Текст книги "Станция назначения - Харьков"

Автор книги: Юрий Кларов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Она последовала моему совету и тут же набросала несколько строчек. Затем прибыл присланный Зигмундом сопровождающий, и Драуле была передана с рук на руки.

Таким образом, у нас имелись все основания быть довольными друг другом.

Драуле уехала в тот же день, а на следующий Муратову передали ее прощальное послание, так что "динамитный старичок" мог считать свой долг перед Еленой Эгерт и Центророзыском полностью выполненным.

...Хвощиков сидел в неудобной позе на краю стула, терпеливо дожидаясь моего очередного вопроса. Но, насколько я понимал, он больше не располагал никакими сведениями ни об Афанасии, ни об Эгерт. Расспрашивать же его о Винокурове было бессмысленно. Когда Хвощиков уезжал из Москвы, мы даже не подозревали о существовании этого лихого гвардейца, перебежавшего дорогу Олегу Мессмеру. Поэтому, естественно, никакого задания относительно его Хвощиков не получал. Но я все же спросил, не интересовался ли он Винокуровым.

– Как же-с, как же-с, – к моему глубочайшему удивлению, весело заквакал он и потер указательным пальцем кончик носа.

Нет, не зря я обездолил артель "Раскрепощенный лудильщик". Хвощиков был рожден для уголовного розыска.

Но побеседовать о Винокурове нам не удалось. Дверь распахнулась, и в комнату вошел Борин. За его плечом белело лицо приказчика Филимонова. Обычно Борин предварительно стучался.

– Что случилось, Петр Петрович? – спросил я.

– Глазуков убит.

III

К двадцатому году упали в цене не только деньги, но и человеческая жизнь. Поэтому покойники в России исчезли. Их заменили "покойнички", "жмурики", "подснежники" (если трупы находили по весне), "мертвяки", "дохлики". Люди теперь не умирали. Они "откидывали копыта" "отдавали концы", "околевали", "играли в ящик", или, в лучшем случае, "загибались". Их не убивали, а "ставили к стенке" "разменивали", "шлепали", "цокали", "пришивали", "вздергивали", "отправляли на луну" и "в ставку Духонина". А о символе вечного покоя придумывали веселенькие загадки – "Начинка мясная, а пирожок из дерева...".

Но Борин отличался консерватизмом. Об цеплялся за вышедшие из употребления слова с тем же упорством, с каким, несмотря ни на что, продолжал носить галстук, бриться, подстригать бородку, усы, следить за ногтями. Поэтому Анатолия Федоровича Глазукова не "укокошили" и даже из "пристукнули", а респектабельно убили. Но все же то чего он опасался еще в восемнадцатом году, когда назвал мне на допросе Михаила Арставина, Дублета и Пушка, произошло: помер он без покаяния. Судя по всему, на это времени ему не оставили...

Труп члена союза хоругвеносцев обнаружила кухарка Глазукова, которая тут же кинулась к постовому милиционеру, а тот в свою очередь сообщил об убийстве в районный комиссариат. Когда Филимонов пришел к хозяину, в доме Глазукова уже находились работники уголовного розыска. А несколько позднее о случившемся Борина поставил в известность наш пост наружного наблюдения.

Было уже одиннадцать часов. Отослав Хвощикова отдыхать, я спросил у Борина, кого из бригады он направил на место происшествия.

– Там сейчас наши работники, которые вели наблюдение за домом.

– А кто дежурил?

– Агент первого разряда Прозоров и агент третьего разряда Синельников.

Оба агента были прикомандированными к бригаде сотрудниками Московского уголовного розыска и оба не имели никакого опыта розыскной работы, Прохоров попал в розыск после демобилизации по ранению всего три месяца назад. А стаж Синельникова был и того меньше. Вряд ли мог быть какой-либо толк от их участия в осмотре места происшествия.

Борин без слов понял меня и объяснил:

– Я туда сам хочу подъехать и уже заказал машину. Сейчас выеду.

– Вместе со мной, – сказал я.

Он наклонил голову.

– Выходит, убили под бдительной охраной вашего наружного наблюдения, а, Петр Петрович?

– Прозоров и Синельников не виноваты. Их обязанность – Кустарь. Инструкция.

