Текст книги "Старьевщики"

Автор книги: Юрий Манов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Курительная трубка, японская, из черного дерева. Тоже подарок из прошлого. В краткие моменты материального благополучия курил дорогой табак. Здесь – все больше самосад. Очень выручает, когда папиросы кончаются. Беру! Пачка фоток институтских времен. Есть цветные и еще черно-белые, в студклубовской фотолаборатории печатали. В рюкзак! Смотреть некогда, а старьевщики, они страсть как наши старые фотки любят, берут практически все. Фоток мне не жалко – успел отсканировать. Старый фотоаппарат – мыльница. Без батареек. Да и так, кажется, сломанный. После Питера я им и не снимал, кажется, ни разу. В Рюкзак! Будильник. Круглый, с блестящей блямбой сверху. Тоже сломанный. Туда же. Фломастеры, двенадцать штук, полая дюжина, с полустершимися золотыми иероглифами на гранях. Для работы с контурными картами по истории и географии. Высохли, почти ни один не пишет. В рюкзак, давно пора! Кассеты для магнитофона. Древние, как дерьмо мамонта, из грязно-серого пластика производства фирмы «Свема». «Кино», «Аквариум», «ДДТ» и почему-то «Абба». В рюкзак! Все равно слушать не на чем. Медальон на цепочке – жук-рогач, залитый эпоксидкой. Подарок школьников. Живьем заливали, какая жестокость! В рюкзак! Старые советские монеты в коробочке. Откуда они у меня, и зачем я их храню? В рюкзак. Дырокол сломанный. Туда же!

Так, что у меня тут еще из мелочи? Черепки и костяные бусы. Я их нашел лично во время первой археологической практики на Старой Рязани. Эх, и хороша была практика! Отличная погода, замечательная природа, да и кормили нас, как на убой. А какие концерты мы по ночам закатывали! В три гитары, Лариска Селезнева с нами ездила, такие соляки выдавала! Она сейчас в московской консерватории, ее даже по телевизору показывали. Что касается находок, то нашли мы тогда немного, ни кладов, ни оружия, ни доспехов ратных. Так, ничего ценного, все больше – керамику, черепки и вот эти бусы. Эх, носила, наверное, их в стародавние времена волоокая рязаночка, и потеряла, когда поднималась на крепостную стену с ведром кипятку, чтобы вылить на головы злых татар студеной зимой 1237-го.

Ключи! Целая связка старых ключей. Откуда? Я разложил их на столе и стал вспоминать. Вот этот с двумя бородками – от студклуба, забыл вернуть после выпускного. А ведь, его, наверняка, искали. Каюсь. Эти два – от «семейного гнездышка» – квартиры моей Бывшей. Зачем храню? Бывшая еще до развода замки в двери поменяла. Этот с брелоком – от машины, да, недолго я на ней поездил. Ключи есть – машины нет. Хорошая была «девятка», резвая, и забрал ее мой бывший лучший друг и деловой партнер Диман Пискунов за наши общие долги. Теперь ни друга, ни машины. Знать бы, кто на ней нынче катается? Вот и от офиса бывшего ключи, эх, сколько там сижено, сколько там выпито, дев юных с соседнего отдела продаж сколько полюблено на диванах с настоящей кожи – есть, что вспомнить, детям рассказать нечего… Да… Надо было меньше сидеть, пить и любить, а надо было пахать! Тогда и не оказался бы в этой жопе. Хотя…О! От библиотеки школьной ключ! Очень кстати, а то Крокодилыч мне весь мозг выел, сдай ключ, да сдай ключ. Отложим. Остальные откуда? Да хрен с ними, все равно мне открывать ими нечего! Отнесу старьевщикам. И останутся где-то осиротевшие замки, которые уже никто никогда не откроет.

