355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Стругов » Напрасный труд » Текст книги (страница 3)
Напрасный труд
  • Текст добавлен: 1 июля 2020, 15:30

Текст книги "Напрасный труд"


Автор книги: Юрий Стругов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава 5

В понедельник, с утра пораньше, Егоров поехал в свое Министерство, с неприязнью думая о своих золоченых и, оказывается, никому не нужных «мероприятиях». В отделе, едва успев поздороваться с оживленно обменивающимися воскресными впечатлениями сотрудниками, он сразу получил от начальника отдела совет, не теряя времени, съездить в Министерство заказчика.

– С ним все равно "мероприятия" нужно согласовывать. Только созвонитесь предварительно – сказал он и, пролистав несколько записных книжек, дал телефон начальника Главка Министерства заказчика, который занимался строительством Биохимического.

Ответили Егорову сразу. Приятный энергичный голос сказал:

– Да, слушаю вас. -

Егоров представился и пустился было в объяснения, справедливо полагая, что там его ждут еще меньше. Однако, он ошибся. Энергичный собеседник, едва начав слушать, прервал его:

– Что вы там делаете?! Мы вас давно все ищем! Приезжайте немедленно, и сразу ко мне!-

– Чего это вдруг меня ждут в чужом министерстве больше, чем в своём, – подумал Егоров, – раз я и в своем не нужен? -

Однако, быстро собрался и поехал, с трудом отобрав в одном из отделов своего Министерства книгу "мероприятий", не мог же он ехать с пустыми руками. Книгу теперь никак не хотели отдавать, говоря: "Мы как раз собрались ее рассматривать." Однако, потом, уступая силе, отдали, предупредив: "Ну смотрите, вам видней. Только не жалуйтесь потом, что мы не рассмотрели."

В вестибюле Министерства заказчика молодые сильные ребята из каких-то "органов" долго изучали его документы, выписывали пропуск и, наконец, пустили наверх.

Егоров долго блуждал по сложному переплетению коридоров и лестниц в поисках нужного ему кабинета, потом часа два после представления секретарю ждал приема в тесной и какой-то неправильной формы приемной, похожей на каморку под лестницей. Пока искал да ждал, отметил про себя, что и здесь у людей такие же спокойные, ничем не озабоченные лица, такие же неторопливые движения, такие же свободные позы и манеры, такие же универсальные темы для разговоров, по которым никак нельзя понять, какого же профиля это учреждение.

Наконец, его пригласили в оказавшийся неожиданно крохотным кабинет. Навстречу из-за стола с трудом вылез и сделал два шага вперед крепкий темноволосый и очень серьезный человек

– Здравствуйте, -сказал он, крепко пожимая руку, -присаживайтесь, пожалуйста -, и сел на место, протиснувшись между столом и креслом.

Потом взял из рук Егорова книгу "мероприятий", положил перед собой и, укоризненно глядя не Егорова, сказал:

– Что ж вы так? Вам что, неизвестно, что это объект народно-хозяйственного значения? – Он постепенно повышал голос. – Или для вас постановления Правительства не имеют обязательной силы?! А?! -

Тон начальника главка, не соответствующий размерам приемной и кабинета, слегка удивил Егорова. Во-первых, Егоров был из другого ведомства и ему не подчинялся, а во-вторых, начальник главка по московским неписаным законам не та фигура, которой можно повышать голос.

Потом Егоров узнал, что он недавно был переведен в министерство с директорского поста из глубинки. Это, конечно, очень большое повышение, но на прежней должности он имел огромный кабинет и такую же огромную приемную, был самым большим начальником в маленьком, но, всё же, городе, и мог позволить себе, и позволял, кричать на кого угодно.

Нынешний кабинетик и приёмная при гораздо большей должности смущали его и он как раз находился в поисках совершенно необходимой для новой для него аппаратной жизни гармонии.

