355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Богданов » Легендарный ФД. Фёдор Гнездилов – московский ополченец, смоленский партизан, советский гвардеец » Текст книги (страница 2)
Легендарный ФД. Фёдор Гнездилов – московский ополченец, смоленский партизан, советский гвардеец
  • Текст добавлен: 17 мая 2020, 21:30

Текст книги "Легендарный ФД. Фёдор Гнездилов – московский ополченец, смоленский партизан, советский гвардеец"


Автор книги: Юрий Богданов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

После войны Жуков Г.К. признал в своих мемуарах, что «при переработке оперативных планов весной 1941 года практически не были полностью учтены особенности ведения современной войны в её начальном периоде». Да и как эти «особенности» могли быть учтены, если на подробнейшем докладе Главного разведывательного управления «О франко-германской войне 1939–1940 годов», в котором анализировались причины молниеносного разгрома англо-французских войск немецким вермахтом, начальник советского Генштаба наложил резолюцию «Мне это не нужно»? Вот в результате и получился, по оценке самого Жукова Г.К., «неудачный сценарий нашего вступления в войну».

Кроме того, несмотря на данные разведки о конкретном сосредоточении войск противника преимущественно в Польше и принятые ранее «Соображения…» по обороне, Наркомат обороны и Генштаб предполагали (в соответствии с Планом Тухачевского), что в случае начала войны основной удар противник нанесёт в районе Украины, где имеется достаточный простор для широкого применения танковых и моторизованных соединений, на которые делало основную ставку командование вермахта. В связи с этим именно здесь (Киевский и Одесский округа) были сосредоточены преобладающие силы Красной армии.

К моменту начала войны на советско-германской границе сложилось следующее количественное соотношение сил. Красная армия имела в своём составе 190 дивизий, насчитывавших 3 289 850 командиров и бойцов. На вооружении у них находилось 59 787 орудий и минометов, 15 687 танков и штурмовых орудий, 10 743 самолета. Вопреки бытующему мнению, в танковых корпусах имелось 1600 только что изготовленных средних танков Т-34 и 600 тяжёлых танков КВ, прошедших боевую проверку ещё в финскую кампанию.

Противник сосредоточил 166 дивизий численностью 4 306 800 офицеров и солдат (по штату немецкая дивизия имела в среднем несколько больший состав, чем советская). Боевая техника вермахта составляла 42 600 орудий и минометов, 4170 танков и штурмовых орудий, 4846 самолетов. Немецкая армия имела построение в один эшелон, и в резерве Главного командования германских сухопутных войск находились 21 пехотная, 2 танковые и 1 моторизованная дивизии.

Красная армия была построена в два стратегических эшелона и с учётом резервов достигала общей численности порядка восьми миллионов человек. За армиями первого эшелона развернулись три воздушно-десантных корпуса. Помимо перечисленных выше вооружений, размещавшихся в приграничной зоне, второй эшелон имел восемь тысяч танков и столько же по численности боевых самолетов. С тыла боевые построения войск прикрывались тремя отдельными армиями НКВД. Резерв Главного командования насчитывал 2300 дальних бомбардировщиков. Приморские фланги фронтов опирались на поддержку мощных и многочисленных соединений военно-морского флота, имевших в своем составе 6700 самолетов.

Анализ наличных вооружённых сил двух армий показывает, что к роковому дню преимущество складывалось далеко не в пользу Германии. Правда, наш противник был полностью отмобилизован и имел опыт ведения современной войны, а Красная армия ещё не закончила процесса стратегического развертывания и, как показали дальнейшие события, до многих частей особых военных округов не были доведены сведения о вероятном нападении германских войск.

Одной из важнейших проблем в сложившемся противостоянии войск являлся вопрос о времени начала военных действий, что определяло возможность своевременного приведения полевых армий в полную боевую готовность. В связи с этим рассмотрим ставшую теперь известной череду событий того тревожного времени весны и лета 1941 года.

30 апреля Гитлер принял решение о нападении на СССР 20–22 июня. Эту, как и другие даты возможного начала войны, по дипломатическим каналам и средствам связи разведки сообщили советскому правительству.

4 мая Гитлер выступил в рейхстаге с программной речью, в которой даже не упомянул СССР, будто его уже и не существовало. Это очень насторожило наше руководство.

5 мая на приёме в Кремле Сталин И.В. приветствовал выпускников военных академий, отметив в своей речи «глубокие изменения, произошедшие в последние годы в Красной армии, которая перестроилась организационно и серьёзно перевооружилась», и пожелал новым командирам успехов в работе.

6 мая Сталин И.В., до этого не занимавший государственных постов, был назначен Председателем Правительства СССР.

9 мая последовало Сообщение ТАСС (Телеграфного Агентства Советского Союза) о проведении учений Воздушно-десантных войск в районе западной границы, в которых участвовало около 800 тысяч резервистов (а потом было привлечено ещё 300 тысяч). Одновременно советским послам за границей было поручено открыто говорить о большом сосредоточении наших войск на западе страны, подчёркивая при этом, что лучше все возникающие международные проблемы решать путём переговоров.

10 мая один из ближайших соратников Гитлера по нацистской партии Гесс неожиданно перелетел на истребителе из Германии в Англию, где спустился на парашюте и вошёл в контакт с представителями британских властей. Цель такого достаточно экзотического (для крупного руководителя) вида путешествия и последовавших за этим переговоров оставалась неясной, что, однако, позволяло предполагать советской стороне возможность прекращения войны между этими странами и заключения договора для совместного выступления против СССР.

15 мая немецким бомбардировщиком прямо на Центральный аэродром Москвы (тоже неожиданным способом) было доставлено подписанное 14 мая личное послание Гитлера Сталину. В этом письме сначала говорилось о том, что «невозможно добиться прочного мира в Европе… без окончательного сокрушения Англии и уничтожения её как государства». Для этого Германии необходимо «совершить вторжение на острова», но этому противодействует оппозиция, в которой стала популярна тема о том, что немцы и англичане – это «народы-братья», а потому война между ними является «трагическим событием». Известно всем, говорилось далее в письме, что «один из моих заместителей, господин Гесс, я полагаю – в припадке умопомрачения или из-за переутомления, улетел в Лондон», чтобы «своим невероятным поступком» побудить англичан «к здравому смыслу», то есть к прекращению военных действий. В связи с такой обстановкой, при формировании «войск вторжения» (на острова?) пришлось, после завершения операции на Балканах, разместить их (около 80 дивизий) «вдали от глаз и авиации противника» (англичан?) «вдоль границы с Советским Союзом». Вот это обстоятельство «возможно, и породило циркулирующие ныне слухи о вероятном военном конфликте». Гитлер в своём послании – «честью главы государства» – уверял Сталина, «что это не так». Поскольку советская сторона также сосредоточила на границе «достаточное количество своих войск», то в подобной обстановке, полагал автор письма, не исключена вероятность «случайного возникновения вооружённого конфликта», у которого невозможно будет определить «первопричину» и который не менее сложно окажется остановить. Стремясь быть «предельно откровенным», Гитлер высказал опасение, что кто-нибудь из его генералов «сознательно пойдёт на подобный конфликт, чтобы спасти Англию от её судьбы и сорвать мои планы». Фюрер извещал, что всего через один месяц, «примерно 15–20 июня», он планирует «начать массовую переброску войск на запад», от советской границы. А пока «убедительнейшим образом» просил «не поддаваться ни на какие провокации» и самим постараться не давать для этого никакого повода. Если же провокации не удастся избежать, то проявить выдержку, не предпринимать ответных действий и немедленно сообщить о случившемся в Берлин «по известному Вам каналу связи». В заключение «Искренне Ваш, Адольф Гитлер» продолжал надеяться на встречу со Сталиным «в июле» (видимо, как с пленником разгромленной страны?).

Получив это письмо, поверил ли Сталин Гитлеру, поставившему на кон даже свою «честь главы государства»? Конечно же, нет, поскольку проводившиеся ещё в ноябре 1940 года в Берлине серьёзные переговоры тогдашнего главы советского правительства Молотова В.М. с высшим руководством Германии не дали никакого перспективного результата в отношении соблюдения интересов Советского Союза. Сталин давно уже был оповещён о том, что Гитлеру его «закулисными хозяевами» было строго указано, что пора ему прекратить воевать с Европой, а следует двинуть войска вермахта на Советский Союз, ибо именно для этого он все последние годы так щедро финансировался и восстанавливал армию. 18 ноября 1940 года при подведении итогов упомянутых советско-германских переговоров Сталин И.В. отметил, что «Гитлер постоянно твердит о своём миролюбии, но главным принципом его политики является вероломство». Заключённый с Германией договор о ненападении является лишь временной передышкой, которая позволила нам выиграть больше года «для подготовки к решительной и смертельной борьбе с гитлеризмом». Сейчас Гитлер упивается своими успехами, разгромив и принудив к капитуляции шесть европейских стран. Теперь он поставил перед собой цель разгромить Англию, усилив бомбардировки британских островов и демонстративно подготавливая десантную операцию. «Но это не главное для Гитлера, главное для него – нападение на Советский Союз».

Ещё раз отметим, что от советской разведки, как агентурной, так и полевой, каждодневно поступали сообщения о сосредоточении конкретных частей войск вермахта в районе советской границы. Наши стрелковые дивизии и танковые корпуса также прибывали из внутренних районов страны. Агентура и перебежчики с немецкой стороны всё чаще (наряду с другими датами) называли 22 июня как день начала военных действий.

Из-за океана пришло сообщение о том, что президент Франклин Рузвельт на совещании начальников штабов заявил: если Сталин не спровоцирует нападение Германии, то США поддержат СССР, в противном случае – не будут вмешиваться.

24 мая на расширенном заседании Политбюро, на котором помимо партийных руководителей присутствовал и высший командный состав, Сталин И.В. прямо заявил: «Обстановка обостряется с каждым днём, и очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии».

В сложных предвоенных обстоятельствах Сталин И.В. решил предпринять собственные дипломатические и разведывательные действия с целью выявления замыслов потенциального противника. 13 июня в 18 часов по советскому радио, вещавшему также и на зарубежные страны, было передано «Сообщение ТАСС», которое на следующий день опубликовали все центральные газеты. Кроме того, текст этого Сообщения был вручён послам Германии, Англии, США и других государств. В констатирующей части Сообщения (которое стали датировать 14 июня 1941 года) говорилось о том, что в иностранной печати начали муссироваться слухи о «близости войны между СССР и Германией». По этим слухам Германия будто бы предъявила СССР территориальные и экономические претензии, и теперь идут переговоры о заключении нового соглашения между нашими странами. Поскольку СССР якобы отклонил эти претензии, Германия стала сосредоточивать свои войска у советских границ с целью нападения на СССР. Советский Союз будто бы также усиленно готовится к войне с Германией и потому направляет свои войска к границе. «Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов», ответственные круги в Москве уполномочили ТАСС заявить, что «эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил». При этом Телеграфное Агентство официально проинформировало, что Германия не предъявляла СССР никаких претензий и «неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении». А происходящая в последнее время переброска с Балкан германских войск связана с мотивами, «не имеющими касательства к советско-германским отношениям». СССР, «как это вытекает из его мирной политики», также добросовестно соблюдает условия упомянутого пакта. В связи с этим «слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными». Проходящие сейчас летние сборы запасных Красной армии проводятся ежегодно и никак не могут являться враждебными Германии.

В международном плане Германия этим Сообщением ТАСС была поставлена в весьма сложное положение, поскольку она должна была либо подтвердить широко обнародованную по всему миру информацию, и тогда вынуждена оказалась бы, по крайней мере, перенести своё нападение на Советский Союз на более поздний срок, что ломало выполнение уже реализовавшихся наступательных планов, либо не давать никаких сообщений, но тогда с началом боевых действий Германия становилась агрессором и нарушителем международных норм. Гитлер предпочёл промолчать, что однозначно подтвердило его агрессивные намерения.

Получив такое оригинальное доказательство стремления Германии к началу военных действий против СССР, в тот же день, 14 июня, Сталин отдал распоряжение о приведении войск Западных округов в боевую готовность, но без проведения всеобщей мобилизации. Пока вполне достаточно было того, что в это время 800 тысяч резервистов находились на военной подготовке в летних лагерях и могли быть сразу зачислены в действующую армию. Именно с 14 июня начинается выдвижение, «как бы на учения», наших войск к западной границе. Кстати, ещё раньше, 10 июня, был дан приказ о выводе двух стрелковых и одной танковой дивизий из Брестской крепости, с зимних квартир, в полевые районы, где им были выделены соответствующие участки обороны.

Несмотря на обилие поступавших от разведки донесений, Сталин И.В. решил ещё раз провести осмотр немецких позиций с воздуха на предмет оценки готовности войск потенциального противника к началу боевых действий. По его указанию 18 июня вдоль государственной границы на самолёте У-2 пролетел опытный лётчик Герой Советского Союза Захаров Г.Ф. На протяжении 400-километрового пути он вёл наблюдение за сопредельной стороной и периодически совершал в условленных местах посадки, откуда через пограничников направлял свои письменные донесения, сразу же доставлявшиеся в Москву. Убедившись на основании этих данных в критическом скоплении немецких войск у границы, Сталин И.В. решил ещё раз попытаться решить назревший конфликт дипломатическим путём. «По известному каналу связи», о котором Гитлер упоминал в своём письме, Сталин дозвонился в Берлин (хотя с середины июня эта прямая линия стала почему-то очень плохо работать) и просил германское руководство принять для переговоров министра иностранных дел СССР Молотова В.М. Несмотря на все помехи в сети, в Москву немедленно поступил ответ с отказом от личной встречи с советским официальным лицом. В это же время были перехвачены телеграммы в английское и американское посольства с указанием об эвакуации из Москвы семей дипломатов.

Теперь никаких сомнений в намерении Гитлера напасть на СССР больше не было. Именно 18 июня в войска по распоряжению Сталина И.В. была направлена Директива (которую теперь некоторые историки и мемуаристы настойчиво стараются скрыть) о приведении войск в полную боевую готовность без объявления тревоги и проведения общей мобилизации. В Директиве было указано, что в ближайшие дни следует ожидать нападения немецких войск.

Отметим ещё один совершенно необычный источник информации о чьих-либо намерениях, о котором ранее практически ничего не сообщалось. В своих «подлинных воспоминаниях» (а не в публиковавшейся ранее фальшивке) знаменитый телепат Вольф Мессинг, «умевший читать и внушать мысли, ясновидец, чародей и пророк, способный предсказывать будущее», написал следующее. Но прежде всего отметим, что Вольфа Григорьевича, человека-загадку, не без оснований называли «личным экстрасенсом Сталина», поскольку он несколько раз встречался с Иосифом Виссарионовичем ещё с довоенных времён и верно предсказал некоторые общественные и личные события, которыми интересовался Сталин. Так вот, в феврале 1941 года на просьбу вождя сообщить, что думает Мессинг про войну с Гитлером, телепат ответил, что в ближайшее время война между Германией и СССР будет, но не сумел точно назвать дату её начала. Из своего «видения» он смог почерпнуть лишь то, что война начнётся летом и в выходной день: «Был солнечный день, я и все окружавшие меня люди были одеты по-летнему. Людей было много, они улыбались, шли неспешно, я понял, что день был выходной». И вдруг «улыбки исчезли, лица становятся суровыми, и люди говорят о войне, о том, что рано утром Гитлер напал на Советский Союз». Но и это была достаточно важная информация «из никому не известного будущего». Сталин согласился, что напасть в выходной день – «это умное решение. Люди отдыхают, их можно застать врасплох». Но точной даты нападения Мессинг (в феврале 1941 года и позднее) назвать так и не смог, видимо, потому, что Гитлер не раз её переносил и принял окончательное решение лишь 10 июня 1941 года. Действительно, дату нападения на Запад Гитлер назначал 27 раз и 26 раз её отменял.

Пользуясь случаем, приведём характерные черты Сталина И.В., на которые при личном общении обратил внимание такой проницательный человек, как Мессинг. «Сталин сильно выделялся из всех людей, с которыми меня сводила жизнь. Он был невысок, но, глядя на него, я не мог отделаться от чувства, будто он стоит на пьедестале, потому что он казался выше всех, значимее всех. И это не должность возвышала его. Хрущёва, например, должность не возвышала. Дело было не в должности, которую занимал Сталин, а в его характере, в его личности. Культ личности Сталина возник неспроста, не на пустом месте он появился. У такой необыкновенно одарённой личности просто не могло не быть культа». После всех перипетий, которые произошли в нашей стране, «понимание того, что Сталин – неординарный, гениальный человек, осталось». «В моих глазах, как и в глазах всех людей, этот человек был всемогущим. Для него не было преград» [19].

Вместе с тем казалось, что со стороны высшего советского руководства всё было предусмотрено для того, чтобы во всеоружии встретить врага. Однако когда на рассвете 22 июня 1941 года немцы начали бомбардировку и артиллерийский обстрел наших позиций и городов, а затем танковые клинья при поддержке пехоты ринулись на советскую территорию, выяснилось, что это было полной неожиданностью для многих наших воинских частей и потому застало их врасплох. Только в последние годы нам стало известно, что Западный особый военный округ, ставший Западным фронтом, по которому немецкие войска нанесли главный удар, сознательно не был приведён в боевую готовность. Это обстоятельство невозможно трактовать иначе, как предательство, измену Родине со стороны ряда наших военных руководителей, на что, как содействие «пятой колонны», в своих безумных планах явно рассчитывал Гитлер. Директивы из Генерального штаба в Западный округ поступали, но не доводились до войск. Кроме того, Наркомат обороны (Тимошенко С.К.) и Генштаб (Жуков Г.К.) почему-то не удосужились в это тревожное время проверить чёткость выполнения на местах своих указаний о приведении войск в полную боевую готовность. В результате самолёты на аэродромах не были рассредоточены и замаскированы, а потому значительно пострадали от первых же бомбёжек. По указанию «какого-то генерала», приезжавшего в войска ещё 20 июня, топливо из баков танков было слито, а прицелы с боевых машин и полевых орудий сняты якобы для проверки, боеприпасы сданы на склад. Этот генерал, фамилию которого никто теперь назвать не может, распорядился на выходные дни отпустить офицеров по домам. Для доставки снарядов к тяжёлым гаубицам, находившимся в артиллерийских парках (а не на боевых позициях), на дальние склады были направлены не грузовики, а тихоходные тягачи (чтобы побольше привезти снарядов!). В критический момент оказалось, что буксировать многотонные орудия просто нечем, а тягачи так и не успели вернуться с задания. По этой причине тяжёлая артиллерия Западного фронта осталась в парках и не смогла нанести противнику никакого ущерба.

По свидетельству очевидцев, командующий войсками Западного особого военного округа генерал армии Павлов Д.Г. вместе с командующим авиацией этого же округа генерал-майором Копцом И.И. 19 и 20 июня облетали военные аэродромы и приказывали из самолётов, стоявших на боевом дежурстве с пилотами, находившимися в кабинах, слить горючее, снять вооружение и боеприпасы. Ни о каком рассредоточении самолётов на стоянках речи не шло. В результате первый таран немецкого самолёта советским истребителем был произведён через двадцать минут после начала войны. На остатках топлива нашему лётчику удалось взлететь, но вести огонь по противнику оказалось нечем – пришлось винтом и корпусом своего самолёта бить нежданно нагрянувшего врага.

Командующий ЗапВО Павлов Д.Г. в воскресенье вечером вместо проверки боеготовности вверенных ему войск находился в Доме офицеров, наслаждаясь весёлым спектаклем «Свадьба в Малиновке». Приказы из Генерального штаба от 15 и 18 июня о приведении войск в полную боевую готовность без объявления тревоги и мобилизации были командующим «проигнорированы», в результате чего в воинских частях представления не имели о приближении войны, оставив без прикрытия 450 километров советской границы. И именно на этом участке по «совершенно случайному» и «непредвиденному» стечению обстоятельств вермахт и нанёс главный удар, после которого и остальные округа-фронты стали сыпаться как домино. Это ли не предательство?

Согласно оперативным записям, в час ночи (то есть за три часа до начала войны!) Павлову Д.Г. позвонил по телефону нарком обороны маршал Тимошенко С.К. и поинтересовался, как дела? На что командующий отрапортовал: «Всё тихо». На это нарком ему посоветовал: «Ну, ты не психуй!» Каково состояние боеготовности войск округа, маршал почему-то даже не поинтересовался.

С началом боевых действий вся проводная связь на Западном фронте была диверсантами нарушена, а из трёх радиостанций средства противника две быстро вывели из строя, третью же заглушили. Командующий фронтом Павлов Д.Г. формально вроде бы отдавал приказы в письменной форме подчинённым ему войскам, но из-за отсутствия связи они ни до кого не доводились.

Всю неподготовленность войск Западного особого военного округа рассмотрим на примере «Брестской крепости». В качестве свидетеля тех событий используем ранее не публиковавшиеся показания ветерана тыла Сперанского Л.И. В июне 1941 года Леонид Иванович вместе с родительской семьёй проживал в городе Бресте. Его отец Иван Николаевич работал директором одного из предприятий местной промышленности. Мать Татьяна Ивановна Новикова (фамилию при замужестве не изменяла) являлась третьим секретарём Брестского обкома коммунистической партии. Леониду в это время исполнилось 16 лет, и он только что окончил девятый класс средней школы. Помимо гражданского населения в городе Бресте квартировали две стрелковые дивизии и одна танковая. Кроме того, около города находился военный аэродром.

По свидетельству Сперанского Л.И., никаких официальных данных о неизбежном начале войны в тот период среди как военных, так и гражданского населения не имелось, хотя ходили определённые слухи на эту тему. Все жили спокойно и безмятежно, никаких приготовлений к обороне не предпринималось. Когда Татьяну Ивановну как партийного руководителя спрашивали о возможности войны с Германией, она неизменно отвечала, что все разговоры об этом – просто провокация, на которую не надо поддаваться, и всё будет в порядке. Более того, как раз за неделю до начала войны из Москвы приезжал лектор, который уверенно говорил, что никакой войны не предвидится.

Когда же начался обстрел города и стало ясно, что начались боевые действия, Татьяну Ивановну опять спрашивали знакомые, почему она вводила всех в заблуждение относительно возможности начала войны? Партийный руководитель отвечала, что они в Брестском обкоме партии получали такие указания из Минска, из Центрального комитета компартии Белоруссии. Теперь, по прошествии многих десятилетий, Леонид Иванович Сперанский, которому исполнился уже 91 год, задаётся вопросом, почему тогдашний первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Пономаренко П.К. был не в курсе вопроса о возможности войны с Германией? А в результате вводил в заблуждение все партийные организации республики. Являлось это случайной недоработкой или делалось преднамеренно?

А в те трагические дни, в связи с продолжавшимся обстрелом Бреста, для эвакуации семей работников обкома партии выделили три легковые автомашины, на одной из которых Лёня Сперанский вместе с другими детьми уехал на восток. Кстати, через «старую границу» беженцев без пропуска (как это было и «до войны») не пропустили. Пришлось ночевать под Минском, пока сумели добыть разрешение на проезд. Легковые машины у «обкомовских детей» отобрали и посадили их на два грузовика. Теперь по дороге шли пешком толпы беженцев, которые просили взять их в машину, но такой возможности не было. На одной из железнодорожных станций «обкомовцы» погрузились в поезд и «малой скоростью» добрались до Челябинска. Затем Лёня Сперанский попал в Уфу, где всю войну работал на заводе (из-за плохого зрения его в армию не призвали). Леонид Иванович вспоминал, что везде в тылу беженцев принимали очень хорошо, помогали им, старались накормить, дать одежду.

Мать Лёни, Татьяна Ивановна, тоже успела эвакуироваться из Бреста. А вот отцу, Ивану Николаевичу Сперанскому, не повезло: ещё до прихода немцев его убили неизвестные люди, видимо, из «пятой колонны».

Теперь рассмотрим, какие события происходили в Бресте по военной линии. 10 июня 1941 года из Генерального штаба в Белорусский особый военный округ пришёл приказ о выводе квартировавших в городе двух стрелковых (6-й и 42-й) и одной танковой (22-й) дивизий в полевой район, где следовало занять оборонительную позицию, причём на ключевом направлении от государственной границы к Минску. Однако этот приказ не был доведен до войск. В связи с этим находившиеся в городе боевые части продолжали заниматься хозяйственными работами, для чего каждый день несколько батальонов без оружия, только с лопатами, отправлялись за стены Брестской крепости для выполнения какого-то задания командования. Военный гарнизон был слабо вооружён лишь винтовками, патроны к ним имелись в весьма малом количестве. Где находилась приданная стрелковым дивизиям артиллерия – теперь остаётся только гадать. История умалчивает и о местонахождении бронетехники танковой дивизии, дислоцировавшейся в Бресте. Лётно-технический состав с военного аэродрома перед самой войной был куда-то отправлен, и все самолёты достались врагу без боя.

Помимо упомянутого приказа от 10 июня, до Брестского гарнизона не были доведены Директивы от 14 июня и 18 июня 1941 года о приведении войск в полную боевую готовность, что полагалось выполнить спокойно, без объявления тревоги и проведения всеобщей мобилизации. В результате три дивизии, которые своевременно не были выведены из Брестской крепости, попали там в «мышеловку» и, несмотря на мужество красноармейцев и командиров, проявленное в бою, были полностью уничтожены. Именно через те бреши в нашей обороне, которые возникли в связи с тем, что эти брестские дивизии не заняли выделенных им полевых позиций, стремительно прошла мощная группировка немецких войск, начавшая окружение Минска. Её стремительному продвижению способствовало то, что ни один из шести мостов через Буг не был нашими сапёрами подорван, и все они были захвачены немцами в исправном состоянии. На артиллерийском полигоне, расположенном восточнее Бреста, по приказу штаба Западного округа в эти дни планировалось проведение опытных учений с использованием новой техники. Собранные здесь подразделения, не оповещённые о начале войны, были почти полностью уничтожены немцами, которым и досталась вся брошенная материальная часть.

На следствии арестованный бывший командующий Западным фронтом Павлов Д.Г. признал, что на Брестском направлении было большое предательство, вследствие чего это важнейшее направление оказалось слабо прикрыто.

Вызывает определённое удивление, почему немецкие войска основной удар наносили именно через Белоруссию. Ведь здесь простирается множество болот, а дороги между ними достаточно узкие, что затрудняет движение, а тем более маневрирование танковых войск. Вместе с тем на поверку оказалось почему-то, что именно этот военный округ (фронт) совершенно не был приведён в боевую готовность (а Наркомат обороны и Генштаб об этом совершенно ничего не знали?!) и потому позволил без особого сопротивления стремительно наступать немецко-фашистским захватчикам, что обрушило и другие наши фронты. Всё это до поры скрывалось нашими историками и мемуаристами, а вина за все беды возлагалась персонально на Сталина, якобы запретившего приводить войска в боевую готовность. Забегая вперед, сообщим, что уже после трудной победы в войне наша разведчица-нелегал Ольга Чехова (псевдоним Мерлин), работавшая в самом центре немецкого логова, вспоминала, что в первый день войны она была приглашена на приём, на котором присутствовало около шестидесяти нацистских руководителей. В разговоре о немецком походе на СССР Геббельс выразил мнение, что до Рождества 1941 года немцы будут в Москве. На это Ольга позволила себе заметить, что «маленькая Германия не сможет победить большой Советский Союз». Геббельс ответил: «В России будет революция, и это облегчит победу над СССР». Следовательно, у немцев был расчёт на какое-то крупное предательство в нашей стране, организованное, скорее всего, силами военных. Действительно, ведь Германия достаточно легко захватила всю Европу благодаря именно содействию предателей, или так называемой «пятой колонны», в разных странах. Так, немецкое вступление в Чехословакию сопровождалось активной поддержкой со стороны военных организаций Гелена. То же самое произошло в Норвегии (Квислинг), Словакии (Тисо), Бельгии (де Гриль) и Франции. Очевидно, в Советском Союзе не все участники заговора Тухачевского были своевременно выявлены и обезврежены. И всё-таки, опережая события, отметим, что во время войны прогерманских выступлений в нашей стране (на что очень рассчитывал Гитлер) не было. Этому содействовала и приснопамятная «чистка» 1937–1938 годов. А вот истинную картину событий начального периода войны (в которой добросовестным исследователям ещё предстоит непредвзято разобраться!) многие историки и мемуаристы постарались достаточно исказить за счёт создания различных мифов с однозначным уклоном в направлении виновности во всех бедах одного Сталина. В то же время внимательное изучение документов позволяет выяснить, какую тонкую политическую игру провёл перед войной Иосиф Виссарионович. Так, например, от будущего противника – Германии – Советский Союз получил по официальным договорам огромное количество современной техники, станочного парка, другого оборудования, перечень которых просто поражает. Кроме того, были улучшены отношения с Японией, союзницей фашистских Германии и Италии, которых объединяла так называемая «ось Рим – Берлин – Токио». С началом войны с Германией, в результате чего были разорваны дипломатические отношения между нашими странами, СССР официально обратился к Японии с просьбой стать представителем интересов Советского Союза в Германии. В результате японским милитаристам оказалось не с руки начинать воевать со своим «дипломатическим доверителем», и потому Токио, несмотря на настойчивые требования Берлина, не решился вступить в войну с Советской страной, что исключило для нас необходимость ведения боевых действий на два фронта. Далее, тот очевидный международный факт, что Германия как агрессор вероломно напала на Советский Союз, позволил с самого начала войны создать антигитлеровскую коалицию, в которой к нашей стране присоединились США и Великобритания. К заслугам Сталина И.В. следует отнести и то, что именно под его руководством в стране был в кратчайшие сроки создан военно-промышленный комплекс (с дублированием предприятий, находившихся на западе, на востоке страны), который смог выпускать современное вооружение в количествах даже больших, чем наш германский противник, эксплуатировавший в своих агрессивных интересах всю Европу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю