355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Медведев » Чаша терпения » Текст книги (страница 3)
Чаша терпения
  • Текст добавлен: 28 сентября 2016, 23:29

Текст книги "Чаша терпения"


Автор книги: Юрий Медведев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Говорят, уйгуры на той стороне богато теперь живут, как в древности одни правители жили – елики.

– Дедушка, ты не умрешь, – говорил Мурат, – я отыщу для тебя бессмертную траву, и разотру в ступке, и смешаю ее с девясилом, семенами айвы, цветками гранатника и сельдереем.

И опять вышибал ветер слезы из дедовых глаз.

Однажды осенью дед впервые взял с собою внука и Кульджу. Они нагрузили двух осликов корзинами с овощами, дед ехал верхом, а Мурат шел по траве: жалел тонконогого ослика. Город немного испугал Мурата: так много было людей, лошадей, чихающих грузовиков, В глухом, заросшем травой переулке, на подходе к базарной площади, послышался жалобный собачий визг. Визг доносился из-за камышового забора. Мурат взобрался на ослика и увидел чужой огород, только без корзин, кастрюль и колес. Несколько здоровяков, вооружась длинными бамбуковыми палками, били по очереди метавшуюся возле железного колышка собаку.

Пес был гладкий, коротконогий, с маленькими ушами торчком.

Не раздумывая, Мурат перемахнул через забор, юркнул у кого-то под ногами и накрыл собаку своим телом. Вслед за тем он получил удар бамбуком по спине, да такой, что рубаха лопнула с треском.

– За что собаку бьете? – закричал он и заплакал от нестерпимой болк.

– Убирайся подобру-поздорову, щенок, – коверкая уйгурские слова, прогундосил пузатый детина и снова замахнулся палкой. – Убирайся! Из собачки этой мы сперва сделаем живую отбивную, а потом зажарим на вертеле. Мотай отсюда!

Плачущий Мурат кинулся защищать обреченного пса. Мальчишке всыпали еще несколько палок, но он не переставал кричать:

– Отдайте мне собаку! Отдайте собаку! Дедушка даст за нее мумие и жень-шень! Большой корень, длинней ладони!..

Детина долго радовался выгодной сделке: на полученный корешок можно было купить трех собак. Дедушка намазал вспухшую спину Мурата бальзамом из глиняной баночки к долго еще оглядывался на пузатого, что-то шепча.

На базаре они купили псу ошейник и ближе к вечеру отправились домой. Так у Мурата появился четвероногий друг. Его назвали Токо. Незаметно он вырос в могучего пса с широкими лапами и черной шерстью на загривке. Теперь, уходя в горы за травами или за сухим кустарником – кураем, .которым зимою топили печи, мальчик брал с собою Токо. Пес разрешал нагружать на себя курай, как на ослика. Он добросовестно отрабатывал свой хлеб. Со временем Токо наловчился добывать в зарослях зайцев, сурков, лисиц, даже приволок как-то шакала. За лисиц и зайцев дед Турсун сурово отчитывал пса.

– Большой грех убивать лису, о-ох, большой. Раньше лиса была человеком, да стала сбивать других людей разными хитростями, вот и наказал ее бог. И тебя, Токо, накажет.

– А кого еще бог наказал? – спрашивал Мурат.

– Слона. Он был хлебопек, обвешивал покупателей. Медведя – продавал худую краску. Волка наказал; Этот был мясник в другой жизни, торговал мясом дохлых овец. Тащи лису обратно, Токо, тащи!

И чудо! – Токо хватал мертвую лису за загривок и уволакивал в заросли шиповника. Вот каким догадливым оказался чуть было не забитый палками пес.

Однажды в пору цветения урюка, когда южные склоны гор заалели от тюльпанов, в деревушку ворвались бандиты. Они остановились перед домом дряхлого Рената Умарова – единственного книгочея по всей округе. Ими предводительствовал лысый толстяк с розовыми, как у младенца, щеками.

Бандиты принялись выкидывать из дома Умарова книги. Он бегал от одного к другому, хватал за руки:

– Опомнитесь! Я собирал их всю жизнь! Там "Сутра золотого блеска"! Там "Алмазная колесница". Это же -целое тысячелетие! – выкрикивал старик Ренат, поводя головой, и снова получил удар по шее.

В небе громыхнуло. Прикочевавшая из-за горы туча наваливалась темно-синим брюхом на деревушку. Ветер стих. Замолкли птицы.

– Дедушка! – закричал Мурат. – Что они делают?

– Молчи, Мурат, – сказал дед и зашатался. Колени у него подогнулись, он упал наземь. Соседи привели его домой под руки.

Такой грозы давно никто не помнил. До вечера бились в небе длинными мечами злые демоны, и прозрачная кровь из их ран проливалась на испуганную траву...

Вечером, отбиваясь от Токо дубинкой, в глинобитную мазанку вломился розовощекий.

– Пса на цепь, а то пристрелю! – скомандовал он, и Мурат загнал Токо в будку. Когда он вернулся в дом, гость сидел за столом с двумя бутылками рисовой водки.

– Дай, думаю, переночую у колдуна, авось не превратит в свинью, ухмылялся розовощекий. – Может, отвару какого нацедишь, чего-то сердчишко пошаливает, брюхо из штанов лезет, как квашня. Давай, давай, не жалей. Завтра все равно все твои зелья-притиранья в реку спустим.

Лежащий на низкой деревянной кровати дед отвернулся к стене.

– Ты нос не вороти, колдун, не вороти. Лучше о закуске позаботься, о грибочках да огурчиках. А с кровати слазь. На ней спать буду я. А тебя все равно в пустыню выгоним.

– Никуда я, сынок, отсюда не поеду. Жить-то мне осталось всего ничего, – вздохнул Турсун.

– Еще как поедешь, старый хрыч. Побежишь в пустыню резвее жеребчика. Он нехотя поднялся, подошел к кровати, пинком сбросил деда на пол. Задергался дед, захрипел, горлом хлынула кровь. Мурат впился зубами розовощекому в ухо и больше ничего не помнил.

Он пришел в себя от боли, потянулся рукой к правому уху, туда, куда впивались, как ему казалось, раскаленные иглы. Верхней половины уха как не бывало.

Он лизнул липкие соленые пальцы, застонал.

– Заткнись! – сказал толстяк, успевший опорожнить обе бутылки. – Моли бога, что все зубы еще не вычистил. Будешь знать, как кусаться, пес шелудивый.

Раньше говорили: око за око. Я же заявляю: ухо за ухо.

Ух-ух-ух-ух-ух! – Он затряс животом, корчась от смеха.

Гость плюхнулся плашмя на кровать и засопел.

Внук прикрутил фитиль в лампе, сходил в сени за кувалдой, проверил, занавешены ли окна. По стеклам ползли змееныши дождя. Оглядываясь на деда, Мурат накрыл холстиной толстяка, вцепившегося руками в подушку, как будто подушка, как сказочный дракон, уносила его в поднебесье.

Когда пятно по холстине расползлось на полкровати, Мурат оглянулся: дед уже не лежал на полу, а сидел, прислоненный к лавке. Неужели жив?

– Мурат... пи-и-и-ить, – простонал дед. Его зубы стучали о края чашки, когда он с трудом глотал молоко.

– Дедушка, я укокошил толстяка насмерть. Кувалдой, – сказал Мурат на ухо деду. Тот завздыхал.

– Ох, ох, тяжкий грех... Тем легче он тебя сразит на том свете... Что ж теперь будет, внук?.. – Язык у деда заплетался, слова он выговаривал с трудом. После долгих вздохов он зашептал: – Заводи обоих осликов прямо сюда, в комнату... давай навьючивать. Бери весь порох, жаканы, дробь, соль... пшена полмешка, полмешка рису... Одеяла бери верблюжьи, оба полушубка, валенки, сапоги... Надо скрываться в пещеры, деться больше некуда.

Мурат сделал все, как велел дед, затянул ремнями поклажу.

– Где кувалда? – спросил дед и попросил вложить ему рукоятку в руки. Мурат вложил.

– Помнишь теплый ключ ниже города Созерцателей Небес? – спросил дед. Там, под водопадом, вход в пещеры... Будешь проходить сквозь водяную стену – закрои осликам глаза... не то заупрямятся... Раньше осени сюда не возвращайся.... Осенью попробуй уехать в Урумчи, к отцу... Добрые люди помогут добраться... Но не раньше осени... Обещаешь?..

– Дедушка, – заплакал Мурат, – садись на ослика.

– Пусть думают, я убил... Никто тебя не хватится.

А я... сейчас... умру... – сказал дед. И голова его упала на грудь.

Сколько Мурат ни бился, поднять мертвого на ослика он не смог.

Когда тело деда стало холодеть, он погасил лампу, перестал плакать и двинулся в путь.

Возле мельницы он оглянулся с пригорка на родную деревню. Полночный дракон сожрал все лучи неба и земли, упиваясь мелким нудным дождем. Лишь вырисовывался по правую руку пирамидальный тополь.

* * *

Никаких отшельников в городе Созерцателей Небес он не нашел. Пещер было великое множество, они далеко уходили в глубь гор. В одной обнаружилось озеро с теплой водой и серебристыми карабкающимися со дна пузырьками. Откуда-то сбоку просачивался слабый свет. Токо смело зашел в озеро по грудь, но пить не стал. Полчища летучих мышей носились с писком над водою. Одежда отсырела, но Мурат решил на первых порах обосноваться здесь, потому что обнаружился ручеек, вытекающий из-под черного камня, и ослики вслед за псом напились.

Глаза свыклись с полумраком. За ручьем Мурат нашел деревянный помост с трухлявой соломой, а еще дальше, почти у кромки воды, – очаг и небольшой медный котел. "Может быть, прадед моего дедушки тоже спасался здесь от надутого", – подумалось Мурату, и от этой мысли ему полегчало.

Помня дедовы наставления, он ни минуты не сидел без дела: заготавливал сухие дрова, выискивал по утрам целебные и съедобные травы, сушил дикие фрукты, а ближе к осени начал коптить мясо архаров, готовясь к зиме. Ни в какое Урумчи он отсюда не поедет. Будет жить в пещерах один, пока не " состарится и не станет мудрым и седобородым, как дед, который постоянно снился склоненным над "Каноном врачевания". Проснувшись, Мурат проверял, на месте ли книги, завернутые в прорезиненный плащ, а иногда при свете лучины и сам вслух читал "Канон" собаке и осликам.

На ночь он выгонял осликов попастись, но ближе к осени одного задрал волк. Другой прибежал с окровавленным крупом, весь в пене и ринулся в озеро, где простоял три дня,'и рваная рана – как тут не задуматься? заросла молодой розовой кожей.

А потом обложились горы тучами, завыли, запричитали вьюги-метели, дракон тьмы бил хвостом о дрожащие скалы, нацеливался кривыми, как хвост кометный, глазами испепелить далекий город на юге, венчающий хрустальную Гору Света с домами из драгоценных камней и крышами из перьев павлина.

Ослик уныло перетирал зубами жвачку. Даже Токо присмирел, стал реже класть хозяину передние лапы на плечи и взвизгивать, обращая нос к выходу из пещеры:

пойдем, мол, порезвимся на снегу, добудем кабанчика или зайчишку.

Одно удивляло Мурата: с приходом зимы и долгих ночей в пещере не стало темнее. В сказках старика Рената не раз упоминались "орлиные камни". Они делали человека невидимкой, напускали днем тьму, ночью же один камешек мог осветить целый город. Может, и здесь, среди причудливых стен, похожих на оплывшие свечи, где вместо воска сползали струйки воды, жил такой сказочный камень. Иначе как объяснить, почему несколько случайно рассыпанных горошин и рисовых зерен вдруг пустили буйные ростки. Мурат разрыхлил ножом плотную землю у ручья, порастыкал дедовы семена. Зазеленело!

Но настоящие чудеса ждали в соседних пещерах, куда Мурат начал потихоньку захаживать еще с лета.

Там светились сами стены, квадратные, продолговатые, вытесанные как по линейке. И не просто светились. На стенах, а кое-где и на выпуклых потолках были изображены люди, звери, растения. Мужчины в длинных красных халатах, опоясанные кинжалами, сидели на стульях, где вместо ножек человеческие фигурки. На плечах женщин – одеяние из золотистой материи, на головах – маленькие короны. Все они – даже сосущие грудь младенцы держали в руках ветви в розовом цвету. И плавали лотосы в прудах, где на берегу резвились белые верблюжата, и в виноградниках бродили павлины, и ребята одних лет с Муратом брызгались водой из серебряных трубочек, и всадники на лошадях кружили на поляне, где удальцы с разделенными надвое бородами зарывали в землю барана и возжигали факел на ноже. Иногда под картинами попадались лошади из глины, и ослик протяжно кричал, напрасно дожидаясь ответа...

Одна пещера с полупрозрачным потолком поразила Мурата особенно. Сквозь потолок смутно угадывалось, как если смотреть со дна реки, солнце. "Но разве оно может пронизать лучами толстенную скалу?" – подумал Мурат и, оглянувшись, увидал картину на стене.

Он подвел ослика поближе, но сразу забыл и о нем и о Токо.

На лужайке возле дворца из драгоценных камней лежала в огромном цветке лотоса пригожая девушка в красном сарафане с белым кружевом. Ее украшало ожерелье из черных шариков и такие же черные серьги. Люди, стоящие вокруг цветка на коленях, предавались неутешной скорби. Одни плакали, другие с печальными лицами смотрели в сторону статного витязя, припавшего к ногам умершей. Даже деревья вокруг лужайки поникли ветвями, хотя подобных деревьев Мурат в жизни не видывал: пузатые, как бочки, кора иссиня-черная, на густых длинных ветках серебристые плоды. Так бывает, когда весной после оттепели ударит мороз, и все в лесу становится будто стеклянное... Это была даже не картина, а словно чудодейственное окно неизвестно куда, потому что над лужайкой светило сразу два солнца, оба сиреневые.

И тут Мурату показалось, что у красавицы на запястье тонко-тонко, тоньше дыхания муравьиного, бьется синяя жилка.

"Зачем вы плачете, люди? – сказал Мурат. – Прекрасная пери вовсе не умерла. Ее, наверно, испугал дракон, и она обмерла, погрузилась в спячку с бессонницей. Или литаргус, как говорит благословенный Абу Али ибн Сина, да продлятся потомки его на тысячу лет и десять тысяч дней. Мой дедушка при литаргусе делал настой из листьев ивы, ячменя с ромашкой, укропа, фиалок, корневища касатника и донника лекарственного. А потом смешивал с другим настоем – из лаврового листа, иссопа, пулегиевой мяты, руты, бобровой струи и сатара. Так советует "Канон врачевания". Настаивать травы легко. Даже я мог бы вашу красавицу исцелить".

И случилось чудо. Витязь у ног красавицы выпрямился, посмотрел на Мурата и поманил к себе пальцем с черным перстнем. Мурат окаменел от страха. Тогда витязь пересек быстрыми шагами лужайку, подошел к одному дереву, руками раздвинул, как занавес, кору, скрылся внутри. Дерево приподнялось над лужайкой.

Внизу вместо корней показались хвосты оранжево-красного сияния. Вскоре летучее дерево уже ползло среди медленно проступивших на картине звезд. Мурат что есть мочи кинулся из пещеры, настегивая ослика.

Он намерился никуда больше от озера не уходить и, как когда-то дедушка, подолгу сидел с деревянной лопаточкой возле своего огорода. Таинственная картина не выходила из головы. Зачем поманил его пальцем витязь? Чтобы попросить снадобье от спячки с бессонницей, чего тут гадать. А раз так, надо пересмотреть все дедовы склянки, шкатулочки, мешочки, найти целебный настой или сделать его самому, сверяясь с "Каноном врачевания". На эту работу ушла неделя. Правда, однажды он забыл завести серебряные часы дедушки на толстой цепочке и немного.сбился со счета дней. Для верности он сделал лишнюю зарубку на мягкой скале, сосчитал черточки. Заканчивался февраль. Скоро дыханием согреет подснежники март – весны меньшой брат. Зачем же и куда звал скорбящий витязь?..

Однажды он проснулся от лая Токо и чьего-то странного пыхтенья, как будто в пещеру приполз измотанный поединком дракон, припав пастью к озеру. Мурат осторожно приоткрыл глаза. Токо лаял на дерево, выросшее посреди пещеры. Это было то самое дерево с черной корой и серебристыми ветвями, но вблизи оно оказалось гораздо толще, чем на картине. Толще самого толстого дуба, толще скирды сена, Мурат не очень удивился, когда раздвинулась кора и в образовавшейся дыре появился витязь. Его голову окружал светло-желтый прозрачный колпак.

Прикрикнув на Токо, Мурат взял кувшинчик с отваром, смело подошел к пыхтящему дереву.

– Надо влить в рот прекрасной пери две ложки отвара – и литаргус пропадет, – сказал он и протянул кувшинчик.

Но витязь не взял. Он приложил правую руку к сердцу, поклонился, и Мурат как бы услышал у себя в голове такие слова:

– О, иноземец! Позволь тебя поблагодарить за желание исцелить княгиню радости. Я не могу ни обнять тебя, ни коснуться чего-либо в твоем мире. Соизволь ступить на летучий корабль. По исполнении звездного срока ты будешь доставлен обратно, куда пожелаешь.

– И Токо можно на корабль? – спросил Мурат, ни мгновения не помедлив.

– Бери, кого заблагорассудится, – сказал голос,но тут ослик так страшно и тоскливо закричал, и подскочил к хозяину, и начал тереться мордой о его плечо, что не взять его было бы предательством. Мурат начал собирать провизию.

– Ни о чем съестном не думай. Летящему да воздается, – сказал голос в голове.

– Тогда я возьму целебные травы, баночки, "Канон врачевания", мало ли кто у вас больной. И еще дедушкины часы и ружье, – сказал Мурат, лаская ослика.

– Твое пожелание исполнено. Перечисленное уже на борту, – услышал удивленный Мурат.

Где-то над головою витязя проблеснуло выпуклое, как глаз, оконце, и за ним стали различимы в желтоватом свете и мешочки, полные трав, и ружье, и с книжками прорезиненный плащ.

– Готов ли ты в недлящийся путь? – спросил голос.

– Готов! – закричал Мурат, а Токо залаял.

Из коры выдвинулся наклонный мостик из черного стекла. Первым вспрыгнул на него по команде Мурата пес, глупого же ослика пришлось силой тянуть за узду.

Дракон перестал пыхтеть. Убрался мостик. И восстали столбы тьмы, прежде чем возник на расшитом алмазами занавесе удаляющийся шар с красными, коричневыми и черными облаками, лишь изредка прорезаемыми прожилками голубоватого и золотистого. Летучий корабль обнял ветвями звезды...

О, внутри он оказался больше дома, больше пещеры, больше деревушки, да куда там деревушка в сорок дворов, – больше города Кульджи! Внутри плескались озера среди изумрудных зарослей неведомых растений, и'в озерах плавали плоские, похожие на головку подсолнуха живые разноцветные рыбы, и цветущие холмы переползали с места на место, подставляя бока множеству маленьких солнц. Жаль только, длилось это недолго, всего несколько дней, как показалось Мурату, потому что однажды появился витязь с двумя спутни' нами в сияющих одеяниях, скрепленных медными полосками, приглашая к выходу. И снова первым ступил на мостик бесстрашный пес, а ослик робел, кричал, и тело его исходило дрожью, как если бы он' чувствовал недалеко камышовых котов или волков.

Катились по небесам сиреневые солнечные шары.

В цветке лотоса, повисшем прямо в воздухе, лежала, откинув левую руку, а правую заложив за голову, беловолосая княгиня радости. Мурат приблизился к ней, откупорил кувшинчик, влил снадобье между розовых губ. Она вздохнула, открыла глаза, улыбнулась, приподнялась и села в цветке, от чего все вокруг заулыбались, принялись обниматься, а деревья с серебристыми плодами высоко подняли свои ветви. Цветной свод радуг восстал над деревьями. Послышалась тихая музыка. Нет, то пели не птицы, ни одного зверя, или птицы, или хотя бы ящерки Мурат не заметил окрест. То пели, он был уверен, сами деревья. Казалось, он различает нежные, как струенье ручья, слова: "Княгиня радости, драгоценность в цветке лотоса, здравствуй!"

Витязь, обнявши бережно княгиню радости, повернул усталое лицо к Мурату:

– О, иноземец! Востребуй любую награду за спасение княгини.

– Дедушка всю свою жизнь лечил бесплатно, – сказал Мурат. -Грех наживаться на несчастьях и бедах. Могу и других поврачевать, трав с собой много.

Лисью болезнь лечу, затвердения в почках, онемения членов, камни выведу из мочевого пузыря.

– Благодарствую, врачеватель. Однако в нашем мире болезни случаются два-три раз.а в тысячелетке, не чаще. А от награды отказываться не изволь.

Дальнейшее произошло как в сказке. На глазах у Мурата Токо и ослик превратились в людей. Токо стал кудрявым юношей в кожаной накидке, его неизменный спутник – мужчиной в рваном рубище. Они тоже стали просить за старика, бывший ослом даже упал на колени и руки к обоим солнцам простер. Витязь поднял его властным жестом руки.

– Будет исполнено, – сказал голос. – Теперь выбирай, о врачеватель: остаться навечно здесь или вернуться на Землю.

– Нет, только не на Землю, только не на Землю! – запричитал в рубище. Я был там нищим и просил медяки на базарах, а сам владел неисчислимыми сокровищами, и небо меня наказало, обратив в осла. Но клянусь, здесь я брошу презренное мое ремесло. Никуда я отсюда не хочу, пусть хоть в кандалы закуют! – С этими словами он содрал с себя рубище и оказался в парчовом одеянье.

– За твое признание ты заслужил свет, – сказал голос.

Блистающий парчой приблизился к Мурату. По щекам его текли слезы.

– Прости меня, хозяин, – сказал он. – И ты, Токо, прости. Теперь до конца моих дней я буду лекарем, как наш дедушка Турсун... Простите, милые братья, на вечные времена. – И скрылся в нежно поющих цветах.

Кудрявый юноша молчал.

– Пожалуйста, летучие джигиты, отправьте меня обратно, как было обещано, – сказал Мурат. – Только не в пещеру, а в Чарын. Травы, настойки и взвары оставляю убежавшему в заросли. Они ему пригодятся.

Может, и ты, Токо, начнешь врачевать?

– Я возвращаюсь с тобой, маленький хозяин, – тихо выговорил Токо.

– Помни: близ колесницы земного времени случится обратное превращение, – сказал голос.

– В дорогу, маленький хозяин. В обратную дорогу, – сказал Токо.

– Готов ли ты в недлящийся путь? – спросил голос.

И ни мгновения не раздумывал Мурат.

И восстали столбы тьмы, прежде чем сквозь прозрачный пол летучего корабля стал заметен на бархате, расшитом алмазами, живой шар – сплошь золотистыГ:, розовый и голубой, без единой мутной прожилки. Да, был он совсем живой, и бока у него вздымались и опускались, как у зверька.

Весь обратный путь Токо молчал. Он отчужденно бродил среди ползающих изумрудных холмов. Мурат не решался сам к нему подойти, спросить, кем он был в прошлой жизни. А однажды он увидел возле озера с плоскими, как блин, рыбами, прежнего Токо. Пес взвизгнул, за-лаял и положил ему, как раньше, лапы на грудь.

Когда холмы перестали ползать, а весь корабль наполнился пыхтеньем, Мурат уже знал, что пора сходить по стеклянному мостику на землю.

Они оказались в зарослях саксаула. Сквозь негустые ветви виднелись вдали глинобитные дома. Солнце – одно солнце, и не сиреневое, а обычное, светозарное, – взошло недавно, но было уже тепло. "Значит, теперь июль, мы же улетели в начале марта", – отметил Мурат про себя. И "Канон врачевания" в плаще, и ружье, и часы на цепочке оказались неведомо кем положенные на песок.

Тут драконье пыхтенье смолкло. Мурат оглянулся.

Дерево– исчезло. Там, где оно стояло, еле дымились на песке светло-коричневые разводья.

– Вы самые глупые животные во всем нашем Чарыне! – донесся со стороны домов голос мальчишкиподпаска. Он кричал на баранов. По-уйгурски.

– Зачем ты не остался у княгини радости? – спросил у Токо Мурат. Пес безмолвствовал.

* * *

– Сказка красивая, – сказал я. – Деревушка, даже подземное озеро вполне допускаю. Но картины со скульптурами в светящихся пещерах?..

– Светящиеся пещеры не диковинка. Как и картины в них. В Китае известен огромный лабиринт "Тысяча пещер". В некоторых находят засохшие мумии. В Иране и Ираке описаны пещеры говорящие.

В них тоже видно солнце, как сквозь слюду, и в зависимости от хода светила слышны голоса, повествующие о разных загадках древности.

– Выходит, солнечный луч – как игла, а вертящаяся Земля грампластинка? Пьезоэффект?

– Ого, какие словечки знают нынче гуманитарии!– поднял бровь Учитель. Примерно, хотя много сложней. Кстати, некоторые моменты из Муратовой эпопеи можно, конечно, считать бредом, галлюцинациями, чем угодно. Но в одном им не откажешь: они точны, эти сюжеты картин в пещерах или мифологические представления о превращениях животных в людей. А "Канон врачевания" я собственноручно преподнес президенту академии.

– Если добавить ружьецо и часы с цепочкой, которые я тоже держал в руках, останется единственный зопрос. Куда исчез его верный Токо? – сказал я.

– Мурат не захотел мне это объяснить... О, он еще нас кое-чем порадует, этот смышленый уйгурский глальчик.

Этот смышленый мальчик два года спустя оказался уже в университете, удивляя всех своей памятью. Перед ним раскрывали страницу незнакомой книги, и, прочтя текст, он тут же шпарил его наизусть.

На четвертом курсе этот смышленый мальчик подарил Сергею Антоновичу (а потом и мне) красиво изданные огромные тома перевода Авиценны. А защитился он раньше меня. На три недели, но раньше...

Да, было о чем вспомнить, покуда я добирался в Москву, летел в Рим, а потом в аэропорту, увековечившем своим названием имя Леонардо да Винчи, несколько часов ждал самолета в Палермо.

4. Озеро спящих ласточек

– ЗОНА, ТЫ УТВЕРЖДАЕШЬ, ЧТО КРАСОТА СПАСЕТ МИР, ЗАСТАВИВ ЧЕЛОВЕКА ПЕРЕСТРОИТЬСЯ ПО СВОЕМУ ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ?

– Я УТВЕРЖДАЮ: КРАСОТА – ЭТО НЕ ТОЛЬКО ПРЕКРАСНАЯ ФОРМА, НО ПРЕЖДЕ ВСЕГО СМЫСЛ ОСВОЕНИЯ МИРА ЧЕЛОВЕКОМ.

– ОДНАКО МИР ЗЕМНОЙ, НАПРИМЕР, СУЩЕСТВОВАЛ ВО ВСЕЙ КРАСЕ МИЛЛИОНЫ ЛЕТ ДО ПОЯВЛЕНИЯ НАШИХ ПРАЩУРОВ. И НЕ БЫЛО НЕОБХОДИМОСТИ В ЕГО СПАСЕНИИ.

– ЕГО СПАСЕНИЕ – В ИЗВЕЧНОМ СОВЕРШЕНСТВОВАНИИ И НАКОПЛЕНИИ КРАСОТЫ.

ПРИМЕНИТЕЛЬНО К ЧЕЛОВЕКУ МИР СПАСЕТ КРАСОТА ДЕЙСТВЕННАЯ. КРАСОТА ПОДВИГА, БЕЗОТЧЕТНОГО ПОРЫВА. СОСТРАДАНИЯ К БЕДАМ И НЕСЧАСТЬЯМ ВСЕГО ЖИВОГО. ЕГО СПАСЕНИЕ – В ВЕЛИЧИИ ЖЕНЩИНЫ, СУМЕВШЕЙ В УРОДСТВЕ РАСПОЗНАТЬ КРАСОТУ. ПОМНИШЬ, КАК ОНА ВО СНЕ ПРИЖИМАЛАСЬ ЩЕКОЮ К ЛИЦУ ГЕРОЯ, У КОТОРОГО НЕ БЫЛО ЛИЦА... ВСПОМНИ, КАК ОДНАЖДЫ В ДЕТСТВЕ ТЫ ПРОСНУЛСЯ И...

Я проснулся оттого, что у меня по лицу ползал жучок, а может, муравей. "Откуда в конце марта в доме мураши или жучки?" – подумал я и раскрыл глаза.

В снопе лучей утреннего солнца за окном маячил мой друг Юрка по кличке Белый. Оказывается, он сквозь форточку водил по моему лицу длинной камышинкой, какими мы обычно добывали вишни и урюк в чужих садах, если не удавались более простые способы...

– Вставай, соня, все наши небось уже у мельницы.

Да не забудь соли покрупней и картохи сырой – в золе печь будем, – еле слышно шепелявил он с отчаянными гримасами. – Дед твой уже по винограднику шастает, дак ты лучше через забор, ладно?

Я махнул ему рукой – он исчез вместе с камышинкой. Задача осложнялась: хлеб и колбасу я припас еще с вечера, а за картошкой надо было красться на кухню через родительскую спальню. Операция прошла успешно, но на обратном пути я задержался у дверей, нечаянно посмотрев на спящую мать. Ее золотистые косы были расплетены и стекали на отцову грудь. Она так крепко его обняла за шею, как обнимают девчонки березы, вслушиваясь, не зашумел ли в корнях весенний сладкий сок. Я всегда знал, что она очень красива: когда мы шли втроем по городу, все, и мужчины, и женщины, оглядывались нам вслед. На репродукции Боттичелли, висящей в кабинете истории, из пены морской выходила, овеваемая зефирами, моя мать Стеша. Но теперь, в это утро, я увидел впервые ее и отца единым целым, слившимся нераздельно, как сливаются ручьи после дождя. Щекой она прижималась к отцову лицу, вернее, к тому месту, где у него когда-то была левая половина лица.

Да, левой половины лица у него не было, с войны он вернулся обезображенный, и даже на партийном билете снят был в профиль.

"Ничего, Михаил Никифорыч, – говорил дедушка, – за дела твои геройские тебя еще на медалях отольют, помяни мое слово, а в деле медальном – будь ты хоть генералиссимус – профиль потребен, профиль.

Хоть и один у тебя нынче глаз – зато как ватерпас..."

Я столько раз слышал от матери и деда про эти геройства, так свыкся с ними, что запомнил наизусть. Пересказывая отцовы подвиги моим дружкам, я добавлял все новые подробности, и в конце концов мне самому стало казаться, что это не отец, а я попадаю из фашистского концлагеря в итальянский городок Каррару ломать мрамор от темна до темна и однажды сбегаю с напарником Баскаковым Петром в интернациональный партизанский отряд, и уже в отряде Баскакова Петра ранит шальной пулей в живот...

...В девять вечера, как было условлено, он был в городке и тут узнал от связного: совсем было выздоровевший Баскаков арестован по доносу провокатора и препровожден в двухэтажное здание мэрии, где теперь располагалась фашистская комендатура.

– Охрана большая? – спросил он связного.

– Вместе с комендантом-пятеро. Остальные уехали на облаву.

– Когда вернутся?

– Как обычно, часам к девяти. А завтра всех после восхода солнца сгоняют в каменоломню. Расстреляют н Баскакова, и всю семью, что его выхаживала.

"Пока солнце взойдет, роса кой-кому очи выест", – сказал он загадочную для связного фразу и сквозь плети сухой ежевики начал пробираться к комендатуре.

Когда окончательно стемнело, он, боясь хрустнуть сучком, забрался на пинию напротив кабинета коменданта. Тот разглядывал открытки в толстом альбоме, время от времени ухмылялся. "Ты у меня сейчас поухмыляешься, стервятник", – с холодной яростью подумал он и, перебирая руками по толстой ветке, добрался до балкона. Поскольку балконная дверь оказалась закрытой, он выдавил стекло плечом и приставил вальтер к боку коменданта, тот потерял сознание или притворился, что потерял, но после воды из графина, вылитой на голову, пришел в себя. Довольно твердым голосом герр комендант объяснил двум прибежавшим на шум автоматчикам, в чьих руках его жизнь, хотя все было ясно и без объяснений.

– Пусть автоматы положат на кресло, а сами в угол, к окну! скомандовал он коменданту. Все было исполнено без осложнений. Автоматчиков он запер в огромный сейф, автоматы закинул на плечо и повел коменданта в подвал, где в одной из трех камер юноша-немчик, почти еще мальчик, с помощью двух трясущихся от страха и отвращения итальяшек-карабинеров и школьной динамо-машины неумело пытался выведать у обнаженного и связанного Баскакова сведения про партизан. Наверно, лицо незнакомца, кровоточащее от игл ежевики и битого стекла, вывело юношу из равновесия, он не смог трезво оценить ситуацию, рухнур с пулей в голове на чистый кафельный пол, а дуло вальтера снова уперлось в податливый комендантов бок.

– Развязать! Одеть! – цедил он'сквозь зубы,-ощущая железом вальтера содрогание этого тестообразного жирного бока. – Где семья Беллоке? В соседней камере? Шагай туда, борсз, это тебе пе альбомчики разглядывать!

Из соседней камеры вышло восемь человек, из них пятеро малолеток и одна девушка с черными кругами под глазами.

– Не надо Стефанию трогать, синьоры, – сказала плачущая мать девушки. – – Умоляю, ей нет еще и шестнадцати...

– Бери автоматы, Петр, сажай их в грузовик, он во дворе, и чеши сам знаешь, куда, – сказал он по-русски. – Прикрытие обеспечу.

– Я без тебя, Миха, ни шагу. Пусть хоть снова пытают, – отвечал Баскаков тоже по-русски, потому как никаких других языков в отличие от нагрянувшего друга с окровавленным лицом он не знал, и щека у него задергалась.

– А об этой куче мале кто позаботится, Баскаков?

Я тебе приказываю как старший по званию: уезжай.

Да не забудь потом машину столкнуть в пропасть. А я как-нибудь выкручусь. Где наше не пропадало!.. Времени у тебя в обрез. Того и гляди вернется с охоты вся их разношерстная команда. Давай! Бог не выдаст, свинья не съест. Проверь бак с бензином, понял?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache