Текст книги "Навязанный рай"
Автор книги: Юрий Леж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
…В биллиардной уже звучали гулкие касания шаров друг о друга и звонкие, чуть пьяненькие голоса девушек, затеявших на одном из двух «американских» столов «девятку» и теперь оспаривающих друг у друга каждое касание кием разноцветных пестрых шаров. В стороне от ярко освещенного зеленого сукна, в затененном уголке комнаты, на высоком столе были уже выставлены бутылки и стаканы.
«Как он смог успеть? – в который раз подумал Сандер про бледнолицего буфетчика. – Мы же, кажется, нигде и не задерживались…» Но потом в голову Федора пришла мысль, что буфетчику вовсе не обязательно было покидать свое основное рабочее место, достаточно просто заблаговременно выставить здесь, в биллиардной, спиртное и посуду. Принимая во внимание то, что во всем здании, похоже, пребывали только морячок с Сандером и их сегодняшние подружки, это было вполне похоже на правду.
Замороченный рассказом Митраша и собственными мыслями, Федор постарался отмахнуться от их продолжения. К черту! Отдыхать – так отдыхать! Тем более, Виолетта, как и мечталось несколькими минутами раньше, уже пригнулась над столом, выцеливая нужный шар…
Конечно же, никакой полноценной игры не получилось, да и не собирались ни девчонки, ни Сандер с морячком тратить время на пустое, по сути, катание шаров из угла в угол. Почти сразу же началось обнимание, обжимание, легкие, а потом и затяжные поцелуйчики, попеременный отход от столов к спиртному и возвращение обратно, под яркий свет… а потом вдруг оказалось, что Таня дефилирует уже без своей коротенькой юбочки, посверкивая едва прикрытыми лоскутком трусиков ягодичками, а Виолетта то и дело поправляет спадающее с плеч и открывающее её маленькую грудь платье… И когда Сандер присел в глубокое, мягкое кресло у стены, возле курительного столика, чтобы спокойно насладиться очередной сигареткой, на колени к нему, подтянув почти до самого начала худеньких, но крепких бедер длинный подол платья, бесцеремонно вскарабкалась блондинка, старательно ероша короткие волосы Федора и прикрывая собой, насколько это было возможно, совсем уж откровенные телодвижения морячка позади склонившейся к биллиардному столу Таньки.
Как моментально выяснил Сандер, под платьем Виолетты ничего, кроме её собственной кожи, не было, и этот факт воодушевлял на проявление чисто мужской активности и дальнейшие действия… Впрочем, в самый их разгар кто-то неожиданно предложил сменить обстановку не слишком-то удобной для таких утех биллиардной на уют и тепло сауны. Изъерзавшаяся на коленях Сандера блондинка с легким вздохом поднялась, вышагнула из окончательно свалившегося к её ногам платья и, быстро наклонившись, закинула тонкий шелк себе на плечо, пробормотав еле внятно: «Все равно опять раздеваться…» А Танька даже с помощью Митраша с трудом разыскала где-то под столом свою юбчонку и трусики, но тоже решила не делать лишних телодвижений и скрывать одеждой интимные места… Вот так они и перешли через вестибюль в незамеченную Сандером, притулившуюся в самом дальнем, плохо освещенном углу дверь: обнаженная блондиночка с сиреневым вечерним платьем на левом плече, полуголая снизу брюнетка и двое мужчин, успевших, правда, застегнуть кое-какие пуговицы, но пребывающие все равно в изрядно растрепанном состоянии.
