Текст книги "Статьи, очерки, воспоминания"

Автор книги: Юрий Домбровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Письмо А. Варпаховскому

7 мая 1956

Дорогой друг!

Очень рад был получить Ваше письмо – я уж, по правде, и перестал его ожидать. Вы удивляетесь моей памяти? А в свое время я так же удивлялся Вашей. Помните Ваш фокус – пятьдесят слов по порядку и в разбивку и ключ к нему? (кажется, – первый десяток – предметы города). Я месяца два тому назад вспомнил это и показывал своей племяннице. Писать о себе: это тяжело, долго и страшно, об этом надо лично, да и то не все сумеешь рассказать, – но коротко попытаюсь. Я многострадальнее Вас. Вы попали, очевидно, на рудник, а я на "прокаженку" – 23 километр. Очень много нужно, чтоб колымчанин окрестил лагпункт "прокаженкой", – и это многое там было полностью. Вы умирали в проклятом сарае стоя, мы дохли в брезентовых палатках лежа. Только и разницы. Зимой я из палатки выходил только раз – посмотреть сполохи, предвещающие войну, а в августе, когда она наступила, – нас собрали и по инвентарному списку погрузили на тот же "Дзержинский" и повезли на Большую Землю. Там в бухте Находка то на земле, то на нарах, то на больничной койке я провалялся год. Умирал, умирал и не умер. (Помните, Вы как-то мне говорили, что если случится железнодорожная катастрофа, то погибнут все, кроме Вас, – Вы столько пережили, что бессмертны. Вот таким же Вечным Жидом чувствовал себя и я.) Когда выяснилось, что я уж и не умру, меня вместе с другими кащеями погрузили в товарняк и повезли. Довезли до крошечного (4 л/п!) лагеречка "Средняя Белая" и сбросили. Представляете – сибирская степь, ни дерева, ни полена дров, помещение – землянка. Когда утром моют пол паршивенькая желтая лампочка не видна от влажного тумана, барак плавает по озеру грязи – идешь – из досок бьют бурые фонтаны. Мы сожгли все полы, все крыши, сортиры, квч, еще черт знает что. Вшей сгребали горстями, ибо в бане давали только с поллитра теплой воды. (Помню раз: нам тупейшей бритвой бреют лобки, мы орем – все холодное помещение набито желтоватыми беззадыми телами, рядом на почетном месте сидит влюбленная парочка: нач. санчасти в бобрах прехорошенькая дурочка лет 22 и пьяная тупомордая скотина опер в болотных сапогах. Они, далекие от всей земной скверны, объясняются в любви. Он говорит: "Люблю!" Она туманно тупит глазки и качает головкой: "Не верю, это у вас от тоски!" А кругом мат, рев, вой, они ничего не слышат.) Тут в этой степи я опять стал сдыхать и так быстро, что меня зимой 43 года еле-еле успели выбросить (по актировке) за ворота. Доехал до Алма-Аты. Здесь, лежа в больнице, я написал большой роман "Обезьяна приходит за своим черепом" собственно говоря, написал только первые две части и забросил. Надо было вертеться и зарабатывать дневное пропитание. Работал сценаристом на фабрике, преподавателем в киношколе, преподавателем в студии театра (в первой – вел теорию драмы – по Волькенштейну! – во второй – курс по Шекспиру, это уж сам по себе), редактировал и переводил, переводил, переводил. Один товарищ взял у меня роман и повез в Москву к Чагину. Вдруг телеграмма "Роман вызвал положительные отзывы, шлите остальные части". Стал приводить в порядок черновики. Вдруг статья в "Звезде", в "Правде", и меня начинают бить местные Прянишниковы – мои братья-писатели. К тому времени я написал повесть о Шекспире – "Смуглая леди" – это о рождении "Гамлета" (о черной даме, о сонетах, об Эссексе и Елизавете) – меня и за нее продернули! И вот в "Известиях" – громовой подвал некоего П. Кузнецова (делателя акынов) о безыдейном юродствующем богемце с богатым прошлым. О известном всему городу "пройдохе Домбровском", который... ну и т. д. Ну, думаю – смерть, но оказывается не тут-то было. Во-первых, Чагин (директор "Московского рабочего") поднял скандал. Призвали Кузнецова: "Читал роман?" – "Нет, не читал", "А писал?", "Писал", – выгнали из "Известий". Потом телеграмма от М. Шагинян: "Прочитала "Смуглую леди", считаю превосходной вещью, прекрасно вскрывшей сонеты Шекспира. Фадеев, Шагинян". Потом телеграмма от Лавренева: "После долгих боев удалось отстоять Вашу прекрасную вещь. Берем ее в "Звезду", – и т. д. Отзывы, триумф. Итак, чувствую себя калифом на час. Приезжаю в Москву и захожу к Вашей сестре. Вы знаете, что я увидел и как она жила. Обещал зайти на другой день, и тут опять "чижа захлопнула злодейка западня". На этот раз – Тайшет, спецлаг, номера, два письма в год и прочие маленькие радости. Что тут пережил и что делал – об этом, разумеется, только лично, ибо – это поистине неописуемо. В 55 году освобождаюсь (десять лет заменили на шесть). Роман уничтожен во всех редакциях – и все-таки нашел один экземпляр (сохранили в КГБ) и ныне сдал в "Новый мир", где прозой заведует тот же Лавренев, а что из сего выйдет, не знаю. Может быть, и ничего. Сейчас:

1) жду реабилитации – из моих четырех дел – три похерены за "отсутствием состава", четвертое наполовину – вот добываю эту половину.

2) Пишу повесть о Шекспире "Вторая по качеству кровать" (это о его смерти и взаимоотношениях с женой, которой он из всего своего имущества завещал только эту "кровать").

3) Ожидаю всего хорошего, ибо оно, конечно, так же неизбежно и исторически обусловлено, как и то плохое, что мы с Вами пережили. Худ. Страшен. Беззуб. Не женат (вернее, был много раз женат и поэтому холост), но все равно повторяю из Сервантеса – на титульном листе первого издания "Дон-Кихота" был нарисован сокол со скинутым колпачком и написано по латыни: "После мрака надеюсь на свет". Ведь мы тоже не то Дон-Кихоты, не то Кюхельбекеры. Пишите, дорогой. Я Вас очень хорошо помню и часто вспоминаю. Очень, очень рад, что у Вас все так хорошо кончилось. Ничего! "За битого двух небитых дают". В искусстве-то это, во всяком случае, так. Жму руку. Пишите скорее. Москва 7-34, Островский пер. 14 кв. 15.

Ваш Домбровский

Письмо О. Ф. Турумовой {*}

{* Мать жены Ю. Домбровского.}

Дорогая Ольга Федоровна,

и вот Вам исполнилось – 55! Великое дело! Я вот никогда не думал в юности, что доживу до 30, 40, 50, 60 и доживал, И как будто ничего не менялось. Хотя по существу менялось абсолютно все. Поэтому я понимаю, что к радости у Вас сейчас примешивается и чувство горечи и горести. Что тут не думай – ничего умного не выдумаешь – стареем, да! Вопрос только – как. Вот Гете считал старость самой счастливой порой своей жизни. Мне это не больно понятно – но важно, что и такой подход, значит, возможен. Я так не думаю, но мне, как человеку, который всю жизнь собирал себя (да так и не собрал), доставляет, например, некоторое чувство удовлетворения то, что я сейчас как-то наиболее приспособлен к своей работе. Еще 10, 5 лет было не так. Это радость – работать в полную возможность – тоже очень много значит. Мне кажется, это относится и к Вам. Наиболее четко, уверенно, твердо ощущаешь себя в работе. Ведь ни Вы, ни я ничего иного не умеем, кроме как работать по своей специальности. Не будем работать – загнемся и все. Пенсии для нас в этом случае – нет. Просто ее не может быть. 120 рублей – да, они нужны, – а вот ходить по городу, по кино, по магазинам – это мы не сможем. В этом отношении я уверен, что мы очень похожи. Все мое бешенство идет от того, что я не всегда мог работать – надо зарабатывать, а это чертовская разница! У Вас же работа и заработок совпадают – это великое счастье, и оно редко у кого бывает. Вот в этом году я все-таки, наверно, кончу (обязан!) свою работу, которую волочу уже 8 лет и поистине вздохну свободнее. Смогу подумать и о других работах, за которые сейчас взяться не могу. Они тоже меня интересуют – но требуют отдачи полностью. У Вас же все было, есть и будет в руках. Какое великое счастье, когда про себя это можно сказать с таким полным правом – как о Вас скажут друзья в Ваше пятидесятипятилетие. Так обнимаю, целую Ваши руки и поздравляю, поздравляю!

Ваш Домбровский. 1972

ПРИМЕЧАНИЕ

Три письма, помещаемые в заключительном томе собрания сочинений Ю. Домбровского, – только малая часть эпистолярного наследия писателя, которое постепенно приходит к читателю. Так, несколько писем из обширной переписки Ю. Домбровского опубликованы в журналах "Наше наследие" и "Новый мир". Готовятся они к публикации и в других изданиях.

Ю. Домбровский и театральный режиссер Л. Варпаховский познакомились в пересыльном лагере в 1940 году. Л. Варпаховский спас жизнь Ю. Домбровскому при отправке на Колыму втащил на руках на пароход, иначе Юрия Осиповича, у которого отказали ноги, пристрелили бы.

С известным литературоведом Н. Я. Берковским судьба свела писателя в Алма-Ате в конце 40-х годов, когда тот "на предмет пайка" написал первую рецензию на роман "Обезьяна приходит за своим черепом", отмечая в ней, что "Домбровский – даровитый писатель, с хорошей культурой, знает науку... У него есть умение романиста, есть выдумка, манера рассказывать достаточно свободная. Несомненно, это писатель с будущим". Не удивительно, что когда через 16 лет "Обезьяна" вышла, Ю. Домбровский одному из первых послал ее Н. Я. Берковскому.

КОММЕНТАРИИ

КНИЖНЫЕ БОГАТСТВА КАЗАХСТАНА

Статья опубликована в газете "Казахстанская правда" 16 июля 1937 г. История ее опубликования стала одной из сюжетных линий романа "Хранитель древностей". В данном издании статья публикуется в том виде, в каком она увидела свет впервые почти 60 лет назад.

КТО ЖЕ ВЫ, ЖОЗЕФ КАСТАНЬЕ?

Опубликовано в газете "Казахстанская правда" 15 августа 1965 года. Перепечатывается впервые.

ЦЫГАНЫ ШУМНОЮ ТОЛПОЙ...

Статья напечатана после смерти писателя в журнале "Вопросы литературы" (1983 г. Э 12, публикация О. Мизиано). Написана для АПН в середине 60-х годов и адресована была зарубежному читателю.

ТВОРЧЕСКИЙ ПОДВИГ

Впервые опубликовано в журнале "Дружба народов" 1958 г.,Э 11.

О ГРИНЕ

Эти небольшие воспоминания о единственной встрече с Грином напечатаны в сборнике воспоминаний о А. Грине, составленном Б. Сандлером.

Юрий Домбровский часто перечитывал произведения А. Грина; все, что относилось к жизни любимого писателя, интересовало его.

ТАЙНА ПРЕВРАЩЕНИЙ

Публикуется впервые.

СТЕПАН ПАВЛОВИЧ

Впервые воспоминания напечатаны в книге "Обезьяна приходит за своим черепом". (Библиотека "Знамени", 1991 г.).

ВСТРЕЧИ СО СЛАВИНЫМ

Публикуется впервые.

ПАМЯТИ ШУХОВА

Напечатано в книге "Воспоминания об Иване Шухове", Алма-Ата, 1979 г.

ПИСЬМО АРИСТОВУ

Написано вскоре после освобождения Ю. Домбровского. Писатель видел, как неоправданно затягиваются дела с реабилитацией, предлагал свои конкретные меры ее ускорения.

Печаталось в нескольких изданиях романа "Факультет ненужных вещей" как приложение к нему.

ПИСЬМО С. АНТОНОВУ

Посвященное эпизоду в жизни Ю. Домбровского, письмо имеет общественное значение. Не случайно в журнале "Столица" (1991 г. Э 6) оно опубликовано под красноречивым названием: "Да будет известно и да будет неповадно".

ДВЕ АНКЕТЫ

На публикуемые в данном томе анкеты журнала "Вопросы литературы" отвечали известные мастера слова. Так, в анкете, посвященной 150-летию со дня рождения М. Ю. Лермонтова, приняли участие И. Ефремов, Ю. Казаков, Ю. Нагибин, Е. Исаев, П. Антокольский, а в анкете о языке и стиле – В. Белов, В. Шукшин, С. Кирсанов, А. Тарковский и другие.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Биография Ю. Домбровского мало известна широкому кругу читателей. Исходя из этого, мы и поместили в приложениях к шестому тому его собрания сочинений несколько воспоминаний о писателе.

Большинство из них публикуется в нашей стране впервые.

К. Турумова-Домбровская