Текст книги "Плавание продолжается… Воспоминания. Книга 2"

Автор книги: Юрий Орлик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

О Бродском. Сан-Андрес. 22 декабря 2014

В предыдущей части записаны размышления по еврейскому вопросу. Интересно, что в связи с упомянутой книгой В. Бояринцева становится совершенно ясным и случай И. Бродского. Действительно – полуграмотный самоучка, певец »забора из гнилой фанеры» и »кучи в прихожей на полу» – и бац! – Нобель в конце 20 века. Бродский с гордостью рассказывает: «Я, мол, как-то поднялся на уроке в 8-м классе и вышел, чтобы никогда в школу не вернуться». Наша лучшая в мире советская школа, видишь ли, не подходила этому гггению. Или еще: «Я, мол, был диссидентом, когда и диссидентов еще не было». Вот на таком уровне и »поэтические » достижения.

В русской поэзии много примеров самоучек – Кольцов, в 20 в. Клюев, Есенин. Но у этих поэтов есть действительно гениальные вещи, которые остались навсегда в памяти народа как песни (»Не жалею, не зову, не плачу…», послушайте это в исполнении трио Реликт). У Бродского – ничего – разве что Письмо римскому другу, как апология Марциала. Но в этом стихе звучит голос Марциала, поэт показывает свои способности как имитатор. Зато полно галиматьи как знаменитая Муха, и т. д. и т. п. -”…седина стыдно молвить где…”. Действительно – стыдно молвить. Да и стыд какой-то уж очень избирательный – о седине стыдно, а о куче… на полу – нет – очень похоже на современную манипуляцию.

Чтобы как–то оправдать »гениальность» этой никчемности была придумана теория принадлежности его стиля к т. н. метафизической поэзии, у меня где-то была монография Кулле, посвященная этой теме. Для этого же лет около 15 назад (я уже писал об этом) вышла и книга С. Волкова Диалоги с Бродским, чтобы показать – смотрите, мол, какой это “гггений” – на уровне Гете и Аккермановских диалогов. Но на самом деле правда в другом – просто сионистская закулиса, в угоду своим собственным политическим интересам, раздула этот ничтожный пузырь как и в случае Эйнштейна – и бац!– премия по литературе! –получите нового гения всех времен и одного народа и распишитесь.

Я и раньше анализировал этот вопрос о поэзии Бродского. Мой стаж любителя книги начался задолго до того, когда я был 2 года быть председателем Общества любителей книги БГУ. В Минске у меня было более 1000 томов в личной библиотеке. Я почти всего Бродского читал и многие вещи не один раз. Хочу повторить свое мнение – нет у этого поэта почти ничего, заслуживающего внимания. Мне так же кажется, что он сам, наверно, будучи в душе объективным, это понимал. Например, откроем его Нобелевскую лекцию – он начинает со ссылки на свои кумиров, свою духовную базу – 2 американца – Фрост и Оден и 2 наших поэтических звезды – Цветаева и Ахматова (и кажется Мандельштам– цитирую по памяти). Теперь вопрос – попытаемся сравнить две эти пары с точки зрения поэтического качества. Мне кажется – и сравнивать-то нечего – у двух американских «метафизиков» (я их тоже читал) и по содержанию и по форме нет ничего заслуживающего действительного внимания (я не считаю, что метафизический туман заслуживает серьезного внимания), но две русско-советские звезды-поэтэссы – это действительно вершины не только русской, но мировой поэзии (о Мандельштаме, конечно, здесь и разговора нет – я его не зря цитировал в первой книге в той части, где шел разговор о море). То есть скорее всего скрытая духовная основа и реальная база поэта Бродского – наша тройка великих поэтов плюс Васильев-островская ленинградская тема. Но говорить вслух правду об этом он, скорее всего, не мог – иначе Нобеля бы не получил, только схлопотал бы по шнобелю. Да и «на Васильевский остров не пришел умирать» – не выгодно было.

Да разве можно сравнить поэтические потуги Бродского хотя бы с этим:

Давай ронять слова,

Как сад – янтарь и цедру,

Рассеянно и щедро,

Едва, едва, едва.

Не надо толковать,

Зачем так церемонно

Мареной и лимоном

Обрызнута листва.

…

Кто коврик за дверьми

Рябиной иссурьмил,

Рядном сквозных, красивых

Трепещущих курсивов.

…

Ты спросишь, кто велит?

– Всесильный бог деталей,

Всесильный бог любви,

Ягайлов и Ядвиг.

…

Мне кажется у Бродского трудно найти хотя бы и одну строфу такого качества как эти гениальные строки. И совершенно ясно, что все дело в высочайшем уровне внутренней культуры Б. Пастернака, в основе которой были, например, еще детские контакы и воспоминания о Ге, Толстом, профессиональные отношения со Скрябиным, глубокое изучение философии и как следствие «Марбург», несколько строк из которого Великий поэт считал гениальными. Да и откуда этому взяться у Бродского, ведь с 8-го класса-то ушел, а самообразованием достичь такого даже в лучших в мире советских публичных библиотеках– невозможно. Кстати, эти низкие школьные знания и уровень культуры его очень роднит с Эйнштейном, который, как отмечается в вышеприведенной книге по истории физики, был посредственным и даже тупым учеником и студентом.

Я также уже писал, что другой «шнобелевский» Нобель А. Солженицын более 10 лет назад опубликовал в одном из толстых журналов подробный разбор поэзии Бродского и высказал похожие оценки, весьма далекие от тех восторженных, которые ставят ему заинтересованные в обмане манипуляторы (читать в Новом Мире н. 12, 1999 г., https://magazines.gorky.media).

Повторим, что Пастернак – это тоже Нобель. Но как я уже писал в первой книге, его награда– это следствие не объективных заслуг писателя и литературного качества его романа, а опять-таки следствие манипуляции и лжи. Совсем недавно снова были опубликованы новости на эту тему, (примечание – 16.01.2015)

Литературоведы из Лэнгли признали, что поддерживали издание романа Пастернака

Центральное разведывательное управление США (ЦРУ) частично опубликовало и рассекретило материалы, из которых следует, что управление поддерживало издание романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго» и других писателей из «советского блока».

В одной из директив ведомства, датированной декабрем 1957 года, ЦРУ рекомендует уделить обнародованию книги Пастернака большее значение, чем другим произведениям, которые поступят в "советский блок". "Доктор Живаго" должен быть опубликован максимальным тиражом, в максимальном количестве редакций для последующего активного обсуждения мировой общественностью, а также представлен к Нобелевской премии", – говорится в директиве.

"Что касается изданий на других языках, они должны быть поддержаны крупнейшими общественными издателями", – отмечается в документе. В других материалах ЦРУ говорится, что авторы с активной творческой позицией, подобно Борису Пастернаку, будут способствовать разрушению "железного занавеса".

Ранее ЦРУ в Twitter анонсировало проведение в Центре Вудро Вильсона в Вашингтоне конференции "План Маршалла для ума", на которой речь шла о секретной программе ЦРУ по распространению книг в годы холодной войны. В ее рамках было объявлено, что мотивационная часть революций в странах бывшего Советского блока была подготовлена именно творческой интеллигенцией, произведения которой активно публиковались при поддержке ЦРУ.

Благодаря этой программе с 1958-го по 1991 год были распространены порядка 10 миллионов книг и периодических изданий между гражданами стран Восточного блока.

"Доктор Живаго" – роман Бориса Пастернака, написанный в 1955 году и являющийся вершиной его творчества как прозаика. Рассказывая о жизни российской интеллигенции в период от начала столетия до Великой Отечественной войны сквозь призму биографии доктора-поэта, книга затрагивает проблемы жизни и смерти, вопросы русской истории, а также интеллигенции и революции.

В 1958 году Пастернаку была присуждена Нобелевская премия с формулировкой "за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа". Власти СССР восприняли это событие с негодованием, поскольку сочли роман антисоветским. Впоследствии Пастернак вынужден был отказаться от получения премии. (По материалам: РИА Новости).

Поэзия и грязная политика. Токайма. 2 апреля 2016

Эта статья написана в апреле и послана на сайт Союза писателей России, опубликована 11 апреля 2016, http://rospisatel.ru/orlik1.htm

Около года назад были опубликованы ранее секретные материалы американской разведки о романе Б. Пастернака «Доктор Живаго», сопутствующей роману премии и обо всем этом литературном и политическом скандале. Также вышла новая книга на эту тему (П. Куве, П. Финн. Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу. М., 2015). Авторы основываются на рассекреченных в Вашингтоне документах и показывают западный взгляд на эту проблему 50-х гг. К сожалению, в книге много поверхностных суждений, характерных для западной журналистики. Например, нет осуждения преступной деятельности ЦРУ-шников, которая ставится на одну доску с неумной политиков кремлевских властей и Хрущева.

Представляется интересным на основе этих публикаций попытаться снова взглянуть на этот ключевой момент и сложнейший случай нашей истории и литературы.

Хорошо известно, что сам поэт на протяжении целого десятилетия с середины 40-х был настолько увлечен своей работой и замыслом романа, что существовал как бы в двух параллельных мирах и, разумеется, здесь не могло быть и речи об авторской объективности или самокритичности. В разных работах и воспоминаниях много написано о бесчисленных авторских читках фрагментов романа в 40-50-х гг., во время которых разные слушатели, и среди них друзья поэта, часто указывали на слабые места в тексте. Это, например, неоднократно делали А. Гладков, К. Чуковский – соседи по даче. Дорого стоили также и глубокие суждения А. Ахматовой – давнего друга и поэта того же ранга, что и сам Пастернак.

Но отмеченное увлечение авторской идеей было настолько сильным, что поэт реально не обращал внимание на большинство этих замечаний и дружеских советов.

Конечно, такое состояние можно считать нормальным для творца, и тем более для поэта. Для фантазии и воображения нет и не может быть пределов: они витают где угодно: и в «траве меж диких бальзаминов, ромашек и лесных купав», и в орешнике, внимая иволговой «песни жизни», и в море среди креветок и чаек и самое главное – в Небе (которое «касается чайками дна») среди сосен, птиц и облаков. Именно туда поэта совершенно верно поместил в свое время самый главный Кремлевский семинарист, критик и литературовед.

И сейчас после стольких лет существования романа видно, что его короткая последняя часть – стихи, подаренные автором главному герою – чуть ли не единственная созвучная часть длинного и сложного повествования; гениальный поэт, но как автор прозы – он был отнюдь не такой высоты.

В цитированных здесь публикациях приводятся интересные и малоизвестные современному читателю документы тех лет, например, октябрьское 1958 г. специальное постановление ЦК партии, опубликованное уже после присуждения премии. В нем ясно указывается, что акт нобелевского комитета направлен на разжигание холодной войны. С политической точки зрения это был абсолютно правильный вывод, тем более, что детали ультрасекретной разведовательной операции в тот момент, естественно, не были известны. В тот момент первый этап этой войны уже прошел и, развивая операцию в 58 г., американские спецслужбы не только активно проталкивали и финансировали срочные массовые издания романа за рубежом, но и прямо давили на Нобелевский комитет для принятия нужного им решения о премии. Известно, что после финансового кризиса комитета в самом начале 50-х годов США сразу же предложили ему помощь на постоянной основе и, естественно, не безвозмездно – вот вам и «независимые» мнения шведских экспертов.

Понятно, что поэт и все, кто его поддерживал, ничего не знали о реальном положении вещей и принимали весь этот шум за чистую монету. Это была также одна из основных причин и аномального внутреннего состояния писателя – обманутый автор в разные моменты был на грани срыва и предполагал, что вся вина лежит на зависти коллег, СП и на партийных органах.

Грубейшие ошибки хрущевского руководства подливали масла в огонь скандала. А ведь кто-то должен был до конца просчитать негативные последстия для страны и принять правильное решение – срочно напечатать роман в журнале, или отдельным изданием, с минимальными цензурными изменениями и таким же минимальным тиражом (например, 5000 или 10 000 – это капля в море для советского книгопечатания)– и все бы закончилось, так и не начавшись – затея врагов провалилась бы. Интересно, что в книге из ЖЗЛ о Пастернаке говорится, что некоторые известные писатели, например Б. Полевой, именно это и предлагали в тот критический момент, чтобы сохранить лицо страны – ведь причина всего скандала была высосана из пальца. Но мы знаем. что этого не было сделано, к сожалению.

Авторы новой книги 2015 г. приводят данные о том, что сам Хрущев после своего отстранения от власти признал, что история с романом не стоила того, книга не была антисоветской. И он же сам переправил свои лживые воспоминания в 70-х на Запад для опубликования. Естественно, что вся эта сложнейшая ситуации была подарком для ЦРУ и подлые силы зла ее полностью использовало и в 1958 и последующие годы против СССР. Жаль и выдающегося советского поэта, и еще более жаль нашу страну и нас самих, у которых было такое руководство, как «хрущ» и «горби».

Существенно, что эти недавно рассекреченные документы полностью меняют традиционные оценки этих событий с романом и премией для истории и литературоведения. Именно провокация американцев, тщательно засекреченная, в действительности стала центральной частью проблемы – выявлено и документально подтверждено еще одно преступление в нескончаемой серии их преступлений против СССР, России и всего мира.

Но история действительно повторяется и драма 58-60 гг. удивительным образом напоминает главную трагедию русской литературы 1837 г., «замкнутую в тереме» стихотворения другого обреченного гения. Только в 58 г. пожар раздували не франкофонная российская аристократия, как в те времена, а англоязычные американские «друзья» и не для потехи, а для достижения своих грязных целей: «nothing personal, just business».

Некоторые исследователя (см., например, С. Замлелова. « И все-таки что же это было?». Роман для тайной операции. Отечественные записки. н.3 ( 328), с. 14-16, 2015, sovross.ru) резонно отмечают, что каждый писатель может написать плохой роман, но ненормальным является то, когда неудачное произведение выдается за шедевр. Хотя и тут, с моей точки зрения, нет ничего странного, если посмотреть на эту проблему попристальнее и с позиций недавней истории ХХ в. Все это – тайная, продуманная, лживая и целенаправленная политика для раздувания никчемностей, чтобы мировая закулиса и реакция легче достигала своих темных и преступных целей, особенно против России. В этом списке провалов нобелевского комитета и среди опусов их авторов (Эйнштейн, Солженицын, Бродский и др.) вполне находится место и роману. Для врагов же из ведомства Даллеса это был просто удачный повод и сильное информационное оружие, использованное в холодной войне против СССР, а на войне для них все средства хороши. Имя физика стоит первым в вышеприведенном ряду, как характерный пример уже столетней политики лжи и обмана, см. книгу: В. Бояринцев. Антиэйнштейн. Главный миф 20 в. 2005. (https://www.litmir.me/br/?b=121246&p=41).

В очень сложной жизненной ситуации поэт проявил твердость и мужество – он всегда внутренне, а иногда и открыто, отвергал не только партийное давление, но и уговоры друзей, считая священным право писателя на свободное творчество. Более того – создается впечатление, что каким-то образом он внутренне понял или, возможно, догадался своим тончайшим эстетическим и моральным чутьем о чем-то грязном, что было скрыто за этой международной возней, причем это не исходило ни от СП, ни от ЦК, ни от собраний трудящихся и советской действительности – эту действительность поэт знал глубоко и в деталях, хотя и не описывал ее в романе. Ведь официально Страна открыла ему двери на выезд, сын Евгений стал бы опорой на Западе, средств от гонораров был бы вагон и маленькая тележка, даже не понадобилась бы предложенная искренняя помощь Хэма, но..... не поехал (через короткое время в 70-80 гг. с этим лозунгом, украденным у 1-го и то же Юрия и превращенным в скверный анекдот, укатили тысячи и миллионы «наших»…).

Пастернак же неоднократно в стихах высказывал свое мнение о том месте, которое является его пристанищем, и этим показал, что идея «наших» «земля везде тверда» – не его.

Вот оно – его место и судьба и гениальному переводчику была совершенно ясна вся важность оригинала:

Мечтателю и полуночнику

Москва милей всего на свете.

Он дома, у первоисточника всего,

Чем будет цвесть столетье.

И наверняка для него было важнее чувство общности со своим великим народом, о чем он записал еще в предвоенные месяцы:

.....

Превозмогая обожанье,

Я наблюдал, боготворя.

Здесь были бабы, слобожане,

Учащиеся, слесаря.

В них не было следов холопства,

Которое кладет нужда,

И новости и неудобства

Они несли как господа.

Рассевшись кучей, как в повозке,

Во всем разнообразьи поз,

Читали дети и подростки,

Как заведенные, взасос.

........

Потомство тискалось к перилам

И обдавало на ходу

Черемуховым свежим мылом

И пряниками на меду.

Действительно, что важнее – полное западное благополучие или эта доброта теплой душевной сопричастности? А ведь в 1958 он уже знал, что некоторые из персонажей стиха клеймили его на собраниях и в письмах в газеты…

Еще один сосед по даче К. Паустовский отмечал одну из замечательных особенностей в характере подлинных литераторов – это детскость. Именно этим качеством «большого ребенка» и творца, живущего на Небесах, можно объяснить и другой случай конца 58-го, когда первому встречному в Переделкинском лесу корреспонденту вручается пронзительное, и к тому же только что написанное по любовной причине, стихотворение о премии. И снова, к несчастью, первый встречный не оказался собкором Пионерской Правды или Мурзилки, а самого гнусного желтого листка – Дейли Мэйл. И как следствие назавтра – очередная их провокация в прессе, снова врагами раздут пожар и в который раз надо держать удар и объясняться с СП и ЦК.

Было также ясно, что эта ситуация (стрессовая, выражаясь современным языком) подрывает здоровье и сокращает жизнь. Еще в 20-е годы ему пришлось сделать выбор и он не уехал с семьей на Запад. Тем не менее в 1958, несмотря ни какие трудности, выбор был сделан тот же и правильный – по совести и по сердцу. Здесь вполне уместны слова 1-го Лауреата И. Бунина, но сказанные по другому, совсем противоположному поводу: «… я не прельстился – угадал…» Возможно, при этом Переделкинский мечтатель думал и об интересах родной страны – можно себе представить как бы раздули на Западе этот ожидаемый отъезд, вспомним хотя бы последующие случаи лауреатов 1970 и 1987 гг.

Но все же главное – о себе:

…По кошачьим следам и по лисьим,

По кашачьим и лисьим следам…

Где бы он имел эту Вселенную? – очень сомнительно, что в Вермонте или на Мичигане у Хэма. « Над Канадой небо–то синее, и меж берез дожди косые…, только все же не Россия…». А он давно выбрал свое Небо…

Можно также добавить, что с точки зрения преступников операция дала отличные результаты. И через 30 лет в 1985-91 гг. в советском обществе и других странах этими же гнусными исполнителями и их подлыми внутренними пособниками были тщательно подготовлены и проведены сотни и тысячи таких же тайных, преступных и разрушительных операций для полного развала лучшей страны в мире.

Но не хочется заканчивать на столь грустной ноте. Есть вопрос к руководству СП: быть может сейчас в свете новых документов имеется возможность вчинить через международные суды официальный иск ЦРУ о материальной компенсации СП, советским писателям и читателям – ведь причиненный ущерб был огромным? И сумма может быть предъявлена соответствующая. И, если по каким-то причинам этого сделать нельзя, например из-за срока давности, то быть может следует потребовать от директора ЦРУ г-на Бреннона официальных извинений, по крайней мере в качестве моральной компенсации?

Но все же главное то, что можно cлушать эту волшебную музыку и концерт будет продолжаться Вечно:

Давай ронять слова,

Как сад – янтарь и цедру,

Рассеянно и щедро,

Едва, едва, едва…

А вот некоторые отзывы читателей на эту статью:

Бориса Пастернака невозможно назвать русским поэтом. Писал он на русском языке. Но только русский человек так не мыслит и так не чувствует. К жизни русского человека поэзия Пастернака не имеет никакого отношения.

Хорошо сказал в свое время обо всей этой вашей погани умнейший Яков Абрамович Бромберг. Как в бронзе отлил:

«Пребывая в состоянии глубокого и сплошного религиозно-культурного маразма, не сумев создать или хотя бы примкнуть ни к какой настоящей, реальной духовной традиции, оставаясь внешне в состоянии нездорового, наркотического возбуждения, питаемого ядом призрачных утопий, а внутренно, на самом деле, давно успокоившись на дешевых лаврах вульгарного свободомыслия и глубоко мещанского во всех своих разновидностях материалистического псевдореализма, еврейская интеллигенция не создала никаких истинных культурных ценностей на потребу своей родной религиозно-национальной среды».

Читать умеете, мелкие бесы?

Никаких истинных! Не создала!

"Не мешало бы вам, простой вы человек, перечитать стихи Пастернака

(если вы их вообще когда– то читали)…"

В эпистолярной переписке принято писать местоимение «вы» с прописной буквы. Если Вы даже этого не знаете – о чем с Вами говорить?

И зачем мне перечитывать какого-то Пастернака? Я лучше перечитаю Заболоцкого, Кедрина, Корнилова, Маркова, Казанцева, Жигулина, Кузнецова, Курдакова, Лапшина, Сухова, Прасолова…

Вот это – русская поэзия. А Ваши пастернаки и мандельштамы – русскоязычные версификаторы средней руки, подсаживаемые на поэтический Олимп шабесгоями от литературы. Не более того.

"Когда-то, хоть и по другому поводу, Пастернак написал: «…Но кто мы и откуда, когда от всех тех лет остались пересуды, а нас на свете нет.»

Но так нередко случается, что поэт напишет по одному поводу, а а подходит это к историям разным.

Одну из них мы сейчас и наблюдаем.

Даже и не думал, что будет такая дискуссия.

Ведь известно, что единственным нашим самым строгим и беспристрастным судьёй является время.

И только ему по силам – оставить твоё имя потомкам или нет.

Бориса Пастернака оно оставило.

Оставило в одном ряду с Гумилёвым, Ахматовой, Маяковским, Цветаевой, Есениным, Мандельштамом… не самыми последними поэтами Серебряного века.

Его цитируют и, уже многие не знают, кто написал, но по разным поводам произносят:: «Когда строку диктует чувство…», «Цель творчества – самоотдача, а не шумиха и успех…», «Талант – единственная новость, которая всегда нова…», «Быть знаменитым некрасиво, не это поднимает ввысь…», «Не спи, не спи, работай, не прерывай труда… Не спи, не спи, художник, не предавайся сну. Ты – вечности заложник, у времени в плену…». Можно много приводить цитируемого из его строчек.

Но главное не в этом, а в том, что молодые люди тянутся к его поэзии. Это можно наблюдать, в частности, ежегодно в день его смерти 30-го мая, когда на могилу поэта приходят десятки совсем ещё юных любителей поэзии, которые на память читают его стихи.

Никто ведь их не неволит.

Значит, оставил человек добрый след.

А что касается «Доктора Живаго» – там совсем другая история.

Если бы не алчность его последней «подруги» Ивинской, то и не был бы роман за рубежом со всеми вытекающими отсюда трагическими для поэта последствиями.

Поэтому и надо отделять историю с романом от сделанного Пастернаком для поэзии в целом.

Ничего гениального в стихах Пастернака нет. Весьма средний советский поэт. В русской поэзии советского времени есть несколько десятков мастеров, которые будут уровнем повыше.

Жаль, что некоторые современные русские писатели, страха ради иудейска, подпевают хору «взявшихся за руки» – и публично называют Пастернака и Мандельштама замечательными русскими (sic!) поэтами.

Что в них замечательного? Где в их сочинениях русское?

Ни одному серьезному и образованному человеку в России сегодня и в голову не придет желание читать эту полуграмотную белиберду из прошлого столетия. Потому, что все серьезные и образованные знают, с какой целью, как и кем надувались эти мыльные пузыри…

Есть фундаментальная работа Ивана Никитича Толстого «Отмытый роман». История издания "Доктора «Доктора Живаго» со всеми подробностями. Бедный Пастернак. Весь в фекалиях. Но зато в своих собственных.