Текст книги "Рождение и гибель цивилизаций"

Автор книги: Юрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Вероятно, в ходе этого движения, вызванного стремлением Завладеть наилучшими местами охоты, одни племена вторгались На территорию обитания других племен. В этом случае они могли прибегать и к действиям в рамках четвертой альтернативы.

По мнению британского ученого Уильяма Хауэллза, исчезновение неандертальцев могло быть связано с тем, что кроманьонцы «оказались более успешными в охоте, перехватывая добычу первыми… Более того, возможно существовали важные места, Пути, по которым следовала добыча, или стратегически важные переходы… За контроль над ними могла вестись борьба». В качестве примера подобной борьбы У. Хауэллз приводил столкновения между ирокезами и алгонкинайи за наиболее выгодные месте охоты.

Однако, если животные вновь покидали свои пастбища, охотники вновь пускались за ними. Можно предположить, что на «площадях планеты», среди бескрайних степей, прерий, саванн, пампасов, четвероногие и двуногие мигранты могли задерживаться на долгие годы. Правда, им постоянно приходилось совершенствовать свои орудия охоты, чтобы догнать животных, способных день за днем удирать от своих преследователей по бескрайним степным просторам, или же сооружать хитроумные искусственные загоны.

От забот по совершенствованию орудий охоты и строительству искусственных ловушек были избавлены те, кто остался на месте, после того как неутомимые охотники ушли за многочисленными стадами. Эти древние люди оказались слишком сильно привязанными к родной природе, а потому избрали первую альтернативу. Они остались жить там, где охота приносила скудные результаты, и им приходилось все в большей степени полагаться на сбор растительных плодов. Многие из таких племен оседали во влажных тропических лесах Америки, Африки и Южной Азии и жили за счет не слишком продуктивной охоты, рыболовства и сбора дикорастущих плодов.

До настоящего времени, конца XX века, в наиболее глухих уголках тропических лесов планеты живут племена, являющиеся живыми реликтами древних времен до изобретения скотоводства и земледелия. Описывая быт одного из таких племен, Й. Бьерре замечал: «Бушмен не обрабатывает землю и не держит домашних животных. Эти занятия не соответствуют его натуре охотника». Подобные племена охотников и собирателей за тысячелетия приспособились к ограниченной диете, хотя люди заплатили за это физическими деформациями и сохранением столь низкого уровня потребления, что у них не оставалось избытка жизненной энергии для иной, более продуктивной деятельности.

Хотя в условиях резкого ухудшения своего положения люди могли прибегать к различным вариантам четвертой альтернативы, было очевидно, что такие действия не могли обеспечить долговременного решения возникших проблем. Голодающие вряд ли могли долго существовать за счет своих же голодных соплеменников или соседей. Даже людоедство, к которому не раз прибегали обезумевшие от голода люди, как об этом свидетельствует мировая история вполне цивилизованных стран, вряд ли могло превратиться в основной способ добычи продовольствия.

В то же время люди могли использовать самые жестокие способы для выживания. Зачастую жертвами каннибализма были чужаки. Пигмеи-негритосы Андаманских островов испокон веков славились своими жестокими привычками, и эти острова «старательно избегали капитаны морских судов Китая, Индии и арабских стран. Тех, кто имел несчастье потерпеть кораблекрушение, убивали, разрезали на части, жарили… и съедали». Однако нередко в жертву жестоким обычаям приносили и своих соплеменников, с одной стороны, стремясь ограничить рост народонаселения в своей общине, а с другой стороны, решая продовольственную проблему несложным способом. Нередко подобные обычаи сочетались с магическими ритуалами, сохранявшимися вплоть до сравнительно недавнего времени. В конце XIX века Л. И. Мечников писал, что «еще недавно… дагомейские короли продолжали праздновать так называемый «великий обычай», то есть ежегодные массовые убийства… Людоедство и человеческие жертвоприношения вместе с другими жестокими и развратными религиозными обрядами в Океании стали постепенно исчезать только в течение последнего века, но и в наши дни примеры людоедства «человеческих жертвоприношений еще иногда встречаются среди дикарей».

