Текст книги "Шаг в пропасть"

Автор книги: Юрий Иванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

При более тщательном, неоднократном просмотре действий своего подставного «младшего брата» Сергей пришел к выводу: его присутствие воспринимают как опасность и пытаются неким образом контратаковать. Другие наблюдения и эксперименты доказали, что и сам голос, и спокойный тон восклицаний, их дружелюбие вызывают затихание агрессивности. А так как от лекарств молодой врач отказался изначально, то пришлось лечить парнишку словотерапией. Долго лечить, порой не отходя от больного несколько часов кряду, уговаривать его поесть, настойчиво повторять имя и возраст, монотонно твердить одни и те же слова, обозначающие ясное небо, теплые солнечные лучи и благодатную морскую воду. При произнесении подобных слов у любого человека возникают положительные эмоции, передающиеся больному и благотворно влияющие на выздоровление.

И чудо произошло. К концу второй недели вынужденного затворничества на квартире Найденыш стал явственно и без всякого проявления страха откликаться на имя Евгений. Еще через два дня агрессия вообще исчезла, а к концу третьей недели Найденыш сделал первые попытки заговорить. При этом он смотрел на своего спасителя более чем осмысленно, тыкал себя в грудь рукой и явственно спрашивал:

– Женя? Евгений?

– Отлично! Правильно! Ты – Евгений. А я – Сергей. Твой старший брат.

Первые произнесенные слова ознаменовали собой новый этап как выздоровления, так и обучения. Причем молодой врач окончательно утвердился в мысли: Найденыш полностью потерял свою прежнюю память и теперь начинает практически жить с самого начала. То есть ни кто он такой не помнит, ни откуда родом, ни что с ним случилось перед злополучной встречей с милицейским патрулем.

Конечно, как любой врач, Чернов понимал: полное выздоровление все-таки возможно. Только вот когда оно наступит? Когда воспоминания надумают вернуться в человеческий мозг? И наступит ли вообще это время?

Более чем полтора месяца отпуска пролетели незаметно. Времени не хватало на приготовление пищи, так что ни о какой поездке к далекой двоюродной бабке не могло быть и речи. Тем более что к моменту, когда следовало возвращаться к работе, его подопечный своим умственным развитием, сообразительностью уже догонял ребенка примерно в восьмилетнем возрасте. Довольно бойко и связно говорил, задавал без остановки сотни вопросов, а оставаясь наедине, готов был сутками сидеть перед телевизором. Они уже начали по картинкам учить первые буквы и складывать слова в единое целое. Освоили простейший счет и перешли к таблице умножения. Причем Евгений, как стал его даже мысленно называть спаситель, благополучно проскочил тот детский период развития, который отличается особыми баловством и шалостями. То есть, несмотря на неопытное сознание, повышенную детскую любознательность, он вел себя совершенно как взрослый. А уж при выполнении домашних заданий в отсутствие старшего брата ученика прилежней, чем Женька, не существовало в природе.

Так что уже к середине осени у Сергея появились вполне здравые мысли, что братца можно постепенно выводить в люди. А для этого и соответствующей легенды выдумывать особо не стоило: Евгений Чернов после тяжело перенесенной болезни вот-вот собирается вернуться из Италии на родину. Слух по соседям запустил, паспорт проверил, своего протеже стал соответствующе готовить. Оставалось только сообразить, куда, как и зачем отдать младшего брата в дальнейшее обучение. С этим имелись трудности этического характера.

И над этими трудностями Сергей задумывался в последнее время все чаще и чаще. Ну спас он человека. Ну почти его легализовал в этой жизни без прописки, что уже само по себе достойно занесения в историю Москвы. Ну сделает он этого парня полноценным россиянином, возможно даже счастливым, полностью обеспеченным материально. Но ведь откуда-то этот человек взялся! Где-то по нему плачут и убиваются его родственники! Где-то неожиданно оборвалась одна из судеб, принеся этим горе своим друзьям, близким и родным. Причем, скорее всего, случилось это все-таки в Москве. И несмотря на огромный мегаполис, в котором можно было прожить сто лет в соседних домах и никогда в жизни не пересечься, нового Евгения Чернова, по всем законам то ли подлости, то ли случайности, обязательно встретит кто-либо его знающий. Встретит, узнает, поднимет крик. И вот что будет тогда?

Вот тогда и вспомнят о старшем санитаре «скорой помощи». И вполне возможно, что засадят за похищение человека в места весьма отдаленные, теплом не балующие. Вряд ли примут во внимание как смягчающее обстоятельство сам факт спасения из-под скальпеля торговца органами. Не лучше ли все-таки отвезти в Тмутаракань? Может, лучше просто отпустить на все четыре стороны? Авось найдут и на этот раз таки отыщутся сердобольные родственники?

Но имелась и вторая сторона медали: а вдруг и родственников нет? Да и вообще никого, кто его знает? Опять парню не хватало угодить в прежнюю клинику, под алчный взгляд тамошнего главврача.

Сомнения. Размышления. Тревога, вызывающая бессонницу.

И пожалуй, от попыток расстаться с поддельным младшим братом удерживало яркое, незабываемое воспоминание: два лучика странной энергии, упирающиеся в потолок больничной палаты. В этом парне жила тайна, неразрешимая загадка, которая для деятельной, пусть и верящей в сказки натуры Чернова являлась дополнительным катализатором, тем самым дополнительным стимулом, который спровоцировал всплеск сообразительности, повышенной работоспособности и невиданных организаторских способностей. Хотелось не просто выяснить странную тайну, но и обследовать ее, убедиться лишний раз в ее существовании.

Поэтому младший Чернов продолжил обучение на дому, но стал одновременно с этим готовиться к выходу «в люди».

Тогда как его попечитель умудрился благодаря возросшей сообразительности и некоторой толике удачи ухватить удачу за хвост. Распределения в глухое место российского захолустья после защиты дипломной работы молодой врач не опасался. Благо работа четыре года в «Скорой помощи» давала и место, и приличную должность. Но работать там ему казалось и бесперспективным и бессмысленным во многих отношениях. Тогда он с невероятным энтузиазмом бросился подыскивать для себя более подходящее место. И ему повезло отыскать новое место работы там, где он раньше и не мечтал оказаться: в Научно-исследовательском институте нейрохирургии и микробиологии человека. Сокращенно НИИНХМБЧ. А работающие там ученые, доктора и администрация в разговорах между собой частенько называли одни словом: Нинхэмбэчэ.

Вот в этом казенном доме с таким труднопроизносимым названием и началась успешная, можно сказать головокружительная карьера Чернова Сергея Николаевича. С прежней работы его отпустили хоть и не без слез, но вынужденно: сработало правильно написанное, идеально оформленное заявление. На новом месте он сразу попал в команду академика Гальцева Григория Григорьевича, пожалуй, самого именитого в российской науке человека, который вне ведомственных структур исключительно на базе общей науки занимался паранормальными явлениями. То есть они наносили визиты свидетелям встреч с НЛО, обследовали этих свидетелей, а также тех, кто, по их словам, побывал в руках, а то и в кораблях пришельцев. В ведении команды были осмотры и замеры странных свечений, радиальных пятен вытоптанной пшеницы на полях, расшифровка туманных фотографий с заснятыми на них НЛО, и так далее, и тому подобное. Причем для сравнительных анализов и прочих сверочных тестов доктора имели право приглашать любого человека с улицы, предварительно договорившись с ним об оплате. Понятно, что всегда находились такие желающие, которые готовы были превратить себя в подопытных кроликов и за бутылку пива. Но тут как раз на первое место выходили личности с железным, полноценным здоровьем. И Евгений Чернов подходил по этим показателям. Так что уже через два года никто и не заметил, как младший брат кандидата медицинских наук Сергея Чернова стал не просто «человеком с улицы» для опытов, а вначале лаборантом, а потом и техником программного компьютерного обеспечения всего института. Тогда подобное тотальное обеспечение еще только становилось на крыло и было в новинку, так что одно лишь умение Евгения разбираться, отлаживать и настраивать дорогостоящие компьютеры поставило его выше очень многих людей, имеющих порой за своими плечами по нескольку высших образований вместе с докторской степенью в придачу.

Сам академик Гальцев Г. Г. буквально молился на младшего брата своего коллеги. Да и директор НИИ не мог обойтись без технической поддержки молодого, скромного, но весьма старательного паренька. Ну а непосредственно Сергей Николаевич Чернов, воспользовавшись «родственными» связями, открывал лично для себя некоторые дивные, никому недоступные тайны мироздания. А затем, правильно используя эти знания, в нужном свете их интерпретируя, совершал восхождение не только по карьерной лестнице, но и на олимп научной мысли. А несколько его удивительных, пусть и довольно скромных открытий вообще сделали его имя знаменитым на весь мир. Теперь его знали. С ним советовались. Его резко зауважали, и ему стали завидовать прожженные злопыхатели. Он стал вхож в круг не только коллег-ученых, но и артистов, спортсменов, политиков. У него не было отбоя от шикарных женщин. И его приняли в почетные академики многих зарубежных университетов.

Тогда как его младший брат, Чернов Евгений Николаевич, и по прошествии девятнадцати лет с момента своего второго рождения продолжал оставаться в густой тени и являлся кумиром лишь для работающих в самом НИИНХМБЧ. Сам Евгений об этом нисколечко не жалел, даже радовался. А когда старший брат пытался что-то изменить в этом вопросе, глубокомысленно предупреждал:

– Всему свое время! Не спеши, братец, не спеши.

Глава третья

Англия, Лондон. Чарли Бокед

Все люди тщеславны. Конечно, каждый в своей мере и по-своему. И это даже необходимо. Особенно для мужчин. Ведь тогда они к чему-нибудь стремятся, пытаются чего-то достичь. Например, завоевать любовь прекрасной женщины, построить дом, вырастить детей и дать им правильное воспитание.

Но бывают и крайности. Полный ноль, желая вырасти в глазах остальных и не прикладывающий к этому никаких усилий, кроме бесплодных мечтаний, иногда может стать даже опасным для общества. Потому что, невзирая ни на что, пытается прославиться чем угодно, пусть даже низменными и подлыми поступками. И хоть грязью или кровью, но войти в историю.

Существует иная крайность тщеславия: определенные таланты, добившиеся невероятной славы, но при этом полностью утратившие связь с окружающими их людьми, событиями и явлениями. Попирая при этом, безжалостно унижая даже самых ярых своих поклонников и последователей. Они хамоваты, беспардонны и плевать хотели со своего персонального олимпа на всех, кто ниже их.

Ну и во все времена предпочтительной считалась золотая середина и личности, ее придерживающиеся. Именно те люди, которые добились известности, признания и почитания своим трудом, целеустремленностью, а порой и благодаря случайному стечению обстоятельств, но которые не теряют своих человеческих качеств, а продолжают любить окружающих, ценить их доброе к себе отношение и не предаются неоправданному зазнайству или неблагодарному ханжеству.

Именно к таким людям и принадлежал Чарли Бокед. Возраст – тридцать пять лет. Худощавый, рост метр семьдесят шесть. Скромный, тихий, совершенно неприметный не только на первый взгляд, но и на второй со всеми последующими. Одевался непритязательно, золото и бриллианты в ношении не признавал категорически, питался весьма незамысловато, придерживаясь в основном фруктовых или овощных рационов. Автомобиль у Чарли имелся новый, но из разряда «средний буржуа», доступный в принципе каждому работящему обывателю. К соседям, знакомым и друзьям относился скорее радушно, чем прохладно; больше с оптимизмом, чем с недоверием; явно больше с симпатией, чем с настороженностью. Родственников вообще ограждал повседневной заботой, вниманием и протекцией. И буквально с любым встречным-поперечным мог с первого слова найти общий язык, а при желании и быстро подружиться. Причем дружба завязывалась не просто так, по наитию или на потребу дня, а навсегда.

Что в первую очередь больше всего удивляло самого Чарли Бокеда. Но к кому бы он ни обращался, пусть и к тем, кого не видел порой годами, друзья с удовольствием и готовностью шли ему навстречу. Причем просьбы выполняли не из корыстных побуждений, а просто по старой дружбе.

И это все – при том, что любой гонорар за работу у Чарли исчислялся в размере не меньше чем миллион евро.

Стоило вдуматься в эту цифру – миллион! А уже потом снова искать взглядом Чарли Бокеда, который давно растворился в серой толпе обывателей.

То есть сам он требовал за свой труд огромные суммы, получал их и… Дальше жил, ничем не выделяясь из толпы, да вдобавок легко получал любую нужную ему информацию практически бесплатно и без особого напряжения.

Хотя мог, а порой и пытался заплатить.

Хотя имел полное право, а порой и пробовал начать жить на широкую ногу.

Но в обоих случаях на него смотрели как на абсолютного идиота. Дальше все возвращалось на круги своя: старые друзья и приятели с удовольствием оказывали Чарли любые услуги в поиске информации, а шикарная жизнь оставалась только в отрывочных воспоминаниях. Как говаривал сам Бокед: «Роскошь создана не для меня. Мы с ней антагонисты!» Только и позволял себе носить самые дорогие и надежные часы.

И вполне серая жизнь продолжалась дальше. Разве что путешествия и поездки по всему миру придавали существованию ту цветистость ярких впечатлений, тот ореол романтизма и таинственности, которые позволяли ощущать движение времени и шероховатости окружающего пространства.

Что еще можно было сказать о Бокеде? Да много чего! Например: он занимался частным сыском. Другой пример: у него имелось несколько тайн. Или еще: с раннего детства он считался почти полным инвалидом. Правда, об инвалидности постоянно напоминала ровная, негнущаяся шея, зато со стороны это порой казалось итогом великолепной мужской осанки. Так что тайны из этого не получалось. Скорее наоборот: врачи частенько удивлялись, как он выжил в детстве и почему не умер до сих пор. На это ничего не оставалось, как недоуменно разводить руками и задавать врачам встречный вопрос: «Вот и объясните мне, убогому, почему я еще живу?»

По поводу тайн – так у кого их нет? Порой у некоторых такие скелеты в шкафах прячутся, что им самим страшно становится. А Чарли толком не знал, что с ним творится и как творящиеся несуразности воспринимать. Поэтому относился к ним с философией полного пофигиста. Только и опасался когда-нибудь проговориться о самой страшной, как он считал, тайне: он ненавидел англичан. И это при том, что на постоянной основе жил именно в старом добром королевстве Великобритания, в самом его сердце, в городе Лондоне. Почему ненавидел, если в другую страну перебираться и не подумывал? Тоже своего рода тайна, которую сам Бокед никак не мог разгадать. Ведь жил в этой великолепной стране с трехмесячного возраста, обожал столицу Великобритании, с непреходящим вдохновением любовался музеями и прочими архитектурными ценностями, легко сходился даже с чопорными, заносчивыми лордами, пэрами, а то и премьер-министрами. Увы, и с ними приходилось сталкиваться по ходу своей деятельности. И вот каждого англичанина по отдельности он вроде как любил и прекрасно понимал, но вот всех вместе – жутко ненавидел. Причем ненавидел не сознательно, а на каком-то ином, подспудном, не поддающемся разуму уровне своих инстинктов.

Весело? Не то слово! Зато добрая пятая часть свободного времени как раз и уходила на разгадку данного парадокса.

Ну и осталось несколько осветить деятельность Чарли Бокеда в частном сыске. Начал он им заниматься с шестнадцати лет, сразу после получения обязательного образования в средней школе. Учился из рук вон плохо, и его не оставляли в одних и тех же классах по два раза только по причине его неизлечимой инвалидности. Учителя просто не имели морального права хоть как-то обидеть парня излишними упреками или придирками. Единственное, в чем Чарли не имел равных: парень легко усваивал любые иностранные языки и считался в этом деле настоящим феноменом. Схватывал на лету любые фразы и без труда осваивал правильное произношение.

Еще чем он мог похвастаться, так это слишком уж большим пристрастием к философствованию. Но, увы, когда круглый двоечник начинает философствовать, это лишь вызывает раздражение у окружающих.

То есть успехи можно было посчитать лишь на двух пальцах. Но вот во всем остальном… Как говорится, слезы на глаза наворачивались. Учился на самый допустимый мизер, ну, может, и чуть ниже, да и ладно! Лишь бы «посещал, присутствовал, не делал пакостей и вел себя приемлемо». То есть жалели, покрывали неуспеваемость и переводили из класса в класс. И мечтали поскорее от Чарли избавиться.

Чарли Бокед, девятнадцать лет назад

Июль, 1993

Только в шестнадцать лет парень получил возможность выбирать: либо продолжить учебу в более серьезном заведении, либо попробовать отыскать себе работу, либо полностью перейти на социальное обеспечение. Учиться с таким скудным багажом знаний можно было только на священника. Парень отверг такие предложения сразу, потому что религию даже на дух не принимал.

Получать пособие по инвалидности, лишить себя пусть гипотетического карьерного роста и окончательно выпасть из окружающего общества Чарли тоже не желал категорически. Поэтому оставалось только одно: отыскать работу.

И отрок поразил всех, в первую очередь – собственных родителей.

– Хочу работать частным сыщиком!

Мать всплеснула ладонями и не удержалась от громких упреков и причитаний:

– Сынок! Да ты хоть головой своей думай иногда! Какой сыщик? Какая работа? Там логически рассуждать надо, знать психологию, заниматься грязными делами и порой идти наперекор собственной совести.

Отец молчал долго и постарался ответить более взвешенно и рационально:

– Не забывай, мы здесь – эмигранты. И останемся ими до самой смерти, невзирая на принятое нами английское гражданство. Но если в школе тебя жалели, все прощали, тянули за уши из класса в класс, то при частной деятельности – такого не будет. В любом случае, даже будь ты семи пядей во лбу и умей выследить самую хитрую неверную жену богатого клиента, тебе не будут доверять. Тебя всегда подставят коллеги. Высмеют соседи. Да тебя просто никто и никогда не наймет для серьезного дела! Лучше правильно оцени свои возможности и постарайся устроиться там, где остро нуждаются в способных переводчиках. С твоими талантами к языкам есть отличная перспектива вскоре стать воистину незаменимым в любом крупном офисе.

– Нет. Только сыщиком! – не сдавался парень. – А знание языков мне в этом деле только поможет.

– Не спеши, подумай еще немного.

– Отец! Ты мне выделишь деньги для аренды помещения? Только на три месяца. Если прогорю, значит, не судьба.

На такие условия отец согласился сразу. Уж на три месяца аренды маленькой комнатенки раскошелиться нетрудно. А там, глядишь, сын поймет свои ошибки и станет более гибким в выборе нового рода деятельности. Или вообще возьмется за ум и продолжит учебу самостоятельно. Если один раз сильно обжечься, то дальше молодой индивидуум начинает лучше соображать.

Так рассуждал многоопытный отец, сам весьма много сделавший в жизни и сумевший в чужой стране добиться если и не среднего, то вполне существенного достатка для своей семьи.

Так что вскоре комнатушка при серенькой адвокатской конторе была арендована, молодой парень с идеальной осанкой установил там телефон, разослал кучу объявлений по многочисленным газетам и стал ждать своих первых клиентов. Только вот что было странным в этих объявлениях: все они были размещены в эмигрантской прессе, ни одно не попало в местные, англоязычные издания. И суть объявлений, переведенных на шестнадцать языков, сводилась к следующему: «Частный сыщик берется только за невероятные по сложности дела. Скользкие дела или связанные с бытовыми проблемами к рассмотрению не принимаются». Ну и как положено, внизу номера телефонов: офиса и мобильный.

Разъяснений понятию «скользкий» не давалось, понятие «бытовые» тоже варьировать при желании можно в каком угодно направлении. Но, видимо, потенциальных клиентов сразу сбивала с толку первая фраза в объявлении. Наверняка многие думали, что это розыгрыш или поиск слишком уж доверчивых клиентов. Потому оных и не наблюдалось в течение целого месяца. Но объявления в газетах продолжали регулярно появляться. Сыщик терпеливо высиживал рабочий день на рабочем месте. А чтобы напрасно не тратить время, усиленно, с огромным увлечением штудировал словари по иным языкам.

Лишь в начале второго месяца на пороге комнаты возник престарелый седобородый азиат. Без звонка, предупреждающего о своем приходе. Без вежливого стука в дверь. Просто открыл дверь, сделал шаг и замер. И стало заметно, как удивление пробивается на невозмутимом лице гостя. Непонятно было, кого он собирался перед собой увидеть, но уж не юного молокососа, который при всем желании на частного сыщика не смахивал. Азиат вообще-то соображал хорошо – увидев незнакомого человека, не повелся на его внешний вид. Постоял с минуту, оглядываясь по сторонам, и только потом на приличном английском поинтересовался:

– Когда я могу поговорить с мистером Бокедом?

Хозяин кабинета легко уловил основной акцент визитера, встал на ноги и принялся отвечать на беглом китайском:

– Да когда угодно, уважаемый! Проходите, присаживайтесь!

Немного сомневаясь и тщательно осматривая совершенно пустую от любых плакатов, картинок, полок и офисной техники комнату, азиат прошел к столу и уселся в гостевое кресло. Тут же ему последовало предложение выпить чаю и вопрос:

– По какому вопросу желаете поговорить?

– Да не так поговорить, – гость при этом жестом отказался от предложенного чая, – как просто хотелось бы на него посмотреть.

– Всего лишь? – Сыщик мгновение подумал, потом уселся обратно, придвинул к себе читаемые перед тем правила японской орфографии и, углубляясь в чтение, равнодушно буркнул: – Да на здоровье! Смотрите сколько угодно!

Старик шумно втянул в себя воздух и затих. А Чарли и в самом деле перестал обращать на него внимание. Он уже несколько последних месяцев полагался только на свой несколько странный дар предвидения. Именно этот самый дар потребовал выбрать стезю сыщика, именно этот самый дар помогал терпеливо ждать не только сейчас, но все детские годы, все те тяжкие годы после травмы. И именно сейчас этот дар утверждал, что ничего иного в данной ситуации предпринимать не стоит. Все, мол, идет своим чередом, и форсировать события не следует.

Конечно, насчет того, что случится дальше, в те юные годы странное предвидение молчало глухо, но вот уверенность на сиюминутный момент давало стопроцентную. Потому юный Бокед действовал именно так, а не иначе.

Молчание и «смотрение» продолжались немыслимо долгое время: три часа!

Уже и мысли у хозяина «офиса» стали появляться, что дело движется к обеду и следует спуститься вниз в паб, съесть парочку кусочков обжаренной цветной капусты да запить это чистой водой, как странный визитер шевельнулся и продолжил разговор, словно длиннющей паузы в разговоре и не существовало:

– Все-таки клиентов к вам мало захаживает.

– Сегодня вам, уважаемый, повезло: вы первый в очереди, – таким же ироническим тоном ответил парень. – Если очень постараетесь, можете попасть и на послеобеденный прием.

– В самом деле, стоит постараться. – Теперь глаза азиата сощурились так, что превратились в узкие щелочки. – Настолько содержательно и глубоко давно беседовать не приходилось.

– Прекрасно! Всегда рад помочь.

– А я, извините, не помешал вашей учебе?

– Нисколько. За смотрины я денег не беру.

– Да это и понятно. Как говорят у меня на родине: помогающий молчать – не поможет прокормиться.

– Но в ответ порой добавляют: не открывающий рот – меньше объедает.

– О! Вы читали Ци Занляо?

Опять глаза гостя значительно приоткрылись от удивления. Пришлось его немного разочаровать:

– Не то чтобы читал – так, просматривал.

После чего вновь воцарилось молчание. Но ненадолго, минут на пятнадцать. Потом гость вежливо кашлянул, привлекая к себе внимание, и решился все-таки поговорить о деле. Хотя и начал он издалека:

– Меня несколько поразила лаконичность вашего объявления, мистер Бокед.

Парень на это только вопросительно подвигал бровями, поэтому гостю, уголок рта которого дрогнул в усмешке, пришлось продолжить:

– И наивысшая категория дел: «невероятные по сложности». Поэтому меня сразу тянет задать первый вопрос: как много подобных дел вам удалось раскрыть, мистер Бокед?

– Не знаю, как к вам обращаться, уважаемый, вы не представились. Поэтому сразу дам ответ, а заодно и напомню – вам повезло оказаться в списке первому.

Азиат застыл. Кажется, даже дышать перестал. Потом неожиданно разродился очередной восточной мудростью:

– Начавший первым имеет все шансы как стать самым богатым, так и раньше всех умереть от бедности.

И опять парень нашел что ответить, хотя и потратил на напряженное размышление целую минуту:

– Мечущийся в долгих раздумьях лелеет свои слабости, зато губит инициативу.

Старик на это изречение зашевелился так, что показалось вначале: он рассерженно встает и собирается уйти. Но гость только уселся удобнее и сразу выпалил суть дела:

– Меня зовут Бату Лайж. У меня пропал гонг. Украли. Не мой личный гонг, общины. Причем гонг священный, которому нет равных даже в Поднебесной Империи.

В то время в Европе еще не было даже отдаленного понятия о едином евро, да и Англия впоследствии осталась при своей валюте. Но как только ввели евро, Чарли всегда требовал оплату только в новых банкнотах Евросоюза. А тогда он допускал некоторые поблажки в этом вопросе.

– Какой валютой собираетесь со мной расплачиваться, мистер Лайж?

Азиат опять на несколько минут провалился в раздумья.

– Какой вам будет удобнее. Хоть в юанях.

– Мне будет удобно в фунтах стерлингов.

– Без проблем! – Кажется, старик вздохнул свободно и расслабился: – Сумма?

Молодой сыщик, впервые в своей практике начавший говорить о требуемом гонораре, недрогнувшим голосом поставил перед клиентом свои условия:

– Если я отыщу ваш гонг, вы мне выплачиваете сто двадцать тысяч.

Сумма на те времена более чем огромная. Да плюс ко всему никто из самых знаменитых сыщиков Лондона, а то и огромных сыскных агентств не набрался бы наглости потребовать такую оплату без предварительных расспросов, консультаций и раздумий. Пусть бы даже оно того и стоило.

– Сколько?! – вырвалось из уст клиента. – Да вы надо мной…

Но парень не дал ему договорить. Резко захлопнул книгу, демонстративно посмотрел на наручные часы и констатировал:

– Уважаемый! Вы уже и так потеряли более четырех часов нашего драгоценного времени. Решайтесь!

Старик от такого окрика вначале поперхнулся, потом прокашлялся, а потом… опять замер на два десятка минут в странной прострации. Как чуть позже догадался сам Чарли Бокед – клиент, скорее всего, основательно советовался с собственной интуицией. А может, с предвидением? А может, еще с какими иными потусторонними силами, но факт оставался фактом: первые слова звучали потом хоть и со скрипом, но решительно, с достоинством:

– Хорошо. Я согласен! Что вам для этого потребуется, мистер Бокед?

– Немедленно отправляемся на место кражи!

– Тогда прошу следовать за мной.

И молодой шестнадцатилетний сыщик твердой поступью двинулся к вершине своего профессионального признания.