Текст книги "Рубль за миллион"

Автор книги: Юрий Ситников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Юрий Ситников
Рубль за миллион

Глава первая

Находка в неожиданном месте

«Сегодня мне исполнилось пятнадцать лет и все про меня забыли! Никто не поздравил. Жесть!».

Такое сообщение я оставил в Твиттере, чтобы выплеснуть злость на родных и близких. Обидно, хоть кто-нибудь вспомнил бы про Глеба Озерова. Пятнадцать – какой-никакой, а юбилей. Или полуюбилей.

Так называемые друзья даже эсэмэску не отправили. Измена! Всё, пора сжигать мосты, дождусь двенадцати ночи и всех, кто не поздравил, внесу в чёрный список. Люська тоже хороша, у родного брата днюха, а у неё опять склероз разыгрался.

Я вспомнил прошлый день рождения. Мне исполнилось четырнадцать, мы всей семьей поехали в ресторан, отец подарил часы, мать айпад, Люська… Не помню, но вроде тоже что-то подарила. А утром мы полетели в Италию, на неделю. Классно там отдохнули, до сих пор иногда просматриваю фотки на ноуте. Та поездка была началом конца для нашей семьи. Осенью мать от нас ушла. Развели их быстро, отец подсуетился, он у нас с Люськой крутой – бизнесмен со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Короче, стали мы жить втроём в большом загородном доме. Но уже после Нового года отец познакомил нас с Маринкой – безголосой двадцатилетней блондинкой, мечтавшей стать знаменитой певицей. У неё голос как у простуженной кошки, не поёт, а воет, но амбиции зашкаливают, мнит себя Эллой Фицджеральд. Хотя очень сомневаюсь, что Маринка в курсе, кто это такая.

В марте она перевезла в коттедж свои многочисленные вещи, и отец заявил, что это наша вторая мама. Мы с Люськой долго угорали. Маринка мама. Прикол! Она старше меня на шесть неполных лет, Люську на семь, до роли мамы, пусть даже и второй, ей ещё расти и расти.

Ужиться с мачехой оказалось непросто, меня бесило, что отец ходит перед ней на цыпочках, выполняет любой каприз, а она нагло этим пользуется. Заставила оборудовать на цокольном этаже студию, он кучу денег потратил на аппаратуру, а безголосая блондинка продолжала требовать большего.

Три дня назад начались летние каникулы, отец по традиции «наградил» нас за хорошую учёбу: мне подарил скутер, Люське абонемент в фитнес-клуб. Правда, подарки выбирал не сам, как впрочем, и дарил их тоже не он. Все это организовал его помощник Леонид. Он же по совету отца хотел отправить нас с Люськой за границу – мы отказались. А зачем куда-то мотаться, не люблю я этого. Я и здесь смогу оттянутся.

Чтобы не видеть, а главное, не слышать Маринку, решил провести лето в гостях у Дианы. Она мне обрадовалась, выделила в своей новой квартире светлую спальню и, по ходу, напрочь забыла о моём существовании. Да, с Дианой такое часто случается. Она у нас актриса, не какая-нибудь – народная. Играет в театре, снимается в кино, иногда мелькает в сериалах. Вся жизнь – одни сплошные спектакли, роли, репетиции, гастроли, съёмки. Диана живёт исключительно своей профессией, ей нет дела до всего остального, главное – театр и роли.

Единственный человек, на которого я не затаил обиду за забытый день рождения это Диана. Ей простительно, у неё новый сценарий, по-моему, главная роль, Диана теперь в другом измерении. Носится по квартире со сценарием, читает, учит, репетирует, меня в упор не замечает. Вчера вернулась домой после спектакля в первом часу ночи с десятком огромных букетов цветов. Долго рассказывала, как ей стоя аплодировали, не хотели отпускать со сцены, потом ещё что-то говорила, а под конец спохватилась:

– Глеб, а ты сегодня ел?

– Да так, перекусил немного.

– Слушай, я совсем забыла, что в холодильнике нет еды.

– Я его затарил.

– Да? – Диана вскинула брови, открыла холодильник и подмигнула мне. – Сразу чувствуется, в доме появился хозяин. Глеб, а может, ты и готовить умеешь?

– Яичницу с колбасой могу пожарить. И кофе сварить.