Для того, чтобы одни люди могли заставить других людей расставаться со своей жизнью, став жертвой кровавого ритуала, в таких общинах должно было быть покончено со всеобщим равенством, а вся власть над людьми должна была быть передана в руки правящего меньшинства. Очевидно, что неравенство постепенно разъедало первобытный коммунизм. Находясь в общине папуасов, H. H. Миклухо-Маклай без труда опознал местного старосту: «Хотя внешними украшениями он не отличался от прочих, но манера его командовать и кричать заставила меня предположить, что он – главное лицо в Теньгум-Мана, и я не ошибся. Такие субъекты, нечто вроде начальников… встречаются во всех деревнях; им часто принадлежат большие буамбары (папуасские хижины), и около них обыкновенно группируется известное число туземцев, исполняющих их приказания».

В то время как избравшие первую, вторую и четвертую альтернативу обеспечивали свое пропитание, пускаясь в дальний путь за едой, или сокращая уровень и снижая качество потребления, или уничтожая «избыточное население», угнетая остальных и, вступая в кровавые конфликты с соседями, те, кто выбрал третью альтернативу, попытались использовать наилучшим образом самое главное сокровище человека – его разум, стараясь на основе накопленных знаний открыть новые способы обеспечения себя продовольствием.

ГЛАВА 12
ГДЕ НАЧАЛАСЬ ВЕЛИКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ КАМЕННОГО ВЕКА?

______________________________________

Возможно, что по мере обострения продовольственной проблемы в научно-производственных коллективах каменного века разрабатывались разные варианты ее решения. Например, можно было попытаться найти способ более долгого хранения мяса. Однако в ту пору лишь жители полярных или высокогорных областей планеты могли добиться этого без особого труда, да и то лишь в том случае, если они обитали вблизи от круглогодичных ледников или научились использовать холод вечной мерзлоты.

Воздержание охотников от уничтожения тех зверей, которых они не собирались немедленно использовать для приготовления еды, могло подсказать им другой, доступный им способ хранения мясных припасов – подчинения живого мяса своей власти. Лишение животных свободы, а затем управление их поведением открывали людям возможность не только развивать мясное животноводство, но и молочное, а стало быть, обрести еще один постоянный источник питания. Одомашнивание же птиц позволило не только получать их мясо, но и яйца. Одновременно люди учились использовать и другие качества животных, например, способность одомашенных лошадей, лам, верблюдов и слонов, а также собак в упряжках перевозить людей и грузы на большие расстояния. Первые шаги в этом отношении они сделали, еще будучи охотниками. Древние охотники времен мезолита уже научились использовать прирученных волков и шакалов в качестве помощников на охоте. После появления скотоводства собаки стали служить сторожами стал, а затем и охранять племена от диких зверей и набегов врагов.

Можно предположить, что хотя необходимость в одомашнивании зверей особенно остро осознавалась во время очередного спада в их поголовье, то осуществить это было возможно лишь во время циклического увеличения стад животных. Известно, что для развития скотоводства были необходимы известные излишки продовольствия для питания не только людей, но и животных по мере их превращения из добычи охотников в скот пастухов. Об этом свидетельствует замечание Амальрика и Монгайта: «Чтобы питаться мясом домашних животных, их, как известно, сначала нужно прокормить. Получение избытков продовольствия стало возможным только в эпоху мезолита в связи с изобретением лука и стрел и рыболовной снасти… Вполне вероятно, что, имея некоторые запасы, мезолитический охотник не убивал всей добычи, а оставлял раненых и пойманных животных и детенышей, чтобы, подкармливая их, иметь еще больший запас готовой и свежей пищи». Таким образом, древний охотник должен был обладать немалой предусмотрительностью и мыслить достаточно перспективно.

Помимо подчинения животных, человек мог также попытаться изыскать иные источники питания. К счастью для людей, примитивность тогдашних технологий не позволяла им производить синтетические заменители мяса, а это предотвратило проникновение в рацион питания вредных веществ. Доступными человеку заменителями мяса могли быть лишь дикорастущие растения. Однако, помимо уже упомянутых недостатков чисто вегетарианского питания в ряде областей Земли, получение растительной пищи путем сбора дикорастущих плодов также было ненадежным.

Периодические неурожаи могли оставлять людей без тех разнообразных овощей, фруктов, трав, к которым они привыкли с глубокой древности.