Это я знал и без него. Но инструкция, однако, не предусматривала убийство человека, за домом которого следят работники милиции.

– Они слышали какой-нибудь шум, крики?

– Нет, говорят, все было, как обычно.

– Время убийства установили?

– Судебно-медицинский эксперт тогда еще не приезжал.

– Где обнаружен труп?

– В комнате, примыкающей к мастерской, – сказал Борин и взглянул в сторону сидящего на диване Филимонова. Это был деликатный намек: дескать, стоит ли вести подобные разговоры в присутствии приказчика покойного?

Филимонов, пресноглазый, с желтым, обескровленным лицом, сидел, уткнув подбородок в ладонь, и снизу вверх безотрывно смотрел на меня, будто чего-то ожидая.

– Вы в какое время обычно приходили к Глазукову?

– К Анатолию Федоровичу? – переспросил он меня, словно не понимая, о ком идет речь.

– Да, к хозяину.

– Как положено.

Я никак не мог преодолеть нарастающее раздражение:

– А как "положено"?

Филимонов замигал заплывшими глазами:

– Спозаранку положено. К семи, значит.

– Сегодня, выходит, запоздали?

– К Анатолию-то Федоровичу? – вновь переспросил Филимонов.

– К нему самому, к Анатолию Федоровичу.

– Выходит, запоздал.

– Почему?

Приказчик со всхлипом вздохнул:

– Ежели меня в чем подозреваете, то напрасно. Бог свидетель.

– Я вас не подозреваю, а спрашиваю: почему сегодня вы явились к хозяину позднее, чем обычно?

– Гулял я ночью.

– По улицам?

– Зачем по улицам? Как положено гулял, на дому.

Филимонов умоляюще посмотрел на Борина.

– На свадьбе, говорит, был, – пришел тот на помощь.

– Вот, вот, – подхватил Филимонов. – Племяша своего женил, сынка сестры, значит. Потому и припоздал.

– Всю ночь на свадьбе были?

– Всю ночь, чтоб без обиды.

– Покойного предупреждали, что придете позже обычного?

– А как же? – удивился приказчик и торопливо сказал: – Давеча предупреждение о том сделал: так, дескать, и так, свадьба, значит, и все такое прочее. Так что малость припоздаю, извиняйте.

– Ну а он что?

– Да ничего. Гуляй, говорит, Филимонов. Делов, говорит, у нас с тобой нынче не много, не то что в старое время. Чего не погулять? Что ни день, то воскресенье. Настоящий наш покупатель, дескать, или помер, или в хлебные края подался. Потому, говорит, утром и без тебя очень даже свободно управлюсь. Ну и шутку пошутил: чтоб я пьян-де не был, а из пьяна не выбивался.

– Вы когда от Глазукова ушли?

– На свадьбу-та? – Он на мгновенье задумался. – Видно, часа в четыре пополудни. Может, в пять.

– Хозяин один оставался?

– Один.

– Ждал кого-нибудь?

– Будто нет.

Наступила пауза. Потом Филимонов сказал:

– Весел давечи был Анатолий Федорович. Не вещало, видать, сердце чего дурного. А прихожу сегодня – нет человека. Вчера был, а сегодня нет. Вон оно как. Не зря, видно, говорят, что промеж жизни да смерти и блошка не проскочит. Завсегда так: живем с пооглядкой, а помираем – впопыхах... Вы только про меня чего не подумайте, гражданин Косачевский. Я Анатолию Федоровичу – хорошо ли, худо ли – двадцать лет служил. Всякое, конечно, бывало: в плохое было, и доброе. А двадцать годков никуда не скинешь. Потому и сострадание к нему имею. Как без сострадания? Без сострадания никак нельзя. Хоть и эсплотатор он был, а все ж благодетель мне.

Филимонова прорвало. Он говорил без умолку, дергаясь и захлебываясь словами. Я никогда не был любителем поспешных выводов, но похоже, что смерть хозяина действительно потрясла его.

– Дубликаты ключей от сейфов у вас?

– Нет, у меня, – сказал Борин. – После завершения операции он их мне вернул.

Дежурный доложил о машине.

– А мне как же? – вскочил приказчик. – С вами или остаться?

– Пусть подождет в дежурке? – спросил у меня Борин.

– Пожалуй. Посидите пока у дежурного, Филимонов. Газету почитайте. Когда вернемся с Петром Петровичем, пригласим вас. Не возражаете?

– Чего тут возражать? Я человек маленький. Как прикажете...

Приказчик проводил нас на первый этаж. Когда мы с Бориным вышли, нас уже ждала машина.

У лавки, расположенной по соседству, толпился народ, преимущественно женщины. Тут же наклеенное на стену объявление оповещало всех о том, что в городе по решению Московского Совдепа проводится банная неделя. Каждому гражданину предоставлялась возможность приобрести по талону в своей лавке кусок мыла. Тут же красовался агитплакат с изображением лихого парня в картузе и смазливой девицы в красном платочке. Чувствовалось, что парень не столько мечтает о бане, сколько о любви. Но не тут-то было. Стихотворный текст плаката убедительно свидетельствовал о том, что путь к взаимности лежит только через баню. Он (подчиняясь зову серца): "Полюби, красотка, Ваню. Разговоры коротки". Она (следуя разуму и призыву Совдепа): "Ты сходил бы прежде в баню да заштопал бы портки".

У плаката, прислонившись плечом к стене, стояла прозрачная молодая женщина из "бывших". В одной руке она держала кошелку фасона "Как Иркутская ЧК разменяла Колчака", а в другой – томик Блока. Увы, автор стихов на плакате Блоком не был... Но я подумал, что если трубадур бани особым поэтическим талантом и не отличался, то был, по крайней мере, чистоплотным человеком, добросовестно отрабатывающим свой паек. А это в конечном итоге самое главное в любой профессии.

Борин открыл передо мной дверцу машины, и я протиснулся на сиденье.

– Как, Петр Петрович, приобрели уже залог взаимной любви?

– Мыло в смысле? – улыбнулся он одними глазами. – Еще вчера. Я четверть фунта, да еще жена столько же. Великолепное мыло, довоенное. Говорят, с юга привезли...

Нет, судя по военным сводкам, мыло в Москву могли привезти откуда угодно, но только не с юга. Там теперь было не до мыла. "Болярин Петр", как именовали Врангеля в церквах, провозглашая ему многолетие, уже закончил со своим "великим сидением". Как только Красная Армия прорвала оборону белополяков и, в прорыв была введена Первая Конная, части генерала Слащева высадились у озера Молочное и начали наступление на Мелитополь. А вскоре перешли в наступление и другие врангелевские корпуса. Похоже, что линия нашего фронта на юге уже опрокинута. Вряд ли 13-я армия в состоянии выдержать такой мощный удар. Нет, на юге не до мыла. Это о Москве, видно, позаботился Омск.

"Полюби, красотка, Ваню. Разговоры коротки..."

А почему бы и не полюбить ей Ваню, особенно ежели он откликнется на призыв Совдепа? Я лично ничего против этого не имел...

В отличие от Цетророзыска, на улице пахло не нафталином, а недавно отцветшей сиренью, кусты которой робко жались к решеткам бульвара.

В машине было душно, и я впервые по-настоящему понял, что в Москве лето.

По-летнему громыхали и заливисто вызванивали редкие старенькие трамваи с выбитыми стеклами и надписями, по которым можно было изучать историю гражданской войны. Чирикали, перекрикивая друг друга, пережившие голодную зиму оптимисты воробьи. Отбивали частую дробь по выщербленной мостовой копыта извозчичьих кляч, которых добрый лошадиный бог спас от жалкой участи оказаться на Сухаревке или Смоленском в виде "свиной" колбасы и пирожков "с говядиной"...

Блаженствовали среди столетних лил и кустов отцветшей сирени на чудом сохранившихся скамьях бульваров, а то и просто на траве разомлевшие от тепла беспризорники. Сбившись гуртами, переругивались, играли в буру, три листика, ремешок, дымили самокрутками.

На Тверском, против трехэтажного белого особняка, принадлежавшего некогда присяжному поверенному Шубинскому и известному в Москве как "дом с розовыми окнами", сухопарый пожилой господин в сверкающем на солнце цилиндре пас на цепочке козу. На господине был засаленный сюртук, из-под которого голубела нательная рубаха. Тут же под присмотром разбитной бабы копался в земле голенастый петух с веревочными путами на лапах.

– Живут же люди! – позавидовал наш шофер. – Говорят, кто поумней да пооборотистей, и по две, и по три козы содержит... А чего? И молоко и мясо. Кормежка задарма. Походил по бульварам – сыта Манька. Коза не человек. Много ли ей надо? Там – кусточек, тут – цветочек. А дураки с голоду пухнут...

Глазуков жил в самом центре Москвы. Его двухэтажный каменный дом находился в одном из тихих переулков Козихи, как издавна именовали район Патриарших прудов Большого Бронного проезда и Воскресенской улицы.

Дом этот он приобрел за бесценок еще до того, как овдовел, сразу же после реквизиции в тысяча девятьсот восемнадцатом в Верхних торговых рядах его ювелирного магазина, где мы некогда обнаружили жемчуг из патриаршей ризницы.

В том же восемнадцатом торговля золотыми изделиями и драгоценными камнями была запрещена. Поэтому, продолжая заниматься прежним ремеслом член союза хоругвеносцев сменил вывеску. Новая вывеска на доме уведомляла посетителей, что здесь они могут приобрести переносные чугунные печки ("как для обогрева буржуазных квартир, так и пролетарских жилищ"), зажигалки и "всевозможный скобяной товар".

Вывеска не лгала. Просто она немного не договаривала: ассортимент в оборудованной под лавку нижней части дома был значительно шире. Помимо гвоздей здесь можно было при желании разжиться и жемчугом, и дорогими дамскими украшениями. Но об этом, разумеется, знали только те, кому положено.

Наш автомобиль миновал церквушку, свернул в переулок и резво запрыгал по булыжникам мостовой, отгороженной от тротуара каменными тумбами.

У дома Глазукова стояли запряженная парой лошадей карета скорой помощи и старенький "даймлер", который после упразднения Совета милиции перешел по наследству к Московскому уголовному розыску.

Расположившийся на задней ступеньке кареты кучер о чем-то разговаривал с пожилым дворником, картуз которого украшала медная форменная бляха. Тут же стоял и важный шофер в сдвинутых на лоб очках-консервах и кожаных перчатках с крагами. Двое мальчишек с интересом разглядывали "даймлер".

Народа возле дома не было. В отличие от выдачи мыла, убийство в Москве уже давно не считалось сенсацией. Экая невидаль! Ну ежели семью какую от мала до велика, вырежет, бомбу бросят или пальбу затеют, тогда еще куда ни шло, можно и полюбопытствовать. А так – без интереса. Подумаешь, еще одного пришибла. Насмотрелись уже. Досыта. И на трамваях везут гробы, и на тележках ручных, и так тянут... Каждый божий день одно и то же. Скучно.

Из дома Глазукова поспешно вышел знакомый мне судебно-медицинский эксперт – седой, низкорослый, худеньким, похожий на внезапно состарившегося подростка. Церемонно раскланялся с нами. Крикнул кучеру:

– Василий! Ты где там запропастился? Сейчас едем.

– Куда едем? – лениво откликнулся тот.

– В Хамовники. Куда ж еще?

– А с этим как же, со жмуриком? С собой возьмем?

– Его в морг без нас доставят.

– Доставят так доставят... – сказал кучер и, поднявшись со ступеньки, потянулся.

Я подошел к эксперту.

– Да? – рассеянно сказал он.

– Хочу с вами побеседовать.

– Могу быть чем-нибудь полезным?

– Надеюсь.

– М-да...

Эксперт относился к тем людям, которые все делают впопыхах: женятся, разводятся, живут, помирают... Артюхин называл их "заполошенными".

Он извлек из жилетного кармана часы-луковицу, щелкнул крышкой и сокрушенно покачал головой. Времени, понятно, у него было в обрез...

– Антон Никитович! – окликнул его уже влезший на козлы кареты скорой помощи кучер.

– Да, да, Василий. Сейчас. Погоди минутку. – Он повернулся ко мне: – Я к вашим услугам, товарищ Косачевский. Но, к сожалению...

– Вы очень торопитесь.

– Да, тороплюсь. Очень тороплюсь.

– Мы тоже, – сказал я и, не обращая внимания на его страдальческую физиономию, предложил пройти в дом.

– Труп убитого вы осмотреть успели? – спросил я, когда мы расположились в прихожей.

Он обиделся:

– Вы слишком весело настроены, товарищ Косачевский.

– Да уж какое там веселье.

– Но ваш вопрос...

– Вы осматривали труп или нет?

– Разумеется.

– Протокол составлен?

Он замялся:

– В общих чертах.

– Как это прикажете понимать?

– Протокол не полностью оформлен, но в общих чертах...

– Выходит, свои обязанности вы тоже освоили только в общих чертах?

– Видите ли, сотрудники уголовного розыска...

– С ними я побеседуй. Можете не сомневаться.

Он вновь достал часы, но на этот раз крышки не открыл и опустил луковицу обратно в кармашек жилета.

– Время наступления смерти вы определили?

– Более или менее.

– Более или менее?

– Судя по трупным пятнам, степени охлаждения трупа, трупному окоченению и другим признакам, Глазуков убит вчера между восемнадцатью и двадцатью часами.

– Не раньше и не позже?

– Ну, с абсолютной уверенностью ответить на ваш вопрос затруднительно. Возможны, конечно, различные отклонения. Но, видимо, все-таки между восемнадцатью и двадцатью.

– А если мы, допустим, скажем так, – вмешался в разговор Борин, смерть наступила между семнадцатью и двадцатью одним часом. Не ошибемся?

– Нет, не ошибемся.

– Тогда так и скажем, – кивнул Борин. – А то, знаете ли, чрезмерная точность создает порой дополнительную путаницу. У меня так уже не раз бывало. Значит, между семнадцатью и двадцатью одним... А каким оружием убит Глазуков? Колющим?

– На теле убитого обнаружены две раны, – сказал эксперт. – Одна от огнестрельного оружия, а другая – от холодного.

Мы с Бориным переглянулись.

– Где расположены раны?

– Грудная клетка. Колотая – в пятом межреберье, слева по сосковой линии.

– Район сердца?

– Да. Похоже, что она была нанесена Глазукову, когда тот сидел в кресле. А выстрел уже был произведен в лежачего.

– Колотая рана смертельная?

– Возможно. У меня создалось впечатление, что задет левый желудочек сердца.

– Извините, Антон Никитович, – сказал я, – мне весьма любопытны ваши впечатления, но я бы предпочел факты.

– Пока могу только предполагать. Bот завтра, когда произведу вскрытие...

– Завтра?

– Ну, если успею, сегодня.

– На вашем месте, Антон Никитович, я бы постарался успеть.

Он затравленно посмотрел на меня. По привычке схватился за цепочку часов, но тут же, словно обжегшись, отдернул пальцы. Боковым зрением я увидел, как в комнату своей бесшумной кошачьей походкой вошел агент первого разряда Прозоров, который был старшим поста наружного наблюдения за домом Глазукова.

– Вам что-нибудь нужно?

– Никак нет, товарищ Косачевский. Ежели помешал...

– Можете остаться. Мы здесь как раз подводим итоги вашего дежурства.

Прозоров усмехнулся:

– Нельзя было услышать выстрел. Можете проверить.

– Ладно, об этом мы поговорим с вами потом, – сказал я и повернулся к "заполошенному" медику. – Значит, сегодня к шести вечера я буду ждать протокол вскрытия.

– К шести?

– Не позже. А теперь скажите мне, каким клинком нанесена колотая рана?

– Плоским, обоюдоострым.

– Кинжалом?

– Во всяком случае, не финкой. Входное отверстие линейной формы, края ровные и гладкие, а углы острые.

– А что из себя представляет огнестрельная рана?

– Расположена рядом с первой. Видимо, тоже смертельная. Нападавший стрелял в упор, через диванную подушку.

– Сквозная?

– Да.

– Пулю нашли?

– Нашли, – сказал Прозоров. – В полу застряла. Ребята вытащили.

– Ну что ж, пойдем к "ребятам".

– Я свободен, товарищ Косачевский? – спросил эксперт.

– Да, до шести вечера. Впрочем, надеюсь, что вы управитесь раньше.

Москва, Центророзыск республики,

начальнику бригады "Мобиль"

тов. Косачевскому Л.Б.

Строго конфиденциально

Настоящим довожу до Вашего сведения, что во

время антиколчаковского восстания в Иркутске в январе

сего года на станции Инокентьевская в сборном эшелоне

были обнаружены архивы департамента милиции

колчаковского министерства внутренних дел, губернских

управлений государственной охраны и некоторых

территориальных отделений контрразведки.

Вышеуказанные архивы были переданы командованием

Северо-Восточного партизанского фронта Реввоенсовету

Пятой армии, а затем пересланы для разбора в

Екатеринбург.

Среди этих материалов имеются документы, имеющие

касательство к розыску белогвардейцами ценностей

"Алмазного фонда".

Направляю Вам копии.

Приложение на 122 листах.

Агент первого разряда бригады "Мобиль"

Б.Ягудаев

Срочная телеграмма.

Вне очереди.

Екатеринбургское отделение контрразведки

Совершенно секретно

ВСЕМ ОТДЕЛЕНИЯМ КОНТРРАЗВЕДКИ И

КОНТРРАЗВЕДПУНКТAM ПО ЛИНИИ ТРАНССИБИРСКОЙ МАГИСТРАЛИ

И СИБИРСКОМУ ТРАКТУ. К НЕМЕДЛЕННОМУ ИСПОЛНЕНИЮ. КОПИЯ

ГЛАВУПРАВДЕЛАМИ КАНЦЕЛЯРИИ ВЕРХОВНОГО ПРАВИТЕЛЯ.

По данным Екатеринбургской особой комиссии

полковника Шереховского, в июне 1918 года, когда

большевистское правительство подготовляло суд над

ныне покойным императором, в Екатеринбург нелегально

прибыла анархистская террористическая группа,

намеревавшаяся напасть на дом Ипатьева и уничтожить

царскую семью. После освобождения Екатеринбурга

войсками "сибирского" правительства указанная группа

продолжает оперировать на контролируемой нами

территории. Ею совершен ряд террористических актов в

различных городах Урала и Сибири, в том числе и

недавнее покушение в Чите на атамана Семенова.

Руководит указанной группой анархист Б.Т.Галицкий

(описание внешности прилагаю).

Прошу принять безотлагательные меры к розыску и

задержанию вышеуказанных опасных преступников, кои

подлежат этапированию в Екатеринбург. Обнаруженные

при них ценности (деньги, золото, драгоценные камни)

также надлежит незамедлительно переслать по описи в

наш адрес.

Начальник Екатеринбургского отделения

контрразведки подполковник Ю.Винокуров

Из донесения старшего инструктора

осведомительного отдела Омского губернского

управления

государственной охраны Горлова.

В связи с циркуляром департамента милиции №

351/14– ВА (о ценностях петербургской монархической

организации "Алмазный фонд") имею честь сообщить.

На благотворительном бале в гостинице "Лондон",

сбор от коего предназначался увечным воинам,

гражданская жена коменданта Омска генерала Волкова

госпожа Ясинская привлекла к себе всеобщее внимание

оригинальными серьгами в виде бриллиантовых каскадов

с большими (десять – двенадцать каратов) свободно

висящими грушевидными сапфирами.

Оные серьги-каскады опознаны госпожой

Бобровой-Новгородской как некогда ей принадлежавшие.

По словам Бобровой-Новгородской, оне были

приобретены у Фаберже ея покойным мужем,

шталмейстером двора его величества

Бобровым-Новгородским в 1886 году и подарены ей ко

дню ангела. В августе 1917 года, движимая

верноподданническими патриотическими чувствами,

госпожа Боброва-Новгородская, через казначея

"Алмазного фонда" барона В.Г.Мессмера пожертвовала их

для высоких целей поименованной организации (у

госпожи Бобровой-Новгородской сохранилась расписка

Мессмера).

Серьги-каскады появились у госпожи Ясинской

(сведения приватно получены от ея горничной) около

месяца назад, когда она вернулась в Омск из

Екатеринбурга, где гостила у своей петербургской

приятельницы, бывшей танцовщицы госпожи Лерер, коя

содержит кабаре "Яик". Генералу Волкову она сказала,

что приобрела указанные серьги у екатеринбургского

ювелира Кутова на деньги, одолженные у госпожи Лерер.

Однако достоверность такого объяснения представляется

сомнительной, поскольку госпожа Лерер находится в

крайне стесненных денежных обстоятельствах и ее

кабаре заложено господину Иванчееву. Кроме того,

ювелир Кутов отрицает, что серьги-каскады куплены в

его магазине.

Учитывая известную фривольность поведения

госпожи Ясинской, ея многочисленные любовные связи, а

также некоторые данные, полученные от наших

осведомителей, есть основания предполагать, что

серьги-каскады подарены ей в Екатеринбурге

любовником. Установление личности оного имеет

существенное значение для розыска ценностей

"Алмазного фонда". Посему полагал бы целесообразным

свой выезд в Екатеринбург для всесторонней негласной

проверки вышеуказанного предположения.

Резолюция на донесении Горлова

начальника Омского губернского управления

государственной охраны Светозарова:

"Разделяю мнение старшего инструктора

осведомительного отдела, коего надлежит

незамедлительно откомандировать в Екатеринбург. Во

избежание возможных недоразумений екатеринбургские

органы государственной охраны и контрразведки о

данной командировке и ее целях не информировать".

Из личного письма

начальника Екатеринбургского отделения контрразведки

подполковника Винокурова начальнику

Омского губернскою управления

государственной охраны Светозарову

...Из вчерашней встречи с прибывшим в

Екатеринбург генералом Волковым, дражайший Владимир

Семенович, понял, что Ваши недоброжелатели в

министерстве внутренних дел немало потрудились, чтобы

очернить Вас в глазах Волкова. Не обошлось, кажется,

и без Ваньки Каина*, который не прочь пристроить на

Ваше место кого-то из своей шайки.

______________

* Ванька Каин – прозвище министра финансов

"Всероссийского Временного правительства"

И.А.Михайлова.

Волков рвет и мечет. Он убежден, что Вы по

каким-то личным соображениям хотите превратить

пресловутые серьги, купленные Вандой у Кутова

(кстати, перепуганный негоциант продал свой магазин и

поспешно отбыл подальше от греха в приморье), в

адскую машину и подложить эту машину под него и

очаровательную Ванду. Он утверждал, что Вы установили

за ним и Вандой слежку, что засылаете в Екатеринбург

своих агентов и прочее, прочее, прочее. Особенно его

беспокоит, что может быть нанесен ущерб репутации

Ванды. Он от нее без ума. Кажется, сумасшедшая мечта

Ванды, которую она лелеяла еще в Петербурге,

свершится, и свершится довольно скоро: быть ей

генеральшей! Впрочем. Ванда сумела вскружить голову и

атаману Красильникову, и "велителю чехословэнского

войска на Руси" Сыровому. С такими глазами и такими

ножками не трудно добраться и до Олимпа.

Чтобы убедить Волкова, что Вы сугубо порядочный

человек и ничего против него не замышляете, мне

пришлось выложить все свое красноречие и выставить

полдюжины вполне приличного по нынешним скудным

временам шампанского, так что вы передо мной в

долгу...

Кажется, и красноречие и шампанское

подействовали. Но Вы все-таки постарайтесь умаслить

Ванду, а затем нанесите визит Волкову. Капельку

присущего Вам такта – и все уладится. Кстати, имейте

в виду, что в департаменте милиции должна открыться

вакансия, а генерал обладает достаточным влиянием,

чтобы оказать Вам соответствующую протекцию. Дунаю,

такой возможностью пренебрегать не следует.

Что же касается интересующего Вас вопроса, то

опасаюсь, что смогу быть Вам мало чем полезным. В

наше время драгоценности приобрели новое качество:

они испаряются, превращаются в туман. Туманное время!

Знаю лишь, что после ограбления в 1918 году

патриаршей ризницы ценности "Алмазного фонда" попали

какими-то неведомыми путями в руки московского

анархиста Галицкого, банда коего и по сию пору

доставляет нам столько хлопот, хотя недавно и

поступила ориентировка, что сей энергичный молодой

человек собирается переменить суровый сибирский

климат на более мягкий. Дай бог, чтобы составитель

ориентировки не ошибся: забот у меня и так хватает.

Предполагалось, что Галицкий использовал и использует

присвоенные им ценности в террористических целях, что

более чем вероятно. Не исключено, что ювелир Кутов,

который так подвел очаровательную Ванду, купил

серьги-каскады именно у него.

Не считаю себя вправе умолчать еще об одной

версии, имеющей некоторое касательство к казначею

"Алмазного фонда" покойному барону В.Г.Мессмеру. Дело

в том, что Галицкий хранил ценности "Алмазного фонда"

в Москве на квартире у своей содержантки Елены.

Эгерт, на коей некогда собирался жениться брат

казначея "Алмазного фонда" – О.Г.Мессмер, променявший

впоследствии офицерский мундир на монашескую рясу (в

иночестве – Афанасий). По утверждению ротмистра

Белостокова, лично знавшего некоторых членов совета

"Фонда", Эгерт точно так же мечтала стать баронессой,

как Ванда генеральшей. Поэтому она натянула нос

Галицкому и вручила О.Г.Мессмеру в качестве своего

скромного приданого все драгоценности "Алмазного

фонда", а тот от избытка чувства благодарности,

разумеется, тут же исчез в Москву, забыв по

рассеянности захватить с собой бедную девушку...

Глубоко уважая семейство Мессмеров и имея

некоторое представление о Белостокове (пшют и

сплетник), я этому рассказу никакого значения не

придаю, поэтому даже не пытался разыскать

О.Г.Мессмера, который сейчас, по слухам, находится,

кажется, в Японии или Харбине. Сообщаю об этом лишь

как о забавном анекдоте.

Вот, пожалуй, и все, дражайший Владимир

Семенович. Собираюсь через недельку посетить Омск,

так, что не забудьте про шампанское.

С дружеским расположением. Ваш покорный слуга

Ю.Винокуров.

Только что мне телефонировали со станции

Екатеринбург-2, что на железнодорожных путях

обнаружены трупы госпожи Лерер и Вашего сотрудника

Горлова, кои погибли в результате несчастного

случая – наезд паровоза. Сожалею, что мне приходится

сообщать Вам эту прискорбную новость. Но Вы хитрец,

дражайший Владимир Семенович! Выходит, не зря сетовал

на Вас генерал Волков, а? Но как бы то ни было, а

Горлова, мир праху его, уже нет, а следовательно,

можно считать, что его никогда и не было... Никого из

своих агентов Вы в Екатеринбург не присылали и

никаких каверз против доблестного генерала и

очаровательной Ванды не затевали. Не так ли?

Ваш Ю.Винокуров

Из отношения начальника

Омского губернского управления

государственной охраны Светозарова

директор департамента милиции

Министерства внутренних дел Игореву

...Таким образом, опознание серег-каскадов

госпожой Бобровой-Новгородской представляется крайне

сомнительным, а подозрение в отношении госпожи

Ясинской безосновательным, не нашедшим подтверждения

в последующих материалах учиненной нами проверки.

В настоящее время управление располагает

сведениями, полученными от ротмистра Белостокова и

коммерсанта Кутова. Из оных со значительной долей

вероятности явствует, что ценности "Алмазного фонда"

или большая их часть присвоены и вывезены на Урал, а

затем в Сибирь братом казначея вышеуказанной

организации О.Г.Мессмером (в иночестве – Афанасий),

находившимся до 1918 года в Валаамском Преображенском

монастыре.

На основании изложенного считал бы необходимым

про извести арест господина О.Г.Мессмера, коий имеет

жительство в Иркутске, где снимает квартиру у купца

первой гильдии Бориса Леонова (второй особняк от

Сиропитательного дома Елизаветы Медведниковой), и

препроводить его для учинения дознания в Омскую

следственную тюрьму.

Одновременно ставлю Вас в известность о гибели в

Екатеринбурге при исполнении, служебных обязанностей

сотрудника нашего осведомительного отдела

В.С.Горлова, отправлявшего должность старшего

инструктора. Учитывая беспорочную службу Горлова, а

равно, что семья оного не имеет достаточных способов

к своему пропитанию, прошу Вас поддержать ходатайство

вдовы покойного о назначении ей и двум ея малолетним

детям ежегодного пенсионного оклада и единовременного

вспомоществования за счет эмеритальной пенсионной

кассы ведомства Министерства внутренних дел или

специальных фондов Министерства финансов.