Текст книги "Сталин. Путь к власти"

Автор книги: Юрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Известно, что Сталин не возражал, когда на страницах книг, театральной сцене или в кино изображали его как руководителя Советской страны, так как он понимал, что описывавшие его люди достаточно хорошо понимают время и условия, в которых он работал в Москве после 1918 года. Вряд ли у Сталина были сомнения в способности различных авторов, включая Михаила Зощенко, написать рассказы о детстве Ленина. Очевидно, Сталин видел, что авторы рассказов о первых годах Ленина были людьми, которые прекрасно понимали особенности жизни провинциальных городов центральной России конца XIX века и многого другого, необходимого для описания детства и юности Володи Ульянова. Неудивительно, что рассказы о юном Ленине чем-то напоминали многие автобиографические рассказы русских писателей конца XIX века о своем детстве и своей юности. Не так уж трудно было русским авторам описать и сиротское детство юного Кирова.

Однако любые попытки рассказать о детстве и юности Сталина по образцам биографии Сергея Кирова или автобиографии Максима Горького были обречены на неудачу. Несмотря на то что к моменту рождения Сталина Грузия уже несколько десятков лет находилась в составе Российской империи, национально-культурные отличия между этим закавказским краем и большей частью России были настолько значительны, что если их не учитывать, то нельзя было понять многие существенные, обстоятельства, которые формировали сознание юного Coco Джугашвили.

Вряд ли Сталин мог поверить в способность Булгакова и сопровождавших его лиц воспроизвести жизнь Грузии конца XIX века, когда узнал, что на знакомство с «грузинским колоритом» «бригада» отвела пару недель и собиралась учитывать мнение лишь одного «режиссера-консультанта грузина». Он имел основание сомневаться в том, что помещенные на стену театральной декорации ковер с восточным орнаментом, ружье, шашки, книжная полка с томиком «Витязя в тигровой шкуре» создадут верное представление о той Грузии, в которой он рос. Вряд ли его обрадовало и сообщение о том, что его самого и его друзей юности, говоривших на безупречном грузинском языке, будут играть артисты МХАТа, которые будут говорить на русском языке с сильным грузинским акцентом. С детства он знал, что люди, говорящие на любом языке с акцентом, вызывают насмешки.

Сталин мог также прекрасно представить себе, что получится, если московские гости будут расспрашивать очевидцев его детства и юности о его жизни. Его уже расстроил опыт общения московского автора «Рассказов о детстве Сталина» с друзьями его детства. Вину за ошибки в книге он возлагал не на автора, а на тех, кто рассказывал ему о детстве Сталина. В своем письме Сталин писал: «Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть «добросовестные» брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом». Казалось бы, Сталин должен был принять решительные меры против «брехунов». Но никаких «мер» против них не последовало. Напротив, известно, что он поддерживал добрые отношения с друзьями своего детства, а в трудные годы Великой Отечественной войны направлял им денежные переводы. Нет никаких свидетельств того, что Сталин пытался повлиять на своих старых Друзей или остановить потоки их воспоминаний. В то же время Сталин опасался, что москвичи и друзья его детства будут говорить на языках разных культур. Многие вещи, чрезвычайно важные для понимания его юных лет, оказались бы неверно истолкованными приезжими в силу незнания ими грузинских реалий. Кроме того, возможность рассказать писателям и артистам о том, как они были близки к самому Сталину, могла заставить друзей его детства восторженно преувеличивать реальные события и безбожно фантазировать.

И все же из всего этого не следовало, что Сталин запрещал писать что-либо о своем детстве и юности или ставить спектакли, посвященные началу его жизненного пути. Теряясь в догадках относительно причин недовольства Сталина пьесой М. Булгакова, Евгений Громов в своей книге «Сталин: Власть и искусство» обращает внимание на то, что «никто не запрещал другую пьесу, построенную во многом на том же материале, что и булгаковская. «Из искры» Ш. Дадиани – о революционной работе молодого вождя в Закавказье, прежде всего в Батуми. Спектакли по этой пьесе шли в трех драматических театрах Тбилиси. В частности, в постановке театра имени Руставели выступил в роли главного героя М. Геловани, что и предопределило его дальнейшую актерскую судьбу как главного исполнителя роли Сталина в советском кинематографе».

Хотя эта пьеса осталась неизвестной для многих за пределами Грузии, советские люди с детства узнавали о начале жизни Сталина в первых же книжках, которые они читали. На первых страницах «Родной речи» мы, первоклассники 1944 года, читали рассказ о детстве Сталина, который следовал за рассказом о детстве Ленина. Было немало и стихов о детстве Сталина. Я помню, что одним из непременных номеров на наших школьных утренниках было выступление одного из моих одноклассников, который «с выражением» читал стихи про юного Кобу-Джугашвили. Были и другие произведения, из которых мы, дети сталинской эпохи, узнавали о юных годах Сталина. По случаю сданных мною на пятерки первых экзаменов за четвертый класс в 1948 году моя сестра подарила мне большую книгу в сто с лишним страниц Георгия Леонидзе «Сталин. Детство и отрочество». Трудно предположить, что эта книга, как и другие подобные сочинения, прошла мимо внимания Сталина, который следил за многими советскими публикациями, а уж особенно за касавшимися его лично.

Из самого факта выхода в свет книги Леонидзе, как и из постановки в Тбилиси спектаклей по пьесе Шалвы Дадиани, становится ясно, что Сталин не препятствовал детальному освещению своего детства и юности, особенно если за такую работу брались люди, для которых Грузия была родиной, а грузинский язык – родным. Очевидно, Сталин не желал, чтобы о его детстве и юности писали авторы, не знавшие Грузии, ее культуры, истории, традиций. Этим, а не желанием скрыть какие-то тайны первых лет жизни скорее всего объяснялось его противодействие появлению пьесы Булгакова во МХАТе.

Глава 2.
НАСЛЕДСТВО, ПОЛУЧЕННОЕ МАЛЬЧИКОМ ИЗ ГОРИ

Разумеется, хотя бы в силу особенностей жанра эпопея Леонидзе не могла дать объективно точный портрет Сталина-ребенка. Автор старался создать впечатление, что и в детстве будущий вождь великой страны проявлял необыкновенные способности и таланты. В то же время, в отличие от многих других биографий, претендующих на научную глубину, грузинский поэт сумел ярко и убедительно показать, в какой степени окружающая среда повлияла на формирование сознания Сталина в первые годы его жизни. В своей эпопее Леонидзе невольно остановился на всех предметах, которые были названы Моэмом, когда тот перечислял, что необходимо знать для верного понимания характера человека определенной национальной культуры. Поэт описал местность, где был рожден Сталин, дом, в котором он учился ходить, игры, в которые он играл в детстве, легенды, сказки и песни, которые он узнавал от бабушки, матери и отца, пищу, которую ели в доме Джугашвили, школу, в которую ходил Coco, спорт, которым он увлекался, книги писателей и поэтов, которые он читал. О том, что многие из этих предметов, отражавших национальную специфику Грузии, требовали специальных пояснений для русского читателя, свидетельствовали семь страниц примечаний в конце книги.

Нельзя сказать, что авторы биографий Сталина (в том числе американцы, англичане, «россияне») не обращали внимания на то, что Сталин родился в Грузии, был грузином по национальности, а его родным языком был грузинский. Некоторые из них даже старались обратить особое внимание на национальное происхождение Сталина, пытаясь в этом найти объяснение его характера, его жизни и деятельности. Для того чтобы пояснить, что значит быть грузином, некоторые американские и английские авторы попытались описать «грузинский характер».

Так, в своем труде «Сталин как революционер. 1879—1929» Роберт Таккер открывал главу, посвященную первым годам жизни Сталина, длинной цитатой из книги князя В. Багратиона «Географическое описание Грузии», изданной в конце XVIII века. В ней говорилось, что грузины – «упорны в бою, любители оружия, гордые и дерзкие. Они настолько любят личную славу, что готовы пожертвовать своей родиной или своим владыкой ради личного успеха. Они гостеприимны, приветливы. Если собираются два или три грузина, они быстро найдут возможность весело провести время. Они щедры и даже расточительны по отношению к своей и чужой собственности. Они никогда не думают о накоплении богатства… Они проявляют преданность по отношению друг к другу и оказывают поддержку друзьям, они помнят добро и обязательно за добро платят добром, но будут стараться отомстить обидчику. Они быстро переходят от одного настроения к другому. Они упрямы, честолюбивы, склонны к лести и обидчивы». Видимо, предполагалось, что этот перечень противоречивых качеств, названных грузинским князем почти два столетия назад, в какой-то степени поможет читателю понять образ мыслей и жизни Сталина.

Многие качества из этого перечня князя Багратиона использовал и английский советолог Роберт Конквест, который в своей книге «Сталин. Покоритель народов» писал: «Про грузин пишут, что они – народ веселый, живой, гостеприимный, щедрый, верный, благородный, любящий удовольствия, ленивый, независимый, бродячий, переменчивый в настроениях – все эти определения взяты из различных путевых заметок за последние столетия. О них часто говорят, что они могут пить часами, не опускаясь до состояния грубого опьянения, характерного для северных народов; они пляшут, танцуют и произносят остроумные и многословные речи». Перечисление этих качеств понадобилось Роберту Конквесту для того, чтобы категорически заявить: характер Сталина «был по обычным меркам очень негрузинским… Сталин, разумеется, с трудом соответствует этому стереотипу, хотя одна характеристика, типичная для горца любого края, – склонность к мстительности, гораздо лучше к нему подходит». Отличие Сталина от «типичного грузина» Конквест объяснил тем, что он был выходцем из «Верхней Картли – района, который отличается суровостью по сравнению со своими более легкими по характеру соседями».

Правда, некоторые авторы считали, что для понимания национальных черт Сталина надо полагаться не на стереотипные оценки, а на факты из истории Грузии, ее природы, ее геополитического положения. Несмотря на их неполноту и некоторые ошибки, сведения из книг Баллока и Таккера приближали читателя к знакомству с Грузией. В то же время предложенные ими перечни географических фактов и исторических событий не позволяли понять, как они преломлялись в национальном сознании грузинского народа и как они повлияли лично на Сталина. В отличие от них Леонидзе, будучи грузинским поэтом, не просто описал природу Грузии и различные исторические события, а сумел передать эмоциональное отношение человека к своей родине, где он провел детство и юность.

Знаменательно, что Георгий Леонидзе начинал свое повествование о Сталине с главы «Горы». Величественные заснеженные горы – наиболее яркая природная примета Грузии, о которой зачастую говорят уроженцы этой страны, вспоминая родину. Древность гор наводит на мысли о доисторических и легендарных временах, а поэтому глава открывалась эпиграфом из Софокла: «Тут властвует титан, огонь принесший, – бог Прометей» и фразой: «Горы стоят высокие, как из потопа взмытые».

Горные хребты защищали землю Грузии от врагов и в то же время через горные перевалы испокон веков проходила важнейшая сухопутная дорога Евразии. По горным тропам в долины Грузии проникали различные племена и народы. «Шли в потоках кровавых по плечи, в ураганах, сметавших полки их, за плечами у них – Междуречье и Галисия, Каппадокия».

Легендарные времена смешивались со страницами древнейшей истории: «Здесь пришельцы очаг положили, что из края далекого хеттов, принеслись на мерановых крыльях, в боевые кольчуги одеты». Если следы пребывания в Грузии хеттов, перемещавшихся из Европы в Малую Азию, подтверждались данными археологии, то сказочные крылатые кони «мерани» – это неотъемлемая часть древних грузинских легенд.