В то же время постоянный сбор урожаев с одних и тех же деревьев, кустарников и растений мог невольно развить в людях первые навыки и наблюдения, необходимые садоводам и растениеводам. В дальнейшем собиратели могли обратить внимание на последовательность превращения семян в плодоносные травы, растения и деревья. Одним из наиболее эффективных и доступных в ту пору способов производств растительной пищи было развитие зерноводческого земледелия. Во-первых, зерно можно было долго хранить. Во-вторых, из одного вырастал злак с несколькими зернами. В условиях теплого климата 2–3 урожая в год превращали десятки зерен в тысячи, а тысячи зерен – в миллионы. Высокая продуктивность этого процесса привела к тому, что земледелие стало занятием, которое в наибольшей степени способствовало процветанию человеческих общин и развитию цивилизованных государств.

Новые виды деятельности человека позволили ему существенно ослабить зависимость от циклических перемен в природных условиях. Они освобождали человека и от необходимости быть вечно привязанным к стадам и стаям зверей, мигрировавшим по всему свету, и позволяли ему изменить природу их среды обитания. С помощью скотоводства и земледелия люди приобрели орудия, в наибольшей степени отвечавшие их представлениям о волшебных преобразователях. В. Г. Чайлдс имел все основания назвать эти перемены «великой революцией» в жизни человечества: «благодаря наличию домашних животных и культивированию злаков люди стали хозяевами своего продовольственного снабжения».

Где лучше всего можно было заниматься скотоводством? Скорее всего, в степях. Где лучше всего стоило заниматься земледелием? Вероятно, в долинах полноводных рек. Но почему же тогда переход к земледелию и скотоводству зачастую осуществлялся ни там и ни тут, а вдоль сухопутных дорог, по которым следовали мигрировавшие звери?

Вспомним, что эти маршруты проходили там, где располагались входы в междуречья. Мы уже установили, что участки суши, по которым звери входили в речные полуострова, выходили из них или совершали продолжительные переходы из одного междуречья в другое, представляли собой чрезвычайно удобные места для охоты. При этом чем больше были территории, откуда шли животные, тем удачнее складывалась охота для первобытных людей.

Участки суши, по которым звери переходили из одного междуречья в другое, и двуречья, сужавшиеся по мере приближения к морю, могли часто избираться первобытными людьми в качестве мест обитания. Не случайно Гумилев заметил, что человеческие этносы рождались на стыке ландшафтов (что не помешало ему верить во внеземной источник пассионарности, порождавшей этносы).

При этом охотники, жившие в таких местах, оказывались более обеспеченными мясными продуктами, чем те, кто обитал вдали от путей перемещения животных. Тропы зверей стали для охотников своеобразными «энергопроводами», по которым текли мощные биоэнергетические потоки, а расположенные возле них междуречья были «аккумуляторами» биоэнергии. К тому же биоэнергия, заключенная в мясе животных, доставалась обитателям этих мест легче, чем охотникам на широких равнинах. Это привязывало охотников к источникам питания, которые обеспечивали их избытком жизненной энергии. (Говоря о «биоэнергии», автор имеет в виду не еще слабоизученные явления биологического электричества и подобные феномены, а энергию, содержащуюся в биологических организмах и получаемую людьми в процессе усвоения питательного вещества этих организмов.)

Вероятно, это обстоятельство имело одно из решающих значений для развития людей, живших и охотившихся вблизи трансконтинентальных магистралей. Как утверждал Э. Хантингтон, детально Исследовавший роль питания во всестороннем развитии людей, «избыточная энергия, превышающая ту, что необходима для того, чтобы обеспечить человеку выживание, это тот фактор, который рождает изобретателей и мыслителей…Энергичные люди предпочитают работать, а не сидеть без дела. Воля к труду сверх обычных норм особенно необходима в периоды кризисов, такие как война, наводнение и другие бедствия. Это один из факторов, подвигающих людей к изобретениям, исследованию новых земель, осуществлению преобразований, созданию произведений искусства, литературы и музыки». Получая полноценное питание, люди, жившие в местах обильной охоты, не только развивались здоровыми физически и психически, но и обретали потенциал, необходимый для принципиально новых открытий и преобразований своей жизни. Биоэнергопроводы, планеты становились жизненно важными артериями ноосферы.

