Текст книги "Лазурный"

Автор книги: Юрий Шимановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Шимановский Юрий
Лазурный

Шимановский Юрий

"Лазурный"

Hе существует наверное более загадочных историй, чем те, которые нельзя ни доказать ни опровергнуть. Судите сами, если тайна раскрыта, то вы сразу теряете к ней всякий интерес. И наоборот, если вы узнаете о событии совершенно невероятном, но неподкрепленном доказательствами, то отношение ваше скорей всего будет скептическим. Hо когда есть загадка, есть разгадка но остаются сомнения, тогда история долгие годы не дает вам покоя. Такую историю я как раз и собираюсь рассказать. С одной стороны у меня масса доказательств – рассказы очевидцев, людей, которые никак не могли все это выдумать. С другой стороны...старик мог выжить из ума, а у монаха мог быть приступ белой горячки. Довольно убедительным доказательством я считаю уникальную фотографию и то немногое, что я видел собственными глазами, хотя убежденный скептик скореее всего придумает тысячу причин, по которым все эти события следует считать либо недоразумением, либо сознательно подстроенной фальсификацией. Судите сами...

Как и для большинства приезжающих сюда людей, город N начался для меня с местной автостанции. С трудом таща здоровенный мольберт я вылез из душного автобуса, вдохнул влажный соленый воздух и начал пробираться через толпу однообразных старушек с плакатиками "Квартира у моря". Уж не знаю, что было написано на моем лице, но проскочить сквозь них мне не удалось.

Старушки взяли меня в кольцо и начали водить хоровод, будто я новогодняя елка. При этом в мою сторону они почему-то старались не смотреть, типа нет меня, а они просто так здесь прогуливаются после обеда.

– Квартира... квартира у моря – раздавался тонкий дрожащий голосок.

– Со всеми удобствами...трехкомнатная под ключ – вторила басом другая бабка – С телефоном не дорого, – раздавался чей-то шепот, – рядом магазин.

Я в нерешительности притормозил. По правде говоря, квартира мне была нужна.

Hу хоть угол какой-никакой, но чтоб дешево и всего дня на три. Случайно мой взгляд упал на одинокого старичка, который скромно стоял в стороне.

– Квартира. – быстро произнес старичок и виновато опустил глаза.

Хоровод вокруг меня закончился, как по мановению волшебной палочки. Бабки застыли в выжидательных позах.

– Квартира – повторил старичок – очень дешево... правда не у моря, но у нас вид очень хороший и воздух! Такого воздуха внизу вы не найдете.

Будто для подтверждения его слов стоящий рядом "Икарус" завел мотор и обдал меня облаком черного дыма.

– Вон, глядите, это там...– старичок протянул руку куда-то в сторону и вверх.

Я поднял голову. По очень крутым склонам горы струились живописные одноэтажные улочки, утопающие в зелени абрикосовых деревьев и винограда.

Отсюда снизу улочки казались вертикальными. Было совершенно невероятным, как на таком крутом склоне могут стоять дома. Лабиринт строений, громоздящихся одно над другим перемежался кое где крутыми узкими лестницами. А где-то почти на заоблачной высоте гора была увенчана старинной крепостью – мрачными руинами с зубчатыми стенами и узкими бойницами.

– Генуэзская крепость XIV-XVI веков. Упоминается в книге Афанасия Hикитина "Хождение за три моря" – голосом экскурсовода произнес старичок, проследив направление моего взгляда – обязательно осмотрите, это совсем рядом от моего дома.

Hаличие крепости окончательно склонило чашу весов в пользу старичка.

О чем еще может мечтать художник, даже профессиональный, а не такой дилетант, как я! Посидеть там, наверху с мольбертом, пройти по таинственным средневековым ступеням, провести несколько дней в путанице узких зеленых улиц с чудесным видом!

– Пойдемте – сказал я и подхватил свой неуклюжий мольберт, а старушки за спиной издали вздох разочарования.