С древней историей и легендами связан и родной город Сталина – Гори. («Город, сжатый платановой бурей, тополя, как зеленое пламя, здесь и ветер звучит, как пандури, тонкозвонный – рожден ледниками».) Название города означает по-грузински холм, и относится оно к возвышению в пределах города. По преданию, на этом холме происходили сражения фантастических существ – дэвов. Потом здесь совершались кровопролитные сражения людей. Для защиты края от врагов в незапамятные времена здесь была воздвигнута крепость. Предание гласит, что в основание крепости Уплос, внук легендарного предка грузинского народа Картлоса, сложил кости тех, кто погиб, защищая родной край.

У стен Горийской крепости, о которой впервые упомянуто в VII веке, происходили сражения, в ходе которых решалась судьба Грузии: «О, сколько здесь, под сенью персиков, азийских, римских орд положено!… Здесь Искандер (Александр Македонский. – Прим. авт.) бил дверь скалистую, тряся страну, как ветку тополя, ломал монгол щиты неистово и к небу вел костей акрополи. Здесь Митридат дружины римские призвал для собственной погибели. Араб, рыча здесь ров обрыскивал, меч Халифата зноем выбелив… Кизилбашские (персидские. – Прим. авт.) кони, хазаровы… Искры мечут копыта ударами… Что влекло их, чем край этот радовал императора, шаха, султана?»

Спускаясь с гор, захватчики обнаруживали богатую землю Грузии, или Картли. «Картли вся – один блестящий сад, осыпанный эмалью, сад, где яхонтовы ливни, где цветущей веет далью». Частью «сада Картли» является и город Гори, где «все балконы в резьбе, и струится по резьбе винограда аллея, кровли плоские – черепица, стен облупленных пятна белеют».

Грузинский народ столетиями вел борьбу за свою свободу и независимость. «Гордой свободы рыцари здесь вырастали лучшие, крепли они в сраженьях, горем отчизны мучаясь… Чтили здесь меч и тигрову силу превыше прочего, деды клялись и правнуки славой оружья отчего… Нас враги покорить не сумели, хоть терзали и гнали жестоко, дух свободы в лесах и ущельях, в сердце гор затаился до срока».

Народ свято хранил память о своих великих достижениях: «Помня заслуги вечные предков, дела воителей, дали Кура с Арагвою Горгасала, Строителя». (Горгосал – прозвище грузинского царя V века Вахтанга. Давид-Строитель – грузинский царь XII века. – Прим. авт.) В Грузии тщательно сберегались как напоминания о древней цивилизации, так и обычаи традиционной народной культуры, которые уводили в доисторические времена. Эти культурные традиции сопровождали человека от рождения до смерти.

В отличие от многих биографов Сталина, Леонидзе посвятил рассказу о его рождении целую главу, в которой описал многочисленные обряды, сопровождавшие вступление в жизнь ребенка в грузинской семье. По преданию, при рождении великого человека на кровлю его дома садится ястреб, а в воздухе слышен клекот орлов. Леонидзе писал: «Не сидел на кровле ястреб, и орлы не клекотали, крылья птахи над лачугой мерзлым бисером блистали». Однако никаких знамений не надо для того, чтобы весть о рождении ребенка принесла радость не только родителям, но и всем их родственникам, друзьям и соседям. Они сравнивают появление ребенка с появлением солнышка в доме, повторяя слова народных стихов: «Солнце в доме и снаружи!»

Тепло нового солнца согревает дом Джугашвили в этот холодный декабрьский день, и соседи спешат поздравить родителей: «Яблоки приносят гости, виноград, сухие сласти, молодая мать встречает, присмиревшая от счастья». Рождение ребенка требует соблюдения множества обычаев: «Петуха тут в дом приносят, – бдительным пусть мальчик будет, ласточку у рта проносят, – как она, пусть быстрым будет. Ставят соль у изголовья, – пусть он мудрым в жизни будет, сахар на сердце положен, – пусть он добрым к людям будет. Под луной он спит погожей, – пусть он крепкотелым будет, в колыбель кладут железо, – непоколебимым будет».

