Текст книги "Тринадцатый апостол"

Автор книги: Юрий Манов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Юрий Манов
Тринадцатый апостол, или Господа присяжные заседатели

Глава 1
ПОД СТУК КОЛЕС

Если бы Семенова спросили, что ему нравится больше всего, он почесал бы явно намечавшуюся лысину и начал бы выбирать: хорошая охота, хорошая рыбалка с друзьями, хороший пикничок с подружками, сауна с продажными девками, хороший футбол. Да мало ли еще хорошего может быть в жизни холостого мужика. Но спроси Семенова, чего он терпеть не может более всего, он, обычно рассудительный тугодум, ответил бы мгновенно, не раздумывая ни секунды: поезда! Поезда он ненавидел искренне, всеми фибрами своей души, до отвращения.

Нет, его не укачивало и не тошнило, перестук колес ему даже нравился, но в поездах ему постоянно, круглосуточно… хотелось спать. Стоило Семенову просто сесть за совещательный стол на утренней планерке или примоститься у стойки бара в вагоне-ресторане, глаза его сами собой смыкались, и уже через минуту окружающие могли услышать его удовлетворенное посапывание, а то и храп. И потому на прилепившуюся обидную кличку Болотная соня он даже не обижался. А за что обижаться, раз правда?! Вот только почему болотная?

Семенов ничего не мог с этой напастью поделать. Он, апостол, мент с двадцатилетним стажем, боевой майор ОМОНа, не раз глядевший в глаза смерти, никого и ничего не боявшийся, теперь опасался только одного – заснуть, когда засыпать никак нельзя. Ни кофе, который он глотал ведрами, ни взбадривающие таблетки, ни игривая подруга под бочком на нижней полке в отдельном купе не помогали. Семенов постоянно хотел спать и засыпал при каждом удобном случае, и неудобном тоже. Лишь когда поезд останавливался и Семенов спрыгивал на твердую землю, сонливость как рукой снимало. Он снова становился уверенным в себе, сильным, хитрым и беспощадным апостолом. Жаль только, что за последние два года по «твердой земле» ему походить довелось от силы пару месяцев.

Семенов несколько раз писал рапорты с просьбой отправить его на Южный фронт, на Кавказ, на границу, на Дальний Восток, к черту на кулички, но добился лишь того, что на станции Зима его вызвали куда надо, где долго и нудно разъясняли сущность понятия «долг», после чего отправили обратно на Поездок. Правда, уже начальником и с майорскими погонами. По возвращении Семенов немедленно напился и впал в двухдневную спячку.

Врачи на его жалобы лишь недоуменно пожимали плечами – такого «поездного» заболевания в мировой практике еще отмечено не было.

– Вы, Сергей Михайлович, прямо-таки феномен, – говорил ему бывший медицинский светило профессор Кацмоленбоген, угодивший на Поездок из-за чрезмерной любви к малолетним мальчикам. – Кончится эта заваруха – добро пожаловать ко мне в клинику. На вас можно и «солженицинку» получить. Только когда она, эта «заваруха», кончится…

Да, действительно, когда? Сначала думали: ну пару месяцев, до выборов. Потом: ну полгода, ну год… А вот уже три года ползут через всю Россию в Сибирь Поездки, и нет им числа, и не видно им конца. Лишь монотонно стучат колесные пары да визжат на перегонах буксы тормозов…

До сих пор авторство термина «Поездок» ошибочно приписывается бывшему военному коменданту Москвы – генерал-полковнику Краснову. Разумеется, ничего подобного генерал не придумывал и придумать не мог. Старый служака вообще был к творчеству не склонен, да и какое тут творчество, когда приходилось днями и ночами разгребать дерьмо, оставшееся ему от предшественников, превративших комендатуру столицы в кормушку для многочисленных семейств. Тем более и командовать Краснову пришлось недолго: едва успев изолировать от общества те самые семейства, он взлетел на воздух вместе с четвертью столичной градоуправы при открытии памятника «Героям кавказских войн». Накануне церемонии открытия спецслужбы обследовали буквально каждый сантиметр территории вокруг скорбно-героического мемориала в Парке культуры и отдыха имени пролетарского писателя Максима Горького. Но не догадались заглянуть в канализационные люки, под одним из которых была заложена чуть ли не тонна адской смеси на основе селитры плюс десяток проржавевших авиабомб времен Второй чеченской. Заварить заварили, а проверить не догадались…

В тот же вечер по столице и крупным городам России опять объявили «комендантский час» и прошли «малые зачистки». Народ на улицы выходить опасался, а потому передачу эту видели очень многие. По первому каналу в программе «Эхо пришедшей войны» показали небольшой документальный фильм о боевом пути малоизвестного генерала Скобелева. Поскольку Скобелев всю службу «тянул лямку» по гарнизонам Сибири и Дальнего Востока и на Кавказе был лишь дважды в жизни – еще при СССР, в махачкалинском профилактории безусым лейтенантом и во время Третьей чеченской на инспекции родного Омского ОМОНа, бойкие журналисты почему-то больше говорили о другом Скобелеве – царском белом генерале, герое Кавказской войны. А порой проводили и прямые аналогии.

Фильм генерала очень разозлил, он потребовал немедленного выделения ему экранного времени (и неожиданно получил его) и, покрасневший от злобы, сообщил, что не допустит спекуляции на имени знаменитого однофамильца, а вполне способен сам заслужить доброе имя у соотечественников. Но тут же поклялся установить памятники Скобелеву на центральных площадях Грозного, Махачкалы и Гудермеса.

На следующий день многие российские и пара зарубежных TV-каналов показали репортаж о визите Скобелева в Рязань, где он торжественно возлагал скромный букетик полевых цветочков к бюсту белого генерала.

Говорят, этот сюжет очень понравился президентской семье. Назначенный на следующий же день новым военным комендантом Москвы генерал-майор Скобелев распорядился Парк Горького не восстанавливать, а оборудовать под лагерь и передислоцировать (согнать) сюда НГ (Нежелательных Граждан), ГСР (Граждан Сомнительной Регистрации) и ГПОНП (Граждан, Подвергающихся Опасности по Национальному Признаку) со всех стадионов и спорткомплексов Москвы.

– У нас чемпионат футбольный начинается, а они все поля загадили. Болельщики волнуются, письма пишут, – сообщил с телеэкранов бравый генерал и продемонстрировал пачку писем якобы от спартаковских фанатов.

Через неделю, когда к указанным категориям «подлежащих передислоцированию» граждан добавились и БОМЖи (Без Определенного Места Жительства), генералу сообщили, что парк переполнен и возникла угроза эпидемии, Скобелев почесал лысину а-ля Лужков, подошел к карте Российской Федерации во всю стену кабинета, вздохнул и изрек: «Просторы, просторы-то какие! В Сибири богатства несметные! Сибирь по рабочим рукам соскучилась! Что у нас, ПОЕЗДКОВ не хватит?»

Поскольку новый комендант любил, чтобы все делалось быстро, первый Поездок тронулся в путь тем же вечером. Символично, что его составили в основном из вагонов, пострадавших на железных дорогах Кавказа (пулевые пробоины и дыры от осколков заваривали прямо на ходу). А также добавили вагоны, оставшиеся пригодными от взорванных пассажирских составов в ходе «рельсовой войны».

Опыт первых Поездков показал, что им необходима очень серьезная охрана и непробиваемые стекла. А еще, учитывая бойкость «пассажиров», неплохо бы иметь под рукой судебную коллегию, чтобы вершить суд да дело, не выходя из вагонов. И поскольку Россия, несмотря на введение Чрезвычайного Положения, оставалась верна принципам демократии, вместе с судьями в путь отправлялись и присяжные заседатели в количестве 12 человек на состав. Наверное, именно из-за этого числа присяжных сразу же окрестили апостолами. Впрочем, насчет этого мнения тоже разошлись. Скорее всего присяжных стали называть из-за букв на шевронах «Адвокатско-Прокурорское отделение при Министерстве юстиции РФ» – сокращенно «АПО».

В апостолы Семенов попал сразу же после ставропольского госпиталя. Рана плеча оказалась не очень серьезной, а вот контузило его хорошо. Может быть, из-за этого его и тянуло постоянно в сон? Но почему только в поездах?

Глава 2
НОВОСТИ ИЗ НУЖНИКА

Семенов вскочил от истошного визга тормозов и со всего размаху врезался башкой в верхнюю полку. Вдоволь налюбовавшись искрами, брызнувшими из глаз, и еще толком не проснувшись, похлопал по карманам комбинезона, удостоверяясь, что все на месте: «макар» в кобуре на поясе, «бульдог» под мышкой, диктофон в кармане, кодекс, удостоверение, «лопатник» с жетоном и «ксивой» – в другом, баллончики с газом и «электрошок» – в специальных кармашках на бедрах. О’кей! Тут же глянул на светящийся циферблат часов и обматерил себя: «Проспал, урод, опять, заснул!» Слава Богу, вовремя Поездок тормознул. Светящиеся стрелки «командирских» показывали, что до «токовища» осталось чуть больше пяти минут…

Еще вчера Семенов, проходя по «блатному» вагону Поездка, заметил на стене тамбура условный сигнал: выцарапанный фаллос и звездочку. Это означало: «Есть информация, встреча срочная». По месту расположения звездочки Смирнов понял: Нырок выйдет на связь в условленном месте от десяти сорока до одиннадцати.

Нырок был мужиком удивительным. В отличие от сексотов, с которыми приходилось работать Семенову и большинство из которых он порой готов был удавить собственными руками, Нырок вызывал у него искреннюю симпатию. Нырок никого не сдавал за деньги, хотя в деньгах постоянно нуждался, он не «велся» за наркотики, хотя кололся и постоянно повышал дозы. Ему не раз предлагали «натурализоваться» и даже стать помощником апостолов, но он лишь щурился и напевал припев из модной нынче песенки:

 
Душа бомжа к неволе непривычна
И потому – особо симпатична…
 

Нырок «работал» с Семеновым уже на третьем Поездке. За это время дважды он предупреждал о бунте, трижды помогал раскрыть убийства, а уж сколько подготовок побегов сдал… Вот и сегодня, судя по величине звездочки, он собирается сообщить, что в Поездке замышляется что-то очень серьезное.

В туалете, прямо за стеной специально замаскированной каморки, где выжидал Семенов, хлопнула дверь. Пришедший, видимо, очень торопился: послышался скрежет молнии, шорох торопливо сдергиваемых штанов, и тут же мощные раскаты недр организма, сопровождаемые отчаянной вонью, поведали миру об очередном облегчении. Неизвестный мученик желудка оказался мужиком культурным: долго смывал за собой, потом поджег газету и старательно выкуривал запах скверно переваренной пищи.

Минут через пять дверь снова хлопнула, в раковине заплескалась вода, и Семенов услышал условный стук. Он выждал 20 секунд, дождался повторного сигнала, тут же откинул специальное окошко и сунул Нырку диктофон. Нырок нажал кнопку, теперь любой человек за дверью клозета услышит лишь специфичные звуки испражняющегося организма. Такая вот дерьмовая конспирация…

Времени на встречу отводилось мало, поэтому разговор был предельно кратким.

– Привет, Володя, что там за шум?

– Здрасьте, Сергей Михалыч. Зотовские это, репетируют…

– Что, побег готовят?

– Нет, хотят завтра ночью к «венеричкам» податься. Они уголь в тамбуре разобрали и проход прорыли. В следующий «стоп-кран» рванут на блядки.

– А что «венерички»?

– Ждут, естественно, гондонов накупили.

– А Мариванна со Шваброй?

– Швабра в курсе. Она на Кактуса запала, Мариванну снотворным угостит.

– Да, Кактус – мужик видный, – не удержался от смеха Семенов, – Швабру (старшую по вагону) с ее наличием отсутствия сисек понять можно. Он-то как на такую «прелесть» соблазнился?

– Он ради братвы старается – хороший парень, добрый.

– Ну, значит, ничего серьезного?

– Конечно, пусть ребята отдохнут, напряжение снимут. Им хорошо – вам спокойнее.

Это обращение «вам» Семенову совершенно не понравилось. Обычно Нырок отождествлял себя с апостолами и говорил «нам спокойнее». Значит, в Поездке действительно затевается что-то серьезное.

– Ладно, как там «черные»?

– Пока тихо сидят. Вчера попытались из «мужицкого» вагона двух бомжей «запрячь» – полы у себя мыть. Но Кривоухов мужиков собрал – отбили бомжей, двум «дагам» морды разбили. Потом их старший – Аскер – приходил разбираться. Смелый, черт, один пришел…

– На чем порешили?

– Лавров и Смагин согласились полы и клозеты у «черных» мыть. Но не бесплатно, за пару пачек курева и чая – за одну помывку. И если обижать не будут.

– Ты, сволочь, надоумил? – спросил Семенов не без восхищения. Нырок скромно улыбнулся.

Это был очень удачный ход – до сих пор получение информации с «черных» вагонов было практически на нуле. «Подсадку» обитатели «черного» вагона – горячие кавказские парни – вычислили в первый же день, парня едва успели спасти и с заточкой в боку отправили в госпиталь. Апостол «черных» Махмуд Сайдиев ничего поделать не мог, даже его земляк (из соседнего села родом) на задушевных беседах лишь отмалчивался. Но теперь там будет мыть полы Коля Смагин, а он давно работал на апостолов и, несмотря на глуповатый вид и типичную славянскую внешность, обладал феноменальной памятью и знал чуть ли не все языки народов Кавказа.

– Молодец, что еще?

– «Блатные» в карты Стрельца проиграли…

– Что? Стрельцова?!!…

– Да, и Абрамяна…

– Кто?!!

– Середенко с Федькиным двух молодых «развели» в карты. Дочиста обыграли и срок назначили: либо за двое суток долг отдадут, либо апостолов положат, либо «опустят» их.

– Куда Мартын смотрел? Его что, зря смотрящим поставили?

– С Мартыном проблемы. Его «зафоршмачить» могут в скором времени. Сам он мужик авторитетный, сильный, но вот дружки у него – говно, пьянь! Тем более Лосев пидором оказался, на полустанке «маляву» с воли подкинули. Вы знаете, Мартын Лося поддерживал, на соседних полках спали… Ну, Лося, конечно, по всем законам «опустили», сам Мартын и «опускал», Лось теперь сортиры чистит, но авторитет-то, сами понимаете, у Мартына того… Вот Середа с Федей и метят на его место…

– Ладно, спасибо, что предупредил. Кто из молодых проигрался?

– Зуев из «блатного» и Заболотских из фраеров.

Семенов сразу постарался вспомнить этих людей. Дело нелегкое: попробуй вспомни, когда их тут – две тысячи, в одинаковые фуфайки одетых. Хотя нет, постой, Заболотских – это лопоухий, прыщавый, с грыжей. У него – шестое купе, боковая полка, третий ярус. Из бывших студентов, на Поездок сдан по заявлению бывшей жены как ГСР, подозревается в мелких кражах и торговле наркотиками. Ну, с ним разберутся быстро. А вот Зуев… Да, с этим посложнее – из питерских бандюков, проходил по мокрому делу. В авторитеты метит. Тут без карцера не обойтись.

– И еще…

Семенов напрягся. Он давно изучил Нырка и хорошо знал, что самое важное Нырок оставит на конец разговора.

– Среди апостолов «крыса» завелась. Лютая «крыса»! Кто – не спрашивайте, не знаю, но «крыса» есть!

Семенов вздрогнул, он ожидал чего угодно, но только не этого! Апостолы потому и апостолы, что безгрешны. Нет, конечно, и они порой допускали небольшие служебные нарушения, как то: смотрели сквозь пальцы на незаконный пронос спиртного и наличных денег в Поездок, внеочередное отоваривание на редких станциях, несоблюдение комендантского часа – ведь у пассажиров Поездка тоже были дни рождения, а то и свадьбы, возникающие по причине опять же незаконных проникновений в женские вагоны (причем семьи порой получались на редкость крепкими). Но «крысой» апостол быть не мог. Апостолов тщательно отбирали, апостолы давали клятву, все апостолы окрещены кровью…

– Ты уверен? – тихо спросил Семенов.

Нырок лишь кивнул.

– Ладно, спасибо, что предупредил. Разберемся. Слушай, откуда столько наркоты в Поездке?

Нырок лишь пожал плечами, мол, думай сам.

В это время в коридоре загрохотали сапожищи, в дверь стукнули прикладом. Голос с явно хохляцким акцентом поторопил: «Хватит срать, полчаса до „комендантского“.

– Да пошел ты! – скучным голосом ответил Нырок и тут же быстро зашептал в окошко: – Сергей Михалыч, как бы мне отдохнуть?

– К Вальке небось пойдешь?

– К ней, конечно!

– Ладно, вот держи пропуск, Сучилиной подписанный. Вроде как премия за ремонт батареи в четвертом вагоне. Подотрешь фамилию – пройдешь. Еще вот гостинчик. – Семенов протянул завернутый в газету плоский пакет.

Нырок вопросительно глянул на подарок.

– Бери, бери, там все, что надо, – сказал Семенов. – Но смотри, в последний раз. Лучше я тебе деньгами подкину, раз Поездок от наркоты ломится…

Нырок промолчал, вернул диктофон, тщательно упрятал пакет под курткой. Дождавшись, когда Семенов захлопнет окошко, спустил воду в унитазе и бесшумно выскользнул за дверь. Через минуту в сортир кто-то ввалился. И, судя по топоту сапог, – не один.

– Ну че ты там возишься, давай быстрее, – прогудел кто-то басом.

– Вась, ну может, эта… не будем? – неуверенно возразил фальцет. – Я бы тебе, эта… во вторник все вернул бы.

– Слышь, – решительно заявил бас, – я те ща всю морду разобью. Не хрена было играть, раз отдавать нечем… Давай скорей, а то до «комендантки» не успеем.

За стенкой раздались характерные звуки гомосексуального акта. Судя по тому, что не только «бас» удовлетворенно покрякивал, но и «фальцет» постанывал не без страсти – насилия здесь не наблюдалось. Видать, не впервой пацан расплачивался задницей за карточный долг.

«Фу, какая гадость», – подумал Семенов.

НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ: Автор просит прощения за обилие жаргона и полунормативный текст в предыдущей главе. Но фактически Поездки – это передвижные следственные изоляторы, а потому и порядки здесь тюремные, со всеми вытекающими последствиями. И как вы, наверное, поняли, Нырок, Швабра, Кактус – прозвища, клички (кстати, все фамилии, прозвища и клички в повести изменены, любые совпадения случайны).

Глава 3
УСАТЫЙ ОРАКУЛ

В «цыганском» вагоне было, как обычно, шумно: звенела гитара, дюжина красоток в пестрых юбках собралась в одном из купе и пела жалобно что-то, то ли о любви, то ли о свободе и цыганском счастье. По проходу бегало два десятка чумазых ребятишек в дорогих, но очень грязных комбинезончиках.

Один из карапузов подошел к Семенову и привычно затянул:

– Дяденька, я три дня не кушал, дайте на хлебушек…

Семенов усмехнулся, протянул цыганенку конфетку в ярком фантике, потрепал его по шевелюре и поздоровался с вышедшим из купе бароном:

– Рад видеть вас, Сергей!

Барон крепко пожал апостолу руку, коренастый красавец в шикарной красной рубахе и с золотой серьгой в ухе.

– Давно что-то к нам не захаживали.

– Так, все дела…

– Да, все у вас, апостолов, дела. Беспокойный вы народ. Нет бы зайти к нам, посидеть, отдохнуть, песен попеть. Таких певиц, Сергей, в России еще вряд ли сыщешь.

Барон говорил правду, этим Поездком на восток отправлялся семейный фольклорный ансамбль, по существу – целый цыганский табор. Обвинительное заключение по делу фольклорного ансамбля «Степные звезды» было весьма расплывчатым, цыганам вменялось, что во время элитных концертов они «занимались сбором и обработкой информации для дальнейшей перепродажи ее коммерческим и прочим структурам». Семенов не совсем понял, что значит «прочим структурам», но на предписании стояла собственноручная виза коменданта Москвы, так что оставалось только догадываться, что творили эти ромалы во время презентаций и особенно после них, когда фирмачи расслаблялись и начинали болтать языками. Но скорее всего дело было даже не в этом, а в одной-единственной цыганке – Розе Алмазовой. Кстати, именно ее и приказал выдворить из столицы столичный комендант, а остальная семья поехала за Урал добровольно.

Семенов отодвинул дверь купе и встал на пороге.

– Опять нарушаем, Роза Петровна?

Пожилая усатая цыганка сидела с ногами на нижней полке и вязала. Она увидела апостола, приветливо ему улыбнулась, но занятия своего не бросила. В принципе она ничего не нарушала, но в предписании было особо подчеркнуто, что «Роза Петровна Алмазова ни во время следования на место нового жительства, ни на самом месте не должна иметь никаких привилегий». И ее поселили в обычное купе с пятью соседями. Где ночевали ее соседи, оставалось непонятным; вопреки предписанию Роза ехала в купе одна, иногда приглашая в гости барона и кого-нибудь из приближенных.

– Где же ваши соседки? – стараясь оставаться серьезным, спросил Семенов.

Роза, чье лицо еще сохраняло следы былой красоты, улыбнулась, пошевелила гренадерскими усами и пожала плечами:

– А бог их знает… Может, попеть пошли…

Семенов без приглашения уселся на соседнюю полку, застеленную шелковым одеялом, огляделся. Да, любила Роза Петровна комфорт: бархатные портьеры на вагонном окне, шитые золотом подушки, на столе очень дорогой кофейный сервиз, стереосистема самой последней модели. На стенах фотографии в рамочках, на них Роза в компании с довольно известными людьми, Семенов узнал известного российского теннисного тренера, жену последнего генсека, нынешнего министра по финансам, олигарха-газовика. А с одним партийным вожаком Роза сидела в обнимку в весьма фривольной позе, еще молодая, без усов.

– Замуж мне предлагал идти, – спокойно объяснила Роза, перехватив взгляд Семенова, – горы золотые обещал. Я ему говорю: «Сделаешь в России республику цыганскую, тогда пойду». Он пообещал, говорит, мол, вот стану президентом… А я ему и отвечаю: вот когда станешь… Хороший был человек, веселый, только печать на нем лежала, знала я, что не жилец он, потому и любила искренне. Но любовь наша тайная была, не хотела я, чтобы у него из-за цыганки проблемы были. Эта фотография – она всего одна на свете. Это нас его телохранитель сфотографировал, подкупленный. Его потом очень наказали, а пленку хотели засветить, только я не дала, пусть хоть какая-то память о нем останется.

Семенов представил, как «наказали» провинившегося телохранителя, и поежился.

– А здесь я уже старая, усатая, с женой президента, – продолжала Роза. – Она ко мне часто приезжала, советовалась, спрашивала. Хорошая женщина была, добрая. Очень она за народ переживала. Я ей говорю, мол, ты о себе подумай, спроси меня чего-нибудь, а она все о политике…

– Послушайте, Роза Петровна, а вот эти…

– Ты хочешь спросить про усы? Спрашивай, не стесняйся. Я же уже бабка давно, старуха. С усами или без, какая разница, мужчины давно на меня не заглядываются. По молодости – это да, брила тайком, обесцвечивала, даже на эпиляцию ходила с уколами. Но только сбрею усы, чувствую, сила моя уже не та. Моя мать так и говорила, ты, мол, выбери, что для тебя важнее, мужики или дар твой. Она по молодости тоже такая шалунья была, с дочкой Брежнева на короткой ноге, к Андропову на беседы ездила. Так-то!

Семенов и раньше слышал кое-что о Розе Алмазовой. Известная была гадалка среди жен видных политиков и в столичном бомонде. В очередь к ней на прием за месяц записывались, только за одну беседу по штуке баксов отваливали, а уж за гадание или снятие сглаза, порчи – по особому тарифу.

Цыганка редко ошибалась в определении прошлого – настоящего – будущего. Еще бы, на нее работала целая сеть осведомителей, психологов, аналитиков. Схема была стандартная: приезжает к ней на прием жена крупного политика или олигарха, с проблемами, естественно. А какие у них проблемы? Либо муж охладел и на службе все чаще задерживается, с секретаршами молодыми до поздней ночи работает, либо покой потерял оттого, что конкуренты его одолевают. В ожидании приема сидят они в шикарном зале с напитками и фонтаном, с холуями предупредительными, а рядом такие же женщины обеспокоенные. Ну как тут не поделиться женским горем? Разумеется, все откровения пишутся на пленку, тут же в ход идут секретные и очень полные досье, тут же подключаются психологи, аналитики, и к приему Роза была готова обычно во всеоружии.

Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что и сама Роза обладала неким даром…

Но дар – даром, однако и он не уберег Розу от гнева сильных мира сего, а может, просто где-то ошиблась она и влезла в игру, куда простым смертным вход заказан…

– Вижу, что не просто так ты пришел ко мне, апостол. Что-то гложет тебя, верно? Хочешь, погадаю?

– Куда уж мне, – улыбнулся Семенов. – У тебя, я слышал, один прием на штуку баксов тянет.

– Бывало и больше! – не осталась в долгу старуха. – Но хорошим людям иногда хочется помочь бесплатно.

– Иногда?

– Да, иногда. Знаете, Сергей, жизнь – странная штука и многому учит. К примеру, тому, что некоторым хорошим людям лучше не знать своего будущего. Вот была у меня одна знакомая певица, да ты ее наверняка слышал. У нее гениальность на лице была написана, голос ангельский, все данные оперной певицы, звезды оперы, понимаете? Я видела ее в ослепительном платье на сцене «Ла Скала» и сотни букетов, летящих к ее ногам. Но перед этим я видела годы учебы в консерватории, изнурительные занятия и репетиции, общагу с обшарпанными стенами, учителей-изуверов, сутолоку метро и неоплаченные счета за телефон.

Но девочка решила по-другому: ей очень понравился финал моих видений, но совершенно не заинтересовал путь, к этому ведущий. Она решила изменить свою судьбу, и она сделала это. Ее клипы крутили по всем телеканалам, ей вручали премии, какие-то граммофоны, гастроли, концерты на стадионах. Она мне как-то позвонила пьяная совсем и сказала, что, мол, старая грымза, ошиблась ты. Где же твоя судьба? Никакого метро и обшарпанной общаги, никаких занятий, езжу в собственном «мерсе»…

Но судьбу не обманешь, судьба жестоко мстит человеку, решившему пойти против нее. Через год она умерла, ширнулась со своим волосатым барабанщиком и выбросилась из окна шикарной квартиры на Калининском. У меня на автоответчике ее последний звонок, она плакала, что никогда не будет петь на сцене «Ла Скала»…

Роза сбилась с петли, ойкнула и принялась исправлять вязанье.

Семенов собрался было встать, чтобы уйти, но что-то его остановило.

– Но вы, Сергей, человек хороший, – продолжила Роза, словно не заметив семеновского движения. – Вы действительно живете не для себя, это же сразу видно. Чем-то этим вы похожи на цыгана. Да-да, не удивляйтесь, настоящий цыган живет не для себя, а для семьи, и только в семье он счастлив по-настоящему. Смеетесь? А зря… Сейчас я вижу, что вас что-то мучит. Давайте я попробую вам помочь. Вон, возьмите колоду карт. Нет, новую, из коробки. Перемешайте тщательно, ну, не ленитесь, Сергей, еще помешайте. Теперь сдвиньте и разложите на две части.

Цыганка отложила вязанье, взялась за карты, разложила, задумалась.

– Да, дела… Впервые такой расклад вижу, как туз-то пиковый лег. В общем, так, о прошлом я тебе говорить не буду, сам его знаешь. О жене бывшей думать забудь. Знаю, что любишь ты ее до сих пор, но не помощница она тебе в той обузе, что взвалил ты на себя сам. Будет тебе письмо от нее, которого ты так ждешь, но не порадует оно тебя. Другая тебя любовь ждет, Сереженька, сладкая и горькая одновременно и очень короткая. Испытания тебя ждут великие, ой, жуткие испытания и люди недобрые. Вон, смотри, как разлеглось-то. Справа-то все красное, а слева чернота непроглядная. Значит, определен твой путь в борьбе между злом и добром, и не ошибиться бы тебе, не принять бы зло за добро и наоборот. Но вот туз этот меня беспокоит, не так как-то он лег. Давай-ка, Сереженька, я тебе по руке погадаю.

Цыганка взяла Семенова за руку, надела очки, нахмурилась.

– Вот что, Сереженька, когда придет минута отчаяния, не торопись и побереги последний патрон для врага…

– А как же сны мои? – спросил Семенов. – И болезнь моя поездная?

– Никакой болезни я у тебя не вижу, – спокойно ответила Роза, вновь берясь за вязанье. – Что касаемо снов… Иногда в снах мы видим не только прошлое, но и будущее. Но честно говоря, я в них плохо разбираюсь, на-ка, почитай сам…

Семенов вышел из купе, держа под мышкой две книги: сонник в дешевом издании со скорпионом на обложке и «Теорию сна» Зигмунда Фрейда.