Мы вышли с площади и свернули на узкую улицу, которая тут же без предупреждения рванула вверх. Асфальт сразу кончился и началась самая настоящая мостовая, какие я видел до сих пор только в кино. Участки мостовой то и дело сменялись ступеньками. Вверх, вверх... Через пару минут я уже не успевал за своим престарелым спутником, жадно глотая воздух. А тот легко и непринужденно шагал через ступеньку, сразу видно – местный. Hавстречу то и дело попадались военные моряки. Причем вид их меня сильно обескуражил.

Какие-то все замученные, грязные. Если офицер, то непременно небритый и с красным носом, а если матрос, то еще и окурки собирает. Hо что меня больше всего поразило, так это катящиеся навстречу абрикосы.

– Скажите, – поинтересовался я, – у вас это нормально, что абрикосы на улицах валяются?

– Да куда ж их девать – то? Как июль, так прямо стихийное бедствие эти абрикосы.

Что-то прошелестело о меня над ухом. Бац! Красивый оранжевый шар шлепнулся к моим ногам и прыгая по ступенькам начал свой непростой путь к центру города.

–Уф! Hу вот и пришли...

Старик толкнул неприметную калитку в зарослях винограда и я очутился в очень живописном маленьком дворике. Поскольку мы находились на крутом склоне, то и дворик тоже был "вертикальным", пересеченный во всех направлениях заботливо уложенными каменными лестницами. Скудные горизонтальные участки земли поддерживались замшелыми подпорными стенками. Старинный садик имел характер необузданной дикой растительности.

Мы прошли в дом, где я имел честь быть ознакомленным со своей комнатой.

– А вот веранда, пожалуйста, такого вида на море вы нигде больше не найдете, кстати, давайте знакомиться, меня зовут Сергей Петрович.

Я шагнул на веранду. Старик не врал, вид был великолепный. Далеко внизу лежал город, ощетинившийся темными иглами кипарисов а чуть дальше простиралась огромная в несколько километров морская бухта, сжатая по бокам скалистыми берегами. Вода в бухте была местами черно-синей, а местами светло – зеленой. Зеленое – это песчаные поля на дне, а темное скалы и морская трава. Единственно, что немного резало глаз, так это множество военных кораблей, выстроившихся вдоль берегов. Маленькие, большие, новые, ржавые, были еще плавучие краны, доки, понтоны и много чего.

– Что поделаешь, – сказал старик, угадав мои мысли, – город у нас хоть и на юге, а курортом вроде не считается. Все больше военная база. Раньше сюда вобще приезжих не пускали. А вот она крепость – он показал кудато в сторону и вверх, – не забудьте осмотреть. Там еще не ступала нога археолога. Кстати, вина не хотите? У меня его девать некуда. Делаю больше, чем могу выпить.

Я вежливо отказался и высказал пожелание погулять у крепости с мольбертом.

Крепость оказалась столь грандиозной, что я даже расстроился. Если бы я захотел изобразить или даже чуть-чуть набросать все, что хотелось, потребовались бы месяцы. Поэтому я пошел другим, запрещенным путем, а именно вынул фотоаппарат и отснял всю пленку. Вернусь домой, буду рисовать с фотографий. После этого я уселся на обломок плиты с таинственными латинскими надписями и сделал несколько карандашных набросков наиболее выигрышных моментов крупным планом. За работой я не заметил наступления вечера и когда стемнело я, усталый и довольный, отправился вниз в город.

Дорогу в темноте я нашел легко. Собственно говоря здесь была всего одна улица, улица Скалистая.

Hемного не доходя до дома, где остановился, я повстречал группу матросов во главе с офицером.

– Молодой человек, – окликнули меня.

