Текст книги "Соловушка НКВД"

Автор книги: Юрий Мишаткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Прошу прощения, но об этом лучше поговорить лично, при встрече, – мягко заметил Скоблин.

«И он считает, что аппарат прослушивается! Если моими разговорами интересуется Сюрте женераль, черт с ним, будет несравненно хуже, если слушают чекисты». – Евгений Карлович не стал настаивать на немедленном докладе, попросил (именно попросил, а не приказал) поскорее явиться в штаб.

В ожидании просмотрел газеты «Правда», «Известия», два номера «СССР на стройке», «Крокодил», «Бегемот». Усмехнулся в усы, прочитав, что весь советский народ успешно выполняет планы пятилетки, в стахановском движении участвуют миллионы. Нахмурился, когда на глаза попали снимки беспересадочного перелета двух самолетов, статьи об учебе трактористок, массовом изучении молодежью винтовки в кружках «Ворошиловский стрелок», борьбе за сплошную в стране грамотность, гигантский урожай зерновых.

Когда на пороге кабинета вырос Скоблин, Миллер поднял от газет голову.

«Дисциплинирован, не чета расхлябанным, кто даже не удосуживается ежедневно бриться».

Предваряя вопросы, которые уже прозвучали по телефону, Скоблин доложил о готовности восьми офицеров влиться в армию каудильо Франко, участвовать в подавлении восстания республиканцев.

– В группе было больше, но трое вызвали серьезные сомнения. Неравнодушны к спиртному, пристрастились к марафету. Признались, что согласились воевать из-за финансовых затруднений. Такие с легкостью предадут: сегодня служат нам, а посули больше долларов – переметнутся к противнику. Мы обязаны посылать лучших, проверенных – для испанцев наши офицеры должны стать примером.

– Гоните шваль в шею! – потребовал Миллер.

Скоблин кивнул.

– Без вашего согласия, точнее, приказа, не мог провести чистку агентуры.

Скоблин сообщил о положении на границе с Испанией, посетовал, что на пограничном пункте сменились жандармы (прежние были подкуплены, беспрепятственно пропускали русских волонтеров), следует искать иные способы проникновения за Пиренеи.

Генерал докладывал и, мысленно представляя карту военных действий в Испании, отчего-то вспомнил связника Ковальского, которого заменили новым…

– Сколько человек потеряно на кордоне? – спросил Миллер и получил вразумительный ответ:

– Слава Богу, ни одного. Наших лишь задержали на сутки и отправили назад: мы легко отделались, но в следующий раз переход может закончиться арестом.

– Как много наших в Испании?

– Затрудняюсь назвать точное число, их адреса, фамилии от вашего покорного слуги хранят в тайне.

– Вас держат в неведении?

– Точно так. Ложная секретность мешает работе, сковывает руки, а недоверие больно ранит.

Миллер сжал кулаки, стукнул ими по столу.

– Черт знает что! Подозревать в двурушничестве вас? Тогда и меня можно обвинять в сотрудничестве с ЧК! Нынче же отдам приказ информировать вас первым о нашей работе за Пиренеями!

– Благодарю за доверие.

– Будем надеяться, что при переходах границы не будет сбоя. Где произошел разрыв цепочки?

– Не исключено, что в испанскую группу затесался предатель. Москва усиленно оказывает безвозмездную помощь республиканцам как вооружением, так и живой силой: из СССР идут пароходы с танками, самолетами, оружием, хорошо зарекомендовавшими себя опытными военнослужащими. Москва препятствует пополнению армий Франко нашими эмигрантами, не желает, чтобы русские, как в Гражданскую, воевали друг с другом.

– Не надо во всех неудачах винить лишь чекистов – для Лубянки будет много чести. Да, враг коварен и преступно его недооценивать. Чекисты давно не те, что были после переворота и развязанной междоусобной войны, за минувшие годы во многом преуспели, стали опытнее – это совсем не безграмотное быдло. Но сомневаюсь, что они контролируют франко-испанскую границу.

