Текст книги "Охотники на фазанов"

Автор книги: Юсси Адлер-Ольсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

18

За годы работы биржевым аналитиком Ульрик обогатил нескольких инвесторов больше, чем кто бы то ни было из его коллег. Но в данной сфере деятельности богатство не создавалось благодаря случайной удаче – ключом к успеху была информация.

Не нашлось бы такой отрасли, в которой он не завел бы связей, или такого концерна СМИ, в котором он не имел бы своих посредников. Ульрик действовал уверенно и осторожно; перед тем как оценить рентабельность акций отдельных предприятий, котирующихся на бирже, тщательно изучал их, используя все возможные для этого средства. Иногда он достигал таких результатов, что предприятия просили его забыть все полученные сведения. Ему было известно все о людях, которые совершили неудачную биржевую сделку или нуждались в финансовой помощи. В странах победнее это сделало бы Ульрика крайне опасным: там многие предпочли бы видеть столь осведомленного человека с перерезанным горлом. Но в милой Дании заведен мудрый порядок: если у тебя на кого-то что-то есть, то и у них есть что-то не менее компрометирующее на тебя, и если ты выдашь чужие грехи, они тут же, будто зараза, прилипнут к тебе. Благодаря этому практичному и полезному принципу все покрывали друг друга, даже тех, кого поймали за руку при попытке залезть в чужой кошелек.

Никому ведь не захочется в тюрьму на семь лет за инсайдерскую сделку! И никто не станет рубить сук, на котором сидит.

И среди этих сучьев на медленно разрастающемся денежном дереве Ульрик сплел настоящую паутину. Или, точнее сказать, сеть: это чудное понятие работает нужным образом только тогда, когда небольшое количество пауков имеет возможность тянуть соки из огромного количества попавших в нее мух. Улов Ульрика был особенно хорош. Люди, о которых пишут. Люди, которых уважают. Самые сливки. Сплошь такие, кто оторвался от своего фундамента и теперь вращался на самом верху, где не приходится делить место под солнцем со всякой шушерой.

Это были те люди, с которыми отправляешься на охоту или рука об руку входишь в театральную ложу. Те, кто понимает правила игры и является в полном смысле своим человеком.

С этой точки зрения Ульрик был важным звеном в группе выпускников элитной школы. Он был общителен, знаком со всеми, а за ним стояли друзья детства Дитлев Прам и Торстен Флорин. Они были сильной, но и весьма разнородной командой, и всех троих приглашали на все стоящие мероприятия, какие только происходили в городе.

В этот вечер они начали свои развлечения с приема в центре города, в галерее, у которой были связи как с театральным миром, так и с королевским домом, а затем очутились среди парадных мундиров, медалей и рыцарских крестов на роскошном суаре; здесь произносились заранее подготовленные речи, написанные секретарями, которых сюда не позвали, в промежутках струнный квартет пытался приобщить собравшихся к творчеству Брамса, а шампанское и самовосхваления лились рекой.

– Ульрик, правда ли, что я слышал? – спросил министр, чьи затуманенные алкоголем глаза пытались оценить расстояние до бокала. – Правда ли, что нынче летом Торстен на охоте убил из арбалета несколько лошадей? Вот так взял и застрелил в чистом поле?

При этом он пытался допить остатки вина, задержавшиеся на дне слишком высокого бокала.

– Знаешь, не надо верить всему, что говорят. – Ульрик подсобил ему в этом трудном деле, поддержав бокал. – Кстати, а почему ты не хочешь поохотиться с нами? Сам будешь знать, что там происходит.

Министр кивнул: именно этого ему и хотелось. Ульрик это понимал и тоже был доволен: вот и еще одна жирная мушка попалась в его сеть!

Соседка по столу давно уже пыталась поймать его взгляд; Ульрик обернулся к ней.

– Ты сегодня очень красива, Исабель, – сказал он, дотрагиваясь до ее руки.

Через час она узнает, во что ввязалась по своей воле.

Он действовал по заданию Дитлева. Намеченная добыча не всегда попадалась на крючок, но на этот раз все складывалось удачно. Исабель сделает так, как они скажут. Она, судя по всему, готова на многое. Конечно, дело не обойдется без хныканья, но застарелая скука и неудовлетворенность сыграют им на руку. Возможно, приемы Торстена понравятся ей еще меньше, чем прочих, но уже были примеры того, что именно Торстен подчинял жертву. Из них троих он лучше всех разбирался в женской чувственности. Во всяком случае, после всего она будет молчать. Насилие – насилием, но с какой стати ей терять доступ к миллионам своего мужа-импотента?

Ульрик погладил ее руку выше запястья и провел ладонью по гладкому шелковому рукаву. Ему нравилась эта прохладная материя, которую в основном носят женщины с горячей кровью. Потом кивнул Дитлеву, сидевшему наискосок от него за другим столиком. Это был условленный сигнал, но какой-то человек склонился к уху Дитлева и что-то нашептывал. Дитлев застыл с кусочком семги на вилке, не замечая ничего вокруг. Взгляд его был обращен в пустоту, морщины на лбу уползли вверх. Выражение лица говорило само за себя.

Извинившись, Ульрик встал и, проходя мимо столика Торстена, похлопал его по плечу.

Женщине придется подождать до следующего раза.

Было слышно, как где-то сзади Торстен извиняется перед своей дамой. Затем он поцелует ей ручку – что естественно для подобного человека. Мужчина, одевающий дам, наверняка должен лучше всех знать, как их раздевать.

В фойе все трое встретились.

– Кто это был, с кем ты разговаривал? – спросил Ульрик.

Дитлев потянулся к своей бабочке. Он все еще не оправился от услышанного.

– Один из моих людей в «Каракасе». Пришел предупредить: Франк Хельмонд рассказал нескольким сиделкам, что это мы с тобой его отделали.

Такого рода неурядицы больше всего злили Ульрика. Где же заверения Дитлева, что ситуация под контролем? Ведь Тельма же обещала, что они с Хельмондом будут молчать, если развод и пластическая операция пройдут гладко!

– Вот дерьмо! – выругался Торстен.

Дитлев посмотрел на них по очереди:

– Хельмонд тогда еще не отошел от наркоза, никто не будет вслушиваться в его бред. – Он посмотрел себе под ноги. – Все уладится. Но есть еще одно. Моему человеку звонил Ольбек. Вы ведь тоже выключили свои мобильники?

Он протянул им записку, и Торстен прочитал ее, заглядывая через плечо Ульрика.

– Не понимаю, – сказал Ульрик. – Что это значит?

– Ульрик, где сегодня твои мозги? – Торстен кинул на него пренебрежительный взгляд, и тот разозлился.

– Там где-то поблизости показалась Кимми, – поспешно вставил Дитлев, стремясь предотвратить вспышку. – Ты этого еще не знаешь, Торстен, но ее сегодня видели на Центральном вокзале. Один из людей Ольбека слышал, как какая-то наркоманка окликнула ее по имени. Он увидел ее только со спины, но в тот день она уже перед ним мелькала. Была дорого одета и хорошо выглядела. Час или полтора она просидела за столиком кафе. Он тогда подумал, что женщина просто ждет поезда. Она даже прошла мимо них очень близко, когда он давал задание своим людям.

– Черт побери! – воскликнул Торстен.

Теперь ей наверняка известно, что они за нею следят. Это же Кимми!

– Она снова скроется из вида, – сказал Ульрик.

Это понимали все трое.

Лисья мордочка Торстена стала еще острее:

– Ольбек знает, где живет наркоманка?

Дитлев кивнул.

– Он ведь займется ею, не так ли?

– Да, конечно. Вопрос только в том, не опоздал ли он. У нее уже побывала полиция.

Ульрик помассировал себе шею. Конечно же, Дитлев прав.

– Я только не понял, что сказано в конце. Надо ли это понимать, что полиции известно, где находится Кимми?

Дитлев помотал головой:

– Ольбек знает этого полицейского как облупленного. Если бы он выяснил что-то стоящее, то сразу забрал бы наркоманку в управление. Конечно, он может сделать это и позднее, надо иметь в виду такую возможность. Постарайся лучше вникнуть в верхнюю строчку, Ульрик. Как ты ее понял?

– Что Карл Мёрк взял нас на мушку. Но это мы уже давно знаем.

– Прочти еще раз. Ольбек пишет: «Мёрк увидел меня. Он следит за нами».

– Ну, так в чем проблема?

– В том, что теперь он связал и Ольбека, и нас, и Кимми, и старое дело в одно целое. Почему, Ульрик? Откуда он знает что-то об Ольбеке? Что ты такое натворил, чего мы не знаем? Вчера ты разговаривал с Ольбеком. Что ты ему сказал?

– Да ничего особенного. Чтобы он припугнул полицейского – как всегда, если кто-то нам перебегает дорогу.

– Ну и дурак же ты! – вырвалось у Торстена.

– А когда ты собирался ввести нас в курс дела?

Ульрик взглянул на Дитлева. После нападения на Франка Хельмонда его не оставляла эйфория; на следующий день он вышел на работу с чувством собственного всесилия. Зрелище напуганного до смерти, окровавленного Хельмонда было для него как глоток живой воды. Дела складывались отлично, помехи устранялись сами собой. Ему ли бояться жалкого полицейского, сующего нос в чужие дела?

– Я только велел Ольбеку немножко надавить, – сказал Ульрик. – Подкинуть предостерегающий знак в такое место, где это произведет нужное впечатление.

Торстен отвернулся от них, устремив взгляд на мраморную лестницу в конце фойе. Но и спина ясно выражала чувства, обуревающие его в данный момент.

Ульрик откашлялся и рассказал, что произошло. Ничего особенного: парочка телефонных звонков и фотография, заляпанная цыплячьей кровью. Так, шутки в стиле магии вуду. И тут оба приятеля повернулись и посмотрели на него.

– Позови Висбю, Ульрик! – приказал Дитлев.

– А он здесь?

– Полдепартамента здесь. И на что ты рассчитывал?

Господин Висбю был заведующим секцией Министерства юстиции и давно стремился к более высокой должности. Несмотря на соответствующую квалификацию, на должность начальника департамента или судьи высшей инстанции он рассчитывать не мог и всеми правдами и неправдами стремился подыскать себе другое теплое местечко, прежде чем его настигнет старость и расплата за былые грехи.

Однажды на охоте он договорился с Дитлевом, что за определенные услуги тот предоставит ему место своего адвоката: Бент Крум в скором времени собирался на покой, чтобы безраздельно посвятить себя радостям винопития и ничегонеделания. Конечно, на этой должности не найдешь славы и почета, зато здесь очень короткий рабочий день и необычайно высокое жалованье.

Выбор оказался удачным: Висбю уже не раз сослужил им хорошую службу.

– Нам еще раз понадобится твоя помощь, – сказал Дитлев, когда Ульрик привел упомянутого господина.

– Прямо сейчас? – Тот принялся озираться, словно у люстры на потолке могут быть глаза, а у стен уши.

– Карл Мёрк по-прежнему занимается этим расследованием. Его надо остановить, понимаешь? – Дитлев потрогал свой галстук с рисунком в виде ракушек, символ частной школы, блуждая взглядом по холлу.

– Что мог, я сделал. – Висбю покачал головой. – Я не могу писать директивы от чужого имени, не привлекая внимания министра юстиции, который сразу начнет копать. Пока что это еще может сойти за случайную оплошность.

– Тебе непременно надо действовать через директора полиции?

– Косвенно, да. – Висбю кивнул. – В этом деле я больше ничем не могу помочь.

– Ты понимаешь, что ты сейчас сказал? – спросил Дитлев.

Висбю поджал губы. По лицу его Дитлев ясно видел, что он уже полностью спланировал свою жизнь. Жена ожидала каких-то изменений дома, хотела больше свободного времени, путешествий – того, о чем мечтают все.

– Возможно, удастся отстранить Мёрка, – сказал Висбю. – Хотя бы на некоторое время. Это будет нелегко после дела Мереты Люнггор. Но всего год назад у него случился большой прокол в связи с перестрелкой на Амагере, и что-то подобное может ведь повториться. По крайней мере, на бумаге. Я этим займусь.

– Я могу заставить Ольбека подать на него жалобу за нападение на улице, – сказал Дитлев. – Это сойдет?

Заведующий секцией кивнул:

– Нападение? Это неплохо! Но нужны свидетели.

19

– Маркус, я почти уверен, что в доме у меня позавчера побывал Ольбек, – сказал Карл. – Нужен ордер для проверки его повременных записей. Кто этим займется, ты или я?

