Текст книги "Густав Маннергейм за 90 минут"

Автор книги: Юрий Медведько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Мирные годы

Общественная деятельность

Оказавшись в стороне от высоких государственных и военных постов, Маннергейм не отошел от общественной деятельности. В начале 1920 года он организовал Союз защиты детей. Основной причиной, побудившей его этим заниматься, Маннергейм считал разделение финского народа на красных и белых. И эту глубокую брешь, образованную революционной смутой, следовало заполнить. А начинать нужно было с самого начала – с детей, обеспечивая их психическое и физическое здоровье. Считая коммунизм и социализм своего рода болезнью, Маннергейм пришел к выводу, что финских детишек нужно всячески ограждать от влияния этой заразы. Вместе с сестрой Софи Маннергейм занимался разработкой программ по созданию сети курсов матерей, консультаций, яслей, детских садов, сельских клубов, сельских обедов.

Маннергейм, профессиональный военный, всегда мыслил в перспективе. И в малом он умел видеть великое. В 1922 году он стал председателем финского Красного Креста. Со свойственной ему обстоятельностью он сначала изучил суть дела. Съездил в штаб-квартиру международного Красного Креста в Женеве, по дороге домой ознакомился с деятельностью этой организации в Швеции и уже потом принялся за работу. Маннергейм создал два комитета: один планировал деятельность Красного Креста в военное время, другой – в мирное. Маннергейм участвовал в руководстве обоих. Благодаря его настойчивости и целеустремленности была создана система полевых госпиталей.

Общественная деятельность не поглощала всего времени, и Маннергейм со свойственной ему широтой отдался прелестям частной жизни.

Путешествия

В 1923 году он отправился в путешествие по Алжиру и Марокко. Средством передвижения был выбран автомобиль «мерседес-бенц», который Маннергейм приобрел в Швейцарии. В поездку генерал взял только своего шофера, швейцарца Мишеля Гейара. Маннергейм тщательно рассчитывал каждый отрезок пути. Перед выездом шофер должен был составлять точное расписание с указанием расстояния, расчетного времени в пути и всех возможных объездов. Вечером, накануне отправления, Гейар являлся к Маннергейму сверить часы, чтобы утром подать автомобиль секунда в секунду. В пути Маннергейм забавлял своего шофера рассказами о делах той страны, по которой они проезжали, и комментировал красоты мелькавших мимо ландшафтов.

За границей Маннергейм мог позволить себе расслабиться и вести себя так, как ни за что не позволил бы себе в Финляндии. Однажды вечером путешественники ехали из Италии в Швейцарию. У перевала Симплон машину остановили швейцарские таможенники, заявив, что проезд будет открыт только завтра утром. Гейар поинтересовался, в чем дело. Таможенники объяснили, что такое правило введено в целях безопасности пассажиров. Тут из машины вышел Маннергейм и потребовал, чтобы ему предоставили телефон, так как он собирается позвонить в Берн и получить специальное разрешение. Уверенный тон представительного господина и упоминание высокопоставленных имен смутили таможенников, и они указали ему на таможенный павильон, где можно было воспользоваться связью. Маннергейм вернулся через несколько минут и сообщил, что разрешение получено. Таможенники подняли шлагбаум, и Гейар повел автомобиль дальше. Уже на перевале Маннергейм рассказал, что никуда он не звонил, никакого разрешения не получал. Зашел в павильон, попросил прикурить и вышел. Он просто пошутил. Но таможенники не поняли юмора и, когда обман раскрылся, связались с постом на другом конце перевала. Там шутника остановили, отчитали и оштрафовали на 50 франков. Это только еще больше позабавило генерала.

В Алжире Маннергейм решил вести автомобиль самостоятельно. Неизвестно, что побудило его отважиться на этот шаг. Возможно, ему нужно было совершить поездку, о которой никто не должен был знать. Но закончилась она плачевно. Не справившись с управление, Маннергейм съехал на обочину, машину занесло, и она полетела в ущелье 5-метровой глубины. Маннергейма выбросило из автомобиля, и он первым достиг дна ущелья. Сверху его накрыла искореженная машина. Но не так-то просто было убить человека, прошедшего через горнило трех воин. Маннергейм отделался переломами бедра, ключицы и пары ребер. Четыре часа он пролежал на дне ущелья под дождем, не имея возможности пошевелиться. Только с наступление темноты его отыскали при свете фонарей, перевязали и отправили в больницу. Вдобавок ко всем переломам Маннергейм подхватил воспаление легких.

