Текст книги "Андрогин"

Автор книги: Юрий Иванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 10

Гигантский удав быстро промчался через участок «облагороженного» леса, где ветки пошли на корм зубро-мамонтам. Затем проскочил несколько участков с частичными вырубками и, не снижая скорости, вонзился в полноценный девственный лес. Хотя и в нём порой попадались каменистые поляны, торчащие из мха скальные гряды и реки с озёрами, можно было смело утверждать: по белому снегу ещё не ступала нога человека.

А вот зверья виднелось более чем достаточно. Олени, лоси, кабаны, медведи и даже несколько одиноких сольеров, которые таились, как правило, в густом кустарнике. Это из тех зверей, которые оказались знакомы землянке. А ведь ещё с пяток видов оказались для неё полным сюрпризом, обсудить который следовало в более уютной домашней обстановке. Какой-то летающий полуметровый колобок с хвостиком, колотящийся между близко стоящих стволов. Взбирающийся по стволу мелкий крокодил с головой попугая какаду. Некий средний бегемот, с двойным костяным гребнем вдоль всей спины. Прыгающий кузнечик белого цвета величиной со здоровенного мужчину. И с десяток удавов разного цвета, но не превышающих длины в пять метров.

Вот на последних Дарья и указала несколько раз взглядом:

– Собратья меньшие твоего Дончи? Или его маленькие детки?

– Не стоит даже сравнивать моего красавца с этими пиявками! – чуточку обиделась пастушка. – Совсем другие виды, совсем иные существа, и полное отсутствие разума. Только и годятся, что на мясо… О! Вон уже и Ведьмовская гора мелькнула! Вон там, левее… Мы сейчас вокруг озера обходим…

Судя по названию, гора являлась поселением для ведьм. Судя по внешнему виду, широкая, со срезанной вершиной гора попросту являлась малым, действующим (точнее говоря, почти затухшим) вулканом. Над ней висело облако сизого дыма, все склоны были свободны от снега, зеленела буйная тропическая поросль. Гора вздымалась над окружающим его лесом всего лишь метров на двести. Максимум, на двести пятьдесят. Выходов лавы, всё сжёгшей на своём пути, не наблюдалось.

Всё это отметилось мельком, попутно. Не успела Чернова ещё как следует оглядеться, как путешественницы оказались на месте: у подножия ровной отвесной скалы, внутренности которой кто-то когда-то приспособил под жилище, потому что наружу выходило с десятка два огромных застеклённых окон.

Под входы использовалось сразу два крыльца: парадное, широченное, которое венчали шикарные двустворчатые ворота метров пяти в ширину и за четыре – в высоту. Второе крыльцо возвышалось ещё выше парадного, но смотрелось неудобно, уродливо, хоть и надёжно. Ширина ступенек наверх: всего лишь сантиметров сорок каждая. Площадки как таковой нет. Ну и сама дверь – сплошной лист чёрной стали, шириной не более шестидесяти сантиметров. Такую преграду никаким тараном не пробьёшь, да и неудобно это делать на узких высоких ступеньках.

– Интересно у вас тут ведьмы живут, – признала гостья, ступая на землю, точнее говоря, небольшое возвышение, словно специально сделанное для прибытия пассажиров. – Или я неправильно поняла твои объяснения?

Ответить пастушка, только снявшая кольца крепления со своего помощника, не успела. Дончи резко взмыл головой вверх и вправо, сместился туда всем остальным огромным телом, а потом с глухим грохотом атаковал второго гигантского удава. Только тот отличался тёмно-зелёным цветом. Оба существа сплелись в страшных тисках колец и безжалостно молотили друг друга мощными челюстями и всесокрушающими хвостами.

Только через минуту Дарья осознала, что двумя ладошками уцепилась в руку своей новой подруги и, наверное, сломала бы её, имей сил чуть побольше. И только потом до неё дошли шлепки ладони по её окаменевшим пальцам и успокаивающие слова:

– Не надо ничего пугаться! Всё нормально! Это мой Дончи всегда так играется с Изумрудой. Особенно когда долго не видится с ней… И не сомневайся, они друг друга не убивают, это они так… обнимаются.