– Вы что, не знаете, что заводом интересуются в Совете Министров и ЦК Партии? -продолжал он, с особым удовольствием и значением произнося последние слова.

– Конечно, знаем, – ответил не настроенный быть виноватым Егоров, – только первым документом в этих "мероприятиях", да вы посмотрите, лежит "пусковой комплекс", составленный и утвержденный вами, вернее, заместителем вашего Министра.   Вы это и без меня понимаете, на нем все свои расчеты строим. А потом, – продолжал Егоров, – что-то вы, едва поздоровавшись, стали разговаривать со мной, как будто я у вас … на партийном учете состою. -

Серьезный начальник главка и недавний директор завода молча выслушал Егорова, несколько секунд смотрел на него, моргая, и неожиданно рассмеялся. Чем Егорову сразу понравился.

– Действительно, что это я, – сказал он и стал читать золотые буквы на обложке. – Послушайте! А вы откуда? -

Егорову очень хотелось сказать, что он от верблюда, но удержался:

– Я вообще-то из Хабаровска. А перед вами "мероприятия" на строительство Биохимического завода, который в Дальнереченске. Это недалеко. Не отсюда, конечно, а от Хабаровска. -

Он уже понял, что с ним говорили, и по телефону и сейчас, принимая за кого-то другого, кого действительно ждали.

– А-а, вот оно что, – задумался начальник главка, барабаня по столу пальцами и поглядывая на Егорова, повернулся с трудом в тесноте к тумбочке с телефонами и сказал, -тогда подождите. -

Через минуту в кабинет вошли двое сотрудников Министерства, имеющих, как понял Егоров, непосредственное отношение к строительству его завода. Начался никчемный разговор, состоящий из упреков во многолетнем непонимании важности строительства, в систематическом невыполнении планов, договоров, обязательств, в обмане заказчика и даже самого государства.

Егоров был опытный строитель и на все подобные случаи жизни у него в запасе было множество совершенно неотразимых приемов сделать виноватыми за провал стройки кого угодно, кроме самого себя. К тому же конкретную обстановку он знал несравненно лучше. Поэтому несколько его реплик относительно срыва сроков выдачи проектной документации, плохого ее качества, недопоставках оборудования и "да вы же пусковой комплекс родили неделю назад, что -ж тут о пуске завода говорить" сделали свое дело, и стороны взаимные упреки исчерпали.

После этого говорить стали более определенно, и Егоров понял, что его "мероприятия" не могут быть подписаны заказчиком, так как в них не предусмотрено строительство многих, совершенно необходимых объектов, которые "буквально аннулированы строителями". Егоров же, к которому неизменно обращались "ваше министерство", и речи не мог вести о дополнительных объектах на многие миллионы рублей, так как даже те, что уже были заложены в "мероприятия", превышали возможности его треста втрое.

Начальник главка молча слушал, формулируя, должно быть, свое мнение, потом, хлопнув по столу ладонью, заключил:

– Да, наша точка зрения может быть только такой! Вы доложите об этом своему руководству.

И маленькая просьба, вы оставьте нам эту книжку "мероприятий", вопрос с Биохимическим становится очень серьезным, и я сегодня должен доложить обо всем этом своему заместителю Министра. Сегодня. А вечером вы нам позвоните, мы скажем результат. У вас все? – и поднял трубку зазвонившего телефона, – Что? … Да, у меня… – не очень уверенно сказал начальник главка, и потом опять Егорову: – Простите, я не запомнил вашей фамилии, – и опять в трубку: – Да, у меня он. Хорошо, передам. -

– Вот что, – продолжал он, повернувшись к Егорову, – приехал ваш заместитель Министра. Вас там все ищут, с ног сбились. Срочно езжайте к себе. Все понятно? -

Егоров немедленно поехал в своё Министерство. Там был как раз такой момент, когда работа вдруг вскипает. Нет, не то, чтобы во всем министерстве. Это не в возможностях заместителя министра, да и ни в чьих вообще, так попросту не бывает. Что бы не происходило в бюрократическом аппарате, всегда есть люди, которых ЭТО не касается.