Склонив голову, начальник отдела убийств продолжал смотреть на лежавшие перед ним фотографии. У женщины, убитой на Канникестреде, вид был совершенно жуткий: лицо синее от кровоподтеков, глаза заплыли.

– Я правильно догадываюсь, что это связано с твоим расследованием убийства в Рёрвиге?

– Просто хочу узнать, кто нанял Ольбека, вот и все.

– Ты больше не расследуешь это дело. Мы же об этом тебе говорили.

С каких это пор старый черт стал говорить о себе «мы», будто самодержец? Карл набрал побольше воздуха:

– Потому-то я к тебе и пришел. А вдруг выяснится, что заказчиками Ольбека были люди, которые проходили как подозреваемые в деле о рёрвигском убийстве? Неужели это для тебя не имеет значения?

Маркус положил на стол бифокальные очки:

– Во-первых, Карл, ты будешь делать то, что сказала директор полиции. По этому делу вынесено решение суда, наверху оно не считается заслуживающим внимания. Во-вторых, не разыгрывай передо мной дурачка! Неужели ты думаешь, что такие люди, как Прам, Флорин и этот биржевой аналитик, могли дать Ольбеку такое дурацкое задание? Если– я еще раз подчеркиваю – еслиэто вообще были они. Оставь же меня наконец в покое! Через пару часов я встречаюсь с директором полиции.

– Мне казалось, ты встречался с ней вчера?

– Да, вчера и сегодня тоже. Все, уходи!

– Черт возьми, Карл! – крикнул из своего кабинета Ассад. – Иди скорей, посмотри!

Карл поднялся со стула. Ассад вернулся с вокзала таким же, каким все привыкли его видеть, но у Карла так и стоял перед глазами тот холодный взгляд, каким смотрел на Ассада мужчина, с которым сириец почти подрался. В этом взгляде светилась застарелая ненависть. И это, мол, пустяки, ничего особенного? Карл в этом сильно сомневался.

Переступая через наполовину собранные столы, лежавшие поперек коридора, словно туши мертвых китов, он направился к Ассаду. Надо сказать Розе, что пора бы их отсюда убрать. А то придет кто-нибудь сверху, споткнется и разобьет нос, а Карлу отвечать.

– Ну, что там такое?

– Карл, у нас есть картинка. – Ассад встретил его сияющей улыбкой. – Просто есть картинка.

– Какая картинка? Что на ней?

Ассад нажал на клавишу, и на экране появилось изображение. Не очень четко, не анфас, но это была Кимми Лассен. Карл тотчас же узнал ее по старым фотографиям, хотя за прошедшее время она изменилась. В кадре промелькнула женщина примерно сорока лет с характерным профилем – прямой нос с чуть приподнятым кончиком, пухлая нижняя губа, впалые щеки и тонкие морщинки, заметные под макияжем. Она все еще была привлекательна, хотя и потрепана жизнью. Зная возрастные изменения, теперь можно будет обработать имеющиеся снимки и получить хорошие изображения Кимми, какой она стала сейчас.

Не хватало только приемлемого обоснования, чтобы объявить розыск. Может быть, кто-то из родственников подаст заявление? Надо попробовать.

– У меня был тогда новый мобильник, и я не знал, получилось ли видео. Вчера я просто нажал кнопку, когда она от меня убегала. Рефлекс, понимаешь! Вечером пытался получить на экране изображение, но что-то не вышло.

Пытался получить! Он и это умеет?

– Ну, Карл, что скажешь? Разве это не здорово?

– Роза! – крикнул Карл в сторону коридора.

– Ее тут нет. Отправилась на Вингерслев-алле.

– Вингерслев-алле? – Карл недоуменно потряс головой. – Какого черта?

– Разве ты не велел ей поискать газетные заметки о Кимми?

Карл взглянул на фотографии в рамочках, с которых уныло смотрели престарелые тетушки Ассада. Скоро он сам станет таким же.

– Когда вернется, дай ей эту картинку, чтобы она с ее помощью обработала старые снимки. Хорошо, что ты снял Кимми. Замечательная работа! – Карл похлопал помощника по плечу, надеясь, что тот в ответ не станет угощать его фисташковым печеньем. – Через полчаса у нас назначена встреча в тюрьме во Вридслёселилле. Поехали, что ли?

На Эгон-Ольсенсвей, как теперь называлась старая Тюремная улица, Карл заметил, что его товарищ чувствует себя явно не в своей тарелке. Не то чтобы Ассад помрачнел или был недоволен, нет, он только притих и не сводил напряженного взгляда с башен у входа, будто боялся, что они рухнут и раздавят его.

Карл ничего подобного не испытывал. Для него тюрьма Вридслёселилле была чем-то вроде надежного хранилища для самых отъявленных негодяев в стране. Там почти двести пятьдесят заключенных; если сложить их сроки, получится две тысячи человеко-лет. Просто ужас, сколько времени и жизненных сил переводится впустую, но при этом большинство сидельцев попали сюда вполне заслуженно. Таково было его твердое убеждение.

Войдя в ворота, Ассад не произнес ни единого слова. Вдобавок он вывернул карманы, не дожидаясь, когда его об этом попросят, и все указания выполнял машинально. Очевидно, знал процедуру.

– Нам сюда, направо, – сказал Карл, когда они выполнили все формальности, и показал на здание в глубине двора с белой табличкой «Для посещений».

Здесь их уже ожидал Бьярне Тёгерсен, вероятно до зубов вооружившись отговорками. Через два-три года он выйдет на свободу, и проблемы ему не нужны.

Выглядел Бьярне лучше, чем ожидал Карл. Одиннадцать лет тюрьмы неизбежно оставляют отметины – горькие складки у рта, мутный взор; глубоко засевшее понимание, что никому ты не нужен, в конце концов сказывается на внешности. Но тут перед ними сидел человек с ясными веселыми глазами. Худой, конечно, и настороженный, но притом на удивление жизнерадостный.

Он встал и протянул Карлу руку. Никаких вопросов: очевидно, кто-то предупредил его, о чем пойдет речь. Такие вещи Карл сразу чувствовал.

– Карл Мёрк, вице-комиссар полиции, – тем не менее представился он.

– Мое время стоит десять крон в час, – с кривой улыбкой ответил заключенный. – Надеюсь, у вас что-то важное.

С Ассадом он не поздоровался, но сириец и сам к этому не рвался и молча уселся верхом на стул поодаль от собеседников.

– Работаешь в мастерской? – Карл взглянул на часы. Без четверти одиннадцать – действительно, рабочее время.

– О чем будем разговаривать? – спросил Тёгерсен, чуть медленнее, чем нужно, опускаясь на стул. Еще один знакомый сигнал! Все-таки он немного нервничает. Это хорошо. – Я мало общаюсь с другими заключенными, поэтому не могу дать никакой информации, если вы за этим. А вообще-то было бы совсем неплохо заключить маленькую сделку, чтобы поскорее отсюда выбраться. – Он быстро улыбнулся, пытаясь разобраться, что таится за молчанием Карла.

– Бьярне, двадцать один год тому назад ты убил двух человек, парня и девушку. Ты сам признался, так что эту сторону дела мы не будем обсуждать, но я сейчас веду розыск пропавшего человека, и будет хорошо, если ты согласишься мне кое-что о нем рассказать.

Бьярне кивнул и приподнял брови, изображая смесь удивления и готовности помочь.

– Я говорю о Кимми. У вас с ней ведь были очень дружеские отношения, как я слыхал.

– Все верно. Мы с ней вместе учились в школе-пансионе и на какое-то время даже очень сблизились. – Бьярне улыбнулся. – Чертовски хорошенькая дамочка.

После одиннадцати лет без секса он сказал бы так о любой женщине. По словам надзирателя, за все годы никто ни разу не навестил Бьярне. Карл и Ассад были первыми его посетителями за одиннадцать лет.

– Давай начнем с самого начала. Не против?

Бьярне пожал плечами и опустил глаза. Разумеется, он был против.

– Почему Кимми выгнали из школы? Ты помнишь?

Бьярне запрокинул голову и уставился в потолок:

– Вроде бы у нее что-то там было с одним из учителей. А это запрещено.

– Что случилось с ней после этого?

– Ну, годик она пожила в Нэстведе, снимала квартиру. Работала в гриль-баре. – Он хохотнул. – Ее старики тогда ничего об этом не знали. Думали, что она по-прежнему в школе. Ну а потом все открылось.

