Текст книги "Дорожное происшествие"

Автор книги: Юрий Нагибин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

…Ольга видела, как сшибли старика, но видела это будто на экране телевизора, а не в действительности. Это принадлежало к печальным случайностям жизни, к дорожным происшествиям, неизбежным, увы, в век огромных скоростей: люди не поспевают внутренне за той чудовищной, смертоубийственной техникой, которую создали для мнимых удобств. Жалко старика, но если слишком сосредоточиваться на подобных печалях, не хватит сердца для тяготы всей жизни. Лишь когда машина, визжа тормозами и разбрызгивая гравий, резко и косо остановилась и Кирилл выпрыгнул наружу, а за ним – Жанна с Игорем, она вдруг осознала, что все происшедшее не кадры телехроники, а на самом деле случилось с ними, они задавили старого человека.

Потом с ней творилось что-то странное, она не помнила, как вышла из машины, но помнила, как ее рвало у обочины. И она видела пострадавшего, невысокого жилистого старика с рассеченными в кровь подбородком, скулой, лбом, с грязными пятнами на морщинистом лице, мешающими разглядеть и запомнить его черты, в порванных на коленях штанах с бельевыми зажимами внизу и в старой куртке из поддельной кожи, тоже разорванной; видела Жанну в темных очках, широко разевающую рот, но не слышала ни слова из того, что та говорила. Она вообще ничего не слышала, кроме гуда, наполнявшего голову. Потом появились какие-то, тоже безмолвные, мужики, один из них подхватил старика, другой поднял его искалеченный велосипед с моторчиком. Первый голос, который она услышала, был ее собственный, истерически-громко требовавший, чтобы старика отвезли в больницу. Тут ей кто-то больно отдавил ногу, но она продолжала кричать о больнице, тогда Игорь, она только сейчас разглядела его в малой толпе, схватил ее, как клешнями, за локти и поволок к машине. Она упиралась, что-то кричала, он же с белыми от бешенства глазами шипел: «Заткнись!.. Заткнись, дура!..» Она вдруг ослабела и позволила втолкнуть себя в ненавистную машину. Там она расплакалась.

А затем они опять оказались все вместе, только за руль сел Игорь, и неторопливо тронулись дальше. А ей казалось, что после содеянного надо удирать изо всех сил. Она не понимала, как удалось им избежать немедленной расплаты. И тут Кирилл ударил себя по колену кулаком и сказал с ошалелой радостью:

– Ей-богу, пронесло!.. Ну и даем!.. Только с Жанкой бывает такое!..

– Могли записать номер, – заметил Игорь. – Нас задержит первый же пост ГАИ.

– Чепуха! Надо было составить акт на месте. Теперь мы отопремся.

– А вмятина?

– Успокойтесь! – резко сказала Жанна. – Я смотрела – ни царапины, Повезло, что не было свидетелей. А старик так обалдел, что и не понял, кто его сбил.

– И вы… вы… искалечив человека… вот о чем заботитесь? – Ольга заикалась от омерзения.

– Да, я сбила зеваку. Благодарите своего мужа. Это он крикнул мне под руку.

– Так это я виноват? – покосился на нее Игорь с насмешливым интересом.

– Сам знаешь, Игорек, что хуже нет кричать водителю под руку, – укорил Кирилл.

– Ну и подонку же вы оба! – медленно произнес Игорь. – Сразу спелись. А чего же ты сам не предупредил ее? Было бы полезнее, чем хватать за коленки мою жену.

– Ну-ну! – примирительно сказал Кирилл. Так мы черт знает до чего доболтаемся.

– О чем вы все говорите? – с тоской сказала Ольга. – Господи, какие же вы все… Да разве в этом дело? Надо было помочь старику. Отвезти его в больницу.

– Старик пошел своим ходом. – Голос Жанны звучал резко и властно. – Ничего с ним не случилось. Удар пришелся по колесу его драндулета. Он отделался легкими ушибами. Другой раз будет внимательней. А если б мы начали с ним возиться, нас бы накрыли.

– Ну и накрыли бы. Надо отвечать за свои поступки.

– Да?.. – Жанна сняла очки и поглядела на Ольгу блестящими от ненависти глазами. – Виноваты мы все; вы это отлично знаете. Но загремела бы я одна. Ловко придумано!

Ольгу поразили ее слова, гнусную правду которых она сразу приняла. Невероятно было, что это первая поняла и не побоялась сказать вслух Жанна.

– Тут я с вами полностью согласна, – почти спокойно сказала Ольга. – Убили старика мы все сообща.

– Не надо драматизировать, – вмешался Кирилл. – Никто никого не убивал. Старик оклемается. Одно неприятно, что нельзя было дать ему на бутылку и на ремонт мопеда. Это сразу показалось бы подозрительным.

– Опять вы об этом!.. – В голосе Ольги прозвучало отчаяние.

– Там два мужика подошли, – продолжал Кирилл. – Один бусой, а другой косой. Но косил он как-то плохо, то ли от дурости, то ли от излишнего ума. Этот мог запомнить номер. По-моему, он догадался, что наша активность не из чистого человеколюбия.

– Особенно Ольгин воинствующий гуманизм. Что за неумение держать себя? – брезгливо сказал Игорь.

– Неумение или нежелание? – ледяным тоном спросила Жанна.

– Это неважно. Позиция наша крепка – мы ничего не знаем.

– А чего вы так перетрухали? – спросила Ольга. – Посадят ее, что ли?

– Кто знает? – серьезно сказал Кирилл. – Вчерашний коньячок дает выхлоп. А за наезд в нетрезвом виде по головке не погладят.

– Когда мы познакомились, вы пили только рижский бальзам – ложку к чаю.

Это было глупо и ненужно, ответный удар, более увесистый, не заставил себя издать.

– Когда мы познакомились, – Жанна даже повеселела от ловко найденного ответа, – вы купались в костюме!

– Бойтесь несостоявшихся людей, – в пустоту произнесла Ольга. – Это потенциальные убийцы…

– Может, хватит? – сказал Игорь.

– …они не видят ни самих себя, ни окружающих, им ничего не жаль, ничего не ценно, не дорого…

– Остановите машину! – крикнула Жанна. – Я сойду.

– Прекрати истерику! – прошипел Игорь Ольге и впервые на ее памяти добавил грязное ругательство…

…Конечно, ни о каком гостевании у Курбатовых и речи не было. Иванцовы в тот же вечер уехали в Ленинград. Кирилл попил с Игорем чаю на кухне, но Жанна даже не зашла в дом. Она выкатила из гаража «Волгу» и провозилась с ней все время. Кирилл чаевничал, разбирал вещи и прощался с хозяевами. Руки Жанна ополоснула под колонкой, а Игорю и Ольге махнула из окошка машины. За руль опять села она – в чем-чем, а в силе характера ей не откажешь.

Они уехали, а Курбатовы остались в пустом доме, но еще пустыннее было в их душах после так нежданно начавшегося, так странно продолжившегося и как печально завершившегося вояжа. Впрочем, для Ольги ничего не кончилось. Она все время думала о старике, которого они вышибли из седла мопеда, а может, вообще из догоравшей жизни. Что с ним? Как тяжко он пострадал? Он был в шоковом состоянии, и то, что его поставили на ноги и даже повели домой, ничего не значит. У него могло быть все отбито внутри. Хорошо, если врачебная помощь поспела, а могли и до дома не довести. Много ли надо старому, истасканному организму? Но если он даже в относительном порядке, что думает он о людях, поступивших с ним так беспощадно? Сшибли, всего окровенили и даже помощи не подали. Но ведь он не догадывается, что это они. А так ли?.. Похоже, он просто не хотел с ними дела иметь. Но пусть он даже не признал их, ведь те люди, которых он презирает за подлую трусость, все равно они.

Жить с такими мыслями было особенно трудно в пустом жилье, наедине с Игорем, который представлялся ей теперь не мужем, а сообщником по мокрому делу. Она с надеждой подумала о тетради в черной клеенчатой обложке и вдруг с ужасом поняла, что написать о случившемся не сможет. Ни строки, ни слова… Ее охватило отчаяние. Значит, все ее писание гроша ломаного не стоит, раз она не в силах говорить о главном?.. Ее боль была так велика, что она призвала на помощь Игоря. «Знаешь что – угомонись, – посоветовал тот. – Почему ты считаешь, что не бывает безвыходных ситуаций? Вот мы попали в безвыходную в моральном плане ситуацию. Мы ничего не можем сделать для старика, не угробив Жанну. А разве это справедливо?» – «А бросить искалеченного старика справедливо? И потом – нельзя равнять нашу вину с ее». – «Тебе так хочется ее упечь?» – гадливо спросил Игорь. «Плевать я на нее хотела. Мне старика жалко. Я места себе не нахожу. Меня тошнит от себя самой». – «Хочешь казаться лучше нас?» – «Плевать я на вас хотела! Я не могу жить». – «Тут я бессилен… – Он посмотрел на нее, и в нем проснулось забытое великодушие. – Хочешь, я съезжу туда и узнаю, что со стариком. Он наверняка жив и здоров, и я придумаю, как сунуть ему деньги». Она посмотрела на мужа с благодарностью. «Тебе нельзя ехать. Могут узнать машину. Я сама это сделаю».

…Они не помнили, да, верно, никогда не знали названия деревни, возле которой произошел несчастный случай. И четких примет местности не осталось в памяти, и все-таки Ольга была уверена, что найдет. В человеке заложено столько всякого, о чем он не подозревает дневным рабочим сознанием. Его темные глубины храпят бесчисленное множество случайных и ненужных образов, он может вспомнить такое, чего вроде бы и не было вовсе, его знания об окружающем неизмеримо больше того, чем он привык обходиться, и Ольга не сомневалась, что внутренний толчок подскажет ей, где сходить.

Сев возле Рижского вокзала в рейсовый автобус, идущий в Переяславль, она отправилась в коротенькое, но самое важное путешествие в своей жизни. Они долго ехали по никак не кончавшейся Москве; вот уже вроде иссяк город, и пошли старенькие почерневшие ропетовские дачки, и вновь громадные корпуса загораживают горизонт. Город теснит природу все дальше на север, и не верится, что перед самой войной тут были чистые реки в травяных берегах, березовые рощи, сосново-еловые боры, колодцы с чудесно и печально скрипящим воротом. А сейчас высокие, сверху донизу застекленные корпуса, трубы, гигантские резервуары, какие-то вышки, ажурные столбы высоковольтной передачи, провода с желтыми шарами в предупреждение идущим на посадку самолетам.

Где-то за Братовщиной вспомнилось, что есть еще природа, возделанные и отдыхающие поля, пастбища, избы, проселочные, клубящиеся пылью дороги. И пахнуло в вонький автобус травой, И хвоей, и землей. Она спокойно проехала Загорск, не уплатив дани дивным куполам, а потом возле какой-то невзрачной деревни уверенно поднялась и вышла из автобуса.

Здесь это было, чуть дальше, по ту сторону шоссе, но ее интересовало не место происшествия, а деревня, куда увели пострадавшего. Были все основания думать, что он местный. Найти его не представляло бы труда, если действовать в открытую, но она должна быть предельно осторожной ради Жанны. Ольга охотно взяла бы все на себя, но никто ей этого не позволит. Надо найти старика, не навлекая на себя подозрений. Помочь ей мог лишь случай, весьма вероятный, принимая во внимание небольшие размеры деревни и сельскую общительность.

Исхаживая из конца в конец пустынные улочки: дети уже пошли в школу, взрослое население занято на работе или по домашности, – она наткнулась возле колодца на востроносую старушку с тесно поставленными и круглыми, как у птицы, глазами. Ольга хотела к ней обратиться, но старуха предупредила ее намерение.

– И чего ты, милка, взад-вперед шныришь? – спросила старуха, укорной ворчбой прикрывая любопытство.

– Дедушку одного ищу, а как звать, забыла. – Ольга лгала с таким спокойствием, будто всю жизнь только этим и занималась. А может, ее тайная душа хранила и эту способность?

– Какого еще дедушку? Тут одни бабушки остались.

– Хороший такой… – Ольга улыбнулась, вспомнив тайной душой, что за всеми ссадинами, кровью и грязью, за всем безобразием, сотворенным с ним наездом, дедушка был правда хороший – благообразный, не поддавшийся дряхлости.

– А мы все тут хорошие. – Старуха обнажила в усмешке свой единственный желтый клык.

– Он на мопеде ездил, – сказала Ольга.

Лицо старухи притемнилось, или Ольге так почудилось? Нет, какая-то хмурость набежала на морщинистый лик, а блеклый взгляд выострился.

– А зачем он тебе?

– Дом хочу снять.

– Кто же это дачу в сентябре снимает, на зиму глядя?

– Сыну воздух чистый прописан. Я на весь год сговорилась.

– Сомневаюсь я чего-то, – сказала старуха. – Андрей Петрович сроду не сдавал.

«Значит, с ним все в порядке! – вспыхнуло в Ольге. – Иначе не стала бы точить лясы старая!»

– Не сдавал, а мне решил сдать. Видать, деньги понадобились.

– Зачем ему деньги? Когда человек при пенсии и своем огороде… Нет, милка, ты чегой-то врешь.

– А зачем мне врать? – храбро сказала Ольга. – Может, просто любезность хотел оказать.

– Это на него похоже, – раздумчиво молвила старуха. – С другой стороны, Пашка к себе его тянул. Пустой дом – отчего не сдать?

– Какой Пашка?

– Да сын его, кузнец.

– А где он живет – Андрей Петрович? Не покажете?

– Нету Андрея Петровича, милка, преставился, царствие ему небесное. – Старуха осенила себя мелким крестом.

– Как преставился?..

– Да помер он. Ты что, русского языка не понимаешь?

– Отчего?.. – пробормотала Ольга, чувствуя подступающую дурноту. – Отчего он помер?

– Отчего люди помирают? – Старуха вздохнула. – От смерти.

– Да как же так?.. – Ольга понимала, что говорит лишнее, ее назойливость странна и подозрительна, и еще немного, старуха обо всем догадается, но ничего не могла поделать с собой. – Жил, жил и вдруг помер. Он же крепкий был, ничем не болел!..

– Да чего ты расплескалась так? Нешто он родной тебе? Или за избу переживаешь?.. – Старуха вскинула зад и уселась на край колодезного сруба. – Неизвестно, отчего он помер. В одночасье. Сидел в избе, куртку зашивал, вдруг повалился, тут ему и причина… Ушибли его, правда, сильно, – добавила, подумав, старуха. – Машина на него налетела, когда он в район ехал. Может, оборвала ему что внутрях. Кто его знает? Врачи разве правду скажут? Он после того случая долго болел, но отлежался и встал. И далее керосинку свою собрал. Пашка шумел, чтобы отец на ней больше не ездил, но Андрей Петрович, окромя покойной жены, никого не слухал. А тут взял да помер.

Ольга смотрела на старуху и видела, как на лоб ей сел маленький черный жучок и подполз под платок, в щелку над теменем.

– Жучок, – сказала она.

– Чего? – не поняла старуха.

– Жучок вам под платок заполз.

– И ляд с ним! Как заполз, так выползет… Андрей-то Петрович век свой прожил, – пустилась в рассуждения бабушка. – Хоть жизнь его не больно баловала, знал и войну и плен германский, а солнце ему всежки посветило. Кого жалко, так это Пашку. Золотой мужик, хоть пыли много. И семью его жалко аж не знаю как.

– А что с ним? – Внутри у Ольги все мелко и часто дрожало, но голос звучал ровно.

– Приятеля на поминках в висок убил.

– За что?

– Да это он Косого-придурка. Тот видел, кто Андрея Петровича сковырнул, и не сказал. Побоялся. Два, говорит, амбала здоровенных, а с ними еще бабища, кобыла, прости господи! Это она Андреем Петровичем распорядилась и еще орала на всех. Видать, из начальства. С такими свяжешься – жизни рад не будешь.

– А номер?.. Чего же он номер-то не запомнил?

– Нешо он понимал в номерах? Говорю – дурачок. А глаз на личность имел вострый. Вот он и ляпнул на поминках: а я знаю, кто твоего батьку ухайдакал. Так чего же молчал? А боялся. Ну, Пашка с обиды и ахнул ему в висок. Кузнец!.. А у дурачка кость слабая. Восемь лет Пашке впаяли, прокурор вовсе десятку требовал. Была семья, и нету семьи: старики на погосте, сын в тюряге… Постой, милка, ты куда? Может, тебе в правление зайтить? Глядишь, и сдадут избу Андрея Петровича. Все равно пустует.

– Спасибо, бабушка, я зайду.

– Правление как раз за магазином.

– Знаю. Спасибо. До свидания.

– Привози мальца-то. Здесь воздух – хрусталь. Соляркой, правда, воняет, но где теперь не воняет, нету таких мест. Постой, я радива два дня не слушала. Как там война идет?

– Хорошо, – заверила Ольга, не понявшая вопроса бабушки.

– Видать, мы крепко стоим. С керосином до сих пор свободно…

Ольга не помнила, как добралась до дома. Зато хорошо помнила, что била мужа чем попало по голове и лицу и он бил ее с не меньшей жестокостью…

Самое трудное было, пока не начались домашние напасти. Но вскоре у сына открылось воспаление среднего уха, а дочь разочаровалась, хотя и не слишком болезненно, в баскетбольном мальчике. Ольге стало не то что легче – просто не оставалось времени для самоедства. Ко всему у Игоря вскочили нарывы в горле. Надо было лечить: ухо одному, горло другому, душу третьей. А тут еще залило кухню живущим под ними соседям, и жэковские умельцы разворотили стену в уборной в поисках источника бедствия. И хотя уборная доказала свою невиновность, стену долго не заделывали, и борьба с домоуправлением потребовала от Ольги много душевных и физических сил. В начале зимы прорвало трубу отопления, потом в поселке исчезло мясо, а Лене потребовались вельветовые джинсы, которых днем с огнем не сыскать. Игорю предложили должность замдиректора института, он не знал, соглашаться или нет, ворочался ночью без сна и требовал к себе повышенного внимания. На работе Ольгу выбрали в местком: дел так прибавилось, что только успевай поворачиваться. А свою тетрадь в черной обложке она в злую минуту сожгла. И, всплакнув, почувствовала облегчение.

Время шло. Дни сменялись ночами, дожди – снегом, мели метели, раскалялись морозы, вытягивая прямые столбы дымов, потом холода отпустили, засочились сосульки, пахнуло весной. Болели, выздоравливали дети и муж, приходили какие-то люди, отмечались праздники вином и пирогами, повседневность не давала спуску, лишь иногда вспоминалось, что где-то на погосте лежит убитый машиной дед возле старой своей подруги, а в колонии томится по семье скорый на расправу молодой кузнец и что она как-то странно, бессмысленно причастна к чужой беде. Порой она с недоброй ухмылкой думала, что расточительная жизнь так неэкономно распорядилась лишь для того, чтобы на свете стало одним графоманом меньше.

Где-то посреди жаркого, сухого лета, когда пришло время отпусков, Игорь сказал:

– Соберись с духом. Звонили Иванцовы.

– Кто?

– Вот те раз! Забыла Иванцовых?

– А-а!.. Наши сообщники.

Игорь поморщился, помолчал, в последнее время он быстро уставал от жены, но имел привычку все доводить до конца:

– Может, хватит самоистязаний? Неужели тебе еще не надоело?

– Надоело. До смерти надоело. Но я вовсе не так часто этим занимаюсь.

– И правильно делаешь. Они предлагают поехать вместе на Донской лиман.

Она не ответила.

– Ты оглохла?

– Нет, я слышу. Только почему ты так далеко?..

– Я могу подойти ближе. – Игорь с дурашливым видом сделал несколько шагов к ней. – Хватит ломаться. Посмотри на себя со стороны. Эта трагическая маска!.. Противно и безвкусно.

– Противно и безвкусно, – повторила она, словно прислушиваясь к звучанию этих слов. – Наверное, ты прав. Что же ты им ответил? Согласился?

– Сказал, что должен посоветоваться с тобой. Знаешь, они против тебя ничего не имеют, хотя ты хотела закопать Жанну. Кирилл сказал, что нам вместе будет лучше, чем с другими людьми.

– Он прав. – Ольга несколько раз кивнула головой. – Мы же из одной банды и повязаны общей мокрухой.

– Перестань… Старик отравился тухлой рыбой. А может, у него был инфаркт. Или диабетическая кома. Откуда мы знаем?

– А тебе легче, что ты не знаешь?

– Легче. Старик встал и пошел – это я видел. Что было с ним дальше – не знаю.

– Знаешь: он скоропостижно умер.

– Ежедневно скоропостижно умирают сотни, тысячи людей. Всё! Я не могу тратить на это остаток жизни.

– Ты счастливый человек. Вы все счастливые люди.

– Так едешь ты или нет?

Она долго смотрела на него – и чем дольше смотрела, тем хуже видела. Он как бы расплывался, терял очертания: съеживался, умалялся, будто поглощался туманом.

– Как же я поеду? – сказала она этому крошечному призраку. – Ведь я осталась на дороге…