Текст книги "Нирвана"

Автор книги: Юрий Иванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Так что было бы наивно надеяться, что такой удалец где-нибудь споткнется и сам сломает себе голову. А послать парня в места, где его ждала стопроцентная гибель, Хайнеку не позволила бы его воинская совесть. Пусть бы он даже погибал от неразделенной любви к Клеопатре, пойти на служебное преступление он бы не смог при всей потере самоконтроля. Без вариантов. Да еще вдобавок эта депеша от Винселио Грока. В ней непосредственная ответственность именно куратора группы указывалась однозначно.

И как тут быть? Идеал любимой женщины впервые появился в пределах досягаемости, но от этого стал еще более химеричен и недосягаем.

Теперь следовало только выполнять свой долг и просто ждать.

Уже отправляясь в обход перед самым отбоем, майор Хайнек вспомнил и еще об одном нюансе отношений между близкими людьми. Ведь по статистике не менее шестидесяти процентов супружеских пар расходятся. Причем треть разводов этой группы приходится на шестой год совместной жизни, а еще четверть – на девятый.

«Если уж на то пошло, то я готов и три года подождать! – появилась первая оптимистическая мысль в голове Минри. – Это – раз! Ну и два, как непосредственный начальник я всегда могу подтолкнуть девушку в нужном направлении. Раскрыть ей в нужный момент глаза на плохое поведение… Ведь даже у героев бывает частенько не совсем геройское поведение. Хм! И потом, они так молоды!»

Вот с этими мыслями заместитель командира Дивизиона и наткнулся в зале для общего отдыха на странную парочку: благообразный профессор Сартре весьма оживленно дискутировал с одним из вновь прибывших стажеров. Причем этот офицер тоже числился среди героев, пусть и с иной стороны, и требовал к себе несколько странного обращения – Малыш – даже от старших командиров.

«Ха! Одни выскочки и оригиналы! Но, кажется, этого Малыша следует первого проверить на болтливость. Наверняка он уже что-то выведал о своих новых товарищах. Вон как умеет общий язык с людьми находить. Даже с этим таинственным профессором успел отыскать общие темы для разговоров…»

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

3594 г., середина осени, Нирвана

Профессор Сартре тоже оказался для командования Кафедры Интеллектуальной Стажировки, да и для самого куратора, словно кость в горле. Казалось бы, совершенно никому не известный человек, сугубо гражданский и весьма далекий от воинской службы, на планете Нирвана совершенно не нужен. Нет, конечно же на Кафедре преподавали и люди с чисто гражданскими специальностями, ведь любой воин Дивизиона приравнивался к выпускникам сразу двух высших учебных заведений. Но те люди хоть находились среди военных давно, притерлись, освоились, и некоторые даже имели за плечами при определенной выслуге лет довольно высокие воинские звания. А вот кто такой профессор Сартре – никто не знал. Хотя общее мнение о нем было противоречивым, неоднозначным: «Какой-то уникальный гений по секретным разработкам в области физиологии. Сам император для реализации его проектов, изысканий и экспериментов дал зеленый свет!»

А чтобы у декана и куратора не возникло каких-либо недоразумений по поводу полномочий уникального ученого, все от того же вездесущего Винселио Грока пришла еще одна депеша. И там черным по белому маркиз указывал, что «следует оказывать любую помощь и максимальное содействие профессору Сартре во всех его деяниях и начинаниях».

То есть он сразу как бы становился по должности выше и ректора института, при котором находится Кафедра Интеллектуальной Стажировки, и военного куратора, а те переходили в его временное подчинение. Нонсенс, казус и парадокс в одном флаконе!

К счастью, прибывший три дня назад профессор только и удосужился изначально, что представиться ректору, куратору да нескольким коллегам. А все остальное время проводил в выделенной для него лаборатории. Ни с кем не общался, ни с кем не разговаривал и только настоятельно попросил его не беспокоить. То есть хлопот он вроде не создавал, но ведь какого дьявола, спрашивается, он тогда на Нирвану приперся? Еще и без всяких объяснений?