Из больницы Маннергейм вышел с одной ногой, которая была короче другой на 2 сантиметра. До конца жизни он был вынужден ходить с вкладышем в одном ботинке и укорачивать с одной стороны стремя. Эта травма окончательно определила знаменитую походку Маннергейма – слегка раскачивающуюся, с едва заметным приседанием, словно он намеренно замедлял шаг.

Это небольшое увечье, возможно, и замедлило походку генерала, но никак не отразилось на его стремлении увидеть мир.

В 1926 году Маннергейм совершил свое первое путешествие в Индию. Морем он добрался из Лондона до Калькутты, а оттуда по суше – в Бирму, где провел около месяца. Посетил Рангун и столицу Сиккима, расположенную у дороги в Тибет, потом через Басру и Багдад на самолете и автомобиле вернулся в Каир, а из Каира – в Венецию.

В поезде его сопровождал новый камердинер – 17-летний австриец Ханс Кепф. Маннергейм приметил его в одном из ресторанов, когда тот, будучи официантом, обслуживал генерала. Отобедав, Маннергейм предложил ему работу у себя.

Одним из наиболее ярких индийских впечатлений Маннергейма стала охота на тигра. Первую попытку содрать шкуру с этого великолепного зверя он предпринял в джунглях у подножья горной местности на границе с Непалом вместе с полковником Фаунторпе. Чтобы охота проходила веселей, друзья запаслись провизией, взяли двух слуг из гостиницы и граммофон с двумя пластинками. Одетые в вечерние костюмы, охотники садились за сервированный стол, установленный посередине джунглей, и начинали трапезу. Вечерами заводили граммофон. 15 вечеров слушали они имеющиеся у них две пластинки, но ни один тигр так и не заглянул к ним на огонек. Зато полковник рассказал Маннергейму почти все об этих удивительных животных.

В Дели Маннергейм был представлен вице-королю Индии, главнокомандующему и ряду высокопоставленных английских чиновников, входивших в администрацию страны. Один из этих чиновников выдал Маннергейму разрешение на охоту в районе Сеона, в 700 километрах южнее Дели.

И вскоре тщательно организованная засада на тигра увенчалась успехом. Маннергейм восседал на слоне, когда тигра выгнали прямо на него. Первый выстрел был мимо цели, но зато второй пробил зверю легкое. Пробежав метров 40, зверь рухнул замертво.

Следующего тигра Маннергейм убил во время посещения охотничьих угодий махараджи Непала. Местный князь имел в своем распоряжении 200 слонов и тысячу загонщиков. Палаточный городок был окружен частоколом, а в центре на сваях возвышались покои махараджи. Рядом был растянут шатер, в котором князь принимал гостей. Махараджа рассказал Маннергейму, что в этом году он подстрелил больше 200 тигров, но вот одного тигра-людоеда, на счету у которого были уже две жертвы, никак не удается выследить. Зверь хитер и крайне осторожен. Князь предложил генералу попробовать расправиться с хищником. Маннергейм взял с собой небольшую группу и отправился на охоту. Следующие два дня генерал пытался напасть на след людоеда, пока махараджа не прислал за ним автомобиль, чтобы отвести на место, где людям князя все же удалось окружить зверя. Махараджа сам стоял на страже, чтобы тигр не ускользнул из ловушки.

Зверя зажали в кольцо диаметром в 300 метров, образованное 80 слонами. И 5 слонов ходили внутри кольца, пытаясь выгнать зверя из высокой травы. Тигр первым бросился на слонов и повредил одному хобот. Испуганные гиганты бросились наутек. Маннергейм улучил момент и выстрелил. Под взглядом почти 400 пар глаз, из которых 160 принадлежали слонам, он промахнулся. В дело снова пустили слонов. Когда они спугнули людоеда, Маннергейм произвел еще один выстрел и, по-видимому, попал, потому что зверь, потеряв осторожность, стал метаться в траве. Маннергейм выстрелил еще, тигр сделал пару прыжков и затих. Охотники стали осторожно подбираться к месту, где притаился хищник. Вскоре они увидели лежащее тело. Махараджа попросил Маннергейма сделать контрольный выстрел. Что тот и сделал по всем правилам – в голову. Тигр последний раз дернулся и замер.