Бурлили несколько отделов, имеющих прямое или косвенное отношение к строительству Биохимического завода в Дальнереченске.

Егорова встретили с некоторым даже раздражением. Оказывается, всем вдруг захотелось проработать с ним его "мероприятия", всем он стал нужен, но никто не мог сказать, куда он подевался. А начальник отдела, который и посоветовал Егорову поехать в министерство заказчика, не желая попадать никому под горячую руку, отмалчивался.

Заместитель начальника главка Агафонов, тот самый, к которому Егоров обратился по приезду, серьезный и озабоченный, изучал "мероприятия" лично. Хмурясь от раздражения, что Егоров только сейчас нашелся, он пояснил ему, что через два дня оба заместителя министров, нашего и заказчика, должны докладывать в Совете Министров о ходе строительства Биохимического завода, вдруг ставшего кому-то нужным, и о мерах, принимаемых по его пуску. А Совет Министров, будто бы, имеет на этот счет прямое поручение самого ЦК КПСС.

– Замечательно, -обрадовался Егоров, – а то ношусь с этим заводом один я, как дурак с мероприятиями. -

– Садись здесь, – Агафонов указал на место за приставным столиком, – будем работать.

Пока Егоров рассказывал об обстановке на стройке и о позиции Министерства заказчика, от которого он только что приехал, а Агафонов сопровождал его рассказ ироническим хмыканьем, в кабинет входили и выходили работники различных служб Министерства, что-то спрашивали, уточняли, чему-то удивлялись и даже что-то предлагали.

Из этих визитов Егоров совершенно определенно понял, что об этой, теперь вдруг важнейшей стройке Министерства, в его аппарате ровно ничего не знают. Но это бы еще ладно, ничего не знать об отдельной стройке, в конце концов, их много. Некоторые не знали географии.   О городе Хабаровске, краевом центре, все-таки, слышали почти все, но половина из них несказанно и искренне удивлялись что самолет летит туда больше восьми часов, а разница во времени составляет целых семь Узнав такие новости, они даже с некоторым интересом и недоверием поглядывали на Егорова.

– Да, – сказал Агафонов, дослушав, наконец, Егорова, – разногласия серьезные, а с разногласиями никто в Совмин не пойдет, это исключено. Нужно искать компромисс. – И, пододвинув к себе поплотнее телефон, стал звонить в неприятельский лагерь, Министерство заказчика, в его различные главки и службы, ища для этого компромисса почву.

Переговорил он со множеством людей, почти со всеми об одном и том же, говорил мягко, без нажима, собеседнику на том конце провода становилось очевидно, что его искренне хотят понять, но не всегда могут. Егорову было слышно:

– Конечно, технологию не изменишь…Мы понимаем… Продукт по-другому не получишь… Но ресурсы мы же получаем строго под план… Вряд ли Госплан пойдет навстречу… Конечно, конечно, но наш план подряда тоже не резиновый… Кто спорит, рост по сравнению с предыдущим годом должен быть, но не в пять же раз… Нужно, все же на вещи смотреть реально… Мы в этом меньше разбираемся, но… что-то, все же, можно подсократить… Такие объемы на голом месте, ни базы, ничего… Что раньше, что раньше… Раньше задачи другие были… Я и не говорю, что вы виноваты… Нет, давайте, все-таки, в план укладываться… Сверх? А кто ресурсы даст под это "сверх"? -

Высокие договаривающиеся стороны были опытны, все понимали и знали, чем это кончится. И дело, под телефонные звонки катилось куда и всегда, к абсурдному компромиссу.

Наконец, Агафонов, назвонившись и наговорившись до одури, выписал на отдельный листок бумаги все самое важное из разговоров и засобирался доложить ход дела своему шефу, заместителю министра.