– Надо искать предателя в Испании, откуда он информирует Москву о притоке к Франко наших людей. Пока не пущен на дно ни один идущий к берегам Испании советский пароход. Русские вновь стали воевать с русскими: в Андалузии в отрядах республиканцев немало эмигрантов, выходцев из России. Зачем подставляют себя под пули? Желают заслужить право вернуться домой? Я бы не воевал в чужой стране за чужие интересы.

Миллер внимательно слушал и соглашался со Скоблиным, особенно с его советами не распылять силы РОВС, приберечь их к борьбе в России, которая не за горами.

– Кто занимался отправкой группы?

– Капитан Саввин. На границе группу встретил хозяин консервной фабрики. Ни первого, ни второго не следует подозревать в предательстве, и тот и другой проверены и перепроверены.

– Жаль, что группа вернулась, не выполнив приказ, но хорошо, что не потерян ни один человек. Плохо, что о нашей помощи Франко пишет пресса – и так о нас болтают, будто мешаем нормализации отношений Франции с СССР. Найдите подход к газетчикам, вам это будет не сложно – супруга часто дает интервью. Обласкайте бандитов пера, часть их возьмем на содержание, чтобы стали нашим рупором, на подкуп нужных людей не стоит жалеть денег.

Скоблин запоминал все сказанное начальником, чтобы дома конспективно записать и включить в очередное донесение.

– Ваше мнение о причинах наших фатальных неудач?

Скоблин ожидал подобного вопроса, успел к нему подготовиться.

– В досадных промахах виновата, во-первых, спешка с комплектованием групп, халатное отношение к выбору кандидатов к забросу. Анализ последних событий показал, что распыляем силы, посылаем людей в Испанию, тогда как они нужны для отправки в Россию. В отличие от большевиков, которые швыряют деньги для завоевания мира, мы обязаны быть экономными, даже скупыми в трате средств, беречь людей для грядущей войны с поработителями Отечества. Напрасно забыли о контрпропаганде, не критикуем лидеров СССР, начиная со Сталина.

– Сменить штык на перо? Ввязаться в бумажную войну и вместо пулеметов строчить чернилами?

– Штык, притом острый, побережем до нужного времени. Начнем идеологическую битву. В России ширится сеть проводной радиосвязи, «говорящей газеты», как большевики окрестили радио, которое пришло даже в отдаленные села. Подсоединимся к линии связи и станем вещать то, что нам надо. Не следует принижать и роль печатного слова, увеличим тиражи листовок для их отправки в Россию…

Миллер слушал и думал: «Все советы продуманы. Бьет в одну точку. Прав, что забыли о пропаганде наших идей, критике большевистского режима. Но для этого нужны немалые средства. Что ж, прекратим помощь франкистам. Наша касса не бездонная бочка, расточительство пустит РОВС по миру с протянутой рукой. Не будь богатых меценатов белого дела, положили бы зубы на полку. Спасибо германцам, что время от времени отваливают солидные куши…»

С теплотой вспомнил, что среди пожертвователей и супруги Скоблины, точнее жена генерала, делающая отчисления чуть ли не с каждого своего концерта.

«Не первый год помогает строительству православной церкви в пригороде Озуар, настоятель прихода просил поблагодарить дарительницу, что сделаю прилюдно, тем более что настоятель мой близкий родственник…»

Миллер имел в виду мужа старшей дочери Александра Чекана, в прошлом офицера-артиллериста.

– Передайте очаровательной Надежде Васильевне, что она достойна аплодисментов не только за выступления, но и за помощь неимущим, сирым, больным, сооружение храма. Все русские в изгнании бьют талантливой певице низкие поклоны.

Беседу прервал адъютант, напомнивший Миллеру о запланированной поездке в госпиталь.

– Хочу проведать заслуженного ветерана-дроздовца: умирает от старых ран, а родственников нет.

Миллер не добавил, что в госпиталь приглашены представители газет, которые должны написать о милосердии и сердечности начальника РОВС, что, несомненно, поднимет его авторитет.

Генералы распрощались, не подозревая, что разговор продолжится тем же вечером, но уже по телефону.

4

Миллер позвонил довольно поздно в занимаемый Скоблиным и Плевицкой номер отеля. Трубку взяла Надежда Васильевна.

– Очень рад услышать ваш голос! Верю, что супруг передал мою благодарность. Если и другие ненуждающиеся русские будут столь же щедры в помощи соотечественникам и церкви, это станет антибольшевистской акцией. Спасибо за концерты, но еще больше за отчисления в пользу неимущих!

Подобные излияния Плевицкая слышала часто, но одно дело, когда благодарят простые почитатели, и совершенно иное, когда это исходит из уст начальника РОВС. Надежда Васильевна знаком подозвала мужа, дала ему отводную от аппарата трубку.

– Всегда, но особенно сейчас, испытываем трудности, главная среди них ограниченные средства, к примеру, были вынуждены задержать квартплату за снимаемое штабом помещение и, не будь столь добр хозяин дома господин Сергей Третьяков, кстати, внук московского головы, собирателя живописи, пришлось бы съехать.

Скоблин шепнул жене:

– Расположение Миллера дороже любого гонорара!..

Закончив благодарить, генерал попросил передать трубку мужу, что Плевицкая тотчас сделала.

– Прошу извинить за поздний звонок. После нашего разговора поразмышлял и пришел к выводу, что вы во всем правы. Да, пора свернуть помощь Франко, больше внимания уделить контрпропаганде. Завтра подпишу приказ о прекращении нашего участия в войне в Испании.

Обговорив повестку очередного заседания штаба, Миллер вновь стал петь дифирамбы Плевицкой:

– Наша интеллигенция, имею в виду живущих на широкую ногу, в неоплатном долгу. Если не делом, то деньгами могли бы помочь белому движению, брали бы пример с госпожи Плевицкой.

– Скажите это Надежде Васильевне, – попросил Скоблин. – Ей будет приятно услышать из ваших уст.

– Только что это сделал.

– Да? – сыграл удивление Скоблин. – Она передает привет Наталье Николаевне, приглашает посетить наш загородный дом. Обещает истинно русский стол – кулебяку, морс из клюквы, грибочки. Запишите адрес.

– Он известен: однажды посылал к вам порученца с документами. Благодарю за приглашение, дождусь в работе небольшого перерыва. Пока подготовьте проект нового меморандума, у вас он получится не казенным, не сухим.

– Срок?

– Вторник.

– Будет сделано.

Генералы распрощались.

Скоблин положил трубку, то же сделала Плевицкая.

Супруги уставились друг на друга. Взгляд Николая Владимировича был более чем красноречив, и Плевицкая заговорила первой:

– Желаешь услышать оценку своего поведения? Был немногословен, говорил по делу, ничего лишнего. Не переигрывал. Одним словом, не сделал ни единого промаха.

Вдохновленный оценкой, Скоблин стал составлять новое донесение. Помня просьбу шифровальщицы быть лаконичным, писал короткими фразами: не только супруга, но и Москва ценила краткость, деловитость.

Плевицкая оставила мужа корпеть над донесением, ушла в спальню.

«Как бы снова не стал болтливым. Странно: в жизни порой не выжмешь слова, а в донесениях желает выложить сведения с ненужными подробностями… Хорошо, что позволяет редактировать тексты…»

«Фермер» Центру:

…Миллер согласился экономить средства и людей, прекратил оказывать Франко помощь. Вновь выезжает с инспекцией в Болгарию, вряд ли встретится там с Туркулем, последнего можно привлечь на нашу сторону – падок на деньги и женщин. Главную роль в РОВС играет ген. Шатилов, который оказывает на начальника большое влияние. Пока РОВС практически – это Миллер. Шатилов не пользуется авторитетом в отделениях. Открываются новые курсы, каждый на сто человек. Приглашен туда читать лекции. Сообщу пофамильно курсантов с характеристиками.

Ближе к осени «Фермерша» поедет в Сербию, Хорватию, Македонию, где много русских, буду сопровождать. Задерживает очередная годовщина образования Добрармии (16 ноября), десять лет пребывания за границей. Будет торжественное собрание, мое присутствие обязательно.

Ген. Деникина крайне редко видят в Париже. Живет затворником, пишет мемуары.

Некоторые ваши вопросы настолько обширны, что требуют сбора сложного материала, это связано со временем.

При встрече с курьером сделаю подробный доклад о всех группировках в эмигрантской среде, предложу ряд идей, которые должны заинтересовать.

Постановление Центрального Исполкома Союза ССР о персональной амнистии и восстановлении в правах гражданина мне объявили. Настоящим обязуюсь до особого распоряжения хранить в секрете…

Парижский резидент Центру:

«Фермер» сумел раздобыть и переписать доклад РОВС о мобилизационном плане в случае броска в нашу сторону, всего сорок страниц. Я все листы перефотографировал. Когда проявили, оказалось, что получился брак. Пришлось доклад записать тайнописью. Доклад чрезвычайно интересен…

Докладная записка начальника Иностранного отдела ОГПУ СССР

«Фермер» и «Фермерша» стали за последнее время основным источником информации из Франции. Результаты работы нашей агентуры свелись к следующему: во-первых, сумели свести на нет боевые дружины русских эмигрантов, созданных Шатиловым и ген. Фоком; во-вторых, убедили штабистов РОВС в нецелесообразности организации особого террористического отдела; в-третьих, перетянули на свою сторону, сделали почти союзником Завадского, основного агента контрразведки РОВС; помимо передачи дезинформации, разоблачили провокатора, подсунутого французами в РОВС; в-четвертых, информировали о готовящемся убийстве наркома-внудельца т. Литвинова в Швейцарии, дали новые сведения о деятельности РОВС в Румынии.

«Известия». 1934. 18 июля:

Создание НКВД[5]5
  В общесоюзный Наркомат внутренних дел (НКВД) включили ОГПУ СССР. Наркомом стал Г. Г. Ягода, его первым заместителем Я. С. Агранов, вторым Г. Е. Прокофьев. Оперативный аппарат ОГПУ вошел в Наркомат внутренних дел в качестве Главного управления государственной безопасности СССР.


[Закрыть] означает, что враги внутри страны в основном разгромлены, что возрастает роль революционной законности.

Дм. Мейснер. «Миражи и действительность». Москва, 1963:

В счастливые для нас минуты мы заслушивались песнями Н. В. Плевицкой, щедро раздававшей окружающим ее молодым воинам блески своего несравненного таланта. Эта удивительная певица, исполнительница русских народных песен, только тогда начинала увядать, высокая и стройная женщина была кумиром русской военной молодежи. Ее буквально и в переносном смысле носили на руках. Она была женой одного из наиболее боевых генералов белой армии… Тогда я еще не мог прочитать интересную автобиографию Плевицкой, где она рассказывает о начале своей жизни, о том, как полуграмотная крестьянская девушка из Курской губернии стирала в одном московском дворе белье…

А. Вертинский. «Дорогой длинною…» Шанхай, 1942:

В парижском ресторане «Большой Московский Эрмитаж» пела Надежда Плевицкая. Каждый вечер ее привозил и увозил на маленькой машине тоже маленький (? – Ю. М.) генерал Скоблин. Ничем особенным он не отличался. Довольно скромный и даже застенчивый, он выглядел скорее забитым мужем у такой энергичной и волевой женщины, как Плевицкая.

Куплеты о Плевицкой, исполняемые в ресторане «Забудь грусть», Рига:

 
А вот вам баба от сохи —
Теперь в концертах выступает,
Поет сбор разной чепухи,
За выход тыщу получает.
 

Из репертуара Н. Плевицкой:

В холоде, в голоде скудная, серая,

Грешная хмельной гульбой,

Ты ль это, крепкая, с силою, с верою,

Ныне восстала на бой?

* * *

Вот тройка борзая несется,

Словно из лука стрела.

И в поле песня раздается —

Прощай, родимая Москва!

Резидент НКВД в Париже Центру:

«Фермер» желает отпраздновать юбилей его работы с нами, сказал, чтобы вы со своей стороны оценили его деятельность.

Предлагаю дать месячный отпуск, двести американских долларов и еще столько же наградных.

Я оплатил ему приобретение новой машины, а также лечение на курорте «Фермерши».