Однако если люди не следовали за мигрировавшими стадами, а оставались на месте, то они сталкивались с периодическими перебоями в подаче биоэнергии. Во время спада природного цикла, когда снабжение основным продовольственным продуктом уменьшалось, люди, привыкшие к полноценному питанию, воспринимали такие перемены особенно болезненно. В этом случае весьма вероятно, что они старались мобилизовать свои немалые физические и интеллектуальные резервы в поисках выхода из отчаянного положения. Таким образом, можно предположить, что пульсирующий ритм биоэнергии, которая передавалась по трансконтинентальным путям, способствовал активизации ноосферы.

Пульсировавшая биогенная миграция атомов заставляла активнее биться пульс ноосферы. Те, кто овладевали главными сухопутными магистралями животных, превращались в активную часть ноосферы.

Переход к новому образу жизни и новой производственной, деятельности занял целые тысячелетия. Очевидно, что на первых порах земледелие и скотоводство играли вспомогательную роль и жизни людей. Даже после того, как они стали главным источником получения продовольствия, люди долго не отказывались от своих традиционных занятий, по-прежнему приносивших им заметную долю пропитания. В ту пору, когда монголы давно превратились в народ скотоводов, они постоянно занимались охотой, воины Чингисхана делали перерывы в своих завоевательных походах, чтобы посвятить часть года своему традиционному охотничьему промыслу.

Помимо привычек древних людей к традиционным занятиям они оказывались привязанными и к местам жительства, особенно по мере того, как осваивали их, превращая в пашни и пастбища. Кроме того, другие земли, которые были удобнее для земледелия и скотоводства, были скорее всего заняты иными племенами, а для их захвата требовались немалые усилия. По этой причине первые скотоводы и земледельцы для создания пашен и. пастбищ довольствовались теми землями, которые находились вблизи мест обильной охоты. Именно поэтому первые очаги оседлой жизни возникали обычно в малоудобных местах (в верховьях рек, возле горных ручьев, на гористых возвышенностях или в заполоненных устьях рек), где требовалось искусственное орошение, или осушение почвы, или проведение иных тяжелых работ по окультуриванию территории.

Если согласиться с гипотезой о решающей роли главных звериных и охотничьих троп в становлении первых цивилизаций, то становятся понятными, например, причины превращения Нила и место рождения самых древних человеческих культур. Можно предположить, что охотничьи племена, издавна преследовавшие стада вдоль обеих берегов Нила, могли заняться скотоводством и земледелием для обеспечения себя резервными запасами питания в периоды, когда трофеи охотников резко уменьшались. Постепенно эти дополнительные занятия стали основными. Именно та часто Нила, которая до своего пятого порога была окружена потоками биоэнергии и их потребителями, и была освоена древними египтянами и древними эфиопами.

С точки зрения этой гипотезы можно объяснить также, почему Египет опередил Эфиопию в своем развитии, а Нижний Египет опередил Верхний. Очевидно, что чем ближе земля находилась к самой узкой части «горловины», соединявшей Африку с Азией, тем больше там скапливалось мигрировавших животных. Поэтому все факторы, связанные с ролью сухопутных троп, проявлялись с особой силой в землях, расположенных по нижнему течению Нила.

Эта же гипотеза позволяет объяснить, почему другие части Африки, в том числе долины крупных рек, существенно проигрывали по сравнению с долиной Нила. Например, Восточно-Африканское нагорье, изобиловавшее животными, представляло собой широкую площадь, на которой не было естественных ловушек и зверей нельзя было ловить в узких переходах из одного междуречья в другое. Другие выходы из междуречий были расположены намного дальше от выхода из Африки и по этой причине были столь наполнены мигрировавшими животными, как дороги вдоль Нила.

Эта гипотеза позволяет также объяснить подъем Месопотамии. Вероятно, то обстоятельство, что Междуречье, как и долина Нила, оказалось в двойном окружении трансконтинентальных магистралей, объясняет, почему этот край стал одной из первых стартовых площадок, откуда началось развитие цивилизаций.

Известно, что ни южная, ни северная Месопотамия не были идеально приспособлены для земледелия, но очевидно и другое: этот край был поистине райским уголком для охоты. На правом берегу Евфрата и на левом берегу Тигра бродили огромные стада животных Междуречье же представляло собой для зверей грандиозную естественную ловушку, стоявшую на пути животных по южноазиатской дороге. На земли Месопотамии по узкому участку суши, находящемуся в верховьях двух почти параллельных друг другу рек, легко могли забрести звери Африки и Европы по пути в Азию или азиатские животные, направлявшиеся в Европу или в Африку.

Расширявшиеся речные потоки Тигра и Евфрата не позволяли зверям пересечь их, и, раз попав в эту естественную западню, они могли двигаться лишь к болотам, расположенным у Персидского залива и устьев Тигра и Евфрата. По оценке Л. И. Мечникова, Месопотамия, особенно ее южная часть, с древних времен была заповедным краем для самых разных животных: «Вся эта Страна, являющаяся родиной для многих видов животных, с незапамятных времен сделавшихся домашними, лучше всякой другой отвечает идее о рае и зеленеющем Эдеме… Немврод не мог выбрать лучшей страны для своих охотничьих набегов».

Помимо зверей, обитавших в Месопотамии, в водах Тигра, Евфрата и Персидского залива водилось много рыбы. Древнейшие поселения, обнаруженные в Междуречье (под холмом Эль-Обейд) и относящиеся к началу IV тысячелетия до н. э., показали, что основным занятием местного населения в ту пору были охота и рыболовство, хотя уже в то время люди стали заниматься простейшим земледелием и скотоводством.

Можно предположить, что в годы активной миграции животных охотникам попадалась обильная добыча. Однако когда зверей на южноазиатской дороге было мало или они обходили берега Тигра и Евфрата стороной, то охотники оказывались на голодной диете и должны были изыскивать другие возможности для выживания. Археологи установили, что жители южной Месопотамии, шумеры, первыми преуспели в создании резервных систем обеспечения себя продуктами питания. Уже в середине IV тысячелетия до н. э., как показали раскопки в Уруке, жители южного Междуречья сажали ячмень и эммер (пшеницу-двузернянку). Одновременно они одомашнили быков, овец, коз, свиней и ослов.

Превращение дополнительных источников питания в главные Стало основой расцвета Шумера, который опередил север Месопотамии. Однако в отличие от долины Нила, где вход в Африку и выход из нее располагался возле дельты реки, а наиболее интенсивное движение шло возле низовий реки, вход в Междуречье был расположен в верховьях Тигра и Евфрата, а наиболее активная миграция животных совершалась в ее верхней части. Можно также предположить, что движение зверей, перемещавшихся по центральной магистрали, вдоль северной части Тигра было интенсивнее, чем по окраине Аравии вдоль Евфрата. По этой причине северная часть Месопотамии в большей степени зависела от колебаний в миграции животных, чем ее южная часть, а это стимулировало развитие изобретательности и предприимчивости людей. Местонахождение Ашшура непосредственно на центральной сухопутной магистрали, вероятно, помогло этому государству в конечном счете опередить страны южной Месопотамии по уровню развития.

Ненамного позже, чем в этих речных долинах, началось развитие цивилизаций и в других областях, расположенных на пути между Нилом и Евфратом, а также возле Тигра. В том, что не природные условия, исключительно благоприятствовавшие или исключительно мешавшие развитию земледелию или скотоводству, играли главную роль в развитии первых цивилизаций, убеждают и примеры других стран, расположенных в центральной части сухопутной биосферы Земли.

Соседний со странами Месопотамии Элам возник на землях между текущими почти параллельно друг другу реками Карун и Керхе. Вдоль этих рек проходили стада животных по центральной магистрали, междуречье здесь представляло собой такую-же естественную ловушку для мигрировавших животных, как и Месопотамия, хотя и меньших размеров. В эту западню могли попасть звери, оказавшиеся на юге Иранского нагорья. Как и шумеры, жители этого междуречья в конце III тысячелетия до н. э. долго сочетали охоту с выращиванием ячменя, эммера и льна.

Очевидно, что-причиной для возвышения Митанни, как и у Ассирии, стали не почвенные или климатические условия, а явилось географическое положение этой страны. Авторы «ВИ״ подчеркивали, что Митанни находилась «у узла дорог, проходящих через северную Сирию и большую излучину реки Евфрата». Столь же выгодным было расположение на центральной магистрали возникшего позже примерно в этих же местах государства Урарту.

Понять, почему хепы перешли к земледелию в столь трудных условиях, легче, если исходить из того, что их земли были ими ценимы не из-за их удобства для пашен, а как выгодное место охоты. Эта держава была создана на сухопутной дороге из Африки в Европу и Азию и располагалась вдоль реки Кызыл-Ирмак, вдоль берегов которой могли пастись многочисленные стада животных. Эти стада могли попадать и в естественные ловушки между реками Келькит, Ешиль-Ирмак и Кызыл-Ирмак.

Вместе с Финикией государства, образованные на территории Палестины и Сирии, служили мостом между Египтом, державой Хеттов, Митанни, Ассирией и другими странами Месопотамии. Они располагались непосредственно на том пути, который соединял сухопутные дороги животных, перемещавшихся из Африки в Евразию и обратно. Таким образом, центр сухопутной биосферы, расположенный на перекрестке трансконтинентальных магистралей Земли, стал местом рождения первых цивилизованных стран мира.

Не исключено, что науке еще предстоит обнаружить на землях центра сухопутной биосферы следы неизвестной ныне цивилизации, которая была древнее Египта и Шумера. Возможно, что в легенде о земном рае, который якобы существовал где-то в районе Тифа и Евфрата, в мифе о всемирном потопе отражены свидетельства более ранней цивилизации. Вполне вероятно, что убежденность Хэнкока в том, что сфинкс и пирамиды были сооружены значительно раньше, чем считается ныне, найдет свое подтверждение и мы станем свидетелями открытия более древних культур, существовавших некогда на землях центра сухопутной биосферы. Можно предположить, что земли вокруг Большого Арарата и его окрестностей еще хранят память о первых очагах оседлой жизни, возникших там, где. пересекались сухопутные дороги зверей Африки, Северной и Южной Евразии. Возможно, что таинственные холмы, обнаруженные там, где, по преданию, на склонах Арарата причалил Ноев ковчег, хранят останки древнейших цивилизаций, образовавшихся на пересечениях троп животных.

Но может быть, все же причины для прорыва земель центра сухопутной биосферы вперед в своем развитии были иными? Например, ранее ряд историков полагал, что особые условия низовий Нила, Тигра и Евфрата способствовали появлению здесь земледелия, а соседние страны лишь последовали примеру Нижнего Египта и южной Месопотамии. Однако, во-первых, в настоящее время есть сведения о том, что, хотя Древний Египет и Шумер стали одними из первых оседлых государств, вряд ли им принадлежал приоритет в развитии земледелия и скотоводства. Как утверждает Л. Спрейг де Кэмп, впервые стали культивироваться первые съедобные растения и были приручены животные, выращиваемые для мяса на территории нынешних Сирии и Ирака в VIII тысячелетии до н. э. Впрочем, другие ученые настаивают, что одомашнивание животных и культивирование растений происходило и на территории Турции в середине VIII тысячелетия до н. э. Таким образом, можно предположить, что не только исключительные условия долин Нила, Тигра и Евфрата (исключительно благоприятные или, напротив, исключительно неблагоприятные), а все земли центра сухопутной биосферы, где люди могли особенно остро ощущать перепады в поголовье животных, могли стать местом рождения новых хозяйственных занятий.

Во-вторых, даже если те или иные открытия, которые способствовали развитию земледелия и скотоводства, были первоначально сделаны в одном каком-то месте Земли, то не трудно убедиться в том, что распространение этих нововведений происходило не равномерно по всей планете, а по сухопутным маршрутам животных.

Более того, есть все основания полагать, что потребовались целые тысячелетия, чтобы опыт первых земледельцев и скотоводов распространился по всей планете, В течение долгого времени пределы его распространения были ограничены центральной частью сухопутной биосферы планеты. Очевидно, что за его пределами для людей по-прежнему источниками питания являлись охота и собирательство. Например, примыкавшие к центру биосферы земли Аравийского полуострова и Иранского нагорья, где передвижение животных не было ограничено узкими рамками сухопутных дорог, долгое время не использовались ни для пашен, ни для пастбищ.