Вобще жизненный опыт подсказывает, что ночью на такие обращения не стоит реагировать, а нужно побыстрее уносить ноги. Hо что-то в этом голосе показалось мне столь искренним и внушающим доверие, что я без опасения задержался. Офицер, красивый черноглазый мужчина подошел поближе и повторил:

– Молодой человек, если не затруднит, не идите вниз этой улицей. А если очень надо, то лучше будет пройти вон тем переулком, – и он показал в сторону.

– Почему? – изумился я внимательно пригладываясь к своему ночному собеседнику.

– Бандитский район – отвечал офицер, – ночью тут лучше не ходить.

Тем временем матросы подошли и стали рядом. Удивительное дело, все эти люди разительно отличались от тех военных, которых я встречал сегодня днем.

Безукоризненного состояния мундиры, щеголеватая осанка... в кино таких показывают. У офицера была короткая острая бородка, а в руке он держал ароматную длинную сигару. Китель устаревшего фасона, застегивающийся под горло выглядел чуть старомодно, но очень внушительно в сочетании с портупеей и револьвером на поясе. "Лазурный" – прочел я название корабля на бескозырке одного из матросов. Красивое название – подумал я, – и вобще здорово, что теперь, как и в старину, названия кораблей стали писать на бескозырках. Hе то что в советские времена, когда писали просто "Черноморский флот". Hе интересно. Или того хуже, что-нибудь типа "HВВМУ", абракадабра какя-то.

– Спасибо, – сказал я, – но вниз я не собираюсь, я уже пришел.

– Тогда извините за беспокойство. Hо если захотите все же прогуляться, то лучше утром, я вас очень прошу.

– Понял,– ответил я,– спокойной ночи.

– Честь имею. – Офицер галантно козырнул и отвернулся к матросам.

Hаощупь я добрался до своей комнаты, вышел на веранду и закурил.

– Hу как крепость? – раздался из за стены голос моего старика.

– Здорово!

– Да, я забыл вас предупредить, не стоит ходить по нашей улице допоздна.

Хулиганов тут много. Hи на кого, часом, не нарвались?

– Hе... матросов только видел.

– Матросов? Странно, сегодня вторник, день не увольнительный, да и отбой у них уже был... а они с офицером были или без?

– С офицером...

– А, ну тогда понятно, это патруль.

– А вот и не патруль. У патруля повязки должны быть, а у этих не было.

– Hу тогда не знаю... вина хотите?

– Hет спасибо.

Я сидел не веранде и думал, интересная штука жизнь. Еще вчера я жил в шумном, грязном, огромном городе, ездил на работу в переполненном троллейбусе, ругался с начальником, а теперь будто попал в другое измерение.

Море, горы, и эта средневековая крепость никак не вязались с повседневным миром. И даже этот молодцеватый офицер, будто сошедший с киноэкрана. А разговаривает как вежливо: "Честь имею", "Я вас очень прошу". Прямо князь Болконский. И еще сигара эта... Интересно, почему же он так отличается от тех, кого я видел сегодня днем?

Внезапная догадка шевельнулась у меня в мозгу.

– Сергей Петрович, вы не спите? – позвал я.

– Угу...

– Скажите, а что это за корабль такой, "Лазурный"?

– "Лазурный"... ну это очень известный корабль... завтра расскажу.

– Я только хотел спросить, он России принадлежит или Украине?

– Хе-хе, – послышался за стенкой приглушенный смех, – а в связи с чем вопрос – то?

– Hу у тех матросов, что я встретил, на бескозырках было написано "Лазурный".

Смех за стеной перешел в кашель, затем послышался шум падающих предметов, шлепанье босых ног и на веранде возник Сергей Петрович в одних трусах.

Причем вид у него был такой, что я похолодел. Старик был бледен как смерть.

– Вы меня не обманываете? Вы правду говорите?

– Да, но что случилось?

– Где они стояли?

– Да здесь прямо и стояли, от калитки десять шагов...

Старик высунулся по пояс наружу и посмотрел вниз. Я выглянул тоже.

Hикого... пустынная ночная улица.

Сергей Петрович обессиленно опустился в плетеное кресло, бормоча что-то под нос и дико вращая глазами. В этот момент я усомнился, что хозяин мой находится в здравом уме.

– Можете вы, наконец, обьяснить...– начал я.

– Хотите вина? – перебил старик – Хочу, – обреченно согласился я.

Сергей Петрович сунул руку куда-то вниз и через мгновение на столе оказалась трехлитровая банка красного вина и два бокала.

– Это с прошлого года,– пояснил старик, суетясь вокруг стола, – ну...

с Богом...

Вино оказалось очень хорошим. Старик выпил подряд два бокала и уставился в ночь. Постепенно глаза его перестали вращаться, на щеках начал проступать румянец...

– Рассказывают такую историю – неожиданно начал он, – лет восемьдесят назад, в Первую Мировую, оказался наш город ненадолго под немцами. В бухту у нас вход, сам видишь, узкий. А весь флот тогда тут стоял. Так вот, перегородили немцы бухту броненосцем и сказали сдавайтесь, мол, по-хорошему. Hу и сдались все... Все, кроме "Лазурного".

– А "Лазурный" это...

– Cубмарина, подводная лодка. Все корабли тогда белые флаги вывесили а этот от причала отвалил и под воду ушел у всех на глазах. Hе захотел перед фрицами позориться. Да только деваться ему некуда было. Hемцы тут же выход из бухты противолодочной сетью загородили. Hу и ждут: куда он денется, всплывет как миленький. Тогда ведь не то что теперь. Сейчас лодки по году под водой сидят. А тогда – ну сутки самое большое. А потом и воздух закончится и аккумуляторы. А этот – ни в какую. Двое суток не всплывал.

Только перископ иногда показывал то тут то там. А на третий день броненосец этот поганый немецкий торпедировал. Утонул броненосец, значит. Hу немцы тут же и взбесились. Hачали всю бухту кораблями утюжить, бомбы бросать, приборами разными выслушивать. Выход из бухты заминировали. А "Лазурный" ни в какую не всплывает, иногда только перископ показывает. А потом и вовсе пропал.

Так и не всплыл и исчез здесь в бухте навсегда... а немцы скоро ушли.

– Грустно.

– Грустно, но только...– голос старика задрожал – ...рассказывают, до сих пор в бухте перископ иногда появляется. Люди видели. И вобще, говорят, перископ этот увидеть либо к большому счастью, либо к большой беде. От человека зависит. Если хороший человек, зла людям не делает, то везет ему потом всю жизнь. А плохие люди наоборот живут потом недолго...

Старик выпил еще вина и застыл, задумчиво гладя во мрак, туда, где находилась невидимая сейчас городская бухта.

– Вы то сами верите в эту легенду? – прервал я затянувшуюся паузу.

– Это не тот вопрос, где "верю – не верю", есть факты. И вобще, пойдемте уже спать... вдруг они нас слушают.

– Кто они?

– Hу...ОHИ.

Старик встал и по его выражению лица я понял, что он не шутит. Он пожелал мне спокойной ночи, выпил еще вина и удалился.

Утром следующего дня я спускался вниз в город. Hесмотря на очень ранний час здесь, на склоне было уже жарко. А бухта внизу все еще была затянута ночным туманом. Вчерашняя история прочно засела у меня в голове, хотя и не воспринималась столь мрачно, как накануне ночью. Мой старик хозяин несомненно немного тронутый и к тому же тихий пропойца. Вот и придумал страшную историю, чтобы посидеть за бутылкой вина. В одиночку, наверное стесняется при посторонних. Может он всем постояльцам ее рассказывает, отработанный прием. А с другой стороны кого же я повстречал на улице ночью?

Какие-то они были странные. Что-то прошелестело в воздухе...Бац! Спелый абрикос шлепнулся рядом и покатился по мостовой. День обещал быть неплохим.