Как Сандер не напрягался в короткие мгновения перемещения из биллиардной через вестибюль, но вспомнить сауну он не смог, хотя твердо был уверен, что еще вчера – или когда? – он успел побывать там вместе с загадочной кудрявой подругой, оставленной несколько часов назад в номере и бесследно из него исчезнувшей. Его мысли прервал пахнувший в лицо из-за открытой двери теплый, чуть влажный воздух…
Роскошь и функциональность, так, наверное, будь он чуть трезвее и в одиночестве, мог бы охарактеризовать свои новые, забытые впечатления Федор, оказавшись в сауне. Тут были и подогреваемые полы, и очень приличных размеров бассейн с прохладной, но не ледяной водой, и прозрачные душевые кабинки, и джакузи, и насыщенного янтарного цвета столы и лавки вокруг них, и – отличная парилка, обжигающая легкие сухим, горячим воздухом и моментально выгоняющая из головы хмель. Правда, угарно-пьяное состояние тут же восстанавливалось, ибо и в этом помещении успел, похоже, активно похозяйничать вездесущий бледнолицый буфетчик. На столах и бортиках бассейна возвышались бутылки, бутылки, бутылки… и сопутствующие им стаканы, бокалы, рюмки…
Блондинка забросила на изящные деревянные крючочки вешалки в раздевалке принесенное с собой платье, избавилась, наконец-то, от туфелек на каблуках и первой пошлепала босыми ногами по кафельному полу к парилке. Следом за ней быстренько разделась и брюнетка, вот только мужчины завозились, ведь им, по сравнению с девушками, было, что с себя снимать…
Проводив глазами задорно подпрыгивающие ягодицы уходящей из раздевалки Тани, морячок присел на лавочку, стаскивая с себя нижнюю часть форменного комбинезона, и спросил Сандера:
– Федя, а ты-то как сюда? За какие заслуги? Ведь ты же не флотский, сразу видно…
– Парашютисты мы, – чуть утрируя, ответил Сандер. – Прыгаешь вниз, а очнуться можешь уже на небесах… ладно, давай пока замнем, а?..
– Давай, – легко согласился Митраш, его, кажется, полностью устраивало сложившееся положение, ну, если только исключить отсутствие телевизора и свежих газет, впрочем, ни на экран смотреть, ни читать в последние часы было просто некогда, да и желаний настолько противоестественных не возникало. – А ты как, если я и с блондиночкой твоей побалуюсь?..
Молодой морячок вопрос задал осторожно, с легкой усмешкой, готовый в любой момент свое желание перевести в шутку, если со стороны собутыльника возникнут серьезные возражения.
Сандер легонько усмехнулся. Как же это знакомо… по молодости он так же считал своей любую девчонку, с кем пришлось даже просто пообниматься в полутемной комнате или на лавочке у подъезда…
– Если у девчонок возражений не будет, то – глянем, как карты лягут… – чуть снисходительно, как старший младшему, ответил Федор…
Карты легли удачно. На всё время, проведенное в сауне, Сандер потерял всякие мысли о странностях своего собутыльника, о необычности места пребывания, о загадочном буфетчике, успевающем, как Фигаро «здесь и там»…
Прогревшаяся в парилке до розоватого оттенка кожи Виола – Вилькой её Федор называть не захотел, боясь спутать со столовым прибором – быстрехонько пронырнула от бортика до бортика бассейна, распустила собранные в тугой узел волосы, накатила полстакана мартини и оседлала Сандера, скромно расположившегося чуток передохнуть после парной на лавочке у стены. На его невольное: «Погоди, докурю...» довольно засмеялась, замурчала, как сытая кошка, и посоветовала: «Кури по ходу дела, не помешает…» Она и сама не очень-то заморачивалась на «процессе», то приостанавливаясь, чтоб прихватить со стола бокал с вином и промочить горлышко, то хитренько поглядывая и как-то вовсе не пошло, но игриво комментируя поведение Таньки и Паши, расположившихся в уголке, в широком и низком, мягком кресле. Причем, расположился-то в основном морячок, а брюнетка присела перед ним, в ногах, и старательно, с увлечением исполняла обряд фелляции. И, судя по разнообразным движениям её головки, делала она это очень и очень оригинально…
– …любит она это самое… ой, как любит… – тихонечко приговаривала Виолетта, медленно, со вкусом, раскачиваясь на коленях Сандера. – Хлебом не корми, а дай вот так вот, как теперь…
Она захихикала, ускоряя темп движений…
…и понеслось…
Он так и не понял, каким чудесным образом появлялись новые, непочатые бутылки и куда девались пустые, как заменялась использованная посуда на чистую, откуда брались свежие, сухие полотенца и простыни…
– …спать хочется… – откровенно зевая, сказал Сандер.