– Кофе это хорошо, а яйца я не ем, у меня холестерин повышен. Ты знаешь, у меня есть кулинарная книга, поклонница подарила, прочти её. Там всё доступно написано, сможешь готовить себе еду.

– Диан, а ты сама, чем питаешься? – усмехнулся я.

– Да ничем. Нет, серьёзно, Глеб, меня дома практически не бывает, я то там, то сям. Или с доставкой еду заказываю.

– Ясно, – протянул я, представив себя с кулинарной книгой перед плитой Дианы. Нет, так дело не пойдёт, надо срочно искать выход.

Сегодня утром я опять готовил яичницу, в обед выпил кофе с бутербродами, к ужину ждал чуда. Всё-таки день рождения, может, чудо произойдет и мне кто-нибудь приготовит праздничный ужин?

Нет, по всей видимости, чуда не будет. Ну и фиг с ним, с чудом. И со всеми остальными тоже. Ни отец, ни мать, ни сестра, ни Диана, не поздравили с пятнадцатилетием. Обидно…

Кстати, Диана моя родная бабушка, она мать матери. Ей шестьдесят два года, и она ещё лет десять назад запретила нам с Люськой называть её бабушкой. Толькой Дианой и только на «ты». Мы не возражали.

Выключив ноутбук, я лег на кровать. Раз все про меня забыли, буду спать.

– Умрёшь, никто не узнает, – крикнул я в сердцах в пустоту квартиры.

В ответ, естественно, тишина. Н-да, классный сегодня денёк, с днём рождения меня! Happy Birthday!

В девять вечера кого-то прибило к нашей двери – три раза звонили в звонок, и дважды стучали кулаком. Я бездействовал. Зачем лишний раз суетиться, у Дианы спектакль, с соседями общаться не хочу, значит, сижу и жду, когда настырные визитёры уйдут. А упорства им не занимать, сколько можно мучить звонок, раз не открыли сразу, зачем ломиться с упорством умалишенного.

Зазвонил телефон. Я вздрогнул. Вчера скачал чумовую мелодию, поставил её себе на звонок, и никак к ней не привыкну. На дисплее высветилось «Каракатица», что в переводе означало – Люська. Правда, она не в курсе, какой кликухой её наградил старший брат, но, думаю, узнав, Люська вряд ли обрадуется.

– Чего тебе? – одной рукой я прижимал к уху телефон, другой переключал каналы телевизора.

– Глеб, ты где?

– Далеко.

– Я серьёзно, – голос у Люськи недовольный, наверное, опять выясняла отношения с Маринкой, а потом получила нагоняй от отца.

– Дома сижу, скучаю в одиночестве.

– Готова развеять твоё одиночество, если встанешь и откроешь мне дверь, – ехидно проговорила Люська. – Глеб, сколько можно звонить?

– Не знал, что это ты.

– Извините, не догадалась предупредить о приезде заранее.

Я вышел в прихожую. Люська, как только пустил её в квартиру, сразу стукнула меня кулаком по лбу. Шутливо.

– Балбес, я там стою как дура, названиваю, а он прикольнуться решил. Чего расслабился, давай, помогай, – Люська кивнула на три объёмные сумки и чемодан.

– Не понял, это откуда?

– Если мы еще раз с ней столкнемся, кому-нибудь точно придётся отбывать срок. Не знаю, что будет осенью, но лето я приведу у Дианы. Глеб, не тормози, бери вещи, переезжаю я к вам. Не прогоните?

– Маринка довела?

– Давай сразу договоримся, при мне её имя не произносить.

– Идёт.

Люська была мне и другом и врагом одновременно. Не знаю, как в других семьях общаются родные брат с сестрой, но у нас всё происходит не как у людей. Иногда кажется, что ближе и роднее друг друга у нас нет никого на свете, и в такие моменты мне настолько хорошо и приторно, что эта приторность даже немного действует на нервы. Но проходит день – или всего один час – и мы с Люськой умудряемся превратиться в кровных врагов. Она кричит, что ненавидит меня, я отвечаю, что не хочу её знать и терплю присутствие только потому, что больше некуда податься.

