Текст книги "Всполошный звон. Книга о Москве"
Автор книги: Юрий Нагибин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
С западной стороны Никольского монастыря был построен в 1660 году Спасский монастырь, который народ переименовал в Заиконоспасский, поскольку он стоял за иконным рядом. Просветитель и поэт дней Алексея Михайловича Симеон Полоцкий устроил при монастыре школу, где обучались молодые подьячие, среди них Семен Медведев, принявший постриг под именем Сильвестра, выдающийся ученый и писатель той поры. Учили здесь «по латыням и по грамматическому учению». Через семь лет после смерти Симеона Полоцкого было создано Славяно-греко-латинское училище, позже переименованное в академию, – первое высшее учебное заведение в Москве и второе в России; до этого академия была учреждена в Киеве. Оттуда пришли в Москву известные просветители братья Лихуды, греки по происхождению.
Фронтиспис и начальная страница книги «Арифметика – сиречь наука числительная» Л. Магницкого.
Учебник был просмотрен и одобрен Петром I. Издан в 1703 г. типографией Печатного двора.
Это училище дало русской культуре многих замечательных деятелей, среди них – великий ученый, поэт и художник Михаил Ломоносов, поэт Антиох Кантемир, поэт и просветитель Василий Тредиаковский, зодчий Василий Баженов, географ, исследователь Камчатки Каташихин, математик Магницкий. Каждый из них пользовался славой и уважением при жизни в соответствии со своими заслугами, даже несчастный Баженов, испытавший на себе всю тяжесть ненависти Екатерины II. За исключением Василия Кирилловича Тредиаковского. Это фигура трагическая, не понятая современниками и до сих пор не получившая должного признания. С юных астраханских дней поповский сын Василий был одержим страстью к учению. Его отметил Петр, побывавший в Астрахани по пути в Персию во время русско-персидской войны. Заломив юноше мягкий чуб, Петр долго вглядывался в его глаза и сказал, будто жалеючи: «Вечный труженик!» Царь как в воду глядел. Такого трудолюбия не видела русская земля, но как мало благодарности получил Тредиаковский за все свои труды! Он привил России классицизм, реформировал русскую поэзию, введя силлабо-тоническое стихосложение взамен силлабического. Он был первым русским академиком в набитой немцами Российской академии. Но при дворе он был чуть ли не на положении шута. Кабинет-министр Артемий Волынский нещадно истязал его, требуя непристойных стихов на свадьбу шута Квасника с шутихой Бужениновой. Тредиаковский писал стихи куда неумелее не только Ломоносова, но и Сумарокова и все же единственный в свое время проговорился истинной лирикой:
Начну на флейте стихи печальны,
Зря на Россию чрез страны дальны…
Россия мати! свет мой безмерный!..
Или это:
Красное место! Драгой берег Сенеки!
Тебя не лучше поля Элисейски:
Всех радостей дом и сладка покоя,
Где ни зимня нет, ни летнего зноя…
Или так вот, весело:
Канат рвется,
Якорь бьется,
Знать, кораблик понесется.
У Тредиаковского начинают появляться поклонники в наши дни. Известный поэт-просветитель Андрей Вознесенский восторгается его двустрочием: «Императрикс Екатерина, о! // Поехала в Царское Село». В междометии «о» он видит маленькое круглое зеркальце, в которое смотрелась перед прогулкой императрица. Это очаровательно! Беда лишь в том, что Тредиаковский никогда не писал этих виршей, являющих собой злую пародию Козьмы Пруткова на бедного стихотворца.
До сих пор каким-то чудом сохранился Спасский собор Заиконоспасского монастыря. Здание очень нарядно со своими широкими окнами и легкими, голландского типа рамами, парапетами и балясинами изящного рисунка, а венчает его колонная беседка, придающая воздушность большому строению. С улицы храм не просматривается, но когда входишь во двор, он поражает, как чудо. В том же дворе можно увидеть двухэтажный теремок, часть Правильной палаты, – уникальный памятник старины.
А. Вебер. Здание (в основе XVIII в.) гостиницы и ресторана «Славянский базар» на Никольской улице. 1871 г. Фрагмент фасада. Фото 1994 г.