– А ты, – сказал он Егорову,-пока я хожу, прикинь, сколько и чего потребуется дополнительно, если придется принять восемь-десять миллионов сверх плана. Понял? И с места не двигайся. -

Ходил он долго. Видимо и там, на новом уровне, для торговли тоже требовалось время. Наконец, объявился, веселый, сказал удовлетворенно:

– Ну, все. Остановились на плюс десять миллионов. Хотя они, – он имел в виду министерство заказчика, – требовали тридцать… Давай садимся и срочно корректируем все "мероприятия". -

– А на чем эти десять миллионов? -попытался уточнить Егоров,– какие объекты, объемы? -

– А-а, ерунда, – отмахнулся Агафонов, – сейчас по телефону договоримся. Была бы цифра. А из чего она сложится, нам все равно. -

Егоров с Агафоновым лично, и не очень церемонясь с цифрами, откорректировали множество таблиц, расчетов, графиков, форм, по ходу дела отдавая готовое в печать и на размножение. Наконец, в руках у Агафонова оказалась аккуратная книжка в прежней золоченой обложке, но с другим содержанием. Он повертел ее в руках, полюбовался, сказал:

– Вот теперь они хоть куда,– имея, наверно, в виду, что теперь-то их можно показать в любой инстанции.

На следующий день утром "мероприятия" были подписаны обоими заместителями министров, к обеду без всяких проблем доложены в Совмине, откуда же проблемы, раз стороны договорились, а к вечеру один подписанный и с министерскими печатями экземпляр был в руках у Егорова, и он мог, наконец, с облегчением вздохнуть.

–Ну вот, теперь карты сданы, игра объявлена, – подумал Егоров, находивший в советской, строго научной, системе планирования сильнейшее сходство с карточной игрой, он имел на это полное право, поскольку был преферансистом, – теперь осталось поднять прикуп. Но это будет уже дома. -

Он имел в виду, что ближайшее время должно проявить действительное отношение обоих министерств и партийных органов на месте к заводу.

То, что "мероприятия" были подписаны обоими министерствами и даже доложены в Совмине не значило еще ровным счетом ничего. Действовали еще какие-то таинственные силы, от которых зависело, будет ли завод действительно форсировано строиться, или будет влачит свое прежнее жалкое существование, сопровождаемое только шумовыми эффектами, единственная цель которых убедить кого-то неведомого, что из последних сил делается все возможное, но…

Егоров дружелюбно попрощался с теми, с кем общался при подготовке "мероприятий" и уехал на городской аэровокзал покупать билет на самолет решив потом еще пробежаться по магазинам хотя бы для того, чтобы составить себе перед домашними алиби. Билет он купил на удивление сразу, а в магазины ехать передумал, поскольку не надеялся оказаться где-нибудь первым очереди и не захотел портить себе хорошего от завершенного, хотя и не очень славного, но неизбежного дела, настроения.

Поэтому, купив по дороге и без всякой очереди пару галстуков, он заскочил за вещами в гостиницу и уехал в аэропорт Домодедово. Побродив по аэровокзалу, как всегда переполненному озабоченными пассажирами, взяв на дорогу пачку свежих газет и журналов, он решил, что еще вполне успеет хорошо поужинать, и поднялся в ресторан.

После толкотни зала ожидания здесь было чинно, тихо и пустынно. Егоров выбрал место у окна, устроился поудобнее и стал не торопясь листать журнал. Подошел официант, похожий на пингвина, вежливо выслушал, кивнул согласно на ремарку Егорова "коньяк – вперед" и ушел выполнять.

Объявляется посадка на рейс двадцать пять Домодедово– Хабаровск"-сказало радио. Егоров залпом допил коньяк, расплатился и пошел на посадку.

