Текст книги "Люби навсегда"

Автор книги: Юрий Окунев

 
Вновь вспоминаю детства дни я:
Мелькали в тишине двора
Учителя, врачи зубные
И оперные тенора.
 
 
Здесь жил педолог-лжеученый
И скромный чистильщик сапог.
Прав избирательных лишенный,
Здесь нэпман свил свой уголок.
 
 
Над сонмом дней, страстей, занятий,
Общественных и личных сфер,
Над всем царила тетя Катя —
Надменный милиционер.
 
 
Гроза мужчин и недотрога,
В ней все заметно: статность, рост.
Красавица в наряде строгом
Походкой твердой шла на пост.
 
 
Она считала лишней просто
Кокетства женского игру.
И соответственную росту
Носила гордо кобуру.
 
 
Кто из мужчин не отупеет,
Замри и лучше не гляди.
Казалось, лопнет портупея,
Сдавив карманы на груди.
 
 
Она сильна была в науке,
В той, что велит без лишних слов
Скрутить у хулигана руки.
Как свяжет, скажет:
                          – Будь здоров!
 
 
Подмоги ближних не просила,
Не шла на штурм мужских сердец.
– Вот это да! Вот это сила! —
Все восхищался мой отец. —
 
 
Что хватка, что осанка! Любо!
Артистке хрупкой не под стать!.. —
И молча поджимала губы
Моя обидчивая мать.
 
 
Но странно, вдруг совсем некстати,
Нежданно и исподтишка
Влюбилась насмерть тетя Катя
В соседа ростом в три вершка.
 
 
Он был тщедушным, беззащитным,
Терпел насмешки от жильцов.
И в одиночестве обидном
Замечен был в конце концов.
 
 
В оркестре при кино «Прожектор»
Слыл незаметным скрипачом,
Но, став желаемым объектом,
В игру страстей был вовлечен.
 
 
Она в душе подозревала:
Он нерешительный, немой.
Она его «арестовала»
И привела к себе домой.
 
 
Перед любовью исполинской
Капитулировал он вмиг.
К ее заботе материнской
Он сразу навсегда привык.
 
 
Он счастлив был и был спокоен.
С кем эту пару мы сравним?
Он шел, как будто под конвоем:
Он впереди, она за ним…
 

* * *

 
Но я увлекся им и ею,
Мне осветить уже пора
Иные – те, что поважнее, —
Событья нашего двора.
 
 
Имел привычку каждый день я
Брать все событья на прицел,
Я, как на личное владенье,
На двор придирчиво смотрел.
 
 
Вот как-то утром долетели
Неясные обрывки фраз:
– Родную дочку проглядели…
А где родительский был глаз?..
 
 
У адвоката дочка Тоня.
Тиха, смущенный, робкий взгляд…
И эта скромница, тихоня
Сбежала ночью в Сталинград.
 
 
«Преступница, но все же дочь ведь!» —
Шептались.
              Адвокат молчал.
– Обычно на любовной почве
Сбегают люди по ночам!..
 
 
Узнала Тоня, что пророчат
России тысячи невзгод,
Что не построить им – рабочим —
Свой первый тракторный завод.
 
 
Краюху в узелок запрятав,
Решив быть твердой до конца,
Она покинула Саратов,
Наш двор, и детство, и отца…
 
 
Но судьи чести не уронят.
Все мненья взвешивает двор.
 
 
Взгляни, отчаянная Тоня,
Тебе выносят приговор!
 
 
Повсюду споры, ахи, вздохи…
– Нет, наша Тонька молодец.
– Ее дела не так уж плохи, —
Замолвил слово мой отец.
 
 
А тетя Катя: – Вы, «стратеги»,
Что спорить? Истина проста:
Порядка нет в таком побеге,
Но сила есть и красота!..
. . . . . . . . . .
 
 
С утра встречались мы с Кондратом.
Так дворник звался. И причем
Вполне доволен был и рад он,
Что так по-русски наречен;
 
 
Он отмечал не без печали,
Что в именах забыли толк —
То новые изобретали,
То за границей брали в долг.
 
 
Ворчал наш дворник: слушать стыдно,
Такой пошел в умах уклон;
Дочь у Настюхи – Розалинда,
Иванов сын – Наполеон!
 
 
Но тут Кондрату бывший нэпман
Нанес решительный удар, —
Внук назван им великолепно
И интригующе: Вомар!
 
 
Сказал Кондрат: – Мудрёно слишком,
Я за границей воевал,
Там Вольдемар – я имя слышал,
А вот Вомара не слыхал.
 
 
Вомар – воинственным марксистом
Вдруг оказался. И Кондрат
С насмешкой, с горькой укоризной
Твердил о том три дня подряд:
 
 
– Ну и старик. Удумал штуку.
Делишки очень уж плохи.
Вот и решил прикрыться внуком,
Коль не пускают в рай грехи.
 
 
Кондрат имел свои понятья,
Пофилософствовать любил,
Он и с отцом и с тетей Катей
Единомышленником был.
 
 
Кто с дворником сравниться может
В трактовке слабостей жильцов?
Кого тоска какая гложет,
Он мигом объяснить готов.
 
 
И вот, глаза чуть-чуть прищуря,
Посмотрит, скажет: – Ну, дела.
В душе у тенора-то буря.
Поклонница-то не пришла!
 
 
Взглянул, как бы завесу поднял,
Как будто тайну приоткрыл:
– Они не в голосе сегодня, —