Гостиница была открыта в 1872 г. А. Пороховщиковым. 26 июня 1898 г. в ресторане «Славянский базар» произошла встреча К. Станиславского и В. Немировича-Данченко, положившая начало МХАТу.
В первой четверти XVIII века Никольскую называли улицей просвещения. Книготорговец Глазунов перенес сюда со Спасского моста свою книготорговлю, приобретя для этого самый большой дом на улице, принадлежавший прежде князьям Черкасским (в их память названы два переулка: Большой и Малый Черкасские). Огромный магазин Глазунова славился на всю Россию, здесь бывал, приезжая из Петербурга, Пушкин, а библиотекой для чтения, устроенной при магазине, пользовался Белинский.
Глазунов был не просто торговцем, а фанатиком книги. Он предвосхитил тот тип русских предпринимателей, ярчайшим воплощением которых стал Савва Мамонтов, покровитель художников русского начала (сам одаренный скульптор), создатель знаменитой Частной русской оперы, где Сергей Рахманинов обрел себя как дирижер и помог музыкальному становлению Федора Шаляпина; рядом можно поставить Савву Морозова – ему многим обязан Московский Художественный театр, коллекционеров Третьяковых и Щукина.
Позднее Глазунов купил здание, принадлежавшее Академии наук и ставшее впоследствии знаменитой аптекой Феррейна. За этим домом была россыпь букинистических лавочек. Коллекционер П. И. Щукин писал: «Типичными из букинистов здесь были Платон Львович Байков и Афанасий Афанасьевич Астапов. Лавочка Байкова находилась ближе к Никольской и, будучи темной, освещалась и днем коптившей керосиновой лампой, висевшей на потолке… Лавочка Астапова находилась ближе к Проломным воротам, а сам он жил рядом с лавочкой в миниатюрном помещении, которое так было заставлено полками с книгами, что в нем едва можно было повернуться».
К исходу XIX века Никольская стала одной из самых респектабельных московских улиц и наряду с Ильинкой украшением московского Сити. Здесь находились конторы, как тогда говорили – амбары, крупнейших московских торговых обществ, гостиницы, излюбленные купечеством, в том числе «Славянский базар», чей ресторан по праву гордился своей русской кухней: стерлядкой кольчиком, солеными хрящами, ботвиньей, ухой с расстегаями, поросенком с хреном и прочими сытными русскими блюдами.
В этой гостинице останавливались Репин, Чайковский, Римский-Корсаков, чешский композитор Дворжак, Чехов. Здесь жил знаменитый полярный исследователь, создатель Фонда помощи голодающим Фритьоф Нансен.
А помните из «Дамы с собачкой»: «Приехав в Москву, она останавливалась в „Славянском базаре“ и тотчас посылала к Гурову человека в красной шапке». А вот так начинаются «Мужики»: «Лакей при московской гостинице „Славянский базар“, Николай Чикильдеев, заболел. У него онемели ноги и изменилась походка, так что однажды, идя по коридору, он споткнулся и упал вместе с подносом, на котором была ветчина с горошком…» Умирая в деревне, Николай мечтательно вспоминал: «Об эту пору в „Славянском базаре“ обеды…» То была его поэзия. И все-таки не знаменитыми постояльцами, не ветчиной с горошком и стерлядкой кольчиком вошел «Славянский базар» в историю русской культуры: здесь в июне 1897 года состоялась историческая встреча. Два небезызвестных в Москве человека – актер-любитель Константин Сергеевич Станиславский (Алексеев) и драматург Владимир Иванович Немирович-Данченко – были захвачены идеей создания нового театра, какого еще не знала Россия. Так за столиком «Славянского базара» с хрустящей накрахмаленной скатертью возник Московский Художественный.