Убитый людоед оказался длиной 3 метра 23 сантиметра. Князь уверял Маннергейма, что это самый большой тигр, убитый в этом году в Непале.

Генерал снова потешил свое тщеславие. Вообще, Азия подходила ему больше, чем европейский мир. Там самое важное для человека – не терять достоинства, твердо придерживаться древних обычаев и покорно следовать судьбе.

Частная жизнь великого человека

Вернувшись на родину, Маннергейм продолжил жизнь свободного охотника. Каждую осень он выезжал в Тироль пострелять оленей. Он снимал охотничий домик, до которого можно было добраться только пешком, что обеспечивало генералу мир и покой. С собой он брал только своего камердинера Ханса Кепфа.

Зато в городе Маннергейм частенько устраивал пышные застолья. Все знали, что любимым блюдом генерала был запеченный молочный поросенок, нашпигованный обжаренной гречневой кашей. Из вин Маннергейм предпочитал «Ле Кардинал».

Что касается крепких напитков, то вокруг этой темы даже в прессе велись жаркие споры. У генерала был свой фирменный напиток, состав которого держался в тайне. Но однажды тайное стало явным. Одна особа женского пола, присутствовавшая при изготовлении напитка, сообщила новость своей лучшей подружке, и рецепт крепкого напитка от Маннергейма стал достоянием общественности: к 1 литру разведенного спирта генерал добавлял 200 граммов джина и 100 граммов вермута.

После обеда в доме Маннергейма пили кофе, к нему подавался коньяк, арманьяк или венгерский абрикосовый ликер «Барак Палинка». Обычно эти напитки генерал получал в подарок.

Но большинство гастрономических историй связано, пожалуй, с умением Маннергейма пить из рюмки, наполненной до краев. Редко кому это удавалось, обычно напиток расплескивался на рукав, на стол или тарелку.

Эта привычка наполнять рюмку под завязку вызывала удивление и рождала много домыслов. Однажды генерал Айро спросил Маннергейма напрямую, откуда она взялась. И Маннергейм рассказал, что в русской армии во время маневров полагались стопка водки на завтрак и две к обеду. Выпивка оплачивалась государством, и поэтому каждый старался налить себе побольше.

Угроза диктатуры

Пока Маннергейм наслаждался прелестями частной жизни, официальная Финляндия по-прежнему предпочитала обходиться без генерала. Но о нем помнили другие люди – те, кто считали действия правительства слабыми и недальновидными.

В Прибалтике и Италии в это время устанавливалась диктатура. В Германии набирала силу национал-социалистическая партия. Полуфашистские группировки появились и в Финляндии – так называемое лапуасское движение. Члены этого движения тоже видели решение всех финских проблем в установлении диктатуры, а в диктаторы прочили Маннергейма. Другой реальной кандидатурой был молодой и более агрессивный Вальден.

Маннергейм относился к этому движению положительно, но связь с ним поддерживал не напрямую, а через близких людей. Он использовал эту организацию как устрашающую дубину и в конце концов вынудил игнорировавших его политиков обратить на него внимание. А когда в 1932 году «лапуасцы» едва не попытались захватить власть силой, Маннергейм резко выступил против таких попыток, благодаря чему стал «спасителем демократии» и даже привлек к себе симпатии некоторых финских «левых».

Председатель Совета обороны

В 1931 году на пост президента Финляндии был избран сенатор Свинхувуд. Заступив на пост 1 марта, новый президент уже на следующий день пригласил к себе генерала и посетовал, что управлять государством он может, а вот военными действиями – не умеет. Поэтому надеется на помощь Маннергейма и просит его, в случае развязывания войны, стать верховным главнокомандующим, но уже сейчас он может занять пост командующего вооруженными силами.

Маннергейм взял отсрочку на день. В назначенный срок он предложил Свинхувуду свой вариант. Генерал был готов в случае войны стать верховным, но в мирное время занимать должность главнокомандующего не хотел и не имел права, а для того чтобы подготовиться к ответственному заданию, он мог бы на то время, пока Свинхувуд будет президентом, занять пост председателя Совета обороны.

В то время Совет обороны был лишь совещательным органом, созданным президентом Стольбергом еще в 1924 году для каких-то известных только ему целей. У Совета не было права выступать с какими бы то ни было инициативами или свободно собираться на заседания, также этот орган не нес никакой ответственности. Членами его были министр обороны, выступавший в качестве председателя, командующий армией, начальник генштаба, командующий шюцкором, а также два избираемых члена, полномочия которых определял президент сроком на два года.