И вот теперь он сидит в удобном, огромном, но тем не менее очень уютном зале отдыха и запросто, можно сказать, панибратски беседует с Малышом! К чему бы это?

И о чем они могут вот так по-родственному беседовать?

«Может, и в самом деле родственники? – мелькнула догадка в мыслях Хайнека. – Или давно знакомы?» – И, подойдя ближе, он не нашел ничего лучшего, как спросить:

– Никак, вы старые друзья?

– Нет, – с честными глазами повернулся к нему Малыш. – Только что познакомились.

– А не поздно ли для посиделок, господин капитан? – перешел куратор на командный тон. – Завтра вам предстоит весьма тяжелый день.

– Мне не привыкать, господин майор, – последовал не совсем уважительный ответ.

Но только Хайнек попытался надавить своими полномочиями, как раздраженным скрипучим голосом отозвался Сартре:

– Мы здесь по делу. И если понадобится, я освобожу завтра капитана от любых занятий или прочей муштры.

Еще и жест при этом сделал этакий нетерпеливый ладошкой. Мол, не мешай и сваливай отсюда. То есть научный гений нисколько не забыл, кто здесь главный, деликатничать не собирался и был готов сразу указать куратору его место. Поэтому майору ничего больше не оставалось, как подавить свой гнев и, не роняя достоинства, оставить за собой хотя бы последнее слово:

– Тогда вся ответственность за усвоение учебной программы ложится на вас, господин профессор. График довольно жесткий и внеплановых выходных не предусматривает.

Он развернулся и двинулся дальше по залу, стараясь не реагировать на донесшееся ему в спину бормотание Сартре:

– Хорошо, хорошо, мы тут сами разберемся… – и уже почти заглушенные расстоянием слова, обращенные к Малышу при возобновившемся разговоре: – Но откуда у тебя уверенность, что Танти может победить такого воина, как Гарольд? Все-таки там даже весовые категории не…

Дураком куратор не был. Поэтому сразу сложил два и два: легко догадаться, что уникальный ученый находится на Нирване только в связи с присутствием здесь молодых героев. Наверняка собирается провести какие-то особые исследования, написать по их результатам эпохальную статью, а то и совершить громкое научное открытие. Естественно, что в таком случае и премия не задержится. Если уж не галактическая, то имперская – вполне реально. Подобных ученых Хайнек на своем веку повидать успел: как правило, те стремились отыскать какого-нибудь мутанта с патологическими изменениями в организме, исследовать эти изменения, а потом и воспроизвести искусственным путем на других добровольцах. Так что последующие действия профессора Сартре предсказать было нетрудно, раз он так заинтересовался юным носителем ордена «Изумрудный Листок». А то и всем составом отважных космодесантников, так отличившихся на Хаитане. Недаром они прибыли сюда почти полным составом.

Делая обход жилой части Кафедры, куратор от Дивизиона непроизвольно и несколько злорадно улыбнулся. Уж он знал, что могут вытворять зацикленные на своих идеях ученые с подопытным материалом. И отныне ни Тантоитану Парадорскому, ни его друзьям не завидовал. В любом случае для них начнутся невероятно тяжкие дни. И при этом никто из командования не имеет права давать им поблажек в прохождении непосредственной стажировки. А если кто из молодых офицеров не справится или не уложится в заданные нормы и параметры программ, то будет безжалостно вычеркнут из окончательного списка входящих в состав Дивизиона. Вычеркнут и отправлен для прохождения дальнейшей службы к черту на кулички, невзирая на все прежние заслуги, награды и звания. А при этом можно постараться устроить так, чтобы та же, к примеру, Клеопатра Ланьо отбор прошла, экзамен сдала и отправилась на почетное место службы в Дивизион. Пусть даже вместе со своей подругой Лидией Шелди. А там увидим. В жизни по-всякому бывает: сегодня женщина считает себя невестой одного мужчины, а уже через неделю все свое внимание и ласку отдает другому. Образцов подобного непостоянства – хоть отбавляй.