МХАТ сразу начал с подвига: открыл Чехова-драматурга. До этого пьесы Чехова либо проваливались, как «Чайка» на петербургской сцене, либо тихо сходили на нет, как «Иванов» в Московском театре Корша. И только «художественники» смогли раскрыть эту неведомую на театре драматургию полутонов, глубокого подтекста, сильных чувств под завесой бытовой интонации. А спектаклем «На дне» МХАТ открыл другого великого драматурга – Максима Горького. Мне посчастливилось увидеть первый акт «На дне» в день горьковского юбилея почти в том же составе, в каком он шел на премьере, даже Константин Сергеевич покинул свое леонтьевское уединение, чтобы сыграть Сатина. Не было лишь Грибунина, зато были Москвин, Качалов, Лужский, Книппер-Чехова, Лилина, Вишневский. И все – в зрительном зале и на сцене – ждали появления Горького, который, увы, не приехал – заболел…
Я не представляю себе детства без чуда «Синей птицы» и ослепительной радости «Трех толстяков»; мне кажется, что в тревогу юности меня втянул щемящий спектакль «У врат царства» с Еланской и Качаловым, и невосполнимой потерей считаю, что по молодости лет не увидел «Братьев Карамазовых», зато мне выпало редкое счастье слышать монолог Дмитрия в исполнении – как холодно звучит это слово! – великого Леонидова.
Я больше говорил о людях, соприкасавшихся с Никольской улицей, нежели о ее обитателях. В какой-то мере это естественно. Никольская, как и весь Китай-город, кроме Зарядья, была коммерческой улицей. Знать и церковники давно поразъехались отсюда, уступив свои владения купечеству. А купцы жили преимущественно в Замоскворечье и других тихих местах Москвы, сюда же приезжали только для торга. Китай-город, подобно лондонскому Сити, пустел с окончанием рабочего дня.
Первопечатник Федоров и его подручный Мстиславец, равно и книготорговец Глазунов, уже упоминались, можно вспомнить еще об одном замечательном человеке, жившем на Никольской, – композиторе, капельмейстере знаменитого шереметевского хора С. А. Дехтереве.
Он был создателем первой русской оратории «Минин и Пожарский», взбодрившей патриотическое чувство соотечественников в канун войны с Наполеоном. Его выдающимся преемником был знаменитый Гавриил Ломакин. Ломакин тоже был крепостным Шереметевых, но у него хватило выдержки дожить до получения вольной, а Дехтерев не выдержал вечного унижения, сломался, запил и погиб.
По-настоящему прекрасна была Никольская улица, когда существовали Владимирские ворота, слева от которых высилась башня с шатровой кровлей, а справа – церковь Владимирской Божией Матери; я помню общемосковскую боль, когда эту чудесную и никому не мешавшую церковь снесли. Ворота были уничтожены еще раньше. Во время строительства метро первой очереди Никольскую улицу обрубили со стороны Лубянской площади и разбили чахлый скверик. Зачем это понадобилось – одна из московских градоразрушительных тайн.
Казанский собор на Никольской улице. 1626–1630 гг. Фото 1994 г.
Сооружен на вклад князя Д. Пожарского в память освобождения Москвы от поляков (строил собор подмастерье Л. Максимов). Первоначальный облик памятника раскрыла реставрация П. Барановского. В 1930-х гг. собор был разобран и вновь восстановлен в 1992 г.
Улицы Никольскую и Ильинку связывает проезд, называвшийся Богоявленским по находившемуся в нем монастырю, Большой Черкасский переулок и проезд Сапунова. Интересно бродить по этим узким переулкам, заходя в старые, захламленные дворы, забитые грузовиками, какими-то ящиками, бочками, контейнерами, среди которых снуют озабоченные люди. Вспоминаются деловые диккенсовские трущобы. Не счесть контор, иные примостились на площадках лестниц, в коридорах и переходах, другие внедрились в толщу стен или прилепились к ним, как ласточкины гнезда. Для дела использован каждый сантиметр площади. Такого нигде в Москве больше не увидишь: каждый дом – как соты, в каждой ячее – гущина напряженной деятельности.
Собор Богоявления Богоявленского монастыря на Посаде. 1624–1696 гг. Фрагмент фасада. Фото 1994 г.
Монастырь основан в кон. XIII в. великим князем Даниилом Александровичем. В 1680–1687 гг. в нем размещалась школа братьев И. и С. Лихудов. После перевода в Заиконоспасский монастырь школа была преобразована в Славяно-греко-латинскую академию.
В проезде высится в лесах, подразумевающих реставрацию, которая никогда не кончится, собор Богоявления Богоявленского монастыря, построенный на исходе XVII века в пышном стиле московского, или нарышкинского, барокко. Стиль проглядывает сквозь леса, но описать собор я не берусь, поскольку никогда не видел его открытым. Вот что говорят знатоки: «Кубический объем самого храма Богоявленского монастыря поставлен на высокий арочный подклет, почти лишенный архитектурных деталей. К нему примыкает одноэтажная трапезная. Верх храма выполнен в виде огромного светового восьмерика, на котором стояла восьмигранная глава. Особенностью убранства собора следует считать не столько полюбившиеся в эти годы ордерные формы, сколько сильно увеличенные детали прежнего, так называемого штучного набора в виде балясин, кронштейнов и других элементов. Составленные вместе, они образуют узорные тяги, карнизы и т. п. Лишь в наличниках окон и порталах применены колонки, почти теряющиеся среди контрастного светотеневого узорочья, обильно покрывающего стены храма».
От души завидую племени молодому, незнакомому, которое, глядишь, и увидит все эти чудеса освобожденными от лесов.
Князья Голицыны считали храм своей усыпальницей. Там некогда стояли две надгробные статуи работы прославленного Жана Антуана Гудона; их вроде бы перевезли в Музей архитектуры в Донском монастыре.
К храму примыкает доступное обозрению небольшое гражданское здание, увенчанное острым шпилем, характерным для архитектуры петровского времени.
В проезде есть еще одно любопытное по архитектуре здание, хотя и совсем иного рода и толка. Я имею в виду административное здание, некогда построенное лидером русского модерна Федором Шехтелем для банка богача Рябушинского. Здесь Шехтель отошел от излюбленных текучих, искривленных линий и создал здание геометрически строгой архитектуры. Недаром его сравнивают с кристаллом. В качестве строительного материала Шехтель использовал стекло и светлый глазурованный кирпич, что было в ту пору новаторством.
Богоявленский проезд расширяется в площадь. Сюда выходит пятиэтажное здание с ротондой, долгое время считавшееся самым высоким в Москве. Построено оно было архитектором П. Скоморошенко в 1876 году. С торцовой стороны площадь замыкает здание купеческой Биржи, обязанной нынешним своим видом архитектору А. Каминскому, имеющему и другие постройки в Китай-городе. Как остроумно сказал один из знатоков московской старины: «Храм Меркурия строился в духе классицизма по аналогии с храмом Аполлона». Лоджия, портик с треугольным фронтоном, рустовка нижнего этажа и скульптурные вставки придают зданию нарядность и некоторую игривость, мало вяжущуюся с его назначением. И стоит храм купли-продажи на том самом месте, где некогда был храм Дмитрия Салунского.
М. Быковский. Здание Биржи на улице Ильинка. 1836–1839 гг.; перестроено арх. А. Каминским в 1873–1875 гг. Фото 1994 г.
Памятник архитектуры позднего классицизма. Биржа – учреждение для купли-продажи ценных бумаг (фондовая биржа) или товаров по образцам (товарная биржа). Московская Биржа первоначально была товарной, но имела и фондовый отдел.
Деталь оформления дверей здания Биржи. Фото 1994 г.
Игравшие на бирже купцы и предприниматели с 1837 г. были объединены в биржевое общество, которое избирало биржевой комитет, исполнявший роль администрации и посредника между предпринимателями и правительственными учреждениями.
Вот как выглядела Биржа и площадь перед ней в дни Боборыкина: «У Биржи полегоньку собираются мелкие „зайцы“… Два жандарма, поставленные тут затем, чтобы не было толкотни и недозволенного торга и чтобы именитые купцы могли беспрепятственно подъезжать, похаживают и нет-нет да и ткнут в воздух рукой. Но дела идут своим порядком. И на тротуаре, и около легковых извозчиков, на площади и ниже, к старым рядам, стоят кучки; юркие чуйки и пальто перебегают от одной группы к другой. Двое смельчаков присуседились даже к жирандоли около колонн тяжелого фронтона. Потом они отошли к углу дома Троицкого подворья, стали в двух шагах от подъезда и продолжали свои переговоры. Они со всех сторон были освещены. Один, в белой папахе и длинной черкеске желто-бурого цвета, при кинжале и в узких штанах с позументом, глядел на своего собеседника – скопца – разбойничьими круглыми и глупыми глазами и все дергал его за борт длинного сюртука. Скопец немного подавался назад, про себя вздыхал и часто вскидывал глазами кверху.
Вид от Красной площади на Ильинку. Фото кон. XIX в.
Въезд на улицу оформлен зданиями Верхних и Средних торговых рядов. Слева, вдали, видно Троицкое подворье, а также здание с башней (1875 г.; арх. П. Скоморошенко), где находились гостиница и знаменитый Троицкий трактир. Панораму замыкала церковь Николая Чудотворца Большой Крест. 1680–1689 гг.; колокольня перестроена в 1819 г.
Вид на Ильинский проезд и Ильинскую башню Китай-города от Маросейки. Фото нач. XX в.
Справа – дом Северного страхового общества. 1910–1911 гг.; арх. И. Ферберг, В. Олтаржевский. В 1863 г. у башни была сооружена часовня преподобного Сергия Радонежского, а в 1882 г. недалеко от нее разбит Ильинский сквер.
Вид с Ильинки на здание Мещеринского подворья (название – по фамилии владелицы земельного участка), построенное товариществом Даниловской мануфактуры для сдачи под магазины и меблированные комнаты. 1870-е гг. Фрагмент. Фото 1994 г.
В XVI–XVII вв. на этой территории находились Ильинский монастырь и церковь Илии Пророка – отсюда название улицы.
Кругом мальчишки выкрикивали уличный товар. Куски красного арбуза вырезывались издали. А там вон, на лотках, – золотистые кисти винограда вперемежку с темно-красным наливным крымским величиной с добрую сливу и подрумяненной антоновкой. Разносчики газет забегали с тротуара на середину площади и совали прохожим под нос номера листков с яркими заглавными карикатурами. Парфюмерный магазин с нарядным подъездом и щеголеватой вывеской придавал нижнему этажу монументального дома богатых монахов европейский вид. На углу купол башни в новом заграничном стиле прихорашивал всю эту кучу тяжелых, приземистых каменных ящиков, уходил в небо, напоминая каждому, что старые времена прошли, пора пускать и приманку для глаз, давать архитекторам хорошие деньги, чтобы весело было господам-купцам платить за трактиры и лавки».
М. Казаков. Здание на улице Ильинка и фрагмент фасада. 1780-е гг.; перестроено в 1889–1891 гг. арх. Р. Клейном. Фото 1994 г.
Дома, возведенные М. Казаковым, определили масштаб и характер застройки Москвы кон. XVIII – нач. XIX в.
Современная Ильинка отличается строгостью, серьезностью. Для улицы характерны капитальные дома, которыми утвердил свою зрелость минувший век. Выделяется дом в неоклассических формах (№ 21), принадлежавший до революции Северному страховому обществу. Его построили В. Олтаржевский и И. Рерберг, о котором мы уже упоминали и, верно, упомянем еще не раз.
Своим названием Ильинка обязана Ильинскому монастырю, а до этого называлась Дмитриевской по церкви Дмитрия Салунского. А церковь Илии Пророка в Теплых рядах сохранилась по наши дни. В старой Москве улицы обычно назывались либо по церквам, либо по фамилии видных домовладельцев.
Насколько силен был торговый дух старой Ильинки, видно на таком примере. Для приезжих в Москву монахов были построены подворья: Троицкое, Новгородское, Иосифовское, Воскресенское, но все они, как и расположенные здесь церкви, оказались вовлеченными в напряженную торговую жизнь. Монахи сдавали помещения купцам под лавки и амбары к немалой для себя выгоде, а все церковные клети и подклети были превращены в складские помещения. Да и каждый дом на Ильинке невольно вовлекался в торг. Первые этажи сплошь отдавались под лавки, особенно процветала в них галантерейная торговля. В прошлом веке считалось, что в Москве три главных улицы: Тверская – поскольку на ней находился дом генерал-губернатора, Кузнецкий мост – по модным лавкам, Ильинка – по Бирже и Гостиному двору.
Эта улица, наполненная шелестом денежных купюр, должна была привлечь финансистов – Ильинка стала улицей банков. Все крупнейшие банки – Петербургский, Международный, Азово-Донской, Волжско-Камский – имели здесь свои отделения, располагавшиеся в домах самой солидной внешности, которые и сейчас создают лицо улицы, но служат другим целям.
Сытин пишет, что «на Ильинке появились одни из первых в Москве клубы. В 1782 г. жене иностранца Р. К. Фавер разрешено было открыть „клоб“ со столом, бильярдом и пр., в наемном помещении по контракту с содержателем Шеинского подворья французом Симони, с запрещением продажи фряжских вин (монопольно продававшихся в погребках под рядами). На тех же условиях было разрешено открыть „клоб“ московскому купцу Михайлову…».
Варварка… Мрачноватая, кривая, мало известная москвичам улица озарилась светом и обрела историческое лицо тем незабвенным днем 1381 года, когда по ней проехал, возвращаясь с поля Куликова, израненный победитель мамаевой рати князь Дмитрий Донской. А называлась она Всехсвятской и оставалась такой до XVI века, когда стала Варваркой по имени церкви Варвары Великомученицы. Церковь так полюбилась москвичам, что они переименовали в ее честь одну из древнейших улиц столицы. В XVIII веке ренессансную церковь перестроил в духе классицизма Родион Казаков – замечательный церковный зодчий. Изысканный портик украшен колоннами коринфского ордера.
Р. Казаков. Церковь Варвары Великомученицы на Варварке. 1796–1801 гг. Фрагмент. Фото 1994 г.
Первое упоминание относится к XV в., вскоре церковь становится одной из самых почитаемых в Москве. От названия храма произошло и название улицы.
Вполне обоснованным казалось следующее переименование Варварки. В Москве должна быть улица Степана Разина, «отца свободы дикой», как назвал его Велимир Хлебников, великого бунтаря, пришедшего дать волю народу. И везли его на лютую казнь по Варварке. Сейчас эта улица, как и в старину, обрела прежнее свое имя.
Китайская стена перерезала Варварку, доходившую прежде до Солянки. Когда снесли петровские бастионы, образовалась площадь Варварская, но о ней мы поговорим в другом месте, ибо она лежит за стенами, теперь уже воображаемыми.
Старинная Варварка разделяла все торговые заботы Китай-города. Еще при царе Михаиле Федоровиче там был поставлен Гостиный двор, напротив находились деревянные ряды (Нижние), это бойкое место называлось Варварским крестцом, сочно описанным Аполлинарием Васнецовым: «Шумная суетливая жизнь кипела на этом бойком месте старой Москвы. Здесь находились кружала и харчевни, погреба с фряжскими винами, продаваемыми на вынос в глиняных и медных кувшинах и кружках… Пройдет толпа скоморохов с сопелями, гудками и домбрами. Раздастся оглушительный перезвон колоколов на низкой деревянной на столбах колокольне. Разольется захватывающая разгульная песня пропившихся до последней нитки бражников… Гремят цепи выведенных сюда для сбора подаяния колодников. Крик юродивого, песня калик-перехожих…»
Вид на Варварку от Ипатьевского переулка. Фото 1970-х гг.
Слева – церковь Покрова (или Георгия), что на Псковской горке. На противоположной стороне – здание Варваринского акционерного общества «с гостиницей, меблированными комнатами, конторами и магазинами» (1891 г.; арх. Р. Клейн).
Торговая Варварка менялась медленно, но все же менялась. Во второй половине XIX века тут находились амбары старого купечества, ведущего торговлю чуть не с допетровских времен и сохранившего во всем обставе и повадках верность старине, и конторы новых европеизированных купцов, ведущих торговлю с другими странами, знающих, где в Париже самые вкусные устрицы и самые пикантные мамзели.
У Боборыкина есть описания и тех и других хозяйств на Варварке. Вот амбар замшелого купца: «Тяжелый, неуклюжий, покачнувшийся корпус глядит на две улицы. Посредине он сел книзу; к улицам идут подъемы. Из рядов к мостовой опускаются каменные ступени или деревянные мостки с набитыми брусьями, крутые, скользкие, в слякоть грозящие каждому – и трезвому – прохожему. Внизу, в подпольном этаже, разместились подвалы и лавки…» А вот контора новомодного купца: «На двух створах с дубовыми дверями медные доски, старательно очищенные, ярко выставляли рельефные слова: „Мирона Станицына сыновья“. Снаружи через стекла дверей просвечивали белые стены, чугунная лестница во второй этаж, широкое окно в глубине, правее – перила и конторки. Никакого товара не было видно ни на полу, ни по стенам… Амбар был из самых поместительных и шел под крышу. В верхнем этаже – также с галереей – находились склады товара, материй и сукон…»
Варварка замечательна своими храмами, уцелевшими воистину чудом. Когда сносили Зарядье, чтобы поставить на этом месте грандиозное здание гостиницы, был большой соблазн махнуть всю ненавистную московским властям рухлядь. Но восторжествовали добрые силы, и на этот раз Москву помиловали. Церкви и прочую старину не только сохранили, но и реставрировали, и как украшена этим при-кремлевская Москва! Глядя на их стройный вид, веселые купола, славные колокольни, с грустью думаешь, почему не отстояли в свое время часовню Иверской Божией Матери, столь любимую москвичами, этот приветливый и нарядный вход на Красную площадь со стороны Тверской.
Почти все храмы расположены на правой стороне, там, где спуск к Зарядью. Но едва ли не самый интересный из них находится на левой стороне, в исходе Варварки, в коротеньком Никитниковом переулке. Это церковь Троицы в Никитниках по имени богатого купца Григория Никитникова, на чьи средства ее построили в середине XVII века. Есть у нее и другое имя по сохранившейся иконе: церковь Грузинской Божией Матери.
Церковь Троицы в Никитниках, иначе именуемая церковью Грузинской Божией Матери на Варварке или Великомученика Никиты в Глинищах. 1631–1634 гг. Фото 1980-х гг.
Самое пышное культовое сооружение Москвы второй четверти XVII в. Храм, поставленный на высоком холме в центре города, господствовал над окружающей застройкой, выделяясь сложностью силуэта.
Храм очень красиво расположен – на косогоре, на высоком подклете, и глядит сказочно. Нетрудно заметить сходство с собором Василия Блаженного, поразившего воображение русских зодчих, – та же своевольная причудливость и пестрота.
В иконостасе церкви есть икона, созданная Симоном Ушаковым, лучшим художником светского направления в религиозной русской живописи. Он же принимал участие в храмовой росписи.
Палаты бояр Романовых в Зарядье. 1-я пол. XVI в. Фото 1980-х гг.
Название «Зарядье» известно с XVI в. после постройки торговых рядов на Красной площади. В 1631 г. на месте двора бояр Романовых был основан Знаменский мужской монастырь.
Между храмом и зданием правительственных учреждений в старом доходном доме увидела свет замечательная поэтесса Белла Ахмадулина.
Рядом с церковью Варвары, о которой мы уже рассказывали, стоит однокупольный храм Максима Блаженного, построенный в память о популярном московском юродивом, похороненном на этом месте. Нигде так не чтут завет – «блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное», – как в православии. И церковь, и народ, и самодержавная власть равно были почтительны к юродивым. Николка в железной шапке бросал в лицо Годунову обвинение в детоубийстве, и царь молча сносил неслыханную дерзость. И Василий Блаженный, чьим именем прозвали дивный храм на Красной площади, был юродивым. Он круглый год, даже в самые лютые морозы, ходил нагой. Когда московские девки-насмешницы стали дразнить блаженного его непристойным видом, их разбил «паралик». Так заступился Бог за обиженного им. Юродивый Максим был тоже хоть куда, хотя таких чудес за ним не числится.
Английское подворье (Старый Английский двор) в Зарядье – резиденция приезжающих в Москву английских купцов и дипломатов XVI–XVII вв. Фрагмент. Фото 1994 г.
Известно с 1556 г. В 1649 г. подворье было ликвидировано, а здание стало принадлежать различным купеческим родам.
Церковь Максима Блаженного разделяет две интереснейшие гражданские постройки: Старый Английский двор XVI–XVII веков и палаты бояр Романовых. Вот справка из «Диалога путеводителей» Ю. Александрова: «Великолепные палаты с парадным приемным залом, жилыми и складскими помещениями Иван Грозный передал английским купцам из „Московской компании“, образованной после возвращения в Англию капитана Ричарда Ченслера (английский мореплаватель, первым достигший устья Северной Двины. – Ю. Н. ). Вскоре подворье стало центром дипломатических и коммерческих связей России со странами Западной Европы, а позже вошло и в историю отечественного просвещения: Петр Первый открыл здесь „цыфирную“, то есть математическую школу. Предполагают, что строил Английский двор Алевиз. Северный фасад, обращенный на улицу, сохранил особенности архитектуры XVI века с ее ясностью и лаконизмом. Южный фасад – парадный. Он относится уже к началу XVII столетия».
Старый Английский двор давал приют не только купцам, но и посольствам, когда те являлись на Русь. И тогда его называли Посольским двором. Ныне он открыт для обозрения.
Ф. Григорьев, Г. Анисимов. Собор Знамения Пресвятой Богородицы Знаменского, что на Старом Государевом дворе, монастыря. 1679–1684 гг.; колокольня 1784–1789 гг. Фото 1980-х гг.
Построили собор два костромских мастера «со товарищи по договору за восемьсот пятьдесят рублей, пожалованных боярином И. Милославским».
От Романовских палат остался лишь нижний этаж, сложенный из белого мячниковского камня, все остальное неузнаваемо перестроено архитектором Рихтером, пытавшимся подражать «восьмому чуду света» – царскому дворцу в Коломенском. Деревянный этот дворец известен лишь по натурным обмерам. Смутное представление Рихтера о древнем русском зодчестве воплотилось в нечто причудливое и спорное по вкусу.
Ныне здесь развернута экспозиция Музея боярского быта.
Церковь Зачатия Праведной Анны, что в Углу (на Москворецкой набережной). 2-я четв. XVI в.; приделы и галереи XVII в. Фото 1970-х гг.
Первое упоминание относится к 1493 г. Оформление фасадов храма и его пропорции говорят о влиянии построек итальянских мастеров.
На территории этих палат позже находился Знаменский монастырь. От него тоже осталось немало: мощный пятикупольный собор, Братский корпус, здание келий. Сложили собор наши мастера: Федор Григорьев и Григорий Анисимов – крепостные крестьяне-костромичи. Насколько суров собор снаружи, настолько легок, изящен внутри. Полагают, что классический интерьер создан Матвеем Казаковым. Превосходная акустика позволяет устраивать здесь концерты старинной русской церковной и светской музыки. И еще о двух церквах необходимо сказать. Церковь Георгия на Псковской горке была построена поселенными здесь купцами-псковичами в XVII веке, красивая колокольня возникла на полтора века позже. Маленькая церковь Зачатия Праведной Анны что в Углу действительно находилась некогда в углу Китайгородской стены, она – старшая сестра всех других уцелевших здесь церквей. Нельзя без горькой улыбки читать следующий пассаж того же Александрова: «Церковь Зачатия Анны ныне раскрыта к Москве-реке. Плавные, певучие линии ее объема, контрастные гостиничному зданию с его прямоугольными формами, вносят сильную эмоциональную ноту в застройку Москворецкой набережной». Можно подумать, что тут действовал мудрый и тонкий архитектурный расчет. Ничуть не бывало: чудная, но скромная по размерам старина Варварки раздавлена гигантским массивом гостиницы.