Этим не исчерпываются церемонии вокруг младенца: «Посмотрев звезду над домом, по старинному закону, каждый близкий у младенца руки, лоб, колени тронул… Шашку в воду окунули, в той воде младенца вымыли. Вкруг огня обносят трижды: если близко ангел гибели, пусть его огонь тот выжжет. Принесли коня соснового, – будто мальчик в скачке ярой; воду льют в огонь холодную, – всякий вред пусть выйдет паром. Тех, кто могут сглазить, тут же всех прокляли, и дом их: нож им в сердце, пепел глазу, пламя – в дверь и в кровлю громы». Так проклинают всех врагов новорожденного, нынешних и будущих.

Глядя на новорожденного, отец Виссарион умильно приговаривает: «Дорогой, расти скорее!» и напоминает своей жене: «Ты же, мать, меня послушай: ты целуй младенца в ухо, чтобы всех он был послушней. Ты купай, чтоб крепли кости, в той воде, где мерзнут мрежи, но смотри, из общей чашки не пои, – ты рост задержишь!»

Радость по случаю рождения сына достигает своей кульминации во время Дзеобы – пира в честь новорожденного. Как ни беден сапожник, он готов был в этот день угощать всех, кто пришел его поздравить: «Хлебы длинные, шотеби на лоток из вяза рушит… Рыбу, что нежнее сливок – пичхули, – отведать просит, и зажаренную куру, и шашлык росистый вносят». Хозяин дома сожалеет, что из-за зимы он не может поставить на стол «тархун душистый» и «свежий лук, сверкавший, как сверкают женщин зубы».

Первый тост тамады в честь новорожденного: «Пусть растет он всем на радость, крепкокостным, полным жизни. Долголетье – груди матери, силе отчей и отчизне! Пусть семью поднимет эту, чтоб прославилась немало. Станет шлемом нашей родины, на лице ее – забралом!» В течение своей жизни Coco предстояло выслушать великое множество красочных тостов, сопровождавших любое грузинское застолье. Став взрослым, он научился строгому порядку, в котором должны произноситься застольные речи, и овладел искусством сочинять тосты, соединяя в них наблюдательность и мудрость, юмор и патетику, дань традиции и импровизацию.

Однако ни пожелания здоровья, высказанные во время Дзеобы, ни тщательное выполнение различных ритуалов не обеспечили ребенку надежную защиту от недугов и несчастий, угрожавших его жизни еще в детстве. Судьба чуть не принесла семье Джугашвили новое горе, подобное тому, которое они уже испытали, потеряв двух первых сыновей. Оспа, следы которой сохранились на лице у Сталина на всю жизнь, и тиф чуть не погубили его в детстве. Одна из этих болезней описана в поэме Леонидзе: «Весь раскаленный, мечется ребенок, жаром схваченный, и мать над ним в волнении, с надеждою утраченной.» Теперь мать поет над ребенком «песнь… печальную… униженно». Народная примета утверждает, что для спасения ребенка матери надо выпросить милости у «батонеби», духов, которые приносят оспу, корь и другие болезни. «Они ведь любят пиршество, чтоб пелись песни разные, потехи любят шумные, цветы же только красные. Чтоб стол с вином рубиновым, чтоб их встречали весело, чтоб красными паласами все стены им завесили. Сердить нельзя, встречайте их подарками, утехами, – сестер и братьев семеро со всех сторон приехало».