Спустя несколько часов, ублаженный, уставший, размякший, но при этом, к собственному же удивлению, бодренький и в отличнейшем настроении, он расположился у стола на деревянной жесткой лавочке, выбрав именно место для того, чтобы мгновенно не уснуть в глубоком, мягком и удобном кресле, откуда выбрался совсем недавно вместе с Танькой. Но теперь рядом с ним, как и в начале вечера, сидела Виолетта, ласково, игриво и успокоено положившая на его плечо блондинистую головку.
– Я бы тоже подремала минуточек шестьсот на каждый глазик, – вяло прохихикала девушка.
– На чистых простынках, в обнимку с мягкой подушечкой… и не только… – подхватила её слова подруга с противоположной стороны стола.
– Может, тогда и пора?.. – чуть нерешительно предложил Митраш, обнимая Таню за плечи и, казалось бы, раздумывая над собственным предложением.
– Пора! – согласился Сандер. – Хорошего должно быть в меру…
В очередной раз ополоснувшись под душем, теперь уже чуть тепленькой – для бодрости – водичкой, они неторопливо, как бы совсем по-семейному, оделись. Казалось, что не было всего-то пару часов назад, не больше, бешеного натиска на тела друг друга, сумасшедшей, искренней и отчаянной страсти, веселого, озорного обмена партнерами, общего, вчетвером и сразу, соития на широкой постели в неожиданно, но очень удачно обнаруженной уютной комнате отдыха.
…Через вестибюль девушки прошли первыми, уверенно, будто делали это каждый вечер, направляясь к крутой мраморной лестнице наверх, в номера. Поотставшие Сандер и Митраш с чуть расслабленным, легким возбуждением разглядывали теперь уже хорошо знакомые стройненькие фигурки – в сиреневом вечернем платье с открытой спиной и в коротенькой юбчонке, едва прикрывающей верхнюю половину бедер. Оба молчали, то ли подыскивая нужные слова для прощания, то ли просто отдыхая от бесконечного интимного шепота и рассказанных за вечер анекдотов. Только уже наверху, остановившись у своей, первой по ходу, двери морячок кивнул Сандеру:
– Ну, до завтра, что ли?..
– Давай, до завтра! – согласился Федор, будто бы пронзенный острой, щемящей мыслью, что завтра не будет.
Будет такой же глубокий вечер, переходящий в ночь, новые девчонки, а может быть, и новый паренек такой же простой, не зловредный и приятный для компании. И блаженная расслабленность, удовлетворенность проведенным в сауне и перед ней временем куда-то исчезла, испарилась, как испаряется кусочек льда, если плеснуть на него кипятком…
А в номере был уже накрыт стол в маленькой гостиной. Привычные водка, вино, фрукты, тонко нарезанная копченая, вкуснейшая колбаса… В желудке едва не заурчало при виде таких скромных, но аппетитных яств. Но Сандер легко подавил в себе простейшее желание присесть к столу, выпить, закусить, а потом – направиться в компании с Виолеттой в спальню. Хотя именно так и поступила девушка, легко, с разбегу, плюхнувшаяся на диванчик и заявившая:
– Какая красота, милый! Давай поедим и расслабимся…
– Давай, – кивнул Сандер, понимая, что возражения его прозвучат нелепо, но…
С притворной обеспокоенностью он похлопал себя по карманам, будто разыскивая уложенную в левый боковой пачку сигарет, и изобразил легкое огорчение и недоумение на лице:
– Вот дьявол! – чертыхнулся Федор. – Оставил в сауне сигареты…
И тут же, заметив на столике непочатую пачку своих любимых, добавил:
– …и зажигалку тоже, а она – памятная, просто так терять не хочется… Я быстро…
– Ну, а куда она денется-то?.. – хихикнула блондинка. – Потом подберешь… ведь спички-то вот… а зажигалка твоя – куда ж она с подводной лодки… а тут вот – ждет…
Девушка, наверное, вспомнив едва ли не первый, рассказанный морячком анекдот, весело расхохоталась и кивнула на столик.
– Ты пока выпей, виноградику, вон, пожуй, – не стал отступать от своего намерения Сандер. – Я быстро…
Он вышел в коридорчик и в самом деле, едва ли не бегом, спустился в вестибюль, но вместо того, чтобы повернуть к сауне, в глухой темноватый уголок, направился в буфет. Остановился на пару секунд перед входом, успокаивая дыхание, будто решаясь на дальнейшие действия, и резко…
В буфетной по-прежнему царил полумрак, тихонечко стонал едва слышный блюз, поблескивала батарея разнокалиберных бутылок, а на высоких гостевых табуретках перед стойкой разместились сам бледнолицый буфетчик и – чертенок. Маленький, едва ли по грудь невысокому Сандеру, классический чертенок весь заросший буроватой, клочковатой шерстью, с копытцами на ногах, с лохматыми и из-под волос выглядевшими корявыми и неуклюжими ладонями. На голове чертенка, как положено, чернели небольшие, острые рожки, а откуда-то из задницы рос длинный, тонкий хвостик, кончиком которого чертенок с изящной небрежностью постукивал себя по плечу.
– Ну, вот, Бошик, – сказал приятным, хоть и чуток писклявым баритончиком чертенок, обращаясь к буфетчику. – Что я тебе говорил? Расторопные нынче души пошли… и догадливые… просто жуть…
И тут же, повернувшись свиным, но почему-то симпатичным рыльцем-пяточком к Сандеру, пригласил:
– Подходи, душа догадливая, присаживайся… поговорить, небось, хочешь…
Федор, с удивлением понявший, что ничего, кроме ледяного хладнокровия и жуткого любопытства, не испытывает, прошел от дверей к стойке. Буфетчик Бошик заунывно, тяжело вздохнув, не слез, а буквально стек с табурета на пол, освобождая место, и Сандер деловито уселся напротив чертенка, стараясь не разглядывать того слишком уж откровенно.
– Молодец. Не теряешься, – похвалил нечистый и тут же обратился к бывшему своему визави: – А выставь-ка нам, Бошик, коньячка хорошего, чтобы и душа порадовалось, и мне приятно было разговор вести…
Буфетчик, казалось, даже не двинулся с места, по-прежнему привидением маяча под батареей бутылок в дальнем углу, но буквально через секунду на стойке возле Сандера и чертенка появилась пузатенькая зеленоватая бутылка с замысловатой этикеткой, такие же пузатенькие, но прозрачные бокалы и два блюдечка с тонко нарезанными лимоном и сыром.
Нечистый, ловко обхватив бутылку лохматой ладошкой, привычным, чисто человеческим движением плеснул в бокалы поровну коньяка и предложил собеседнику:
– Ты чего-то спросить хотел, так ведь?.. ну, спрашивай… а тосты и прочую дребедень говорить не будем… кому и зачем это тут нужно?..
Все еще удивляясь собственному спокойствию и, казалось бы, равнодушию, Сандер повертел в руке бокал, хотел было глянуть через него на свет, как положено делать в романах или кинофильмах, но сдержался и просто спросил:
– Так и где я нахожусь?
– В раю, конечно, – хихикнул чертенок, интеллигентно, аккуратно отпивая глоточек из своего бокала. – А ты думал?..
– Если я в раю, – трезво и независимо рассудил Сандер, – то, что здесь делаешь ты? Кажись, не положено таким в раю-то бывать…
– Ну, вот, как видят рожки и хвост, так сразу и не положено, – нарочито поджал губки чертенок, изображая обиду. – А – в гости зашел, просто… так можно?..
– Можно, – кивнул Сандер. – Но все равно, как-то странно.
– Молодец, душа, – похвалил собеседника чертенок, от явного удовольствия аж прихлопнув кончиком хвоста по плечу. – Не теряешься… вот я бы, наверное, так не смог, а у тебя, похоже, закалка еще та…
– Почему я – душа? – уточнил осторожно Сандер. – Кажется, у меня еще и тело имеется. Или это только наваждение? галлюцинация?
– Почему-почему, – чуть ворчливо отозвался нечистый. – Ты вот сам вспомни, как сюда попал? А вернее – после чего…
«После чего? – задумался Сандер, уткнувшись взглядом в бокал. – После того, как…»
…после того, как их выбросили с вертолетов почти в полусотне километров от объекта… после марш-броска, захватившего полдня и почти всю ночь… после выхода на исходную… и изнурительного, долгого, нудного наблюдения за объектом…
Полдесятка щитовых домиков были окружены тройным рядом колючей проволоки, по первому ряду, похоже, был пущен ток, а через каждые сто метров, уже за колючкой, виднелись сторожевые, приземистые вышки, обшитые металлическим листом. И с новенькими ручными Бренами на каждой. А основной въезд на объект прикрывали два самых настоящих бетонных дота, оборудованных крупнокалиберными пулеметами и штурмовыми орудиями. Еще парочка бетонных серых колпаков виднелась между явно жилыми щитовыми домиками, но вряд ли это были укрепления, скорее уж – входы-выходы в подземные помещения лабораторий и мастерских.
Весь подлесок метров на двести от проволоки был тщательно вырублен, и, наверняка, эта «зона безопасности» была нашпигована минами, гранатными «растяжками», сигнальными ракетами и прочими неприятными штучками.
«Интересно, сколько же зверья они тут положили?..» – подумалось тогда Сандеру, но мысль эта, как родилась мимолетно, так тут же и затухла… началось…
Второй, третий и четвертый взвода связали боем охрану, вызвав огонь на себя и имитируя атаку с трех сторон. А пока занимали свои позиции, поднятые по тревоге «томми», на бегу нахлобучивая покрытые маскировочной сеткой каски, застегивая броню и клацая затворами, саперы раскатали противоминные «дорожки» с четвертой стороны и… ахнуло так, что на несколько секунд оглушило всех: и нападающих, и защитников. Показалось даже, что бой замер, подвешенный взрывом между небом и землей… но первому взводу и ударной группе, которую он прикрывал, было не до сентиментальных пауз. Именно они прорвались через разминированную полосу и уничтоженную колючку на территорию объекта.
Непрерывный огонь со всех стволов, гранаты из подствольников и с рук… и бег… злой, торопливый… и напряженное, закипающее ожидание, пока подрывники колдуют возле стальной двери на входе в подземный бункер… ожидание выстрелов в спину, разрывов гранат, боли, крови, смерти… И снова – стрельба, гранаты за угол перед тем, как повернуть туда самому, хруст битого стекла и каких-то тонких приборов под ногами, суматоха… напалм из канистры прямо на пол, по углам – заряды, и всё… приказ исполнен, а теперь… быстрее, быстрее, быстрее…
Его накрыло уже на отходе, когда даже проволока осталась позади. По взводу заработал непонятно, как и где уцелевший миномет… очередной короткий вой, удар… и время растянулось… кажется, его подхватили, тащили куда-то, но Сандер понимал, что это вполне могло быть ложное воспоминание, придуманное им самим позже, в беспамятстве. Просто именно так поступал он, когда кто-то из соратников исхитрялся словить пулю или осколок. А значит, и они должны были делать так же… или, может быть, контузия от близкого разрыва мины перемешала в мозгах порядок происходящего?..
Что же было потом?.. всё в каком-то странном тумане, всё обрывочно, недостоверно… не понять – было ли это на самом деле или привиделось в горячечном, контуженом бреду… вот только госпиталь, белые халаты, белые стены и потолок, белые простыни и наволочки помнятся отчетливо, будто видел он их только вчера…
Вот черт! Сандер невольно, помянув нечистого, покосился на своего собеседника. Морячок говорил, что тоже видел белые халаты… это что же получается?..
– Я что же – покойник теперь? – с легким недоумением спросил у чертенка Сандер.
– Ну! вот! – с ликованием воскликнул нечистый. – Сам сообразил, без подсказок и убеждения!.. говорю же, нынче сметливые души пошли, не то, что раньше-то…
– Если я покойник, а здесь – рай, то, как же я тут в теле своем?.. непонятненько как-то… – почему-то испытывая облегчение, с жадным любопытством уточнил Сандер. – Душа-то – она же бестелесная сущность, или, может, я неправ?..
– Прав-неправ – это здесь не те категории, – авторитетно заявил чертенок, вновь прихлебывая коньячок и чисто человеческим, мужским движением закидывая нога на ногу. – Попробую рассудить, ладно? Человек, пока, конечно, живет, всю информацию из внешнего мира получается за счет зрения, слуха, обоняния, ну и разных там тактильных ощущений, так ведь?
Не ожидавший от чертенка таких умных слов, а больше рассчитывающий на привычно-церковное «неисповедимы пути…» и так далее, Сандер растерянно кивнул.
– А та информация, что в человеке накапливается за всю жизнь – это и есть важнейшая и неотъемлемая часть души! – продолжил чертик с забавной серьезностью и даже поднял вверх мохнатый указательный палец на правой лапке. – Значит, что и на этом, ну, то есть, для вас – том свете, душа должна сохранить то, что имеет, и продолжать получать привычную ей информацию привычными способами. Иначе – что ж получится-то? Вот представь себя глухим, ну, или слепым… крайне неприятные ощущения, согласись, ведь очень значительную часть информации ты не сможешь получать из внешнего мира…
– А как же тогда… – попытался выяснить Сандер, но чертенок мгновенно сообразил и бесцеремонно перебил человеческую душу:
– А они такие или с рождения, или уже адаптировались за долгие годы… им уж и не нужна дополнительная информация, без нее привыкли обходиться… А теперь представь прямо противоположное: к зрению, слуху и так далее тебе добавится возможность видеть и слышать ультразвук, гравитацию, тепловые волны, ну и прочее, прочее, прочее, что в нормальной жизни определяется только приборами. Причем не просто видеть-слышать, а получать всю информацию непосредственно в душу… или, чтоб понятнее было – в мозг. Так ты ж, бедолага, свихнешься от такого изобилия новых ощущений и потока неотфильтрованной информации за три секунды… проверено это, и уже и не раз…
Чертенок отвлекся на глоток коньяка и продолжил через секунду объяснение:
– Вот и получается, что удобнее всего для души, чтобы, значит, продолжить нормальное существование и накопление информации, после смерти остаться в привычном теле с привычным же набором органов чувств, то есть, восприятием окружающего мира…
– Запутано как-то, – с сомнением покачал головой Сандер. – И недостоверно, что ли…
– А ты не на богословское собрание попал, – слегка обиделся чертенок, фыркнув пяточком. – Тут тебе не там… вот ты, технически человек был грамотный, расскажи мне, как телевизор устроен? За счет чего показывает и почему без электричества работать не может?..
– Ну, ты и сравнил… – удивился Сандер. – Человек, душа и – телевизор какой-то…
– А ты попробуй-попробуй, разъясни мне, бестолковому, – совсем по-человечески завелся нечистый.
– Ну, попробую, – сказал Федор, откровенно сомневаясь в своих способностях.
Однако через пару минут его сбивчивых, отрывочных и очень поверхностных объяснений, чертенок смешно наморщил рыльце и замахал лапками:
– Запутано у тебя всё, нелогично и недостоверно, – заявил он нагло. – Или ты объяснять не умеешь, или врешь всё, чтобы умным показаться…
– Так ведь я же не специалист по электронике и электромагнитным волнам, – искренне возмутился Сандер. – Хочешь правды и достоверности – почитай учебники физики, электротехники, ну и еще чего там…
– Вот! – снова важно поднял указательный пальчик чертенок. – И я тоже – не специалист по адаптации душ, а ты от меня достоверности и правдоподобия хочешь… Получай то, что есть, и не жалуйся!
– Так я, вроде бы, и не жаловался, – усмехнулся Сандер, теперь уже откровенно забавляясь обидой нечистого. – Я вот только про рай ничего не понял… какой-то он… ну, не очень райский, что ли…
– А каждому свое, – пояснил, успокаиваясь коньяком, чертенок. – Кто-то в белоснежном хитоне с арфой подмышкой на кисельном берегу молочной реки восседает, ну, а кому-то буфет с коньячком, девочки простые и доступные, да сауна – за рай вполне годятся…
– А за какие заслуги я в рай-то попал? – продолжил разбираться Сандер, где-то в глубине души надеясь все-таки поймать лохматого на явном противоречии, хотя в свое пребывание в ином уже мире, кажется, поверил с первых же об этом слов: сразу и безоговорочно.
– Эх, за какие, за какие… ты ведь православный? – задал риторический вопрос чертенок. – Был бы католиком, сидел бы сейчас в Чистилище, ждал своего часа… а у вас, православных, Чистилище не предусмотрено, сразу или Ад, или Рай… а то, что не к нам, а сюда, к Бошику… это, душа ты наивная, Закон. Раз солдатом был, то только за предательство и трусость к нам попасть может. Прочие же павшие в Рай направляются, ну, согласно, конечно, их прижизненных склонностей и жизненных ценностей…
Довольный тем, что выдал такую сложную, а вместе с тем и красивую тираду, чертенок откинулся спинкой на стойку буфета, победоносно сжимая в лапке бокал с коньячком.
«Странно как-то, – подумал Сандер. – Сижу в Раю, совершенно на Рай не похожем, рядом с чертенком, на черта похожем абсолютно. И ничему этому не удивляюсь. Наверное, просто давно был готов к такому… ожидаемому и необычному».
– Значит, и Паша-морячок тут по той же причине, – размышляя, заметил как бы сам для себя Сандер. – Вот только – странный он какой-то, всё про восемьдесят второй год талдычит, вроде, заваруха какая-то тогда была, а я что-то такого не припомню…
– Да брось, брось напрягаться-то, – добродушно посоветовал чертенок. – Тут ведь не только с твоего света народ, тут с разных миров собираются… сам понимаешь, душ-то миллиарды миллиардов с начала времен накопилось, так что – всякие накладки иной раз случаются…
– Это что ж – еще и параллельные миры существуют? – полюбопытствовал Сандер, чувствуя, что ему уже становится скучновато со всезнающим, готовым, кажется, к любым вопросам, нечистым. – Я думал, такое только в романах с пестрыми обложками бывает…
– Много чего в жизни бывает, – хихикнул чертенок, забавно потирая ладошки. – А про девчонок ты что ж не интересуешься? вдруг тебе какого суккуба или другую нечисть подсовывают?..
Сандер после короткого раздумья просто махнул рукой, сообразив, что чертенок просто разыгрывает его. Демоницам любого ранга в Раю делать нечего, да и теперь регулярно меняющиеся девчонки уже не казались чем-то диковинным, превращаясь в обычный реквизит райского бытия, такой же, как фешенебельный гостиничный номер, сауна, буфет и…
– А вот буфетчик наш, ты его, вроде бы, Бошкой звал?.. он-то кто? неужто ангел-хранитель чей-то?
Сандер, задавая вопрос, непроизвольно пригляделся к бледнолицему, за время разговора притихшему в глубине за стойкой и, казалось бы, побледневшего еще больше, ставшего почти прозрачным, как натуральное привидение.
– О, это фигура при жизни колоритнейшая была… – вновь оживился чертенок. – Всем помогать старался, никогда людям в их просьбах не отказывал, даже если просьбы грешные были… вот и заработал себе… теперь вас обслуживает, по зову, так сказать, души и сердца… а ангелы-хранители сюда не залетают, они там, в вашем мире, работают…
– А что же это нас так мало тут? – спросил Сандер, подумав, что основной, главный вопрос он еще не успел задать нечистому, но обязательно задаст, раз уж подвернулся такой случай.
– Так это… – чуть замялся чертенок. – Рай-то у вас ограниченный, не безбрежный и бескрайний, как у тех праведников, что у молочных рек на кисельных берегах пасутся… скромненький такой, личный, можно сказать, карманный. Вот и мало вас тут, а прочие такие же, как ты, да морячок этот – они ведь тут же, рядом, только на кварковом уровне разделенные с вами, а так, во Вселенной, в целом – место одно занимаете…
– Ох, – скривился, как от зубной боли, Сандер, услыхав очередные ученые словечки. – Опять понесло тебя в теорию… зачем?.. и так уж мне все мозги запудрил, красавчик…
– А что, среди своих я очень даже неплох, – ухватился за концовку фразы нечистый, горделиво выпрямляя спинку и свободной лапкой приглаживая слегка разлохматившуюся шерстку между рожками.
– Интересно, как оно там, среди ваших… – задумчиво протянул Сандер и тут же получил неожиданную отповедь.
– И не мечтай, – строго сказал чертенок. – Никаких экскурсий туда-обратно здесь не предусмотрено, это тебе не анекдоты, а жизнь… ну, пусть и после жизни…
– Жизнь после жизни… – усмехнулся Сандер невесело. – А тогда скажи мне, раз уж ты такой красивый, и что же – так оно все и будет здесь? вечный вечер, почти ночь, вечная компания, девицы эти веселые и простые, как хозяйственное мыло, праведник этот в буфетчиках, сауна, водка, коньяк… и долго?
– А как ты хотел, если только и мечтал всегда о такой жизни? – нарочито удивленно всплеснул мохнатыми лапками нечистый. – Другого не предусмотрено для тебя… а будет это… ну, скажем так – вечность. Ладно-ладно, не расстраивайся, может, и не совсем вечность, а просто – до Страшного Суда…
– Долго… – в растерянной задумчивости протянул Сандер и примолк.
Замолчал и чертенок, видимо, ощутив настроение своего визави, который все так же задумчиво, рассеянно и неторопливо налил полный бокал коньяку, в два глотка осушил его и вдруг резко, будто приняв неприятное, но очень нужное решение, хлопнул ладонью по поверхности буфетной стойки.
– Вечность, говоришь… – сквозь зубы процедил Сандер. – Пусть будет вечность…
Он встал и, не оборачиваясь, спокойно и зло зашагал на выход…
Тяжело… что-то не то в голове, во всем теле… то ли болит, то ли нет… то ли просто затекли в неудобной позе руки и ноги… а может быть… и в голове какой-то гул, шуршание и шептание…
Сандер приоткрыл глаза и ничего не увидел. Комнату окутывал ночной мрак. Лишь с большим трудом угадывались очертания чуть более темного на фоне стен окна, прикрытого плотными гардинами. И еще – сильно, правильно пахло свежим постельным бельем. И кто-то натужено, но равномерно и спокойно сопел за спиной во сне.
«Где я? Что я?» В голове была похмельная пустота, и слегка, несерьезно так, подташнивало, хотелось закрыть глаза, вновь опуститься на мягкую, такую близкую подушку, но Сандер пересилил простейшее желание. Он никогда не любил таких вот – простейших, от физиологии – решений. Собравшись с силами, ожидая от своих действий какого угодно эффекта, мужчина неторопливо, настороженно опустил на пол ноги и сел на постели, пытаясь различить хоть что-то в темноте комнаты.
За спиной кто-то заворочался, коротко забормотал во сне, и Сандер резко оглянулся через плечо, ловя себя на мысли, что в его состоянии такие движения противопоказаны, но было уже поздновато… На белоснежных, кажется, даже мерцающих непонятной слабой синевой простынях резко выделялись спутанные прямые блеклые в темноте волосы блондинки, покатые женские плечи и едва видимый профиль уткнувшейся носом в подушку… э-э-э… некой особи. «Интересно, кто такая? – подумал Сандер, машинально нащупывая обязательную тумбочку и маленький ночничок на ней. – Откуда она здесь?»
