринга, который во время войны пустился в разные махинации, пользуясь своим высоким положением в управлении делами государства и партии.
Гиммлер не был хорошо образован. Он был романтиком, придавшим своеобразную направленность созданным им службам, а следовательно, всей организации Третьего рейха. Он верил в магнетизм, месмеризм и гомеопатию, в сомнительную теорию евгеники, в ясновидцев, гипнотизеров и ведьм, которых ввел в свое окружение, и часто не отваживался принимать решение, не посоветовавшись с ними. Поначалу многие нацистские руководители разделяли его увлечения, посещая берлинский салон мага Хануссена, который предсказал поджог рейхстага.
Гиммлер глубоко уважал военную дисциплину. Как рассказывал Гебхардт, «он придавал почти истерическое толкование старому военному правилу: отданный приказ нужно выполнить тотчас». Он превратил это правило в абсолютную догму для своих служб, что сделать было несложно: простые люди Германии еще не успели перейти от рабского мышления к буржуазному и вошли в царство Третьего рейха подобно лунатикам. Его романтизм заставил его преклоняться перед германским императором Генрихом I Птицеловом (Генрихом Саксонским). Он восхищался организацией его рыцарства, благодаря которому этот монарх сумел основать новые города, прогнать датчан, разбить венгров, покорить славян и венедов. Повышенный интерес Гиммлера к расовым вопросам сыграл основную роль в организации СС. А церемония принесения присяги молодыми эсэсовцами происходила в полночь при свете факелов в кафедральном соборе Брюнсвика перед гробницей Генриха Птицелова.
Анализ личности Гиммлера, проведенный доктором Франсуа Балем, показал, какие черты доминировали в личности Гиммлера: врожденная неспособность к развитию общих идей, заставлявшая его замыкаться в рамках системы; огромное рвение и злая воля в форме остервенелого упрямства, выраженные в рьяной трудоспособности; полное отсутствие оригинальности и чувствительности, результатом чего стало почти механическое мышление, что можно рассматривать как патологию. На этом фоне видны отсутствие здравого смысла, доведенные до абсурда амбиции, нехватка интуиции, которая не может компенсироваться интеллектуальным воспитанием, ненормально развитый эротический инстинкт, обуславливавший сильную потребность в ласке и дружеском окружении, парадоксальным образом сочетавшийся с глубоким эмоциональным безразличием.
Гитлер, как спаситель, сумел открыть в нем дух системы. Разглагольствуя и стуча кулаками, Гитлер выдвигал энергичные и удивительно простые решения. Особенный отклик в склонной к упрямству душе новообращенного рождался в ответ на уверенность и напор фюрера. А когда Гитлер с захватывающей аудиторию убежденностью обращался к вопросам расы и чистоты крови, это задевало самые чувствительные струны в душе Гиммлера. Он издавна увлекался этими проблемами и считал, что еще в годы учебы в агрономическом училище сумел дать научную форму идеям расового отбора у животных, обуревавшим его позже уже на уровне человека. Птицевод полагал, что люди (для их же блага) могут быть подчинены правилам рационального птицеводства. Его научили, что в птичнике или скотном дворе следует устранять нерентабельных особей, поэтому он находил весьма рациональным утверждение Гитлера: «Мы все страдаем от изъянов нечистой крови. Все, кто не произошел от полноценной расы, ничто». Или: «Более сильное поколение отсеет слабых, жизненная энергия разрушит нелепые связи так называемой гуманности между индивидуумами и откроет путь естественному гуманизму, который, уничтожая слабых, освобождает место для сильных». И еще: «Жалость может принести нам лишь раздор и деморализацию».
Когда Гитлер объявил, что национал-социалистическое государство применит эту теорию на практике, Гиммлер с восторгом принял это заявление. Как только ему представилась возможность, он принялся воплощать эти идеи в жизнь. В его душе неизгладимым образом отпечатались слова Гитлера: «Кто видит в национал-социализме только политическое движение, тот ничего в нем не смыслит. Это даже больше, чем религия, это воля к новому человеческому творчеству. Без биологической основы и биологической цели политика сегодня совершенно слепа».
И далее: «Я освобождаю людей от рамок разума, лишь отягчающего жизнь; от грязных и унизительных миазмов беспочвенных мечтаний; так называемой совести и нравственности; от требований свободы и личной независимости, которыми могут пользоваться лишь немногие».
И наконец: «После столетий стенаний о защите бедных и униженных наступило время, чтобы мы решили защитить сильных от низших… Естественные инстинкты повелевают всем живым существам не только одолеть своих врагов, но и уничтожить их. В прежние дни победитель обязан был уничтожать целиком племена и народы».
Вскоре Гиммлер воплотит эти слова вплоть до последней буквы.