От таких оптимистических мыслей майор Хайнек вновь вернулся в нормальное настроение и завершил обход коридоров и кают-компаний с вполне мирным, можно сказать, отеческим выражением на лице. Никого не ругал за праздное шатание или поздние посиделки, ни перед кем не выделывался своим старшинством по должности или званию. Потому что вполне справедливо полагал, что на всех нерасторопных или недисциплинированных офицерах с лихвой отыграется завтра с самого утра. Вернее, даже не он лично, а боевые инструктора-преподаватели.

Только и старался запомнить в лицо тех, кто еще не спал, громко разговаривал или бродил по коридорам.

Разве что одного встречного стажера не удержался – остановил и попытался разговорить:

– Кажется, старший лейтенант Алоис Полсат?

– Так точно, господин майор.

– Вольно, вольно, мы сейчас не на занятиях. Просто хотел поинтересоваться мнением, как вообще здание, нравится?

– О! Замечательно! Я даже не ожидал, что здесь окажется настолько стильно, современно и уникально по внутреннему оформлению.

– Ну а что показалось наиболее интересным?

– Информаторий. Там такие базы данных и возможности для их обработки! – не скрывал своих эмоций чернокожий пилот. – Я в восторге!

– Да, мне тоже информаторий пришелся по вкусу, – закивал Хайнек. – Прямо истинное удовольствие для аналитика или составителя прогнозируемых явлений. Тебе тоже нравится аналитическая работа?

– Конечно. Люблю собирать разрозненные сведения и создавать из них цельную картинку.

– Какое совпадение! – не совсем искренне улыбался куратор. – Мне тут как раз кое-какой информации не хватает. Так что подскажи, будь добр, какая существовала причина для драки на доставившем вас сюда транспорте?

Вид у Алоиса сразу стал отмороженным:

– Не пойму, о чем речь…

– Я о том инциденте, который произошел с безразмерным толстяком-дальником.

– А что, разве он не с трапа упал? – уже совсем иным тоном спросил старший лейтенант.

Из чего стало понятно, что правды от него не дождаться.

– Зря простаком притворяешься, – нахмурился Хайнек со всей доступной ему строгостью. – Как военный куратор имею право заглянуть в протокол. Завтра утром мне передадут с транспорта полную запись событий в кубрике, и я все равно отыщу виноватых.

И опять чернокожий пилот показал, что может смело выступать на подмостках любого театра. Потому что искренне испугался, приложил руку к сердцу и чистосердечно пробормотал:

– Честное слово, я безразмерного коллегу не бил!

– В этом я не сомневался. – Презрительным взглядом майор прошелся по сравнительно тщедушной фигуре негра. – Зато уверен, что неприятностей отныне у тебя будет – только успевай отскакивать. Думаю, с твоей субтильностью будет трудно завершить стажировку на Кафедре и остаться в группе кандидатов. Обязательно попадешь в обычные тридцать процентов отсева.

Алоис на это довольно потешно скривился, показывая полное недоумение:

– А чего я еще успел натворить плохого?

– В данный момент ты пытаешься уйти от прямых ответов на вопросы твоего непосредственного начальства. В Дивизионе такие не нужны. Ну разве что ты одумаешься…

– Да я уже одумался, – с готовностью затараторил старший лейтенант. – Поэтому готов к сотрудничеству и… всему остальному. И как только вы мне покажете запись всего инцидента, я сразу же постараюсь назвать по именам всех тех, кого опознаю среди коллег.

И глаза такие честные-честные, что и не понять: издевается или и впрямь дурак? А может, и действительно не в курсе драки? Или что там произошло на самом деле?

Как бы там ни было, но давить на стажера дальше смысла не было. Поэтому куратор зловещим тоном пожелал строптивому негру спокойной ночи, развернулся и отправился в свою комнату. Поэтому не мог заметить ехидной улыбки, брошенной ему вслед. Уж такой дока в поиске информации, как Алоис Полсат, прекрасно знал, в каких случаях с транспорта могли выдать ведущиеся там круглосуточно записи. Война, крушение или личное письменное разрешение командующего данным сектором Оилтонской империи. В таких случаях даже требования губернаторов планет, а то и всей системы оставались безответными, чего уж там говорить о каком-то майоре? Пусть даже он заместитель командира всемирно известного Дивизиона!

Но вот сама попытка давления на него старшему лейтенанту очень не понравилась. Поэтому, вернувшись в комнату, которую он делил с Николя, Алоис без стеснения вырвал своего товарища из полудремы:

– Не по нутру мне этот куратор. Только что пытался меня завербовать как внештатного стукача. А? Каков жук!

Николя проявил интерес только после продолжительного зевка:

– Чего хотел конкретно?

– Узнать, зачем я поколотил Безразмерного.

– Ха-ха! Так сказал бы правду: решил забрать у него обеденную порцию, ибо самому не хватило. А тот начал возражать… Ну и…

Задумавшийся негр не обратил внимания на подначку товарища.

– А если сами дальники расколются? Как бы кое-кому на орехи не досталось.

– Не переживай. Дальникам нет никакого смысла признаваться в вине своего товарища. Иначе того и в самом деле попрут с Кафедры, если дело дойдет до служебного следствия. Да и толстяк свою промашку наверняка осознал и будет теперь тише воды ниже травы.

– Вдруг не осознал? Вдруг исподтишка отомстить захочет?

– А мы для чего? – хмыкнул Николя после повторного зевка. – Прикроем ребят, присмотрим за кем надо… И вообще, чего тебе неймется? Дай спокойно выспаться! Наверняка этот куратор ни свет ни заря завтра на ноги вскочит да за нас примется со всеми остальными инструкторами. Я тут со старожилами переговорил, так тех с первого дня на полосу препятствий погнали.

– Ну это мне не страшно, – Алоис уже быстро разделся и со смешком юркнул под одеяло. – Хотя этот Хайнек меня чуть ли не в глаза задохликом обозвал.

– Хочу посмотреть на его рожу, – веселился Николя. – Он просто диву дастся, когда увидит твой спринтерский рывок.

– Ну для меня и на длинных дистанциях равных не будет, – хвастливо заявил негр, протягивая руку к выключателю над изголовьем своей кровати. – Спокойной ночи, старина!

– И тебе пусть много каши с большими кусками мяса приснится!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

3594 г., середина осени, Нирвана

Первое утро на Нирване и в самом деле началось со всеобщего подъема и оглашения по внутренней связи, что обе группы стажеров должны бегом построиться на наружной площадке перед зданием Кафедры для разминочной пробежки. Или, иначе говоря, обязательной утренней зарядки. Причем в коридорах уже стояли строгие наблюдатели и с секундомерами в руках пытались засечь наиболее неповоротливых. Уже все на площадке построились, уже и направо поворот сделали, готовясь начать бег, как по анфиладе ступенек главного входа спустился жутко разозленный майор Хайнек и отдал команду:

– Новичкам: кру-у-гом! В левое крыло первого подвального уровня в распоряжение профессора Сартре бего-о-ом, марш! Остальным: действовать по распорядку!

И не оглядываясь, поспешил в здание. Старожилы несколько завистливо посмотрели вслед своим новым коллегам-сменщикам, а потом помчались под командой инструктора наматывать два дежурных круга утренней разминки вокруг складских ангаров. Как они сами признались вчера новичкам при знакомстве, в эти совместные шесть дней тренировок уже прошедшие стажировку коллеги всеми силами вначале стараются показать собственное физическое превосходство именно на утренних разминках, а уже потом на полосе препятствий. Вот и им очень хотелось. А тут в самый первый день такой пассаж. Новички по вине какого-то профессора куда-то сбежали и теперь отлынивают от негласного соревнования.

Хотя сбежали тридцать офицеров недалеко. Сразу же в широком подвальном коридоре их всех заставили улечься на госпитальные кровати, закатать рукава и брюки на лодыжках, а мужчинам вдобавок еще и предплечья оголить. После чего профессор, которому помогали пять местных лаборантов, стал обходить всех без исключения офицеров, закрепляя на их запястьях узкие браслеты, на лодыжках браслеты втрое шире, а на шее и предплечьях – некое подобие прозрачных, моментально прилипающих к телу кусочков пластика. При этом руководитель всей программы довольно громко давал пояснения и инструктировал, как и чем пользоваться. Вернее, не пользоваться, а стараться с себя ничего не потерять из баснословно дорогого научного оборудования.

– Отныне все ваши физические и даже умственные усилия будут фиксироваться и накапливаться в одной очень умной аналитической машине. Ваша задача: не обращать на приборы лишнего внимания, вести себя как обычно и практически ни в чем себе не отказывать. Ваша личная жизнь и свободное время вместе со сном фиксироваться не будут. Только рабочий режим тренировок и занятий. Естественно, следует пресекать в себе любые попытки повреждения приборов, ковыряния их ножом или прочей преднамеренной порчи. Купаться и даже нырять на большую глубину – можете смело. Температурный режим тоже довольно широк, ну разве что вредны запредельные температуры, точно такие же, как и для организма. То есть в кипяток не прыгать и в лед не вмораживаться.

Проходя мимо Клеопатры, профессор ничем не показал, что они хоть как-то знакомы. На Тантоитана тоже вроде никакого внимания не обратил. Зато возле Безразмерного в удивлении замер:

– А с вами что, голубчик, приключилось?

– Да ничего страшного…

– Может, вас в «омолодитель» на денек уложить? Тут имеется.

– Что вы, что вы! Не стоит беспокоиться, – шепелявил толстяк. – И так заживет.

– А зубки?

– Еще вчера договорился с дантистом Кафедры. Обещал за неделю новые приживить, – убеждал пострадавший.

– Ну ладно, как знаете. Мне тоже интересно будет сравнить ваши результаты с остальными… Итак, дамы и господа! – Сартре остановился в конце коридора и обратился ко всем: – По приказу вашего командования вы на неопределенное время переходите в мое почти полное распоряжение. Вернее, переходят ваши тела, по наблюдениям за которыми и будут составлены соответствующие рекомендации для усиления физических нагрузок для стажеров данной Кафедры и иных подобных воинских учреждений. Если что-то будет на теле мешать или вызывать раздражение – немедленно обращаться ко мне. Можно даже среди ночи. Так… еще минут пять постарайтесь лежать неподвижно. Желательно громко не говорить, а уж тем более не кричать.

Ближе всего к нему оказался Гарольд, который чуть ли не шепотом поинтересовался:

– Если мы крикнем, присоски испугаются и сбегут?

– Зря смеетесь, молодой человек. – Профессор склонился над воином с каким-то прибором, проверяя, как ведут себя странные пластиковые нашлепки. – И называйте их для удобства пеленгами. Пеленги ведь и в самом деле почти живые. Даже имеют некоторые зачатки искусственного интеллекта. И им необходимо время для приживления…

После таких объяснений возмутился все слышавший Граци:

– Не хватало, чтобы они приросли к нам навечно! Потом завладели бы нашим телом, мозгом…

– Было бы чем владеть! – строго оборвал его профессор. Посматривая на часы, обошел еще нескольких офицеров, довольно крякнул и разрешил: – Теперь можете смело бежать на завтрак. Но! Как только имя кого-либо прозвучит по внутреннему коммуникатору, немедленно мчаться сюда.

– А если идут занятия? – стал уточнять Гарольд.

– В любом случае! Все ваши преподаватели и инструкторы предупреждены. Всего хорошего!

По пути в свои комнаты, во время умывания и во время завтрака только и было разговоров что про странные эксперименты никому не известного гения. Ощупывали браслеты, рассматривали друг у друга почти приросшие к коже пеленги. Прислушивались к своим ощущениям и шутили на эту тему.

– Кажется, мне браслеты силенки прибавили как минимум втрое, – уверенно и с серьезной рожей заявлял Армата. – Пойду сегодня вечером и поколочу Гарольда.

В тон ему отзывался Граци:

– Давно пора наказать тебя за зазнайство. Если у тебя силы утроились, то у Гарри наверняка удесятерились. Чихнет нечаянно в твою сторону и…

– …Прощай, огурчик! – хором подхватили остальные друзья, словами шуточной песни оплакивая долю лучшего в отделении специалиста по самому сложному и современному вооружению.

На что Армата без всякой обиды дал пояснения:

– Так ведь колотить Гарольда я буду издалека, из тяжелого миномета.

Под смех друзей капитан Стенеси снисходительно скривился:

– Минометы любишь? Вот только погоди до первых учений, где мне доверят распределение оружия. Устрою так, что будешь даже спать с ним. А уж бегать – никто тебя не остановит.

Тогда как чуть в стороне Парадорский проводил интенсивный допрос своей любимой:

– Почему Сартре делает вид, что тебя не знает?

– Так я ведь тебе говорила, что он обо мне ни слухом ни духом. Надо вначале ему привет от брата передать, потом и пароль сказать…

– Ой! Брось эти шпионские игры! Я знаю, что ты с ним знакома лично, и жду от тебя немедленных объяснений.

– Почему знакома? С чего ты взял? – пыталась вывернуться заметно растерявшаяся Клеопатра и не нашла ничего лучшего, как самой перейти в наступление: – И чего это ты на меня набросился? Вдруг профессор и в самом деле меня когда-то в детстве видел возле брата. Может, и сейчас узнал, все-таки моя фотография у родственников имеется.

– Ты мне зубы не заговаривай. Лучше сразу признавайся: чего это ты с ним вчера перемигивалась и знаками обменивалась?

Девушка умильно нахмурилась, интенсивно пытаясь припомнить, когда, где и кто мог заметить ее переглядывания с Сартре. Получалось, только в конце ужина, а кто – уже и неважно. Но отговорка на этот случай отыскалась сразу:

– Да я ведь просто очень хотела с ним переговорить, узнать о брате, вот и смотрела слишком пристально. Когда уходили, хотела хоть издалека поздороваться и на себя внимание обратить. Вот профессор вроде как и кивнул мне в ответ спонтанно… Да и вообще, чего это ты меня так пытаешь? Если хочешь что-то узнать, идем к этому ученому немедленно и все выясним на месте. А то ведешь себя, как… как… как Рома Бровер!

Их старый и верный друг уже давно обретался где-то в далеких вражеских тылах вместе со своей супругой. Его все-таки забрали чуть больше четырех лет назад в разведку, переквалифицировали в специальной школе на шпиона и закинули в неизвестно какую систему неизвестно какой державы. Что Романа, что Магдалены порой в компании сильно не хватало, но те сами выбрали свою судьбу, став бойцами «невидимого фронта». А секретность их миссии не позволяла даже приблизительно догадываться, в какой части Галактики парочка находится. Разве только один раз одно из самых высокопоставленных лиц Оилтонской империи заявило: от усилий и умений супружеской пары Броверов зависит очень многое.

Спрашивать что-то больше никто не осмелился, но зато в своей среде друзья частенько употребляли сравнительные характеристики, подходящие синонимы, связанные с именем Романа или его фамилией. Особенно если речь заходила о шпиономании или излишней подозрительности. Так и говорили: «Оглядывается, как Рома». Или: «Тебе только с Бровером работать!»

Но еще воспоминания о старом друге всегда вызывали у Тантоитана ностальгический вздох, чем Клеопатра бессовестно пользовалась. Вот и сейчас он скривился, но дальше копать под профессора не стал:

– Просто не люблю, когда ты шокируешь меня своими тайнами.

– Ну так ведь женщина всегда должна оставаться загадкой для мужчины, – кокетливо пожала плечиками Клео.

– Ха! Тебе напомнить последствия подобных загадок? – ощерился Танти весьма угрожающе. – Например: что сделал Отелло с Дездемоной. А было бы в их отношениях все открыто и без недомолвок – жила бы дама, горя не зная.

– Фи! Нашел с чем сравнивать. Жестокий, страшно ревнивый мавр, который собственных мозгов не имел, а жил по чужим наущениям. Ты ведь у меня не такой.

– В смысле мозгов или жестокости – не такой?

– Во всем. – Клеопатра, уже закончившая свой завтрак, поднялась из-за стола. – Даже не ревнуешь никогда.

– Ого! – поспешил за ней и Танти, на ходу склоняясь к розовому ушку. – А что, есть повод? И моей принцессе хочется стать Дездемоной?

– Это еще кто кого задушит! – пригрозила девушка, оглядываясь по сторонам и осуждающе добавляя: – И чего ты так кричишь? Мы ведь договорились называть друг друга принцессой и рыцарем только наедине. Это ведь только наше, сугубо личное обращение.

– Да? – уже на ходу откликнулся Танти. Они покинули столовую одними из первых и спешили в свою комнату, чтобы взять нужные для первого занятия тетрадки-регистраторы. – И что тут такого личного? Все ребята и так знают, что ты моя принцесса, а я твой рыцарь. Или все-таки хочешь сменить…

– Нет! Да и тебе имя Отелло совсем не идет. Ха! Алоису, кстати, тоже, – неожиданно вспомнила она об их новом чернокожем приятеле. – Слишком неброско он смотрится, не правда ли?

– Точно. Вот кому с Бровером работать в паре…

Вскоре уже все тридцать офицеров сидели на первом, так сказать, ознакомительном занятии. Чуть сбоку за их спинами разместился и куратор, майор Хайнек. Занятие вел один из преподавателей, работающий здесь с первого дня основания Кафедры. Он довольно подробно и красочно стал описывать как саму Нирвану, найденную шестьсот лет назад, так и все чудеса, творящиеся у нее внутри и на поверхности. Причем многие нынешние тайны оказались не для широкой огласки, и даже в самой Оилтонской империи о ней простые обыватели ничего интересного не знали. А ведь, как показалось одно время, эта планета по своей уникальности могла удивить, увлечь, заманить любого исследователя. Не Хаитан, конечно, но и далеко не рядовая планета. И это при том, что почти вся поверхность занята двумя противоположными по температурам пустынями: ледовой и песчаной.

Полезных ископаемых на Нирване не было. Совсем. Залежи руд отсутствовали. Ни угля, ни нефти. Даже отложений соли было не сыскать. Да что там соли, нормального песка, годного для производства чистого стекла, и то не было. И это – невзирая на громадную пустыню, опоясавшую по экватору всю планету. Естественно, что долгое время здесь некому было не то что прогрессорством заниматься, а вообще поинтересоваться жизнью отсталых чернокожих аборигенов. Те жили в деревнях внутри узких полосок джунглей и прочих лесов, занимались собирательством и даже палку в руку как оружие никогда не брали. Потому что врагов как таковых в природе у них не было. По крайней мере вокруг; а сами искать хищников или их выращивать негры никогда и не стремились. О том, как чернокожие обитатели появились в этом тихом раю, частенько из-за ураганов превращающемся в ад, догадаться было невозможно. Исследователи, археологи и спелеологи только руками разводили и пожимали плечами: загадка природы, не иначе. И Нирвану оставили в покое. Даже уникальные катакомбы и многочисленные лабиринты в толще льда, проложенные там агрессивными и хищными орашами, не удостоились скрупулезного изучения. Ну живут себе эти ораши, напоминающие кротов во льдах, ну объедают обильно растущий в лабиринтах мох, а толку? Мясо – несъедобное, шкура – невероятно вонючая даже после обработок ультрасовременными химическими средствами. Приручать орашей или подвергать селекции – тоже бессмысленно.