Примерно в то же время, когда создавались цивилизованные государства на западе Азии и северо-востоке Африки, в IV–III тысячелетиях до н. э., стали складываться очага земледелия и скотоводства на востоке от Иранского плоскогорья. Как замечают авторы «ВИ», «древнейшие энеолитические поселения пока были обнаружены на западной окраине долины Инда». Именно с западной стороны Инда тянулись тропы, по которым значительная часть зверей могла проходить в Индостан (или из Индостана), двигаясь по правому (западному) берегу Инда, а затем обходя верховья этой реки и ее притоков. Разумеется, некоторые звери могли входить в Индию и выходить из нее с востока со стороны Тибета, двигаясь вдоль течения Брамапутры. Однако этот путь шел через высокие горы, покрытые вечными снегами, и был недоступен для многих животных.

То обстоятельство, что ни низовья Инда, где река была более полноводной, а среднее течение этой реки и ее верховья, а также притоки Инда, текущие с гор, стали местом рождения первой индийской цивилизации, свидетельствует о том, что не самые удобные места для земледелия были избраны теми, кто жили здесь до того, как превратились в пахарей. Известно также, что новые отрасли сельскохозяйственного производства в долинах Инда и его притоков долго сочетались с охотой и собирательством в этой гористой местности, где водилось много диких зверей и росло немало плодоносных деревьев и кустарников на склонах гор.

Пенджаб, или Пяткречье, состоящее из Инда и его притоков, представляет собой скопление природных ловушек, куда могли попадать звери по пути в индийский субконтинент из других частей Азии или обратно. Не исключено, что вблизи от тех мест, где существует сухопутный вход в Индостан, находились стоянки древних охотников. То обстоятельство, что более древнее население Индии было темнокожим, может свидетельствовать, что африканские охотники дошли до Индостана, преследуя зверей со своего континента. Некоторые статуэтки с изображениями людей, найденные в развалинах Харрапы, Мохенджо-Даро и других городах древнего Индостана, имеют поразительное сходство с традиционными изделиями африканского художественного промысла.

Возможно, что культура городов и селений, открытых здесь археологами, имела общий географический источник, расположенный ближе к истокам рек Пенджаба. Например, можно предположить, что родиной первой индийской цивилизации стали еще неоткрытые селения, возникшие в горах и долинах Кашмира. Благодатная и красивая природа этой области в древних индийских легендах считалась местом, где находился земной рай. Как подчеркивал Лев Мечников, «эта очаровательная местность, послужившая местом создания древнейших гимнов Ригведы, благоприятствовала развитию пастушеской жизни и земледелия». Здесь могла возникнуть древняя культура, созданная племенами экваториальной расы, которые заселяли в далеком прошлом весь Индостан. Не исключено, что ученым еще предстоит обнаружить первые очаги этой культуры в высокогорных долинах вблизи Гималайских гор. Возможно, что некоторые храмы, расположенные в Гималайских предгорьях, хранят некоторые тайны древней культуры, а рассказы о Шамбале – отзвуки давно исчезнувшей цивилизации. Можно предположить, что впоследствии такая культура распространилась на другие районы ниже по течению Инда и его притоков, что было обнаружено в Хараппе, Рупаре, Мохенджо-Даро.

Высокие горы Тибета, Гималаев и других горных систем загораживают для большинства животных вход не только в Индостан, но также в Китай и Индокитай. Как и на земли Индостана, в Китай, Индокитай и соседние с ними территории можно попасть по суше, двигаясь вдоль реки, служащей границей внутреннего континента (Хуанхэ) и обойдя верховья рек, стекающих с Предгорий Тибета. Для того, чтобы попасть в Китай, Индокитай и ряд стран Юго-Восточной Азии, стада зверей из Африки, Передней и Центральной Азии, а также из Дальнего Востока должны были подняться высоко в горы Тибета. Можно предположить, что эти места давно облюбовали первобытные охотники. Затем они следовали за животными в междуречья, расположенные на юге и юго-востоке континента.