Текст книги "Сосна на развилке"

Автор книги: Юрий Наумкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Закончив эту фразу, Белкин вдруг понял, что в своих поспешных и необдуманных действиях допустил большую ошибку. Он не мог сейчас сразу сказать, в чем она заключалась, однако по взгляду Глебова понял, что ошибка налицо.

Глебов, не глядя на него, как пружина вскочил со стула, быстро собрал бумаги, сунул их в маленький сейф в углу, закрыл на ключ и бросился к двери:

– Пошли!

Участковый шел сзади, бездумно наблюдая за четким, словно строевой, шагом Глебова. Они быстро шли по пыльным пустым улицам тихого села. Только хриплый лай собачонки из двора охотника Рысева свидетельствовал о том, что в селе есть еще живая душа. Так подошли они к крепкому дому Кузьмича на краю села. Дом был красив, как в сказке. Резные наличники окон, цветастый петух на гребне крыши, выкрашенное разными красками крыльцо. И все это разноцветье утопало в зелени большого тенистого сада с яркими цветами.

– Хорошо живут, – примирительно сказал Глебов, глянув на Белкина.

– Кузьмич мужик толковый. Хозяин.

– Эй, есть здесь кто-нибудь? – Глебов дернул калитку.

В глубине сада что-то замельтешило. Среди стволов деревьев, в пестроте цветов, показался, выдавая себя только движением, пестрый халат. И тут же раздался низкий собачий лай. Вскоре Василиса, сопровождаемая здоровым добродушным псом, подошла к калитке.

– Входите. – Она сказала это так, будто ожидала их.

Вошли в сад. Василиса шагала впереди в широком развевающемся по сторонам цветастом халате, опустив голову. Когда приблизилась к крыльцу, остановилась, повернулась лицом к Глебову. Неприбранные волосы, большие глаза, обрамленные густыми ресницами, золотистая кожа лица. Она была красива и напоминала Глебову сейчас Врубелевских женщин, мрачных, непонятных и поэтому еще более привлекательных. Они долго смотрели в глаза друг другу, пристально, настороженно, изучающе. Наконец она сказала коротко и просто:

– За мужем пришли?

– Нет, зачем же... – ответил Глебов несколько растерянно, но твердо.

– Тогда зачем?

– С Иваном Кузьмичом поговорить надо, может быть, он нам что-нибудь разъяснит, – ответил Белкин.

– Ну что ж, ждите, может, и разъяснит. – Она резко повернулась, задев обоих подолом халата, и быстро пошла к постройке в глубине сада.

– Вот баба какая! – не выдержал участковый. – Огонь, того и гляди опалит.

Они присели на широкое крыльцо дома и стали ждать. Полдень был жаркий и тихий, без ветра. На клумбе с яркими пестрыми цветами вовсю хозяйничали пчелы. Глебов иногда различал сквозь зелень гибкую фигуру Василисы, хлопочущей по хозяйству. И вдруг вспомнил, что уже видел ее. Это было недавно в Видном. Она, в строгом облегающем фигуру платье, о чем-то задумавшись, спешила к поезду на Москву. А вчера, когда он ехал на мотоцикле к станции, недалеко от дороги она вышла из леса с корзиной грибов – он еще поразился ее необычности для этих мест и загадочности и подумал, что, похоже, на этой женщине лежит груз житейских, не свойственных ей и не любимых ею забот.

И только он обо всем вспомнил, как мысли его, освободившись от загадочного преступления на дороге, вдруг хлынули в привычное русло – к Татьяне Михайловне Светловой. На лице его заиграла блаженная улыбка. Не слишком ли много красавиц для этой местности? Но сразу же Глебов посерьезнел: Светлова совсем другая. Работает экспертом, он знает, как это ответственно и трудно. К тому же Татьяна Михайловна как-то проще и ближе. Глебов опять улыбнулся своим мыслям и тут же настороженно взглянул на Белкина: не угадал ли их?

Отношения со Светловой сложились у Глебова непростые. Может, виной тому было его самолюбие, задетое, как ему казалось, ее спокойным равнодушием.

Впервые они увиделись в областном управлении внутренних дел, когда он рассматривал новые материалы, предназначенные для технических экспертиз. Татьяна Михайловна, окруженная свитой сослуживцев, сразу же привлекла внимание Глебова. Он подошел поближе и, делая вид, что заинтересовался каким-то порошком, стал внимательно наблюдать за нею. По-видимому, он слишком увлекся этим занятием, потому что, когда она резко повернулась, оказался с ней лицом к лицу. Их глаза встретились. На ее лице он прочел легкое недовольство неожиданным препятствием на пути. Уже тогда Глебова поразили ее глаза, зеленоватые с золотистыми искорками, и их выражение, мягкое, изучающее. Он посторонился, уступая ей дорогу.

Немного позже судьба вновь свела их. Он расследовал одно преступление. Нужно было провести экспертизу. Ее поручили Светловой (тогда еще он не знал ее фамилии). Однажды утром, когда Глебов сосредоточенно изучал материалы розыска в своем кабинете, она пришла, и они долго говорили о работе. В тот раз он впервые проводил ее до станции. Потом они несколько раз встречались, он приезжал в Видное из Владимира. Бродили по окрестностям, разговаривали, однажды в воскресенье купались в неглубокой спокойной Пекше. Сдержанный, самоуглубленный, Глебов вдруг нашел в Татьяне Михайловне близкого человека, который понимает его. Однако так мог вести себя и товарищ, а ему хотелось большего. Он мечтал разрушить возведенную ею стену доверительных товарищеских отношений, хотел, чтобы она дорожила им, искала с ним встреч, как и он с ней, пытался разглядеть в ее искристых глазах переживание, нежность. Однако ничего этого не находил и мучился, злился на себя и на нее. А однажды решил исчезнуть. Не звонил ей две недели, а сам страстно ждал звонка. Но его не было. Тогда он не выдержал, сорвался, бросился в Видное, влетел в ее маленький уютный кабинет, задыхаясь от волнения. Она сидела рядом со светловолосым лейтенантом милиции; склонившись над столом, они рассматривали какой-то прибор. Глебов остановился, не зная, что сказать, раздираемый противоречивыми чувствами гневом и детской, на грани слез, беспомощностью. Потом опустил голову и тихо вышел из кабинета, не сказав ни слова, оставив Татьяну Михайловну удивленной и встревоженной. На следующее утро она звонила ему, спрашивала, почему он ушел, чего хотел. Он сухо ответил, что хотел навестить, но ушел, чтобы не отрывать ее от дела. Больше он ей не звонил. От разъедающей тоски искал утешение в работе. Сложные и требующие полной отдачи дела были для него хорошим лекарством, но лекарством обезболивающим, а не излечивающим. Как только выдавалось несколько минут отдыха, мысли о Татьяне Михайловне с новой силой начинали терзать душу.

– Идет, – вдруг услышал Глебов напряженный шепот.

От калитки через сад, еще не замечая их, уверенно, по-хозяйски к ним приближался Иван Кузьмич. Его блуждающий взгляд наконец наткнулся на них, сразу посуровел и ожесточился. Глебов почувствовал, как напряглось худое маленькое тело этого человека.

– Здравствуйте, – сказал Иван Кузьмич. – Меня ждете?

– Тебя, – ответил Белкин. – Инспектор уголовного розыска Глебов из Владимира хочет с тобой поговорить.

Иван Кузьмич настороженно глянул в глубь сада и жестом пригласил их в дом.

Здесь было прохладно и сумрачно. Просторное помещение было обставлено незамысловатой грубой мебелью. Они сели за большой длинный стол, помолчали.

– Мы по поводу преступления на дороге, – начал Глебов. – Вы ведь знаете?

– Знаю, конечно, – ответил хозяин.

– Не могли бы нам помочь?

– Чем?

– У нас есть сведения, что потерпевший шел к вам.

Иван Кузьмич поднял тяжелую голову и грустно посмотрел на Глебова. В его взгляде Даниил Иванович прочел затаенную обиду на судьбу, обреченность, усталость – и только.

– Но ведь не дошел же?