Совершенно секретно

Спецсообщение, тт. Ягоде,

Агранову, Прокофьеву, Гай,

Молчанову, Миронову, Паукеру,

Фринковскому, начальникам

оперативных отделов

Иностранный отдел ГУГБ получил сведения, что ген. Миллер в беседе с близкими ему лицами сообщил <…> что при свидании с немецкими журналистами указал, что Германия может справиться с ненавистным коммунизмом коротким ударом по большевистской голове. Если Германия изберет этот путь борьбы, вся эмиграция будет на ее стороне, более того, пусть Германия даст средства, за что эмиграция даст необходимый людской материал. В данный момент РОВС должен обратить свое внимание на Германию, это единственная страна, объявившая борьбу с коммунизмом не на жизнь, а на смерть…

Центр «Всеволоду» (он же «Сильверстов»), в Лейпциг:

Полагаем, что «Фермеру» следует предпринять ряд шагов для закрепления в верхушке РОВС, затем, в зависимости от обстановки, выходить с активными предложениями.

«Фермер» – крайне важный агент для будущих разработок. Подробный анализ его знакомств и связей, взаимоотношения с различными объединениями и группировками может дать исключительно ценный результат. Укажите на уделение максимального внимания лицам, ведущим активную разведывательную работу против СССР, выявлению путей проникновения агентов на нашу территорию, способы связи с ними. В последней шифровке «Фермер» информировал, что на одном из банкетов офицеров Марковского полка встретил недавно человека, нелегально побывавшего у нас. Этому сведению придаем чрезвычайное значение, ввиду того, что в СССР действительно был бывш. командир одного из Марковских полков некто Слоновский Д. А. Отдельным приложением высылаем фотокарточку данного Слоновского. Просим выяснить у «Фермера»: этого ли офицера встретил на банкете?

Глава восьмая
Ностальгия

Где Родина? По мне – корыто,

Где пойло вкусное,

Где щедро, через край

Для поросят моих

И для меня налито.

Вот Родина моя!

Вот светлый край!

Неизвестный автор. 1936

1

С некоторых пор Миллер перестал, как бывало прежде, звать к себе Скоблина, советоваться или звонить вечерами, уточнять что-либо. Мало того, у Евгения Карловича заметно изменился характер – излишне долго размышлял над принятием любых решений, неделями не подписывал приказы. Когда Скоблин тактично напомнил, что несвоевременное выделение средств для учебы диверсантов тормозит работу, оттягивает на неопределенное время заброс группы в Совдепию, Миллер ответил: – Не торопите, надо это обдумать, как и многое другое.

Если раньше генерал частенько просил Скоблина доложить о проделанной работе, то теперь словно забыл о существовании одного из ближайших помощников.

Миллер стал необщительным, больше слушал подчиненных, нежели говорил. И прежде, до занятия важного поста, был малоинициативен, в решениях придерживался осторожности – не зная броду, не лез в воду, тем более в огонь. Теперь напустил на себя строгость, не прощал любую, даже незначительную провинность, к нерадивым применял санкции вплоть до понижения в звании, должности, отчисления из РОВС. Когда Скоблин пожаловался супруге на поведение начальника, Надежда Васильевна успокоила:

– Не вижу причин для волнения. Просто-напросто твой начальник почувствовал вкус власти, ему стало уютно в новом кресле, ведет себя, как некоронованный царек. Радуйся, что не мучает приказами. Хорошо, что не прощает всякие провинности, иначе подчиненные разболтаются, выйдут из повиновения. Мало действует сам? Понял, что не имеет права на ошибки – с него берут пример. Плохо лишь, что рвет старые связи, забыл о прежней с тобой дружбе. Того же поведения придерживается и супруга, видимо, делает это по указанию муженька: точно набрала в рот воды, ничего не ответила на приглашение посетить нас за городом. Не напоминай, иначе будешь выглядеть навязчивым. Подождем, пусть попривыкнет к новому положению, подобреет.

– От него не дождаться даже улыбки.

– Считает, что нельзя быть запанибрата с подчиненными.

– Всякие доброхоты могли нашептать про меня какие-нибудь гадости.

– Не порть напрасно нервы.

– Его словно подменили, – продолжал горячиться Скоблин. – Считали пешкой, случайно пролезшей в дамки, а оказался если не королем, то по крайней мере ферзем.

– В тихом омуте черти водятся.

– Омутом считаешь РОВС? – Скоблин впервые за разговор с женой улыбнулся. – А его чертом? Мы поспешили с сообщением Центру, сделали неверные выводы о Миллере: он вовсе не мямля, обладает, как оказалось, жестким характером, неподкупен, бдителен – без охраны ни шагу.

– Неужели надеялись провести на мякине? Он много пережил, всякое перевидел, не трус, просто осторожен.

Скоблин слушал с вниманием, не в первый раз восторгаясь редким для женщины аналитическим умом, способностью видеть людей точно насквозь, проникать в их сущность.

– Не торопи события, – продолжала Плевицкая. – Побудь некоторое время в тени. Пусть почувствует себя неуютно без твоих советов, участия в делах и сам призовет, приблизит к своей персоне. Вам надо сблизиться, хорошо бы домами, чтобы Миллер забыл об осторожности, даже стал беспечным. Постараюсь сдружиться с мадам Миллер, чтобы через генеральшу подействовать на генерала…

– Центр торопит с завязыванием с Миллером дружбы.

– Попроси товарищей не подстегивать. Сообщи о создавшемся в РОВС положении, новой расстановке кадров, изменениях в структуре.

– Москва считает Миллера крайне опасным из-за непредсказуемого характера, чрезмерной бдительности. Сблизиться, чтобы иметь допуск к святая святых РОВС будет не легко: Миллер не Кутепов.

– Верно, такого труднее заманить в сети.

– Хочешь сказать… Думаешь, повторят операцию похищения? – Скоблин недоговорил.

– Что придется делать – решать не нам, а Москве.

Генерал приник к руке жены.

– Ты как всегда права. Подождем новую инструкцию. Пока подготовим очередное донесение – при появлении товарища из Центра будет слишком мало времени, курьер заспешит домой к празднику.

– Имеешь в виду праздник Троицы: Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого?

– На Лубянке сидят ярые безбожники, никто из большевиков не признает ни Троицу, ни Пасху, ни другие православные праздники, как и саму церковь. На Родине сейчас отмечают дни рождения Маркса, Энгельса, Ленина, победы Парижской коммуны и большевиков в Гражданской войне. Но вернемся к Миллеру.

– Ну нет, – махнула рукой Плевицкая. – Много для него чести. Есть более насущные дела, например, обвинение тебя Федосенко. Не считай это пустяком. К пущенной поручиком сплетне приплетут кучу домысла, лжи, придется оправдываться, а это неприятно. Я не пугаю, а лишь трезво смотрю фактам в лицо.

2

Федосенко был явным неудачником. Офицер-корниловец, он к тридцати годам дослужился лишь до поручика. И не только не был удостоен ни одной награды, но и простой благодарности начальства. Дважды за чрезмерное употребление спиртного сиживал на гарнизонной гауптвахте. Чуть не угодил под военный трибунал за потерю при отступлении из Джанкоя полковой кассы: осталось подозрение, что присвоил немалую сумму. В эмиграции влачил полуголодное существование, порой перебивался с воды на хлеб. Сменил десяток работ и нигде не преуспел, отовсюду был вынужден уйти. Околачивался в Варне, Софии, наконец добрался до Парижа. Дважды был женат и дважды разведен. Влезал в долги и скрывался от кредиторов. Жаловался чуть ли не каждому знакомому на неласковую к нему судьбу. Как-то признался собутыльникам, что из отчаяния, безденежья готов напасть на банк, кредитную контору или ссудную кассу, но не найдет помощника и авто, чтобы улизнуть от полиции. И такой неудачник заявил комиссару полиции, будто оказался свидетелем покушения на генерала Кутепова, запомнил преступников, согласен дать показания.

Федосенко выслушали, заявление занесли в протокол и потребовали изложить все сказанное в письменном виде.

– Это еще зачем? – удивился бывший поручик. – Я все рассказал!

– На суде можете отказаться от показаний, написанное собственноручно будет неоспоримым документом, – объяснили добровольному свидетелю.

Федосенко более часа корпел над заявлением, рвал листы, начинал сначала, в результате показания получились сумбурными, с массой ошибок: то ли Федосенко знал очень мало о пропаже Кутепова, то ли о многом умалчивал, приберегая козыри до суда над Скоблиным, надеясь за доносительство получить изрядное вознаграждение.

Чтобы повысить к себе интерес, подбросил новую сенсацию (от нее у полицейского полезли глаза на лоб), будто знает, кто стоял за спиной П. Горкулова, совершившего покушение на президента Франции.

– Все считают Горкулова монархистом, а он московский чекист. Большевики спланировали убийство вашего президента, чтоб рассорить Францию с русской эмиграцией.

Сенсационное признание стало достоянием вездесущих журналистов скандальной и полицейской хроники, попало во многие газеты, достигло Миллера. Генерал пожелал встретиться с Федосенко и в конце беседы с глазу на глаз стал мрачнее тучи. Приказал собрать членов штаба РОВС и доложил, что если верить поручику, среди похитителей Кутепова был генерал Скоблин.

– Считаю это гнусной ложью, злым наветом на честнейшего, ничем себя не запятнавшего Николая Владимировича. Верю, что подобный вывод сделаете и вы. Тем не менее заявление следует проверить: в любой лжи, как правило, присутствует капля правды. Если такая капля обнаружится в показаниях поручика, мы были и остаемся под контролем чекистов, что равнозначно провалу! Предлагаю провести тщательное следствие собственными силами, без участия французов. Если все окажется ложью, привлечем поручика за злонамеренную клевету к строжайшей ответственности. Прошу высказаться.

Обсуждение заняло немного времени. Члены штаба в один голос заявили, что Скоблин вне подозрений, но чтобы прекратить слухи, поклеп, следует создать комиссию по расследованию доноса.

Скоблин не стал ждать, когда его вызовут для дачи показаний и, пользуясь данной ему властью председателя корниловцев, исключил Федосенко из объединения как интригана.

На Лубянке внимательно читали зарубежную прессу, но об обвинении «Фермера» вначале узнали от руководителя Иностранного отдела ОГПУ Сергея Шпигельгласа, который информировал:

Считаю необходимым провести расследование, кто мог выдать ЕЖ-13, при каких обстоятельствах разглашена гостайна, виновного привлечь к ответственности…

Белоэмигрантская верхушка обсуждает виновность полковника (Скоблин был ошибочно понижен в звании. – Ю. М.), одни считают все ложью, другие верят сообщению…

Шпигельглас предлагал незамедлительно выяснить, от кого Федосенко узнал об истинной роли Скоблина, но в Москве не придали значения случившемуся. Пришлось Скоблину самому выкручиваться из сложнейшего положения.

Николай Владимирович не боялся расследования – репутация его в РОВС была безупречной. И оказался прав: поручику не поверили, следствие прикрыли.

– Все дурно пахнет инсинуацией, желанием врагов внести раскол в наши ряды! – громогласно заявил начальник 1-го отдела РОВС генерал Эрдели. – Невозможно даже подумать, что старейший – не по возрасту, а по сроку службы, заслуженный член нашего Союза занимался грязными делишками, которые зовутся «предательство», пособничал похищению генерала Кутепова!

Все согласились, собрались разойтись, запротестовал лишь Скоблин:

– Настаиваю на суде чести. Именно чести, которая мне дороже жизни. Лишь такой суд может признать мою невиновность.

До суда дело не дошло: узнав о требовании Скоблина, Плевицкая предостерегла мужа:

– Не зарывайся, Коля, не рискуй. Позор, верно, надо смыть, вопрос – как? Суд может глубоко копнуть и докопается до такого, что скрываем.

– Мне нечего опасаться, против меня нет фактов, лишь домысел, пустые слова.

– Я бы поостереглась, не лезла за каштанами в огонь – можешь опалить руки, и не только их.

– Центр настаивал на скорейшей вербовке новых людей, что пытался сделать, к сожалению, имел мало времени для проверки очередной кандидатуры, и случилась ошибка. – Предваряя вопросы, Скоблин рассказал, что встречался и беседовал с глазу на глаз в парке с Федосенко лишь один раз, предложил сотрудничество, обещал хорошо оплачивать работу, но вразумительного ответа не получил.

– В доносе не заикнулся о вербовке, лишь обвинил в похищении, но это голословно.

– Дал аванс?

– Всего сотню франков.

– На купюрах могли остаться отпечатки твоих пальцев.

– Я был в перчатках, – успокоил муж. – Он взял деньги голыми руками, если и были отпечатки, то не мои.

– Поспешил довериться, вначале следовало узнать подноготную этого Федосенко, чем он дышит.

– Поджимало время, показался пригодным для работы. Напрасно все принимаешь близко к сердцу – у меня незыблемый авторитет, боевое прошлое. Если бы Центр напугала поднятая вокруг меня шумиха, нас бы убрали из Парижа, даже Франции, отправили за океан с новыми документами или вывезли в Москву.

– Федосенко будет тебе хорошим уроком, станешь разборчивее в людях.

Проговорили довольно долго. Плевицкая, видя переживания супруга, как могла успокаивала, с трудом скрывая собственное волнение.

– Будем благодарить Бога, что все завершилось благополучно – обвинения сняты, но случившееся урок на будущее.

«Фермер» и «Фермерша» не знали, что на Лубянке с опозданием, но встревожились доносом Федосенко. Терять многоопытного агента, проникшего в штаб РОВС, чекисты не хотели, Скоблину приказали на пару месяцев прекратить всякую связь, уйти в тень и увеличили вознаграждение.

Когда Плевицкая узнала в банке о поступлении на ее счет круглой суммы, поняла, что Москва заботится о ней с мужем, и поспешила поделиться радостью с Николаем Владимировичем:

– Поступление все посчитают гонораром за концертную деятельность. Забудь о страхах, продемонстрируй эмиграции, что плюешь с высокой колокольни на обвинения. Я же стану где только можно утверждать, что это «рука» Москвы, желающая опорочить верного соратника Кутепова. И еще… – Плевицкая нахмурилась, пошевелила губами, мысленно формулируя пришедшую идею: – И еще распущу слух, что ты под прицелом чекистов, враги собираются убрать тебя.

– Поверят ли голословному утверждению?

– Поможем поверить: Лубянка устроит теракт.

– Ложное покушение?

– Именно. Когда узнают, что темные силы пытались рассчитаться с тобой за антисоветскую деятельность, поймут, что непричастен к вербовке спившегося поручика.

3

Покушение на русского генерала, советника Миллера, ближайшего сотрудника Кутепова, всколыхнуло всю белую эмиграцию как в Париже, так и в других государствах. Новость заняла первые страницы газет. В меру таланта репортеры сообщали о нападении на Скоблина с женой:

Покушение на видного русского эмигранта! Неудавшийся теракт в центре Парижа! У Москвы длинные руки! Для советской разведки не существует границ!

Кто следующий после четы Скоблина-Плевицкой?

Более или менее правдивую информацию под заголовком «Несчастный случай с Н. В. Плевицкой и ген. Н. В. Скоблиным» дала 1 марта 1936 года русская газета «Последние новости». Не подписавшийся журналист поведал, что известная всему музыкальному миру певица с супругом, не менее известным деятелем РОВС, стали жертвами автокатастрофы, которую устроили заброшенные в Париж чекисты, к счастью, жизнь пострадавших вне опасности.

Все случилось при возвращении супругов с виллы. Неподалеку от Венсенского зоопарка из-за угла выехал грузовик. Удар в «ситроен» был настолько сильным, что легковую машину с открывающимся верхом почти сплющило. Генерал получил перелом ключицы, лопатки, певица разбила колено, скулу, сорвала на локте кожу. Надежда Васильевна пребывала в шоке: не отвечала на вопросы, взгляд был почти безумным, Николай Владимирович то и дело терял сознание, очнулся лишь в клинике «Мирабо».