Решили: от планеты пользы – никакой. Ни моральной, ни стратегической, ни экономической. О флоре и фауне вообще речь не идет.

Все резко изменилось лет пятьсот назад. Кто-то из ученых-энтузиастов, прожив здесь лет тридцать, совершенно неожиданно выяснил, что аборигены умело скрывают свой истинный возраст. По общему годовому исчислению, сравниваемому с земным, негры преспокойно себе доживали до возраста в сто пятьдесят лет! И это при скудном питании, частых ураганах, резких сменах температуры и полудиком, без всякого намека на медицину существовании.

Да плюс ко всему тот самый ученый выдвинул особую теорию, которую почти неопровержимо доказал в своих работах: долгожительству способствует местное магнитное поле.

Ох, что после этого на Нирване началось! Истинное паломничество всех престарелых, немощных, желающих жить долго, тихо и счастливо. А их сопровождали потоки санитаров, аферистов, строителей и мануальных терапевтов. В течение добрых пяти десятков лет на планете интенсивно бурились скважины, устраивались подледные, подземные и зависшие в атмосфере жилища. Строились дороги, коммуникации и необходимые для производства продуктов питания комплексы. Возвели внушительные города так называемой развлекательной индустрии: казино, кинотеатры, спортивные площадки на любой вкус. Безжалостно уполовинили, а то и вообще чуть не извели популяцию единственных крупных животных планеты, обитающих во льдах, – ледовых кротов. По этой причине ораши сбежали на большие глубины, и какое-то время казалось, что они вообще полностью истреблены. Ну а те животные, которые обитали в зонах, граничащих с пустыней, своим спасением были обязаны чернокожим аборигенам.

Хорошо хоть самих аборигенов не сильно притесняли, и тем удалось сохранить как свою численность, так и свои скромные деревни.

Ну а потом наступило жесткое похмелье. Никто из паломников долгожителем не стал, здоровье свое не поправил и уж тем более не омолодился. Да вдобавок ко всему в бумагах умершего ученого, который затеял всю эту бучу, обнаружилась куча неувязок и притянутых за уши подтасовок. То есть еще и теоретически было доказано: Нирвана ничего не дает в плане долгожительства. Да, негры жили до ста пятидесяти. Но очень немногие, можно сказать, единицы. Да и то следовало родиться здесь, питаться только местными разновидностями бананов и пить только талую воду ледников. И кто такое выдержит? Смешно подобные вопросы задавать…

Забросили планету в сто раз быстрей, чем освоили. Не прошло и десяти лет, как в городах не осталось обитателей, комплексы перестали работать, и даже летающие поселки были безжалостно опущены на поверхность. А некоторые сами рухнули там, где им понравилось. Итог: красивая планета превратилась в свалку, оставшуюся после сбежавшей цивилизации.

Лишь кое-где теплились разрозненные очажки технического бытия, да доживали свой век особенно настырные пенсионеры. Причем некоторым из них просто и возвращаться было некуда. Шли века, последние редкие поселенцы сменялись иными, не менее жалкими личностями, кое-где продолжали существовать «хутора», которые то умирали, то вновь оживали, но в любом случае, по последним переписям и просмотрам автоматическими зондами, насчитывалось не более одного миллиона поселенцев. Планета огромная, а жить на ней никто не хотел, и вся бесконтрольно брошенная частная собственность, хоть и имела своих законных владельцев, находилась в пользовании любого желающего.

Что самое интересное, сами аборигены из этой невероятной по объему технической свалки не взяли для своих нужд ни единого винтика, ни единого куска стальной арматуры или так любимого всеми дикарями пластика. Так и продолжали жить по своим устоявшимся обычаям, словно пришельцев никогда не существовало. Завидная философия, вызывающая уважение. Потому, наверное, и жили долго, что отказывались от благ цивилизации.