Сгреб ключи и бросил их в рюкзак. Туда же полетели старая рогатка, отобранная в школе четыре года назад у Митьки Крылова и неработающая зажигалка «Зиппо» с тисненым портретом президента Джексона. Это я еще в институте купил, когда на них мода пошла. Как в курилку не зайдешь, обязательно кто-нибудь «Зиппо» чиркает. Правда, сам я чиркал недолго. Моей зиппы хватило на одну заправку, потом кремень кончился, фитиль истлел. Так и валялась без толку. Так, а это что такое? Надо же, гербарий! Откуда он здесь? О, господи, это же Леночки Лужиной – отличницы из пятого класса. Я обещал его на стенде разместить, как лучшую работу, а потом потерял. Всю школу перерыл в поисках, а он вот где. А Леночка-то как плакала, как убивалась. Маленькая такая, с косичками, глазищи голубые, и из них слезы в два ручья. Уж и не помню, как я ее успокоить смог. Да, маленькая, с косичками. А теперь такая деваха вымахала, грудь из-под блузки так на уроках выпирает, что я, старый греховодик на странных мыслях себя ловлю. В рюкзак гербарий!

А вот эти часики мне очень даже знакомы. Принадлежали бывшему бухгалтеру нашего совхоза Ольге по прозвищу Шалава. Эх, хороша девка! И погулять, и поржать, и в делах амурных большая мастерица. Мы с ней как-то сразу подружились, два сердца одиноких в этой чертовой глуши, навещала она меня порой тоскливыми осенними вечерами. Это у нее тогда браслет на часах оборвался, очень уж мы камасутрой увлеклись – я у доктора Менгеле на два дня книгу выпросил. Вот и накувыркались. Я все порывался браслет починить, чтобы хозяйке вернуть, да как-то не собрался. Нынче эти часики Ольке ни к чему. Она теперь в Москве, фирмой своей командует, у нее часики теперь такие, что мне год работать – не купить. И что ж мне теперь с этими часиками делать? В рюкзак!

Больше ничего путного в ящике не обнаружилось. Только кулек с конфетами «Коровка», чеки и бумажки, какая-то коробка с зубным порошком, исписанные стержни, комсомольский значок без застежки. Значок я на всякий случай тоже в рюкзак кинул, в кармашек с конем. Свернув газету с отбракованным хламом в кулек, я открыл дверцу печки и все это дело туда засунул. Ничего, сгорит.

«Коровку» решил оставить и бросил обратно в ящик, хотя предполагал, что говяда та отнюдь не юна.

3

Я встряхнул одеяло, застелил его заново и уже собрался было взяться за разбор вещей из чемодана, когда телевизор вдруг ожил. И картинка такая приличная – без всяких помех. Канал «Культура» показывал «Золотую лихорадку» с Чаплиным. О! Фильм в тему! Пусть и старый, немой, черно-белый, но на все времена.

Растянулся на койке, пультом прибавил звук, хохотнул, глядя на «Танец с булочками», и, разомлевший от тепла и принятой кедровки, задремал. И приснился мне сон тоже в черно-белом изображении в стиле немого кино – с театрально резкими жестами и богатой мимикой актеров, с титрами под музыку тапера. Кино, конечно, про них, про старьевщиков.

Место действия – болото. Сельские детишки в коротких штанишках (в детишках я без труда узнал братьев Шкуратовых) на карачках собирают клюкву в лукошки и вдруг натыкаются на светящуюся кочку. Сначала пугаются, потом, осмелев, тыкают в нее палкой.

Кочка светится еще ярче. Удивленные лица детей. Титры как в немом кино: «Надо рассказать взрослым».

Дети убегают в село.

Дети в селе рассказывают про кочку учителю (очень похожему на меня, только с длинными волосами и в старом студенческом сюртуке с тусклыми пуговицами). Руками показывают ее размеры. Титры: «Она светится!»

Дети ведут учителя на болото. Кочка светится. Титры: «Завтра утром принесите сюда старые вещи». «Мы обменяем их на золото!»

Сельская площадь. Учитель, активно жестикулируя, рассказывает сельчанам об увиденном. Руками показывает размер опухоли. Над ним все смеются. Кто-то вертит пальцем у виска. Титры: «Не поверили!»

Местный поп, очень похожий на нашего отца Алексия, мерзко хихикает, тряся жидкой бороденкой, на пару с пузатым, бородатым купчиной в жилетке с золотой цепью. Купчина, без сомнения – Звонарев.

Грустный учитель дома, в бедной избе, очень похожей на мое нынешнее жилище, но без телевизора, что-то говорит жене. Титры: «НЕ ПОВЕРИЛИ!» Учитель вскакивает с лавки: «А мы все равно пойдем!» Учитель срывает с кровати покрывало, бросает его на пол, мечется по избе и сбрасывает старье в центр комнаты. На пол летят какие-то бумажки, чугунки, разная бытовая мелочь, мещанская герань в горшке. Жена учителя в скромном платочке закрывает ладошками лицо и вздрагивает плечами, видимо, плачет от того, что у нее муж такой придурок.

Утро, над лесом поднимается солнце. Учитель с женой и еще несколько человек, нагруженные мешками, идут через сельскую улицу на болото. Соседи над ними смеются и показывают пальцами.

Учитель с немногими сельчанами на болоте. Вместо опухоли – отделанный белым сайдингом строительный вагончик. На порог выходит глазастый «серый человечек» с большой головой, но ростом с ребенка. Сельчане пугаются и крестятся. Титры: «Это бес?!» «Нечистый!» Но серый приветливо машет шестипалой рукой и предлагает войти в лавку.

В пустой комнате серый забирает мешок со старьем и выкладывает на прилавок золотые слитки. Титры: «ЗОЛОТО!!!»

Крупно: руки кладут золотые слитки в мешок.

Люди возвращаются в село, сгибаясь под тяжестью мешков. На площади учитель достает из мешка слиток для обозрения, потрясает им. Все смотрят. Титры: «ЗОЛОТО!!!»

Те, кто не поверил, рвут на себе волосы из разных мест и бегут паковать старье. Титры: «Еще успеем!» Впереди всех бегут купчина с попом, из мешка последнего на землю падает иконка.

Толпа с мешками прибегает на болото, но на глазах сельчан лавка старьевщиков растворяется в воздухе.

Титры: «Не успели!»

Мужики и бабы валятся на землю и снова рвут на себе последние оставшиеся волосы.

Поп и купчина ругаются, обвиняя друг друга в неверии. Хватают друг друга за грудки. Катаясь в болотной траве, дерутся, осыпают друг друга ударами,

Несчастные с пустыми руками возвращаются в село. Там довольный и хмельной учитель едет на тройке с бубенцами, полицмейстер в белом мундире отдает ему честь. У купеческой лавки учитель достает из кармана пухлую пачку царских ассигнаций, запросто покупает жене швейную машинку «Зингер», обнимает сельскую красотку и дарит ей граммофон, пацанам, нашедшим опухоль, достается по велосипеду и по сладкому петушку на палочке. Титры: «Скажите спасибо старьевщикам!».

Местный поп, видя это, рвет свою куцую бороденку, от обиды забирается на колокольню и начинает бить в колокол: бом, бом, бом…

А купчина садится на мотоциклет, крутит ручку газа, на него лает сельский пес.

А поп все бьет в колокол: бом, бом, бом…

А купчина все газует, мотоцикл тарахтит, пес лает…

Постой, какой мотоцикл? Откуда у купчины мотоцикл?

Просыпаюсь. «Бом, бом, бом» – это стук кулаком в дверь, а под окном, действительно, тарахтит мотоцикл, и на него лает Джек. Звук мотоцикла оригинальный, хрен с кем спутаешь. Сто процентов – Митька Крылов на своем «Харлее». Вообще-то у него обычный «ИЖак», если точнее – мотоцикл «Иж-Планета». Но Митька, уподобившись Самоделкину из «Веселых картинок», присобачил к нему длиннющую переднюю вилку, захромировал ее вместе с бензобаком и остальными металлическими частями, вставил в глушитель какую-то фигню, отчего звук мотоцикла стал глухим и солидным, как у «Харли – Дэвидсона» в американских фильмах. Митька своим моточудищем гордился, но еще в школе признавался: «Все-таки «ИЖак» – не та машина, мощи не хватает». И потихоньку копил деньги на «Урал». Потому что: «…вот с «Урала» настоящий «Харлей» можно сделать».

Я вскочил с койки, крикнул «Открыто»! Мотоцикл у калитки потарахтел мотором и заглох. Джек снова сообщил, что ко мне гости пожаловали. Дверь открылась, вошел Андрюха Скороходов по прозвищу Скорый. Скорый – фигура в нашем селе незаурядная. Зимой и в межсезонье он топил кочегарку в управе, летом – работал пастухом в совхозе. Поговаривают, что, пася совхозную живность, он покуривает травку и даже завел себе где-то тайную плантацию каннабиса. Ну не знаю, меня он, по крайней мере, не угощал. Зато показывал мастер-класс по обращению с шестом. То есть, хватает жердину, и давай ее крутить. Да так быстро, что хрен за ней уследишь. Тут как-то года три назад гороховские попробовали было телочку из нашего стада увести – на мясо сдать. Зря это они задумали. Скорый их всех троих так своей жердиной отделал, что с тех пор и не совались. А еще он – охотник потомственный, в ружьях разбирается как бог!

– Здорово, Андрей, – приветствую я, борясь с зевотой, – чего это ты на ночь глядя? Дело какое?

– Дело. Дрыхнешь что ли? А то стучу-стучу, а у тебя только телик надрывается.

За плечом у Скорого я разглядел большой кожаный чехол. Не иначе, как ружье. С чего бы это? А Скорый глянул на мои вещевые приготовления, понимающе улыбнулся:

– Готовимся к завтрашнему, Роман Валентинович?

– Готовлюсь, – не стал я отпираться.

– Эта пральна! А я вот по делу. Меня участковый уполномочил. Ты ведь у нас писал заяву в охотобщество?

– Ну писал, – постарался я припомнить. – Года два назад, кажись, а что?

– Да вот, удовлетворили твою заяву, – сказал Скорый, скидывая чехол с плеча.

– Не понял, – удивился я и тут же спохватился, – да ты чего стоишь? Садись вон на табуретку. Сейчас я чайку соображу.

– Некогда, Роман Валентинович, некогда мне рассиживаться, – степенно ответил Скорый, устраивая ружье у печки и выкладывая на стол какой-то листок и серые «корочки», – за чай спасибо, но нам с Митькой еще полдюжины ружей развести. Вон у него вся коляска забита. Вот тут распишись, будь добр.

В бумажке значилось, что участковый Митрохин временно выдает Кочеткову Р.В., (то есть мне) ружье фирмы «Заубер» в пользование и сорок патронов с картечью и дробью к нему. Я в свою очередь обязуюсь ружье беречь и хранить в недоступном посторонним лицам месте. А также соблюдать все правила и порядки, приятые в охотобществе. Перечисление этих правил и порядков заняло остальное место на листке.

– Слышь, Скорый, а откуда ружьишко-то? – поинтересовался я, ставя визу листка свою закорючку и разглядывая новенький билет члена общества охотников, выписанный на мое имя. На фото я моложе на два года.

– Митрохин из реквизированного у браконьеров выдал. Ну и Звонарев помог из личных запасов. Объяснять зачем, думаю, не надо?

Я вспомнил двустволку у Менгеле дома и кивнул. Чего уж тут объяснять.

– Народную дружину решили собрать, – все-таки решил объяснить Скорый, – сам знаешь, что завтрева может случиться, так что лучше подстраховаться. Стрелять-то умеешь? А заряжать? Ну и ладненько. У тебя дом-то, вижу, не закрывается? Тогда, уходить куда будешь, на чердаке храни – рекомендую. Так что бывай, учитель.

Скорый убыл, мотоцикл снова затарахтел, а я остался стоять с чехлом и коробкой патронов в руках. Тяжеленькие! Я уложил коробки в освободившийся ящик стола, взялся за чехол. Ружьишко было новое с полированным прикладом. Я быстро его собрал, как когда-то показывали по телевизору, прицелился в лампу. Потом «переломил» ружье, зачем-то посмотрел в ствол. Кажется, его еще надо чистить, где-то тут должен быть шомпол. А ладно, и так сойдет, буду надеяться, что стрелять мне не придется. Я снова разобрал ружье, упаковал его в чехол и вместе с коробкой засунул в печную пасть. Не голландки, конечно, русской. Закрыл заслонкой. Спрятал охотничий билет в карман рубашки и снова принялся за вещи.

4

Итак, продолжим сборы. Из «носильных вещей» я отложил для обмена первым делом старые «Адидасы» красной замши с «большими языками». Хорошие были кроссовки, настоящая фирма! «Кто носит фирму «Адидас», тому любая баба даст!» На ноге сидели, как влитые. В футбол в них гонять было одно удовольствие. Только на меня смотрели как на дурака. Кто в таких кроссовках в футбол гоняет? В таких только на дискотеку. Или на свиданку. Да, таких сейчас не делают, все больше высокие раскрашенные чудовища с разными дурацкими вставками. Ни за что бы с «Адидасами» не расстался, только вот подошва рассыпалась. И чем я ее только не заклеивал – все глухо. Нет, ходить можно, когда сухо, а как дождь – мигом воду всасывают, что твой насос.

Дальше – куртка стройотрядовская. Хорошая такая, брезентовая. Под дождем почти не промокает. На спине трафаретный рисунок – ехидная такая ворона и большими буквами «ГУКУК – РГПУ». Вообще-то официально наш стройотряд назывался «ПРИЗЫВ», но нам это название совершенно не нравилось. Совковое какое-то название. То ли дело «ГУКУК»! Кстати, многие считали это аббревиатурой и пытались расшифровать. И совершенно напрасно! Это ребята с литфака нам названием подогнали. Они как раз проходили русскую литературу какого-то там века и среди прочего «Похождение за три моря Афанасия Никитина». Так вот наш исторический путешественник, описывая индийское житье – бытье отметил, что по ночам над индийскими хижинами летает вещая птица Гукук. И ежели она сядет на крышу какого-нибудь дома, то в доме том непременно кто-то помрет. Эх, хороший тогда получился стройотряд. Условия классные, работа солидная. Мы на железной дороге под Калугой рельсы меняли. За месяц так гайки вертеть наблатыкались, что опытные мастера за нами угнаться не могли. Загорели, под солнышком вкалывая, да и деньжонок заработали. И ни одного происшествия, видно, оберегала наш стройотряд вещая птица Гукук.

Тельняшка теплая. В ней я с ребятами по Оке на плоту справлялся. Здоровый у нас был плот, с самоваром. До Нижнего дошли. Свитер теплый, рубашка фланелевая с длинными рукавами, куртка – непромокашка, тоже в походе вещи незаменимые. В прошлом году я своих оболтусов на раскопки возил, есть тут у нас неподалеку курганы якобы скифской эпохи. Так вот когда дожди влили, я только этой курткой и спасался, когда пять кэмэ под проливным дождем в соседнюю деревню за транспортом ходил. Пришлось нам тогда экспедицию срочно сворачивать.

Спортивный костюм. «Найк» китайского пошиву. Говно, конечно, но ничего, сойдет для сельской местности. Плавочки с белой чайкой и надписью «Бичбойз». Парни с пляжа по– забугорному. Но в русской интерпретации звучит несколько сомнительно. На севере, и в портовых городах бич – означает лицо крайне непутевое. Что-то сродни среднерусскому бомжу. Трусики, маечки, носочки я решил в рюкзак не класть. Трусы, они и есть трусы, много за них не дадут. Ну раз уж взялся за одежду, надо идти до конца. В шкафу, полированном чудовище на вешалке костюм – тройка. Приобрел в уцененке себе на выпускной в институте. С тех пор надел раз пять, тут в школе как-то не принято в костюмах щеголять. Нет, пожалуй, костюм я старьевщикам не понесу. И куртку зимнюю тоже. Тяжелая она, да и новая почти. А вот галстук возьму. Да ни один, все три! Особо должен им понравиться вот этот красный, с обезьянкой. Веселая история с ним приключилась.

Приезжаю я, значица, в Мещерское РОНО, тому пять лет в июне будет. Ибо ехать мне больше было некуда. Бизнес мой сырный рухнул, и со съемной квартиры пришлось съехать, а в родительской квартире сестра с мужем и детьми. Она меня как на пороге увидела, аж со страху посинела, испугалась, что я права на жилье предъявлять буду. Да не стал я ничего предъявлять, племянников по вихрам погладил, по машинке заводной им подарил, выпил с сестриным мужем беленькой на кухне, там же и переночевал. А утром забрал диплом из шкафа, и на автовокзал, ближе к земле. Ибо обещаны были государством нашим щедрым сельским учителям подъемные нехилые с предоставлением бесплатного жилья. А вот этого мне в тот момент как раз и не хватало.

Принимает меня начальник этого самого РОНО лично. Лысый дядька старой закалки, в пиджаке с карманами, на лацкане флаг красный и профиль с бородкой клинышком. Увидел меня, обрадовался. А что, я с виду представительный такой, с солидной залысиной, в очках. И галстук опять же красный. Ну начальник и толкнул проникновенную речь об ответственности, о важности момента, мол, когда дерьмократы развалили страну, мы, сельское учительство, должны сохранить принципы и идеалы. Не иначе, как он меня в свою партячейку агитировал. Ну а как же, мне ж в лучшей школе района предстоит историю преподавать! А я, признаться, спать хочу – сил нет. Шутка ли, два часа на автобусе, да час на попутке в кузове. Вот я и разомлел прямо в начальственном кабинете. А разомлев, тихонечко пуговки на пиджаке расстегнул, а то упарился весь. И вот когда РОНОВский начальник разошелся до предела в речи своей пламенной, что с места вскочил, вот в этот самый момент этот самый галстук самым предательским образом наружу и выскочил. А там, на строгом бордовом фоне пальма зеленая самого легкомысленного вида, а на пальме мартышка со здоровенным таким елдаком. Ну, для прикола я этот галстук в секонд-хеде когда-то прикупил за 20 рублей.

В общем, посмотрел на меня верный ленинец взглядом грустным, чиркнул что-то в моем личном деле и сказал, что я свободен. И вместо того, чтобы сеять разумное, доброе, вечное в лучшей школе райцентра, поехал ваш покорный слуга в Сосновку – редкостную дыру, куда даже дежурный трактор не всегда проедет. И все из-за какой-то мартышки. Ну и хрен с ним, я не жалею! Зато какие у нас под Сосновкой грибы по осени! И на мозги никто не капает, а то бы замучили своими проверками да открытыми уроками.

Рядом с костюмом висел мой старый армейский китель. Дембельский! Правда, значки и эмблемы с него я давно роздал местной пацанве, зато погоны с тремя лычками остались. И нахрена, спрашивается, я его с собой взял? Как спецодежду или как память об армии? Экий я, получается, сентиментальный. В рюкзак его! Что-то уже туго лезет. Не иначе, придется еще узел вязать.

Внизу, на полу шкафа хранилось какое-то тряпье, которое в другое время я и руками тронуть поостерегся бы. К примеру, старые спортивные штаны с лампасами. Хорошие, в принципе, штаны, я в них крышу чинил и забор красил. Отсюда драные колени и жуткие пятна во всех местах. Вот это старье так старье! Тут же валялись старые кирзовые бахилы с чудовищными носами. Как же они выручили меня, когда я понял, что щегольские ботиночки с узкими носами в дождливое время года в Сосновке никак не катят. Рядом драные китайские кеды, очень удобные для вскапывания огорода.

Я покопался в сенях, нашел там старый мешок из-под картошки, и запихнул в него и штаны, и бахилы, и кеды, и почему-то воткнутые в них старые кожаные перчатки. Не возьмут так не возьмут, все равно выбрасывать. Ого, целый мешок получился.

Теперь головные уборы. По причине раннего облысения к головным уборам я относился довольно серьезно. А то простудишь лысинку, и никакой доктор Менгеле не поможет. Была у меня в заначке замечательная буденовка со здоровенной красной звездой. Врать не буду, спер я ее в институтском клубе после конкурсного вечера. Мы тогда ставили героико-хореографическую композицию «Комиссары в пыльных шлемах». Ребята были буденовцы, а девчонки из танцевального ансамбля – вроде как лошадки, впряженные в тачанки. «Лошадки» наши были сплошь белой масти – трико на них такое было обтягивающее, и хвосты сзади прилеплены, к крупам, получается. И что этими самыми крупами наши милые лошадки выделывали, словами не рассказать. Слава богу, что мы, буденовцы были не в трико, а в галифе, а то ведь от вожделений и конфуз мог приключиться прямо на сцене. Но буденовку в рюкзак я не положу, я ее на лысинку завтра надену. Утрамбовав мешок, я перетянул горловину веревкой. Конец веревки завязал за нижний угол мешка, чтобы можно было накинуть на плечо. Положил мешок в центре комнаты рядом с рюкзаком. Что ж, можно сказать, я готов.

5

Я сидел на кровати и тупо смотрел на собранное для обмена барахло. Интересно, а что скажут по этому поводу наши потомки? Ну да, ведь это наш первый контакт с иным разумом. Блин, а вот если правда в школах будут изучать старьевщиков? По какому предмету? Ну, по истории, естественно. Или по социологии? И как сие будет выглядеть? Я встал, представил, что ковер над кроватью – это школьная доска с картой мира, вместо указки вооружился старым удилищем из шкафа и стал расхаживать возле печки:

«Дети, запишите тему урока: «Как появляются старьевщики». Сначала в трех-пяти километрах от населенного пункта появлялась опухоль. Чаще всего в болоте или просто заболоченном месте, отсюда и название. Хотя опухоль может возникнуть на опушке леса, в таежной чаще, в джунглях, на вечной мерзлоте, посреди пустыни, высоко в горах, в тундре за полярным кругом, на берегу моря. «Свежая» опухоль бывает размером с футбольный мяч и запросто может сойти за кочку. Только звери лесные от этой кочки разбегаются, куда глаза глядят. Появившись, опухоль «пухнет». «Пухнуть» она может и день, и два, и три. С небольшого бугорка, можно сказать – кочки она вырастает до полусферы размером пять-семь а то и десять метров в диаметре и три в высоту. Достигнув указанного размера, опухоль начинает создавать проблемы с электросвязью в радиусе от пяти до пятидесяти километров. И снова пухнет, чтобы одним, как правило, хмурым утром непонятым образом обернуться лавкой старьевщиков. О готовности «опухоли» можно судить по свечению. Если светится изнутри, значит, все, созрела! Ночью будет голос, который пригласит избранных в лавку для обмена. Хотя бывают и исключения. В Японии, в небольшой горной деревушке на острове Хонсю лавка старьевщиков материализовалась прямо в центре деревни».

Я тыкнул «указкой» в воображаемую Японию на воображаемой карте и вдруг услышал за спиной легкий смешок. Я резко развернулся, у двери стояла и давилась со смеху Валька Мордовка. Не, ну так и заикой можно сделать. А Джек, сволочь, что же не предупредил? Хотя Валька ему не чужая, когда мы с ней женихались, она пса прикармливала.

– Привет, хозяин. Репетируешь? – ехидно сказала Валька, проходя в комнату. – А у тебя все по-прежнему? Не разбогател?

– Было бы с чего, – отбросил я удилище и сел на табурет:

– Да ладно, завтра разбогатеешь. Я к тебе вот зачем. Помнишь, ночевала у тебя, косметичку забыла. Не находил?

– Не-а. А может ты ее еще где забыла, у зоотехника к примеру?

– Да ладно тебе о грустном… – Валька достала из кармана пальто бутылку игристого вина, поставила ее на стол, сама уселась на кровать, от чего панцирная сетка жалобно всхлипнула. Валька подмигнула мне игриво, мол, помним мы эти всхлипы, очень даже помним, но тут же посерьезнела: – Слышь, Ром, ты тут рассказывал… В общем, я еще спросить хотела, ты ж у нас про старьевщиков все знаешь…

– Так уж и все.

– Ну ладно, Ром, расскажи.

– Чего?

– Ну что наука про них говорит.

– А ничего не говорит. Что тут говорить? Появляются, где хотят и когда хотят. Соберут старье, одарят золотом, и фьють – ищи их, свищи. Откуда появляются – неизвестно, куда исчезают – тем более.

– Но их ведь изучают?

– Наверное, только не поддаются старьевщики изучению. На фото не фотографируются, на камеру не снимаются. Машины около них глохнут, мобильная связь исчезает. Копали землю, где вырастали опухоли, – ноль толку. Радиации нет, грунт как грунт, никаких отклонений.

– Слышь, Ром, а почему они золота по-разному дают?

– А хрен их знает. Чем старьевщики мотивируются – понять сложно.

– А это… Как сделать, чтобы больше дали?

– Ну, не знаю, говорят, старьевщики искренность любят. Ты им все про жисть свою – они тебе золота мешок.

– Так что, словами говорить? Ну, про жисть…

– Нет, – почесал я затылок и начал оглядываться в поисках примера, и увидел солдатиков на полке. Да, у меня солдатики, оловянные, в количестве трех штук. Очень подходяще для примера. Как же я про них забыл?

– Вот смотри, – сказал я, расставляя солдатиков на столе. – Этого, французского гвардейца я купил в Питере, во время экскурсионной поездки. За сто рублей! Зачем купил? Да понравился очень! Красавец, в полной выкладке, в высокой медвежьей шапке и с ранцем за спиной. А усищи какие! Видишь, очень тонкая работа. Конечно, ста рублей было жалко, денег было совсем в обрез, но удержаться я как-то не смог. И даже представил себе, как буду вести урок про наполеоновские войны и гордо продемонстрирую ученикам этакого красавца – усача.

– Симпатичный, – согласилась Валька, а я продолжил:

– Ребята, конечно, посмеялись, но не осудили. Только когда уже возвращались домой, и нам не хватило денег на «финальную бутылку», кто-то посетовал, что есть среди нас такие мудаки, которые покупают детские игрушки, когда взрослым мужикам на выпить не хватает. В шутку, конечно, сказал, одна бутылка на такую толпу все равно бы не спасла, а денег мы у девчат стрельнули, в долг.

Второго солдатика – вот этого русского гренадера в зеленом мундире Преображенского полка я сделал уже сам. Это когда у близнецов Сашки Морозова был день рождения. Да, тоже занятная история. Сашка тогда зашел к нам в общагу стрельнуть у ребят денег на подарок пацанам – близнецам. Чего-то у него там с семьей было проблемно. Теща его все шипела, что здоровый мужик завел двух детей, а денег в семью не несет. Тещи, они такие. А откуда у студента деньги? На заочный уходить? Так он из села, в городе без прописки, выпишут из общаги, кто его на работу возьмет? Теща сама же его у себя в квартире прописывать отказалась. Он, конечно, подрабатывал, как мог, дворником в детсаде, сторожем на какой-то стройке. Даже кочегаром. И деньги у него водились. Только в этот раз что-то не рассчитал, и, короче, без денег Сашка остался. Не на что самый скоромный подарок пацанам купить. А мы бы и рады помочь, да только сами на мели. До стипухи еще неделя, стройотрядовские давно проели да прогуляли. Вот сидим мы, сашкиному горю сочувствуем, а тут мне под руку журнал старый попался – «Техника молодежи». Я его и полистал от нечего делать. А там статья с картинками, как можно в домашних условиях оловянных солдатиков делать. Доходчиво так, все процедуры производства поэтапно прописаны. Я ему и говорю, мол, Санек, ну раз так вышло, сделай ты сам своим пацанам подарок, своими руками. Они, руки то есть, у тебя нормалью заточены, помнишь, как из оконной замазки бабу сисястую слепил? Вот и попробуй слепить солдатика. Пластилин добудем – у девчонок с начфака скока надо возьмем, а олова в радиокружке навалом. Там же цветным лаком разживемся. Сказано – сделано. И ведь как ловко у нас получилось! Правда, мой гренадер чуть кривоват получился, видишь, и лица у его почти не видно, зато у Сашки все солдатики как на подбор. Ровненькие, красивенькие! Шесть наших гренадеров и столько же французских гвардейцев. Пол-этажа в общаге собралось смотреть, как мы на кухне олово по формочкам разливаем. В общем, знатный подарок Мороз своим близнецам сделал. Потом рассказывал, что пацаны визжали от восторга и тут же начали в войнушку играть. Пушек себе из катушек наделали, заставили Сашкину тещу знамена боевые сшить. А как закончил Санек институт, тут ему эти солдатики снова помогли. Бардак в стране настал, учителя особо никому не нужны, а вот солдатики оловянные, да в мундирах исторических очень даже хорошо на Арбате расходились. Тем более, товар у Морозова всегда был качественный, торгаши брали у него оптом. А он быстро набрал себе бригаду «литейщиков», пару ребят из скульптурного прикормил – новых солдатиков лепить, и лихо раскрутился. Потом с «военщиной» договор подписал, шапки армейские да портупею разную туда же – на Арбат поставлял. Большим человеком стал. Ребята рассказывали, видели его в Москве, из собственного мерса выходил, весь такой прикинутый, в пальто кашемировом. Пацаны ему: «Здорова, Мороз!»