– Ее отправили доучиваться в Швейцарию?

– Да. Она провела там четыре или пять лет. Сначала тоже в школе-пансионе, потом в университете. Как там его? – Он потряс головой. – Напрочь забыл! Но она училась на ветеринара, это точно. Ах да! В Берне. В Бернском университете.

– Значит, она знала французский?

– Нет, немецкий. Она говорила, там преподают по-немецки.

– Она закончила курс?

– Нет. Ей пришлось оттуда уйти, не знаю почему.

Карл кинул взгляд на Ассада. Тот делал записи в блокноте.

– А потом? Где она жила после?

– Вернулась домой. Некоторое время жила в Ордрупе у родителей, то есть у отца с мачехой. А потом переехала ко мне.

– Нам известно, что некоторое время она работала в зоомагазине. Немного странно для ветеринара из швейцарского университета.

– Но она же не доучилась.

– А ты на что жил?

– Я работал у отца в лесоторговой фирме. Все это есть в полицейском отчете, вы же знаете.

– Кажется, там еще говорилось, что в девяносто пятом году фирма перешла к тебе по наследству, а затем вскоре случился пожар. После этого ты числился безработным, так?

– Это полная чушь! – вскинулся Бьярне. Оказывается, он способен по-настоящему обижаться. Как говаривал старый коллега Карла Курт Йенсен, ныне просиживающий штаны в фолькетинге: «У нелюбимого дитяти много разных выражений лица». – Меня никогда не обвиняли в этом пожаре. Да и что бы я от этого выиграл? Предприятие не было застраховано.

«Вот тебе и раз!» – подумал Карл. Надо было выяснить это заранее.

Он помолчал, глядя на стены, которые слышали тысячи отговорок и лживых заверений. В этом помещении он бывал сотни раз.

– Какие у нее были отношения с родителями? Тебе это известно?

Бьярне Тёгерсен потянулся, заметно успокоившись. Когда речь шла не о нем, разговор становился чем-то вроде светской беседы и он чувствовал себя в безопасности.

– Черта с два! Ее старики – просто парочка сволочей. Отец, по-моему, вообще не бывал дома. А баба, на которой он женился, была вообще отпетая дрянь.

– В каком смысле?

– Ну, понимаешь, такая хищница, которая охотилась за богатым женихом. – Бьярне с удовольствием произнес эти слова, которые не были в ходу в его мире.

– Они не дружно жили?

– Да. Кимми рассказывала, они ругались так, что дым коромыслом.

– Где была Кимми, когда ты убивал тех двоих?

Неожиданный переход к этой теме поверг заключенного в оцепенение: его взгляд застыл на воротничке Карла. Если бы к телу Бьярне были прикреплены электроды, сейчас зашкалили бы все измерительные приборы.

Секунду он молчал, словно вообще не собирался отвечать, затем сказал:

– Она была вместе со всеми в летнем доме Флоринов. Почему ты спросил?

– Они ничего не заметили, когда ты вернулся? Ведь твоя одежда, наверное, была вся забрызгана кровью.

Карл тут же пожалел, что задал этот вопрос. Теперь допрос некоторое время будет идти на холостом ходу: Тёгерсен ответит, что сказал друзьям, будто спасал попавшую под машину собаку. Все это, черт побери, есть в отчете.

– А ей как, здорово понравилось, что ты весь в крови? – раздался вдруг из угла голос Ассада.

Бьярне Тёгерсен растерянно посмотрел на коротышку. Судя по выражению его лица, вопрос попал в самую точку. Кимми нравилась кровь – и неважно, откуда она взялась. Очень странно для человека, который собирался посвятить свою жизнь лечению зверюшек.

Карл коротко кивнул Ассаду, тем самым давая и Бьярне понять, что он себя выдал.

– Здорово понравилось? – повторил Тёгерсен, пытаясь сгладить впечатление. – Мне так не показалось.

– Но ведь она переехала к тебе, – подхватил Карл. – Это же было в девяносто пятом году, верно, Ассад?

Тот кивнул из угла.

– Ну да. В девяносто пятом, двадцать шестого сентября. Мы до этого некоторое время встречались. Симпатичная дамочка, – повторил Бьярне.

– Почему ты так точно запомнил дату? С тех пор прошло уже много лет.

– Ну а что с тех пор происходило в моей жизни? – Бьярне развел руками. – Для меня это осталось одним из последних событий на воле.

– Ах да, конечно. – Карл придал лицу любезное выражение, но тут же строго спросил: – Она забеременела от тебя?

Тёгерсен поднял взгляд на часы. Его бледное лицо порозовело, и было видно, что свидание показалось ему бесконечно долгим.

– Я не знаю.

Карл собрался было вспылить, но удержался: сейчас не время.

– Не знаешь? Это как? Неужели у нее были другие мужчины в то время, как вы жили вместе?

– Конечно же нет! – бросил Бьярне, резко отвернувшись.

– Так все же ты сделал ей ребенка?

– Она же от меня переехала, так? Откуда мне знать, с кем она потом спала?

– Выкидыш у нее случился приблизительно на девятнадцатой неделе. Тогда она все еще жила у тебя.

Тут Бьярне вскочил и развернул стул. В тюрьме все усваивают эти вызывающие манеры: пройтись небрежной походкой по коридору центрального здания, расслабленно помахивать руками, на спортплощадке держать болтающуюся на губе сигарету. И наконец, этот приемчик: выслушивать дальнейшие вопросы, сидя на повернутом стуле, облокотившись на спинку и широко расставив ноги. «Валяй, спрашивай, пока не посинеешь! – говорила эта поза. – Мне до лампочки, все равно ты от меня ничего не добьешься!»

– Да не все ли равно, кто это был? – спросил Бьярне. – Ребенок-то не родился.

Он точно знает, кто был несостоявшимся отцом!

– А потом она исчезла.

– Ну да. Сбежала из больницы. Вот дура-то.

– Такой поступок был в ее характере?

– Мне-то откуда знать? – Бьярне пожал плечами. – До этого же у нее выкидышей вроде не было.

– Ты ее искал? – вмешался Ассад.

Бьярне Тёгерсен кинул на него взгляд: не твое, дескать, дело.

– Искал? – повторил Карл.

– Мы ведь тогда уже не жили вместе. Нет, не искал.

– Почему вы разошлись?

– Ну не сложилось. Не получилось у нас.

– Она тебе изменяла?

Тёгерсен снова посмотрел на часы. Прошла всего лишь одна минута.

– Почему ты думаешь, что это она изменяла? – произнес он и принялся двигать головой, разминая шею.

Пять минут они обсуждали его отношения с Кимми, но не достигли заметных результатов: Бьярне был скользок как угорь.

Между тем Ассад постепенно подъезжал все ближе, при каждом вопросе немного сдвигая свой стул, пока не очутился около стола. Тёгерсена это явно нервировало.

– Как можно заметить, тебе очень повезло на фондовой бирже, – сказал Карл. – Согласно твоей налоговой декларации, ты теперь состоятельный человек.

Бьярне самодовольно напыжился: на эту тему он поговорил бы гораздо охотнее.

– Не жалуюсь.

– От кого ты получил первоначальный капитал?

– Посмотри в моей налоговой декларации.

– Я не ношу с собой твои налоговые декларации за последние двенадцать лет, так что, может быть, ты мне все-таки сам расскажешь?

– Деньги я занял.

– Отлично! Удачный ход, особенно учитывая то, что ты уже сидел за решеткой. Твои кредиторы и впрямь не боятся риска. Это кто-то из здешних наркобаронов?

– Я занял у Торстена Флорина.

«Бинго!» – воскликнул мысленно Карл. Было бы очень интересно взглянуть сейчас, какое лицо у Ассада, но вместо этого он смотрел на Бьярне Тёгерсена.

– Вот как! Вы так и остались друзьями, несмотря на то что ты стал убийцей и много лет скрывал эту тайну! Совершил мерзкое преступление, в котором в свое время подозревали и Торстена. Вот это действительно настоящий друг! Но может быть, он был у тебя в долгу за какую-то услугу?

Бьярне Тёгерсен понял, куда клонит Карл, и промолчал.

– Так ты знаешь толк в акциях? – Подкравшись незаметно, как змея, Ассад уже придвинулся к столу вплотную.

– Лучше, чем многие. – Тёгерсен пожал плечами.

– Накопил уже целых пятнадцать миллионов крон, – мечтательно произнес Ассад. – И капиталец продолжает расти. Может, посоветуешь, как это делается? Ты даешь советы?

– Как ты следишь за рынком, Бьярне? – вступил Карл. – У тебя же довольно ограниченные возможности для связи с миром?

– Я читаю газеты, посылаю и получаю письма.

– Так ты, наверное, знаешь стратегию «Купи и сохрани»? Или стратегию ТА-семь? Так, что ли? – спокойно спросил Ассад.

Карл медленно обернулся лицом к нему. Что это он – на пушку берет или как?

– Я держу нос по ветру и слежу за акциями KFX. [9]9
  KFX – в период 1989–2005 гг. название индекса котировок копенгагенской фондовой биржи.


[Закрыть]– Тёгерсен быстро улыбнулся. – Тогда уж точно не потеряешь все сразу. У меня выдался удачный период.

– Знаешь что, Бьярне Тёгерсен? – заявил Ассад. – Поговорил бы ты с моим двоюродным братом. Он начал, имея пятьдесят тысяч крон, и вот уже три года прошло, а у него все те же пятьдесят тысяч. Ему было бы полезно с тобой пообщаться.

– Думаю, твоему двоюродному брату лучше бросить это дело, – раздраженно буркнул Бьярне и обернулся к Карлу. – Послушайте, разве мы не о Кимми собирались говорить? Какое отношение это имеет к моим биржевым сделкам?

– Ты прав, но позволь еще один вопрос для моего брата, – настойчиво продолжал Ассад. – Скажи, акции «Грундфос» считаются в KFX хорошими?

– Да, неплохими.

– Спасибо за справку. Я-то считал, что «Грундфос» вообще не котируются, но тебе лучше знать.

«Туше!» – мысленно воскликнул Карл. Ассад же, не скрываясь, ему подмигнул.

Нетрудно было представить, каково сейчас Бьярне Тёгерсену. Значит, эти деньги за него инвестирует Ульрик Дюббёль-Йенсен. Сам Бьярне Тёгерсен ни черта не смыслит в акциях, но когда он выйдет на свободу, ему будет на что жить. Ты мне, я тебе!

Больше им, в сущности, ничего и не требовалось знать.

– У нас есть фотография, которую мы хотели бы тебе показать, – сказал Карл и выложил перед Бьярни вчерашнюю добычу Ассада.

Фотографию Кимми обработали при помощи фотошопа, и она стала совершенно четкой.

Тёгерсен глядел на фотографию, а они – на него, ожидая, что он проявит какое-то любопытство. Всегда интересно посмотреть, как после стольких лет выглядит твоя давняя возлюбленная. Однако на такую сильную реакцию они никак не рассчитывали. Этот человек столько времени провел среди самых отпетых преступников Дании, среди потасовок, унижений, угроз, вымогательства, насилия всех видов; пройдя через все это, он выглядит на десять лет моложе своего возраста, однако сейчас побледнел как мертвец. Его взгляд заметался: он то отводил глаза, то снова возвращался к снимку, будто зритель на казни, который и не хочет смотреть, но против воли все равно смотрит. Бьярне переживал страшное внутреннее потрясение, и Карл отдал бы что угодно, чтобы понять суть происходящего.

– Что-то ты не рад ее видеть, а ведь она совсем неплохо сохранилась, – заметил Карл. – Как по-твоему?

– Даже удивительно. – Бьярне медленно кивнул и попытался выдавить улыбку, делая вид, что в нем говорит просто печаль. Но это было не так: его кадык ходил ходуном. – Откуда у вас ее фотография, если вы даже не знаете, где она находится?

Казалось бы, естественный вопрос, но руки у него ужасно тряслись, дыхание прерывалось, глаза блуждали.

Он испугался. Его реакцией на этот снимок была не радость и не печаль, а страх. При виде Кимми он перепугался до смерти.

– Тебя просили подняться к начальнику отдела убийств, – сказали Карлу, когда они с Ассадом проходили мимо будки дежурного у входа в полицейское управление. – Директор полиции тоже там.

Карл направился вверх по лестнице, на ходу подбирая доводы. Уж он сумеет за себя постоять. Кто же не знает директора полиции! Она ведь просто адвокат, продвигающийся к судейской должности!