Белкин, до сих пор молчавший, вдруг взорвался:

– Кончай вилять, Кузьмич! К тебе он шел крест покупать. И не дошел, это правильно. А вот почему не дошел? Кто ему помешал? Где деньги, которые он нес тебе? Вот на эти вопросы ты должен нам ответить, Иван Кузьмич Прозоров. Ответить ясно и точно, чтобы мы подумали и сделали вывод, понимаешь?

Прозоров низко опустил голову, так что она почти касалась его рук на столе. В комнате воцарилось молчание, которое нарушалось только едва слышным посапыванием собаки у двери.

– Ну вот что, – не выдержал Глебов, – пойдемте в кабинет участкового, там все и обсудим, здесь неудобно...

Допрос Ивана Кузьмича Прозорова ничего не дал. Да, действительно, примерно месяц назад к нему пришли из города двое мужчин. Как звали? Одного – Сергеем, второго – смуглый такой – Маратом.

– Так вот, пришли они потому, что невесть откуда узнали, будто собрался я братов крест продавать. Брат умер, мне крест в наследство перешел. Договорились, что Сергей приедет в воскресенье. Я ждал, не дождался. А после услышал, что нашли его...

– А почему не сообщили, что к вам он шел? – спросил Глебов.

– Да как-то... Словом, испугался.

– Где вы договорились встретиться?

– Дома у меня.

– Кто еще знал об этом?

– Больше никто. Вот только друг его, Марат этот.

– А ваша жена?

– И она тоже.

Бесспорно, Прозоров был умен и осторожен. Тот факт, что он продавал злополучный крест и что потерпевший шел именно к нему, он не отрицал, однако объяснить что-либо еще не хотел или не мог. Если не мог, значит, преступление совершил кто-то другой, неизвестный, тот, кто должен был знать, что Басин несет крупную сумму денег. Если же не хотел, значит, изворачивается, значит, знает, как произошло преступление, возможно, сам принимал в нем участие.

– Ну что ж, будем работать, – сказал Глебов. – Хочу только предупредить вас, что рано или поздно мы найдем преступника. Однако, если вы окажетесь причастны к преступлению, закон не сделает вам никакого снисхождения при определении меры наказания. А сейчас подпишите вот это. И Глебов положил перед Прозоровым бланк, густо исписанный четким почерком.

– Подписка о невыезде?

– Да, с этих пор вам не разрешается выезжать без разрешения за пределы села.

– Хорошо, – сказал Иван Кузьмич, взял ручку и подписал бумагу. Теперь я свободен?

– Да.

Тщательно изучив полученные слепки следов обуви, оставленных у сосны, Татьяна Михайловна Светлова пришла к выводу, что около потерпевшего в то утро или ночь побывали два человека. Перед ней на столе лежали два слепка следов обуви, совершенно не похожих друг на друга. Один слепок – со следа 45 – 47 размера. Она помнила, что именно эти огромные следы обуви были найдены возле сосны. Еще тогда, на месте происшествия, она порадовалась, что следов оказалось так много, некоторые из них настолько четки, что можно будет сделать хорошие слепки. И слепок с другого следа, на который указал Глебов. Собственно даже, с половины следа, так как этот след оставлен человеком, который, по-видимому, оттолкнулся и прыгнул в кювет у дороги. Каблук обуви на слепке почти не обозначился, зато отпечаток носка был четок. Сейчас перед Светловой лежали изъятые у Прозорова для экспертизы его легкие летние сандалии, выходные лакированные туфли на высоком каблуке и почти новые сапоги. Как опытный эксперт, она сразу же поняла, что размеры обуви и второго слепка совпадут, это было видно, как говорится, невооруженным глазом. Она начала с легких летних сандалий. Размеры совпали, однако некоторыми характерными чертами подошва сандалии резко отличалась от слепка. Татьяна Михайловна взяла лакированные туфли, но ее опять ждала неудача. Она приложила к слепку сапоги и поняла, что нашла. С помощью лупы она стала рассматривать особенности подошвы сапога и тут же находила идентичные особенности на слепке. Еще раз проверив все совпадения, она написала в акте экспертизы: "След, оставленный на земле возле тела Басина С. А., идентичен по своим размерам и особенностям подошве сапога, принадлежащего Прозорову И. К.".

– Что нового, Иван Кузьмич? – встретил Прозорова Глебов.

Было раннее утро, небо немного хмурилось. Глебов впервые за время пребывания в Курках надел форму, и она ладно сидела на его высокой несколько суховатой фигуре. При виде следователя Прозоров несколько смутился, потом обрел свой обычный безразличный вид и сел на предложенный стул.

– Ничего.

– А у меня для вас есть кое-что, но я бы не хотел спешить. Узнал я о вас за последнее время много. Уважаемый вы в селе человек, это точно, и все-таки в недоумение меня вводите своим запирательством.

– Почему?

– Были вы у сосны на развилке в то утро, знаю. А почему отрицаете это, не понимаю.

– Знаете, так и действуйте как считаете нужным, – сказал Иван Кузьмич отрешенно.

– Хорошо.

Глебова начинало раздражать запирательство Прозорова. Он достал из ящика стола заключение экспертизы, еще раз быстро перечитал его и протянул бумагу Ивану Кузьмичу. Тот близоруко уставился в текст, потом опустил бумагу на колени. Что-то изменилось в его лице, оно мгновенно заострилось, глаза потускнели. Глебов заметил это с каким-то стыдливым удовлетворением. "Пробрало старика. Все-таки как сильна наука, как авторитетна для человека! – подумал он. – Ни слова, ни уговоры не помогали, а листок бумажки, полупонятные слова – и дело сделано".

Вынув бланк протокола допроса, Глебов приготовился писать. Однако его ждало разочарование.

– Что ж, пишите, – сказал Иван Кузьмич. – Был я действительно у сосны. Договорились мы с Басиным там встретиться. Сосна-то почти как раз между станцией и селом стоит. Пришел я на встречу, только ей, видно, не суждено было случиться. Мертвый он под сосной лежал.

Глебов, приготовившийся услышать признание Прозорова или по крайней мере показания о соучастниках, замер.

– Значит, вы не причастны к преступлению и даже не можете сказать кто его совершил. Так я вас понял?

– Именно так.

– И что же вы сделали, когда увидели, что Басин лежит в крови?

– Да я сначала подумал, что плохо ему или он отдыхает. А когда подошел...

– Ну и?..

– Струсил, признаться. Доказывай после, что не ты... Дорога пустынная, раннее утро, никого нет. Я – в лесок да домой. – Прозоров помолчал немного, покачал головой и добавил, будто сбросил с себя тяжелую ношу: – Вот и весь сказ.

Когда начало смеркаться, в кабинете участкового собралось небольшое совещание. Пригласили Светлову. Неясный, едва слышный шум утихающего села вливался в открытое окно.

– Ум хорошо, два лучше, а три великолепно. – После трудного рабочего дня нужна была разрядка, и Глебов начал с этой неуклюжей шутки. Потом лицо его посерьезнело.

– Все мы хорошо знаем обстоятельства дела, – продолжал он. Давайте-ка подведем итоги, выскажемся. Последнее заявление Прозорова положило конец версии, которая казалась мне самой реальной. Когда я ближе узнал Ивана Кузьмича, меня, признаться, начал грызть червь сомнений. Не мог он идти к сосне, чтобы убить или ограбить. Не тот он человек. Однако это всего лишь личные сомнения и домыслы, нам же нужны факты. Каковы они? Цель преступления – ограбление. Теперь мы знаем – Басин нес Прозорову достаточно большую сумму денег. Приманка для преступника хорошая. Кто знал, что он несет деньги? – Глебов остановился около окна и присел на низкий подоконник. – Конечно, сам Прозоров – раз, и он загнул один палец. – Родителей Басина, естественно, отметаем. В этой ситуации они нас не интересуют. Кто еще? – Глебов вопросительно посмотрел на Светлову и Белкина, притихших на своих стульях.

– Товарищ его, – сказал Белкин, – тоже знал, наверное.

– Так, – одобрительно сказал Глебов, загибая второй палец. – Вообще мы слишком увлеклись одной версией и совсем упустили другие. Этот товарищ для розыска с самого начала представлял несомненный интерес. Однако во Владимир я до сих пор не смог выехать. Это надо сделать в ближайшее время. – Он вынул записную книжку и что-то быстро вписал в нее.

– Василиса, со слов Прозорова, также знала, что ее муж продает крест, – неожиданно сказала Светлова.

– Совершенно верно. – Глебов загнул третий палец. – И об этом тоже надо подумать. Однако все-таки вернемся к Прозорову. На месте происшествия обнаружены его следы. Вначале он категорически отрицал тот факт, что был у сосны, однако под давлением доказательств признался. Это настораживает...

– Он, по-видимому, испугался, – сказал Белкин, – это во-первых, а во-вторых, – он немного замялся, но затем решительно произнес: – этот факт еще не доказательство, и вообще неизвестно, когда и с какой целью был Прозоров у сосны.

– Правильно, – кивнул Глебов, – полностью согласен. Однако я все-таки продолжу рассуждения. Значит, Прозоров заранее договорился – заметьте, сам проявил инициативу – о том, чтобы встреча состоялась около сосны, а не в селе или на станции.

– Сосна посредине дороги, – вмешался Белкин.

– Сосна посредине дороги, – повторил Глебов. – И в раннее время, которое назначил Басину Прозоров, дорога безлюдна, это облегчает ограбление – свидетелей нет. Да, против Прозорова много доводов.

– А я все-таки не верю, что он мог совершить преступление, – с сомнением произнесла Светлова. – И разве его объяснение не логично: увидел, что совершено преступление, и ушел, чтобы не навлечь на себя подозрений.

Они замолчали. Глебов, глядя на лампочку, около которой кружило с дюжину мух и комаров, подумал, что и они сейчас вот так же кружат возле истины и так же беспомощны и слепы. Правда, он ни на минуту не сомневался в том, что все их действия, мысли, рассуждения – маленькие, может быть, не совсем целенаправленные шажки к этой истине и что в конце концов они придут к ней. Однако надо было спешить, чтобы быстрее обезвредить, разоблачить преступника, чтобы он, окрыленный безнаказанностью, не совершил другое, может быть, более жестокое преступление.

– Зачем ему грабить, если деньги и так, образно говоря, шли к нему? продолжала Светлова. – Ведь все село знало, что он продает этот злополучный крест. – Татьяна Михайловна хотела сказать что-то еще, как вдруг в дверь постучали.

– Входите, – разрешил Глебов.

Дверь открылась, и на пороге появилась Василиса. Она медленно обвела присутствующих взглядом и остановила его на Глебове.

– Я к вам, – и, помолчав, добавила: – по личному делу.

Было уже поздно. Попрощавшись, Татьяна Михайловна и Белкин вышли, оставив Василису и Глебова наедине.

– Слушаю вас, Василиса Тихоновна. – Глебов внимательно присматривался к гостье.

По-видимому, тщательно собиралась к нему Василиса, прихорашивалась. Длинные ресницы были накрашены, на веки наложены тени, отчего лицо ее стало строже, а красота таинственнее.

– Слушаю вас, – повторил Глебов и вдруг почувствовал, что сам он стал предметом изучения, изучения холодного, немного враждебного. – Говорите.

– Знаю я, Даниил Иванович, что мужа моего преступником считаете, глухо произнесла Василиса, прямо глядя в глаза Глебову. – Наверно, насплетничали вам, что плохо мы с Иваном Кузьмичом живем. – И добавила с раздумьем: – разные, наверно, люди насплетничали. Кто лучше, кто хуже – не нам судить. Но... не плохой он человек, не мог он. Я женщина всего лишь, в таких делах, может быть, слишком на чувства полагаюсь. Вам, конечно, виднее...

– Чего вы хотите? – Глебов не мог понять, зачем она пришла к нему в столь поздний час.

– Я ведь жена Прозорова, а вы даже моего мнения обо всем этом деле не спросили...

– Спрошу еще.

– Когда? – Вопрос был задан резко, жадно, и глаза полыхнули любопытством и нетерпением.

– Думаю, скоро.

Она обмякла, опустила глаза.

– Ну что ж, вам виднее. – Василиса поднялась со стула, оперлась руками о край стола и, оказавшись над Глебовым, глядя на него сверху вниз, помолчав, сказала медленно, продуманно: – Конечно, деньги с человеком невесть что делают. Кузьмич мой к деньгам не привык, помутился, когда крест унаследовал. Изменился он за последнее время – скрытный, задумчивый стал. Трудно с ним... Не знаю, что и делать...

Она перебирала по столу холеными, не приученными к тяжелой сельской работе пальцами. Потом резко оттолкнулась от стола, улыбнулась задумчиво чему-то и сказала почти весело:

– Ну прощайте. Не спешите насчет моего Кузьмича с выводами. Жаль старика, если в неволю его запрячут.

– Вы все сказали? – пристально глядя на нее, немного пораженный, спросил Глебов.

– Да хотела сказать многое... Как-то не получилось... – Василиса опять улыбнулась и кокетливо опустила глаза. – Вы уж больно пристально на меня смотрите. По привычке, наверное, ведь с преступниками дело имеете... Словом, если понадоблюсь, приходите. Может, дома смелее буду.

И дверь за ней мягко захлопнулась.

Странное впечатление оставил этот разговор у Глебова. Василиса просила быть помягче к мужу. Но уж очень неотчетливо звучала эта просьба. Да ведь она уже приклеила Кузьмичу ярлык преступника. Может быть, у нее есть для этого основания?

Со смутным беспокойством Глебов вышел на крыльцо. Полная луна освещала заснувшее село, рождая мысли о земной суете. Ночная свежесть немного успокоила его. Он вернулся в свою маленькую комнату, лег в постель и перед сном по давней привычке обдумал план работы на завтра. "Поеду во Владимир. Белкину поручу разузнать, не прибыл ли в село кто-нибудь чужой, не появлялись ли незнакомые люди в окрестностях села. Следы возле тела Басина многочисленные, свидетельствуют о борьбе, есть следы обуви большого размера. Татьяна Михайловна молодец..." Тут мысли его смешались, и он уснул с улыбкой на губах.

Проснулся он от того, что почувствовал – на него кто-то смотрит. Прямо перед ним в тусклом свете зарождающегося утра в проеме окна вырисовывался неясный силуэт головы человека, наблюдающего за ним. Стараясь не выдать своего пробуждения, Глебов сквозь ресницы попробовал разглядеть человека. "Кузьмич, – вдруг понял он. – Зачем в такую рань, чего хочет?" И тут Иван Кузьмич поднял руку к стеклу и решительно постучал:

– Даниил Иванович!

– Сейчас. – Глебов быстро оделся, подошел к двери и откинул крючок. Входите.

Иван Кузьмич нерешительно вошел, сел на предложенный стул.

– С просьбой я к вам. Отпустите в деревню. Это рядом, там брат у меня жил, который умер. Жена его просит по хозяйству помочь.

– Где деревня, далеко? – больше для того, чтобы оттянуть решение, поинтересовался Глебов.

– Да три километра всего-то.

Сутулый, жалкий, Иван Кузьмич вызывал сейчас у Глебова сочувствие. "Куда он денется от родных мест? Да и зачем ему куда-то деваться?" В общем, он отмел мысль о побеге Кузьмича.

– Один или с Василисой Тихоновной собрались?

– Один. – Прозоров на глазах помрачнел. – Остается она, – и грустно улыбнулся, – в залог вам.

– Хорошо. Только чтоб завтра утром были в селе. Договорились?

– Спасибо. – Прозоров встал, однако мялся, не уходил.

– Еще одна просьба, Даниил Иванович.

– Да?

Прозоров вынул из внутреннего кармана потертого пиджака целлофановый пакет, нервными движениями развернул его и вынул массивный золотой крест, украшенный голубоватыми камнями.

– Пусть у вас полежит, – и протянул Глебову.

Тот осторожно, словно боясь обжечься, взял крест, повертел в руках и поднял глаза на Прозорова:

– Что, боитесь у себя оставить?

Иван Кузьмич не ответил, упрямо потупил голову и еще раз попросил:

– Возьмите, у вас сохраннее будет. Да и не нужен он мне более, признаться.

Глебов некоторое время внимательно смотрел на него. Потом вернул ему крест:

– Нет, не возьму, ваш он по закону. Вы его и берегите, тем более что сам я уезжаю во Владимир.

– Как знаете. – Иван Кузьмич кивнул, ссутулился и вышел.

После сытного завтрака, какими имела обыкновение закармливать гостя жена Белкина Аннушка, Глебов начал собираться во Владимир. Сложил наиболее важные бумаги по делу, почистил форму и, попрощавшись, пошел пешком в Видное. Участковый его не сопровождал, так как за завтраком они решили, что он должен провести одно мероприятие профилактического характера, которое, по их предположениям, могло приблизить конец розыска.

С утра Белкин с Гыжиковым взялись писать объявления, которые большими красными буквами извещали жителей трех ближайших сел о том, что сегодня, 17 июля, в 18 часов в Курках, у здания клуба, состоится сельский сход.

После этого Белкину предстояла важная работа по проверке второй версии – о причастности к преступлению неизвестного лица, чьи следы, найденные у тела Васина, канули в речку Пекшу. Сам же Глебов собирался во Владимир, для того чтобы отработать третью версию – о причастности к преступлению товарища Басина – Марата. Помимо этого он намеревался заехать в областное управление – проинформировать свое руководство о ходе розыска. А главное – ему не терпелось зайти в Видное к самому Басину в больницу. Однако здесь его ждало разочарование: врач разрешил ему разговаривать с потерпевшим одну минуту, не больше.

Сергей Басин лежал на кровати около окна с забинтованной головой, бледный. Глаза у него были закрыты.

– Я из милиции, – не теряя времени, начал Глебов. – Скажите, кто напал на вас?

Басин приоткрыл глаза.

– Не знаю, сзади по голове... потом еще... Ничего не видел. Боролись... Он сильный...

– Это все? – растерянно произнес Глебов.

– Не видел... Сзади... – Язык плохо слушался Басина. Он прикрыл глаза и отвернулся.

Когда Глебов вышел из больницы, озабоченный своим невезением, и оказался на раскаленной зноем пыльной улице один, ему вдруг нестерпимо захотелось увидеть Светлову. В оправдание себе он с тайной радостью подсчитал, уже быстро шагая к ее небольшому домику на краю Видного, что до отправления ближайшей электрички на Владимир осталось 45 минут. "Выпью воды, поговорю с ней – и на станцию".

Дважды постучав и не услышав ответа, он толкнул дверь и вошел в коридор:

– Есть здесь кто-нибудь? – произнес негромко.

– Входите, – послышался недовольный скрипучий голос.

Даниил Иванович вошел в комнату и увидел за изящным старинным письменным столом мать Светловой. Морщинистое лицо старушки расплылось в доброжелательной улыбке, а руки между тем сгребли и прикрыли листы бумаги, исписанные небольшими аккуратными столбцами. "Стихи пишет", – решил Глебов, подошел к ней, склонился в поклоне и поцеловал руку.

– Давно вас не было видно. Не болели?

– Нет, дела, – мягко улыбнулся Глебов.

– Ну идите, в саду она.

Он прошел за дом и оказался в тенистом садике с ухоженными клумбами, на которых пестрели какие-то необычные цветы. Татьяна Михайловна стояла к нему спиной, устанавливала подпору под буйно разросшиеся кусты красной смородины. Заслышав шаги, обернулась. Глаза ее немного расширились, она улыбнулась до боли знакомой доброй улыбкой. Глебов остановился невдалеке. Его словно озарило: "Дурак, зачем я экспериментировал, проверял, злился? Разве эта улыбка, эти глаза не есть сама любовь? Зачем мне нужны были от нее патетические признания и красивые вздохи, когда вся она сейчас говорит мне о любви". Глебов приблизился, взял ее теплые руки в свои ладони. Они стояли среди зелени сада и молчали, пораженные нахлынувшим чувством. Ее глаза были широко распахнуты, и солнце высвечивало в них золотые россыпи. Даниил Иванович не знал, как долго длилось это счастливое забытье. Пришел в себя, когда почувствовал, как ее руки, словно две драгоценные рыбки, выскальзывают из его ладоней.

– Чем закончилось вчерашнее свидание с Василисой? – Татьяна Михайловна отошла от него на шаг.

– С Василисой?.. – повторил он, медленно приходя в себя. – Я хотел с вами кое о чем посоветоваться. Сейчас еду во Владимир, а дела не так хороши, как хотелось бы...

– Во Владимир? А я тоже собираюсь.

– Так, может быть, вместе поедем?!

– Поедем, – сказала она просто.

– Тогда быстрее, может быть, успеем. – Он глянул на часы. Электричка через двадцать минут.

– Сейчас. – Она сорвалась с места и бросилась в дом.

Глебов остался ждать в саду. Эти несколько мгновений, которые он только что пережил, вдруг изменили для него все, и те неудачи, которые преследовали его последнее время, показались мелкими и вполне преодолимыми.

Позже, сидя в полупустом вагоне напротив Татьяны Михайловны, он старался не спугнуть то легкое, радостное чувство, которое овладело им в саду. Похоже, с ней происходило то же самое. Как будто договорившись, они сразу же начали обсуждать результаты розыска. Он рассказал ей о посещении Басина в больнице. Так как, по словам потерпевшего, преступник отличался недюжинной силой, оба решили, что особого внимания заслуживают следы обуви большого размера, которые остались у сосны.

– Явные следы борьбы. Человек тяжелый, большого роста. Обувь новая (нет характерных признаков), возможно, недавно купленная, не исключено даже – в одном из владимирских магазинов, – деловито говорила Светлова.

– Меня волнует еще вот какой вопрос, – сказал Глебов. – Откуда, вернее, от кого преступник узнал, что Басин несет деньги? От самого Басина? От Прозорова? От Марата? А может быть, это следы самого Марата? Преступник знал маршрут Басина в Курки, знал и то, что Басин несет деньги. Необходимо установить источник его информации.

В управлении, как обычно, кипела жизнь. По лестницам сновали люди с папками, бумагами, к подъезду подкатывали оперативные машины.

Глебов поднялся на второй этаж, рывком открыв дверь своего кабинета. Михаил Губенко, его коллега, вел допрос толстой дородной дамы, которая заискивающе улыбалась при каждом его вопросе. Михаил улыбнулся ему и продолжал беседовать с женщиной.

В приемной начальника уголовного розыска полковника Виноградова было пусто. Глебов, внутренне собравшись и пригладив рукой волосы, приоткрыл дверь кабинета и попросил разрешения войти.

Виноградов встретил его теплым рукопожатием.

– Ну, докладывай, капитан, как дела в Курках.

Глебов коротко рассказал о том, что сделано им за истекшие двое суток, что еще предстоит сделать.

– Не густо, – отбросив ручку на стол и распрямившись в кресле, подытожил Виноградов. – А как потерпевший?

– Сказал, что не успел рассмотреть преступника, поскольку тот напал сзади.

– Да, профессионально выполненное нападаение, – заметил Виноградов. Вот что, – продолжал он. – Поздновато ты за Марата решил взяться. Два дня – достаточный срок, чтобы скрыть следы, прийти в себя.

Глебов вынужден был признаться, что слишком увлекся разработкой версии о причастности к ограблению Прозорова.

Полковник встал из-за стола, прошелся по просторному кабинету, остановился у окна:

– Что ж, действуй, обо всем наиболее важном сразу же ставь в известность.

Лицо девушки, сидящей перед Глебовым, было необычно, пожалуй, даже излишне выразительно. Большие серые глаза ежесекундно меняли выражение, отражая неведомый ему ход мыслей. Они улыбались, презирали, любопытничали. Нос, брови, полные губы, то решительно сжатые, то расслабленные, вялые, все в ее лице было необычно. Перед ним сидела сестра Басина Галина. Эта ее мимика отвлекала Глебова, сбивала его с мысли, однако он, как путник в ненастье, настойчиво пробивался к намеченной цели.

– Так вы сказали, что Марат интересный человек. В чем это проявляется?

– Как вам объяснить... – Веки девушки затрепетали, между бровей залегла едва заметная складка. – Он человек порыва, импульса... Он мало думает о том, что произойдет позже... Он беспечен... и в то же время осторожен, расчетлив.