Глава 6

Сразу после возвращения из Москвы Егоров докладывал о результатах поездки начальнику главка. Тот не очень внимательно, постоянно отвлекаясь на телефонные звонки, выслушал его и сказал: -Ну, молодец! – Потом велел оставить трест на одного из заместителей, немедленно выехать на Биохимический, в Дальнереченск, поселиться там, без права появления в Хабаровске, возглавить всю работу и ежедневно докладывать. -Помогать тебе,-добавил он, -со всей полнотой ответственности будет мой заместитель, Анатолий Александрович Узлов. -

Когда Егоров попытался убедить его, что одно его, Егорова, личное появление на стройке ничего серьезно изменить не может, что нужны самые решительные и срочные меры по укомплектованию стройки всем необходимым, и уже не на уровне его треста, а на уровне Главка, он, пресекая дальнейшие разговоры, отрезал:

– Вот вы там все это вместе с товарищем Узловым и решите. -

Егорову стало совершенно ясно, что начальник главка уже знает, что в прикупе, и тоже все понял. – Точно как в "Коньке-Горбунке" сказано про Иванушку-дурачка: "Молодцом его назвал и "счастливый путь" сказал. -

Он понял, что угодил в капкан, который рано или поздно захлопнется. Уже одно то, что начальник главка закрепил за стройкой Узлова, последнего в иерархии своих заместителей, открыло истинные намерения его самого относительно Биохимического.

Узлов, будучи заместителем по кадрам и быту, не мог помочь Егорову даже советом, тем более, что в этой ситуации он меньше всего в них нуждался. Нуждался же он в рабочих, технике, транспорте, материалах и конструкциях и еще во многом и многом, на чем стоит всякая большая стройка и в чем помощи ему оказывать никто не собирался.    Конечно, Узлов будет регулярно ездить на стройку, будет, недовольно бурча, ходить по заводу, таская за собой и его, Егорова, а на вопросы о хоть какой-нибудь помощи отвечать, как уже однажды в сходной ситуации было: "Работать надо, товарищ Егоров, а не попрошайничать. У меня, сам знаешь, в арсенале ничего, кроме авторучки и матерщины, нет. Понял?"

Сложность положения Егорова заключалась в том, что его обширных служебных обязанностей, связанных с трестом, с него никто не снимал, да и не мог снять, но зато его лишали возможности заниматься ими систематически и по своему усмотрению. Право же спросить с него за любой другой объект треста и вообще за всё, что делается в этом большом хозяйстве, в любой нужный кому-то момент у его начальников, партийных и советских органов сохранялось в полном объеме.

А на Биохимическом он оказывался в роли заложника, его как бы назначали в жертву, которая будет принесена в нужный момент. Конечно, это было не так уж и страшно, по крайней мере, прямо не пахло кровью или тюрьмой, но снятием с работы, исключением из партии, фактическим, хоть и негласным, запретом занимать руководящие должности, пахнуть очень даже могло. А ведь Егоров ничего другого делать не умел.

Егоров понимал, что отправка его самого в Дальнереченск, закрепление за стройкой Узлова, давали начальнику Главка, человеку тоже подневольному, пусть и на более высоком уровне, хоть и маленькую, но отдушину, хоть небольшую, но паузу. Это позволяло ему некоторое время на вопросы о принимаемых мерах по усилению строительства Биохимического отвечать: "Да меры мы принимаем. Отправили туда для руководства непосредственно на месте управляющего трестом. Причем, отправили без права выезда. Закрепили за стройкой ответственного от главка в ранге заместителя начальника. Принимаем и другие меры. Думаем, дело будет поправляться."

Такого рода отговорка могла удовлетворить только очень наивного человека, такие люди еще попадались среди тех, кто имел право что-то спрашивать с такой значительной фигуры, как начальник главка, но уже чрезвычайно редко. Но, и это вовсе не так уж и странно, она удовлетворяла и тех, кто все понимает, знает истинное положение вещей и настоящую цену такого рода отговоркам.    Это было одно из правил игры, которому неукоснительно следовали все ее участники. Это был сговор ради общего интереса руководителей разного ранга, объединенных одной целью – выиграть время и не дать формального повода для серьезных к ним претензий в условиях, когда повлиять на ситуацию положительно реально никто не мог.

Эти люди понимали, что дополнительных ресурсов нет и взять их неоткуда. Как понимали они и другое: если задание исходит из партийного органа, Центрального Комитета КПСС или Краевого, то его можно было только без рассуждений принимать к исполнению, ибо ТАМ не ошибаются.

Секретарь Крайкома тоже принимал эту пустую отговорку, но вовсе не потому, что жалел кого-то. Сочувствие к кому-то и секретарь Крайкома никогда не ходят рядом. Просто он понимал, что если каждый раз снимать, то скоро никаких руководителей не хватит, а проблемы все равно останутся. Подчиненный ему руководитель был для секретаря Крайкома своего рода защитным ресурсом перед ЦК, который нельзя было расходовать безрассудно. Так ведь скоро и до него самого добраться могут.

Как-то Егоров был свидетелем очень характерного диалога. Он находился в кабинете секретаря Крайкома. Был самый конец года, и все готовились подводить его итоги. Позвонил первый секретарь горкома, ему нужно было посоветоваться, кого из руководителей домостроительного комбината, провалившего план ввода жилья, снимать с работы, начальника или главного инженера. Дело было привычное, даже житейское, и секретарь Крайкома не нашел даже нужным нажать на кнопку, чтобы отключить громкую связь.

– Так, кого снимаем, Геннадий Петрович? Вялкова или Аптекова? – спросил секретарь Горкома.

Развалясь в кресле и поигрывая карандашом, секретарь Крайкома отвечал:

– Вялкова! Аптекова! Какая разница. По мне хоть Аменхотепа. Лишь бы до первого успеть. -

Егоров понял, что секретарь не чужд истории древнего Египта.

А в этой, разворачивающейся вокруг Биохимического игре, Егоров был первой фигурой, которой сделали ход, и игроки получили паузу для обдумывания следующего.

В такой ситуации Егорову не оставалось ничего другого как попытаться еще раз переделить свои собственные, уже многократно поделенные и переделенные, ресурсы. Конечно, ничего умного в этой пере-дележке не было, но раз Биохимический теперь на всех уровнях значился как важнейший объект треста, невозможно было не начать с себя.

Четыре строительных управления из пяти, входящих в состав треста, располагались в Хабаровске. Все имели, так самым серьёзным образом называемый, Государственный план и не имели под этот план ни рабочих, ни механизмов, ни материалов. Это тоже было совершенно неукоснительно соблюдавшимся правилом.

Зато все имели сверхплановые задания от райкомов партии по важнейшим объектам районов и от Горкома партии по важнейшим объектам города. Игнорировать эти задания было совершенно невозможно, ибо только от этих органов зависела личная судьба начальников строительных управлений. Но и это было далеко не все.

Помимо заданий по городу, все имели специальное задание Крайкома партии по сельскому строительству, выполнение которого свирепо контролировалось его строительным отделом.

Имели задания по ремонту и подготовке к зиме неведомо чьих жилых домов, поскольку коммунальные службы города с этим не справлялись. Все имели задания на отделку квартир в запланированных к вводу жилых домах организаций других ведомств, поскольку жилье вообще в последние годы сдавалось что называется всем миром.

Все имели закрепленные за ними поля с овощами или картофелем и должны были вести прополку, окучку, уборку урожая. Состояние полей время от времени, и всегда внезапно, проверял лично Первый секретарь Крайкома, и горе тому начальнику строительного управления, а они обязаны были лично встречать Первого в поле, если Первый находил поле заросшим травой или обнаруживал желтые, не вовремя собранные огурцы.

Все должны были посылать людей на выпечку хлеба, на разгрузку железнодорожных вагонов, на очистку проезжей части дорог и трамвайных путей ото льда и снега, на множество других дел, не имеющих к строительству ни малейшего отношения. И все это под страхом немедленного и неотвратимого наказания.

