Текст книги "Современный Крез"

Автор книги: Юрий Юрьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Юрий Ильич Юрьев
Современный Крез. Дом Ротшильдов и его обитатели

***

Когда речь заходит об очень богатом человеке, о нем обычно говорят: «Богат, как Крез», «Богат, как Ротшильд». Более 2 тысяч лет прошло с тех пор, как умер Крез – царь небольшого государства Лидия в Малой Азии, который прославился в древности несметными сокровищами, награбленными его войсками в греческих торговых городах. Но от богатств Креза осталось ныне одно лишь воспоминание: в 546 году до нашей эры на страну обрушились полчища персидского царя Кира, захватившие столицу Лидии Сарды. Ее былой повелитель печально окончил свои дни в плену.

По-иному сложилась судьба другого богача, чье имя также вошло в поговорки всех стран и народов, – Ротшильда. Вот уже около 200 лет семейство Ротшильдов является одним из самых могущественных оплотов западноевропейского и мирового капитализма. За это время по европейскому континенту не раз прокатывался огненный шквал войн, под сокрушительными ударами революций падали троны королей, рассыпались империи, заново кроились и перекраивались границы государств, а дом Ротшильдов по-прежнему стоял, меняя лишь вывески да перекрашивая потрескавшийся фасад. Более того, он постепенно разрастался, его обитатели становились все более многочисленными, пристройки и флигеля появлялись во все новых и новых странах.

Разумеется, в Западной Европе и, особенно, в Соединенных Штатах есть ныне семьи, значительно более состоятельные, чем Ротшильды. Однако само имя последних успело стать своеобразным символом буржуазного мира, постоянно приспособляющегося к новой обстановке, но сохраняющего неизменным свою эксплуататорскую сущность. Именно поэтому история дома Ротшильдов и его обитателей представляет особый интерес. «История одной семьи – это, в сущности, история целого общества в миниатюре»,– писал автор одной из многочисленных книг о Ротшильдах Жан Бувье.

Под сенью красного щита

...Середина XVIII столетия. Узкие, кривые улочки Франкфурта-на-Майне, одного из крупнейших по тому времени торговых центров на перекрестке дорог Германии и всей Европы. Дома, стиснутые высокими крепостными стенами – укрытием от вражеских набегов,– жмутся один к другому, тянутся ввысь, верхние этажи нависают над нижними, почти соприкасаясь и превращая улицы в темные ущелья.

Прохожие, которые с опаской пробираются по ним, рискуя получить из окна ведро отбросов на голову, пристально вглядываются в деревянные доски, висящие поперек улиц на палках над дверями. В средневековых городах не знали нумерации домов: каждый хозяин вывешивал доску, на которой живописец малевал какую-нибудь символическую фигуру, раскрашенную в яркие цвета,– черного медведя, желтую белку, золотую корону, фиолетового льва, зеленое дерево и т. д. Иной раз в доме побогаче такая эмблема приобретала вид каменной статуэтки, красовавшейся в небольшой нише. Почтовый адрес звучал просто: такому-то, в дом со львом. Нередко случалось, что эти символические изображения становились кличками, прочно прилипавшими к их владельцам и постепенно заменявшими фамилии.

Так произошло и с неким Эльхананом – мелким франкфуртским торговцем, жившим вначале в родительском доме под красной розой, а после женитьбы построившим в 1567 году собственный дом под красным щитом (по-немецки ротес шильд). Хотя потомки Эльханана успели впоследствии перебраться в третий дом – на сей раз под зеленым щитом, прозвище Ротшильд осталось за ними навсегда. В 1744 году в семье Ротшильдов родился основатель Ротшильдовской династии Мейер-Амшель. Отец его умер рано. Мать, оставшаяся с тремя детьми, решила отправить старшего, которому едва минуло 12 лет, на выучку к богатым родственникам – крупным ганноверским купцам Оппенгеймам.

Германия тех времен была одной из самых отсталых стран Европы. Разорванная на десятки самостоятельных королевств, сотни княжеств, графств и рыцарских владений, она была скорее бессильным объектом, чем могущественным действующим лицом в европейской и мировой политике. Цепи феодальных пережитков, сословных ограничений, религиозных пут, таможенных перегородок сковывали, стесняли развитие возникающей капиталистической экономики – промышленности, сельского хозяйства, торговли.

Немецкая буржуазия, политически бесправная и хозяйственно слабая по сравнению с английской или французской, даже не мечтала о революционном ниспровержении феодальных монархий. Большинство ее представителей старались просочиться во все поры и трещины прогнившего здания феодализма, найти себе там теплые местечки и мирно делить с власть имущими плоды грабежа народных масс. В Германии XVIII века процветал не предприниматель-промышленник, а банкир, ссужавший деньги под ростовщические проценты расточительным князьям, обеспечивавший размен чеканенных ими сомнительных монет и получавший за это на откуп налоги, да купец-спекулянт, который умел ловко обходить множество барьеров и рогаток, ввозя в страну чужеземные товары и не брезгуя зачастую при этом услугами контрабандистов. Нередко случалось, что купец оказывался одновременно ростовщиком и менялой, а банкир – торговцем.

Именно такими людьми были ганноверские Оппенгеймы, к которым отправился на выучку молодой Мейер-Амшель Ротшильд. Свою деловую активность он начал в качестве торговца всякого рода антикварными предметами: старинной мебелью, ювелирными изделиями, драгоценностями, монетами и медалями. В почтовом дилижансе, в коляске, в наемной карете странствующий антиквар объезжает мелких, но спесивых государей, которые мечтают во что бы то ни стало затмить пышностью своего двора соседа-сопер-ника. В ожесточенных торгах завязываются прочные связи с аристократической клиентурой и многочисленной армией паразитов, живущих при ней,– управляющих, секретарей, интендантов, поставщиков, чье выгодное положение внушает почтение и зависть скромному приказчику фирмы «Оппенгейм». Он не прочь пойти по такому же пути. И вот в конце 60-х годов XVIII века Ротшильд через посредство страстного коллекционера старинных монет генерала фон Эсторфа впервые сводит знакомство с человеком, которому он будет обязан вскоре своим возвышением,– с наследником престола ландграфа Гессена-Кассельского Вильгельмом.

В 1769 году на длинном подобострастном прошении 26-летнего Ротшильда появляется долгожданное письменное одобрение наследного принца: бывший антиквар превратился отныне в официального торгового агента двора ландграфа, о чем немедленно возвестила горделивая надпись на вывеске его франкфуртской лавки-конторы. Не последнюю роль в этом сыграл доверенный казначей и личный секретарь принца Карл-Фридрих Будерус, который отнюдь не отличался чрезмерной щепетильностью и охотно принимал тайные подношения от благодарных торговцев или банкиров. Теперь можно покинуть Ганновер, предоставить младшим братьям антикварное дело, чтобы целиком отдаться смелым спекулятивным операциям под покровительством благосклонного монарха.

Сиятельный ландграф Гессен-Касселя Вильгельм IX, которым не замедлил стать наследный принц после кончины своего родителя Фридриха II, вошел в историю Германии как одна из самых отталкивающих фигур. Средства, выжатые из задавленных налогами подданных, никак не могли удовлетворить болезненную страсть к золоту, обуревавшую душу этого мелкого властителя, который считался тем не менее одним из богатейших сюзеренов «Священной Римской империи германской нации». Испробовав множество способов легкого обогащения, Вильгельм IX прибег к самому гнусному – торговле людьми, которой давно уже занимались отдельные немецкие князьки. Речь шла о продаже оптом на службу иностранных государств солдат-рекрутов, обязанных проливать свою кровь за интересы новых господ, авансом оплативших сполна их головы.

Главной покупательницей в этой подлой торговле выступала Англия, чьи правители нуждались в наемниках для завоевания новых заморских владений и удержания старых, нередко поднимавшихся с оружием в руках против грабительского господства британской короны. Особенно острой эта потребность стала с 1775 года, когда началась война за независимость североамериканских колоний Англии, ставших впоследствии Соединенными Штатами Америки. Купленные в Германии солдаты плыли через Атлантику, чтобы найти могилу в далекой, чужой стране, а в обмен английское золото потоком лилось в дырявые карманы немецких князьков.

Лондон старался расплачиваться с поставщиками пушечного мяса не наличными деньгами, а векселями и облигациями британского казначейства, которые рано или поздно возвращались к нему от покупателей английских товаров: тем самым казна получала известную отсрочку платежа, кредит, а британская торговля расширяла свои рынки на континенте. Но ценные бумаги при переходе из рук в руки требовал и «учета», то есть подписи подтверждавшего их банкира, который взимал каждый раз за это определенное вознаграждение («учетную ставку»). Сосредоточив в своих руках значительную массу британских обязательств, уплаченных Вильгельму IX, и получив возможность обойтись без посредничества других банков, Мейер-Амшель Ротшильд приобрел верный источник прибыли. Он не только прикарманивал отныне солидный банковский процент, но и приумножал его путем торговых операций – скупки на вырученные в Англии деньги британских тканей, колониальных товаров (кофе, табака, чая, вин) и сбыта их в Германии. Так были заложены первые камни в фундамент дома Ротшильдов.

В бурях наполеоновских войн

Торговля наемниками явилась всего лишь скромным, но многообещающим дебютом фирмы, чья эмблема – красный щит – с самого начала оказалась запятнанной кровью. В конце XVIII столетия Европа вплотную подошла к эпохе величайших потрясений и бурь, открытой Великой французской буржуазной революцией 1789 года. Ротшильды никак не могли остаться при этом в стороне. «Прибыли от войны, полученные в те времена, представляют собой подлинную исходную точку огромного состояния, нажитого впоследствии домом Ротшильдов», – писал биограф семьи граф Цезарь Корти.

Самое парадоксальное в истории дома в этот период и вплоть до середины XIX века заключается в том, что Ротшильды, по праву считавшиеся оплотом европейского капитализма, очутились по одну сторону баррикады со злейшими врагами буржуазной революции, ее титулованными душителями – реакционнейшими феодальными монархиями Европы, чьи венценосные самодержцы откровенно презирали и третировали выходцев из франкфуртских меняльных контор, несмотря на все их богатство.

Но так ли это удивительно, как кажется с первого взгляда? Ведь в те годы Ротшильды были неразрывно спаяны деловыми интересами, традициями и методами обогащения с разлагавшейся феодально-абсолютистской системой Германии, далеко не вышедшей еще из мрака средневековья. Более того, крупная европейская буржуазия уже тогда начала опасаться, как бы победный клич «Марсельезы» и «Карманьолы» в устах парижских санкюлотов не стал началом новой, гораздо более грозной революционной волны, которая сокрушит привилегии не только рождения, но и богатства. Страх перед восставшей «чернью» толкал буржуа в объятия их вчерашних врагов из числа земельной аристократии и духовенства. Недаром главным вдохновителем всех коалиций и мятежей, грозивших революционной Франции, стала архибуржуазная Англия, предпочитавшая, правда, воевать с французами до последнего немецкого солдата и ограничивавшаяся финансово-политической поддержкой Австрии, Пруссии, царской России.

Армии, которые двигались из одного конца Европы в другой, должны были быть одеты, обуты, вооружены. Те, кому доставались заказы на военные поставки, приобретали неслыханный дотоле источник легкой наживы. И Ротшильды, которые уже имели в этой области солидный опыт, не заставили себя ждать, тем более что через их руки по-прежнему проходили операции по торговле наемниками. В 1793 году Вильгельм IX продал Англии 9 тысяч человек, разумеется, при деятельном посредничестве Ротшильда.

Рост цен на опустошенном войной европейском континенте, нехватка товаров, военные поставки играли на руку и торговой деятельности дома Ротшильдов. Роль Франкфурта-на-Майне как одного из главных перевалочных пунктов между Англией и Германией – тылом всех антифранцузских коалиций– резко возросла в результате разгрома старинных прибрежных портов (Амстердама, Роттердама, Антверпена).

Капитал 5 5-летнего Мейера-Амшеля оценивался в 1800 году в миллион флоринов. Его обладатель успел добиться к этому времени звания торгового агента не только ландграфа Гессен-Касселя, но и императорского двора в Вене благодаря удачному посредничеству между Вильгельмом IX и императором Францем.

Тем не менее вплоть до начала XIX века Ротшильды оставались всего лишь рядовыми представителями бесчисленной своры спекулянтов – французов, немцев, итальянцев, англичан, обиравших по мере возможности все воюющие стороны. Все эти удачи выглядят жалкими крохами по сравнению с золотым дождем, хлынувшим на дом Ротшильдов в эпоху наполеоновских войн, которые явились поворотным пунктом в истории превращения семьи сомнительных банкиров – коммерсантов средней руки из Франкфурта-на-Майне в заправил крупнейшего международного центра финансового могущества.

Новая эпоха в истории Европы, открытая переворотом 18 брюмера (9 ноября) 1799 года, затем превращением Франции в 1804 году в империю Наполеона I, началась для Ротшильдов крайне неблагоприятно. Французские войска оккупировали Рейнскую область, создав там сначала марионеточную конфедерацию, а впоследствии Вестфальское королевство, во главе которого Наполеон поставил своего брата – Жерома Бонапарта. Преследуемый французами, ландграф Вильгельм IX тайно бежал в Прагу; его доверенный наперсник, давний покровитель Мейера-Амшеля Ротшильда, Будерус вынужден был скрываться от глаз бдительных агентов французской полиции, не забывших связей гессен-кассельского двора со смертельным врагом наполеоновской Франции – Великобританией.

Слежка была установлена и за представителями фирмы Ротшильдов: ведь один из пятерых сыновей Мейера-Амшеля, Натан, давно уже был отправлен отцом в Англию для наблюдения за операциями с ценными бумагами британского казначейства. Над Мейером-Амшелем начали сгущаться тучи. Его обвиняли в финансировании антифранцузских заговоров, в сокрытии сокровищ бежавшего ландграфа, в подозрительных связях с англичанами...

Однако тучи не замедлили рассеяться, хотя действительные провинности Ротшильдов перед императором французов были еще серьезнее, чем предъявленные им обвинения. Надежным громоотводом послужил презренный металл: за солидные взятки епископ Майнца и принц-прелат Франкфурта Дальберг, являвшийся наместником Наполеона в Рейнской области, благосклонно взирал сквозь пальцы на подозрительную деятельность семейства Ротшильдов. А между тем деятельность эта начинала приобретать невиданные прежде масштабы.

27 октября 1806 года Наполеон издает в оккупированном Берлине свой знаменитый декрет о введении континентальной блокады. Отныне под страхом сурового наказания строжайше воспрещалось ввозить на европейский континент какие-либо товары британского производства. Эта драконовская мера призвана была задушить опасных конкурентов французских промышленников за Ла-Маншем, поставить на колени коварный Альбион, недосягаемый для французов после победы британского флота при Трафальгаре, превратить всю Европу в торговую вотчину Франции.

Однако Бонапарт, великий полководец и государственный деятель, не смог предвидеть, что его армии, захватившие все европейское побережье – от Балтики до Испании, оказались не в силах держать под постоянным присмотром каждую мелкую бухту, залив, скалу, где под покровом глубокой ночи высаживались шайки контрабандистов. Тысячи тюков добротной английской мануфактуры, ящиков с кофе, чаем, пряностями, красителями тайными путями переправлялись в склады немецких или итальянских торговцев.

Французская полиция свирепствует. Во время повальных обысков во Франкфурте-на-Майне в октябре 1810 года арестованы 234 коммерсанта, на складах которых обнаружены контрабандные английские товары. Последние были публично сожжены на улицах города. Среди арестованных фигурировал и Мейер-Амшель Ротшильд. Но, как это уже не раз случалось в прошлом, ему удалось выйти сухим из воды и отделаться лишь штрафом благодаря высокому покровительству епископа Дальберга.

Между тем сын Мейера-Амшеля Натан, направленный отцом в Англию, не терял времени даром. У него на руках скопились значительные суммы в обязательствах британского казначейства, принадлежавшие ландграфу Гессену-Кассельскому Вильгельму IX. Задерживая под разными предлогами их перевод владельцу, молодой Ротшильд не без выгоды вкладывал чужие деньги в различные доходные предприятия (прежде всего в контрабандную торговлю с континентом, где его партнерами оказывались остальные члены семьи). Крупнейшей статьей дохода расторопного семейства явилась в этот период спекуляция золотом.

Континентальная блокада Наполеона, несмотря на успехи контрабанды, все же наносила английской торговле чувствительный ущерб. Вывоз товаров из Англии сократился, выручка от их сбыта перестала покрывать расходы по ввозу в страну сырья, продовольствия. Разницу приходилось оплачивать золотом. А это не только угрожало устойчивости кредитно-денежного механизма Великобритании, но и ставило под угрозу финансирование британским правительством армий, сражавшихся против империи Бонапарта. Особенно остро нуждался в звонкой монете английский генерал Веллингтон, посланный лондонским правительством в Испанию, которая полыхала огнем партизанской войны против французских войск.

Учитывая сложившуюся ситуацию и будучи представленными в обоих враждующих лагерях, Ротшильды наживались как на Наполеоне, так и на Веллингтоне. Натан в Лондоне скупал крупные партии английских золотых монет (гиней) и тайно переправлял их во Францию. Французские власти считали это для себя выгодным, поскольку утечка золота из Англии как будто должна была усилить финансовые затруднения коварного Альбиона. Однако если бы они знали дальнейшую судьбу этого золота, то отнеслись бы к подобным операциям иначе.

Дело в том, что английские гинеи, проданные парижским банкам, превращались братьями Натана Карлом и Джеймсом в денежные обязательства (векселя), выданные на испанские банки. Эти векселя тайком провозились шайками контрабандистов через Пиренеи в Испанию, где они попадали в руки Веллингтона, получавшего тем самым возможность успешно продолжать военные действия против французов. В то же время выпущенные самим Веллингтоном в Испании бумажные деньги скупались за бесценок агентами Ротшильдов и переправлялись в Лондон Натану, который разменивал их на полновесные золотые гинеи и снова пускал в оборот. Разумеется, на каждом этапе этого оборота в руках у Ротшильдов оставался солидный куш.

Венцом спекулятивной эпопеи Ротшильдов в период наполеоновских войн явился пресловутый «биржевой удар» в связи с битвой при Ватерлоо. Наполеон, вернувшийся с острова Эльбы и вновь ставший во главе Франции, дал в июне 1815 года свое последнее великое сражение, которое закончилось полным разгромом французов. Вся Европа, затаив дыхание, ждала известия об исходе битвы, от которой зависела судьба целых государств и народов. Спекулянты-биржевики ожидали его не менее напряженно, чем государственные деятели, полководцы и дипломаты: в случае победы Бонапарта кредитные обязательства его противников, стран – участниц очередной анти-французской коалиции, немедленно обесценивались. Напротив, в случае победы коалиционных войск курс этих ценных бумаг на европейских биржах должен был резко взлететь вверх.

Новости в те годы ползли медленно. Но семья Ротшильдов давно успела оценить всю важность своевременной деловой и политической информации для торговца или банкира, а тем более для них, чьи интересы охватывали одновременно несколько стран. Поэтому в бурные, трудные и опасные времена, когда конъюнктура менялась с каждой минутой, дороги были неспокойны, а официальная почта ненадежна, Ротшильды создали собственную, частную почту. В каретах, с нарочными, с почтовыми голубями, на специальных судах отец и сыновья, разбросанные по столицам Европы, разделенные нередко линиями фронтов, могли посылать друг другу срочные шифрованные послания, помогавшие выработать наиболее выгодную общую линию поведения.

Именно эта сеть тайной связи помогла Натану Ротшильду заполучить первым в Англии бесценный номер голландской газеты, сообщавшей о поражении Наполеона при Ватерлоо. Газету провез через бушевавший Ла-Манш на рыбачьем суденышке некий Ротворт. Явившись немедленно на биржу, Натан успел скупить на огромную сумму облигации британского государства (ренту), которые несколькими часами спустя стоили вдвое дороже.