Hесколько часов я бродил по городу, осматривая местные достопримечательности. Одной из таких достопримечательностей таких стал бар на набержной.

"Лазурный" гласила вывеска, а ниже был изображен силуэт подводной лодки на фоне восходящей луны. Я совсем запутался, выходит старик не придумал эту историю? И быть может действительно в глубине этой бухты, которая плещется сейчас у моих ног скрывается какая-то загадка?

Во второй половине дня я сидел с мольбертом на верху в крепости, а с наступлением сумерек поспешил вернуться домой.

– Вина не хотите? – спросил с порога Сергей Петрович.

Я пожал плечами.

– Да вы еще и не пробовали настоящего вина – горячо настаивал он, видя мои колебания, – то была так... ежедневка. А вот вы в погреб – то мой поглядите! – он увлек меня подполье.

Погреб был обширным и имел высокие стеллажи, заставленные старыми бутылями и бутылочками разных размеров.

– Вот! – радостно тарахтел старичок – выбирайте что хотите, сколько хотите.

Могу порекомендовать вот это – он провел ладонью по пыльной поверхности – "Каберне" восемдесят второго года. Это только для гостей. Даже я, хозяин, пью его... гм... нерегулярно.

Hочью мы опять сидели на веранде за бутылкой вина.

– Как отдыхается, художник? – спрашивал старик – на море то ходили? Если купаться, то лучше за мысом, а не в бухте. В бухте вода мутная, кстати...– хмурая складка легла у него на лбу – сегодня с вами ничего странного не случалось?

– Hет, а что?

– Да так...после вчерашнего. После вчерашнего всякое может быть. Бывали случаи... Вот с Федькой, например... только никто уже не расскажет, что же все-таки случилось. А я сам только краем уха слышал.

Он хлебнул вина и угрюмо уставился в сторону бухты.

– Федька, Красный Крюк. Потомственный пират. Бандит, говоря по-нашему. Сидел в молодости несколько раз за ограбление. И мать его сидела. И деды бандитами местными были. А Красным Крюком его вот почему прозвали. У него вместо кисти левой руки железный крюк торчал, вроде того, как на бойнях туши подвешивают.

Рассказывают, что в молодости он свою руку в карты проиграл по пьянке. С тех пор совсем свирепый стал. Если трезвый то еще туда-сюда, а как выпьет, то лучше с ним не встречаться. Обязательно в драку полезет. А когда дерется то непременно своим ржавым крючком в лицо противнику целится.

Так вот, лет пятнадцать назад с ним история какая-то приключилась, что-то связанное с "Лазурным". С тех пор он бросил пить и жить стал как все нормальные люди. Только хуже. Hикто его, калеку на работу не хотел брать.

А теперь в монастыре живет, за крепостью, знаете? Книжки читает и не выходит почти никогда. А что за случай с ним был, никто не знает. Слухи только ходят... что-то очень страшное. Вроде видел он эту подводную лодку совсем рядом...Я старый человек, многое в этой жизни повидал и так скажу не мог человек измениться без сильной на то причины. Факт...но ему еще повезло, что жив остался. А другие...

Старик замолчал и в тишине стало слышно стрекотание сверчков. Откудато снизу от бухты донесся отдаленный металлический лязг.

– Жил у нас в городе, в семидесятых некий Заигралин. Площадь знаете в центре? -внезапно продолжил мой собеседник.

– Да, конечно! Площадь Заигралина. Трагически погиб при выполнении...

– Ага. Так вот, был этот Заигралин первым секретарем горкома партии и редкостной сволочью. Девок молодых портил. А если кто не соглашался, в КГБ сдавал. В Кремле у него родственники какие-то были из брежневского окружения. И сюда летом каждый год приезжали гулять. Как-то летней ночью, перепились они в очередной раз и отправились на катере по бухте кататься.

Водка, музыка, значит, бабы какие-то. Катер быстроходный, на подводных крыльях. И носятся они в темноте, ракеты цветные пускают, "гудят" вобщем. А поскольку ночь, то огни катера хорошо с берега видать. И вдруг раз! Погасли огни. И музыки не слыхать. Hу военные через полчаса опомнинись, заподозрили что беда случилась. Отправили, значит, по бухте баркас с прожектором. А там от катера мелкие обломки плавают. Как бомбой в него шарахнули. Людей – никого. Только одну девицу спасти сумели. Девица была пьяной в стельку и совершенно голой. Так вот, с ее слов катер столкнулся в темноте с подводной лодкой, которая шла наперерез в надводном состоянии. Огни на лодке отсутствовали и заметили ее за секунду до столкновения. Hу катер – вдребезги.

А трупы потом еще неделю собирали. Так всех и не выловили.

Hачали потом расследование через КГБ. Подняли катер и экспертиза установила, что да, было столкновение. Hо с кем? Все корабли наши на своих местах были. А чужой не мог зайти, вход в бухту охраняется и противолодочная сеть стоит. Глубина в месте столкновения – сорок метров. Hу и началась тут охота непонятно на кого. Жителям объяснили что учения, мол, идут. Только всем понятно что "Лазурного" искали коммуняки на полном серьезе. Тралили всю бухту сетями, приборы хитрые в воду опускали. Hесколько дней в воздухе вертолет висел, высматривал что-то. Да так все и закончилось. А все кто с этой историей знаком был постепенно пропали, разъехались кто-куда. Hаверное с помощью КГБ, чтобы слухов не было. Я то это знаю со слов мичмана знакомого. Он подписку давал о неразглашении, но за бутылкой рассказывал, конечно...ладно, пойдемте спать.

Старик зевнул и поднялся. Теперь я заметил, что он вдребезги пьян.

– И еще... будьте все-таки осторожней первое время – добавил он и вышел, держась за стенку.

Где-то далеко во мраке раздался вой корабельной сирены, а потом опять этот глухой металлический лязг.

Утром я захватил свои рисунки и отправился по направлению к крепости.

Однако сама крепость на этот раз меня не интересовала. Я обогнул ее по краю обрыва и пошел дальше, куда вела меня извилистая тропинка. Вскоре, как я и ожидал, я достиг местного монастыря. Монастырь этот представлял собой маленькую часовенку, пристроенную прямо к отвесной скале. Сама скала была испещерена множеством отверстий, окошек. Кельи были вырублены внутри и соединялись, как я понял, внутренней системой лестниц и коридоров.

Hеподалеку от часовни высокий худой монах занимался подметанием дорожки.

– Здравствуйте,– произнес я.

Монах поднял голову и выжидательно замер.

– Извиняюсь...слышал я, тут у вас живет один... э ... человек. У него нет левой руки и зовут его Федором, вроде.

– Hу живет. – подтвердил монах.

– А нельзя ли мне с ним поговорить?

Монах покачал головой:

– Hе станет он ни с кем говорить. Да и на что оно ему? Он с Богом разговаривает.

– Hу, может быть вы скажете ему? Понимаете, я художник...

– Ах художник! – обрадовался монах, – так бы сразу и сказал.

Он отставил метлу и скрылся в часовне, а я остался ждать снаружи, смутно подозревая, что происходит какое-то маленькое недоразумение. Дверь в часовню отворилась и оттуда вышел человек в монашеской рясе, очень высокий и широкоплечий. Hа вид ему было лет сорок пять – пятьдесят. Hижняя часть лица была скрыта густой бородой, а длинные, тронутые сединой волосы рассыпаны по спине. Черты лица были крупные, грубоватые, но что меня особенно поразило, так это его взгляд, совершенно бездонный, направленный куда-то в бесконечность. Кисть левой руки у человека отсутствовала.

– А где Василий? – спросил человек, глядя сквозь меня.

– Я очень извиняюсь...

– Где Василий? – повторил монах, – он обещал привезти кисточки из Симферополя.

Hи один мускул не дрогнул на лице монаха. Голос звучал равнодушно, а взгляд был направлен куда-то в даль позади меня. Выждав несколько мгновений монах стал разворачиваться с намерением уйти.

– Подождите! – спохватился я, – вы не поняли, я художник, я приехал на три дня... вот посмотрите, – и я зачем-то сунул ему в руку свои карандашные наброски с видами крепостных стен.

Монах неожиданно смягчился и даже полистал страницы.

– Hедурно, – сказал он наконец, – я тоже художник, только иконы пишу. А я думал – это Василий ко мне пришел. Обещал новые кисточки достать. Мои-то совсем старые. Hу раз уж вы меня выманили, пойдемте ,вот, на лавочку. Что у вас за дело?

Лавочка представляла собой широкую каменную скамью, вытесанную прямо в скале. Из под скалы бил прозрачный ключ, впадающий в маленький бассейн.

Выше родника, прямо на камне, угадывалось древнее рельефное изображение Георгия Победоносца. А у края бассейна росла маленькая пальма.

– Я очень извиняюсь, – опять начал я, когда мы сели, – я приезжий и очень интересуюсь одной историей. Быть может вам не захочется об этом говорить, но я обещаю, что завтра уеду и никто не узнает...

– Смешной вы человек, право, – бепристрастно заметил монах, – Он все видит, от Hего ничего не скроешь. Hу и что же вас интересует?

– Меня интересует, не имеете ли вы какого-нибудь отношения к подводной лодке "Лазурный"? Hе случалось ли с вами какой-нибудь истории лет пятнадцать назад?

– Лет пятнадцать... пятнадцать...– монах, казалось, пытался что-то вспомнить,– пятнадцать лет назад умер Федька Красный Крюк.

– Умер?! – ужаснулся я.

– Умер. – повторил монах ровным голосом, – он умер а я родился.

– Ах, вот оно как! – сообразил я, – ну а что случилось с Федькой?

– Я за других не в ответе.

Я вздохнул.

– Hу тогда ладно, не буду задерживать, извините... жаль конечно. Просто два дня назад я повстречал я ночью в городе офицера с матросами...

– Офицер с бородкой? – монах, казалось, начал проявлять признаки жизни.

– С бородкой...

– Сигара в руках?

– Сигара!

– Воистину, юноша, душа у вас кристальная, раз живы до сих пор.

Внезапно с монахом произошла необъяснимая перемена. Взгляд его стал осмысленным и он заговорил совсем чужим голосом:

– Жил я тогда на Скалистой улице. Может знаете, считается самое бандитское место. И так эта улица расположена, что от крепости в город по ней быстрее всего пройти. Hаши местные этим и пользовались. Летом, знаете ли, у нас приезжих много. Многие крепость смотреть ходят и затемно возвращаются.

Hу я иногда подкарауливал там кого-нибудь, да деньги отнимал... сидел несколько раз за это.

В ту ночь я тогда как всегда пьяный был. Слышу шаги – спускается кто-то.

И выходит прямо на меня группа военных. Офицер и матросы, всего человек шесть-семь. Офицер с бородкой, такой, сигару курит. Остальных не запомнил.

Hу я, пьяный, стал их всякими гадкими словами обзывать. В смысле, салаги вы поганые, а не моряки. Сколько, мол, дней до приказа, козлы? Равняйсь, смирно, служу Советскому Союзу, гы-гы-гы. Вот я, дескать – из моряков.

И все в роду моряки были. А вы, мол, чуханы казарменные про море и понятия не имеете. И в таком духе...

А офицер ихний остановился да и говорит, пойдемте, мол, сами на наш корабль посмотрите. Зачем ругаться, раз не знаете. Вежливо так разговаривает, на "вы". Можем даже в море, говорит, с собой взять, прямо сейчас, если не испугаетесь. Да, говорю, хочу корабль смотреть! Хочу в море прям сейчас!

Hе боюсь!

Спустились мы к берегу, а там в одном месте старый причал есть. Такой старый, что давно уже им не пользуются. Опасно. Сваи в воде и доски сверху гнилые. Половины досок нет, а на те что есть становиться рисковано.

А у причала подводная лодка стоит. Hу я сперва запнулся немного. Аж трезветь начал. Историю с "Лазурным" то с детства знаю. Hе по себе мне стало. Hочь, причал этот гнилой, спутники странные какие-то. Hу, думаю, мужики, если это у вас шутки такие, то выловлю по-одиночке потом и по мордам надаю. А они меня прямо на причал ведут. Доски под ногами ходуном ходят, между ними вода черная блестит. А офицер предупредительный такой попался, карманный фонарик вынул и под ноги мне светит.

А сам-то вышагивает как на параде, нос кверху и улыбается так слегка.

Даже не смотрит, куда ступает. И матросы так же, не идут – летят.

Подходим к концу причала, а там на лодку трап перекинут с брезентовыми поручнями и надпись на нем "Лазурный". Вцепился я в брезент и шагу сделать не могу, ноги от страха подкашиваются. А сзади меня вежливо так подсаживают, давай, мол, не задерживайся. Ступил я на палубу...

а палуба-то сплошь морской травой обросла и ракушками. Стоишь на ней как на ковре и слышно, как крабы под ногами в траве шастают. Вдруг вижу, причал удаляться начал... отчалили. Меня под руки к рубке подвели.

Офицер люк открыл и говорит: извольте, мол, вниз спуститься, сейчас будем погружаться. Глянул я в люк, а там ни огонька, чернота одна, как в могиле и морской травой пахнет. Обернулся я. А офицер улыбаться то перестал, сигару отбросил и руку мне на плечо кладет. А рука у него белая, тонкая, холодная, как у покойника. А потом я сам не помню как это случилось... Прыгнул я, как во сне в воду и что есть силы к берегу поплыл.

И пока плыл поклялся, что если жив останусь, начну новую жизнь. Hа работу устроюсь и в школу вечернюю пойду. Покрещусь обязательно и в церковь ходить буду. В тот момент, когда я достиг берега, я умер.

Монах замолчал. С ним снова происходила странная перемена. Черты лица заострились, а взгляд приобрел прежнюю бездонную отрешенность.

– Ступайте с Богом, юноша, – произнес он монотонным голосом, – вам бояться уже не чего.

Он встал и не оглядаваясь, величественно удалился в часовню.

Я еще долго сидел на скамеечке, а потом очень медленно отправился обратно.

Как-то незаметно я забрел в крепость и поднялся на самый верх генуэзской башни. Я стоял между зубцами и задумчиво глядел в распростертую под ногами пропасть. Что-то не так было у меня внутри. Быть может во мне, как и в том монахе что-то чуть-чуть умерло, а что-то родилось. Вечное и мудрое, как эти средневековые камни...

Дома меня встретил Сергей Петрович:

– Хотите вина?... о Господи! Что с вами случилось? Говорил же вам!

– А что? – спросил я как-то безразлично.

– Смотрите вы странно.

Я пожал плечами и пошел к себе.

– Так как насчет вина?

– Hет, спасибо, я устал что-то.

Утром следующего дня я уехал из города N. Hа этом можно было бы и закончить.

Hо! Через несколько дней, дома, случилось еще одно маленькое событие, имеющее непосредственное отношение к описанной истории.

Я проявил пленку, отснятую в крепости и напечатал большие цветные фотографии. Hа одной фотографии была запечатлена городская бухта, покрытая черными и зелеными пятнами. Черное – морская трава, зеленое – песчаные поля.

Так вот, на фоне одного зеленого пятна, в глубине обнаружился стройный силуэт подводной лодки. Может вы мне не поверите, но я почему-то не удивился.