Все знали правила игры, тем более, что первым в очереди ответственным за непринятие мер, был Егоров, остальные же были до поры прикрыты им. Но Егоров не был овцой и тоже знал все это.

Поэтому, собрав начальников строительных управлений, он решил вначале попытаться их убедить, а потом, если потребуется, то и заставить, командировать на заведомо мертвый объект хоть какие-то бригады с прорабами. Но поскольку снимать этих людей нужно было с живых объектов, следовало найти возможность сделать эту рискованную операцию максимально безопасной для начальников строительных управлений, которым уже завтра кто-нибудь из секретарей Горкома или райкомов может сказать: "Да как вы посмели!" Договорились сделать это тихо, не информируя свои райкомы партии.

Однако, на следующий день, прямо с утра, позвонили все четыре начальника управлений и сказали, что секретари райкомов под личную партийную ответственность строжайше запретили снимать с ИХ объектов хотя бы одного человека. "Что делать?"– спрашивали начальники.

Егоров прекрасно знал, что даже самый категорический его приказ в этой ситуации не будет исполнен и попросил вмешаться начальника Главка и Крайком партии. Содействие в таких случаях оказывается очень и очень неохотно, и звонок Егорова и его просьба были неприятны и начальнику Главка, и секретарю Крайкома.

Начальник Главка буркнул "я тебе Узлова дал, вот с ним и решай", а секретарь Крайкома сказал, что "этим строителям ничего поручить нельзя" и что они "могут только сопли распускать". Однако, проигнорировать совсем звонок Егорова он не мог, все же объект особой государственной важности, секретари горкома и райкомов получили соответствующее указание и, скрипя зубами, смирились.

Партийные секретари, однако, жалоб на себя секретарям вышестоящим не забывают и не прощают, даже по вопросам чисто рабочим и, в сущности, даже пустяковым.

Это было, правда, уже потом, спустя полгода, но первый секретарь горкома нашел возможность напомнить Егорову кто есть кто и что можно по отношению к секретарю, а чего нельзя, и публично высек Егорова.

Был строгий порядок, что все руководители всего "народного хозяйства", от мала до велика, назначались на должность приказами своих вышестоящих организаций. Но это еще ничего не значило. Каждый приказ о назначении обретал силу только после его как бы освящения, после утверждения работника в должности соответствующим партийным комитетом.

Начальник цеха утверждался заводским парткомом, директор маленького заводика– райкомом, директор большого завода -горкомом, а директор краевого объединения– крайкомом. Директора крупных оборонных заводов и еще кое-кто утверждались в самом ЦК. Каждый партийный комитет имел свою "номенклатуру", так это называлось, и она в совокупности включала в себя всех начальников и начальничков страны и делала их полностью послушными воле партии.

Егоров по должности был "номенклатурой" горкома партии, и секретарь горкома вдруг вспомнил, что Егоров уже пять лет как ходит в управляющих трестом, не будучи утвержденным на его бюро, бывали иногда и такие умышленные и неумышленные недосмотры.

Он собрал заседание бюро, пригласил на него сотню руководителей города и срочно вызвал из Дальнереченска Егорова, который уже давно сидел там безвыездно, выполняя приказ Министерства и начальника Главка.

Секретарь горкома поставил Егорова на трибуну и предложил ему перед всем народом отчитаться, какие меры он собирается предпринять для усиления строительства объектов города Хабаровска.

Егоров проинформировал, хотя все знали это и без его информации, что трест связан Биохимическим заводом, который решением Совмина и ЦК КПСС объявлен стройкой народно-хозяйственного значения, что сам он командирован туда без права выезда, что он должен немедленно добавлять туда людей и другие ресурсы, и что никаких решительно возможностей для усиления работ на городских объектах нет.

– Отрадную картину вы нам тут нарисовали – сказал секретарь горкома – только зря вы пытаетесь оправдать свою бездеятельность и неспособность руководить решением ЦК нашей партии. Решения ЦК для нас святы, и, я думаю, что эту нашу позицию разделяют все члены бюро горкома и приглашенные руководители… А вы, товарищ Егоров еще и демагог, оказывается… Я думаю, это понятно и всем членам бюро. А, кстати – спросил он, готовя заключительную реплику, ради которой он всех и собирал, – где этот…Биохимический завод? -

– В Дальнереченске -ответил Егоров.

– Вот пусть вас тамошний райком и в должности утверждают. Мы этого делать не будем! -поставил победную точку секретарь горкома.

Но это было уже потом, а сейчас Егорову следовало выполнять приказ и ехать на поселение.

На следующий день, взяв с собой портфель со стандартным набором командированного и посадив с собой в машину не успевшего уехать вчера Оганесяна, главного инженера одного из своих управлений, он отбыл в Дальнереченск, успев-таки услышать на прощание от начальника Главка удивленное: -Как? Разве вы еще не там?! -

Они въезжали в пригородный поселок Корфовский.

– Георгий Валентинович, -попросил с заднего сиденья Оганесян – давайте потратим десять минут, заедем на здешний бульдозерный участок, узнаем, сумели ли наши мужики на бульдозерах подняться на сопку. -

В окрестностях поселка, на самой высокой в окрестностях Хабаровска сопке, тресту было поручено Крайкомом построить радиорелейную станцию и, конечно же, поскольку стройка имела идеологическое значение, в кратчайшие сроки. Занималось этим управление Оганесяна.

Крайком раздраженно торопил, время уходило, а строители никак не могли решить вопрос доставки конструкций на самую вершину сопки. Крутизна склона была предельной, к тому же глубокий снег, и машинисты бульдозеров наотрез отказывались туда подниматься.

"Мы не самоубийцы"-говорили они и, по всем инструкциям, были правы. Решить доставку конструкций вертолетами тоже не удавалось, дело было опасное, новое и дорогое. Своих вертолетов у Егорова, понятно, не было, а дать прямую команду вертолетному отряду крайком не решался. Но выход нужно было искать.

Поскольку терпенье в Крайкоме лопалось, вчера под личным руководством главного механика треста механизации на гору должна быть организована пробная бульдозерная экспедиция.

Подъезжая, Егоров и Оганесян увидели не просеке, которая уходила, казалось, вертикально вверх, к вершине, следы гусениц.

– Значит, заехали, -сказал Оганесян, -и, смотрите, с санями, -он указал на гладкий блестящий след полоза тракторных саней. Выйдя из машины и подойдя поближе, они увидели, что следа было два. Значит, бульдозер успел уже и вернуться. Правда, неизвестно, добрался ли он до вершины. Наверно, всё-таки добрались, отсюда, от подножия сопки, просека на вершину не казалась такой уж вертикальной, как издалека, от дороги.

– Это уже хорошо, значит, завезем все. Один раз заехали, заедем и сколько нужно. – сказал Егоров,– поехали на бульдозерный участок, поговорим с машинистами, узнаем подробности. -

Участок был недалеко. Шеренгой стояли несколько вагончиков – бытовок, из трубы одного из них вился уютный дымок. Кругом заповедная тайга. Чистый пушистый снег на земле и на деревьях. Тихо. Пошли к вагончику с дымом. Около него в ряд, нож к ножу, стояли могучие бульдозеры, желтые чистенькие японские и черные, в потеках мазута, наши. Притихшие стоят, смирные, как будто и вправду устали и отдыхают.

– Что за черт,-сказал Егоров и глянул на часы,-рабочий день ведь. Александр Борисович, а сколько времени? Может, у меня часы врут? -

– Не врут, не врут, Георгий Валентинович. Половина четвертого, еще полтора часа до пяти. -


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю