Текст книги "Газета Завтра 287 (22 1999)"
Автор книги: "Завтра" Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Священник Дм.Дудко ПРОВОКАЦИЯ
Это уже второй случай с патриархом Алексием II.
Первый был в синагоге.
– Это же что, – кипятился один поэт, подойдя ко мне с рассерженным видом. – Не случайно у него и фамилия Редигер. Значит, еврейская? Христианство не одно, что иудаизм. Как мне помнится, Златоуст, кажется, святой отец говорил: синагога хуже всякой корчмы, я точно не помню слов, но мысль передаю правильно.
Я ему пытался, собирая спокойствие, возразить:
– Нет, Патриарх чисто русский человек. Нам надо понять, что произошло. Ему подсунул речь его референт, мне так объясняли. А вообще он, наверно, проводил ту мысль, что Библия, Ветхий и Новый Завет – одна книга, значит, одни корни. И те, которые приняли христианство, это другие евреи. Допустим, апостол Павел, Архидиакон Стефан и другие. Нельзя из контекста что-то вырывать и на этом строить что-то, – потом я слышал и другие версии, но мало кого мог убедить, жестко настроенных.
Вот в этом случае, который сейчас, неосторожность ли это Патриарха или чья-то подтасовка, но может долго мутить и светское, и даже церковное общество.
Как легко можно посеять смуту. И как нужно быть осторожным... Нет, теперь любое слово можно так показать, что окажется клеветой, и это еще, может быть, малой бедой было бы, а вот бунт, расколоть уже не раз расколотое общество – большая беда. А тут телевидение на все лады разыгрывает, а тут наши нервы на пределе, а тут мы, русские, очень доверчивы и восприимчивы и легко зажигаемся. Из искры не только пламень, а бушующий пожар подымается.
Снова с Патриархом... Только немного утихло насчет вождя, как-то договорились, может быть, даже без слов, что вождь – это история, какая бы она ни была, но это история, не будем же мы снова подымать, допустим, Грозного и с этим спорить, забудем пока свои разногласия, нам нужно как-то найти единство.
Коммунисты показывали себя с лучшей стороны, спор продолжался только о том, как выйти из кризиса, даже начинали понимать что-то. А кто-то в это время не успокаивался – коммунисты-де во всем виноваты. Только надо бы спросить: какие? Которые у власти или которые без власти? Ведь и те, которые стали богатыми (капиталистами), ограбили народ, тоже коммунисты, но они считаются бывшими. Как будто от этого меняется сущность. А дело не в бывшем, а в настоящем, кто он теперь в настоящем?
Настоящие коммунисты заявляют о патриотизме, а ненастоящие говорят, что патриотизм – прибежище негодяев! Настоящие говорят, что без православия выйти из кризиса невозможно, и сами отказались от атеизма, мол, как кто хочет, а главное, что они говорят, что народ обнищал, народ надо пожалеть. Нельзя все реформировать так, что у нас в стране ничего не остается, все уплывает на Запад. И общество стало это понимать.
И вот... я думаю Патриарха подсидели, как – даже он сам этого не заметил. А, впрочем... вот я говорю: подсидели, как бы я этим тоже не напортил патриарху, могут добиваться еще, чтоб он повторил сказанное и более конкретно, обосновал бы, иначе... а Патриарх ведь не политик. Это политики крутят, а он может сказать и без всего этого.
Между прочим, постараюсь я истолковать то, что сам видел по телевидению. Патриарх идет в окружении духовенства, повернулся в сторону, говорит: Красная площадь стала кладбищем (не только, наверное, потому, что здесь лежит Ленин, а и потому, что здесь и другие, и мощи, и цари наши). И конечно, недопустимы увеселения, всякая рок-музыка, как бы мы не оскорбили памяти усопших. Если как следует разобраться, то патриарх здесь проводит ту мысль, что мы, разгулявшись, забыв о всякой нравственности, оскорбляем память потомков, оскорбляем наших добрых предков. Ведь, по сути, это он говорит о телевидении, которое, ни с чем не считаясь, плюет в нашу душу. Вот об этом речь у патриарха. Но телевидение, плюясь, будет все выплевывать в наши души, а мы будем ругаться меж собой и не понимать, кто наш враг. И будем подтачивать то, что так или иначе удерживает нас от окончательного разложения.