Однако в бедном домике нет дорогих вещей, угодных носителям губительных болезней. «Что батонеби в дар нести, чтоб я их не обидела? Парча им очень нравится, – в глаза парчи не видела. Ковров нет, тканей с золотом, атласа не отыщете. Простите, батонеби, нас, мы нищие лет тысячу». Однако по мере возможности мать старается отвратить роковой исход: «Ковром я ситец выстелю, развешу не напрасно я – зальет все красным отсветом сиянье ситца красного. Давай и сок вам сахарный, давай цветы вам алые, а молоко, что любите, с трудом купила малому. Но я его добуду вам, все сделаю по-вашему, в золе спеку вам хлебец я, достану яиц крашеных. И если нету факела, светить вам, ярко-красного, у господина выпросим орехового масла мы». Мать готова сделать все, чтобы ублажить жестоких и требовательных «батонеби», и просит смилостивиться над ней: «Слез много мною пролито, у счастья я в немилости, простите, драгоценные, ребенка дайте вырастить!»

Кроме тяжелых болезней, в жизни маленького Coco были и другие несчастья. Как вспоминал Семен Гогличидзе, «как-то раз, 6 января на «иордань» возле моста через Куру пришло много народу». Пришла и группа певчих, среди которых был Coco. Неожиданно в эту группу певчих врезался фаэтон. Дышло фаэтона ударило Coco по щеке, а колеса проехали по ногам мальчика. Coco упал и потерял сознание. После этого, как вспоминал Гогличидзе, «подняли потерявшего сознание ребенка (Coco было тогда 10—11 лет) и доставили домой. При виде изувеченного сына мать не могла сдержать горестного вопля. Coco открыл глаза и сказал: «Не бойся, мама, я чувствую себя хорошо». Прибывший врач промыл рану, остановил кровотечение, сделал перевязку и объявил, что внутренние органы не повреждены. Через две недели Coco вернулся к занятиям».

Возможно, это была не единственная травма в жизни Coco. He исключено, что еще раньше мальчик, который любил карабкаться по скалам и лазить по деревьям, довольно сильно упал, повредив руку. Точно неизвестно, какая из травм имела своим последствием повреждение левой руки на всю жизнь. В приводимом Радзинским отрывке из «Медицинской истории И.В. Сталина» сказано: «Атрофия плечевого и локтевого суставов левой руки вследствие ушиба в шестилетнем возрасте с последующим длительным нагноением в области локтевого сустава». Из-за этого повреждения сустава Сталин впоследствии не был призван в армию. (Ссылаясь на то, что Сталин связывал повреждение руки с наездом на него фаэтона, Радзинский обвинял его во лжи, утверждая, что на самом деле Сталин повредил себе руку во время теракта, в котором он якобы участвовал в 1907 году. Никаких серьезных свидетельств в пользу своей версии Радзинский не смог привести.)

Однако вопреки болезням и несчастным случаям мальчик выжил. Правда, Радзинский уверяет, что юный Coco был «тщедушен и мал», а также «болезненно горд» и «вызывающе груб, как многие дети с физическими недостатками» (Радзинский приводит справку из «Медицинской истории И.В. Сталина» о сращивании у него двух пальцев на левой ноге, и упоминает следы оспы на лице). Coco «стеснялся плавать в Куре», утверждает Радзинский, ссылаясь на письмо некоего К. Дживилегова. На страницах же книги Леонидзе изображен живой, общительный мальчик – непременный участник традиционных игр в «чилику» и в «чижика». Он смело прыгает в бурные потоки рек, текущих через город: «У плотов, де волны хлестки, рвут, взъерошась, мокрый камень, вплавь идет черенок малый: чтоб хвастнуть перед друзьями, как стрела, пронзивши зоду, в ней встает он вверх ногами».

В эпопее Леонидзе Coco предстает как вожак отряда ребят, вооруженных самодельными луками. Нарисовав на своем лице усы углем и приделав бороду из соломы, он изображает то горца Восточной Грузии – хевсура, то народного героя Миндию, то Кобу или Яго из романа Александра Казбеги, то Како из романа Ильи Чавчавадзе «Како-разбойник». Эта игра с прятками, погонями, засадами. Порой он – участник «криви» (бокс, в котором сражаются две команды): «Не победить его никому, крепкий не вырвать пояс, словно скала, стоит Coco, опытный мастер боя». (Противореча своим словам о тщедушности и слабости Coco, Радзинский приводит слова соученика Сталина Михаила Церадзе о том, что «любимой игрой Coco был «криви». Довольно необычное занятие для «слабого, тщедушного» мальчика!)

Сверстники и друзья Сталина также говорили о живом характере мальчика, его активном участии в детских играх. П. Капанадзе вспоминал: «С виду Иосиф Джугашвили был худой, но крепкий мальчик. Жизнерадостный и общительный, он всегда окружен был товарищами. Он особенно любил играть со своими сверстниками в мяч (лапту) и «лахти». Это были излюбленные игры учеников. Иосиф умел подбирать лучших игроков, и наша группа всегда выигрывала».

Бывшие товарищи Coco по школе обращали внимание прежде всего на подтянутый, бодрый вид мальчика, что совершенно не похоже на тщедушное, мрачное, злобное существо, изображенное в книге Радзинского. Один из соучеников И.В. Сталина, Г. Глуриджидзе, вспоминал: «Иосиф был среднего роста, худощав. В школу он ходил, перевесив через плечо сумку из красного ситца. Походка – уверенная, взгляд живой, весь он – подвижный, жизнерадостный».

Нет сомнения в том, что спасением от тяжелых болезней и последствий несчастных случаев, превращением в здорового ребенка Coco был обязан усилиям своих родителей. Беднякам, едва сводившим концы с концами, этого добиться было нелегко. Семья Джугашвили жила в бедной верхней части Гори, населенной главным образом выходцами из грузинских деревень. В эпопее Леонидзе гончар, портной, плотовщик, кузнец, железнодорожный рабочий рассказывали о своей нелегкой судьбе.

Привлекая своими материальными возможностями, город в то же время воспринимался крестьянами как мир хаоса, а порой как царство обмана и порока, где деревенских жителей всякий норовил обмануть или совратить с истинного пути. Лишь отчаянная нужда в деревне заставляла крестьян искать счастья в непривычной городской среде. Однако потоку крестьянских «частиц», которые втягивались в город, противостояли классовые и иные барьеры. Социальное неравенство в грузинских городах имело ярко выраженную этническую окраску, так как буржуазия и значительная часть городских средних слоев населения не представляли собой коренное население Грузии. В Гори обеспеченное большинство населения составляли армяне, а бедное меньшинство – грузины. Объясняя природу межэтнических противоречий в Грузии, Сталин в своей работе «Марксизм и национальный вопрос» писал: «В Грузии есть антиармянский национализм, но это потому, что там есть еще армянская крупная буржуазия, которая, побивая мелкую, еще не окрепшую грузинскую буржуазию, толкает последнюю к антиармянскому национализму». Врагами новых пролетариев были богатые горожане, обиравшие их, недоплачивая им за работу или завышая цены за необходимые продукты. Описывая чувства горийских бедняков, Леонидзе писал: «Враг за прилавком властвует, как ястреб, когти правит, он муравья не тронет, а бедняка раздавит… Всего тебя опутает тот кровосос холодный, что ловит в паутину, как мух, крестьян голодных». Подобные рассказы мог слышать маленький Coco с детства от гостей отца, собиравшихся в их доме.

По мере того как многие недавние крестьяне обнаруживали, что путь наверх в городской среде для них закрыт, а вернуться назад в деревню они либо не могли, либо не желали, они становились рабочими, то есть трудящимися, не имевшими собственных орудий и средств производства. В то же время они не расставались с надеждами выбиться в состоятельные слои общества.

В серии статей, написанных им в 1906—1907 годы – «Анархизм или социализм?», Сталин явно имел в виду своего отца, когда говорил о новых пролетариях, стремящихся разбогатеть, чтобы стать собственником: «Представьте себе сапожника, который имел крохотную мастерскую, но не выдержал конкуренции с крупными хозяевами, прикрыл мастерскую и, скажем, нанялся на обувную фабрику в Тифлисе к Адельханову. Он поступил на фабрику Адельханова, но не для того, чтобы превратиться в постоянного наемного рабочего, а с целью накопить денег, сколотить капиталец, а затем вновь открыть свою мастерскую… Работает пролетаризированный сапожник и видит, что скопить деньги – дело очень трудное, так как заработка едва хватает даже на существование. Как видите, у этого сапожника положение уже пролетарское, но сознание его пока еще не пролетарское, оно насквозь мелкобуржуазное. Иначе говоря, мелкобуржуазное положение этого сапожника уже исчезло, его нет больше, но его мелкобуржуазное сознание еще не исчезло, оно отстало от его фактического положения».

Надеждам Виссариона Джугашвили на то, чтобы разбогатеть, не суждено было сбыться. После его смерти Екатерине Джугашвили пришлось взять на себя все заботы по содержанию себя и сына. Семен Гогличидзе вспоминал: «Мать Coco – Кеке – была прачкой… Кто не знал эту живую и трудолюбивую женщину, которая всю свою жизнь проводила в работе?! У этой одаренной от природы женщины все спорилось в руках – кройка и шитье, выпечка хлеба, расчесывание шерсти, уборка и т. п. Некоторые работы она брала сдельно. Она работала также поденно и брала шитье на дом». Екатерина Джугашвили хотела, чтобы ее сын учился, не испытывая материальных лишений. Г. Глуриджидзе вспоминал: «Его заботливая мать, зарабатывавшая на жизнь кройкой, шитьем и стиркой белья, старалась, чтобы сын был одет тепло и опрятно. На Иосифе было синее пальто, сапоги, войлочная шляпа и серые вязаные рукавицы. Шея обмотана широким красным шарфом. Нравился нам его яркий шарф». Возможно, среди детей бедняков Гори Coco выглядел богато одетым щеголем.

На самом же деле Сталин рос в отчаянной бедности и находился на одной из самых низких ступеней социальной лестницы, в то время как его будущие партнеры по политической деятельности с детства принадлежали к высшим слоям общества. Будущий коллега Сталина по Большой Тройке представитель денежной аристократии США Франклин Делано Рузвельт родился в родовом поместье Гайд-парк. До 14 лет он воспитывался дома и мог наблюдать «простых людей» лишь из окна личного салон-вагона, в котором Рузвельты путешествовали по стране. Другой коллега Сталина по Большой Тройке, Уинстон Черчилль, родившийся в дворце Бленхейм, был потомком древнего, богатого и влиятельного рода английских герцогов Мальборо. Будущий глава Франции Шарль де Голль рос в состоятельной дворянской семье в городе Лилль.

Более скромным было социальное происхождение будущих антагонистов Сталина в годы Второй мировой войны, которые пришли к власти в своих странах на волне бурных общественных потрясений. И все же таможенный чиновник Алоиз Гитлер мог обеспечить свою семью гораздо лучше, чем Виссарион Джугашвили – свою. Даже после смерти своего отца Адольф Гитлер смог безбедно жить за счет пенсии, ничем не занимаясь и слоняясь по улицам Вены. Отцом Бенито Муссолини был деревенский кузнец, но семью содержала мать, работавшая сельской учительницей, так что социальный статус семьи был выше, чем у семьи Джугашвили.

Более высоким социальным происхождением отличались и предшественники Сталина по руководству страной с 1917 года, а также его соперники в партии. Володя Ульянов, будущий Ленин, родился в дворянской семье инспектора народных училищ в Симбирске. В том же городе в семье директора гимназии родился один из первых премьеров послефевральской России Александр Керенский. Один из видных коллег, а затем соперников Сталина Н.И. Бухарин родился в семье московских учителей. Главный соперник Сталина в партии Лев Бронштейн (Троцкий) рос в семье процветавшего землевладельца. Вряд ли кто-либо из высших руководителей первой половины XX века с детства рос так близко к людям, составлявшим подавляющее большинство человечества – бедноту, как Сталин.