Конечно же, Маннергейм ни за что не согласился бы занять пост председателя такого аморфного органа, и он предложил обновить его.

Новый Совет обороны был создан 11 марта 1931 года. Теперь его председателя назначал только президент и только из состава Совета обороны, в который могли входить лишь военные. Маннергейм никогда не терпел демократии в армии. Собираться Совет должен был по требованию председателя, а не президента. И самое главное – новый Совет был уполномочен готовить предложения по повышению боеготовности страны.

Таким образом, Маннергейм создал для себя военную организацию, которая практически ни от кого не зависела. Шаг за шагом он закреплял за собой все новые полномочия и завоевывал власть.

В 1933 году Свинхувуд вынес решение, согласно которому Маннергейм получал право отдавать главнокомандующему директивы относительно оперативных подготовительных мероприятий на случай войны, а также директивы по планированию и организации работ, необходимых для оборонной готовности страны.

В скором времени Маннергейм потребовал от правительства предоставить самим военным решать вопросы технического снабжения армии. Новый председатель Совета обороны детально изучал технические проблемы армии, интересовался последними новинками в области вооружения. Он лично принимал участие в покупке самолетов для военно-воздушных сил.

Для того чтобы перевооружать, укреплять и обучать армию, нужны были средства. Как только Маннергейм вступил в должность председателя обновленного Совета обороны, он сразу же начал бороться с правительством, которое в связи с экономическим кризисом существенно урезало бюджет военных за повышение ассигнований на военные нужды.

Линия Маннергейма

С приходом Маннергейма в Совет обороны возобновилось строительство линии оборонительных укреплений между Ладожским озером и Финским заливом, более известной как «линия Маннергейма». В своих мемуарах Маннергейм пишет: «Осмотренные мной несколько десятков пулеметных гнезд и артиллерийских позиций, которые были выстроены в начале 20-х годов в качестве основы оборонительной линии, по своей конструкции были непригодными, да и расположены они были неудачно. Поскольку они не поддерживались в порядке, большая часть оборудования пришла в негодность, так же как и значительная часть заграждений из колючей проволоки. Оборонительные устройства, естественно, не представляли собой какой-либо единой системы».

Это было в 1931 году. К началу Зимней войны эти разрозненные оборонительные устройства представляли собой мощнейшее фортификационное сооружение.

Непосредственно всеми работами руководили генералы Энкелль и Сарлин.

Но главным «инженером» была сама природа. Огромные лесные массивы, десятки озер и речушек с болотистыми либо каменистыми берегами – все это являлось препятствием для любого вражеского вторжения. Строителям оставалось лишь определить «дыры» в созданных природой укреплениях и заткнуть их соответствующими «заплатками».

В роли таких «заплаток» выступили доты первого (1929–1937) и второго (1938–1939) поколений. Доты первого поколения являли собой одноэтажные пулеметные точки. Если же говорить о дотах второго поколения, то каждый из них равнялся маленькой крепости и обходился казне в миллион финских марок.

Один из советских участников русско-финской войны следующим образом описывал одну из этих махин: «Огромное серое сооружение около 40 метров в длину, почти невидимое, настолько оно походило на один из многих валунов, уходило вниз на два этажа. Стены его достигали в толщину 2 метров отлично армированного бетона. Шесть амбразур, две из которых были орудийными, позволяли вести круговой обстрел. Амбразуры прикрывались броневыми заслонками толщиной 40 мм. Помимо этого над дотом возвышались две вращающиеся броневые башни, толщина брони которых достигала 75 миллиметров… Даже 1,5 тонны тола, взорванные саперами на его крыше, не уничтожили финского чудовища, а только оторвали от него левую часть…»

Промежутки между дотами перекрывались окопами и блиндажами, перед которыми находились минные поля и противотанковые заграждения. И это только главная оборонительная позиция! А ведь перед ней лежало еще несколько километров «предполья» с лесными завалами, минными полями и проволочными заграждениями, за которыми укрывались егерские отряды. Кроме того, за главной позицией располагались еще две, послабее, и оборонительная линия, прикрывавшая главный город Карельского перешейка – Выборг.