Люська могла накинуться на меня с кулаками, сильно обидеть словом, да много чего она могла сделать, и делала с большим удовольствием. Её характер, взрывной, импульсивный и неуправляемый мешал ей самой, иногда она пыталась себя обуздать, притормозить, сделаться тише и спокойней, но… Облом! День, два, максимум неделю Люське удавалось вести размеренную жизнь без приключений, а потом природа брала своё и Люська – неспокойная, вертлявая, постоянно находящаяся в движении, в поиске очередной порции новых ощущений – становилась собой, вокруг неё вновь всё кипело, взрывалось, сверкало и грохотало.

В комнате Люська достала из одной сумки огромный торт, протянула его мне и совсем уж обыденно, как бы невзначай, поздравила с днём рождения.

– Желаю тебе всего и сразу. Чайник включи, сейчас торт есть будем.

– Вспомнила всё-таки, – съязвил я. – Лучше поздно, чем никогда.

– Что значит, вспомнила, я не забывала, просто с утра дела неотложные были.

– Ну да, и позвонить никак не могла.

– Тортик, кстати, свежий, – быстро перевела тему разговора Люська. – Давай пока по шоколадке съедим, а?

Есть у моей сестры одна странность, точнее, даже не странность, а вредная привычка – она ест слишком много шоколада. Ест сама и постоянно предлагает его другим, временами Люську так и подмывает накормить ближнего сладкой плиткой. В её карманах всегда найдётся что-нибудь шоколадное: конфеты, плитки, завёрнутые в фольгу шоколадные шарики, фигурки, драже и многое другое. От шоколада Люська не толстеет, гордится этой своей особенностью и заедает гордость двойной порцией шоколада.

Чай мы пили молча, мне не особо хотелось разговаривать, да и Люське, по всей видимости, тоже. Она долго смотрела в пол, вскидывала брови, а потом вдруг спросила:

– Глеб, а отец разве не звонил?

– Ни отец, ни мать.

– Странно. Хотя… А впрочем, забей!

– Да я забил, привык уже.

– Нестандартная у нас семейка, – усмехнулась Люська, потянувшись за вторым куском торта. – Мать сама по себе, отец сошёл с ума от бездарной Маринки, Диана вся в искусстве, а мы…

– Как сорняки, – перебил я сестру.

– Обидно иногда бывает, – у Люськи на глазах навернулись слёзы, она всхлипнула и опустила голову.

– Люсь, ты чего, плачешь? Перестань, всё у нас окей.

– Мы с тобой никому не нужны, до нас никому нет дела. Я запросто могу встать и уйти на всю ночь хоть к чёрту на куличики. И кто будет меня искать, кто позвонит, спросит, когда я вернусь? Да никто, Глеб. Они все заняты собой, их жизнь намного важнее нашей. Противно!

– Попробуй посмотреть на ситуацию с другой стороны: мы независимые – раз, свободные – два…

– Брошенные! Ненужные! Забытые! С какой стороны не смотри, увидишь одну картинку. Меня это не сильно напрягает, иногда только реветь хочется. Понимаешь, посоветоваться даже не с кем, мать за тридевять земель, Маринка дура, Диана актриса. Всё, финиш!

– Со мной можешь советоваться.

– Ага, ты прям такой классный советчик, представляю, что можешь насоветовать. – Люська засмеялась. – Ешь торт, именинник. А меня чего-то на шоколадные вафли потянуло, не знаешь, у Дианы есть вафли?

Шоколадных вафель у Дианы не оказалось, и Люська снова раскисла.

Грустный получился сегодня праздник, Люська минут сорок ревела, вспоминала былые времена, когда всё у нас было, что называется в ажуре. Тип-топ, как раньше часто повторял отец. Я уже ждал полуночи, ждал окончания своего пятнадцатого дня рождения. Сегодня точно не мой день, с утра всё пошло не по плану, а Люськины слёзы были последней каплей.

В двенадцать вернулась Диана. В прихожей она вручила Люське букеты, спросила, надолго ли та пожаловала в гости и, узнав, что месяца на три, возликовала.

– Люсьена, ты не дашь нам с Глебом умереть с голоду.

Люська умела готовить, этому она научилась у нашей кухарки Тони, и вопреки мнению, что те, кому готовят еду личные повара, не показываются на кухне, обожала в свободнее время торчать у плиты.

Минут тридцать Диана разгримировывалась в спальне, переговариваясь с нами через закрытую дверь, а без четверти час прошла на кухню в любимом – он считался счастливым – красном халате.

– Сто лет не ела торт, – призналась она. – Глеб, отрежь мне кусочек. Нет, Глеб, этот слишком большой, мне поменьше.

Люська ляпнула про мой день рождения. Диана опешила, заморгала глазами, а потом по-детски наивно спросила:

– Глеб, тебе четырнадцать? Как, уже пятнадцать?! Значит, Люсьене четырнадцать?! Глеб, я забыла… Люсьена… Нет мне прощения… О, Боже… – Далее последовал монолог из какого-то спектакля. Охи, вздохи, заученный наизусть текст и «бомба» в конце, когда Диана назвала меня Вольдемаром.

Не знаю, так ли уж хорошо, когда в семье есть актриса.

…В субботу я проснулся от душившего меня кашля, открыл глаза и не сразу сообразил, где нахожусь. Сильно пахло гарью, комната была задымлена, из глубины квартиры доносились какие-то странные звуки. Пожар! У нас случился пожар, эта мысль молнией пронзила мозг и я, струхнув не на шутку, выскочил из спальни в одних трусах.

– Люська! Диана! Мы горим! Диана…

В маленьком коридорчике ведущим в кухню нарисовалась Люська.

– Чего ты орёшь?! Тише никак нельзя?

– Горим, Люська! – я остановился возле входной двери, заметив, как из кухни выскочила Диана.

– Глеб, мы тебя разбудили? Извини, я хотела как лучше, наверное, у меня что-то с плитой случилось, – Диана виновато переводила взгляд с меня на Люську.

– Ну да, – ехидничала сестра, – накосячила, конечно же, плита.

– Люсьена, вспомни о женской солидарности.

Люська хмыкнула и вернулась на кухню. Я поплёлся за ней.

Там уже было распахнуто окно, но дым выветривался плохо.

– Колитесь, что у вас случилось?

– Диана решила порадовать нас блинчиками, результат, как говорится, налицо.

– Кто же знал, что они подгорят, – Диана кивнула на широкую сковородку, в которой я заметил семь обуглившихся блинчиков.

Если подумать, то Диана совершила почти что подвиг. Приготовить на завтрак внукам блинчики – интересно, с чем они были – для неё сравни пытке. Правда, подвиг не удался, но попытка предпринята была. Запишем ей маленький плюсик.

– Слушайте, – в горле снова запершило. – Включите вытяжку, дышать невозможно.

– Включали! – взвизгнула Люська. – Не работает!

– Вытяжка пару недель назад сломалась, времени вызвать мастера, не было, – оправдывалась наша актриса, пока мы шли в большую комнату.

Ни я, ни Люська ей не поверили, наверняка вытяжка не работает месяцев шесть, просто Диана не обращала на неё внимания. А зачем человеку нужна вытяжка, если на кухне он появляется только выпить чашку кофе.

– Несчастливую квартиру подсунули, – огорошила нас Диана. – Мне риэлтор ещё при первом знакомстве не понравился, скользкий типчик, надо было другого брать. А у меня съёмки, времени в обрез, а тут эти квартирные дела, – Диана закрыла лицо ладонями, начала всхлипывать. Разумеется, не по настоящему, скорее всего по системе Станиславского.

– Диан, не бери в голову, – Люська, погладила её по плечу и подмигнула мне. – Подумаешь, блины подгорели. Здесь практика нужна, даже у Тони иногда еда на плите подгорает, а у тебя…

– Что у меня? Намекаешь, я криворукая бездарная тётка?

– Ну что ты! Просто сегодня тебе не повезло. Не расстраивайся, принести тебе шоколадку? Настроение сразу поднимется.

– Нет, дело в квартире, здесь находится какая-нибудь аномальная зона. Не верите? Тогда почему сюда тянется всякий сброд?!

Мы с Люськой вопросительно уставили на Диану.

– Да, сброд. За тот год, что я здесь живу, меня трижды хотели ограбить. Другие квартиры им до лампочки, обязательно надо в мою проникнуть.

– Подожди, давай-ка поподробней, тебя трижды грабили?

– Почти грабили. Им не удалось проникнуть в квартиру. Один раз соседка двух мужиков в глазок увидела, спугнула. Второй раз сосед полицию вызвал, воры уже успели одну дверь открыть.

– А третий?

– Буквально неделю назад возвращаюсь после съёмок, смотрю, первая дверь открыта, нижний замок второй двери раскурочен, на пороге следы, обивку зачем-то изрезали. Но в квартиру не попали, у меня верхний замок с секретом. Мне его по большому блату достали. Говорят, замок – супер! Хотя, не в замке суть, спрашивается, что им от меня надо, в подъезде семьдесят квартир, а лезут ко мне.

– Ты актриса, – высказалась Люська. – Думают, у тебя есть чем поживиться.

– Диан, а ты в полицию обращалась? – спросил я.

– Последний раз, нет. А зачем?

И в этом вся Диана.

– Телефон дважды ломался, – продолжала она. – В ванной постоянно перегорают лампочки, кондиционер выходил из строя, теперь вытяжка сломалась. Точно – аномальная зона!

– Дело не в зоне, – я вышел из комнаты, оделся и вернулся обратно. – Лампочки у всех перегорают, они не вечны, кондеры, телефоны и вытяжки тоже. А три несостоявшиеся кражи меня беспокоят.

– Не забивай ими голову, – отмахнулась Диана. – Какие-то отморозки хотели поживиться моим имуществом, у них ничего не вышло, вряд ли они решаться на четвёртую попытку.

– Ты уверена?

– На сто процентов. – Диана повернулась к Люське. – Люсьена, умеешь блинчики готовить?

Люська отправилась на кухню. А мне были даны следующие указания: после завтрака сгонять в магазин и приобрести новую вытяжку.

– Поинтересуйся там, какие не ломаются, – сказала Диана. – И желательно, чтобы гарантия была лет на пятнадцать. Глеб, почему ты на меня так смотришь? Пятнадцатилетних гарантий не бывает?! Гм… Странно. Ну, десять тоже сойдёт.

Потратив несколько часов на разговоры с консультантами в магазине, я вернулся домой, ощущая себя настоящим профи в вопросе касающимся выбора кухонной вытяжки. Здорово меня поднатаскали, разложили всё по полчкам, даже по инету бродить не пришлось.

– Диан, тебе нужна вытяжка, которую шлангом подсоединяют к вентиляционному отверстию. Она дольше прослужит, я, кстати, уже выбрал подходящую модель. Только сначала кое-чего надо проверить. У тебя есть свечи?

– Свечи? Вроде где-то были.

– Найди одну, – я встал на стул, потом на кухонный стол, и лицо оказалось напротив вентиляционного отверстия. Пластмассовая решётка была в пыли, и если верить консультантам, это хороший знак – значит, вентиляционный канал тянет хорошо.

– Глеб, зачем тебе свеча? – Люська щурила глаза, пытаясь понять, какая муха меня укусила.

– Тягу проверить надо.

– Какую тягу?

– Если пламя свечи будет наклонено в сторону вентиляционного отверстия – всё в норме.

– А если не наклонится твоё пламя?

– Тогда фиговая у Дианы вентиляция, придётся мастера вызывать.

– Глеб, не могу найти свечи, они точно где-то были, а где именно… Может, на балконе поискать?

– Сдались вам свечи, – Люська села на стул, потянулась к чашке с чаем. – Диан, дай Глебу зажигалку и всё путём будет.

Ну да, Люська меня уделала, сам я про зажигалку не подумал.

Чиркнув пару раз, я поднёс её ближе к решётке – пламя сразу начало затягивать, даже немного пыли подожглось.

– Есть! Тянет, как надо. Только, Диан, решётку не мешало бы почистить. Ты когда её последний раз снимала?

– Глеб, не издевайся надо мной, я впервые от тебя услышала, что там есть какая-то решётка. Если сможешь, сними и почисть её сам, ты у нас теперь за хозяина.

Логично, подумал я, и со всей силы потянул на себя решётку. Что-то хрустнуло, треснуло, и решётка сломалась на две части.

– Блин, переборщил!

– Сила есть, ума не надо, – смеялась Люська.

– Пыли тут немерено, дайте перчатку, что ли, и пакет полиэтиленовый.

В большой комнате зазвонил телефон, Диана, мгновенно забыв о нас с сестрой, выбежала из кухни. Люська продолжала пить чай.

– Перчатку, говорю, найди и пакет.

– Где я тебе перчатку найду, смеёшься? Нечего было вообще туда лазить, далась вам эта вентиляция. – Люська хоть и ворчала, но пакет мне протянула, потом протянула второй, и я, просунув в него ладонь, использовал вместо перчатки.

Раньше соваться в вентиляционные отверстия мне не доводилось, поэтому сейчас я испытывал не совсем приятные ощущения. Труба диаметром около двадцати пяти сантиметров, была облеплена толстым слоем жирной пыли и грязи. Я просунул руку чуть дальше, наткнулся на глыбчатый – успевший затвердеть – кусок грязи, взял его и вскрикнул:

– Ого! А тут не только пылища, Люсь, глянь.

Я держал в руках запыленный небольшой футляр размером примерно семь на семь сантиметров. Сразу сделалось тревожно, дискомфортно, появилось необъяснимое чувство страха. Спрыгнув на пол, стянул с ладони пакет, очистил футляр от пыли и, не решаясь открыть, положил на стол.

– Открывать собираешься, нет?

– Погодь, дай в себя прийти.

– Не смеши, – Люська схватила футляр, с легкостью открыв крышку. – Монета! Облом, я уж думала, здесь что-нибудь интересное, а тут… Как она там оказалась-то?

– Ты меня спрашиваешь?

По всей видимости, монета была серебряной. Я вытащил её из футляра, повертел в руках, разглядывая со всех сторон. На одной стороне был герб – двуглавый орел, на другой мужской профиль. Какой-то лысеющий мужик с вздернутым носом, вздернутым подбородком и длинными бакенбардами. Но самое интересное, что под портретом стояла дата «1825». Плюс ко всему имелась круговая, не совсем понятная надпись: «Б.М. КОНСТАНТИНЪ I ИМП. и САМ. ВСЕРОСС.». На другой стороне вокруг герба значилось: «Рубль. Чистаго серебра 4 золотн. 21 доля».

– Восемьсот двадцать пятый год, – протянула Люська, выхватив у меня монету. – Офигеть, Глеб, это ж антиквариат.

– Дай сюда, – я уставился на профильный портрет. – Ну ясно, что мужика зовут Константином, только что это нам даёт?

– Нам ничего. А тот, кто коллекционирует монеты, за такую штуковину может отвалить целое состояние.

– Зачем тебе состояние, у тебя и так всё есть.

– Не у меня, а у отца, – надулась Люська. – А годика через два, когда Маринка пустит его по миру и он обнищает, нам даже плитку шоколада купить будет не на что.

– Сплюнь, дура!

– Сам плюй, дурак! Монету дай сюда.

– С какой стати?

– Так, я не поняла, это уже твоя собственность?

В кухню вошла Диана. Я показал её серебряный рубль, спросил, знаком ли он ей. В ответ услышал то, что, в принципе и ожидал услышать.

– Впервые вижу. В вентиляционном отверстии нашёл?! Как он там оказался? А профиль мужчины мне вроде знаком, на одного актёра похож.

Футляр я положил себе в карман, сгонял в хозяйственный магазин, купил новую решётку, закрыл ею так и оставшееся в жирной пыли отверстие, уединившись в спальне.

…Люська зашла в мою комнату в десять вечера. Я несколько часов неотрывно просидел за компом, перескакивал с сайта на сайт, и мне удалось немало узнать о своей находке. Правда от электронных строчек рябило в глазах, но, в общем и целом я остался доволен.

Люська села на кровать, вздохнула, облизалась.

– Сейчас бы чернослив в шоколаде съесть, да? О-о-ой, я язык проглочу.

– У меня из-за тебя скоро на шоколад аллергия начнётся. Я уже не могу на него смотреть, вчера увидел в магазине шоколадное пирожное и меня чуть…

– Я бы не отказалась от шоколадного пирожного, – перебила меня Люська, потом заметила на столике знакомый футляр и завела старую пластинку. – Предлагаю отнести монету оценщику, узнать, на сколько этот рублик потянет, и получить наличные. Глеб, монете почти двести лет, на ней можно нехило заработать.

– Это Константиновский рубль, – сказал я, пересев на кровать.

– Константиновский?

– Редчайшая и, пожалуй, одна из самых дорогих российских серебряных монет.

– Ого! А насколько дорогая?

– С аукциона монета может уйти за сто-двести тысяч долларов.

– Да ну?!

– При условии, что речь идёт не о подделке.

– Нормально! – Люська вскочила и выбежала в коридор. – Подожди, Глеб, сейчас расскажешь, я только шоколадный батончик возьму. Тебе принести?

Я тихо застонал.

Минуту спустя Люська села рядом со мной, покосилась на монету и отправила в рот половину шоколадного батончика.

– Слушай, а надпись на монете можно расшифровать?

– Уже. Смотри сюда, на реверсе монеты…

– На чём? – не поняла Люська.

– Реверс – оборотная сторона монеты. На ней герб Российской Империи – двуглавый орел. Под орлом буквы «С.П.Б.» – знак монетного двора Петербурга, на котором чеканили Константиновский рубль. По кругу надпись: «Рубль. Чистаго серебря 4 золотн. 21 доля». На аверсе – это лицевая сторона монеты – профиль Константина Павловича. Надпись «Б.М. КОНСТАНТИНЪ I ИМП. и САМ. ВСЕРОСС.», означает следующее: «Божьей Милостью Константинъ I император и самодержец всероссийский».

– Глеб, а разве был император Константин?

– И да, и нет.

– Как это?

– Когда в 1825 году умер бездетный император Александр Первый, занять его место должен был брат цесаревич Константин. Но это было невозможно, потому что за шесть лет до смерти императора Константин Павлович отрёкся от прав на престол. Поэтому согласно манифесту Александра Первого наследником на престол после его кончины должен был стать третий брат – Николай Павлович.

– Мутновато как-то.

– Короче говоря, после смерти императора и до вскрытия манифеста Константину – он хранился в секретном пакете – на престол присягнул Николай. Константин Павлович находился за границей, приезжать в столицу для публичного отречения от престола он отказался, вместо этого послал младшего брата Михаила. Формально Константин Павлович некоторое время был правителем и именно поэтому на монетном дворе изготовили серебряный рубль с изображением Константина. А через две недели Николай был провозглашён императором, пробные экземпляры монеты в срочном порядке засекретили. Пять монет с надписью на гурте – ребре монеты – хранились в архиве Министерства финансов Петербурга до 1855 года, пока на престол не взошёл Александр Второй. Но помимо этого было изготовлено несколько монет, проще говоря, полуфабрикатов, с гладким гуртом. Вот они-то и разошлись по рукам.

– И кто их владельцы, конечно же, неизвестно?

– Монеты наверняка в частных коллекциях, а где и у кого, остаётся только гадать. На нашем рубле гурт гладкий…

– Думаешь, он один из немногих?..

– Ты меня спрашиваешь? А я знаю?!

– И каким макаром рубль очутился в кухне Дианы? – Люська обратилась не ко мне конкретно, а просто задала вопрос в пустоту.

– Кто-то его туда спрятал.

– Логично, Глеб. Тогда второй вопрос: кто именно и с какой целью?

– Если спрятали, значит, был особый повод. Вопрос в другом, почему тот, кто спрятал серебряный рубль, впоследствии о нём забыл? На самом деле причин не так много. Первая, она же самая правдоподобная: человек не мог по каким-то соображениям вернуться за футляром.

– Допустим, – кивала Люська, совершенно не улавливая ход моих мыслей.

– Вторая: футляр спрятали и…

– И?

– Скажем, человека могла сбить машина, он мог умереть от сердечного приступа или ещё от чего-нибудь. Короче, вторая причина это смерть. Третья: футляр с монетой специально держали в вентиляционном отверстии, до поры до времени. А что, местечко вполне надёжное. Чем не сейф или банковская ячейка?

– Вряд ли посторонние полезут в сейф или банковскую ячейку вытирать пыль. Третья версия слабовата. Сейчас многие устанавливают вытяжки и у того, кто прятал футляр с монетой, не было никаких гарантий.

– Согласен. Значит, останавливаемся на первой версии.

– Почему не на второй?

– А ты вспомни, что говорила Диана, за последние месяцы неизвестные трижды пытались проникнуть в квартиру.

Люська ойкнула, округлила глаза и зачем-то выглянула в коридор.

– Между попытками взломать дверь и монетой есть связь? – спросила она шёпотом.

– Мне кажется, связь прямая.

– Дело принимает серьёзный оборот.

– Дошло до тебя наконец, а ты собралась за неё наличные получать. Рубль со своей историей, и наверняка историей криминальной. Опять же, оговорюсь, при условии, что это настоящий Константиновский рубль, а не подделка.

– Подожди, Глеб, посторонние не могли знать, что в квартире монета, если конечно им была нужна именно она.

– Три раза ломиться в одну квартиру, Люсь, по-моему, всё предельно ясно. Их цель – монета и только монета.

– Тогда здесь замешаны бывшие хозяева квартиры, одни они могли быть в курсе, что, как и почему.

– Бывшие хозяева не оставили бы футляр при продаже квартиры.

– То не то, это не это, – психанула Люська. – Бывшие не могли, но кто-то спрятал, кто-то забыл, а кто и когда – не ясно.

Да, она была права, ничего не ясно. Тайна, окутанная мраком…

Глава вторая

Исчезновение Константиновского рубля…

С отцом я созвонился в начале двенадцатого. Он долго не снимал трубку, а после двадцатого гудка я услышал его голос и противный смех Маринки на заднем фоне. Разговаривали мы недолго, минуты три-четыре, он ради приличия спросил, как у нас дела, всё ли в порядке, передавал привет Диане и резко умолк. Кроме шаблонных вопросов даже нечего спросить у родного сына, пронеслось у меня в голове. Но заморачиваться по этому поводу я не стал. У меня была другая цель, хотел узнать номер телефона Якова Аароновича – старика нумизмата, друга моего покойного деда.

Отец сказал, что после смерти деда ничего о Якове не слышал, сам ему не звонил – надо бы, да времени не хватает – и старик не даёт о себе знать уже более двух лет. А с телефоном полный облом, где-то должен быть записан, но где именно отец не помнит. Предложил приехать в коттедж, поискать записную книжку деда в коробках со старыми фотографиями и прочими вещицами из прошлого. Теми, которые вроде как уже и не нужны совсем, а выбросить их жалко. Мы попрощались, пожелав друг другу удачи и, по-моему, оба остались довольны кратким разговором.

С Яковом Аароновичем я планировал связаться сразу, как только отыщу записную книжку деда, а это случится уже завтра. Скорее бы оно наступило. Не давала мне покоя эта серебряная монета датированная 1825 годом.

…Утром я позвонил водителю Павлу, отвозившего во время учебы нас с Люськой в школу. У отца Павел работает четвёртый год, раньше в его обязанности входило возить мать и меня с сестрой, а с недавних пор Павел оказался в полном распоряжении «звезды» Маринки. Я попросил Павла приехать за мной к Диане, потом вернуться в коттедж, чтобы позже сгонять к старику нумизмату. Маринка целыми днями торчала дома, Павел откровенно скучал, поэтому, услышав мою просьбу, пообещал примчаться минут через тридцать.

Приехал через полтора часа – дорога была в пробках – позвонил мне, я выглянул в окно и выругался. У Павла накаченные мускулы, высокий рост, а с мозгами явные проблемы, их недостает, я имею в виду мозги. Кто его просил брать хаммер, с ума они там, что ли, все посходили. С того дня, когда в загородном доме поселилась Маринка, я стал считать, что тупость и идиотизм могут передаваться воздушно-капельным путём.

Я вышел из подъезда, махнул Павлу и сразу скрылся в просторном салоне хаммера, краем глаза заметив, с какой завистью на меня смотрит местная детвора. Похоже, такая тачка в их дворе появилась впервые.

В коттедже я провел часа три, перерыл весь дом, но всё-таки обнаружил книжку деда. Только не в коробке со старыми фотографиями, а на цокольном этаже, в прачечной, на нижнем ящике, в самом дальнем углу. Как она там оказалась – загадка, разгадывать которую не было ни времени, ни желания.

Позвонив Якову Аароновичу, я долго слушал длинные гудки, и в итоге решил приехать к старику без приглашения.

Дверь мне не открыли, я звонил, стучал, прикладывал к деревянной обивке ухо, снова звонил. На улице от разговорчивой старушки узнал, что Яков Ааронович уже полтора года живёт у младшей дочери в Праге. Вот такие дела. Павел повёз меня к Диане.