– Ничего себе обнимашки у них! – обрела землянка дар речи. – Они вон уже пять деревьев в щепы изломали!.. А если бы они нас зацепили нечаянно?..

– Нас – не зацепят. А посторонних здесь не бывает. По крайней мере – живых… Изумруда за этим следит тщательно.

Первый шок прошёл, хотелось спрашивать, спрашивать и спрашивать. Потому что окна в любом случае смотрелись как сделанные по высоким технологиям. И стёкла на них были, похоже, бронированные. Такие сотни лет могут простоять, если не тысячи, и ни капельки влаги не пропустить. Откуда здесь такое чудо? Но тогда не факт, что лесовики живут в относительной скромности. Особенно учитывая, что обладательница удава и власти над зубро-мамонтами живёт как сливка в сметане, ни в чём себе не отказывая. Вполне возможно, что другие лесовики только одеваются по-простому, а на самом деле проживают в подобных замках.

А как спросить, если слов не хватает? И что? Правильно, только самое простое:

– И сколько же здесь ведьм проживает? – Пальцами вопрос продублировала.

– Да как тебе сказать, – пустилась в рассуждения Саигава, нисколько не спеша к парадному крыльцу. – Иногда их тут много, и тогда здесь страшно даже таким, как я. Иногда – нормальное рабочее количество. Тогда и обстановка боевая, всё решается быстро, с ходу, без проволочек. Но иногда здесь вот такая нега, тишина и полный покой…

– Это значит – ведьм живёт сейчас мало?

– Правильно, угадала. Сейчас здесь – всего одна. Потому и не спешит к нам навстречу…

– Мм?.. А когда их много – то сколько конкретно?

Пастушка на это молча показала три пальца. Дарья в ответ саркастически хмыкнула и мотнула головой. Потом глянула на смещающийся в глубину леса столб пыли, в котором бесились два счастливых удава, и представила, что подобных друзей вдруг стало три. А если четыре таких собрата встречаются и бурно радуются?

«Вот тогда точно вулкан просыпается и…»

Фантазия дальше забуксовала. Да и скрип ржавых петель помешал. Только вот не главные ворота спешили гостеприимно распахнуться, а калитка чёрного входа выдвинулась наружу и стала открываться. Причём выглядело это как при открытии ультрасовременного противоракетного и противоатомного бункера. В появившейся чёрной щели нарисовалась скособоченная старуха в чёрных одеждах и заорала дурным голосом:

– Молодец, Саигава! Ты привела ко мне свежее мясо!.. Ы-гы-гы-ы!..

– Зря стараешься, Брокеззи! – крикнула ей в ответ пастушка, морща свой идеальный носик. – Моя подруга только вчера свалилась с острова и ничегошеньки на нашем языке не понимает. Так что оставь свои глупые шутки для пятилетних девочек.

– Ну-у-у… так скучно… – совсем иным тоном пробормотала старая Брокеззи и добавила, скрываясь внутри: – Заходите! И дверь быстрей закрывайте, мороз ужасный! Давно такого не помню.

Идя следом за Дарьей и поддерживая её на ступеньках, пастушка с хихиканьем нашёптывала:

– Вот такими старыми и никому не нужными мы и приходим доживать на Ведьмовскую гору. Хорошо хоть живём долго… Той же Брокеззи – уже под сотню лет. Нам даже островитяне завидуют… Не все, конечно. На некоторых тригах – и вдвое от нашего вытягивают… Но у тех свои проблемы…

«Новое слово «тригах» – что обозначает? – задумалась Чернова. – По смыслу – острова… От слова «три» – три платформы. Надо уточнить…»

Дверь с мрачным скрежетом закрылась за спиной у парочки гостей, и тут же стало… светло. Засветился сам свод широкого и высокого перехода. Идущая впереди Дарья замерла, задрав лицо кверху. Свет вроде как не электрический, скорей нечто люминесцентное, но что именно?

Но сзади уже подталкивала новая подруга, а в конце коридора размахивала руками хозяйка дворца:

– Чего плетётесь как старые курицы? Или вам огоньком пятки подогреть?

– Не шали, древняя! – осадила её Саигава. – Мы к тебе в лучших шубах приехали, и нам ещё сегодня в главное стойбище с гостевым визитом наведаться надо. Хочется выглядеть не обгорелыми белками… Хи-хи!

Если она не шутила, то получалось, что здесь имелась некая защита, готовая прожарить насмерть любого нежеланного посетителя.

Они вошли в большую, просторную комнату, где под самым окном сиротливо стоял небольшой стол, уже практически накрытый угощениями и тремя столовыми приборами. А из другой двери доносился всё тот же сварливый голос:

– Как чувствовала, что гости будут! Только за вилку, глядь в окно, а вы и припёрлись!.. Теперь придётся с вами последними крохами делиться… Чувствую, что от голода не дотяну до нынешней весны… Ох, не дотяну!..

На вопросительный взгляд землянки пастушка рассмеялась:

– Врёт – не краснеет! Здесь запасов – на сотню лет осады.

– Мм?! Я правильно поняла?.. Сотню?..

– Может, на три… сотни… Но мы её не объедим, это уж точно, – рассуждала обладательница золотого удава, сбрасывая шубу на свободные стулья и усаживаясь за стол. Потом прислушалась и шепнула: – Если что горячее подаст, хвали, не стесняйся. Очень уж хорошо Брокеззи умеет готовить, одна из лучших в этом деле. Ну и на ворчание её внимания не обращай, любит она гостей, любит…

Так и оказалось впоследствии. Хозяйка не только кастрюлю чего-то мясного и ароматно пахнущего подогрела, но и переодеться успела в весьма нарядный, никак ведьме не приличествующий сарафан. И только когда гости наелись, напились да хвалить устали такое гостеприимство, великодушно разрешила перейти к делам:

– Рассказывайте, что от старой ведьмы понадобилось? – А когда всё выслушала да поняла, даже в ладоши захлопала от восторга: – Давно у нас такого веселья не случалось! Давно! И три сольера в одной атаке, и лучший охотник влюбился с первого взгляда, и островитянка при падении Последнего водопада в озеро выжила… Ну разве что память потеряла… правильно?

– Не совсем потеряла, – осторожно возразила Чернова. – Я, можно сказать, только про свой остров забыла, а всё остальное помню, отрывками…

– Значит, уже лучше, – с завидным оптимизмом воскликнула ведьма. – Значит, на свой кусок хлеба с сыром всегда заработаешь. Сейчас же у нас главное, как тебя от замужества грядущего охранить, правильно?

– Ну да, не хочется как-то так сразу, да словно головой в омут – в семейные отношения. Осмотреться хочется.

– Ты сразу говори, – строгим голосом обратилась к ведьме Саигава. – Есть возможность обойти закон Великой Охоты или нет?

– Есть, как не быть, – вздохнула старушка. – Но уж больно он хитёр и сложен, как бы не перемудрить… Но раз хотите, слушайте…

И приступила к инструкциям.

Глава 11

Свой второй день работы Арис Шенгаут провёл как проклятый. Не покладая рук пахал, потому что его юный опекун явно решил войти в историю своими трудовыми стахановскими свершениями. А чтобы претворить в жизнь свои эпохальные задумки, малой даже осмеливался возмущённо покрикивать на своего великовозрастного помощника.

К его же чести будь сказано, Гют и сам работал с максимальной отдачей. Когда число заполненных корзин дошло до десятка, он сам, бегом, сделал одну, а затем ещё две ходки. После чего стал подносить все корзины на добрую треть дистанции. То есть темп переноски сразу резко возрос. И попытки новичка как-то проволынить показались неуместными даже для него. Совесть не позволяла идти порожняком и отдыхать. Приходилось бежать. Если уж ребёнок так работает, то взрослому сачковать не пристало.

Несмотря на стонущие ещё после вчерашнего мышцы, Шенгаут со второго часа работы втянулся, освоился и стал постепенно наращивать темп. Тропа стала для него знакома, как пять пальцев, и ноги знали, куда ступать, уже без постоянного контроля глаз. Движения тела стали экономичны, дыхание – ровным. А в середине предобеденного цикла распределитель выделил вторую ванну для добываемых парой стахановцев улиток. Количество девушек, обрабатывающих трофеи, достигло двенадцати. И все они уже посматривали на носильщика без улыбок. Вместо смешков слышалось недовольное ворчание.

«Это понятно, передовиков и выскочек никто не любит, – рассуждал Арис. – Кто-то жилы рвёт для своих амбициозных задумок, тогда как у смежников ломаются все графики работы, происходит десинхронизация производства, начинается разброд и шатание. Это как в Союзе собирали рекордные урожаи, а потом попросту гноили в течение года в неприспособленных местах. Или как у меня с грибами случилось…»

Это уже Дарья Чернова припомнила, как она однажды не совсем удачно договорилась со своим вторым мужем. Мол, ты привози сколько угодно грибов, я их все почищу и переработаю. А тому, дураку, и повезло! Привёз полную машину, ещё и на багажнике сверху в мешках. И пришлось Дарье двое суток безвылазно находиться на кухне и возиться с лесными «дарами».

Своё обещание она выполнила, но с тех пор грибы возненавидела и вздрагивала только от одного вида что красавца боровика, что бледной поганки. С тех пор Дарья научилась заранее взвешивать каждое обещание. Это помогало частенько избежать нежелательных действий, афёр и приключений, которые впоследствии приводили к головной боли.

Сейчас же воспоминание о грибах помогло сделать первые наблюдения:

«А здесь ничего подобного нет… Или виной всему отсутствие грунта как такового? Реки с неба всё смывают. Может, в иных местах земля получше? Здесь ведь кругом одни корни да лужи с болотной водой… Как только лесовиков всякие лихорадки не выкашивают? Ведь жуткая антисанитария вокруг, болотные испарения… А вот птички – загляденье! Не удивлюсь, если они разумны».

Дарья заметила не только отсутствие на тропе грибов и ягод. Птичье царство интриговало всё больше и больше. Казалось, птицы с начала рассвета и до заката сопровождают человека везде. Ещё и строго присматривая за ним. А как ещё иначе можно назвать перелёт с ветки на ветку нескольких птиц в течение вот уже нескольких ходок? Понятно, подобных вокруг сотни, и они вполне могли поменяться незаметно, но ведь Шенгаут уже второй час присматривался и постепенно начинал верить: птички одни и те же!

Сопровождают до самой ванны, а потом и обратно к набережной канала. Оттуда – вновь к поляне. Да и возле Гюта постоянно порхало около четырёх-пяти самых разнообразных пичужек. И размеры разнились: кто с кулак, а кто величиной с упитанную уточку. Все они без исключения отличались от привычных земных пернатых, знакомых Черновой. Какофония цветов, несуразные размеры, гротескные хвосты или неподходящие для вида лапки. Поэтому приходилось их временно классифицировать с земными видами просто по сходству: ласточка, стриж, кулик, воробей, здоровый воробей, жирная ласточка. И так далее… А в какой-то момент и не до птичек было.

Но именно во время обеда эта загадка и таинственность пернатых представителей местной фауны немножко приоткрылась. Хотя сам перерыв оказался до обидного коротким, и пообщаться толком на интересующие темы с юным опекуном не было никакой возможности. Никакой каши, хлеба и мяса не давали, отваров – тоже. Зато выдали по два внушительных плода, напоминающих по вкусу и по консистенции яблоки. Вот оба напарника, присев в стороне на брёвнышко, и принялись поспешно поглощать доставшуюся пайку.

«Не мало ли? – первым делом возмутился мысленно новичок. И сам пустился в верные рассуждения: – Хотя в этом тоже есть свой резон. Излишняя пища в обед – это обязательная сиеста после него. А день в лесу короткий, добыча тех же улиток ночью наверняка невозможна. Значит, о сиесте и заикаться нельзя. Потому и предоставлено много пищи во время ужина, а потом – достаточно свободного времени для отдыха. А вот что он творит с птичками?..»

Его опекун начал поедание первого яблока с того, что отхватил зубами шесть солидных кусков, а потом по очереди скормил их шести птичкам. Те подлетали или подходили по земле в порядке очереди, хватали угощения клювами или лапками и улетали в разные стороны леса. Вернулись они потом лишь к концу обеда.

Вполне естественно, что возник диалог между напарниками, состоящий из жестов, взглядов, ужимок, новых слов и коротких междометий. И если его перевести на литературный язык, то прозвучал бы он примерно так:

– Чего это ты птичек подкармливаешь? Ручные, что ли?

– Друзья, помощники, каичелли и дрозеби. – Последние два слова оказались пока для новичка непереводимы. – Без них в лесу нельзя. Без них – скучно. Без них – опасно.

– И прикормленные птички есть у каждого лесовика?

– У мужчин – пять-шесть, – надулся гордостью малолетка. – Охотники и лучшие воины имеют по десять. А то и больше… И называется такой круг помощников – нибом (землянин тут же и навсегда перевел для себя это слово как «нимб», да так и занёс его в свой словарик). К маленьким детям прилетают одна-две, зато самые умные и самые красивые птицы. У женщин вообще редко имеются свои каичелли и дрозеби.

– Как интересно!.. И что, такие друзья приручаются на всю жизнь? До самой старости?

– К сожалению, нет! Некоторые птицы живут только несколько лет. Хотя есть и долгожители, порхающие чуть ли не два десятка лет. Многие – гибнут. Ведь хищников и опасностей в лесу хватает. Особенно по ночам птицы беззащитны, потому что не могут летать и почти ничего не видят. Вот и стараются жить рядом с человеком. Для них под крышами всегда делают гнёзда и домики.

Арис оглянулся по сторонам, замечая, что несколько птичек уже давно на него посматривают, прохаживаясь вокруг или восседая на ветках ближайшего к опушке дерева. И ткнул в направлении нескольких пальцем:

– А что, если и я их угощу?

Юный специалист по ловле улиток на такой вопрос чуть яблоком не подавился. Потому что его пробило на смех. И, только прокашлявшись, он пояснил:

– Нет, так просто у тебя это не получится. Не примут они угощения. Бывало, что все птички из нимба мужчины погибают, но новая появляется в друзьях лишь через неделю. Вторая – ещё через пару дней. Они очень долго присматриваются к человеку, проверяют его.

Чего-то такого следовало ожидать. Ведь малая беззащитная пичуга, становясь другом человека, тем самым вручает свою судьбу в его руки. А эти руки могут ведь и голову свернуть или хвост вырвать. Это были диковинные и пока ещё совершенно непонятные отношения, которые не укладывались в голове Черновой-Шенгаута. Тем не менее очень уж захотелось новичку и для себя заполучить постоянного летающего спутника. Вот он и остановился вовремя, держа в ладони остатки второго яблока и с сомнением посматривая по сторонам.

Гют желание помощника просёк сразу и великодушно разрешил:

– Ну, если тебе не жалко даанса (так он называл яблоко), то предложи в протянутой ладони. Только учитывай, что принятие угощения – это совсем ещё не дружба. Вот когда они тебя утром поднимают в месте твоего обитания или ночлега – вот это уже полноценные единицы твоего нимба. А у тебя ведь ещё даже своего угла нет.

Арис не стал напоминать опекуну, что у него, кроме пончо да галош, вообще ничего нет. А вот свою ручную птичку иметь всё равно хотелось. Надеяться только на лояльность разных вдовушек было бы слишком глупо и наивно.

Вот парень и поделил оставшийся огрызок на четыре кусочка, и протянул первый из них в правой руке. С минуту ничего не происходило, а потом на большой палец уселся птиц формой с натурального снегиря, но весом под килограмм и в высоту сантиметров двадцати. Грудь у него вместо красного оперения горела ярко-жёлтым цветом. А всё равно переводной словарь в дальнейшем классифицировал пернатого как «снегирь».

Сразу хватать угощение он не стал. Каждым глазом внимательно осмотрел человека, ущипнул клювом указательный палец и подождал, как мужчина на это среагирует. Только затем чинно ухватил клювом подношение и улетел в сплетение крон.

Тут же послышалось удивлённое хмыканье охотника на улиток:

– Ты смотри! Снегирь-то (конечно, он называл птицу другим, более сложным словом) позарился на яблочко. Обычно таких задавак чем получше привлечь нельзя…

Вторым подачку взял массивный (опять под килограмм) зяблик голубовато-розовой раскраски. Третьим – красный дрозд, весом с полкилограмма. И четвёртой прилетела вёрткая птичка, очень похожая на трясогузку. Только раза в три.

Из более мелких пичужек, коих вокруг тоже хватало, никто на угощение не позарился. Ну и опекун выглядел озадаченным:

– Чего это они так оголодали? – почесал он затылок. Потом дёрнул плечами, словно разминая их. – Ведь никак они к тебе привязаться и присмотреться не могли успеть, ты всего второй день в лесу… А может, у тебя запах другой? – Вопрос прозвучал скорее риторически. Потому что дальше последовало распоряжение: – Работаем! И если хотим… – последовало совсем непонятное предложение из нескольких слов, – то работаем изо всех сил!

Гют вприпрыжку побежал к каналу с улитками.

За ним помчался и Арис, уже не обращая никакого внимания на очередной летающий остров, который навис над лесом, и не присматриваясь к удивительно немногословным птицам, которые десятками и сотнями мелькали вокруг, да так и носился, пока на лес не опустились вечерние сумерки. С сумерками и птицы исчезли, явно отправившись спать. Рабочий день закончился.

Завершив работу и что-то поспрашивав у главного распорядителя на поляне, Гют примчался за стоящим в стороне Шенгаутом и поволок его на другой край поляны. Там, среди густого кустарника и почти непроходимого подлеска стояли несколько странные деревья с утолщёнными бочкообразными стволами. Судя по всему, Гют и радовался какой-то предстоящей награде за трудовой подвиг, и сразу извинялся за вчерашнее:

– Следовало тебя провести в душ нашей семьи для омовения. А я забыл… А сейчас… вот… мойся. И это… вон там – свежее пончо для тебя и галоши…

Семейная душевая крайне невыгодно отличалась от душевой вдовы Дамиллы. Здесь было тесно, грязно, темно, и мыло – только хозяйственное. Да и вода отдавала каким-то растительным, не совсем приятным запахом. Но уж лучше так помыться и переодеться в чистое, чем грязному идти на ужин. Тем более что ужин явно ожидался не простой, возможно, что и праздничный. Горело больше костров, и на них стояло и парило вдвое большее количество котлов и жаровен.

Что ещё очень хотелось, так это вновь попасть в гости к Дамилле. Но ведь она не звала. И к себе утром не приглашала. Да и Гют ещё никаких разъяснений не давал: что делать дальше и что предстоит сегодняшним вечером. А начинать общение с кем-то другим Шенгауту казалось глупым и неуместным.

Зато терпение вознаградилось сторицей, когда напарники уселись в сторонке и юный стахановец начал последовательно объяснять:

– Мы с тобой сегодня сделали пять норм. Это даёт нам определённое право на завтра выбирать для себя дело, которое нам нравится. Любое!

Говорил он это с таким восторгом, что поскучневший Арис сразу опечалился:

«Кажется, такого понятия, как выходные, тут не существует вообще. А хитрые старейшины и тут измыслили, как угнетать рабочий класс, выдумав известный в моём мире лозунг социализма: «Лучший отдых – это смена рода деятельности!» Надоело копать картошку? Иди, ворочай камни! И это надоело? Возвращайся к картошке! Единственная разница, что здесь стахановцу дают особые привилегии: лично выбрать фронт работы для себя на завтра. Ушлые-старушлые… Но что он там талдычит про это самое завтра?..»

Сложно было понять, потому что звучала масса новых слов и обрисовывалась куча новых понятий. Но юный лицедей, которого смело можно было запускать парламентёром в новые миры, и тут справился. После его объяснений стало понятно: ожидается война!

Локальная, примерно на полдня, но, тем не менее, кровавая и смертоубийственная война. И не стоило ходить к гадалке, чтобы получить ответ: с кем? С островитянами, конечно же! По плану, по распорядку, как повелось испокон веков и как было записано в календарях здешних старейшин.

Оказалось, что все острова по небу летают по строгому расписанию, которое не нарушается от сотворения мира. И делятся все они без исключения на дружественные, особо дружественные, важные для торговли, опасные, враждебные, крайне враждебные, нейтральные, неизведанные, ценные, заброшенные, вымершие и прочее, прочее… Причём характеристика порой могла быть несколькими словами, как то: «нейтральный, но ценный уникальными сбросами». Или: «вымерший, но смертельно опасный свалившимися обломками».

При этом каждый остров или триг – как его чаще называли в обиходной речи местные – имел имя собственное и некий порядковый номер. Завтрашнее зло обозначалось в календаре как «Карцалла 20-У». И слава за ним закрепилась самая печальная. Появлялся он над лесом пять раз в году и доставлял лесовикам чуть ли не самые крупные неприятности в их жизни.

Конечно, были некие периоды затишья, когда карцальские разбойники годами с неба не появлялись или появлялись ничтожно малым числом. Но такие периоды легко просчитывались на пальцах одной руки. В каждом случае и во все времена лесовики готовились к этому дню, как к самому ответственному сражению в своей жизни.

До ужина новичок успел получить представление, что возможно завтра в повестке дня: ограбления, убийства, поджоги, разрушения построек на поляне и рядом с ней, похищение женщин и девушек, кои попадутся в руки. Обитатели «Карцаллы 20-У» не гнушались отбирать у безутешных матерей даже детей. Всё ценное, что находилось, тоже забиралось грабителями: меха, мёд, ткани, окорока, металл, оружие с доспехами, ценные шкуры…

«Вот теперь и понятно, зачем здесь столько воинов и почему все ходят с оружием, – размышлял Арис, уже присоединяясь к общему семейному ужину своего опекуна. – И кормят сегодня двойной порцией и лучшей пищей, что вполне очевидно. Завтра все должны быть в наивысшей боевой готовности. Только вот непонятно, как разбойники окажутся непосредственно в посёлке? Не думаю, что на вертолётах… Да и на канатах вниз не спуститься. Неужели умеют летать сами? Или используют надуваемых бачьянов? Что-то такое Гют упоминал… Надо будет выяснить… Кстати, про разрушение домов на деревьях упоминания не было. Почему?.. Ну и пятикратная норма как раз в тему, тут малец правильно поступил, молодец. Всё-таки право самому выбрать завтра нужное место в строю дорого стоит. Жаль только, что из меня воин – никакой…»

Финал ужина ознаменовался продолжительной речью самого старого деда, присутствующего на застолье. Частностей Арис не понял, но общие тенденции уловил:

– Всё, как всегда. Места для всех определены заранее. Что делать, знают все. Разве что… Гют у нас завоевал право выбрать для себя место в бою. И хоть он слишком молод… но пусть выбирает… – Охотник на улиток что-то сказал. Дед скривился, как и большинство старших, досадливо цокнул языком, но всё-таки кивнул: – Да будет так, это твоё право!

Он уже собрался уходить, но малолетка не забыл о своём напарнике:

– Арис Шенгаут тоже заработал право побывать в бою!

На что старик только плечами пожал:

– Пусть выбирает! Время у него есть – до завтрака.

На том распределение от лица старейшин и закончилось. Тогда как их младшие родственники только приступили к бурным обсуждениям завтрашнего дня. А скромно сидящий в сторонке Шенгаут пытался задавить свои мысли, полные досады и сожаления:

«Не стоило Гюту обо мне упоминать, ох, не стоило! Как бы мой первый бой не стал и последним. Ну какой из меня воин?..»