Я теперь представляю, чего только не посыплется на Патриарха! Остынув, разобраться ведь мало кто может в наше разгоряченное время, и забудем все то, что патриарх сделал для нашего общества. Может быть, он единственный, кто так или иначе успокаивал нас, вразумлял, а теперь и его самого подловили. И забудут все. Скажут, что Церковь ничего не делает полезного, а то, что восстанавливает разрушенное, открывает школы, просвещает и утешает народ, благотворит обездоленным, это покажется неверным.
Очень больно сжалось мое сердце, и я теперь в моем домовом храме (в приходском немощи не позволяют) постараюсь усилить свою молитву за Патриарха, помоги ему Бог. Прежде всего ему самому успокоиться. Я представляю, как он сам переживает об этом. Хочу еще помолиться и обо всех, чтоб они легко не поддавались провокации. И не раскалывались бы. Понимали бы, кто раскалывает нас. Да и к тем подойти без вражды. Вражда ведь – самое опасное. Особенно в такое время, как сейчас. Да и помолюсь о том, чтоб и все подумали: а кто мы сами, обязаны ли только судить других, кто мы, люди, вообще? Не судите – да не судимы будете, не случайно сказано. И еще раз напомню слова мудрого митрополита Антония Храповицкого: не время судить, время понимать.
Время понять, что мы сейчас должны быть едины, как никогда, враг очень коварен.
Господи, помоги нашему измученному, обездоленному народу, вразуми наших врагов, пролей в их сердца жалость, да поймут они свое безумие: все приобретут, душе повредят – ничто есть. Ведь что делается в Югославии: как истребляют и людей, и землю, с какой безжалостностью. Неужели мы этого не увидим и будем раздувать неосторожно сказанное слово, будем кипятиться, когда наши братья страдают больше нас, а ведь и с нами это может быть. Наконец посмотрим на Распятого Христа: что это, о чем? Страна взывает к единству, не раздувать обид, всем объединиться и не делать коммунистов только козлами отпущения, ведь это неправда. И в этом ненависть и вражда.
Коммунисты сейчас не у власти, они страдают так же, как и весь народ. Россия вся страдающая. А и те, кто провоцирует нас, не более счастливы. То, чем они живут, только убивает все живое.
P.S. Хочу напомнить: не забывайте, что сказано ТАМ, им нужно было свалить коммунистов – свалили, теперь главный враг у них – ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ, ее им нужно свалить, и поэтому будут выискивать то, что этому будет способствовать, неужели не будем мы благоразумны? Коммунисты, снисходительно отнеситесь к словам патриарха. Некоммунисты, не забывайте, что все мы можем заблуждаться, общими усилиями благоразумия выйдем на верный путь.
Владимир Бушин ЛАМПАДНЫМ МАСЛИЦЕМ – ПО КОСТЕРКУ
В нынешнюю пору сильно возросло внимание общества к жизни нашей церкви, в частности, к поступкам и заявлениям её высших иерархов. Надо полагать, что это объясняется надеждой и упованием на то, что церковь сможет сыграть важную роль в вызволении народа из той зловонной пропасти, в которую загнали его невежественные и бесстыдные, злобные и прожорливые горе-реформаторы во главе с достойным их президентом. Однако до сих пор эти упования, увы, не сбываются...
Высшие иерархи напоказ предстают перед народом в облике больших друзей и великих почитателей, да хвалебщиков разрушителя страны. Разве можно забыть, что ведь не где-нибудь, а находясь в патриаршьей обители, сей субъект заявил на всю страну: «Только Бог может отстранить меня от власти!» Ну, разумеется, все под Богом ходим. Однако есть еще для всех смертных, в том числе и для властителей, законная Конституция, а для президента – процесс отрешения. Так вот, субъект на всё это наплевал. И что Патриарх в ответ на такое наглое заявление отца-реформатора, сделанное с балкона его обители, скромно опустил очи долу и промолчал.
Что ж, не будем строги. Может, долг гостеприимства обязывал Его Святейшество смиренно терпеть непотребство на государственном уровне? Но вот в день тезоименитства Минотавра Святой отец сам припожаловал к нему в гости. И не с пустыми руками. Преподнес отменный подарочек – статуэтку равноапостольского святого князя Владимира, похоже, что золотую. И при этом, сияя дружеской улыбкой, восхищением и умилением, изрек слова, которые даже перевешивали золотую статуэтку: "Вы, Борис Николаевич, поистине наш новый Владимир Святой”. И это было уже после расстрела Дома Советов, после позорной чеченской бойни, после новых капитуляций перед США и НАТО... Святой правитель благоденствующей державы!.. И все, разумеется, передавалось по телевидению. Как же тут было не подумать, с каким чувством слушали эти запредельные восторги и смотрели всю эту умильную сцену хотя бы те, трупы чьих сыновей и братьев, жертв чеченской бойни, числом до 270-ти, до сих пор хранятся неопознанными в рефрижераторе № 24 города Ростова. Я уж не говорю о миллионах сирых и страждущих...
Вспоминается, что когда представители Чечни находились на переговорах в Москве и могли быть взяты в любой момент в заложники, Минотавр тайно и трусливо слетал на полчаса в Грозный, точнее, на грозненский аэродром. Там по какому-то поводу обратился к рядовому солдату с вопросом. Тот ответил: «Так точно, товарищ главнокомандующий!» Минотавр, проигравший войну, представьте себе, рассердился на солдата и злобно буркнул: «Не главнокомандующий, а верховный главнокомандующий!» Теперь мог бы сказать и так: «Верховный и святой!»
Трогательное единство было явлено и в вопросе об антисемитизме. Ельцин, постоянно окружая себя весьма недоброкачественного свойства евреями, в роли то министров, то советников, помощников, частенько твердит о борьбе против антисемитизма как о важнейшей задаче времени, да уж не важнее ли, чем восстановление разрушенной экономики, укрепление обороны или борьба с туберкулезом и сифилисом, набирающими массовость. И вот в свое время из сообщений прессы мы узнали, что и наш Предстоятель, явившись в США вслед за Г.Старовойтовой, предпринял там шаги в любезном Ельцину направлении: призвал американских раввинов к совместной борьбе против русского антисемитизма... И это в ту пору, когда включи один канал телевидения – и к тебе в квартиру с воплем «Евреи – самая талантливая в мире нация!» вламывается малограмотный хам Жириновский;* включи другую – и вприпрыжку вбежит Познер с рассуждениями о том, что Россия ничем не отличается от Гватемалы: у нее такая же судьба, для нее обязательны так же законы истории; включи третью – бочком войдет Ноткин, ведя за руку какого-нибудь Льва Борисовича или Наума Ефимовича; включи четвертую – вползет нестерпимо слащавая Дубовицкая... Уж не говорю о прочих сванидзах...
Все помнят, что когда наши войска уходили из Германии, наш главнокомандующий ликовал так, словно это было не перенесение линии нашей обороны на сотни верст к Востоку, ближе к Родине, а наоборот, на сотни верст к Западу, чуть ли не к Рейну. Мало того, что он заставил наших солдат, маршировавших на Родину, спеть песню на немецком языке, еще и сам пустился в пляс, да, к изумлению Европы, впервые в жизни стал дирижировать в припадке экстаза... Картину этого национального унижения и фарса опять же весьма согласно дополнил Патриарх: прибыв в Германию, он принес немцам извинение... От чьего имени? Кто его уполномочивал? За что извинение? За то, что наш народ, потеряв миллионы своих лучших сыновей, принес немцам освобождение от фашизма, и сотни тысяч наших солдат полегли как раз на немецкой земле? Или за то, что после войны они пятьдесят лет жили раздельно в двух государствах? Да они веками жили до Бисмарка в бесчисленных крошечных княжествах!.. А главное, кто из светских или церковных лидеров Германии принес извинение России за весь тот трехлетний кровавый кошмар и грабеж, вплоть до трамвайных контактных проводов и платформ чернозема из Воронежской и других благодатных областей? Может, еще на Нюрнбергском процессе извинился Геринг? Или потом – Аденауэр? Или Брандт? Или хотя бы собирается извиниться Шрёдер?.. И это унизительное для всех нас, оскорбительное для памяти павших в Великой Отечественной войне извинение приносится в то самое время, когда со всех церковных и нецерковных амвонов льются речи о возрождении национального самосознания народа, о взлете духовности и т.п.
Но время идет и приносит все новые свидетельства дружбы и единения двух больших сердец. Ельцин вот уже много лет носится с идеей перезахоронения тела В.И.Ленина. Как вспоминает сейчас «Московский комсомолец», эту грандиозную мысль еще в 1989 году на I съезде народных депутатов СССР подбросил Минотавру известный страдалец советской эпохи Марк Захаров, за что, видимо, и стал вскоре членом Минотаврского совета. Впрочем, по другим сведениям, первым сказал «Э!» другой страдалец и член – Юрий Карякин, автор афоризма «Россия, ты одурела!»
Последний раз Ельцин публично высказал свое заветное желание два года назад во время пребывания в Ленинграде. Но тогда его уже никто не поддержал, кроме певички Пугачевой, что было вполне объяснимо: большинство прихлебателей власти поняли, наконец, всю глупость и мерзость затеи, а Пугачева только что на престижном европейском конкурсе песни получила 17-е место и находилась в полном трансе, могла сказать что угодно.
На днях выскочил на телевидение, уже совсем с крышей на боку, Жириновский и предложил Ельцину назначить его председателем комиссии по перезахоронению тела В.И.Ленина. Видимо, рассуждал при этом так: если председателем по захоронению екатеринбургских останков был сын юриста Немцов, то почему в данном случае не стать председателем другому сыну юриста. Ну, болтовню Ельцина уже все забыли, Жириновского давно принимают за парламентского дурачка и, казалось бы, дело заглохло.
Но вот его решил оживить сам Патриарх. В день святых Кирилла и Мефодия, во время крестного хода он под наставленной на него телекамерой вдруг предался размышлениям на давно заданную и любезную президенту тему: «Красная площадь – значит красивая. Она самая главная, центральная. А здесь устроили погост деятелей революции. Я надеюсь, со временем будет создан Пантеон. Потому что это аморально, когда здесь устраиваются рок-концерты. Это же пляски на костях...»
Мягко выражаясь, здесь много неточностей. Во-первых, не знаю, как в Эстонии, где Его Святейшество провел изрядную часть лучших дней своей жизни, а у нас на Руси погостом принято называть не любое кладбище, а сельское. Так, Пушкин писал: «Тело Татищева предано земле в погосте, состоящем в одной версте от его деревни». Сказывают, что Его Святейшество большой почитатель Лескова. У того в «Соборянах» можно прочитать: «В углу этого погоста местилась едва заметная хибара церковного сторожа, а в глубине утился низенький трехоконный домик просвирни...» Тоже речь идет о кладбище сельском. А на Красной площади – государственный мемориал выдающихся сынов Отечества. И слово «погост», где хоронят всех окрестных жителей деревни, звучит здесь уничижительно.
Во-вторых, на Красной площади похоронены вовсе не одни только «революционные деятели». Да и что такое «революционные деятели»? Они были ими в основном до октября 1917 года, а потом за известным исключением революционеров перманентных, кстати, конечно, на Красной площади и не нашедших места, они стали государственниками, стоителями державы, её защитниками. Здесь похоронены великие ученые, знаменитые полководцы, пионеры космоса... Его Святейшеству не по душе, что здесь покоится прах И.В.Курчатова и С.П.Королева, И.Д.Папанина и Ю.А.Гагарина, Маршалов Г.К.Жукова и К.К.Рокоссовского? Да уж не потому ли, что все они были членами Коммунистической партии Советского Союза? Или главная печаль Его Святейшества – могилы В.И.Ленина и И.В.Сталина?.. Тогда тут уместно сказать, что наша Родина остается пока независимой не благодаря его перманентно хмельному другу, сидящему в Кремле, а благодаря великому труду, неусыпной заботе как раз тех, чей прах в кремлевской стене и около нее. Названный друг только разорял страну, разрушал своей бездарностью и сумасбродством ее могущество и славу, а те возвели ее до уровня сверхдержавы, вручили атомное оружие, которое сейчас только и уберегает нас от судьбы Югославии, в чем сомневаться могут только такие олухи царя небесного, как Гайдар или Юшенков.
Кроме того, полезно напомнить, что весь «погост» занимает лишь узкую полосу у стены, это малая часть огромной площади.
Заявление Патриарха не было образцом прямоты и ясности. С одной стороны, он явно выражал недовольство тем, что на красивейшей и самой главной площади похоронены «деятели революции», а с другой возмущался, что «на их костях», то есть на костях именно их, устраивают пляски. С одной стороны, не упоминал конкретно Ленина и Сталина, но с другой, говорил о всех «деятелях», а значит и о них.
Сразу после смерти И.В.Сталина, 6 марта 1953 года, было принято решение ЦК КПСС и Совета министров ССР о строительстве Пантеона, куда предполагалось перенести прах всех похороненных на Красной площади. Но, думается, что в те траурные дни это решение было принято в спешке, во всяком случае, его широкого предварительного обсуждения не было. И не случайно в последующие лет тридцать пять советской власти никто о Пантеоне не вспоминал. И вот теперь вспомнили и поддержали решение коммунистов Марк Захаров, Ельцин, Пугачева, Жириновский и, увы, Патриарх.
Что ж, пантеоны есть в некоторых странах. Так, в Вестминстерском аббатстве покоится прах Ньютона, Диккенса, Дарвина... Почему в благоденствующей стране и не обсудить такую проблему в тихое благополучное время. Но ведь Его Святейшество не может не знать, что вопрос о Мавзолее превратился в нынешнее взрывоопасное время в предмет острейшей борьбы между силами патриотическими и антирусскими. И вот, проходя по Красной площади, Предстоятель взял и плеснул лампадным маслицем на готовый вспыхнуть костерок, который может стать пожарищем... И ведь не скажешь: «Прости их, Отче, ибо не ведают что творят...»
Евгений Нефедов СТЕНА КРЕМЛЯ
Великая и древняя стена.
И тишина. И елей седина.
За ней гостил то Бог, то сатана.
Оставя на скрижалях имена.
За этими – распятия вина.
За теми – воскресения весна.
Чуть дальше – стремена иль борона.
А здесь – она, священная война...
События встают и времена.
Морей волна. Вселенной глубина.
Любви струна. Истерики слюна.
Все на стене, огромной, как страна.
На ней – и быстрина, и купина.
Кому-то это – просто старина.
Но для других – познаний целина.
А третьим – так, чужая сторона...
Приди, она расскажет все сполна.
Постой один пред нею дотемна.
Узнаешь, почему она красна.
То нашей жизни Слава и Цена.
Денис Тукмаков ПОСЛЕДНИЙ ЗВОНОК НАД КАВКАЗОМ (Новые взрывы в столице Осетии)
…Сегодня во Владикавказе, наконец, тепло. Выпавший недавно снег сверкает на плоской верхушке Материнской горы, которая у русских зовется Столовой. В такую ясную погоду с верхних этажей особняков «водочных королей» даже виден Казбек. Одиннадцатиклассники в белых рубашках и платьицах стайками проносятся по душисто-зеленому проспекту Мира, отмечают Последний звонок. Из кафешек и открытых окон автомобилей сыплются шуточки только что открытого в городе «Русского радио».
В краеведческом музее вторую неделю идет выставка скифской бронзы: изящные дважды загнутые топорики снабжены заботливыми подписями. В военном городке «Спутник» солдаты вот уже десятый день не могут разобрать завалы трех взорванных домов. В наиболее разрушенном из них вместо трех комнат первого этажа – искореженная, выдернутая из реальности пустота, обрамленная рыжей арматурой, рваными обоями, качающейся, так и не рухнувшей плитой перекрытия, свисающей с потолка второго этажа проводкой с куском люстры, застывшим душевым шлангом, крошевом из кирпичей, кусков мебели, игрушек, бетона, тряпья, книг, стекла, посуды.
Дом выглядит, как прокаженный с беззубым, ввалившимся ртом, с мокрой опухолью проеденных взрывом комнат, с черной сыпью десятков окон без стекол. Верхние, нетронутые взрывом этажи, цепляющиеся друг за друга над пропастью рухнувшего основания, кажутся нелепыми и обреченными. Из уцелевших квартир выглядывают жители, смотрят на разорванную плоть своего дома. Сквозь пробоину в доме, сразу под паркетом третьего этажа видно небо; на неубранном хламе из подвальных плит уже пробилась сорная трава.
Две немолодые женщины приходят сюда десятый день, уже не плачут, неподвижно всматриваются невидящими глазами во взорванную пустоту; их взоры пусты, как выбитые окна.
В день трагедии здесь кипела, стонала, сопротивлялась раненая жизнь, которая слагалась из лихорадочной работы спасателей, безрассудства и истерики родственников, озабоченных лиц генералов, скрежета кранов МЧС, недовольства зевак, брождения телерепортеров, скрипа тормозов «скорой помощи», вкуса солдатской кормежки для пострадавших. Потом настало медленное тягостное время похорон, аккуратной работы взрывников из ФСБ, утомительных переездов с пепелища, измотанности разгребающих завалы солдатиков.
Сегодня, 25 мая, десяток солдат таскают под палящим солнцем оставшийся хлам. Будто ничего не произошло. От взрыва остались куски железобетона и молчаливые взоры двух женщин. Гигантский вспучившийся нарыв из вседозволенности террористов, опьяняющей ярости оставшихся в живых, шока и бессилия властей за десять дней был насильно выжжен, забит, придавлен рутиной повседневности – как и взрыв на Центральном рынке два месяца назад.
Граница между жизнью и прахом смерти истоптана во Владикавказе вдоль и поперек, и от Последнего звонка до последнего вздоха жертвы теракта в больнице – минута ходьбы.
Террористы не найдены и вряд ли всерьез ищутся. Пострадавших эвакуировали и забыли. Даже в «Спутнике» мало кто знает, что взрывных устройств было не три, не четыре, а восемь – пять не взорвалось. Патруль у въезда в военный городок лениво проверяет документы и пропускает каждого заезжего. Руководство республики боится говорить об ингушском следе взрывов, дабы не повредить «дружбе народов». И только этот болезненный нарыв, загнанный в глубь народного сознания, неясно мается в мозгу, ворочается в тревожных снах, отдается страхом в обрывках разговоров, бурчит настойчивыми слухами: «Не сегодня-завтра снова рванут! Говорят, на этот раз – три школы и рынок».
Границу размеренности и спокойствия одна за другой прорывают беспощадные новости, и на белой сорочке осетинского выпускника проступают кровавые пятна национальной беды. В ночь на 22-е в Беслане убили двух милиционеров, подполковника и сержанта – следы убийц вывели к ингушской границе, к тамошнему селу Далаково. За неделю до этого в Учхозе бандиты похитили деда 1929 г.р., увели за границу, потребовали выкуп. В другой раз ингуш пригласил друга-осетина на свадьбу, а когда тот приехал – захватил в заложники, за освобождение запросил 50 тысяч долларов. Парень-осетин учил девушку вождению на автомобиле, случайно заехали на границу – их остановили, на той же машине увезли в Ингушетию.
Ингушские банды похищают осетин не менее трех раз в месяц по всей границе, из любых приграничных селений. Похитители переходят границу пешком, на конях, по 5-6 человек, с оружием, гранатометами. Информаторами становятся либо местные наркоманы (зелье в Осетию поступает преимущественно из Ингушетии), либо сами ингуши, недавние жители или рабочие этих мест. Обыкновенно нападают из засады, останавливают машины, застают врасплох заблудившихся или оторвавшихся от своих путников. Украденных людей держат в подвалах в цепях, пытают, снимают на видеокамеру. Выходят на родственников похищенного: в Осетию не суются, обычно созваниваются, представляясь посредниками. Часто посредничают чеченцы. Минимальная сумма, до которой удается сбить цену на человека, 600 тысяч рублей. Деньги получают на нейтральной территории, через 2-3 дня похищенного возвращают. Ингуши не обманывают, они честные бизнесмены. Похищение людей – надежное дело: не было случая, чтобы родственники не согласились выкупить своего. Если же похищенный один как перст – он становится рабом или кормом зверям. Идет необъявленная война ингушских банд против Осетии, а значит – против России, и война эта пока оборачивается нашим поражением.
Российских частей в Осетии почти не осталось, МВД охраняет собственные блокпосты. Проверки на дорогах практически бессмысленны: похитители ходят через границу тропами. Никаких упреждающих похищения действий власти не предпринимают: максимум – реагируют по факту. Сами жертвы нападений сопротивляются редко: оружия практически ни у кого нет, так как в России его иметь незаконно. Когда же похитители напарываются на сильного, пусть даже одного, тому обычно удается отбиться. Но и тогда он не застрахован от беды. Не так давно один осетин, у которого похитили родственника, остановил на дороге автобус, потребовал от ингушей освободить своего. Его арестовали, возбудили уголовное дело. Судьба его родственника неизвестна. Любая же попытка проникнуть на ингушскую территорию, чтобы силой освободить заложника, будет расценена не иначе как осетинская интервенция в мирную беззащитную Ингушетию.
На ингушской стороне интереснее. Находящийся в Назрани батальон внутренних войск, штаб дивизии которого расположен во Владикавказе, на 100% укомплектован ингушами. Официально он может хоть завтра появиться в любой точке Северного Кавказа, в том числе и во Владикавказе. «Дикая дивизия» полевого командира Гелаева, насчитывающая до четырех тысяч человек, совместно с МВД и МЧС Ингушетии без конца проводит военные учения. В середине мая на их основе была создана так называемая «Армия освобождения Пригородного района» – по типу албанской АОК. А что в это время делает осетинский президент Дзасохов? Устраивает выставку рисунков «ингушских и осетинских детей».
До тех пор, пока власть Ингушетии проводит антироссийскую, антиосетинскую политику и в открытую потворствует работорговле, у жителей Осетии есть только один способ защитить себя и свою территорию – перекрыть границу.
Дзасохову, похоже, до этого нет дела: госформирования границу не охраняют, а милиционеры появляются здесь, лишь когда их выведут сюда по следу собаки. Защищать свои рубежи приходится тем, кто семь лет назад откинул ингушей прочь от своих жилищ, – осетинским добровольным дружинам. Безвоздмездно, часто элементарно голодные, на старых машинах днем и ночью патрулируют они границу.
Один из штабов народной дружины находится в Беслане. Его командира зовут Харитон, начштаба – Эльбрус. Проверенные мужественные люди, оба отличились в 1992 году, когда защищали свою землю от ингушской агрессии. На своем участке границы знают каждый бугорок – иначе погибнешь.
Эльбрус расстилает крупномасштабную карту времен последней войны: до сих пор передвижения ингушских войск обозначены на ней, как положено – синим, вражеским, цветом. Зона ответственности их штаба – 58 километров самого опасного участка границы. Здесь низменные, открытые всем пулям и ветрам участки сменяются лесными зонами, излюбленным местом засады ингушских банд. Здесь в километре от границы – единственный осетинский аэропорт «Беслан», насквозь простреливаемый из гранатомета. Именно на этом направлении угроза нового ингушского вторжения наиболее реальна.
Приходит время нового наряда, и мы рассаживаемся по «джипам»: в одном Харитон, Эльбрус, я и двое дружинников. В другом – еще пятеро.
В руках пограничников – автоматы. «Боевой?» – спросил я одного. «Газовый,» – без тени улыбки ответил тот.
Едем до боли знакомым моим попутчикам маршрутом, с дороги на аэропорт съезжаем на едва приметную дорожку, трясемся по полям: время от времени «джипы» обгоняют друг друга. Неожиданно на повороте останавливаемся, выходим. Дружинники тут же рассредотачиваются, скрываются в складках местности, терпеливо ждут приказа. Я не понимаю причину остановки: ничего же не произошло.
«Вон там – Ингушетия, – Харитон показывает на участок земли метрах в пятистах от нас. – И там тоже. И с той стороны.»
Я действительно не понимаю. Сначала – недоверие и ощущение невсамделишности. Везде – одинаковая земля, плавно уходящая к горизонту, одних оттенков: светло-зеленого и бурого. Столь близкие поля, далекая дорога, высоковольтная линия на горизонте выглядят совершенно обыденно. Нет ни бросающихся в глаза вышек, ни контрольно-следовой полосы, ни колючей проволоки. Невероятное, дикое впечатление производит военная граница, тянущаяся посреди обрабатываемых полей, по краю селения, между неразличимыми кусками одной необъятной земли.
Затем наступает открытие: там чужая земля. Туда нельзя. На той стороне нас уже заметили, сосчитали, держат в окулярах биноклей. С той стороны сюда приходят вооруженные головорезы убивать и похищать людей, воровать скот, ставить мины, подбирать все, что плохо лежит. Там, в мирном пейзаже, для меня и для каждого, кто рядом со мной, притаилась смерть, высматривает добычу, собирается с силами, готовится к новой атаке. А горстка людей рядом со мной обязана узнать ее прежде, чем она цапнет следующую жертву: разгадать в странной автоколонне, разглядеть в подозрительном дыму из дома с желтой крышей.
И прозрение, что граница – это не полоска земли, не вычерченный на карте рубеж, но чувство смерти в тисках родного и чужого. Граница пролегает где-то внутри нас, внутри ингушей, заставляя рачленять нераздельную ипостась земли.
Тронулись дальше. Едем по еле видным колеям вдоль участков полей. Граница сейчас тянется справа, резко сворачивая налево километра через полтора, перерезая нам путь. То справа, то слева тянется нитка открытого бетонного водопровода – было время, когда он работал, когда поля эти орошались, и им не было дела до границ. Теперь водопровод выглядит, как загадочные древние развалины; кое-где целые участки его выломаны.
«Ингуши все тащат, – объясняет Эльбрус. – Приезжают по ночам на тракторах, прут к себе. Где только силы находят?»
Вдруг впереди из-за поворота вынырнул навстречу нам светло-серый «уазик». Далеко – не видно, кто в нем. Отличительных знаков нет. Немедленно повисает напряженность. Едем еще секунды четыре, Харитон выбирает место, остановились, выскочили, рассыпались. Второй наш «джип» встал на удалении. Только когда уазик сблизился метров на пятьдесят, стало четко ясно, что в нем наши. “Уазик” подъехал к нам, вышли дружинники с другого штаба. Краткое приветствие, пара слов на осетинском, и разъехались: тут неподходящее время для бесед. На границе все может резко менять очертания, из белого перекидываться черным: и тропа, и птицы, и машины.