Перед большой войной

В 1936 году Маннергейм, получивший к тому времени чин фельдмаршала, сославшись на пошатнувшееся здоровье, попросил президента освободить его с поста председателя Совета обороны. И хотя Свинхувуд возражал, Маннергейм не изменил своего решения и уехал во второе путешествие по Индии. В то время как он любовался звездами тропиков, в далекой Европе умерла его бывшая жена.

Маннергейм вернулся на родину в канун своего 70-летия. К этому времени полномочия Свинхувуда закончились, и президентом был избран Кюэсти Каллио, о котором Маннергейм всегда отзывался с большим уважением. Каллио предложил фельдмаршалу занять оставленный им пост председателя Совета обороны. Маннергейм согласился.

Юбилей отпраздновали с большой помпой. После торжеств фельдмаршал отправил около 2 тысяч благодарственных писем, для чего ему пришлось нанять трех машинисток и одного секретаря, которые трудились не покладая рук целый месяц. Затем фельдмаршал вернулся к своей работе в Совете обороны.

У Маннергейма не оставалось сомнений, что война вот-вот начнется, и Финляндии не удастся остаться в стороне. Военно-экономический отдел Совета обороны составил программу по укреплению обороноспособности страны. На реализацию этой программы Маннергейм запросил у правительства около 3 миллионов марок. Средства были выделены почти без задержки. К этому времени и в правительстве стали понимать, что, хотя официальная внешняя политика Финляндии и строилась на позиции нейтралитета в случае международного конфликта, это не давало практически никаких гарантий. Последующие события 1938–1939 годов, когда Советский Союз начал энергично и настойчиво вести переговоры с правительством Финляндии о передачи России стратегически важных территорий, только подтвердили прогнозы фельдмаршала.

В ноябре 1939 года Маннергейм начал упаковывать вещи и освобождать свой дом. На стенах остались лишь пустые рамы – картины были вынуты, свернуты в рулоны и вывезены в надежное место. У 72-летнего фельдмаршала стали сдавать нервы. 25 ноября он составил меморандум по поводу фундаментальных недостатков в области обороны Финляндии и сообщил, что уходит в отставку. Маннергейм намеревался уехать на Аляску по приглашению американского адвоката Смита, с которым он познакомился во время своего путешествия в Индии. Однако фельдмаршал не устоял перед настойчивыми просьбами президента и правительства.

Маннергейм забрал прошение об отставке, а через 5 дней советские самолеты уже бомбили столицу Финляндии.

Самые трудные годы

Главнокомандующий

Зимняя война, которая длилась всего 105 дней, стала предметом особой гордости фельдмаршала Маннергейма. И хотя в результате этого поистине кровопролитного сражения Финляндия лишилась значительной части своей территории, армии Маннергейма все же удалось сохранить независимость страны и помешать планам Сталина привести к власти «Народное правительство демократической республики Финляндии» под председательством финского коммуниста Куусинена.

Разразившаяся война оказала, как ни странно, благотворное влияние на одинокого и склонного к депрессии Маннергейма. Первые разрывы авиационных бомб словно очистили его от того гнетущего чувства, с которым Маннергейм жил последние годы под постоянным прессом нависшей угрозы, разбудили в нем энергичного и решительного полководца. В Министерстве обороны, куда фельдмаршал прибыл в первый же день войны, все были поражены его оптимизму и бодрости.

«Господин министр, – отчеканил Маннергейм, – я явился, чтобы возложить на себя столь часто упоминавшиеся обязанности главнокомандующего».

Старый вояка вновь был в привычном амплуа. Он шутил и смеялся, чем приводил в недоумение не на шутку перепугавшихся первых лиц страны. Возможно, такое бодрое настроение, в котором Маннергейм находился первые дни войны, объяснялось тайным удовлетворением, тем, что все его пророчества о гибели мира – которым никто не хотел верить! – оправдались. Между тем правительство Финляндии бездействовало. Министр Таннер, например, наблюдая из окна своего дома, как на город сыплются советские бомбы, отказывался верить, что это настоящая война, и твердил о войне нервов, доведенной до кульминации. А министр иностранных дел Эркко и вовсе впал в панику: ему привиделось, что русские канонерки подходят к столице с моря. Потеряв голову, министр просто сбежал из страны.

Вдоволь насмеявшись над трусливыми чиновниками, Маннергейм 3 декабря выехал в Миккеле, где размещалась его Ставка. Но вскоре и главнокомандующему стало не до смеха.